Правила взаимопонимания

><> <><

Последний день в университете казался настолько долгим, что путь до вершины горы Фудзияма был скорее одной третью всего пути, которое предстояло пройти Сугуру в течение дня, чем многочасовым путешествием, полное перепадов давления и температуры. Кстати о перепадах давления, Сугуру отчетливо чувствовал, как оно периодически подскакивало во время выступления с презентацией. Его окоченевший от ожидания провала мозг не давал и шанса позитивным мыслям прорваться сквозь эту преграду. И только вспоминая, как усердно всю ночь они с Сатору трудились, угробив режим сна, прикончив пять кружек кофе на каждого и исписав все чистые листы для плана презентации, он испытал надежду на победу. Мизерную, но надежду. — Эй, опять куришь? — длинные пальцы, тонкие, идеально белые, вцепились в плинтус стенки. Сатору выглянул на балкон белоснежной макушкой и сонными глазами. Он выглядел так, что Сугуру вспомнил, что тот тоже был обычным человеком, который уставал и которому также требовался отдых. Сугуру повернулся на источник шума и кивнул. — От стресса. Волнуюсь. — Не о чем волноваться! Мы ж почти закончили, — он поравнялся с ним. Прохладный ночной ветер дул в лицо. За приоткрытым окном был слышен лязг рельсов о поезд, скрипучий, словно мел по доске, но таинственный и слегка пугающий. Сатору незаметно дернулся. Но, вообще-то, Сугуру заметил. — Презентация готовая, осталось вопросы накидать и можно поспать пару часов. — Не знаю, что бы я делал без тебя, — честно сознался он, и эта честность обескуражила Сатору. Он молча пробежался глазами по своим рукам, возможно, осознавая для себя нечто новое, а затем улыбнулся, изнуренно, но довольно. — Скорее всего, сидел бы на кровати и страдал как школьница в пубертате, — Сугуру уже пожалел, что похвалил его. — Шучу. Думаю, ты бы взял себя в руки и сделал бы ничуть не хуже. — Ты так веришь в меня, как даже я в себя не верю. — Со стороны всегда виднее, на что способен человек, — Сатору кокетливо толкнул его бедром в сторону и быстро выбежал с балкона обратно. — Докуривай быстрее! Добьем эту хрень быстрее, чем она добьет нас! Сугуру усмехнулся вслух, смял тлеющую сигарету о стеклянную пепельницу и ушел к Сатору. Он смертельно устал, но это чувство перекрывало нечто новое, к чему он, пожалуй, никогда не привыкнет. Надежда и вера в лучшее. Сатору олицетворял даже такие абстрактные вещи своими ясным ликом. Сугуру долго копался ключом в дверной скважине в попытке вставить его нужной стороной и повернуть достаточно аккуратно, чтобы не снести хлипкую конструкцию. Им нужно смазать дверь, это уж точно. Стоило ему переступить порог квартиры, как Сатору уже был перед его лицом, с мокрой головой и в черной майке, которая казалась ему велика, только вот Сугуру не припомнил, чтобы у Сатору были такие вещи в гардеробе. — Это что, моя майка? — Бля, я думал, ты не узнаешь ее, — Сатору сделал невинный взгляд, а затем прижался спиной к стене. — Это сейчас неважно! Как презентация? Выглядишь дерьмово. Неужели не получилось?.. — Сатору нахмурился. Наверняка в его голове уже был продуман приблизительный сценарий, по которому развивались события сегодняшнего дня у Сугуру. На это он мог только подыграть. Сугуру из привычного спокойного выражения лица слегка нахмурился и сжал губы в тонкую линию, затем опустил взгляд темных глаз и удрученно кивнул. — К-Как же так? Мы же так старались… все было идеально. Да этот препод просто ублюдок! Ни черта не смыслит в… — Сатору. — А? — Я сдал. — А… — он озадаченно почесал затылок. Печально на его лице перешла в недоумение, а после во внезапное озарение: он вскинул брови и захлопал глазами. — Так ты обманул меня? — Не обманул, а подшутил. — И от кого ты такого понабрался? — От тебя, вообще-то, — Сугуру усмехнулся, а Сатору заливисто рассмеялся в ответ. Его смех был лучшим подарком и стимулом для пережитых трудностей. — Да плевать! Я так рад, что ты сдал! — Сатору высоко подпрыгнул, а затем кинулся в объятия Сугуру. Он крепко прижался к нему, забыв о личном пространстве, долговязыми руками обвил за шею и стиснул в