Город без окон

Глава 9

«Последний день»

      Третья часть ноября наступила резко и обрывисто, будто кто-то перевернул страницу календаря. Все запланированные билеты к сессии были написаны, но новые появились словно из ниоткуда. Со следующей недели начиналась сессия, а с ней и декабрь. Первые снежинки уже пролетали над городом, застилая серость и грязь города, но не делая его лучше. Грязь смешалась с сугробами, а трещины панелек виднелись ярче на белом фоне. Предстоящая поездка в соседний город уже была на носу, буквально завтра.       Подходил конец третьего месяца с тех пор, как Даня переступил порог этой квартиры, и за это время он уже почувствовал себя здесь как дома. Парень освоился с кухней, научился даже что-то готовить, поставил в комнате светильник, подаренный бабушкой, развесил учебные плакаты над столом. В тумбе у кровати лежали книги с университета и художественная литература, как и книга «Изгои», до которой руки все не доходили.       Руслан стал для него не просто соседом, а настоящим другом, с которым он мог поговорить о чем угодно, поделиться радостями и горестями. Вечера проходили в уютном шуме их совместных ужинов, за которыми они делились новостями дня, смеялись над старыми историями. Кашин любил эти вечера, когда он мог отдохнуть от напряженного дня, чувствуя тепло дружбы и уверенность в том, что рядом с ним настоящий друг. Он даже стал замечать за собой, что ему приятно просыпаться под тихий шум утреннего душа или засыпать под тихий шум вечерней клавиатуры.       Этот четверг прошел в неумолимом ритме учебного дня: три пары и консультация по химии перед сессией. В тишине квартиры, окутанной полумраком предзакатного солнца, Даня стоял в своей комнате, наблюдая за друзьями. Руслан же дорабатывал последнюю смену перед самовольным отпуском. Илья отодвигал кровать, освобождая пространство для творчества. Денис, с увлечением художника, чертил контур будущего шедевра на стене, забыв о всех проблемах.       Коломиец, застывший перед своей работой, сжал челюсти от недовольства. Он чувствовал, как по спине пробежал холодный озноб от того, что его тщательно прорисованный контур съехал в сторону, испортив всю композицию. — Ты меня еще раз дернешь, я тебе в эту стену впишу, — прошипел он, не отрывая взгляда от испорченного шедевра.       Илья, не замечая напряжения в комнате, пожал плечами и отмахнулся от его упреков. — Ластик существует, не знаешь? — шатен вскинул руки в жесте невинности. — Даня тебе стену предоставил, я мебель двигаю.       Рыжеволосый уже знал, что в этой ситуации нужно действовать быстро. Он подошел к Корякову и схватил его за руку, стараясь успокоить: — Пойдем на кухню. — Тебе не кажется, что кое-кто… — Илья и с места не сдвинулся, лишь кивнул в сторону Дениса, который всё еще стоял перед эскизом, — Ведет себя так, будто мы должны ему. — Илья, ты неделями не отвечаешь на звонки, зависая у своей Ксюши, которая… — Коломиец будто хотел что-то добавить, но лишь усмехнулся. — Договаривай, — резко отдернулся от Дани Коряков. — Так, — рыжеволосый сжал челюсть, вздохнув перед этим. Он снова схватил шатена за руку и выдернул его из комнаты, хлопнув дверью за ними, — Илья, пусть он дорисует свои проекты. Что с вами в последнее время? — Даня посадил его на стул на кухне, постаравшись оставаться спокойным, хотя в его голосе слышалась усталость от бесконечных конфликтов. — Ты хочешь честного разговора? — надменно кинул шатен, — Денис пишет и звонит нам только тогда, когда ему что-то нужно. — А ты только тогда, когда свободен от Ксюши, — монотонно вторил Кашин. — К чему это? — Мы все заняты своими делами, потому что взрослеем, — Даня устало сел напротив, — Наша дружба не рушиться, но и мы не будем вечно около друг друга по первому зову. Это не школа, когда мы виделись на уроках и после них. — Ты когда этой серьезности понабраться успел? — с неким недоверием взглянул друг.       