Silver sable

      Чанбин лежал на больничной койке, его лицо было спокойным, словно он просто спал. В палате царила тишина, нарушаемая лишь мягким гулом медицинских приборов и редким шорохом за окном. Джисон сел на стул рядом, взяв Чанбина за руку. – Привет, Чанбин, – начал он тихо, будто боясь нарушить это хрупкое спокойствие. – Сегодня был первый учебный день. Я стал преподавателем, как и хотел… Проводил лекцию в группе Феликса. Это так забавно... Но что ещё интереснее, с ним в группе Хван Хёнджин, с которым они раньше жили по соседству. Помнишь? Феликс пытался с ним поговорить, но тот не только ни слова не сказал, но ещё и пересел от него в другой конец аудитории. Джисон покачал головой, вспоминая, как они по очереди пересаживались во время занятия. Воспоминания о сегодняшнем дне были как яркие вспышки, оживляющие серую реальность больничной палаты. Он продолжил: – Он очень изменился, я его едва узнал. Выше меня, отрастил волосы до плеч, даже пирсинг губы сделал… Представляешь? Нужно было видеть эти глаза Сынмина, когда мы наконец пересеклись в конце учебного дня, и он увидел меня в кофте, которую подарил. Решил надеть, ибо мне показалось, Сынмин обижается, что я не ношу её. – Хан тихо рассмеялся, опуская голову. – А мне просто жаль изнашивать.. Джисон рассказывал это, зная, что не получит ответ. Он часто приходил навестить брата в больнице и делился с ним событиями из своей жизни, надеясь, что Чанбин услышит его и, возможно, однажды откроет глаза. Эти моменты, проведённые рядом с Чанбином, были для него словно светлячки в ночи, разгоняющие тьму. Его голос был мягким и успокаивающим, как шелест листьев в летний вечер. Джисон говорил, будто стараясь передать Чанбину тепло своей души, сквозь непробиваемую стену комы. Время от времени он сжимал руку брата, чувствуя, как внутри него разгорается надежда. – Ты бы гордился мной, Чанбин. И ты бы точно оценил, как я справляюсь с ролью преподавателя, – продолжал Хан, глядя на спокойное лицо брата. – Иногда мне кажется, что я чувствую твоё присутствие здесь, как будто ты всё ещё рядом, поддерживаешь меня. Тишина в палате была наполнена присутствием Джисона, его теплом и заботой. Каждый его визит был как ритуал, позволяющий ему оставаться сильным и не терять веру. Он знал, что слова, которые он произносит, могут казаться лишь звуками в пустоте, но он продолжал говорить, надеясь на чудо. – Я верю, что ты слышишь меня, Чанбин, – тихо добавил он. – И что однажды ты откроешь глаза и скажешь мне, что всё будет хорошо. Я жду этого дня, каждый раз, когда прихожу сюда. Джисон поднялся, поправил одеяло на Чанбина и тихо вышел из палаты, оставив за собой светлый след своей любви и надежды. В коридоре больницы он ещё раз обернулся, бросив последний взгляд на брата, и, вздохнув, отправился домой, с мыслями о том, что, не смотря на все трудности, он никогда не перестанет верить в чудо.       Феликс пытался адаптироваться к университетской жизни. Он старался находить общий язык с одногруппниками и расширять свой круг общения. Каждый день он учился ориентироваться в лабиринте коридоров в поисках нужной аудитории и старался не накапливать долги по учёбе. Так прошли три недели. Почти месяц… Но Хёнджин не выходил у него из головы. Феликс задумчиво смотрел перед собой, вспоминая свои попытки поговорить с Хваном. Воспоминания всплывали как эпизоды из грустного фильма, заставляя его сердце сжиматься. Он подошел к нему в коридоре, осторожно коснувшись его плеча. Словно электрический разряд пробежал по телу Феликса, когда он увидел, как Хёнджин дернулся, бросив на него непонятный, почти испуганный взгляд, и ушёл, не произнеся ни слова. Феликс стоял в пустом коридоре, чувствуя, как его улыбка медленно угасает, оставляя за собой горький привкус разочарования. В другой раз он попытался заговорить с ним в библиотеке, надеясь, что в спокойной обстановке повезёт больше. Зал был наполнен приглушённым шёпотом и шелестом страниц, создавая атмосферу уюта и сосредоточенности. Феликс