Город без окон

Глава 15

«Закаменелая смола»

      Две недели, проведенные в полусне, в полумгле чужого тепла. Иногда вопросительный взгляд Руслана во время ужина плавно перетекал в нежное прикосновение, в молчаливое приглашение, которое Даня принимал без слов. Иногда он засыпал сам, но поздний вечер всегда приносил одно и то же: прохладный воздух после душа, тихий шаг через комнату, и вот уже теплое тело Руслана обнимает его. Сперва Кашин протестовал, отодвигался, но потом утопал в этом тепле, зарываясь лицом в плечо соседа и вдыхая знакомый аромат его волос.       Для Дани физическая близость всегда была чем-то чужим, непривычным. Он редко инициировал прикосновения, обнимал лишь в исключительных случаях, а поцелуи и вовсе были за гранью его дозволенного. Но в эти дни парень открыл для себя нечто непостижимое: легкое касание рук, нежные пальцы в рыжих волосах, вызывали в нем спокойствие. Это было за пределами его строго упорядоченного мира, вне логики и анализа. Не что-то знакомое, не что-то понятное, а нечто совершенно новое и необъяснимое, словно всплеск энергии.       Дни после первого поцелуя прошли в притягательном колебаний между близостью и отстраненностью. Даня, заточенный в клетке своих сомнений, пытался держаться на расстоянии, но тело не подчиняясь разуму, тянулось к Руслану неудержимо. Он чувствовал себя неуклюжим подростком, испытывающим первую в жизни влюбленность, каждое движение, каждый взгляд становились испытанием, проверкой на прочность. Руслан же был полн нежной заботы, не давя на него, но и не отступая. Его рука часто попадала в Данину ладонь, его плечо чувствовало легкое прикосновение, а в карих глазах сияла такая нежность, что парень тонул в ней, испытывая смесь сладостного волнения и неловкого смущения.       Постепенно напряжение начало сходить на нет, как утренний туман под лучами восходящего солнца. Руслан словно дал Дане пространство, воздух, время для того, чтобы разобраться в своих чувствах, для того, чтобы принять то, что происходит. И в этой новой свободе рыжеволосый нашел ощущение надежной защиты, которое до этого момента никогда не испытывал.       Ещё недавно мир был окрашен в серые тона, жизнь текла размеренно и предсказуемо. Кашин строил свой мир из кирпичей рациональности, отбрасывая все, что не вписывалось в его концепцию. Но все изменилось, когда в жизнь ворвался новый человек, принесший с собой шквал эмоций, заботу и нежность, которые стали необходимыми.       В тот самый миг, когда мир расцвел яркими красками, неизбежно нагрянула сессия. Первая неделя стала бесконечной цепью зачетов, каждый из которых казался непреодолимым ущельем на пути к долгожданному покою. Усталость от бесконечных подготовок накапливалась, давя на плечи, а конец лекциям и практическим занятиям казался далеким. Но Даня упорно продолжал учиться, заставляя себя сосредоточиться на сложных формулах, на запутанных теориях, на том, что еще недавно казалось ему единственно важным.       Вторая неделя приблизила угрозу экзаменов, словно тень, наползающая с каждым днем. Мир снова начал затягивать в себя привычной рутиной, но теперь в эту рутину вплелась нить особого, волнующего ожидания, связанного с тем необыкновенным человеком, который перевернул привычную рутину. И хотя усталость давила, хотя страх не отступал, Кашин понимал, что у него есть цель, ясное направление движения — сдать сессию.       Даня сжимал зачетку, пытаясь выжать из нее остатки накопившейся за семестр тревоги. Вырвавшись из душных университетских стен, он вдохнул полной грудью морозный воздух, чувствуя, как ледяные иглы пронзают легкие, оживляя после затхлой атмосферы аудиторий. Щеки горели не только от мороза, но и от прилива свободы, от ощущения долгожданного освобождения. Да, остался ещё один экзамен, но даже он сейчас казался не препятствием, а всего лишь загвоздкой перед огромным и светлым пространством каникул.       Пробираясь сквозь заснеженные завалы университетского дворика, Даня чувствовал, как накопившееся за сессию напряжение тает. Мысли уже отрывались от формул и теорем, переключаясь на более приятные вещи. Мама просила зайти к ней на работу… и он может заодно подождать там Руслана. Целых два выходных дня растянулись перед ним, обещая долгожданный отдых и спокойствие близости соседа. — Дань, подожди! — голос Дениса прозвучал резко, почти отрывисто, прерывая поток мыслей. Рыжеволосый обернулся, заметив, как блондин буквально рывком сокращает расстояние между ними, — Как… сессия? — Всё хорошо. А ты сам как?       Блондин резко отвернулся, вытаскивая сигарету из пачки с нервным щелчком. Движения его были неуверенными. Он закурил, глубоко втягивая дым, и только после этого, бросив на друга быстрый, оценивающий взгляд, пробормотал, словно сам себе: — Хорошо… хорошо.       