Cheesecake, Sugar Daddies & Other Sweet Things

Путь до аудитории казался явно короче, чем в прошлый раз. Хенджин даже не успел полностью раскритиковать его наряд, ведь, он, очевидно, “не выражает должного уважения мистеру Ли Минхо”, прежде чем они подошли к дверям. – Я серьезно не понимаю тебя, Джисон. Он ведь такой сексуальный, как ты можешь оставаться равнодушным?! – захныкал он, и Джисон закатил глаза. – “Если бы ты только знал...”, – с горечью подумал он. Но вскоре он отвлекся, почувствовав, что у него подкашиваются колени. Он был чертовски взволнован. Он еще не знал, что произойдет, но был уверен, что не сможет это пережить. Что, если он начнет плакать посреди этой чертовой речи? Как бы он объяснил это своим друзьям? Что, если Ли Минхо расскажет всем про них? Что, если ему придется смотреть в глаза Хенджину, Феликсу и всем однокурсникам после целой речи Минхо об их отношениях? Тот бы так не поступил, правда ведь? Может, ему стоит написать ему и попросить не нести чушь? Но тогда альфа получил бы долгожданное сообщение после столького времени игнорирования, а Джисон не был готов к разговору с ним. И если бы, по какой-то всеобщей шутке, он на самом деле был там, чтобы объявить о чем-то совершенно ином, это было бы просто невыносимо неловко. Внезапно пронзительный крик вырвал его из раздумий. Кто-то больно схватил его за руку и начал истерически шептать: “О боже мой, о боже мой, о боже мой”. Джисон замер. Он не мог понять, что происходит. Феликсу потребовалось около двух секунд, чтобы объяснить, из-за чего Хенджин так разволновался. – Кан Енхен, – прошептал он, явно испытывая благоговейный трепет. И он был прав. Перед зданием остановился черный лимузин, и знаменитый режиссер, охраняемый парой мужчин в черных костюмах, направился к черному ходу. – Черт, – выругался Джисон и дернул Хенджина на себя, чтобы спрятаться за его спиной. Его сердце бешено колотилось. Он вспомнил, что Лино упоминал этого омегу во время одного из их телефонных разговоров. Они были близки, возможно, достаточно близки, чтобы обсуждать свою личную жизнь друг с другом. Что, если бы он увидел их? Что, если бы он узнал Джисона? Что, если бы он что-нибудь сказал? Что, если бы он разозлился из-за того, как сложилась ситуация в отношении его друга? Хан сглотнул. Что, если он пошел утешать Лино после того, как Джисон накричал на него, и… Внезапно у него в горле встал комок. Но Кан Енхен просто подошел к двери, его впустили, и через минуту он исчез. – Вау. Я не могу поверить, что это только что произошло, – Хенджин стоял как вкопанный, к счастью, он был слишком увлечен ситуацией, чтобы заметить что-то необычное в поведении Джисона. – Это самый лучший день в моей жизни. – Неудивительно, что в прошлом году он выиграл номинацию “самый сексуальный мужчина на свете”, – сказал Чанбин, в равной степени очарованный знаменитым омегой, хотя, возможно, по другим причинам. – Ай! – Он посмотрел на Феликса, который нехило ударил его по плечу, с недовольным выражением лица. – Что? Тебе позволено болтать о Ли Минхо каждый чертов день, а мне даже нельзя сделать комлимент знаменитости? Что это за логика? Я ведь прав, Чан? Чан? – он замолчал и огляделся, явно сбитый с толку. – Я здесь, – смущенно сказал Чан, выходя из-за куста, в котором прятался. Чанбин уставился на него, разинув рот. – Ого, – сказал он недоверчивым тоном. Затем он усмехнулся. – Чувак, я знал, что ты стесняешься горячих омег, но прятаться в кустах? Серьезно? Он, конечно, в хорошей форме, но... Чан почесал шею и сильно покраснел. Все расхохотались. Ну, все, кроме Джисона.