осторожно подошёл к Хёнджину, держа в руках тетрадь, как будто она могла стать мостом между ними. – Хёнджин, ты уже сделал задание на пятницу по предыдущему семинару? Можешь помочь мне? – спросил он, стараясь говорить мягко, чтобы не испугать парня. Но Хёнджин взглянул на него с недоверием, словно Феликс был незнакомцем, а не другом из прошлого. Снова ничего не ответив, он вернулся к своим книгам, оставив Феликса в недоумении и печали. Феликс чувствовал себя беспомощным. Каждое его усилие натыкалось на непробиваемую стену, за которой скрывался Хёнджин. Воспоминания о том, каким он был раньше, не давали ему покоя. Они жили по соседству, ходили в один класс. Феликс помнил его как весёлого, шутливого парня, всегда готового поделиться своими идеями и энергией. Вместе они проводили дни, полные смеха и приключений. Но что-то изменилось. Хёнджин стал другим. Его глаза, когда-то полные жизни, теперь были холодными и отчуждёнными. Феликс чувствовал, как между ними выросла стена непонимания и боли. «Все вокруг мне кажутся такими уверенными, такими спокойными. Они просто проходят мимо меня, словно я невидимка. А Хёнджин... Он вообще не отвечает на мои попытки с ним заговорить. Что случилось с ним? Почему он так изменился? Может быть, это я что-то сделал не так? Но что именно? Я стараюсь быть дружелюбным, быть открытым... Но почему-то с ним это не работает. Ведь раньше мы были друзьями, проводили много времени вместе. А сейчас... Неужели он меня забыл? Или я просто навязываюсь? Но я не могу просто так сдаться. Я не могу просто отказаться от дружбы, которая была у нас. Я должен разобраться в этой ситуации...» Медленно вздохнув, Феликс отвёл взгляд от пустого пространства перед собой. Он понимал, что изменить ситуацию будет нелегко, но не собирался сдаваться. В его сердце жила надежда, что однажды он снова увидит тот свет в глазах Хёнджина, который когда-то был для него лучом радости.       На перемене Сынмин и Джисон сидели на скамейке, окруженные шумом и суетой университетского двора. Студенты проходили мимо, переговариваясь и смеясь, но этот уголок казался отдельным миром, где тишина их разговоров создавалась только для двоих. Сынмин молча перебирал пальцами по исписанной тетради, его взгляд утонул в мыслях, словно он погружался в мир собственных раздумий. Джисон, замечая эту погруженность, с заботой посмотрел на друга. – Всё в порядке? – спросил он, его голос звучал мягко, словно касаясь чего-то хрупкого. Сынмин поднял глаза, встречаясь с взглядом Джисона. Он улыбнулся, стараясь звучать уверенно. – Да, всё хорошо, – ответил он, но его голос был приглушённым. Джисон чувствовал, что за этими словами скрывается больше, чем он мог услышать. Он знал, что Сынмин не скажет правду, если не захочет. – Что-то случилось? – настаивал он, видя, что что-то всё-таки беспокоит друга. Сынмин задумчиво посмотрел вдаль, словно пытаясь собрать свои мысли. – Ничего серьезного. Просто думаю о сложных проектах, которые нам задали, – наконец сказал он, но его глаза выдавали тревогу, скрытую за маской невозмутимости. – Заданий так много, а времени и желания их делать всё меньше... Джисон понимающе улыбнулся, но глубоко в душе чувствовал – это ложь. Хан знал Сынмина много лет, и понимал, когда тот пытался что-то скрыть. Он не был уверен, что именно выдает Кима...была ли это интонация, вздрагивание бровей или избегающий взгляд...но Джисон знал, что не стоит давить на друга, поэтому решил не настаивать, а просто остаться рядом, готовый поддержать в любой момент. Поэтому он привысно сменил тему: – Ты же знаешь, что Феликс всё ещё пытается сблизиться с Хёнджином? – Да, – Сынмин перевел взгляд на тетрадь в руках, вспоминая. – Как бы я не хотел в это вмешаться, ничего делать не буду. Это их дело. Просто предупредил его о некоторых моментах. Не хочу, чтобы он потом страдал. – А Хвана видел? – продолжал Джисон. – Видел… - ответил Сынмин, добавив про себя: «Он как серебряный соболь…» Хёнджин действительно напоминал редкого серебряного соболя. Его