Кашин пристально смотрел на Дениса, замечая, как тот судорожно сжимает и разжимает сигарету в пальцах. Воздух между ними сгустился от невысказанных упреков, от той тяжелой тишины, которая говорила гораздо больше, чем любые слова. Илья был всегда рядом, с ним можно было поделиться всем, а Денис… Денис исчез, откликаясь на звонки и сообщения редко и без всякого желания поддерживать контакт. И для Дани это не просто безразличие, это предательство. — Я могу доработать стену у тебя? — Коломиец улыбнулся и тут же стряхнул пепел на снег. — Денис, давай без этого, — Даня сдержал прилив раздражения, пытаясь говорить ровно, спокойно. — Я понимаю, что виноват… — пробормотал блондин, голос его сдавал позиции, — Но ты не понимаешь, что такое учеба на дизайне. — Учеба? — Кашин холодно усмехнулся. — Замечательная отговорка. Илья тоже учится, и я тоже. Он на третьем курсе, я на медицинском, где нагрузка в десятки раз больше, чем у тебя. И мы оба, несмотря на учебу, на бытовые проблемы, да еще и на личную жизнь, находим время для дружбы, для поддержки друг друга. Мы не ищем причин для того, чтобы избегать общения. — Дань… — И не надо прикидываться жертвой обстоятельств. Илья был прав: мы давно не друзья. Ты просто используешь нашу дружбу, когда тебе это выгодно. А когда стало неудобно, ты просто исчез, — рыжеволосый резко развернул друга к себе, схватив за плечи. — И я не хочу который раз переживать из-за твоих странностей. — Прости, — прошептал Денис в неком отчаянии, — Я даже не знал, что ты в отношениях… — Я…       Даня замолчал, слова застряли в горле. Он не успел заметить, как в порыве эмоций признался, что «в отношениях». Но были ли отношения? Не было официального предложения, ни одного из тех ярлыков, что принято приклеивать к подобным союзам — «партнер», «молодой человек». Однако, они делились сокровенным, целовались, заботились друг о друге, проводили вечера вместе, даже строили совместный быт. Парни готовили ужин вместе, смотрели фильмы, закутавшись в один плед, и даже убирали квартиру в четыре руки. Юноша не мог вспомнить, когда хоть раз чувствовал себя так свободно и счастливо с кем-то. И сейчас он точно не хотел делиться всем этим с другом. Застывшая мысль вертелась в голове, но он только отмахнулся: — Тебя не касается, — голос Дани прозвучал резко, с нескрываемой грубостью, отражая внутреннее раздражение. — Я понимаю, — Денис опустил взгляд, продолжая нервно поправлять пуговицы пальто. — Прости, мне нужно идти, — пробормотал Кашин, чувствуя себя усталым и смущенным.       Город, укутанный в серую зимнюю вуаль, раскинулся перед ним бесконечным полем бетонных джунглей. Даня шел, не замечая красоты заснеженных деревьев, укутанных инеем, как тончайшим кристаллом. Он так давно не просто гулял по городу, не вдыхал на полную грудь холодный воздух, насыщенный запахом снега и выхлопных газов. Дни становились короче, темнота наступала раньше, чем он ожидал. В погоне за сессией, в лабиринте новых, еще не до конца понятых чувств, он забыл о своём любимом времени года, о зиме, которая всегда была для него утехой, спокойным прибежищем от шума.       Сам того не замечая, парень оказался перед темными дверями бара. Сквозь матовое стекло виднелась знакомая пятничная картина: пара изрядно выпивших мужчин обменивалась шутками, не замечая пронизывающего до костей ветра. Гул голосов, звон бокалов, смех — все это было привычно. Но ритм был резко нарушен необычной сценой, вырвавшейся из потока обыденности. Руслан силой выталкивал из бара какого-то человека. — Да, остынь, — протянул тот пьяный мужчина, пошатываясь и опираясь рукой о темно-красную стену бара. Его слова были размыты алкоголем, но в них слышалось упрямство. Руслан держал его за плечи, но в действиях не было злости, только твердая решимость. — Послушай, не стоит приставать к официанткам, — сказал он спокойно, — Протрезвеешь и придешь завтра. Ладно? — Я сам разберусь, — проворчал мужчина, пытавшийся вырваться, но шатен держал его уверенно, не прилагая лишних усилий. В его действиях чувствовалась не сила, а уверенность в своих действиях, спокойное управление ситуацией.       Даня застыл, наблюдая за разворачивающейся сценой с затаенным дыханием. Его взгляд был прикован к Руслану, чье лицо, освещенное тусклым светом бара, излучало необычайную теплоту. Он не злился, действовал спокойно и решительно, пытаясь разрешить конфликт с непоколебимой уверенностью в своих действиях. Даня невольно залюбовался этим спокойствием, вслушиваясь в успокаивающий тембр его голоса. Тушенцов будто обладал каким-то необъяснимым даром, способностью успокаивать бурю эмоций одним лишь взглядом янтарных глаз.       