Пропащие

      Водитель трака разговаривал с циркачами через плечо, стараясь не отвлекаться ни на секунду от дороги:       — Бегите, как только встанет караван. Ещё лучше — спрыгивайте на ходу. Чует моё сердце, вас порешат.       — Нам некуда бежать, — нахмурился Инкриз. — Я буду говорить. И постараюсь это делать убедительно.       — Боюсь, их главный в бешенстве. Он ненавидит накладки. Такие — тем более.       — А что было, в том сгоревшем траке? — спросил Вёх, примостившийся за креслом.       — Там был Убе, чёрт возьми, — водитель нервно повёл плечами, — И по мелочи всё, что не влезло к другим: шмотьё, пластинки, инструменты.       Можно было только догадываться, о чём думали другие водители. Свернуть с дороги, чтобы прийти на помощь этому Убе, было слишком рискованно. Им приходилось ехать вперёд на полной скорости.       На первой стоянке, когда все выбрались из кабины наружу, Вёх ощутил приятную надёжность земли под ногами. Его слегка укачало и голова кружилась, но с каждой минутой становилось всё лучше.       Музыканты и прочий персонал потихоньку стали покидать траки и окружать циркачей. Ничего не говорили, только курили и переглядывались. Они ждали тех, кто решит как быть с незваными гостями дальше. Наконец круг чуть расступился, и Вёх узнал дядю Колдера, хотя виделись они очень давно и всего один раз.       Седина в тёмных волосах, ремень с большой круглой бляшкой, изображавшей барабан револьвера, весь в чёрном. Инфернальная косматая глыба.       — Ба! Вот так встреча! — в голосе дяди Колдера скрежетнула неприязнь. — А ты, братец, сильно изменился, ничего не скажешь.       — Рад, что ты не пострадал, — скромно ответил Инкриз, — Сейчас всё объясню. Это долго, странно и…       — Да уж. Только вот проповедь я слушать не собираюсь. Особенно от того, кто устроил мне засаду.       — Колдер, я наоборот сорвал их планы.       — Угу, угу. Обосраться как похоже на правду. Ты даже одет как галинг. Посмотрите-ка на этот галстучек! И на этот выводок! Куда тебе четверо детей, если ты бродяга по-прежнему?! Только ты промахнулся, сволочь! — в Инкриза прицелился указательный палец с крупным перстнем, — Промахнулся и убил бедного водилу! Это я должен был на его месте быть, да? А?       — Он не бросал в вас горючее, — Вакса сделала уверенный шаг вперёд, — Я убила кормчего галингов. Сожгла его живьём. Проверьте, если сможете. Они хотели вас прикончить, а мы еле ноги унесли, чтобы не ввязываться в такое.       Чего у Ваксы было не отнять — так это её ведьминской смелости и умения осаживать. Мешать ей в ту минуту равнялось попыткам остановить опасный механизм голыми руками.       — Как… как и зачем вы среди них оказались? — Спросил Колдер уже чуть спокойнее.       — За нами охота. Мы ни в чём не виноваты. Галинги укрыли нас на время, но попытались втянуть в свои сумасбродные задумки.              Колдер покачал головой и глубоко вздохнул. Видно, Ваксе он верил, но по-прежнему мало что понимал.       — Сейчас мы пойдём искать трак. По дороге всё расскажете. Моя команда и вы все — за мной, остальные могут отдыхать. Идти придётся пешком, иначе бензина не хватит. Несколько ребят вызвались идти на поиски, хотя могли прохлаждаться.       Взяв с собой только ружьё и флягу, Колдер уверенно двинулся по дороге назад, прочь от траков. Инкриз нагнал его и с удивлением спросил:       — Ты что, главный в караване?       — Я и моя группа.       — Вот это ты взлетел. Я думал, ты только играешь музыку.       — Да если бы! Фестиваль чуть не загнулся пару лет назад. Пришлось брать в свои руки. Одних выгнали, других под крыло взяли. Живём.       В тот день особенно жарко уже не было, но дул ураганный ветер, поднимая клубы пыли в воздух. Вёх пытался дышать через рубашку, когда в лицо ему прилетала очередная горсть песка, пепла, сора и ещё чёрт знает чего. Инкриз, закашливаясь, рассказывал историю их побега молчаливому Колдеру. Иногда казалось, что тот не слушает, но время от времени он выспрашивал подробности.       Они были похожи. К тому же, ровесники. Вглядываясь в лицо Колдера Змеёныш будто видел Инкриза, прожившего другую жизнь. Более сытую по крайней мере. Может, в какой-то такой момент эти двое и поссорились от того, что один очевидно выбился, а другой себя почувствовал убогим клоуном на его фоне?              Ноги уже одеревенели и еле слушались, когда они набрели на следы колёс трака, свернувшего с дороги. Уехал он совсем недалеко и вскоре все увидели почерневший скелет кабины.       