присутствие было завораживающим и элегантным, как грациозные движения этого животного. Его длинные волосы блестели на солнце, подобно сверкающему меху соболя, и в каждом его жесте читалась утончённость и красота. Однако, как и серебряный соболь, Хёнджин был холодным и недоступным. Его взгляд, хоть и притягательный, был наполнен отчуждением и скрытностью, словно вокруг него возвели непробиваемую стену из льда, оставаясь неприступным и таинственным. В его поведении была скрыта глубокая грусть и какая-то неразгаданная тайна, которая делала его ещё более загадочным. Каждый раз, когда Сынмин видел Хвана, он ощущал этот холод, эту недосягаемость, но вместе с тем – магнетическую привлекательность, как будто за этой маской скрывается что-то невероятно ценное и редкое. Мимо них снова прошла небольшая группа студентов, которые перешёптывались, поглядывая на них. Оба парня заметили это. – Тебе лучше не подходить ко мне, наверное… Не хочу недопонимания, подумают ещё что-то… – сказал Сынмин, прерывая тяжелую тишину. – Что оценки высокие по дружбе с преподом… Джисон немного прищурился, воспринимая слова друга. Он понимал, какие последствия могут быть для обоих из-за их дружбы, особенно в учебной среде, где всё оценивали по поверхности. – Хорошо. Сынмин кивнул, благодарный за слова. Джисон, импульсивно схватив его за руку, нежно сжал её. – Всё будет хорошо, – прошептал он, его взгляд полон уверенности. Сынмин почувствовал, как сердце начало биться быстрее, когда Хан сжал его руку. Эти слова, уверенность в голосе – всё это заставляло его чувствовать себя одновременно защищённым и уязвимым. – Спасибо, Джисон, – его переполняли смешанные эмоции. Каждый такой момент, каждое прикосновение и слово казались чем-то волшебным и мучительным одновременно. Становилось всё труднее с каждым днём. Он посмотрел на хёна, который всё ещё держал его за руку, и попытался скрыть свою растерянность за улыбкой. Слишком поздно. – Ты действительно лучший друг, Джисон. Я не знаю, что бы делал без тебя… Тот улыбнулся в ответ, отпуская его руку. В этот момент их связь казалась особенно крепкой, несмотря на все пр еграды и недопонимания, существующие в их мире.       Мысли Феликса блуждали по лабиринтам воспоминаний, возвращая его к временам, когда он и Хёнджин были неразлучны. Тогда Хван был совершенно иным. Вспоминая те дни, Феликс снова слышал их смех, разливающийся по улице, привлекая восхищенные взгляды прохожих. Хёнджин был источником бесконечной энергии и радости. Его шалости и забавные истории всегда поднимали настроение. – Эй, Феликс, хочешь пойти в парк после уроков? – спрашивал Хёнджин, его лицо светилось широкой улыбкой. Его энтузиазм был заразителен, и даже самый скучный день превращался в приключение. Феликс, застенчивый и нерешительный, часто просто кивал в ответ, следуя за своим другом. Он восхищался Хваном, его легкостью и уверенностью. Рядом с ним мир казался ярче и интереснее. Они часто играли в мяч на пустыре или придумывали истории, сидя на траве, наслаждаясь каждым моментом.       Однажды вечером, когда лето только начиналось, Хёнджин предложил устроить ночёвку в саду. – Почему бы нам не устроить палаточный лагерь прямо у меня во дворе? – его глаза горели от возбуждения. Феликс, отпросившись у родителей, согласился. Они развернули палатку под звёздами, зажгли маленький фонарик и начали рассказывать друг другу страшные истории. Хёнджин был мастером в этом — он придумывал сюжеты на ходу, добавляя неожиданные повороты и пугающие детали. Феликс слушал, затаив дыхание, его нерешительность исчезала в такие моменты, он полностью погружался в мир, созданный Хваном. Позже, лёжа на спальных мешках, они делились своими мечтами. Хёнджин говорил о желании путешествовать, видеть новые места и встречать интересных людей. Феликс, слушая его, чувствовал, что его собственные мечты становятся яснее и ближе. Эти ночи были наполнены смехом и теплом, которые Ким до сих пор бережно хранил в своём сердце.       