Город без окон

Глава 13

«Конец дружбы»

       Утро кралось к рассвету, за окном, укутанные в снежную пелену, молчали дома. Город еще спал, только редкие фонари разбрасывали по улицам призрачный свет. Снег лежал нетронутый, стелющийся до горизонта, увенчанными ледяными козырьками крыш. И все это молчаливое, белое великолепие словно отражало тихий хаос, царствующий в душе парня.       Закутанный в тёплый плед, Даня лежал в кровати, пытался отогнать назойливую пульсирующую боль, расползающуюся по вискам. Вчерашний вечер, проведённый в компании Ильи и алкоголя, отпечатался на нём не только тяжестью в голове, но и каким-то неясным, расплывчатым ощущением, которое он не мог определить, разложить на составляющие, понять. Рассвет ещё не наступил, но юноша проснулся рано, и теперь лежал в тишине, вглядываясь в первый снег, покрывающий город пушистым белым покровом. Ему казалось, что он не может вспомнить вчерашний вечер до мелочей, не хочет вспоминать, боится увидеть там что-то такое, что может оказаться неприемлемым, непонятным даже ему самому.       Даня встал с кровати, стараясь каждое движение сделать почти невесомым, боясь нарушить хрупкую тишину и разбудить спящего соседа. Его тело чувствовало ту же тупую боль, что и раньше, но она уже не казалась такой нестерпимой. Он надел тёплые штаны и свитер, накинул куртку, стараясь двигаться как можно тише.       Зима вступила в свои права, раскрывшись во всей своей величественной красе. Морозный воздух щекотал щеки, лёгкий ветер нежно кружил снежинки, их шепот под ногами создавал мелодию, а воздух наполнялся утончённым ароматом чистого, непорочного снега. Даня сделал глубокий вдох, впитывая этот запах в самую глубину своей души, запоминая его. Рассвет ещё не наступил, но небо уже начинало бледнеть, предвещая близкий приход дня.       Старинное здание института возвышалось посередине заснеженной площади. Его жёлтые стены, покрытые толстым слоем снега, казались мягкими, округлёнными. Внутри царила глубокая, пронзительная тишина, и Даня, проходя по холодным коридорам, чувствовал себя совершенно одиноким.       У окна парень снова вгляделся в снежный покров, мягко укрывший крыши домов и деревья. Неприкосновенный, чистый, белоснежный снег был подобен пустому листу бумаги, символом бесконечных возможностей и нового начала. Но в душе не было никакого нового начала. Только глубокое чувство неуверенности, окружённое холодными кольцами страха.       Уже на первой паре все напоминали о близящейся декабрьской сессии, словно густой туман неизбежности наполнял лекционный зал. Экзамены и зачёты должны были сменить привычный ритм лекций и практических занятий, превратив ближайшие недели в непрерывный марафон подготовки. Билеты были разданы, и Даня, в отличие от многих своих одногруппников, уже приступил к упорному зубрению, записывая на полях конспектов краткие, емкие тезисы.       Одногруппники, зараженные предпраздничным весельем, лихорадочно обсуждали планы на зимние каникулы, строя амбициозные проекты по празднованию окончания первой сессии. Они рисовали живые картины общего веселья, делились идеями, шутили, и их энергия казалась бесконечной. Даня же только качал головой, его энтузиазм был приглушён. Он чувствовал себя отчуждённым от этой беззаботной суеты, от этого оживлённого ожидания праздников. В его душе царила тихая меланхолия, и он предпочёл бы уединение шумной компании, спокойствие — бурному веселью.       