объятиях. — Я знал, что мы справимся! Ощутив тепло его тела, в ушах у Сугуру возник белый шум. Перепад давления вернулся в троекратном размере. От Сатору пахло теплой водой, химозным клубничным шампунем для волос и мятной зубной пастой. Сугуру хотел обнять его в ответ, прижать к себе крепче, чем это сделал сам Сатору и чем он вообще мог себе позволить. А мог ли? Да, он сказал себе, что не будет отступать, но работающие мозги всегда предавали сомнению каждое его действие. Любовь никогда не была в ладах с логикой. И в неумении пользоваться и распоряжаться этим правильно была его главная ошибка. К черту. Он уже брал его за руку однажды, лежал у него на плече. Объятия казались вещью куда более интимной, нежели все остальное, что было между ними до этого. Площадь тела Сатору, к которой он он прикоснуться, значительно увеличилась. Это не просто рука с мягкими подушечками пальцев или растрепанная копна поля из подснежников, это его спина, позвонки под майкой которой он чувствовал и старался запомнить как в последний раз. Его плечи широкие из-за роста, его шея длинная, но тонкая, кожа горячая от недавно принятого душа. Даже высокий Сугуру чувствовал себя игрушечным солдатиком в руках этого большого ребенка. Сугуру шумно вдохнул носом его запах, заставляя предплечье Сатору покрыться гусиной кожей. Тот не издал ни звука, но по телу видно, как это выбило его из колеи. Он не знал, что тот успел себе надумать, но его мысли явно были далеко за пределами фантазий. Одна рука легла на лопатку, вторая — на поясницу. Сначала невесомо и ненавязчиво, затем, когда Сатору весь съежился в его прикосновениях, он прижал его к себе крепче безо всяких сомнений. Рука, лежавшая на лопатке, зарылась пальцами в волосы на затылке, отчего Сатору шумно выдохнул и, кажется, немного покраснел. Сугуру не хотел его отпускать, понимая, как выглядел этот жест с его стороны. Наверное, слишком двусмысленно, а точнее смысл тут был всего один. Сатору не был идиотом и, если это желание взаимно, он все поймет. Он все сделает правильно. Дверь за спиной Сугуру резко захлопнулась, отчего они оба вздрогнули. Сатору как укушенный отринул от Сугуру и сжал руки в кулаки, разминая пальцы, затем поджал губы и пространно добавил: — Сквозняк, видимо. — Да… — Сугуру шумно сглотнул, застенчиво обернулся на дверь, после чего закрыл ее на замок. К этому моменту Сатору уже покинул коридор. И только тогда Сугуру смог окончательно выдохнуть.

><> <><

— Сатору! — донеслось из соседней комнаты. Сугуру отчаянно одной рукой пытался застегнуть пуговицы рубашки, а второй причесаться. Одногруппники слишком внезапно позвали его встретиться, а Сугуру сегодня с трудом переставлял ноги, что уж говорить о действиях, требующих ловкости и быстроты. На все про все у него оставалось меньше десяти минут. И чем быстрее он выйдет, тем лучше. — Сатору-у-у! А Сатору все не отзывался, зато из его комнаты слышно раздражающее до предела клики по клавишам. Он раздраженно цокнул языком и, наконец, застегнув рубашку, распахнул дверь в комнату соседа. Тот сидел в наушниках и играл в osu. Пожалуй, из всех игр, в которые Сатору довелось играть, эта проявлялась на ментальном спокойствии Сугуру ярче всего. Однажды они даже поругались из-за того, что постоянные клацанье клавиатуры не давало ему сосредоточиться на учебе, на домашних обязанностях. В общем-то, оно мешало буквально всему. И эта ссора была одной из немногих, когда после выяснения отношений и получения недоуменно-невинного лица Сатору в свой адрес, хотелось всыпать ему по первое число. Он больше месяца не слышал эти агрессивные нажатия и, наверное, если бы он мог выбрать игру, в которую Сатору запрещено играть, то osu попала бы на первое место. Сугуру бесцеремонно ворвался в его комнату, хотя для обоих это стало уже привычным делом — приходить в комнату друг друга без лишних разрешений. Хорошая привычка, она их сблизила так, как ничто другое, на что Сугуру мог бы повлиять инициативностью. Наконец-то наступил тот период в их соседской жизни, когда принюхивание друг к другу кончилась. Теперь началась притирка. По крайней