Первым порывом было подойти ближе, но в какой-то момент Колдер будто налетел на невидимую стену. Помявшись, он горестно стянул шляпу. Очевидно, выжить в кабине никто не мог. Внутри всё так обуглилось, что тело никто бы не отличил от останков кресла или чего-то ещё. Следы вокруг, если и были, то их уже разгладил ветер. Сгорел один только тягач, вагончик с грузом не пострадал. Заглянув в него, нашли всё в целости, только чуть раскатились какие-то стойки, плохо перевязанные верёвкой.             Впрочем, никого это не обрадовало.       — Сраные галинги! — вдруг крикнул Колдер, — Вздёрнуть бы их по одному! Если им нужны были мы, могли бы отдельно разобраться! Бедный Убе двадцать лет для нас крутил баранку…       Он выглядел не злым, как можно было ожидать. Скорее, на лице у него расписалась беспомощность.       — Дело сделано, дядя, — отозвалась Вакса, убирая от лица непослушные пряди волос, — Лария поплатился.       — Жаль, что Убе уже этому не порадуется.       На обратном пути, чтобы совсем не пасть духом от усталости и досады, Колдер нарушил молчание:       — Значит так, Инкриз. Прогонять тебя я не собираюсь и сдавать властям тоже. Но и девать вас всех некуда. К тому же вы порвали тент ребятам, не забудь возместить ущерб. Как — уж сам договаривайся. Внутри небось уже всё в песке.       — Тент я за ночь починю, — сказала Тиса.       — Ерунда, — один из добровольцев махнул рукой, — вагончик наш и так подержанный. Только вот вопрос у меня: мы правда будем, как ни в чём не бывало, играть все положенные дни? Всё-таки трагедия случилась.       — В чём-то ты прав конечно, — просипел Колдер, задыхаясь от порыва ветра, — но Убе вряд ли порадовался бы такому. Выходит, мы сдались, отступили. Сколько бы лет я ни пел про ненависть к сраной войне… к любой сраной войне, они все бессмысленны… но теперь сам готов порвать кого угодно.       — Мы ещё ничего не сказали остальным ребятам. Возможно, играть они теперь откажутся.       Вернулись только к закату, когда траки встали у постоялого двора в большой круг. В центре горело несколько костров, на которых кипятили воду и готовили пищу. Разместиться на маленьком постоялом дворе всё равно бы не получилось, только купить воды да топлива.       Когда всех собрали и сообщили, что от Убе ничего толком не осталось, многие, действительно, предложили свернуться и ехать восвояси. Кто-то, конечно, и об упущенных деньгах ворчал, но больше было подозревающих, что галинги не остановятся и теперь точно не оставят фестиваль в покое.       Стоять Вёх уже не мог и устроился на земле, поближе к костру. Положив голову на колени, разглядывал Тису, которая за время их поездки успела оторвать верх от галингского платья и сделать из него юбку, до того ей была невыносима эта одёжка. Вместо лифа на ней красовалась футболка с козлом, утащенная из стопок, на которые Змеёныш приземлился. Парень из той группы и слова ей не сказал. Видимо, в отличие от дяди Колдера, был настроен более гостеприимно.       — Поют про всякое мясо и кровищу, но стоило кое-кому погибнуть — заднюю дают, — вздохнул Вёх.       — Сам ты заднюю даёшь, — сказала Тиса, нахмурившись. — Смерть — штука страшная. Всё настроение уходит.       — Пф-ф-ф. У тебя вот настроение уйдёт — и ты не станешь выступать?       — Ты не сравнивай. Нам бы зимой не замёрзнуть, а им, может, просто не удастся купить инструменты подороже.       — Ла-а-абухи.       Лёгкий пинок по голени заставил Вёха взбодриться и задрать голову. На фоне грязно-голубого сумеречного неба возникла Вакса.       — Нас зовут ребята из «Тёмных скал» в свой трак. Там еду раздают, не зевайте.       Поднятый борт вагончика установили на жерди, получился этакий навес. Нырнув в его тень, Вёх наконец-то смог увидеть, что внутри тех самых траков, в которых гастролируют артисты и музыканты побогаче.       Он, конечно, понимал, что в дороге те тратят кучу времени, ведь концерты шли и за пределами известного ему мира — в городах, куда был не добраться циркачам — но не ожидал увидеть узкие полки, застеленные явно для сна. На такой и сядешь с трудом. Его окликнул парень, с которым ходили искать Убе:       — Тебя как звать?       Смешно, но Змеёныш вечно не мог сразу вспомнить, как там его зовут и отвечал с задержкой.       — А меня Флит. Распорядитель у этих балбесов, — он кивнул в сторону раскладного стола, на котором уже расставили рюмки.       Заметив, как Вёх разглядывает вагончик, добавил:       — Вот так и живём, да.       — Я просто думал, вы ночуете в гостиницах.       Флит печально усмехнулся:       — Раз в неделю посреди тура, может. Когда уже невмоготу нормально вымыться или хоть передёрнуть в одиночестве. А под конец трак и вовсе в помойку превращается. Пару раз крысы объявлялись, ха-ха! Эви за ними с молотком гонялся.       На фоне кожаных безрукавок с цепями чистая белая маечка Флита выглядела забавно. Как и еле заметная тонкая сигарета, которую он крутил в пальцах, не спеша закурить. Однако среди музыкантов он себя чувствовал как дома, да и они поглядывали без неприязни.       На походный стол поставили металлический лоток и принялись ссыпать в него лоснящееся жареное на углях мясо. Вёх честно думал, что переутомился и есть не хочет, но тут его желудок свернулся в улитку и завизжал. Для приличия отказался в первый раз, когда его позвали, да и остальные циркачи тоже не спешили объедать музыкантов, но те настаивали.       — Столько пропадает вечно, налегайте! — ворчал мужик с собранными в толстый хвост русыми волосами и кольцом в ухе.       — Это наш соло-гитарист Эви, — кивнул на него Флит, — Вон стоят Кони и Фалмар. Барабаны и басуха.       — Кого-то не хватает, — проговорил с набитым ртом Корн.       — У них нет вокалиста отдельного, — подсказал распорядитель, — группа маленькая.       Вакса покачала головой, вытирая рот предплечьем.       — Играть и петь одновременно…       — Мы из дерьма, — Эви развёл руками. — Сложно кого-то найти, когда ничего толком заплатить не можешь. Как в школе начали вместе, так до сих пор и играем.       — А вы, значит, в розыске, — подвёл к главному Флит, — то есть, случись облава, надо вас куда-то деть.       — Да. С нами проблем, конечно, немало, — потупился Вёх.       Распорядителя больше интересовал вопрос по его части.       — Циркачи… да? И что же вы показывали публике?       — Всякие трюки с огнём, — Змеёныш решил выложить козырь первым, — акробатическое, истории рассказывали, танцевали.       — Трюки с огнём… это где факелы, всякие штуковины на цепях?..       — Да, и не только.       — Интересно, конечно. Интересно.       В следующий полчаса Флит впал в задумчивость и иногда задавал вопросы выступлениях. Наконец, Тиса предупредила:       — Мы же сбежали. И инвентаря у нас больше нет, всё у галингов осталось.       — А если мы вам новый купим? — Флит закусил губу, — Просто было бы здорово вас привлечь к выступлению. Ну, за постой, дорогу и всё прочее, раз вы такие честные.       — Нет! Ну… не на «Затмении» же! — голос Ваксы дрогнул.       — Давно пора! — всплеснул здоровой рукой Инкриз. — Там вся публика наша! В городе так, зеваки.       — День на раздумья у вас есть, — сказал Флит, — Если вообще теперь фестиваль состоится.       Затем он встал и велел расходиться. Кое-кто сделал вид, что не слышал, но из его группы все покорно поплелись в вагончик.       Инкриза и Фринни приютили в отдельном траке. У «Тёмных скал» нашлось всего три свободных места, чему Вёх был страшно рад. Это значило, что спать они с Ваксой будут вместе. Та виду не подала, будто так и надо, но за нарочитым спокойствием явно что-то бушевало, отблёскивая в глазах. Впрочем, они слишком устали и сон сморил, как только положили головы на одну подушку.       Проснулись оба ещё ночью от криков снаружи. Все повалили на улицу из вагончика и Вёх с Ваксой в панике выскочили, готовые бежать куда глаза глядят.       Какой-то мужик размахивал руками и орал:       — Чтобы я ещё раз! С вами! Поехал!       — Ты где был-то?! — попробовал Флит его перекричать. — Почему вечером не показался?       — Идите нахер! — голос мужика истерически сорвался, — Я до Юстифи хотел за помощью добраться, думал дальше по дороге вас накрыли!       — Убе! Живой!       — Тьфу! — плюнул в ответ водитель под ноги Колдеру, глядя на него устало и злобно.       — Так не мы же виноваты, это галингам вожжа под хвост попала.       — Тягач целый потеряли! Да и вагон разворуют вот-вот.       — Прицепим к другому тягачу, который потянет лишний, — предложил кто-то из музыкантов.       Убе замотал головой:       — Сами езжайте, я туда не ногой.       Вопрос решили подвесить по крайней мере до рассвета. Все снова заняли свои спальные места, но возбуждённые разговоры и смешки ещё долго кипели за тонкими брезентовыми стенками.       Странно всё-таки проснуться прямо во время движения. Не надо вставать и собираться в дорогу, просто прямо во сне куда-то катишься. Мотор работает, машина едет. Вёх окинул взглядом вагончик — все спали как убитые, значит и ему можно было ещё поваляться.       