На завершающей пятой паре Лиза, с её присущей уверенностью, захватила монолог о сессии, детально рассказывая о своих записях и методах запоминания информации. Для Дани она была единственным человеком в группе, кто, по его мнению, действительно серьёзно относился к учёбе и имел все шансы успешно закончить курс. Остальные казались ему легкомысленными и беспечными, погружёнными в бесконечный мир студенческой жизни, где учёба занимала далеко не первое место. Он не мог осуждать их за это, но и себя не оправдывал, ведь вчерашний вечер, проведённый в компании Ильи за алкогольными напитками, был явным доказательством его собственной несобраности. И сегодняшний вечер он тоже предпочёл бы провести в одиночестве, избегая случайных встреч с Русланом, с которым он до сих пор не решился поговорить на больные темы.       В глубине души Кашин цеплялся за бледный лучик надежды. К концу первого курса ему обещали место в общежитии, и тогда он наконец-то смог бы избежать случайных встреч с шатеном. Но сейчас он не смог бы полностью избежать его в течение шести месяцев. Рыжеволосый отчаянно надеялся, что тот инцидент просто забудется, растворится во времени. Но одновременно с этим его мучила неясность: Руслан действительно ничего не помнил, или он просто искусно притворялся?       Выйдя из аудитории, Даня ощутил на своих плечах тяжесть прошедшего дня. В этот момент к нему подошла Лиза: — Сможешь скинуть конспекты? — спросила она, и в её голосе слышалось что-то больше, чем простая просьба. — Без проблем, — ответил рыжеволосый, кивнув в знак согласия. — Ты домой сейчас? — Да, — ответила Лиза, смех прозвучал легко и радостно, — Не хочешь выпить кофе вместе?       Они вышли на улицу. Сумерки уже опустились на город, небо было тёмным, но снег блестел под светом уличных фонарей, создавая сказочную атмосферу. Завтра начиналась зима, и в воздухе витала необыкновенная смесь ароматов: чистого, холодного снега, бодрящего морозного воздуха и ещё каких-то непонятных, но притягательных нот, присущих только зимним вечерам. В этот момент Даня заметил в окне соседнего корпуса знакомую фигуру. Это был Денис, одетый в тёплое пальто, его силуэт казался одиноким и немного печальным. — Прости, — отдернулся парень Лизе, — Мне нужно идти, — и, не ожидая ответа, он быстро пошёл в сторону соседнего корпуса.       Блондин остановился, медленно повернулся, и его светлые брови, взметнувшись вверх, выразили неподдельное удивление — встреча в этот морозный вечер явно была для него неожиданностью. Холодный воздух обжигал лицо, снежинки танцевали в свете уличных фонарей. — Привет, — начал Даня, неуверенно, почти робко, схватив Дениса за руку, — Почему вчера трубку сбрасывал?       Коломиец улыбнулся, но его улыбка была холодна, отчуждена, как резкий порыв ледяного ветра, пронизывающего до самого сердца. — На парах до поздна задержался, — отрезал он, равнодушно и формально, словно отчитываясь перед незнакомцем.       Даня сглотнул, нервозность сжимала его горло. Он чувствовал, как их дружба, когда-то крепкая и надёжная, трещит по швам. Денис отдалялся, его равнодушие было глубоким, всепоглощающим, он игнорировал не только прежнюю близость, но и саму возможность человеческого сочувствия. Денис превратился в ледяную скульптуру, холодную и недоступную. — Прости, — коротко бросил блондин, и в воздухе повисло тяжёлое, пронзительное молчание, наполненное холодом и невысказанными упрёками. Но он сам его прервал, словно вынужденный поддерживать видимость дружбы, — Ты домой? Хочешь, покурим по дороге?       Они вышли за пределы института, оставляя позади шум и суету студенческой толпы, погружаясь в тишину заснеженной улицы. — Так что ты вчера хотел? — спросил Денис, и резкий запах мятного табака пронзил обоняние. — Не бери в голову, — отмахнулся Кашин, чувствуя, как раздражение растёт в нём, словно лавина, — Хотел про поездку рассказать. — Куда-то ездил? — Денис, ты точно издеваешься над нами с Ильей, — взорвался Даня, чувствуя, как в нём вскипает злость. Он ускорил шаг, оставляя Дениса на холодной улице, один на один со своим странным, непонятным поведением.       Мысли о поездке, о неловкости, о безуспешной попытке наладить отношения с другом сжимали его голову в тиски, а Денисово равнодушие лишь подливало масла в огонь его растущей неуверенности и отчаяния.       