***

Аудитория показалась огромной и удушающей, как только Джисон вошел внутрь. Зал тоже был переполнен, но, как услужливо заметил Хенджин, группа мужчин в черных костюмах решила, что пришло время покинуть свои места в третьем ряду, как раз в тот момент, когда Джисон и его друзья начали искать, где бы присесть. Джисон опустил глаза и старался не обращать на них внимания, пока Хенджин спрашивал их, действительно ли их места свободны. Он не хотел знать, знакомы ли они. Были ли они у того кофейного автомата или, еще хуже, в том ресторане, или, что еще хуже, погнались за тем парнем, что угрожал Джисону. Он задумался, удастся ли ему уйти в дальний конец зала, и не потащат ли его снова какие-нибудь мужчины в костюмах к выходу. Один из мужчин ответил, что, конечно, места свободны, и вежливо поклонился, отчего Джисону захотелось спрятаться еще больше. К счастью, его друзья, похоже, просто смирились с их странным поведением и заняли свои места в ряду. Как удобно, что Джисон потратил долгие часы, рассказывая Лино о своих близких друзьях, чтобы количество мест идеально совпало. В конце концов, он смирился с тем, что будет сидеть рядом с Хенджином на самом краю ряда в надежде, что тот будет слишком увлечен разглядыванием выступающего, чтобы заметить Джисона, не способного контролировать свои эмоции. Прошло совсем немного времени, прежде чем двери закрылись, и Джисону показалось, что он оказался в ловушке. Он сильно вспотел, его руки дрожали. Он не был готов. Первым на сцену поднялся ректор их университета. Пока все вежливо хлопали, Джисон прикусил внутреннюю сторону щеки, ненавидя себя за то, что знает этого человека. Джисона представили ему как омегу Ли Минхо, по крайней мере, неявно. Он, вероятно, даже посмеялся, когда тот мудак с финансового факультета нелестно выразился о Хане. Джисон также демонстративно проигнорировал человека, который уже ждал своей очереди за сценой. Ректор обратился к студентам и поблагодарил их всех за то, что они пришли. Как будто у них был выбор. Затем он начал рассказывать об университете и его традициях, хвалить самые яркие умы страны, прежде чем перейти к официальному выступлению “человека, который не нуждается в представлении”. Он все говорил и говорил о достижениях Ли Минхо, о его власти, влиянии, богатстве, и Джисон чувствовал, что с каждым словом сжимается в своем кресле все больше и больше. Ему стало плохо. Стало еще хуже, когда их ректор решил, что пришло время пошутить, и сказал: – Он, конечно, только что получил высшую награду, о которой только может мечтать любой мужчина, - его в девятый раз назвали самым сексуальным мужчиной на земле. – Он подождал, пока некоторые студенты неловко засмеются. – Хотя, я должен разочаровать вас, омеги, но ходят слухи, что, возможно, он встречается с кем-то... – Он приподнял бровь и рассмеялся, казалось, не замечая, насколько неуместными были его слова. Джисон съежился настолько, насколько это было в человеческих силах, услышав, как Хенджин и Феликс ахнули в унисон, а по аудитории пронесся возмущенный шепот. Он знал, что Минхо смотрит на него. Он практически чувствовал это, но отказывался поднимать глаза. Он очень, очень надеялся, что декан не настолько разобрался в ситуации, чтобы понять, что он был там. Он не мог не задаться вопросом, уволят ли его, как того парня, и сможет ли он позже написать Минхо и попросить уволить его. Изменит ли это что-нибудь. Затем он вспомнил Кан Енхена, и ему пришлось постараться, чтобы сдержать слезы. Президент, вероятно, говорил о нем. Возможно, он был омегой, с которым Ли Минхо сейчас встречался. Они так много значили друг для друга… Кан Енхен был таким красивым, элегантным, успешным и богатым, и в нем было все то, чего не было в Джисоне. Вероятно, он не вел себя как восьмилетний ребенок на городской ярмарке, когда альфа повел его в модный ресторан. Вероятно, он не стал звонить ему посреди ночи, потому что решил, что это хорошая идея - пойти на заправку одному. И, вероятно, ему не нужно было спешить в душ после их свидания, а вместо этого он с гордостью носил на себе всепоглощающий аромат кофе. Аромат кофе, который Хан так любил… Дерьмо. Теперь Кан Енхен, вероятно, был тем, кому звонили каждую ночь. Вероятно, именно он поднимался на лифте в офис Минхо. Вероятно, именно его теперь альфа называл “малышом”… Джисон бы расплакался, если бы в этот самый момент толпа не разразилась бурными аплодисментами. Все еще погруженный в