Теперь, когда Хёнджин стал замкнутым и избегал любого контакта с людьми, Феликсу было трудно понять, что произошло. Он часто задумывался о том, как вернуть прежнюю дружбу. Феликс больше не подсаживался к Хвану, понимая, что это доставляет ему дискомфорт. Он хотел избежать этого, но продолжал попытки восстановить хоть крупицу их связи. Он смотрел, как Хёнджин пишет что-то в тетради, забывая о собственном задании. Феликс прокручивал в голове тот факт, что не замечал его в столовой ни разу. «Вполне объяснимо, что он может брать еду с собой и есть в другом месте. Есть в парке, слушая пение птиц... о, почему я раньше не подумал об этом? Стоит как-нибудь попробовать это с Сынмином! Но… будет ли навязчиво, если я куплю что-то Хёнджину? Шоколадный кекс? Любит ли он их всё ещё? Может ему понравится, если я угощу его...» На перемене, собирая всю свою решимость, Феликс решил сделать очередную попытку сближения. Он долго выбирал кекс в буфете, надеясь, что сладкое напоминание о прошлом смягчит Хёнджина. Когда звонок прозвенел, и большинство студентов начали покидать аудиторию, Феликс медленно подошёл к парте Хёнджина. – Эй, Хёнджин, – его голос дрожал от волнения, – Я подумал, что ты, может быть, голоден. Вспомнил, как ты любил шоколадные кексы. Сейчас они тебе нравятся? Он осторожно положил небольшой пакетик с кексом на парту Хёнджина. Тот резко поднял глаза, и Феликс увидел в них смесь недоверия... Несколько долгих секунд Хёнджин смотрел на сверток, словно оценивая его, а затем медленно поднялся, взял пакетик и направился к выходу. Феликс неотрывно следил за каждым его движением. Он чувствовал, как сердце уходит в пятки, когда Хван молча пересёк аудиторию. С каждой секундой напряжение нарастало. Каково же было его удивление и шок, когда Хёнджин, не останавливаясь, выбросил кекс в мусорное ведро у двери. – Да ты что, спятил? – воскликнул Феликс, не в силах сдержать эмоции. Его глаза расширились в ужасе и недоумении. Хёнджин не обернулся. Он спокойно вернулся к своей парте, минуя ошарашенного Феликса, как будто ничего не произошло. В его действиях не было ни капли злобы или презрения — только ледяное равнодушие. Феликс остался стоять на месте, ошеломлённый произошедшим. В голове крутились тысячи мыслей, но ни одна не могла объяснить, что только что случилось. Он не понимал этих чёртовых действий Хёнджина, его реакции, и чувствовал, как остатки их былой дружбы ещё больше отдаляются. Совсем отдаляются. «Хёнджин, что ты, чёрт возьми, творишь?» - думал Феликс, не в силах оторвать взгляд от мусорного ведра. – Если они тебе больше не нравятся, мог бы просто не принимать его. – несколько грубо отозвался младший Ким. – Но выбрасывать... Тяжёлое молчание повисло в воздухе. Вокруг слышался шум и гам перемены, но для Феликса мир как будто остановился. Он смотрел на Хёнджина, и каждый раз встречался с той же стеной холодного безразличия. В душе оставался лишь тлеющий вопрос: почему? Джисон, стоя у входа в аудиторию, наблюдал за происходящим с нарастающим беспокойством. Он видел, как Феликс осторожно подошёл к парте Хёнджина и положил на неё кекс, стараясь улыбнуться. Джисон заметил, как Хёнджин холодно взглянул на свёрток и затем демонстративно выбросил его в мусорное ведро. Этот жест, казалось, резанул по сердцу не только Феликса, но и всех, кто был свидетелем этой сцены. Феликс стоял неподвижно, ошеломлённый и униженный. Джисон чувствовал, как напряжение в воздухе сгущается, и не знал, как ему реагировать. Это было новое и неожиданное для него чувство - беспомощность. Он привык решать проблемы и помогать своим друзьям, но сейчас не знал, как помочь Феликсу, чьи глаза, полные разочарования, смотрели на пустое пространство перед ним. Внезапно Ким словно сорвался с места и пулей вылетел из кабинета. Его лицо было бледным, а глаза горели от обиды и ярости. Джисон пытался остановить его, инстинктивно протянув руку. – Феликс, – успел он произнести, но его голос утонул в шуме и суете коридора. Феликс не услышал его, уже скрываясь в толпе студентов. Хан