мере, Сугуру находил забавным думать об этом в своей голове в таком метафорическом ключе, но каждый раз одергивал себя за вульгарность развития мысли. Точно от Сатору нахватался. Ежесекундное клацанье стало громче, когда Сугуру оказался в его комнате. Он сдвинул брови и положил руку ему на плечо, отчего Сатору тут же поставил игру на паузу и, сняв наушники, обернулся. — Сугуру? — он откинулся на спинке стула назад. Белоснежные волосы свисали вниз, а голубые глаза тепло смотрели на него. Сугуру не мог этого себе напридумывать. Он так отчетливо видел это и хотел верить, что это не плод воображения, не грезы, которые из сна перенеслись в реальность, а правда. Иначе как объяснить все то, что делал Сатору по отношению к нему? — Ты куда-то уходишь? — он окинул его заинтересованным взглядом. — Одногруппники позвали отметить сдачу, — услышав это, лучезарное лицо постепенно поникло. Сугуру почесал затылок и добавил. — Я там запустил стирку. Как закончится, развесь, пожалуйста, белье. — А, так ты… к друзьям, да? Я подумал, мы проведем время вместе, — Сатору сел прямо и опустил взгляд. — Мы проведем. У нас все каникулы впереди, — Сугуру, чуть помедлив, осторожно положил руку ему на плечо и сжал. — Да и не могу назвать их друзьями. Скорее просто знакомые. — Да-да, ты прав. Просто… — минутная серость перетекла в радость. Но на этот раз Сугуру отчетливо ощущал, как в ней отдавало фальшью. Он нервно прикусил губу изнутри, не понимая природы этих эмоций. — Неважно. Главное, чтобы ты отдохнул и повеселился. Ты это заслужил. А я тут побуду, — он театрально громко рассмеялся. Сугуру недоверчиво кивнул ему и пошел к коридору, но вдруг развернулся к нему лицом, чтобы кое-что сказать, но Сатору опередил его: — Да, знаю, ты волнуешься о стирке. Не парься, точно не забуду. Поставлю себе будильник. Так что иди спокойно, — он отмахнулся и вернул свое внимание к игре. Сугуру растерянно опустил взгляд в пол и почесал макушку, понимая, что у него нет ни единой зацепки о том, на каких эмоциональных качелях они сейчас прокатились. И стирка его волновала в этой ситуации меньше всего. Он надел тканевые кеды и поспешил на встречу с одногруппниками. Желание идти появилось там только из-за присутствия Утахиме, Мэй Мэй и Ино. И все же он многого не знал о Сатору. Например, о его кругозоре. В этой голове скрывалось много знаний, теоретических и практических, которые у них не было шанса обсудить. В этой голове происходило куда больше процессов, чем он это проявлял внешне, но Сугуру и половины пока не понимал. Только ему казалось ясным истоки его поведения, как гордый и уверенный в себе Сатору Годзе раскрывает себя с новой стороны. А может, это было всегда, просто Сугуру соизволил заметить это лишь сейчас? Он пил и пил. Никогда не относился к алкоголю плохо или хорошо. Сохранял нейтралитет, но предпочитал контролировать дозу. Только вот в мыслях об этом он провел почти весь вечер, завуалированно советовался с одногруппниками и своими приятелями о существующей в его жизни подруге, с которой у них сложилась подобная ситуация, но было много переменных, которые Сугуру не мог выложить на стол перед другими даже в искаженном и подмененном виде. — Звучит как самая раздражающая персона в мире, — Утахиме залпом опрокинула кружку пива, фыркая от того, как вкус спирт разгонялся по всему телу, а затем покосилась в сторону Мэй Мэй, которая с холодной улыбкой осушила сет травяных настоек. И только Ино, поглядывающий в сторону девушек за соседним столом с третьего курса, грустно пил безалкогольное пиво, потому что завтра ему нужно было на подработку. — Будет тебе, Химе-Химе, — Мэй склонила голову в бок. — Разве ты не считаешь, что оптимистичные люди довольно привлекательны? — Гето говорит о ней так, что даже мне кажется это навязчивостью нежели оптимизмом. — Да перестань ты! Это же не навязчивость, это самая что ни на есть любовь! — вторгся Ино, ударив кулаком по столу, чем привлек внимание соседних столиков. — Сами подумайте, она заботливая, — он стал поочередно загибать пальцы, — проявляет физический контакт, и самое главное — ведет