Илья был прав. Даня не взрослел, нет. Он не взрослел, он погружался. Сидя на кухне по ночам, он, привлеченный светом, вбирал в себя жизненный опыт другого человека. Всего несколько дней назад рыжеволосый с удивлением, с детской наивностью, спрашивал, как могли отказать Руслану его друзья в поездке. А шатен, спокойным, размеренным голосом, повествовал о семье Деймуров, о том, что жена его друга ожидает ребенка и как важна семья для Давида. Он упоминал Колю, который строил свою карьеру, и о том, что уехать на три дня просто не представлялось возможным. Руслан утверждал, что, если бы Коля потерял работу, над которой трудился годами, он бы чувствовал себя виноватым. Для Ромадова карьера была чем-то нерушимым, словно скала.       Даня не всегда принимал каждое слово на веру. Их разговоры, затягивающиеся до поздней ночи, часто перетекали в споры и выливались во взаимное раздражение. Дане казалось, что он сумел убедить Руслана: иногда дружба важнее семьи или карьеры. Но Руслан лишь покачивал головой, словно отгоняя назойливую муху, объясняя, что дружба у Кашина — это связь детства, нерушимая, как гранитная скала. А он сам, всего лишь три года назад, вступил в свой круг, разорвав все прежние связи. Шатен, конечно, ценил и доверял Коле и Давиду, но между ними не существовало той незримой, непреодолимой нити, той глубинной связи, что возникает в детстве, вплетаясь в саму ткань души. — Было время, — усмехнулся рыжеволосый на поставленный вопрос, — Ты же знаешь, какой Денис во время творческих порывов. Поговори с ним после. — Дань, мы поссорились пару дней назад, — устало опустил взгляд друг, — Если бы меня позвал сегодня он, а не ты, я бы и не пришел. Но ты просил помочь сдвинуть мебель от стены и составить компанию. — Что случилось?       Хотя долгие годы они провели втроем, в их жизни всегда оставались моменты, тайные уголки, касающиеся лишь двоих из них. И между кем-то, как струны на старинном инструменте, могли возникнуть совершенно разные взаимоотношения. Например, несмотря на непостоянный образ жизни Ильи, он не переступал границу дальше поцелуев ни с одной из дам, о чем знал лишь Кашин. Многое было известно только Дане об Илье или о Денисе, и, без сомнения, подобные секреты хранились и между прочими друзьями. Но в этом не было ничего обидного или противоречивого. Это была неписанная конвенция их дружбы. — Ничего, — поморщился Илья, — Глупость самая обычная. Просто я скучаю по тому, как мы втроем раньше время проводили. Но ты прав, — выдохнул он, — Мы просто взрослеем. — Давай о хорошем? — Кашин поставил чайник, достал кружки, — Как у вас с Ксюшей? — Знаешь, прекрасно, — вдумался Коряков, начиная изливать свою душу.       В душе Дани зазвучали странные отголоски, как эхо в пустом зале, когда Илья начал рассказывать свою историю. Друг с трепетом и нежностью описывал свои чувства, которые охватывали его при встрече с возлюбленной после трудного дня, их тихие вечера, наполненные радостью и молчаливым пониманием. В этих словах, в этих незатейливых деталях, рыжеволосый вдруг увидел отражение своих собственных эмоций, той щемящей тоски, которая охватывала его, когда сосед возвращался домой после работы. Глубоко в сознании что-то трещало, заставляя задуматься о том, что спрятано за гранью обычного.       Коряков обладал редким даром: он умел передать жар своих чувств. Он описывал, как тело его воспламенялось при касании губ Ксюши, и Даня чувствовал, как в его собственной душе откликается этот огонь, вызывая в памяти призрачные ощущения: жгучую нежность, волнующее трепетание, и то счастье, что рождается лишь от полной взаимности. В рассказе он увидел отражение собственных чувств, и это отражение было и болезненно близким, и запретно-волнующим. — Ты меня слушаешь? — вдруг щелкнул пальцами шатен перед голубыми глазами. — Конечно, — Даня смутился, отбросив глупые мысли, которые внезапно заполонили его голову. Он почувствовал, как его лицо заливается румянцем, и с трудом заставил себя смотреть в глаза друга.       Звонок в дверь, резкий и неожиданный, прервал рассказ Корякова. Даня, удивленно взглянув на часы, не мог понять, кто мог прийти в такое время. Он кивнул другу, молча извиняясь за прерывание, и направился к двери.       На пороге стояла та самая блондинка с парковки, сияние её улыбки было кратким, но ослепительным. Её длинные, платиновые волосы были уложены в легкие волны, обрамляющие лицо с изящными чертами и яркими карими глазами. Она была одета в короткое черное платье, облегающее ее стройную фигуру, и черные туфли на высоком каблуке, что придавали ей еще большую изящность. Над платьем располагался черный кожаный плащ, мягкий и гладкий. Он придавал ее образу некую таинственность и шарм.       