свои мысли, он допустил ошибку, подняв взгляд на трибуну. Его встретили слишком знакомые глаза. Он почувствовал себя так, словно его пронзили кинжалами, и поспешил снова отвести взгляд. Аплодисменты в конце концов стихли, и Лино, нет, Ли Минхо начал свою речь с того, что поблагодарил администацию за возможность выступить, а затем поблагодарил студентов за то, что они тоже пришли. Его слова были встречены одобрительными возгласами толпы и многозначительным взглядом Джисона. И, возможно, он увидел это, потому что печально вздохнул, прежде чем начать. – Я здесь сегодня, потому что последние две недели еще раз научили меня важности быть честным. И повторное усвоение этого урока было для меня чрезвычайно болезненным. Этой речью я надеюсь рассказать свою историю, поделиться тем, какие ошибки я совершил и чему научился, и я от всего сердца надеюсь, что это предотвратит много боли в будущем. – Он остановился. Джисон все еще смотрел на свои руки, но его глаза начинало пощипывать. Когда Ли Минхо заговорил снова, его тон был гораздо мягче. Тон, с которым Джисон был знаком гораздо лучше. У него побежали мурашки по коже. – И, возможно, я также надеюсь сподвигнуть некоторых из вас на действия. Действия, на которые я, возможно, больше не способен сам. – Он прочистил горло, и его тон снова стал официальным. – Я надеюсь, что сегодня я смогу преподать вам важный урок об ошибках. Ошибки неизбежны. Мы совершаем их каждый день. От случайного выезда на встречную полосу во время движения... – Джисон изо всех сил старался не думать о том времени, которое он провел, катаясь в машине с альфой, вдыхая его успокаивающий аромат, держа его за руку… – До неумышленного поджога в баре из-за пролившейся горящей самбуки. – Некоторые люди посмеялись над этим, в то время как Джисон только поморщился. Он даже мог вспомнить, во что был одет, когда Лино рассказывал ему эту историю, это было в тот же вечер, когда Лино пригласил его на их первое официальное свидание. – Ошибки случаются. Как я уже сказал, я здесь сегодня, потому что надеюсь изменить ситуацию к лучшему, рассказав вам о большой ошибке, которую я недавно совершил. – Он сделал паузу, возможно, для драматического эффекта, возможно, потому, что его действительно переполняли эмоции. – В жизни вы столкнетесь со многими людьми, вам придется принимать, казалось бы, бесконечные решения, использовать миллион возможностей… Возможности будут представляться сами собой, и когда-нибудь вы столкнетесь с чем-то, что заставит вас задуматься. Джисон сжал кулаки, когда первое, что пришло ему в голову, было воспоминание о том, как он впервые встретил эти кошачьи глаза у кофемашины их университета. Он вздрогнул, когда услышал следующие слова: – Может быть, в тот момент, когда вы впервые встречаетесь взглядом с незнакомцем, и вам кажется, что вас пронзила молния... – Джисон почувствовал, что его губы начинают дрожать. Дерьмо. Лино просто продолжил. – ...Может быть, это выбор в пользу чего-то, что навсегда изменит вашу жизнь, может быть, это момент, когда вам кажется, что это судьба... Вы сомневаетесь, и в этот момент вы знаете, что вам придется потерять. Вы знаете, что поставлено на кон, и обычно... обычно у вас возникает мысль все прекратить. На этот раз пауза длилась дольше. Тем не менее, Джисон отказывался поднимать глаза. – Мы начинаем бояться, что на самом деле все испортим, поэтому мы… мы делаем то, чего не должны делать. – Он громко сглотнул. – Мы все усвоили, что лгать - это плохо. Это повторяли нам миллион раз, когда мы были детьми. Таким образом, став взрослыми, мы научились искажать правду, чтобы она вписывалась в наше повествование, мы не лжем, мы просто опускаем некоторые детали. – Он глубоко вздохнул. – Это была моя ошибка. Джисон почувствовал, как его сердце разрывается на части, в то же время внутри него начала разгораться белая, горячая ярость. – Представьте себе это: вы находитесь в ситуации, когда каким-то образом получили все, чего когда-либо хотели. Такое чувство, что вся ваша жизнь вела к тому, что вы испытываете, к тому, что вы наконец-то имеете. Но вы кое-что упустили. Есть одна вещь, один факт, одна правда, которую вы решили скрыть. И вы знаете, что если скажете об этом, то есть большая вероятность, что это все разрушит. – Теперь нельзя было отрицать, что он действительно изо всех сил старался держать свои эмоции под контролем. По крайней мере, для Джисона это было очевидно. В голосе Лино