Но идиллия была резко прервана. Как по щелчку выключателя, пьяный мужчина, словно очнувшись от гипноза, отшатнулся от Руслана и бросился вперед с молниеносной скоростью, нанося неожиданный удар. Даня даже не успел понять, что происходит, как увидел, что мужчина ударил его соседа в лицо. Удар был не сильным, скорее неуклюжим, но этого было достаточно.       В ту же секунду в крови вспыхнул адреналин, неожиданно бросив в водоворот событий. Не раздумывая, Кашин бросился к незнакомцу, схватил его за плечо, резко развернул и ответил ударом. Он не рассчитал силу удара, и мужчина оказался на земле, сбитый с ног, оглушенный неожиданностью. — Даня, — пробормотал Руслан, потирая челюсть, из которой сочилась кровь. Его голос звучал грубо, но в нем были лишь глубокое разочарование и озабоченность, — Черт, нельзя бить людей… — он тут же попытался поднять мужчину, но тот, пробормотав что-то невнятное, поспешно удалился. — Он первый ударил, — возмутился Кашин, хмуря брови. Но затем его взгляд упал на стекающие по лицу капли крови, и в голубых глазах зажегся сочувственный огонек. — Больно? — Не больно, — улыбнулся шатен, схватив парня за руку, — И не смей бить людей. — Буду, — прошептал рыжеволосый, и по его коже пробежала ледяная волна, но не от ветра, а от прикосновения Руслана — быстрого, крепкого, смелого, несмотря на то, что они стояли на улице, на виду у всех. — Буду, если будет за что. — Никто не заслуживает боли, ладно? — устало вздохнул Тушенцов, отпуская руку, когда тот кивнул в ответ. — Ты пришел встретить меня с работы? — его лицо сразу просветлело, и Даня улыбнулся. — Мама попросила зайти. Не зазнавайся, — усмехнулся Кашин, замечая легкое недовольство в карих глазах, — Но я тебя подожду, — он сделал короткую паузу, добавив: — Не идти же мне домой пешком. — С чего ты взял, что поедешь со мной? — Руслан открыл дверь бара, пропуская парня вперед. — Мне объяснить это погромче? — Кашин вступил в игру, проверяя реакцию, и с удовольствием заметил легкий румянец на щеках шатена. — Попробуй, — Руслан, на вид не смутившись, направился к уборной для персонала.       Тушенцов направился в уборную не просто так, а чтобы остановить кровь, медленно, но упорно сочившуюся из рассеченной губы. Даня видел, как шатен стиснул зубы, как слегка напряглись его плечи, и понял: он делает это, чтобы не показать свою растерянность. На это Даня лишь цокнул языком, мотнув головой. Это показушное геройство немного раздражало.       Он хотел было что-то сказать, пойти за ним, но в этот момент мама взяла его под руку: — Привет, солнышко, — ее голос был теплым, но Даня уже уловил в нем тревожную нотку. — Пойдем поговорим? — Хорошо, — неуверенно протянул парень, продолжая коситься на дверь туалета.       Светлана твердо взяла его за руку и повела в уединенный уголок бара, где они могли бы остаться наедине. Даня чувствовал, что что-то не так, он нервно теребил край куртки, ожидая, как всегда, самого худшего. — Даня, — начала Светлана, — у нас с твоим отцом… возникли проблемы с деньгами. Мы не сможем заплатить за квартиру в этом месяце. Может быть, ты сможешь взять у кого-нибудь в долг или пожить дома некоторое время? — спросила женщина, словно пытаясь найти выход из тупика.       Рыжеволосый кивнул, чувствуя себя совершенно растерянным, потерянным в лабиринте неожиданно навалившихся проблем. Занять денег было не у кого: все его друзья, включая Илью, были такими же студентами, как и он сам, живущими от стипендии до стипендии. Возвращаться домой, к отцу, он не хотел. И что теперь делать с Русланом? Неужели придется съезжать? Эта мысль была особенно болезненной, пронизывая сердце остротой. — Дань, в этом месяце зарплату задерживают, — Светлана поджала губы, — Прости, я помню, что обещала тебе помогать, если ты поступишь на бюджет.       Кашин почувствовал, как его настроение резко ухудшается. Разумом понимал, что мама не виновата, что это просто несчастное стечение обстоятельств, случайность, но эмоционально чувствовал себя преданным. Он втайне рассчитывал на ее помощь. А теперь… теперь, похоже, ему придется справляться со всем этим в одиночку. Но разве это что-то новое? — Что-нибудь придумаю, — сквозь зубы процедил юноша.       Краем глаза Даня заметил, как Руслан выходит из уборной. Понурив голову, Даня подошел к барной стойке, опустился на высокий стул, не сводя взгляда с темных пятен на деревянной поверхности столешницы. От шатена исходил едва уловимый, но отчетливый запах медицинского спирта, а кровь с губы, видимо, удалось остановить. Руслан, опираясь на барную стойку и слегка наклонившись к нему, спросил спокойно, но с заметной заботой в голосе: — Все в порядке? — Да, — со смешком выдохнул Кашин, — Ты как? — Не первый раз, — отмахнулся тот, — Я еще пару часов точно буду здесь торчать, пока сменщик не придет. Точно будешь ждать меня? — Если я не мешаю, то подожду. — Ты мне никогда не мешаешь, — мотнул шатен головой, вновь давая это нужное тепло.       