Не дожидаясь приглашения, с той легкостью, с какой птица садится на ветку, девушка прошла внутрь, оставляя за собой шлейф тонкого, нежно-цветочного аромата, смешанного с легким, едва уловимым запахом пудры. В этом движении была некая непринужденная наглость, очаровательная и завораживающая, как у роковой женщины из старого фильма. — Ты сосед Руслана же? — прозвучал ее голос, чистый и мелодичный. Даня дрогнул от неожиданности, и поспешно кивнул, молча соглашаясь с ее утверждением, — Слушай, сможешь ему передать? — она протянула ему тонкий конверт и небольшой пакет, наполненный вещами. — Да, без проблем, — протянул слова, не понимая, что происходит. — Спасибо, — девушка заулыбалась ему, — Тогда хорошего вечера! — она махнула рукой и, не ожидая ответа, быстро закрыла за собой дверь. — Подруга соседа заходила, — отмахнулся Даня, возвращаясь на кухню. Он бросил вещи в коридоре, не решаясь заглянуть в конверт. Но вдруг он сощурился и с неким недоумением посмотрел на Илью, — А ты когда-то ревновал Ксюшу? — Нет, — задумчиво ответил Коряков, наблюдая за другом. — А что такое? — Просто интересно было, — рыжеволосый пожал плечами и вновь включаясь в рассказ друга, пытаясь забыть о странном посещении и неловком вопросе.       Внезапно, как по щелчку пальцев, разговор о любви перетек в теплое, словно солнечный луч, воспоминание о беззаботных школьных буднях. Они, забывшие о долгах и грозящей сессии, переместились в ту эпоху веселых и безрассудных проказ, где время текло по-другому, а жизнь казалась бесконечной и полной возможностей. Теплое чувство ностальгии, как старый плед, изъеденный молью, но еще согревающий, обволакивало их, расслабляя и заставляя забыть о пустых карманах и грозящей сессии. Здесь и сейчас существовали лишь шумные школьные коридоры, веселые перемены и их неуемные шалости.       Незаметно на кухню пробрался Коломиец, влившись в их оживленную беседу. Большая часть работы уже была выполнена, но они условились, что Денис закончит ее в следующие выходные.       Теперь блондин тревожно переглядывался с Ильей, пытался в немом диалоге разрешить возникший конфликт. Но достаточно было ему отпустить пару шуток, как напряжение спало, уступая место лучезарному свету их дружбы. — Только не подеритесь, пока до дома идете, — усмехнулся Даня, провожая друзей. Он закрыл входную дверь, растворяясь в тишине вечера.       Рыжеволосый юноша задумчиво изучал стену, покрытую карандашными набросками и мазками красок. Тёмные, прерывистые линии, словно языки пламени, создавали полукруг, тянущийся к потолку. Он удивлялся, как этот творческий хаос, бушующий вокруг него, мог уживаться с его собственной прагматичной натурой.       Внезапно тело вздрогнуло от испуга. За спиной раздался голос соседа, глухой и неожиданный. Кашин не заметил, как тот вернулся, слишком погруженный в свои мысли о творческих людях, которые так необычно и непредсказуемо наполняли его жизнь. Эти мысли были словно туман, окутывающий его сознание, не позволяя заметить простые, но важные детали реальности. — Денис нарисовал? — поджал губы шатен, удовлетворенно кивая головой. — Ты как все имена запоминаешь? — отшутился Даня, не оборачиваясь.       Руслан хмыкнул, будто поймав его на шутке: — Слушаю тебя внимательно, — ответил он, мягко улыбнувшись, — Я ужинать пойду. Ты со мной?       Вдруг у Дани вновь проигрался тот разговор с Ильей наедине на кухне. Что-то щелкнуло в голове, как защелка запертого ящика, и в его памяти вспыхнули новые, до этого не замеченные, детали. И он резко обернулся, выдавая: — Нет, я слишком устал. — Хорошо, — будто смутился Тушенцов. Непонятно, что вызвало у него смущение: резкий тон или нарушение их привычного ритуала совместных ужинов. Он немного постоял, неуверенно переминаясь с ноги на ногу, прежде чем добавить, — Ты сильно против будешь, если я завтра после пар тебя заберу, и мы сразу поедем? — Как тебе удобно, — развел нервно руками Кашин, начиная злиться, сам не понимая на что. — Все хорошо? — аккуратно спросил сосед, уже выходя из комнаты, взгляд его задержался на кровати, что по-прежнему стояла посреди комнаты. — Говорю. Устал. — Хорошо, — кивнул Руслан, поднимая взгляд вглубь голубых глаз, будто выискивая в них ответ на свои немые вопросы, — Ты всю ночь будешь дышать краской? — У меня есть варианты? — рыжеволосый неожиданно расслабился, в его голосе прозвучала горькая усмешка.       