появилось что-то... что-то, что звучало ужасно похоже на разбитое сердце. – Вы не можете заставить себя разрушить то, что у вас есть. Поэтому продолжаете это скрывать. Вы пытаетесь убедить себя, что это не так уж и важно, что вы никому не причиняете вреда. Хотя в глубине души знаете, что это не так. Наконец, Джисон поднял голову. Он посмотрел прямо в глаза Ли Минхо, которые были такими же, как у Лино. – Наступает время, когда вы должны признаться во всем. Ведь другого выхода нет. Но к тому времени вы уже слишком долго молчали. Вы скрывали правду достаточно долго, чтобы она превратилась во ложь. А как мы знаем, лгать - это плохо. Теперь люди страдают, сердца разбиты, и нет способа исправить то, что не так. Джисон стиснул зубы и подавил слезы. В некотором истерическом состоянии он подумал, что, по крайней мере, может быть уверен, что Лино не начал встречаться с Кан Енхеном. Ли Минхо сказал еще несколько довольно общих слов о том, что не стоит бояться правды и не позволять страху управлять вашей жизнью в целом, прежде чем покинуть сцену под оглушительные аплодисменты. Но Джисон на самом деле уже не слушал. Ему показалось, что на него только что вылили огромное ведро ледяной воды. Он вздрогнул. Рядом с ним Хенджин кричал и хлопал в ладоши, как будто оратор только что провозгласил мир во всем мире. Все это время Джисон просто сидел там, охваченный вихрем эмоций, но в основном гневом. Кем он себя возомнил? Почему он решил, что для него нормально собирать весь гребаный университет только для того, чтобы заставить Джисона выслушать его извинения?! Он встал, ведомый кем-то, как будто был марионеткой, которую кто-то дергал за ниточки. Все казалось нереальным. Их группа собралась вместе, как только стихли аплодисменты, и Хенджин с Феликсом сразу же начали обсуждать речь и то, как сексуально выглядел выступающий. Джисона чуть не стошнило. – Вы слышали, что он сказал?, – взвизгнул Хенджин. – Как вы думаете, у него правда есть омега? – К счастью, никто, казалось, не заметил, как Джисон поморщился при этих словах. – Боже мой, это было так неожиданно! – взволнованно добавил Феликс. Чанбин, сидевший рядом с ним, нахмурился. – Почему было бы дико думать, что у него есть омега? Даже Чан сказал, что он сексуальный после последней речи. На него, должно быть, набрасываются омеги и беты. Я был бы больше удивлен, если бы он ни с кем не встречался. Джисон почувствовал, как у него перехватило горло. К счастью, Чан начал протестовать в тот момент, когда Чанбин замолчал и привлек к себе всеобщее внимание. – Какого хрена, чувак? Я никогда не говорил, что он сексуальный! Я сказал, что у него интересная аура! Как тебе удалось настолько извратить мои слова? Обычно Джисону их перепалка показалась бы забавной. Особенно то, как явно был потрясен Чан. Но в тот момент он не мог увидеть в этом ничего смешного. Он наблюдал, как Чанбин просто пожал плечами. – Он довольно сексуальный. Я, конечно, не гей, но могу оценить привлекательного альфу, когда вижу его. Я же не слепой. – Не гей? Правда? – Феликс закатил глаза, и они продолжили препираться и шутить. Джисон не выдержал ни минуты. – У меня все еще болит голова, – пробормотал он. – Я выйду на улицу подышать свежим воздухом. – Прежде чем кто-либо успел что-либо сказать, он развернулся и покинул аудиторию.

***

Уже темнело, перед зданием было блаженно тихо и пусто. Большинство людей все еще находились внутри или отправились на какую-нибудь вечеринку после выступления. Джисон вздрогнул. Он не понимал, как мог попасть в такую нелепую ситуацию. Он не смог подавить тихий всхлип. Он просто хотел вернуться к тому, как все было до того, как он встретил эти кошачьи глаза, до того, как он узнал, кто такой Лино. – Ханни? – Он вздрогнул, услышав голос Чана у себя за спиной. Дерьмо. Он попытался взять себя в руки. Это не сработало. Почему они просто не могли оставить его в покое? – Эй... – голос Чана был таким нежным, что Джисону захотелось заплакать еще сильнее. – Что такое? Ты же знаешь, что можешь рассказать мне все, что угодно, верно? – Все хорошо, – выдавил он, но его надломленный голос звучал неубедительно. Он все еще стоял спиной к своему другу, но услышал, как тот сделал несколько шагов в его сторону. – Ханни, я... Джисон вытащил свой телефон, чтобы проверить, насколько ужасно он выглядит, как раз в тот момент, когда на экране появилось имя Лино. Его отчаяние мгновенно сменилось яростью. Этот альфа не