Рыжеволосый просто ушёл домой. Он проскочил в комнату, даже не заметив Руслана, который что-то усердно готовил на кухне. Аромат жареного мяса, наполнявший квартиру уютным теплом, напоминал о простом человеческом утешении, о возможности забыться в приятных чувствах, но Даня не обратил на него внимания. Он резко хлопнул дверью, отгораживаясь от мира, и начал раскладывать тетради и экзаменационные билеты. Ему хотелось погрузиться в учёбу. — Анатомия… начнем с тебя.       Парень вторил все термины, все билеты, со злости растворяясь в учебе. Как будто слова из билетов могли бы изгнать тревогу из его души, как будто знания могли бы заменить ему тепло дружбы. Он повторял их в голос, пытаясь заглушить внутренний шум, который не умолкал. А ощущение пустоты в груди не отпускало. — Мышцы… — шептал Даня, как заклинание, перебирая билеты по анатомии. Парень проводил пальцем по чертежам, повторяя названия мышц, будто пытаясь впечатать их в свою память так же глубоко, как они впечатаны в тело человека.       Внезапный, резкий удар, донесшийся с кухни, пронзил тишину квартиры. Кашин вздрогнул, его сердце сделало резкий рывок, вызывая волну тревоги, которая прошла по всему телу. Он быстро вскочил со стула, в душе развернулась немая борьба: неумолимое желание проверить, что произошло, сталкивалось с боязнью встретиться с Русланом.       Даня прислушался. В квартире царила тишина, нарушаемая лишь мягким шумом снега, стучавшего в окно. Рука уже легла на ручку дверного полотна, юноша был готов выйти, но снова остановился, колебание пронзало насквозь. Сделав глубокий вдох, он наконец решился, резко отворил дверь и вышел на кухню.       Аромат жареного мяса смешивался с пронизывающим холодом, просачивавшимся из-под приоткрытой створки окна. Руслан, спокойствие которого казалось нерушимым, собирал осколки разбитой тарелки. Его лицо не отображало никаких эмоций, падение тарелки не вызвало в нём никакой видимой реакции. Карие глаза сияли той же твердой уверенностью, что и плавные движения его рук, и Даня, завороженный этим невозмутимым спокойствием, невольно задержал дыхание. — Извини, — мягко бросил шатен, едва заметная улыбка прикоснулась к его губам, — Видимо, я немного отвлёкся.       В этой улыбке скрывалась вся его привычная уверенность в себе, и Даня почувствовал, как его собственная неуверенность начинает таять. Неловкое удивление охватило его, сменившись резким ускоренным сердцебиением. Тушенцов продолжал собирать осколки в тряпку, его пальцы двигались с изумительной ловкостью, избегая острых кромок стекла. Даже небольшой порез не вызвал бы на его лице никакого выражения боли. — Даня, — мягко позвал его Руслан, — Ты уже несколько дней ведёшь себя странно, избегаешь меня. — У меня сессия. — Ты даже кушать не выходишь, словно нарочно меня избегаешь, — шатен промывал руки под краном, не отрывая от соседа внимательного взгляда, — У меня стойкое ощущение, что что-то не так. — Хватит так печься… — Разве ты сам не говорил, что настоящие друзья так себя и ведут? — спокойно спросил Руслан, выключая воду. Его вопрос прозвучал как вызов, как попытка проникнуть сквозь стену молчания. — Как?       Пожав плечами, Даня вернулся в свою комнату. Его руки дрожали, словно вынутые из ледяной воды, тело пронизывал холод, не только зимний, но и собственных мыслей. За окном темнело, и снег на окнах превращался в серебристо-синюю мглу наступающих сумерек.       Взгляд голубых глаз невольно упал на телефон, лежащий на столе. Медленно проведя пальцем по экрану, он бесцельно листал ленту новостей, но цифровой мир, с его иллюзией безмятежности, не мог заглушить тревогу.       