После вопроса в комнате повисла тишина, а взгляды встретились, и в этом встречном взгляде зародился немой спор. — Ну, — шатен качнулся в сторону, пробежался взглядом по помещению, — Видимо, нет вариантов, — он дернул плечом, — Тогда приятных снов. Увидимся завтра после учебы. Ты вещи в прихожей оставь… — Я и так знаю, — буркнул Даня, перебивая монотонную речь.       На утро солнце, продравшись сквозь тонкие занавески, лениво потянулось к юноше, словно хотя бы на мгновение задержать его в объятиях сладкого сна. Морозный воздух, проникая в комнату сквозь щель в окне, заставил его поежиться, напоминая о холодной осени за стеклом. Утро было тихим, окутанным легкой дымкой предрассветных сумерек, а в голове уже крутились формулы и химические уравнения. Предстоящая пара по физике и химии предвещали непростой день, наполненный стрессом и напряжением. Вздохнув, рыжеволосый встал с постели, ощущая легкую скованность в мышцах от долгого сна.       Рюкзак, старый и добрый друг, уже стоял у двери, готовый к поездке. Он был старенький, с потертостями и несколькими заплатками, но Дане нравился его вид, в нем была определенная харизма, как у человека, прошедшего через многие испытания. Внутри лежали подаренная худи с капюшоном, пара футболок, домашние шорты, зарядка для телефона и наушники. Парень проверил, все ли на месте, и сбросил рюкзак на пол, не желая будить соседа, который еще крепко спал в мире своих снов.       Тихо ступая по скрипучим деревянным доскам, Кашин выскользнул из квартиры. Прохладный воздух ударил в лицо, заставляя сделать глубокий вдох, наполниться свежестью нового дня. Улица была пуста, только редкие машины проносились мимо, нарушая тишину, нехотя пробуждаясь от ночного сна.       Даня шел к университету, пробираясь сквозь утренний туман, который клубился над крышами домов, создавая сказочную атмосферу. Мысли уже вернулись к предстоящей паре, к формулам, которые он не успел выучить, к сложным химическим процессам, запутывающим его сознание, как лабиринт.       День учебный завершился слишком быстро, оставляя после себя тяжелое чувство усталости, будто после тяжелого физического труда. Солнце, еще полчаса назад игриво заливавшее окна аудитории золотыми лучами, уже скрылось за серыми облаками, предвещая скорый дождь. Выйдя из корпуса, юноша увидел знакомую машину, уже ожидающую его у входа. Он неловко улыбнулся, садясь на переднее сиденье. — Все хорошо? — Даня пристегнулся, озираясь на шатена. Казалось, что этот вопрос в их общении звучал чаще, чем приветствие. — Не выспался, наверное, — отдернулся парень, мотнув головой, и тут же переключил внимание на дорогу.       Руслан был непривычно напряженным, глаза его были затуманены какой-то неясностью, отражая непогоду за окном. В машине звучала тихая мелодия, оглушенная шумом дождя, что начался в тот момент, когда они тронулись с места, словно решив сопроводить их путь. Мокрые ветки деревьев изгибались под напором ветра, а свинцовые тучи сгущались на горизонте, угрожая непрекращающимся ливнем. Дождь был холодным, мощным, проникающим в каждую щель машины.       Даня старался не думать о своих неуклюжих мыслях, которые беспокоили его всю ночь, но они настойчиво всплывали в памяти. Он отвлекал себя наблюдением за меняющимся пейзажем, за тем, как дождь затуманивал фары машин, сбиваясь в ослепительные пятна на мокром асфальте.       Только когда они выехали за городские пределы и погрузились в объятия леса, Тушенцов, наконец, заговорил. Его голос обрел легкость, он поведал о старом фильме, давно увиденном, пока Даня с удовольствием включился в беседу, отвлекаясь от тревоживших сомнений, наслаждаясь обществом друга, как глотком свежего воздуха. — Погромче сделай, — вдруг воскликнул шатен, откинув голову на спинку сиденья и перехватывая управление магнитолой. Резким движением он крутанул ручку, наполняя салон автомобиля звуками, открывая шлюзы для потока музыки.       