Напряжение, сжимавшее грудь железными тисками, начало постепенно ослабевать. Кашин, конечно, продолжал переживать из-за финансовых проблем, из-за свалившихся на него неприятностей, но присутствие Руслана рядом, его неявная, но ощутимая поддержка действовали как бальзам на душу.       Юноша кивнул, и, словно почувствовав его мысли, Тушенцов спросил: — Ты какой-то хмурый, — он улыбнулся с некой иронией, вглядываясь в голубые глаза, — Дома опять избегать начнешь? — Если хочешь, то могу начать. Только ты сам обниматься полезешь, — наиграно дернул плечами Даня. — Я же так и перестать могу, — с тем же язвительным тоном продолжил шатен. И они оба засмеялись.       Их смех, хотя и был радостным, звучал немного фальшиво, как попытка притвориться, что все хорошо.       Время в баре замедлилось, растянулось в бесконечность. Даня механически листал ленту новостей в телефоне, стараясь отвлечься, но мысли не отпускали. Он бесцельно болтал с Русланом, иногда бросая на маму недовольный взгляд. В глубине души понимал, что мама ни в чем не виновата, что это просто несправедливое стечение обстоятельств, но это понимание мало что меняло. Он никогда не был тем ребёнком, которого безгранично любили, защищали, ставили выше всех остальных проблем. Всегда один на один с трудностями, необходимостью самостоятельно находить выход из сложных ситуаций. И сейчас перед ним снова встала такая же непростая задача, требующая быстрых и решительных действий. Парень мог бы написать Денису, спросить о подработке у его отца, но писать другу не хотелось, особенно после сегодняшнего разговора. У Ильи спрашивать было бесполезно, тот сам считал каждый рубль, стараясь накопить на подарок к новому году для девушки.       И в этот момент еще одна волна тревоги прошлась по телу, ведь скоро был день рождения у Руслана, а там и Новый год. Даня вздохнул, стараясь не поддаваться эмоциям, внимательно разглядывая, как у шатена ластится одна из молодых официанток. Кашин лишь скорчил лицо, словно от отвращения, но не подал и виду. Он заметил, как Руслан ловил его взгляд, и невольно покраснел, понимая, что его ревность слишком очевидна.       С накопившихся со стипендии денег можно было бы потратиться на квартиру, частично голодая до середины января. Только Тушенцов по-любому заметит это, потому деньги стали не затерявшейся, а первостепенной проблемой. Рыжеволосый прикусил губу, продолжая погружаться в свои мысли, иной раз отвлекаясь на шутки бармена, делая вид, что все в порядке.       На телефон пришло предательское сообщение от старосты с тем, что у Дани какие-то проблемы с зачетом по физической культуре, что ему нужно подойти к преподавателю. И с этого момента попытки даже наигранно улыбаться не выходили. Оставался час до того, как Руслан закончит смену, но для юноши эти шестьдесят минут тянулись до невозможно долго. Хотелось вернуться в их квартиру, улечься под одеяло и быть в тишине, чувствуя, как заботливо гладят по голове.       Рыжеволосый хотел быть независимым, но сейчас чувствовал себя беспомощным ребёнком, которому нужна помощь.       Даня наблюдал за девушкой, которая с каким-то особым вниманием, с нежной заботой поправляла воротник бармена, словно хотела вложить в это простое движение все свои чувства. Она была старше его на год, может, больше, но Даня даже не вспомнил бы её имени, если бы знал. Ему было не до этого. Он устало ждал, когда появится сменщик Руслана, знаменуя конец этого тяжелого дня, означая близость дома, близость того маленького убежища, где он мог бы наконец отдохнуть, хотя бы ненадолго. — У тебя завтра выходной? — спросила официантка с оттенком приторной нежности, словно капля сиропа в стакане холодного чая.       Тушенцов тепло улыбнулся, но аккуратно и решительно убрал ее руку. — Да, два выходных. — У меня тоже, — смело заявила она, окинув Руслана взглядом, полным тайных обещаний. Даня вскинул брови и покачал головой, словно говоря: «Ну конечно, кто бы сомневался». — Тогда хорошего тебе отдыха, — кивнул шатен, надевая куртку. Он вытащил рюкзак из-под барной стойки, быстро проверил его содержимое, словно опасаясь, что забыл что-то важное. Пожав на прощание руку сменщику, Руслан быстро подошёл к парню, — Едем домой?       Кашин ничего не ответил, слезая со стула. Он чувствовал себя неловко, словно ему нечего сказать, словно он сам не знает, чего хочет.       