Прошёл час, другой. В маленьких тусклых окошках проплывал однообразный пейзаж и трудно было понять, где вообще находился в ту минуту трак.       — Куда это мы всё едем? — удивился Вёх, — Сам-то концерт должен быть неподалёку, под Грейс.       — До концерта целые сутки, — отозвалась Вакса, не открывая глаз, — Наверно, хотят что-то закупить.       Местность вскоре стала до боли напоминать окрестности Экзеси, но Вёх не мог поверить, что это они, пока вдалеке не показался один из хребтов Свалки. Однако, караван куда-то свернул и поехал медленнее из-за плохой дороги. От тряски Вёх почувствовал, что его сильно укачивает и перестал глядеть в окошко. Вскоре он понял, что тише стал рокот других траков. Значит, они остались ждать у главной дроги. Нестерпимо хотелось на свежий воздух. Как только движение прекратилось, Змеёныш быстро оделся, вышел наружу и обмер.       Они очутились внутри резервации. Не на подъезде, а прямо между домами, перед сараем с огромными дверями. Он мигом развернулся и кинулся назад, но там его поймал Флит:       — Поможешь нам загрузиться?       — Что мы тут делаем? — перебил его Змеёныш.       — Тихо, спокойно. Мы каждый год так приезжаем, они нас знают. Здесь наше оборудование.       — Как здесь? Зачем?       — Во-первых, больше негде хранить. В Юстифи, скорее всего, сопрут. Не в банковскую ячейку же колонки пихать. Во-вторых, так мы держим с ними связь и они нас не грабят. Да не паникуй так! Никто тебя не тронет.       Стараясь слиться с толпой музыкантов, Змеёныш смотрел себе только под ноги и сосредоточенно помогал таскать аппаратуру из сарая в кузов нежилого трака, где еле хватало места. Он краем уха слышал возмущённый голос Колдера:       — У нас сгорел тягач, поймите. И так выйдем в ноль, если не в минус. Это всё, что есть. Вы не предупредили, что цена выше!       Пожалуй, нервы у дяди были стальные. Он выговаривал всё это синелапому тощему типу в чёрной рубашке и начищенных остроносых туфлях, слишком приличных для захолустья. А тот курил и молчал, либо отвечал так коротко и тихо, что Змеёныш ничего не улавливал. Он стоял спиной к остальным музыкантам, отрезая от них Колдера, и одним только дёргавшимся лопаткам можно было понять, как сильно этот беста злился.       — Что будем делать? — наконец отчётливо спросил тип, наступив на окурок.       — Мы чуть позже заплатим. Просто дай нам провести…       — Стоп! — скомандовал погрузчикам беста.       Они поставили на землю всё, что было в руках.       Колдер обречённо вздохнул.       По всей видимости, Лария Рав здорово ошибался по поводу денег, и их ни у кого не хватало даже на то, чтобы расплатиться за хранение скарба. Не могли же музыканты пожалеть нужную сумму в такой момент.       Ощущение, что на него пялятся не обмануло Вёха. К типу в чёрной рубашке подошёл парень, что-то негромко сказал, кивнув в сторону растерянных погрузчиков. Синелапый заоборачивался. Вёх не успел спрятаться за спины — тот всё равно его высмотрел и бросил Колдеру:       — Сейчас!       В последней отчаянной попытке спрятаться Змеёныш прикрыл лицо плечом, делая вид, что вытирает щёку.       — Эй, брат!       «Вот это мы влипли! Как слива в навоз…» — выпалил Наг.       Беста щурился от солнца и разглядывал Вёха в полной тишине несколько секунд, затем спросил:       — У тебя были вьющиеся волосы, да?       Поганый чёрт попал в яблочко и Змеёныш не смог скрыть испуга.       — Ты откуда здесь? — не унимался беста.       — С музыкантами вот…       — Да я уж заметил. На чём играешь?       Опыт подсказывал Вёху, что ни один ответ по нраву не придётся. Он замешкался и осторожно отступил на полшага.       С подножки трака спрыгнула Фринни. Увидев, что местные обратили внимание на Вёха, она помрачнела. Инкриз не очень умело поспешил на помощь, нацепив любезную улыбку:       — А вы знакомы с моим сыном, да?       Мужик скривился. Его недоверием можно было травить железки. Но всё же он коснулся ладонью груди и представился:       — Берт Геллино. Кеф этой деревни. Теперь почти знакомы. Пару минут поговорить с… парнишкой можно?       Вёху пришлось назваться в ответ и он опять это сделал с запинкой, на что беста хохотнул и покачал головой.       — Идём, — он жестом пригласил войти в большой низкий дом с соломенной крышей.       