Рыжеволосый лишь тепло улыбнулся, наблюдая за своим другом. Шатен жестикулировал одной рукой, второй крепко держась за руль. Подпевая песням, он не сводил карих глаз с дороги, настроение его было привычно взвинченным, будь то накаленная струна, но в то же время излучало веселье, как солнечный луч в зимний день. Даня уже давно заражался подобной манерой, понимая и принимая эту волну резких перепадов, словно естественную часть его характера. — Ведь сценарий писали вы, — качнул головой Тушенцов, ухмыляясь, — Пообещайте, что наши герои в конце останутся счастливы, — подпел он хитренькой мелодии, продолжая гнать машину по трассе. — За дорогой следи, — засмеялся рыжеволосый, слегка поддразнивая друга. — Какие мы серьезные, — сделал он музыку чуть тише, — Сколько мы в дороге? — Два с половиной часа, — Даня проверил экран мобильного. — Еще столько же, — с легкой нервозностью выдохнул шатен, — и будем на месте. — Точно все хорошо? — чуть тише спросил Кашин, глядя на друга, погруженного в свои мысли. — Увидим, — в словах чувствовалась некая неясность, будто за этой уверенностью скрывалась тихая тревога.       Дорога, извивающаяся змеей среди густых лесов, постепенно выпрямилась, уступая место ухоженным полям, расчерченным прямыми линиями. Вдали заметили несколько домов, тихих и уютных. С каждым километром пейзаж за окном преображался, раскрываясь перед ними всеми красками и спокойствием. Даня, прислонившись к спинке сиденья, наблюдал за меняющимся пейзажем, чувствуя, как напряжение, которое держало его, постепенно ушло. — Почему ты не возвращался сам? — спросил Кашин, когда в салоне повисла тишина. Он невольно повернулся к Руслану, — Город намного больше, как и возможностей. — Зачем? — шатен улыбнулся, но в его глазах было не только веселье, но и некая грусть. — Друзей у меня нет, матери с отцом было без меня не скучно. — Не скучал по родным местам? — Ни капли, — Руслан тряхнул головой, его карие глаза застыли на парне, и на мгновение им показалось, что они утонули в бездне этого взгляда. Скорость машины снизилась, и парень медленно продолжил: — Я бы сюда еще лет десять не возвращался, — будто выплюнув слова, он вернул взор к дороге, вдавливая газ. — Почему тогда ты переехал из крупного города не в столицу, а к нам? — Кашин чувствовал, как постепенно растворяется его страх перед этой неизвестностью, но он все еще пытался понять мотивы своего друга. — Почему ты живешь в съемной комнате вместо теплого ужина родителей? — с иронией спросил Тушенцов. — Я же рассказывал, что отношения с родителями сложные, — выпалил Даня, словно обижаясь, что его изливание проблем не было услышано. Но вдруг вспомнил, что Руслан тот человек, который запоминает любую мелочь. И до него дошло осознание, — Ты тоже бежал от семьи? — И от них тоже, — кивнул Руслан, тело его значительно напряглось. — Все будет хорошо, — рыжеволосый, не понимая всех проблем, все же не смог промолчать. И он было хотел добавить что-то еще, ведь банальнее его фразы не существовало ничего, как вдруг сосед заулыбался. И будто бы расслабился, сбросив с плеч груз прошлого. — Спасибо, — голос парня заставил разлиться тепло в груди Дани, оставляя сладкую истому.       Они въехали в город, попадая в другую реальность. Частные дома, спрятанные за высокими заборами, сменялись многоэтажными яркими зданиями, украшенными панорамными окнами. Но в воздухе уже не витал аромат цветущих деревьев, а стоял холодный и влажный запах осенней сырости. Уютные аллеи раскинулись вдоль ухоженных тротуаров, покрытых пожухлой листвой, что шуршала под ногами прохожих. Чистота и порядок царили вокруг.       Прохожие, одетые в теплые куртки и шапки, занятые своими делами, неспешно прогуливались по улочкам. Молодые пары держались за руки, закутавшись в пледы, дети бегали за голубями, пытающимися найти оставшиеся крошки под ногами, старушки сидели на скамейках, наблюдая за жизнью. Город дышал спокойствием и гармонией, словно не знал о суете и беспокойстве, что скрывались в других городах. Даня был не в родном городе. Он был не дома.