себя с Сугуру не так, как обычно! Это же, черт возьми, бинго! Мечтаю о такой девушке. Сугуру удивленно выпучил глаза, хотя взгляд уже давно был затуманен, но от этих слов в мыслях немного прояснилось. Все и без того было как на ладони, прозрачно и четко ясно, но только подтверждение слов со стороны дало ему понять, что следующий шаг они могли сделать уже давным давно. — Ну и что! Любовь тоже может быть навязчивой, — Утахиме громко ударила ладонью по столу в ответ на слова Ино. — Вы оба забыли, что в конце концов Гето-кун решает, что с этими чувствами делать, — Мэй Мэй закатила глаза, на что Сугуру облегченно усмехнулся. — Спасибо. Ты права. — Так что ты думаешь о ней? — она прищурилась по-хитрому, будто лиса, и улыбнулась так, словно видела его насквозь, пока Утахиме и Ино о чем-то спорили на заднем фоне. Говорить о своих чувствах стыдно, в некотором роде табу, любить парня запрещено всеми моральными нормами, к которым привык японец, а любить Сатору противоречило природе и логике Сугуру. Он долгое время смотрел на стол, бокал на котором размывался гуашью. Его голова плохо соображала, но чувства рвали его наизнанку. Невозможность рассказать об этом никому стала самым ужасным проклятием. Как здорово было бы, забудь он сегодняшний разговор. Он всегда забывал. Так, может, и сейчас забудет? Сугуру закрыл глаза, представляя его лицо, и, может, под воздействием алкоголя, но он думал о том, что не встречал никого красивее него. И, возможно, только возможно, ему действительно было нужнее находиться рядом с ним, чем здесь, и напиваться, чтобы заглушить свои сомнения. — Она… невероятная. Никогда не встречал таких людей. Такой энергичный и раздражающий человек, но, кажется, что больше я не смогу прожить без этой энергии, — он склонил голову вбок, чувствуя, как алкоголь отдает в ноги, а его бессознательное выходит наружу. А пока возвращался домой, то прокручивал в голове воспоминания, в которых Сатору вел себя неестественно. Каждое было связано с тем, как он реагировал на тему дружбы. Дергался, нервничал, улыбался натянуто в попытке перехитрить, обмануть, но скорее обманывал себя, чем остальных. Но зачем? От чего он так тщательно пытался спрятаться? Сатору был солнцем, таким ярким, порой ослепительным, возникающий в ненужный момент, как если бы солнце взошло ночью, перекрывая тусклую Луну. В нем не было этого равновесия, эмоции всегда с большим перевесом превалировали. Еще он неустанно вспоминал взгляд Мэй Мэй, будто все то, что он ей рассказал, анализировалось куда глубже. Может, она даже обо всем догадалась, ведь общалась с Секо, а может, ей подсказала ее развитая женская интуиция. Но Сугуру под взглядом ее глаз чувствовал себя как открытая книга. Неприятно было осознавать, что являлся объектом чьего-то беспрестанного анализа. К счастью, Мэй Мэй сидела молчком, даже если у нее и появились некоторые мысли на этот счет. Руки слегка дрожали, когда пытались засунуть ключ в замочную скважину. Он долго копошился с замком, но услышал, как дверь по ту сторону сама стала открываться. Его встретил Сатору, заспанный и невероятно милый. Такое инфантильное и до жути нежное слово, что Сугуру постеснялся бы посвятить его даже самой привлекательной девушке университета, но пьяный мозг выдавал только это. Сугуру хотел бы его поцеловать, но даже будучи далеким от трезвости, сила воли у него была стальной, хоть и постепенно сдавала позиции. Сугуру вытер со лба пот, который усилился стократно, стоило его глазам поймать растерянный взгляд синих глаз. Они казались куда темнее обычного, выражали скорее беспокойство, нежели задорную веселость, которую в себе сочетал Сатору. Он сделал шаг назад, пропуская его в прихожую, после чего стал мельтешить взглядом. Сугуру это напряжение нутром чуял. — Ты как? Тебе не плохо? — его взгляд бегал от лица Сугуру до стен и потолка. Он, по всей видимости, раньше не имел дел с пьяным друзьями, оттого и держался особняком, сдержанно и осторожно, будто ожидая ножа в спину. Сугуру еле-еле закрыл за собой дверь и стал снимать обувь придерживаясь рукой за стену. Он мотнул головой и