Парни вышли на улицу, где зимняя ночь вступала в свои права. Холодный воздух щипал лицо, и Даня чувствовал на себе взгляд карих глаз. Он знал, что им необходимо поговорить, но еще не готов был сделать это. В этот момент небо над ними затянуло тяжелыми серыми тучами, и снежинки закружились в холодном воздухе. Они были легкими и пушистыми, но с каждой минутой их становилось все больше и больше. Скоро снег начал падать гуще, застилая улицы белым покрывалом. Парни сели в машину, и шатен завел ее: — Прости, что заставил тебя ждать, — сказал он, но заметил недовольное лицо, — Дань? — Все в порядке, — ответил парень, наблюдая, как снег засыпает город.       Руслан повернулся к нему и взял его руку в свою: — Мы договаривались, что будем прямо разговаривать друг с другом, — сказал он мягко, не отрывая взгляд. — С официанткой своей договорись, — резко выпалил рыжеволосый, не осознавая, зачем это сделал. — Чего? — отдернулся Тушенцов, в полном недоумении от подобных высказываний, но тут же отпустил чужую руку, — Ладно, сиди дальше молчи…       Даня кивнул, пока парень включал печку, и тепло, как нежная ласка, разогревало машину. Через пару минут машина сдвинулась с места, а с магнитолы зазвучали тихие мелодии.       Кашин сам не понимал, откуда взялись эти слова про официантку. Ревность? Нет, совсем нет. Просто в этот момент он чувствовал себя так, словно вся вселенная обрушилась на него. Проблемы с учебой, с деньгами, с дружбой и с отношениями — все это заполняло его мысли, превращая их в какую-то неразборчивую кашу. И в этом вихре он выпалил то, что пришло ему в голову, не думая о том, что и как он говорит. Сказал резко и грубо, да и вообще не о том, о чем переживал. Чувствовал теперь себя не только раздосадованно, так еще и глупо.       Машина остановилась у подъезда, и Руслан выключил двигатель, но не повернулся к парню. Он сидел за рулем, вглядываясь в темные провалы между фонарями, заполненные белой пургой, которая вихрилась вокруг машины. Даня пытался разгадать его мысли по лицу, но там был только пустой взгляд, без эмоций. Лишь вскинутые руки и кривая улыбка говорили о недовольстве. — Пойдем, — наконец проговорил шатен, не отрывая взгляда.       Холод пронизывал насквозь, просачиваясь сквозь тонкие стены квартиры. В потрескавшихся от времени тапочках Даня прошлепал на кухню, где его встретил полупустой холодильник, сверкающий своей пустотой. Он открыл его, но увидел лишь остатки обеда и остатки уже прошедшего дня.       Руслан, к тому времени уже переодевшийся, ушёл в комнату, с характерным щелчком закрыв за собой дверь. Звук этого щелчка прозвучал в тишине квартиры особенно резко. Даня остался один в полумраке их общего жилища, чувствуя себя совершенно потерянным, брошенным на милость своих мыслей. Он пытался приготовить ужин, но с каждой минутой его уныние усиливалось, а отчаяние росло.       Рыжеволосый нерешительно прошел к комнате соседа, дернув ручку. В комнате было темно, лишь слабый свет от экрана телефона освещал лицо Руслана, закутанного в одеяло. Он прожимал экран, пока Даня стоял в проходе, не решаясь нарушить это хрупкое уединение. — Прости, — парень сам не ожидал, как тихо прозвучит его голос. Он заметил, как шатен оторвал взгляд от телефона, наблюдая за ним с неким интересом. — За что? — Руслан махнул рукой, приглашая к себе. — Я не знаю, зачем так глупо ответил, — Кашин ухмыльнулся своему поступку, в этой ухмылке скрывалась и самоирония, и грусть.       Он проник в тепло объятий, как в убежище, где можно спрятаться от всех невзгод и просто быть самим собой. Руслан сразу же укрыл его одеялом, с головы до носа, прижимая к себе. — Ты ревнуешь? — в своей игривой манере спросил шатен, поглаживая виски парня. — Нет, — уверенно ответил рыжеволосый, — Настроения нет, вот и сказал бред какой-то. Прости, — голубые глаза прикрылись.       Но сквозь темноту, сквозь тепло объятий и одеяла, на губах ощутилась горячая влага. Это был поцелуй, нежный и настойчивый одновременно. Губы шатена, влажные и горячие, как раскаленный уголь, коснулись его губ, заставляя невольно податься навстречу. Сильные руки, украшенные татуировками, скользнули по его шее, притягивая ближе, а тело Руслана нависло над ним, окутывая теплом. Язык Тушенцова, смелый и влажный, скользнул внутрь, заставляя вздрогнуть. Рыжеволосый отвечал, позволяя исследовать каждый уголок своей ротовой полости. Тело парня было твердым и сильным, его мускулы напрягались под тонкой тканью кофты, и Даня чувствовал, как от этого напряжения вибрирует вся его плоть.       