Снова взяв в руки экзаменационные билеты, Даня пытался убедить себя в своей занятости, в наличии важных дел, в необходимости сосредоточиться на учёбе, чтобы забыть о своих чувствах. Его пальцы пробежались по исписанным листам, но взгляд невольно устремлялся к двери, он ждал чего-то.       Юноша отложил экзаменационные билеты, бессильный перед наплывом мыслей, которые не давали ему сосредоточиться. Вновь взяв телефон, он не стал листать бесконечную ленту новостей, а просто смотрел на тёмный экран. В наступившей тишине каждый звук казался особенно острым, и он уловил глухой стук в дверь, но старался не обращать на него внимания, отгораживаясь от внешнего мира. — Я занят, — бросил он через плечо. Но в следующий момент уже услышал, как дверь открывается, и этот звук охватил его неожиданным страхом.       Дверь отворилась резко, словно от сильного порыва ветра, впуская в комнату Руслана. В его карих глазах блеснула холодная сталь, лицо выражало нескрываемое раздражение. Спокойствие, привычное для шатена, исчезло, сменившись явным негодованием. — Я занят, — повторил Кашин. — Занят? — Тушенцов сделал шаг вперёд, — Я спрошу в последний раз. Что с тобой? — Я не избегаю тебя, если ты об этом, — Даня пытался что-то сказать, но у него не получалось. Слова застревали в горле, забивая его дыхательные пути. — Просто скажи правду. Зачем ты это делаешь? — Ты же сказал, что последний раз спрашиваешь, — горькая улыбка коснулась губ рыжеволосого юноши, и он медленно встал со стула. Взгляд его беспокойно метался по комнате, останавливаясь на каждом предмете, словно ища выход из этой душной атмосферы напряжения. — Ты избегаешь меня. Не ври, — чуть серьезнее добавил Руслан.       Бегство из комнаты казалось глупым, детским поступком, но желание исчезнуть, раствориться в безмолвии, было слишком настойчивым, чтобы просто отмахнуться от него. А Руслан, с полным непониманием на лице, сделал ещё один шаг вперед, медленно качая головой. — Не избегаю я никого, — недовольно возразил Даня.       Шатен схватил его за руку, карие глаза сверкали серьёзной злостью, в них бушевал шторм непонимания, он будто пытался увидеть что-то недоступное в глубине голубых глаз. Рыжеволосому казалось, что он растворится, исчезнет под натиском этого пристального, пронзительного взгляда, а рука ныла от сильной хватки. В его голове вспыхнули мысли, слишком интимные, слишком болезненные, чтобы произнести их вслух: «И так разобраться в себе не могу, отпусти!». А сразу за этой мыслью, словно голосом другого человека, прозвучала просьба: «Пожалуйста, не отпускай».       Даня с испугом смотрел на Руслана, его взгляд беспомощно метался и пытался найти способ как сбежать, так и остаться. — Еще раз повторяю, — шатен произнес это еще более холодным тоном. Ледяной голос был слышен до дрожи, непривычно резкий и неприятный. Хотелось обратно в то растягивание гласных и тепло, — Зачем ты меня избегаешь? — Еще раз…       Слова замерли на краю губ, невысказанные, поглощённые внезапным потоком ощущений. «Ещё раз повторяю, что я тебя не избегаю» — мысль растаяла, уступив место нежному натиску чужих губ. Вкус табака и алкоголя смешался со вкусом поцелуя, вызывая в теле волну предательской дрожи. Голубые глаза расширились от неожиданности, затем прикрылись от наслаждения и волнения, словно от слишком яркого света. Язык Руслана, лёгкий и смелый, нарисовал на его губах нежную, волнующую линию, и мир Дани закружился, растворяясь в этом мгновении. Тело стало невесомым, почти на грани обморока, но рука шатена легко коснулась его плеча, словно удерживая от падения в бездну. В этот миг Даня испытал необыкновенное смешение страха и радости, словно задыхаясь от этой острой, неповторимой смеси, но поцелуй прервался, оставив после себя лишь растущее волнение. Это был их первый поцелуй — краткий, волнующий, нежно-романтичный и совершенно завораживающий.       