мягко ему улыбнулся, обнадеживающе. Он, может, и пьяный, но не животное, не терял контроль и не вел себя неадекватно. От алкогольного опьянения оставалась лишь сонливость и замедленность реакции, но не более того. — Не волнуйся, Сатору, можешь идти спать. — Тебе точно не нужна ни с чем помощь? — Помощь? Например? — Сугуру задумчиво изогнул брови. — Эм… Не знаю, если честно. Подумал, что я должен это сказать. Я не тусовался с пьяными. — Что ж, все когда-то бывает впервые. Ты спал? — Да, я уснул, пока ждал тебя. Ты так долго и громко пытался открыть дверь, что разбудил меня. — Прости-прости. Я не хотел, — он сделал шаг ближе к Сатору, который изобразил наигранную обиду, скрестив руки на груди. Его руки действовали быстрее здравого смысла, поддавшись мимолетному желанию: пальцы небрежно прошлись по спутанным от лежания на подушке белоснежным локонам. Сугуру точно почувствовал, как Сатору вздрогнул, но вопреки этому прошелся по макушке с теплой, вольной улыбкой. И тут до него дошло сказанное ранее. — Погоди. Ты ждал меня? Сатору замолк и резко сделал шаг назад, прошмыгнув из-под его ладони. Он ретировался на кухню, громко топая ногами. Наверное, чтобы заглушить и свои чувства тоже. Сугуру зашел за ним, но крайне тихо, чтобы не спугнуть. Выглядел Сатору так, словно сделать это сейчас было крайне легко, как два пальца об асфальт. Он сел за кухонный стол и стал нетерпеливо стучать ногой. Странно, но по какой-то причине Сугуру чувствовал себя спокойно. Словно… как дома. Он сел рядом, медленно и осторожно, чувствуя, как голова слегка закружилась, а ноги смягчились до состояния ваты. Сатору приподнялся, чтобы помочь, но Сугуру остановил его, показав рукой «стоп». — Все нормально. Чувствую, что в голову наконец дала последняя кружка пива. — Фу, гадость. — Ну прости уж, если тебе не знакома концепция «посидеть-выпить с друзьями», — Сугуру облокотился на стол и прикрыл глаза, выдыхая. Сатору напрягся, а от кухни словно повеяло холодом. В такое жаркое лето это было невозможным. Сугуру устал от этого; видеть это напряжение каждый раз на его лице, будто он совершил самый страшный из грехов — обидел Годзе Сатору, даже не предполагая чем именно. Он показательно тяжело простонал, сбрасывая тяжелые цепи со своей шеи, дернул себя за волосы, чтобы проснуться, и посмотрел в глаза Сатору. — Каждый раз… Сатору, каждый раз, когда речь заходит о друзьях, ты выглядишь так, словно я ударил тебе под дых. Может, ты наконец перестанешь так себя вести и все расскажешь? Сатору молча смотрел в его глаза, но выражения лица было достаточно, чтобы понимать, что все естество внутри него кричало от беспомощности. Сугуру тоже чувствовал себя беспомощным, когда видел его таким. — Ты говорил, что мы будем постепенно учиться доверять друг другу. Кажется, примерно так это звучало. Я доверяю тебе, очень. Так почему ты не можешь довериться мне? — Потому что это неважно, вот и все, — он отвел взгляд. Лгал. Снова. Лгал всем и даже самому себе. Сугуру начинал злиться. Выдержка у него была ни к черту, он не умел поддерживать людей и успокаивать их. Точнее он умел поддерживать обычных людей, но Сатору не был обычным. — Скажи, Сатору, тебе станет легче от того, что ты сейчас промолчишь? — Мне станет легче, если я лягу спать, — приобнял себя за плечи. Защитная поза. Он все больше закрывался от Сугуру. — Убегаешь? — Сатору переполнился возмущением: щеки надулись и покраснели, но он резко выдохнул и зажмурился. Он активно замотал головой и сжал руки в кулаки. — Вот же придурок, Сугуру! — Не обзывайся. Я тебя насквозь вижу. Дубина. — А сам-то! Черт возьми. Ты вообще нихера не тактичный. Мог бы подойти к этому вопросу деликатнее. — Я только так и умею, — странно, но эти слова успокоили Сатору, он нервно прикусил губу и вздохнул. — Ладно. Знаешь… мне действительно стоит прояснить ситуацию. Наверное, ты во многом чувствовал себя неловко. Я только все порчу и… — Сатору, не драматизируй. Ты не портишь. Просто расскажи все как есть. Сатору свел брови вместе и прикрыл глаза. Долгое время Сатору задавался вопросом: почему это было так трудно? Почему