Целовали Кашина с такой страстью, что мир вокруг померк, а голова закружилась. Звук чужого дыхания, прерывающегося от страсти, давил на губы. А внизу, в глубине живота, где-то за пределами осознания, завязывался узел. Сначала это было легкое покалывание, едва заметное. Но с каждым вдохом ощущение усиливалось, растекаясь по всему телу теплой волной. В горле не хватало воздуха, дыхание становилось частым и поверхностным.       Рыжеволосый хотел отстраниться, но не смог. Татуированные руки держали его крепко. Он пытался оторваться, но каждый раз, когда начинал движение, Руслан притягивал его ближе. С губ юноши неожиданно сорвался звучный выдох, а на лице шатена возникла глупая улыбка. — Наконец-то ты расслабился, — шепнул сбитым в ноль тоном Руслан, проводя большим пальцем по щеке парня, — Теперь мы поговорим? — Ты только ради этого меня целовал? — усмехнулся Даня, и в его глазах зажглись озорные искры. Тело и в правду смогло скинуть напряжение, но в этом освобождении скрывалась новая волна желаний, тело словно дрожало от нетерпения. Вдруг хотелось не разговоров, а продолжения нежной и страстной игры. — Дань, скажи честно, — шатен поцеловал его в висок, — Что с тобой сегодня? Я же переживаю. — Переживаешь? — смутился парень, но заметил недовольный блеск в янтарной радужке глаз, будто его вопрос был не только глупым, но и оскорбительным. Даня еще раз взвесил все свои решения, протяжно начиная разговор, — У меня сегодня куча проблем навалилась. — Каких? — Тушенцов прильнул ближе, разговаривая, как с маленьким ребенком, из которого нужно было вытягивать каждое слово. — С учебой, с другом, с квартплатой, — юноша поджал губы, каждый слог звучал тяжело. Он замолчал, не в силах произнести вслух самую большую проблему, — С тобой…       Карие глаза, как два расплавленных янтаря, таили в себе теплоту летнего солнца и глубину бездонного ночного неба. В них мерцали золотые искорки, играющие на свету, а на их поверхности танцевали отражения окружающего мира, придавая им неповторимую живость. Иногда, когда шатен смотрел на Даню особенным образом, в глубине этих карих очей проглядывали: нежность, страсть, любовь. В них он видел весь мир, всю вселенную.       Но были моменты, когда этот теплый взгляд менялся, в глубине янтаря темнело небо, и вместо солнечных бликов появились холодные звезды. В них проглядывал пронзительный холод, который заставлял провалиться сквозь землю. Эти моменты были редки, появлялись тогда, когда Руслан не понимал что-то, когда волновался слишком сильно. Даже смех, радость — все это отражалось в карих глазах с холодной отстраненностью, с тем пронзительным взглядом, который уже не грел, а замораживал до костей.       И сейчас именно этим взглядом Тушенцов и одарил парня, вызывая у того неловкость. — Давай по порядку. С чем и какая проблема? — голос, в отличие от глаз, был теплым и заботливым. — Ты злишься, — утвердительно бросил Даня, но понял, что тему не удастся перебить. — Если говорить про учебу… — Ты завалил экзамен? — тут же его перебили. — Нет. — Тогда потом обсудим, — с хитростью в голосе добавил шатен, и в его глазах заискрился озорной блеск, — Что насчет меня? — Руслан, черт, — рыжеволосый уже кучу раз проклял себя за искренность, но пришлось говорить, — Ты мне нравишься, — он сразу замолчал. — Я заметил это, — засмеялся Тушенцов, прервав тишину, — Напомню, что мы целовались только что. Или проблема в том, что это именно со мной? — Нет, конечно, — возмутился Даня, — Наоборот, ты замечательный, а я… я не всегда понимаю, что мне нужно сделать. — Мне напечатать пособие по отношениям? — усмехнулся парень, но заметил, что его шутку восприняли всерьез, — Дань, делай то, что хочешь. — Не в этом дело. Я не привык к тактильности, к тому насколько ты бываешь любвеобильным, — с раздражением на самого себя произнес Кашин, отсаживаясь, — И мне кажется, что если так буду делать я, то это будет выглядеть… по-идиотски.       Руслан осторожно приблизился, его большой палец скользнул по щеке юноши, оставляя за собой легкий, едва ощутимый след. Он смотрел на него, вглядываясь в голубые глаза: — Дань, ты не должен себя заставлять.       Кашин нервно перебирал пальцы, сводя взгляд в сторону. — Мне кажется, что вечно что-то не так.       