почувствовал, как его рука бессильно опустилась. Он смотрел вслед Феликсу, осознавая, что тот был слишком поглощён своими переживаниями, чтобы заметить хоть кого-то вокруг. Джисон медленно перевёл взгляд на Хёнджина, который снова спокойно сидел за своей партой, погружённый в тетрадь, будто ничего не произошло. Его безразличие поражало. Снаружи, в шуме и движении, Феликс продолжал свой отчаянный побег от эмоций, которые накрыли его волной. Он чувствовал, как в груди нарастает боль и разочарование. Каждый шаг отдавался эхом в его сознании, а перед глазами всплывали образы прошлого. Джисон же, оставшись у входа, не мог отвести глаз от места, где только что стоял его друг. Его сердце сжималось от сожаления. Он хотел найти слова утешения, но понимал, что сейчас они ничего не изменят. Внутренний голос подсказывал ему, что время — единственное, что может хоть немного облегчить эту боль. Хан решил, что не может оставить все эти события без внимания. Он понимал, что не должен… Подойдя к Хёнджину, он сказал: – Хёнджин, я не знаю, что с тобой происходит, но ты должен понять, что твои действия ранят других. Ты причиняешь боль Феликсу. Мы оба знаем, какая это трудная ситуация для вас. Прошу тебя, попробуй разобраться во всём, что между вами происходит, и попытайтесь решить это. Я говорю это не как преподаватель, а как друг Феликса.. – его слова были тихими, но проникновенными. Джисон хотел, чтобы Хёнджин осознал серьезность положения и понял, что его действия имеют последствия не только для него самого, но и для Феликса, для всех, кто свидетельствует этому. Он надеялся, что эта беседа станет первым шагом к разрешению напряжённости между ними.       С каждым днём Феликс всё больше ощущал, что тот Хёнджин, которого он знал и любил как друга, исчезал, оставляя вместо себя чужого, холодного человека. Феликс чувствовал, как что-то внутри него ломается. Все попытки возродить прошлое, все его старания натыкались на непробиваемую стену. Он ощущал тяжесть, словно терял не только друга, но и частичку самого себя. Сынмин без слов понимал, что происходит в душе брата, и старался поддержать его любым доступным способом. Он прислушивался к невысказанным словам, ловил каждый намек на тревогу или грусть в его голосе. Феликс, в свою очередь, ценил эту поддержку и отвлекал старшего брата от мрачных мыслей, пытаясь создать атмосферу легкости и радости в их общении. Несмотря на свои собственные беспокойства и трудности, он умело маскировал свои эмоции, чтобы не беспокоить Сынмина ещё больше, зная, что тому есть о чём переживать помимо него. Вместе они образовывали непрерывный поток взаимопонимания и взаимной поддержки, который помогал им преодолевать трудности. Сердце Феликса билось с ускоренным ритмом, когда он направлялся на последнюю пару, испытывая смешанные чувства тревоги и надежды. Он молился на удачу, желая, чтобы эта пара пролетела быстро и без происшествий, особенно после того, как его завалили на прошлой неделе. Стремясь не опоздать, он шел в потоке одногруппников, которые живо обсуждали предстоящие события на семинаре. Феликс внимательно слушал их разговоры, отвлекаясь на дискуссии, и не заметил, как они уже подошли к лестнице. Внезапно его нога зацепилась за какое-то препятствие, и он неудержимо почувствовал, как начинает терять равновесие. Мгновение показалось вечностью, когда он начал падать вниз, сердце сжалось от неожиданного испуга. Падение было стремительным, и Феликс почувствовал, как воздух уносит его вниз. Он попытался хоть как-то удержаться, но безуспешно – гравитация слишком сильно тянула его книзу. Голова кружилась, а в груди разбушевался хаос. Его тело столкнулось с твердой поверхностью, сопровождаемое глухим звуком. На миг все замерло в полном молчании, а затем реальность вновь ворвалась, заставив Феликса почувствовать пронзительную боль. Он застонал, сжимая зубы, пытаясь прийти в себя и осознать происходящее. Первая мысль была о том, не сломал ли он что-нибудь, и только потом – о том, что сейчас происходит