было так трудно завести друзей, так трудно подойти к человеку и просто поговорить? Он никогда не боялся людей, тянулся к ним, был дружелюбным и улыбчивым, но над ним словно навис зловещий рок, отталкивающий всех, кто был рядом. Долгое время, сменяя одну школу на другую, он не понимал, чем заслужил это. Честно признаться, даже сейчас его высокомерная сторона личности не признавала в этой проблеме собственных ошибок, ненавидела общество и порицало предрассудки. Однако маленький мальчик, забившийся в угол шкафа в его голове, ненавидел исключительно себя, только вот и менять ничего не собирался. Он хотел остаться в этом шкафу, заперев скрипучие двери на надежный замок, чтобы его другом стало одиночество. — Сатору! Спасибо тебе, не стоило, — он смотрел в пол, слыша, как голос Дамаши, его благодарности, рассыпались в мыслях на осколки. Он этому не верил, но очень хотел. Они сидели на заднем дворе школы. Сакура закончила свой цикл цветения. Лепестки опали. Прошло пять дней. Именно столько дней назад Сатору впервые заговорил с этим парнем, а теперь он дарил ему дорогой футбольный мяч, надеясь, что это удержит его рядом с ним еще ненадолго. Сатору смотрел на свои ноги, болтая из стороны в сторону, и не мог улыбнуться. Он должен радоваться, что с ним подружились, пусть даже из меркантильных целей, пусть и нет тут эмпатии и желания проводить с ним время, но он лишь мечтал продлить этот миг еще немного. Находиться с другими людьми, общаться с ними… Он жалел себя в своих мыслях, порицал за то, что повелся на поводу. Он уже все знал, но поддавался. Его использовали ради денег и интереса, как богатенького малолетку, а он использовал Дамаши, чтобы не быть одному. Ему не должно быть больно. Но ему было больно. — Сыграем как-нибудь вместе, ладно? — Я не очень хорошо играю в футбол, — честно признался Сатору, переводя взгляд на Дамаши. Он взглянул в ответ, но в глазах явно читалось пренебрежение. — Какой же ты скучный. — Не долго же ты изображал дружелюбие, — Сатору со вздохом облегчения поднялся со скамейки, пряча руки в карманы спортивных красных шорт. — Че? — Ты думал, я совсем тупой? — Дамаши смотрел на него так озлобленно, будто это им вытерлись как половой тряпкой, а не Сатору. Его всегда поражало это в задирах — стоило раскусить их план, как они бойко оборачивались жертвой обстоятельств. — Ты все время водишься с той парочкой, чьих имен я до сих пор не помню. Да и зачем мне? Я запоминаю людей по поступкам, а их обзывательства я хорошо помню. — Так ты знал, что я тебя использую? — сквозь зубы процедил он, сжимая дорогостоящий футбольный мяч в руках. Он бросил его в забор, не заботясь о состоянии подарка. Сатору знал и чувствовал — теперь этот мяч не стоило ничего, ведь он задел чувство собственного достоинства Дамаши. — Долго же до тебя доходит. Мне просто было интересно, насколько далеко могут зайти такие нищие придурки как вы ради денег. Общаться с кем-то, кого ты в тайне презираешь… Какие вы, ребята, жалкие, — он присвистнул. Дамаши сорвался с лавки как бешеный пес с цепи и нацелился кулаком по лицу Сатору. Тот уклонился в сторону, а затем, ловко оказавшись позади, толкнул его согнутым коленом в клумбу под сакурой. Дамаши успел подставить руки и проплыть несколько сантиметров вперед по цветам. Сатору видел, сколько труда было вложено в эти клумбы девочками из параллели. Он обязательно все исправит, что бы он ни получил за эту драку. Он не хотел оставаться в чьих бы то ни было глазах эгоистичным мудаком. Он им никогда и не был. — Ублюдок! — громко закричал он, второпях поднялся и попытался отряхнуться. Ведь его только что в очередной раз унизили, заставив пасть на колени. Сатору поправил солнцезащитные очки указательным пальцем, чувствуя, как душевная боль слегка отступила от этой картины. Это могло быть сколько угодно неправильным с его стороны, но это же было единственным, что помогало ему перестать ненавидеть себя — выставлять пороки других на показ. — Что за херня?! — Дамаши! Сатору услышал знакомые до боли голоса, притеснения которых он испытывал на собственной шкуре с первого