Спорить не хотелось. Кеф общался вполне миролюбиво, но совершенно не понятно было, чего он может хотеть от Змеёныша, пусть и похожего на соплеменников, но совершенно чужого.       Вёх опасливо зашёл за кефом в пустой дом и огляделся. Внутри обстановка царила как из страшных сказок Инкриза: везде кости и черепа, маски, картинки и всякое барахло.       Берт Геллино позвал его за стол. Первым делом плеснул чего-то в два стакана из бутылки тонкого стекла. На грубой серой скатерти заиграли золотистые блики.       — Не говори мне, что не знаешь Эспе, — начал Геллино, разглядывая их, — Особенно если у тебя есть ещё и татуировки.       — Я знаю Эспе, но немного.       — Я подумал, тебе может быть известно, что с ним случилось.       — Понятия не имею.       — Пожалей хотя бы госпожу Маар, его мать, — кеф сел за стол и указал Вёху место напротив, — Она стоит, там, снаружи. Глядит на каждого городского с надеждой. Но не говори ей, сперва мне.       — Я правда не знаю, — мотнул головой Змеёныш и сложил руки на спинку стула, — Меня не было в Экзеси уже с неделю.       — Волшебный зверь, видимо, попал в беду.       Отсутствие новостей Геллино не обрадовало, и он даже не попытался скрыть расстройство.       — Значит, Вёх? — перевёл он тему, озадаченно помолчав. — Тебе даже имя не сменили. Наше имя.       — Может, и ваше. Но меня у ваших на базаре купили. За деньги. За дёшево, кстати.       — Да, — спокойно согласился кеф. — Поэтому ты остался жив. В тот год одних выкосило лихорадкой, другие от голода померли. Вот, видишь этот стол? Раньше тут стояло два. И мест едва хватало. Н-да. А тебе, небось, в городе жилось не слишком хорошо?       — Нормально жилось. И я не городской, мы кочевники.       — И ведь каждый хотел бы на тебе отыграться за наши дела, — беста заговорил тише, будто сам с собой, — И будет хотеть. Нечего тебе делать там, снаружи.       Змеёныш склонил к плечу голову и проговорил:       — Всё думаю: вы ведь меня не одного тогда продали. Где все остальные дети? Вы их вернуть пытались?       — Мы их больше не видели, — ответил кеф.       — Хана им потому что. Да и Фринни могла оказаться злодейкой. Зачем я вам нужен-то теперь? Даже стрелять не умею.       — Молодёжь у нас от того и отходит, как пчела по весне. Дай только пострелять да в ответ получить. Волшебному зверю и госпоже Маар вечно рук не сложить. Что мне делать, а, брат? Вымираем мы. Я свою лепту внёс, больше не смогу ничего.       — Соболезную, — Вёх еле скрыл издёвку.       Пытаясь зайти с другого бока, беста спросил:       — Чего ты хочешь от жизни? Хочешь в хорошем доме зимовать? Денег?       — Я не один, у меня семья. Нас шестеро.       — Не вопрос, отлично! Всех обеспечим. У нас здесь порядки вольные. Захочешь дальше со своими лабухами кататься — катайся на здоровье, в сезон у нас многие работают кто кем. А жить будешь здесь.       Кеф говорил уверенно и вкрадчиво, но Вёх всё это слышать не хотел. У него внутри обида боролась со страхом и потихоньку побеждала. Где теперь те дети, которых продали вместе с ним? Почему за ним не вернулись, когда времена стали получше?       Чего бы теперь ни было от него нужно, свой выбор беста уже однажды сделали. Всё сильнее раздражаясь, Змеёныш ответил:       — Нас уже галинги обещали и пристроить, и обеспечить. Еле ноги унесли, только хуже стало.       — Галинги! — презрительно скривился кеф, — Они ещё живы там? Крохоборы. Даже не сравнивай, у нас народу теперь мало, а добра, выходит, на всех много. Пока ещё. Потом предложение будет поскромнее.       Берт Геллино поставил на середину стола маленькие песочные часы. Вёх прокинул их в ответ одним щелчком. Затем встал и пошёл к выходу.       — Счастливо оставаться, господин Геллино.       Вместо того чтобы потребовать уважения, кеф ответил на этакую наглость:       — Всё правильно. Порядочный мужчина должен уметь решение принимать не дольше двух минут. У тебя это в крови. Забери часы. Это знак для своих. А ещё лучше, если живым встретишь Эспе, попроси набить тебе на видном месте такие. Хуже не будет, у тебя и так всё на роже написано. Зато наши никогда не тронут тебя. Не хочешь за одним столом со мной сидеть — не надо, но всё меняется, когда живёшь настоящей жизнью.       Зачем-то он послушался и действительно забрал часы. Могли пригодиться.       Снаружи солнце окутало со всех сторон теплом и Вёх обрадовался ему как никогда. Неуютно оставаться один на один с такими как кеф за закрытой дверью.       Тот следом покинул дом, подошёл к Колдеру и сказал:       — На этот раз как обычно плати. Потом будет больше.       