Вкус алкоголя переплёлся со сладостью губ Руслана, и зимний холод комнаты, снег за окном, все его страхи и сомнения растаяли, растворились в этом нежном потоке чувств. Осталась только властная притягательность чужого тепла, волнующее прикосновение, поглотившее его целиком. Сердце забилось быстрее, дыхание сбилось, но тело отвечало только дрожью. — Еще раз… — усмехнулся шатен, двумя руками пробираясь по рыжим волосам, приближая лицо парня к себе. Он шептал нежно, совсем тихо, — Ты из-за этого от меня отстранился, а, лис? — Да, — дыхание рыжеволосого было все еще перехвачено эмоциями, — А что мне нужно было делать? Ты сам меня оттолкнул. — Прости, уверял себя, что ты перепил, — хмыкнул Руслан, продолжая сохранять столь близкую дистанцию, — что всё это было нелепым недоразумением. Но правда в том, что я боялся, что это жестокая шутка. — Сейчас я трезвый, — лукаво заулыбался Кашин, чувствуя, как пальцы парня блуждали, перебирая его волосы, — в отличии от тебя. — Так заметно? — на кивок Кашина, Руслан закусил губу, стараясь скрыть улыбку, — А можно я тебя еще раз поцелую? — Можно, — Даня первый прильнул к губам, впитывая каждую каплю алкоголя с них, будто пьянее от этого, а не от поцелуя. Чужие руки прошли по его шее, оставляя мурашки и жар. Он закрыл глаза и откинул голову назад, позволяя рукам парня спуститься на спину, пальцами проходя по позвоночнику.       Они целовались, прерываясь на шутливые фразы, пытаясь отвлечься от бурлящих внутри эмоций. Каждая фраза, каждая шутка была пропитана нежностью и волнением. Даня смотрел в карие глаза, и в них видел отражение своих собственных чувств. — Ты перестанешь меня избегать? — хрипло спросил Тушенцов, в тот момент, когда они в полудреме лежали в обнимку в комнате рыжеволосого. Голос его был хриплым от сна и, возможно, от выпитого, но в нем чувствовалась искренность, которая, казалось, пробивала даже сквозь алкогольные пары.       Даня застыл в попытке отвести взгляд, тепло от чужих рук растекалось по шее, заставляя забыть о холоде в комнате. — Не обещаю, — заулыбался рыжеволосый, поежившись от поглаживаний по шее, которые казались как щекотка. Он пытался спрятать свои чувства за шуткой, но в его глазах отражалась не ловкость, а глубокая нерешительность. — Ты со мной заигрываешь? — прямолинейность Руслана была как всегда ясна и тверда. Но с каплей градуса в крови он казался еще более домашним и располагающим к себе, — Я не смогу пить каждый день, чтобы набираться смелости на такие поступки.       Кашин быстро откинул голову назад, словно хотел убежать от этого неудобного вопроса. — То есть ты каждый день собрался делать это? — Делать это? — в том же тоне спросил шатен, от чего наглая попытка уверенности у Дани исчезла, — Как целовать меня, так первый, а вслух сказать застеснялся? — Руслан уткнулся в его плечо.       Даня чувствовал, как его тело дрожит от волнения. Он боялся, что это все просто сон, что утром он вновь окажется в этой разнящейся попытке избежать друг друга. В комнате стояла тишина, разбитая только шелестом снега за окном и шумом их дыхания. Но вдруг все мысли перекрыли объятия, которые весь вечер были аккуратными, а сейчас крепкими, вжимающими в себя. Руслан дышал в шею, засыпая, отдавая тепло.       Даня понял это только этой ночью. Только после поцелуя, после того, как губы шатена, горячие и влажные, коснулись его собственных, он окончательно принял факт, что это не дружба. Это была настоящая влюбленность, спутавшаяся с нежностью и страхом. И он ужасно нервничал, ужасно стеснялся, особенно под твердой уверенностью Руслана. Но как же ему понравилось с ним обниматься и целоваться… И обниматься ему даже понравилось больше.       Но вдруг до него дошла и еще одна мысль: вся эта уютность и одомашненность шатена вызывали чувство чего-то родного. Слово, которое до этого момента не ассоциировалось ни с кем, вдруг обрело новый, глубокий смысл, заполняя сердце тревогой.