дня, как перешел сюда. Он сделал шаг назад, чувствуя, как уровень тревоги внутри его тела поднялся. Он не знал, на что были способны эти парни, но их было больше, они были сильнее. Убежать он не успеет, да и не стал бы. — Я его даже не ударил. Он сам оказался на земле, — Сатору беспечно пожал плечами. Один из парней оказался рядом с ним в мгновение ока, схватил за ворот футболки и прижал к себе вплотную, пытаясь напугать. — Эй, вообще-то, я с мальчиками целуюсь только после третьего свидания. Эта фраза выбила его из колеи. Он грубо толкнул его вниз. Сатору упал на землю, сильно приложившись об раскаленный асфальт. Он схватился руками за чужое запястье, пытаясь оттащить. — Педик. Ты че, кайфуешь, когда тебя пиздят? — у качка вздулись вены на руках, а лицо пылало то ли от жары, то ли от ярости. Сатору стиснул зубы и болезненно выдохнул, когда тот резко схватил его за волосы на затылке, потянул вверх и резко опустил, отчего он вновь приложился об асфальт. Сатору остановил последующий удар рукой, пропуская оскорбления мимо ушей и превозмогая боль в затылке. Он отвел его кулак в сторону и, уловив момент, ударил коленом между ног. Качок сжался, процеживая сквозь зубы «уебок». И только Сатору поднялся, чтобы свалить, как с двух сторон к нему подошел третий парень с Дамаши. — Нахер мне твой мяч не сдался. — Ого, какие мы гордые стали, — сипло произнес Сатору. Его запястья больно сжали со спины, а Дамаши ударил его коленом в живот, выбивая дыхание. Он продолжал терпеть боль и жжение рук, но чувствовал, как близился к своему пределу. На голубых глазах застыли слезы, но, к счастью, за черными очками этого не было видно. И только ему стоило задуматься об этом, как чужая рука схватила его очки и бросила на землю, втаптывая кроссовком и кромсая на мелкие осколки. Сатору болезненное зажмурился от солнечного света, отчего пару капель все-таки потекли по его лицу. — Что? Куда подевалось твое высокомерие? — издевательски произнес Дамаши, так надменно громко, что у Сатору снесло крышу. Он стал предпринимать агрессивные попытки вырваться, рычал так громко, что на эти крики сбежались другие школьники. К ним боялись подойти, но кто-то шептался и снимал на камеру, некоторые судорожно искали учителей, чтобы их разняли, но Сатору не хотел проигрывать, даже боль от ударов отзывалась в нем меньше, чем брошенные слова. Он помнил, как несколько раз его ударили в нос, кажется, в тот момент что-то сломалось, как все его лицо оказалось забрызгано в крови, как он лежал в медпункте и заставлял себя не терять сознание. Неужели пять дней бок о бок — это максимум, который он заслуживал? В этой старшей школе он тоже не нашел себе места. Его яркий и импульсивный пыл не давал никому покоя, даже ему самому. Он не хотел этого, но в крайних случаях каждое презрение, каждая ложь, каждый ненавистный взгляд в его сторону заканчивались дракой. Самый разгар учебного дня. Солнце стояло высоко и распаляло кожу. Сатору устал, смертельно устал находиться здесь. Его ладони пощипывало, а солнце напекло синяки на лице и сломанный нос. Он очень хотел вернуться домой, в свою комнату, но вместо этого высаживал купленные им, начинающие только прорастать, цветы. Сатору обильно полил каждый из лейки, а затем ушел не оглядываясь, не чувствуя ничего, кроме пустоты. Все кончилось, вернувшись на круги своя, когда сакура полностью оголилась. Сугуру было невыносимо это слышать. Он бы обязательно помог Сатору, если бы мог, обязательно бы раскидал всех ради него. Жаль только, что рядом с ним в такие трудные времена никого не было. Он наконец приблизился к пониманию его поведения, но кое-что все равно оставалось для него тайной — он был таким заносчивым и высокомерным, при этом холодным и безразличным. Может, то была защитная реакция. В глазах Сугуру это выглядело как смена тактики — вести себя как беззаботный клоун, тоже своего рода защитная реакция. — Я поражен узнать, что ты был таким всего год назад. Думал, что внешность никак не может повлиять на отношение к человеку. — Ты такой наивный, Сугуру. Помнишь тот разговор на пляже? Прямое доказательство