Дядя удивлённо поднял брови и просиял, к чему его лицо явно не привыкло, и потянулся за кошельком.       — Да вы какие-то козырные! — проговорил Флит вполголоса. — И здесь и там помогли! Уж не знаю, что ты там наплёл Геллино…       — Ничего не наплёл, — отмахнулся Вёх.       — За «ничего» скидки не делают.       Пришлось приврать, чтобы отстали:       — Кеф ищет кое-кого, и я вспомнил, где в последний раз его видел.       Остаток дня ехали к месту, где традиционно проходил фестиваль. Казалось, тяжёлое дыхание большой воды становилось всё глубже с каждой милей.       Корн без конца надоедал музыкантам с разговорами. Только и слышно было как слетают пробки всё новых пивных бутылок. Должно быть, им закупились ещё в Юстифи, где никто не продавал пиво в банках из-под других продуктов и с проржавевшими крышками.       Делать дорогой было решительно нечего. Вёх не хотел наглеть и выпрашивать, но сам бы с радостью хлебнул спиртного на пару с Ваксой. Вместо этого они нашли струю колоду карт и стали играть как в раннем детстве. Забывали правила, вспоминали.       Тиса всё рукодельничала в вагончике с порванным тентом, сшивала его заново. Ей с первых минут, кажется, не по нраву пришлась теснота жилой части трака, вот и сбежала ото всех.       Приехали на место перед самым закатом. Солнце катилось вниз, прямо в беспокойный океан, которого Вёх сто лет не видел и рад был теперь глазеть по сторонам. На берегу уже вовсю сооружали сцену и расставляли ограждения, а стоянку для траков и вовсе обносили колючей проволокой.       Тут и там в тени скал вырастали палатки. Народ уже вовсю веселился. Кто по-семейному, с играми в мяч и собаками, а кто горланил песни на пляже, наслаждаясь побегом из дома.       За ужином Флит напомнил циркачам про участие в концерте:       — Неподалёку есть пара лавок со всякой всячиной. Вдруг там отыщется что-то для вашего реквизита? Тиса покачала головой, обдирая шкуру с горячей картошки:       — Ну нет. Если промахнёмся с намоткой, то это будет провал. Там же не просто тряпки какие-то нужны, а материя, которая сама по себе не горит. Асбест не сыщешь днём с огнём. Я вообще не помню, где мы его брали. На Свалке, наверное, нашли.       — Хм, — задумался Флит. — Здесь за годы тоже образовалась небольшая свалка из всякого хлама. Разбитые инструменты, сценический реквизит, что-то от пиротехники. Попробуйте там пошарить, только осторожно.       Распорядитель посматривал на своих музыкантов с опаской. Скорее всего из-за того, как те принялись беспощадно закладывать за воротник, добравшись до ящиков с крепким. Когда он ушёл, снова прогнав всех спать, у костра остались только циркачи. Вскоре и Инкриз подсел к детям, притащив с сбой раскладной стульчик, какими пользуются рыбаки.       — Куда мы дальше денемся? — спросила Вакса, — Фестиваль кончится, и что?       Инкриз повёл бровью, поправил в костре бревно.       — Есть одна идея. Правда, весьма ненадёжная, но не попробовать грех, как говорится. Мы думали-думали с Фринни и всё, что пришло в голову — её старый цирк. На окраине Юстифи который. Ваша мама была знаменитой гимнасткой и её там наверняка помнят. Когда отыграют все дни, ребята поедут по домам. Колдеру как раз надо в Юстифи, вот и подбросят. Дела наши становятся всё сложнее, если честно, — он вздохнул. — Но вы не тревожьтесь, мы с мамой всё уладим. Как и обычно.       «Дохлый номер. Бредовая это идея. Мы же ненастоящие циркачи, так зачем нам в цирк? Чем мы там будем полезны?» — твердил Наг.       И ведь прав был.       — Наверное, надо Колдера спросить, — отозвался Змеёныш сразу и Нагу и отцу, — Попытка не пытка. Вокруг столько народу! Неужели никто не сможет хотя бы подсказать, как быть?       «Кефа ты отшил. Вот уж кто мог решить твои проблемы! Да что там проблемы, все бы остались в плюсе»       — Тихо! Уйди! — фыркнул Змеёныш.       Продолжая ворошить угли шампуром, Инкриз спросил:       — Скажи лучше, сын, тебе не наговорили чего-нибудь обидного? Не угрожали?       — Нет. Наоборот, — ответил Вёх, — В резервации ищут Эспе. Я думал, он сбежал в тот вечер прямиком под крыло к Кефу. А выходит, что нет.       — Знаю, я говорил с его матушкой, пока вы беседовали. Весьма яркая женщина, надо сказать. Выходит, он застрял в городе.       — Не понимаю, — нахмурилась Деревяшка, — он же наверняка всё видел. Если его задержали в участке, то неужели он не оправдал нас?       — Одного свидетеля недостаточно, да и… как бы самого его в соучастии не обвинили.       — Пап, — внезапно обратился Вёх, — Вы правда не меняли мне имя?       — Э-э-э… нет, — Инкриз казался слегка смущённым, — Нам посоветовали. Та женщина, которая тебя отдавала. Вроде как имя обережное. А Фринни, ты сам знаешь, в такое верит.       Пора было Вёху услышать самую странную вещь в своей жизни. Собравшись с духом, он спросил:       — Вакса, а тебя как звали?       Но великого откровения не случилось.       Она наморщила нос:       — Какой-то шлюшьей кличкой. Под стать бабе, которая меня рожала. Точно продала бы потом, как свою тушку, за бесценок.       Инкриз даже не пожурил её за грубые слова. Не тот был случай.       — А я что-то своего не помню, — Тиса пожала плечами. — Совсем стёрлось из головы. Будто его не было.       Ночь прошла тихо, под баюкающий ропот волн. Ваксе нравилось. Она медленно засыпала, лёжа на спине, и её ресницы всё реже вздрагивали. Приятно так делать, когда точно знаешь: сон вот-вот тебя поглотит, сотрёт все мысли. Вёх ни о чём с ней не говорил, просто лежал рядом и молча смотрел, пока сам не уснул.       Без особой надежды они с утра засобирались на местную свалку. Тиса тоже присоединилась, сказав, что без неё они асбест от мешковины не отличат.       Первым, кого увидел Вёх, выйдя из вагончика на улицу, оказался барабанщик. Тупо уставившись в стол, Кони пытался налить пиво в крышку от бутылки. Получалось даже аккуратно.       — У тебя всё нормально? — поинтересовалась Вакса.       — У меня отлично, — Кони явно лыка не вязал. — Сейчас посплю немножко, и будет вообще великолепно.       — А когда вы выступаете?       — Мы? Выступаем? Послезавтра. Надо молодёжь вперёд пускать, а то их нихрена слушать никто не будет.       — Флит тебя отделает, если увидит в таком состоянии.       — А он кто, хозяин всему миру что ли?! — возмутился Кони. — Да пошёл он…       Осторожно перебравшись по скале, циркачи увидели кучи хлама у её подножья. Океан то лениво слизывал мусор с берега, то швырял его обратно.       Ничего полезного поначалу не находилось. Асбест, скорее, водился на руинах зданий в виде обрывков шнура.       Вакса нашла покорёженную старую колонку в деревянном корпусе. Она пыталась разломать её и так и этак, но та только трещала. В конце концов колонка полетела на камни и развалилась от удара на несколько частей.       — Хоть проволоки найти бы, если придётся тряпки наматывать, — проворчала Вакса. Выдрав динамик, она сняла внешнюю решётку. Змеёныш моментально отобрал его — уж больно хорошая догадка пришла на ум.       — Погоди, тут жёлтая штуковина… А знаете, что красят в жёлтый? — Вёх с загадочным видом покосился на девушек, — Кевлар.       Тиса подошла потрогать находку.       — Да ну! Это просто мембрана из ткани.       Был только один верный способ проверить правоту Вёха. Он вытащил зажигалку, откинул крышку и принялся обжигать краешек материи. За целую минуту она даже не оплавилась.       Немного потрудившись, набрали кевлара с запасом, да ещё и нашли все стальные детали для сценического скарба.       — Хрен я теперь расстанусь с факелами! — приговаривала Тиса, выдирая очередной диффузор, — а те пускай остаются у Анны.       В лагере музыкантов Флит действительно залютовал, увидев почти не стоявшего на ногах Кони. Распорядитель не верил, что тот не ушёл в штопор и ему хватит суток прийти в себя. Вокруг них крутился Корн, пытаясь что-то сказать.       — Кони! — обратился он, пока Флит прервался, устав сыпать бранью, — Можно мне постучать в твои барабаны?       — Какие проблемы?! Только палочки не теряй.       — Не трогай инструменты! — пригрозил распорядитель.       Был бы Кукурузина котом, прижал бы уши. Но всё-таки продолжил:       — Я сам играю.       — Это Кони играет. А ты балуешься.       — Просто у меня нет бочки настоящей и латунных тарелок.       Кони на это возмущённо гаркнул:       — Они бр-р-ронзовые, обалдуй! Обижаешь!       — Флит, для него это святое, — примирительно сказал Вёх, — Он правда профессионал.       — Слушай… — распорядитель качал головой, — Эти охламоны наняли меня именно для таких случаев, когда они сами уже решений принимать никаких не могут. Я их выпинываю на сцену, охраняю гримёрки от балдевших фанаток, берегу инструменты, подписываю бумажки, ищу новые места для выступлений и так далее. Кроче, как ваш папаша. Контракт на меня заключён, не на них. Если я что-то запрещаю, то от их имени, ладно? Что там у вас выходит с трюками, кстати? Нашли асбест?       — Намного лучше! — Заверила Тиса, — К вечеру у нас будут новые снаряды и факелы. Мы вам всё покажем.       — Ладно.       Только одна беда оставалась с выступлением. Вёх до мельчайших подробностей помнил, как однажды на Зорях — празднике середины лета — жгли костры прямо на площади, карауля рассвет. Эспе тогда сидел на брусчатке рядом с циркачами. Он вдруг будто вспомнил о чём-то и кинул в огонь пригорошню порошка, немедленно взорвавшегося красивым всполохом. Шаман улыбнулся и хмыкнул.       — В детстве любил так забавляться, когда плаун цвёл. Знаете, какой он древний?! Помнит ещё времена, когда на деревьях листья не росли. И раны от его пыльцы хорошо затягиваются.       Тогда Змеёныш выпросил у него щепотку и сам убедился: порошок легко может заменить керосин. А через месяц как раз смог собрать пыльцу на весь сезон.       На скалах плаун не рос. А Вёх, так привыкший к запаху керосина, не мог терпеть его вкус и старался не думать о том, как предстоит выступать.       Воспоминание всё крутилось в голове, пока водитель шарил по углам трака, освещая их зажигалкой и бормоча:       — Зимой, бывает, прихватывает топливо… та-а-ак… было где-то здесь. Чтобы не прихватывало, разбавляем керосином. А, вот.       Он вытащил откуда-то видавшую виды канистру и потряс ею.       — Половинка есть. Хватит вам?       — Хватит! — хором отозвались циркачи.       Набрав бутылок — благо, пустых вокруг хватало — они принялись переливать керосин для удобства. Вёх не думал, что так плохо на это отреагирует. Маслянистые желтоватые капли стекали на пыльный взрытый грунт и впитывались тёмными пятнами.       Он с трёх шагов чувствовал слишком тяжёлый запах этого дьявольского пойла.       — Н-да, это тебе не с завода Амьеро, — проговорила Тиса, забивая пробку.       — Там, видимо, добавлено что-то…       Вакса бесстрашно приложилась к горлышку, подержала во рту и сплюнула.       — Сойдёт. Нам же не глотать. Просто канистра провоняла соляркой.       Пришлось отойти и подышать свежим воздухом. Змеёныш так и не мог себя взять в руки.       — Ладно тебе! Не помер тогда — и в этот раз не удастся, — Вакса потрясла его за плечо. — Как рягу уплетать — так ты первый, а от неё можно сердечный приступ получить. Тем более, ты уже взрослый, при случае и гвоздь переваришь.       — Весь трясётся, надо же… — заметила Тиса с усмешкой, — Тебя не смущает, что ты один из труппы пользовался порошком, но с нами всё в порядке?       — Похоже, выступать будем мы вдвоём. От него в таком состоянии толку не будет. Только испортит всё.       Руки задрожали и Змеёныш спрятал их в карманы. Ну не сдаваться же так просто!       — Нет, просто надо, наверное, пойти поесть… посидеть там, поспать… и всё пройдёт. Привыкну к этой мысли, да и всё. Как и всегда.       — Нихрена! — вдруг разозлилась Вакса, — Куда ты лезешь? Мы вдвоём выступим и отлично справимся. Публика — сплошные мужики, мы им понравимся.       — Так не пойдёт, — уронила Тиса, — если выступаем, то все. Что это вообще за повод такой филонить?       — А повод такой, что он не хочет. Вот и всё.       — Да не начинайте, из-за меня тем более! — взмолился Змеёныш.       Почему-то Тису весь этот разговор взбаламутил. Она вернула канистру водителю и настойчиво заговорила опять:       — Нет, подожди. С каких это пор у нас у нас можно просто откосить, а? Без уважительной причины?       — Причина уважительная, — ответила Вакса, — Вот я хочу и выступлю. Он боится керосина. А ты?       — В каком смысле?       — Чего ты хочешь?       — Какая разница? Нужно обязательно. Музыканты нас кормят.       — Чего. Ты. Хочешь?       Тиса с размаху запустила пустую бутылку в отвесную скалу, да так сильно, что осколки брызнули во все стороны.       — Кто спрашивает? Ты? Зачем? Что ты можешь изменить?       Она забрала столько керосина, сколько поместилось в руках, и нарочито спокойно унесла с собой, стараясь ни на кого не смотреть.       — Даже наорать на меня нормально не смогла, — Вакса хохотнула, — потому что нельзя. И сердиться не будет. Нельзя скандалить. Ей ничего нельзя, она привыкла.       — Тиса вечно отдувается за нас, дураков, — Вёх провожал её взглядом, — Вспомни, сколько раз она выручала нас.       — Деревяшка. Делает, что скажут. Работает, пока замертво не свалится, даже когда не просят. Думает, её только такой любить будут. И ты тоже хорош. Ради кого вечно через себя перешагиваешь? Не забыл спросить, надо ли оно нам такой ценой? Родителям особенно.