имел права ему звонить. Не задумываясь, в основном для того, чтобы отделаться от Чана, и потому что ему очень хотелось наорать на кого-нибудь, он поднял трубку. – Чего ты хочешь, придурок?! – прорычал он. – Сонни? – Лино казался не менее разбитым, чем он сам. Это разозлило его еще больше. Он не имел права обижаться. Все это было его виной. – Не называй меня так. – Конечно! Извини… Я... – Джисон перебил его. – Если ты не скажешь мне, чего ты хочешь, в течение следующих десяти секунд разговора, я снова повешу трубку. Мне все равно. – Я... я хочу поговорить с тобой. Я хочу объяснить. Я хочу извиниться. Я... – Ты упустил свой шанс. – Джисон прекрасно понимал, что Чан все еще наблюдает за ним. – Я знаю, но, пожалуйста... – Джисон слышал его всхлипывания. – Пожалуйста, пожалуйста, дай мне еще один шанс поговорить. – Откуда мне знать, что ты скажешь правду? – его слова должны были быть полны яда, но вместо этого прозвучали жалко. – Потому что в прошлый раз, когда я не сказал тебе правду, я потерял тебя, и я больше никогда не собираюсь так рисковать. Хан закатил глаза, но он знал, что уже проиграл. – Отлично. Где? Ответ последовал незамедлительно. – Где захочешь. – Где-нибудь, где я смогу наорать на тебя. Назови место. Он услышал, как Лино заколебался, прежде чем пробормотал: – У меня? – К черту. – Простонал он – Ладно. Но только попробуй показаться сам. – Большое тебе спасибо! – Джисон был поражен тем облегчением, которое прозвучало в голосе Лино. Он не мог поверить, что старший действительно так сильно заботится о нем. – Я пришлю за тобой машину. Джисон покачал головой, как только повесил трубку. Почему он согласился? Почему он так себя вел? – Джисон? – он поморщился. Верно. Чан все еще был там. – Ты в порядке? Кто это был? Он прикусил губу. – Кое-кто, – тихо сказал он, наконец, поворачиваясь лицом к своему другу. – Пожалуйста, не рассказывай об этом остальным. – Он повел рукой в воздухе. – Ничего из этого. Я не готов говорить об этом. Чан кивнул. Он больше не задавал никаких вопросов. Некоторое время они стояли в неловком молчании, пока Джисон яростно ломал голову, как бы объяснить, почему за ним сейчас приедет шикарная машина, пока в конце улицы внезапно не показались фары. Дерьмо. Он нерешительно двинулся вперед и нахмурился, когда Чан сделал то же самое. Перед ними остановился черный мерседес с тонированными стеклами. Джисону пришлось сдержаться, чтобы просто не запрыгнуть внутрь и не спрятаться за темными стеклами. Он просто хотел, чтобы все это прекратилось. Он хотел провалиться сквозь землю. Он не хотел видеть выражение лица Чана, когда водитель неизбежно спросит о нем. Пару мгновений он смотрел на машину в полной неподвижности, а Чан рядом с ним делал то же самое. Почему он не мог просто уехать? Джисону снова захотелось плакать. На этот раз от чистого отчаяния. Окно было опущено, и Хан приготовился к тому, что должно было произойти. Он действительно не знал, как он собирается объяснить все это Чану. Водитель повернул голову и посмотрел на них. Джисон почувствовал, как у него скрутило живот. Блять. Затем водитель открыл рот и, наконец, спросил: …– Кристофер Бан? У Джисона отвисла челюсть. Он повернулся, чтобы посмотреть на своего друга с явным шоком, и увидел, как Чан втянул голову в плечи, как будто хотел спрятаться. Как будто хотел стать меньше ростом. Хан был почти переполнен сочувствием к нему. Возможно, Чан действительно понимал его лучше, чем он думал. – Это... э-э... – сказал он тихим голосом. – Кто-то прислал за тобой машину? Это был довольно нелепый вопрос, поскольку было совершенно очевидно, что происходит. Но Джисону нужно было услышать это от самого Чана. Его друг просто кивнул. Его движения были настолько незаметными, что их было трудно разглядеть в тусклом освещении. Джисон открыл рот, чтобы утешить своего друга, сказать ему, что ему не нужно бояться осуждения, что ему не нужно ничего объяснять, когда в конце дороги появилась еще одна пара фар. Мгновение спустя позади “Мерседеса” остановился черный "роллс-ройс" с такими же тонированными стеклами, и настала очередь Чана изумленно уставиться на своего друга, когда водитель опустил стекло и спросил: "Хан Джисон?". Джисон все еще съеживался, когда называли его имя. Но вся ситуация была настолько странной, что казалась ему почти забавной. – Никаких вопросов, да? – сказал он и одарил Чана легкой, но, он надеется, ободряющей улыбкой. Затем он сел в машину.