тому, что даже таким невероятным красавчикам как я не везет по жизни. Мной могут сколько угодно восхищаться девушки, но агрессия со стороны парней всегда оставляла много шрамов. — Значит… их любовь тебе не помогала? — То была не любовь, так, слепое поклонение. За восхищением внешностью никто не смотрит на душу. Просто кукла. — Но сейчас все не так. У тебя есть я, а я твой друг. — Да, — Сатору неуверенно улыбнулся, а затем смущенно отвел взгляд. — Друг. Между ними повисла неловкая пауза. Сатору с еле скрываемой улыбкой на пол лица прокручивал сказанное Сугуру, пока последний клевал носом, ощущая тяжесть опьянения. Он опустил голову, сопротивляясь тяжести налитых век, но в следующий раз, когда открыл глаза, перед ним оказался Сатору. Сидел на коленях, медленно протягивая пальцы к рукам Сугуру. В состоянии аффекта определить эмоции на его лице было куда труднее, но рваные движения рук выдавали его волнение с головой. Сатору медленно поднялся и потянул его вверх. Сугуру был тяжелым из-за всей этой мышечной массы и роста, так что вряд ли бы тому хватило сил заставить его встать, так что он самостоятельно приложил усилие, а затем пошел следом за Сатору, который отчаянно хотел помочь и делал вид, что у него получалось. Он толкнул плечом дверь в спальню Сугуру, а затем, приобняв за лопатки, скорее из личной прихоти, чем из надобности, повел к кровати. Сел рядом и дождался, пока Сугуру сядет, а затем ляжет. Сопротивляться у него не было ни сил, ни желания. Комната источала жару, а алкоголь в крови только подпитывал эти ощущения. — Ты не волнуйся. Скорее всего, на утро я все забуду. Между нами не будет неловкостей. — О чем ты? — Сатору незаметно дернулся и уставился на него во все глаза. Сугуру казалось, будто во тьме комнаты только два бескрайних океана источали свет. Но, скорее всего, это лишь его воображение. — Всегда забываю, что было, после того, как напьюсь. Я себя знаю. — И откуда ты нахватался такого опыта? Ты что, пил, пока был несовершеннолетним? — Все мы не идеальны, Сатору. Я стыдился своего прошлого, но, кажется, потихоньку начинаю понимать, что нет ничего такого в том, кем я был. — А ведь правда. Главное, кем ты стал. — Верно. Хотя до хорошего человека мне как до вершины Фудзи, — Сугуру лег на спину, мельком наблюдая, как Сатору держался ладонями за край кровати, опустив голову. — Вот и нет. Ты очень хороший. Такой заботливый. И хоть ты и ходишь вечно угрюмый, сердце у тебя доброе. Я чувствую это. Сугуру заливисто рассмеялся. Смех смешался с тихим кашлем, из-за чего пришла очередь Сатору смеяться. Одного взгляда друг на друга хватило, чтобы что-то почувствовать. Первым зрительный контакт прервал Сугуру. — Ладно, мне все-таки стоит поспать. — Х-Хорошо, — он нервно кивнул, а затем оттянул ворот майки. В комнате повысилась температура. — Я открою окно у тебя, — Сатору незамедлительно поднялся, добежал до окна на цыпочках, пожалуй, он никогда не был таким осторожным, приоткрыл окно, медленно, чтобы не создавать лишних звуков, а затем, глубоко вздохнув, прошептал. — Сугуру… Сатору не получил ответа. Всеобъемлющую тишину комнаты нарушало мерное дыхание Сугуру. Со стороны могло показать, что он уснул, но он настолько расслабился, что не было сил отвечать. Пожалуй, если Сатору подумает иначе, так будет только лучше. Им обоим стоило отдохнуть. Он расслабил веки и перестал напрягаться, но навострил уши, слушая, как Сатору выходит из комнаты. Но вдруг он остановился, вечно скрипучая дверь так и не издала своего звоночка, что заставило Сугуру напрячься. Шаги приблизились, а ладони, кажется, легли куда-то на изголовье кровати. — Ты мне очень нравишься, Сугуру… Я так хочу, чтобы ты это знал. Если бы мне только хватило смелости… — его голос даже на уровне шепота дрожал. Фразу он не договорил, но уже и так все было очевидно. Сугуру напрягся всем телом, и даже сердце замерло, лишь бы не выдавать обман. Он ожидал явно не этого… Дверь захлопнулась. Сугуру остался наедине со своими мыслями. И во всей этой ситуации был лишь один единственный нюанс — со знанием чувств Сатору он больше не уснет.