вокруг. Студенты в испуге окружили Феликса, и несколько из них подбежали, чтобы помочь ему. Руки тянулись к нему, предлагая помощь в поднятии. Феликс почувствовал эту волну доброжелательности и поддержки, которая окутывала его, как теплое одеяло. Ким, когда ему помогли встать, пришлось обернуться, чтобы найти свой рюкзак, но он едва не врезался в кого-то из студентов. Подняв глаза, он наткнулся на взгляд Хёнджина. Затем, с изумлением, он заметил, что свой рюкзак видит у него в руках. Этот момент вызвал у Феликса сложную смесь чувств – удивление, неожиданность, и чувства благодарности, которые он мог бы почувствовать, были заглушены обидой за непонятные действия Хёнджина. «Ты не разговариваешь со мной, игнорируешь, выкидываешь кекс, но держишь мой рюкзак...» Киму безумно захотелось выхватить своей рюкзак из рук Хвана. Почему-то тот факт, что тот держит его, был неприятен Феликсу... Чувствуя боль в голове, он протянул руку к своему рюкзаку, когда Хван внезапно проронил: – Тебе нужно в медпункт. Голос парня прозвучал для Феликса как нечто неожиданное и необычное. Он ощутил, как его мысли замирают на мгновение. Этот звук пронзил его сознание, заставив забыть о боли в голове и остальном мире вокруг. Чувствуя себя внезапно потрясенным и немного смущенным, он посмотрел на Хвана, словно не веря, что это он сказал... Эмоции колебались от удивления до недоумения, но в то же время появилась тонкая нить надежды.... Ким не был уверен, был ли он всё же рад этому.. Он долго добивался хоть какой-то реакции от давнего друга, а что сейчас? Этот парень держит его рюкзак и говорит: «Тебе нужно в медпункт.» Только в такой момент тот решил обратить на него внимание... Но раздумья Феликса были прерваны словами "кровь", "у него кровь", и адреналин вспыхнул в его венозной системе. Медленно подняв руку к затылку, он ощутил неприятную влажность. Взглянув на пальцы, он увидел, как на них блеснула красная жидкость. Кровь. Его сердце на мгновение замерло, а затем начало биться быстрее. Это был не просто царапина или ссадина - его пальцы были окрашены в ярко-красный оттенок, который вызывал беспокойство и тревогу. Резкая боль в голове и теперь эта кровь заставили его понять, что ситуация гораздо серьезнее, чем он сначала предполагал. Молча, Феликс и Хван направились в медпункт, их шаги звучали глухо на пустых коридорах университета, ведь пара уже началась. Под внимательным взглядом медсестры Феликс почувствовал себя как на операционном столе – она перематывала бинтом его голову, словно создавала художественное произведение. Её руки двигались уверенно, с профессиональной ловкостью, и, хотя взгляд ее был серьезным, Феликс почувствовал, что она заботится о его благополучии. В это время Хван стоял в стороне, молча наблюдая за процессом. Его обычная бесстрастная маска была нарушена, и в его глазах промелькнуло что-то, напоминающее тревогу. Возможно, это был признак его внутренних раздумий и борьбы с собственными чувствами. Когда медсестра закончила, она посмотрела на Феликса с улыбкой и сказала, что все будет в порядке, но лучше всего обратиться к врачу для подтверждения. Феликс кивнул в знак согласия, благодаря внутренне за ее заботу. Затем они покинули медпункт. В момент, когда Хван остановился, Феликс обратил на него взгляд, который словно пронзал его сквозь, выражая: «Почему остановился?» В тишине коридора Хёнджин медленно прислонился к холодной стене, словно поддавшись тяжести своих мыслей. Слова Джисона проникли в его сердце, словно далекий гром, который предвещает бурю. Он понимал, что его поступки не всегда правильны, но страх и боль, что гложут его, делают его немощным. Тем не менее, стоя в тишине коридора и ощущая, как Феликс стоит в ожидании, Хёнджин начал задумываться, не пора ли изменить свою жизнь. Может быть, пришло время дать возможность кому-то помочь ему преодолеть свои страхи и боли. Где-то в глубине его души мерцал огонек надежды, что Феликс заслуживает шанса, и что дружба достойна борьбы. Но некоторые мысли, как