Feel the thunder

Игорь зевает сонно, но упорно вглядывается вниз, в темноту ночного двора. Отец обещал, что сегодня ночью вернётся на ночь. Обещал, что поздравит с днём рождения самым первым. А у него, между прочим, юбилей – пять лет! Так дядя Федя сказал.  Потому Игорь шевелит заледеневшими пальчиками на ногах, но с холодного подоконника не слезает. И ждёт.  Слышатся лёгкие шаги – Игорю и оборачиваться не нужно, чтобы знать, что это тётя Лена. Она только вот так ходит – почти летает, словно фея из сказки.  Щёлкает выключатель, включается тусклая лампочка на потолке, и тёть Лена ахает, подходя к Игорю ближе.  — Испугал! — качает головой она и треплет чужие встрёпанные кудряшки. – Сидишь тут, полуночничаешь.  — Тётечка Леночка, можно я ещё немножко посижу? Пожалуйста, — просит Игорь, не отводя глаз от улицы.  — Папку ждёшь? — спрашивает тётя Лена проницательно, поглаживая Игоря по голове. — Ну хорошо. Давай только чаю попьём, Игореш? С блинчиками, с вареньем.  Сокровенное “блинчики с вареньем” всё же заставляет Игоря отвернуться от окна.  Пожалуй, поскучать по отцу он может и за столом. С чаем, блинчиками и в вязаных носках.

***

Подбитый глаз болит, но душа Игоря ноет сильнее. Он за Наташку вступился, по лицу получил, а она что? Дураком его назвала! При всей школе! Странные эти девчонки.  Директриса родителей за драку в школу вызвала, и его, и Никитоса из параллельного класса. За Некитом, правда, уже давно мать пришла – выволокла его за ухо из кабинета, Игорю даже стало его жалко, даром, что он придурок избалованный.  Отец его, конечно, тоже по голове не погладит за драку, но хоть позорить не будет…  Если, конечно, они его сегодня вообще дождутся. У него смена.  Впрочем, как и каждый день.  В дверь коротко стучат, и Игорь уже готовится получать от отца форменный строгий взгляд и коронное “Дома поговорим”, когда в кабинет протискивается дядя Федя.  — Вы отец? — строго спрашивает директриса.  Она б и не узнала, если бы дядь Федя подтвердил – отца в этой школе видели только раз, когда он его в первый класс записывал, на собрания всегда ходила тётя Лена. Но дядь Феде врать не позволяет совесть.  — Отец на работе, сами понимаете, служба, — объясняет он, улыбаясь своей этой добродушной улыбкой – и сразу этим топит чужую строгость. — Но я Игорьку дядя. Вы мне всё рассказать можете, не переживайте, я передам.  Слушая краем уха, как Варвара Пална распекает его на все лады, Игорь с какой-то злостью думает, что лучше б дядя Федя его отцом и был.  И тут же за эти мысли сам себя стыдит, конечно.  Он отца любит, правда. А вот его работу…  — Ты на отца не злись, Игорёк, — треплет его по плечу дядя Федя, когда они, уже выйдя из школы, сидят на лавочке и уминают пирожки с яблоком – вкусные, но хуже тёть Лениных, конечно же. — У него ж, сам понимаешь…  — Работа… — вздыхают они в унисон.  Но работа же не может быть важнее... него? Игорь откусывает пирожок, смотрит куда-то в землю заплывшим глазом. Рука дяди Феди остаётся на его плече – мягкая, но уверенная.  Игорь думает о том, что лучше б отец его вот так же как Никитоса за шкирку из кабинета тащил. Но был рядом. 

***

В участке накурено и душно. Игорь сидит здесь, за отцовским столом, кажется, уже третий час – домашку делает. Отец обещал помочь с физикой, но, как обычно, умчался куда-то с табельным наперевес.  Игорю скучно, все тетрадные поля давно разрисованы неоновым маркером, у Игнатика выторгованным.  А отца всё нет, и без него не уйти – кто ж его из участка выпустит.  — О, м-м-мелкоГром, — слышится знакомый насмешливый голос, и Игорь без энтузиазма поднимает взгляд, глядя, как дядь Юра расхлябанной походкой подваливает к отцовскому столу. — Чего смурной такой, а? Один в один папаня! — Настроения нет, — ворчит Игорь, вновь опуская взгляд в тетрадь.  — Над физикой киснешь? — сразу замечает Юра. — А у меня по ней п-пятёрка была в школе! Голос у него до противного жизнерадостный. Ну да, он же в этом участке не тухнет, а работает.  — Так может поможете, раз умный такой? — огрызается Игорь.  — И п-п-помогу! — отвечает тут же дядя Юра.  Игорь слышит противный скрип стола о деревянные доски пола, чувствует, как тёплое плечо прижимается к его собственному, а носа касается запах сигарет – не тех, что курит отец, от которых голова болит, а каких-то более… выпендрёжных, что ли.  Как весь дядя Юра.  — Держи, малой, заточи, пока батя не видит, — подмигивает дядя Юра, подсовывая Игорю под ладонь контрабандный батончик “Марса”. И тянет на себя тетрадь. По тому, как он хмурится, Игорь сразу понимает – про пятёрку тот если не наврал, то слегка приукрасил.  Уголок губ слегка дёргается в улыбке. И грусть по отцу слегка отпускает. 

***

Игорь стоит на похоронах отца.  Со всех сторон хлещет дождь, и наплевать ему на зонты, плащи, плевать на то, что могильщики ругаются сквозь зубы, опуская гроб в чавкающую землю.  Игоря тошнит от этих звуков – кажется, что земля отца поглощает, сожрать пытается. Он рвётся было вперёд, с губ рвётся задушенный всхлип, но его удерживает Игнат. Его маленькая потная ладошка впивается в ладонь Игоря. Бустер шепчет что-то на ухо Игорю – слов не разобрать, одни интонации, подбадривающие, такие, словно Игнат сам вот-вот разрыдается.  Слёз на лице Игоря он не замечает – или решает не замечать.  Это всё дождь.  Всё дождь. 

***

Игорь по отцу тоскует ужасно – так, что хоть вой. Сны с ним приходят нечасто, но каждый раз Игорь говорит с ним, говорит-говорит.  О том, что он им гордился. О том, что хотел быть на него похожим.  О том, что ему его порой не хватало ужасно.  О том, что он, Игорь, знает – отец старался как мог, но... Но. Всегда это "но". “Я ужасно по тебе скучаю.” Во сне каждый раз Игорю на плечо ложится отцовская рука – мозолистая, крепкая. Ощущается она правильно и тяжело, будто вживую. Игорь тянется к ней своей рукой – кажется, что вот вот коснется, сожмет крепко. Никогда не отпустит. Игорь накрывает своей ладонью руку отца и просыпается.