Шатен нежно улыбнулся, и в его глазах заискрился добрый свет: — Мне нравятся твои неловкости, ты же не должен быть идеальным. Это на то и отношения, где каждому должно быть комфортно. — Отношения? — А как это назвать? — нервно издал смешок Тушенцов, словно смущаясь своей откровенности. — Иди сюда, — он вздыхая прижал парня к себе, укладывая на свои колени. — Поэтому я и прошу, чтобы ты был более… прямолинейным. Я тоже не могу знать, что тебе приятно, а что нет, — он перебирал рыжие пряди в руке, с удовольствием чувствуя мягкость и шелковистость волос. — Сейчас нравится, продолжай, — хитро заулыбался парень, ощущая, как тело расслабляется. — Лис хитрый, — Руслан вновь сладко растягивал гласные, — И что у тебя с остальными проблемами? — Я встретился с Денисом, — Кашин сделал паузу, собираясь с мыслями. В глубине души что-то гложило. А именно понимание того, что он сейчас занимается ничем иным, как жалуется. Не хотелось быть капризным ребенком, который требует внимания и ласки, — Я понимаю, что у каждого из нас свои пути. Но он проявляется только в те моменты, когда ему что-то нужно. — Поговори с ним, — пожал плечами шатен, — Или прекрати общение. — Не знаю, как это произошло, но мы словно стали чужими. Все детство были неразлучны, я тебе сто раз об этом рассказывал. А потом… щелчок. И как будто переключился какой-то выключатель. Теперь наши встречи — это формальность. Даже с Ильей он не хочет говорить о том, что случилось. Чувствую, что наша дружба просто исчерпала себя, но не понимаю, как и когда это произошло. Остался какой-то горький осадок вместо того, что было раньше. И я действительно не сделал никакого зла, чтобы это все так оборвалось. — Никогда не оправдывай людей, если человек поступает с тобой плохо, то это его природа. Нет причин быть моральным уродом. Если кто-то делает больно, то просто уходи — Руслан вновь провел по волосам парня, с презрением морщась чему-то в своей голове, — Минус одна проблема, слушаю следующую. — В универе произошел какой-то сбой, а у меня аннулировались все посещения по физкультуре, — чуть щурясь продолжал Даня, будто проверяя, как и сколько его проблем смогут решить. — А преподаватель у тебя кто? — Анастасия Николаевна. — Она у меня тоже вела, — Тушенцов отмахнулся, хихикнув, — Никогда эту систему заполнить не могла. Там ее вина, поэтому из-за этого даже не расстраивайся.       В непринужденной манере шатена, в его легкой, почти игривой интонации, Кашин внезапно уловил что-то новое. Это было сочетание тепла, благодарности и чего-то гораздо более глубокого, чем просто симпатия. Это было нечто большее, чем просто прикосновения и ласковые слова, — это было нечто такое, что проникало в самые глубины его существа, тревожа что-то сокровенное.       В груди Дани пронесся резкий скачок сердца, перевернувший внутреннее состояние. Это было не просто новое чувство, это было пробуждение чего-то, что только-только начинало зарождаться. — Я знаю, что у твоей матери задерживают зарплату, — тихо добавил Руслан, — Не смей переезжать от меня, я сам заплачу. — Нет, — отдернулся Кашин, но его тут же схватили за руку, опуская ее на кровать. — Дань, ты меня начинаешь раздражать. Это нормально в отношениях заботиться друг о друге, — шатен наклонился, приближая их лица друг к другу, его дыхание коснулось уха Дани, вызывая мурашки по коже. — Я хочу о тебе заботиться, можно? — Можно.       Рыжеволосый ответил оборвано, слова вырвались из него сами по себе, не требуя размышлений. В этом простом утверждении скрывалась вся та нежность и преданность, что он испытывал к соседу. Его ужасно влекла эта близость, до дрожи в сердце, до изгиба губ лишь от одной мысли о парне, до трепета всего его существа. Он бы сделал для него все, даже самые глупые вещи, лишь бы видеть в его глазах искру радости. Но будто за все это время Руслан ни разу не потребовал ничего от него, не высказал за неубранные вещи или за взвинченный характер Дани с его перепадами. Он просто был рядом, поддерживая и понимая. — Значит, мы все решили и идем спать? — Спасибо, — заулыбался рыжеволосый, и в его улыбке сквозила искренняя благодарность.       Даня уронил шатена на кровать, чувствуя, как тело соседа расслабляется под его руками. В этом расслаблении была нежная покорность, которая заставляла его сердце вновь биться быстрее. Вдруг ему показалось совсем не важно, как он выглядит со стороны. Его волновало только одно — близость. Он хотел быть рядом, лез в объятия, укрываясь от всего мира в этих крепких руках, в этой нежной любви, что он только начал понимать.       В комнате давно перестало быть прохладно, а наоборот становилось слишком тепло, что хотелось открыть окно. Еще долго Кашин то и дело бросал неуверенные взгляды на парня. Он ожидал отпора, ожидал раздражения, но видел в карих глазах отклик на свою нежность. В этих улыбках и в этом тепле он увидел не только принятие, но и отдачу, увидел то, что так давно искал, — взаимность.       В его сердце, где раньше царило безмолвие, зазвучала тихая, но уверенная мелодия. Он наклонялся к Руслану, как будто хотел поцеловать, но в последний момент останавливался, боясь нарушить эту нежную гармонию. В тишине и темноте комнаты раздался тихая, но уверенная просьба: — Просто поцелуй меня уже.       