темные тени, все еще окутывали его ум, и он не знал, как с ними справиться…они оттягивали решения. – Может быть, начнем сначала? - несмело произнес Хван, не в силах встретиться взглядом с Феликсом, словно пытаясь утаить свою слабость. Феликс долго смотрел на него, вглядываясь в его глаза. Он очень ждал этого момента, но теперь эти слова пугали его... Феликс продолжал смотреть на Хвана, и всё в его душе протестовало. Это предложение «начать сначала», прозвучавшее так неожиданно, будто было вызвано не искренним желанием, а лишь странным обстоятельством — его падением. Как будто для Хвана нужно было, чтобы он пострадал, чтобы его заметили. Он вспомнил все моменты, когда пытался наладить разговоры, когда пытался вернуть хотя бы часть той связи, которая когда-то была между ними. И всякий раз натыкался на ледяное безразличие. А теперь, когда его тело было в таком уязвимом состоянии, Хван наконец протянул руку. Феликс почувствовал, как его лицо слегка подёрнулось горькой улыбкой, но не позволил себе показать этого. «Это ли та искренность, о которой я мечтал?» Но вместе с болью пришло и осознание. В этом странном, почти абсурдном моменте он вдруг понял: Хван всё же здесь. Здесь и сейчас. И, возможно, это не было проявлением жалости или реакции на физическую слабость, а что-то более глубокое. Что-то, что даже Хван сам не мог объяснить. Возможно, этот шаг был для него не меньшим испытанием. «Я ничего не знаю о том, каким стал Хёнджин сейчас.» Этот факт ударил по Феликсу с неожиданной силой. Всё, что он считал знанием, оказалось призраком прошлого. Он помнил того Хвана, который был светлым, энергичным, который всегда поднимал ему настроение. Но тот Хван исчез. И теперь перед ним был совершенно другой человек. Может быть, всё это время Феликс гонялся за тенью, пытаясь возродить то, чего больше не существует? «Кто ты теперь, Хван Хёнджин?» Возможно, вместо того чтобы цепляться за образы прошлого, стоит попытаться узнать его заново. Не того мальчика, с которым они делили детство и юность, а этого нового Хёнджина — холодного, молчаливого, но всё же... здесь. Феликс почувствовал, как в груди разгорается тихий огонёк. Это не было радостью, скорее тихой, усталой надеждой. «Может, я действительно хочу попробовать снова.» Не для того, чтобы вернуть прошлое, а чтобы понять, кто перед ним теперь. Увидеть за этой ледяной маской не только боль, но и ту часть, которая, возможно, всё ещё хранила тепло. «Я хочу узнать тебя таким, каким ты стал.» Он закрыл глаза на мгновение, прислушиваясь к себе, к тому, что рвалось на поверхность. Возможно, это и была та самая правда, которую он боялся признать. Что несмотря на все свои попытки, несмотря на неудачи, он всё ещё хотел этого. Всё ещё хотел быть рядом. Феликс открыл глаза и посмотрел на Хвана с неожиданной для себя решимостью. В этот момент он почувствовал, что не может просто отступить. Не после всего, что было. Не после того, как они столько лет были неразлучны. И пусть этот Хёнджин был совсем другим, он всё ещё был человеком, которого Феликс когда-то знал. — Хёнджин, я согласен, — его голос был тихим, но твёрдым. Он говорил это не для Хвана, а скорее для себя. Чтобы самому услышать это решение и почувствовать его силу. — Давай попробуем. – даже если это приведёт к ещё большему разочарованию, даже если всё пойдёт не так, как он надеялся, он готов рискнуть. Феликс не был уверен, что всё получится. Но в этот момент он знал одно: он не мог позволить себе упустить этот шанс. И если за этим придёт разочарование, пусть так. – Я хочу попробовать ещё раз, чего и добивался все эти бесчисленные недели... Но можешь ли ты быть честен и прямолинейным со мной…?Хоть короткими фразами говори о чём ты вообще думаешь, чтобы я знал, как действовать… Я уже почти убедил себя, что ты стал немым. Хёнджин кивнул, оставляя без внимания последнюю фразу. – Я постараюсь. – коротко ответил Хван. «И всё? Нас ждёт долгий путь... Но готов ли я? Что, если тем, кто всё испортит на этот раз, буду именно я?»