В нем звучала усталость, словно шатен уже устал ждать. Голос был хриплым от переполнявших его эмоций. Выдохнув, Кашин потянулся вперед. Их губы слились в нежном поцелуе, и мир вокруг затих. Рыжеволосый чувствовал тепло его кожи, как раскаленный песок под пальцами, чувствовал дыхание. Руки Дани положили на щеки, нежно прижимаясь к ним, будто хотели удержать этот момент.       Поцелуй стал глубоким и взволнованным. Языки переплелись в нежном танце, понимая друг друга, растворяясь друг в друге. В ушах Дани звучала тихая мелодия их дыхания, ритм сердец. Татуированные руки обвили шею, притягивая ближе, и Даня ответил на этот молчаливый призыв, углубляя поцелуй. Он чувствовал, как ему нравится это прикосновение. И смело провел рукой по спине шатена, чувствуя, как под его ладонью дрожит тело.       Слабость окутала ноги, и Кашин зарылся лицом в шею Руслана. В нём кипело неистовое желание, которое он пытался унять. Рыжеволосый прижался крепче, убегая от самого себя, от этого неумолимого позыва, который с каждой секундой усиливался. Но Тушенцов словно не замечал его недомогание. Шатен настойчиво изучал руками его тело, проходя пальцами по всем изгибам и впадинам, вызывая очередной скачок дрожи, очередной раз, когда дыхание приостанавливалось.       В этой темноте Кашин отстранился от шеи Руслана, поднимая взгляд к его лицу. В карих глазах Даня увидел тот же страстный огонь, тот же пыл, который горел и в нем самом. Он провёл рукой по торсу шатена, медленно опуская ее ниже, чувствуя, как под его ладонью дрожит кожа. Но резкий перехват запястья остановил его движение, прервав это волнующее прикосновение.       Рука Дани была быстро и решительно убрана под тело Руслана. Тот прищурился, его лицо на мгновение стало серьезным, почти суровым, но через секунду он вдруг засмеялся. Тушенцов поцеловал его в щеки, нежными, но жадными поцелуями, словно хотел забрать всю нежность себе.       Комната погрузилась в тишину, густую и полную невысказанного. Только легкое шуршание простыни нарушало покой. Парни лежали, сплетенные пальцами, как две переплетенные ветви. В темноте лишь едва различимые очертания тел, и два внимательных взгляда. Даня, внезапно сжав татуированную руку, прошептал: — Ты же гей? — вопрос прозвучал как обвинение, резкий и болезненный. Он резко отвернулся, спрятав лицо в подушке, но рука нервно сжимала и разжимала пальцы шатена.       Руслан улыбнулся, медленная, неспешная улыбка, которая распространилась по его лицу, словно тепло распространяется от камина по комнате. — Да, — он легко повернулся на бок, его плечо прикоснулось к другому плечу, — Девушки меня никогда не влекли, — замолчал, словно раздумывая, стоит ли рассказывать больше. — Я не искал ответов, не зарывался в себе, как некоторые, — улыбка стала немного ироничной, — Это бесполезно. От себя не сбежишь. Все всегда было очевидно. И мир я вижу… по-другому. И любовь… она пришла ко мне в своем истинном виде. Но ты же не просто так спросил? — Мне всегда нравились девушки, — глаза отчаянно пытались ухватиться за что-то знакомое, — Но и ты… тоже.       Последние слова прозвучали как признание, шепот на грани молчания, и в них была смесь неловкости. Руслан легко расхохотался, но в нем не было ни капли насмешки. Он откинулся на подушку, его тело расслабилось, хотя взгляд остался сосредоточенным. — Серьезно? — проговорил он, а улыбка стала еще шире. — Мне радоваться, что я такой уникальный? — в нем была сквозила ирония, но без злости, более как забавная констатация факта, — А вот скажи, даже в фильмах… хоть один парень тебя когда-нибудь привлекал? Из знакомых, из друзей? — шатен наклонился ближе, его голос стал тише, интимнее. — Вспомни хорошенько. Ведь было же?       Полумрак комнаты окутывал их. Руслан, приблизившись, остановился в сантиметре от лица парня. Дыхание коснулось щеки Дани, вызвав невольную дрожь. — Не было, наверное, — поморщился рыжеволосый, чувствуя чужое щекочущее дыхание у своих губ. — Было, — прошептал Руслан между поцелуями, голос его вибрировал от теплоты, — Но забудь о ярлыках. Забудь о том, что «должно» быть, а чего не должно. — парень отстранился и чуть пощурился, — Главное… главное, что я тебе нравлюсь. И это — все, что имеет значение.       Кашин, немного смущенный, но уже с улыбкой, фыркнул: — Какие мы самовлюбленные.       Шатен легко расхохотался вновь: — А у меня на это есть все основания.       К утру поцелуи и объятия сменились на уютную полудрему. Кашин провел рукой по лицу соседа, который уже уснул на своей подушке. Шатен слабо застонал, словно от удовольствия.       Даня устало приоткрыл окно, лег обратно и под внимательным разглядыванием, как дергаются пушистые ресницы, не заметил, как уснул сам. Чуть позже ощутил чужие руки на груди, тепло и нежно прижимающие его к себе.