Город без окон

Глава 5

«Учебная тяжесть»

      Университет, словно старый, заслуженный врач, был окружен скромными, но уютными домиками, которые как будто прижимались к нему. Он не блистал современными стеклянными фасадами или футуристическими архитектурными решениями. Это был крепкий, основательный кирпичный корпус, выстроенный еще в начале прошлого века, с высокими окнами, увенчанными арочными сводами. Время оставило на нем свои следы: кое-где облупилась краска, а на фасаде появились еле заметные трещины.       Старые двери, скрипящие при каждом открывании, вздыхали, рассказывая о бесчисленных поколениях студентов, которые переступали их порог. Внутри пахло книгами и чем-то еще, неуловимым, но знакомым: запахом медицины, которую здесь постигали десятилетиями. Запах был смешан с пылью старых книг и древесины столетних столов, создавая уникальный аромат, который не спутаешь ни с чем.       Холлы университета были просторными, с высокими потолками, украшенными лепниной, вдоль стен тянулись ряды старых деревянных шкафов, заполненных учебниками и журналами, обложки которых пожелтели от времени, но сохранили в себе ценные знания. На полу лежал светлый линолеум, потертый от времени и бесчисленных шагов.       Студенты, в основном местные ребята, привыкшие к этому месту, сбегались в университет с утра. Не было здесь модных кафе, шумных вечеринок, но была тишина, пропитанная сосредоточенностью.       Среди толпы студентов были и первокурсники, затерявшиеся в лабиринте коридоров, с недоуменными взглядами, и старшекурсники, уставшие от бесконечных лекций, но знающие каждый уголок этого здания.       Аудитории университета были просторными, но оборудованы были достаточно скромно. Старые парты, покрытые лаком, и доски, истертые от бесчисленных записей и рисунков. На стенках были развешаны постеры с анатомическими атласами, которые уже поблекли от времени, но все еще служили напоминанием о сложности и красоте человеческого тела. Однако, никому не приходило в голову жаловаться. Эти аудитории были насыщены историей, атмосферой преданности медицине, которая не теряла своей силы с годами. Именно здесь рождались будущие доктора, которые будут лечить людей не только в этом маленьком городе.       Несмотря на свою простоту, университет был оснащен необходимым оборудованием. Конечно, не все было новейшим. Но старые микроскопы, медицинские инструменты, и учебные манекены со своей историей продолжали служить студентам, помогая им освоить сложную науку медицины.       Даня вышел из кабинета химии, тяжело вздохнув. Химия — это был не его конек, а лекция была особенно нудной. Он чувствовал, как его мозг медленно отключается от реальности. Парень уже было хотел пойти в буфет, чтобы выпить кофе и попытаться взбодриться, как его догнала одногруппница Лиза, с которой он сумел выстроить приятельские отношения. — Ты чего в пятницу отсутствовал? — спросила светловолосая девушка, которая была почти вдвое ниже своего собеседника. — Что-то пропустил? — нервно отдернулся Кашин. — Нет, — усмехнулась Лиза, взгляд ее был игривым, — Просто ты немного… заучка, которая никогда не опаздывает, да каждое слово преподавателя глотает. — А, — будь он чуть младше, то непременно обиделся бы на подобные слова, — В школе был попроще в этом плане, а здесь бюджетное место, да и важность профессии… — Ты чего? — резко перебила его девушка, и в ее голосе зазвучала забота, словно она видит в нем не просто одногруппника, а друга. — Не оправдывайся. Я просто пошутила. — Я и не оправдываюсь, — смутился рыжеволосый, поправляя лямку рюкзака. — Ну и хорошо, — Лиза улыбнулась, её глаза заблестели. — Ладно, пошли, у нас сейчас биология, а Меньшиков не любит, когда опаздывают.       Даня кивнул, и они отправились в аудиторию, Воздух был насыщен шумом и суетой, словно в муравейнике, где каждый студент спешил занять место поудобнее, чтобы устроиться для неизбежной атаки информации. Меньшиков, с седой шевелюрой и проницательными глазами, которые казались способными прочитать каждую мысль студентов, стоял у доски, готовясь к новому сеансу «биологической терапии». Даня же сидел на своем месте, записывая в тетрадь каждое слово, боясь пропустить хоть какую-то крошку ценной информации. Лиза, устроившись рядом, зарисовывала в своем блокноте сложные молекулы и структуры, ее рука двигалась плавно и уверенно, словно она рисовала не схемы, а шедевры.       Профессор рассказывал о клеточном делении, о белках и ферментах, о генетическом коде — вещах, которые кажутся абстрактными и далекими, но на самом деле являются основой всего живого. — Лиз, нарисуй мне такую же схему, — аккуратно подтолкнул в плечо девушку Кашин. — Хорошо, — Лиза взяла его тетрадь, взмахивая ручкой.       Даня имел неимоверно красивый и каллиграфический почерк, словно каждая буква была выточена. Всем казалось необычайно важным пошутить насчет его выбора в профессии врача. Но вот рисовать или чертить виделось ему какой-то мукой. То, как рисовал Денис, как легко чертила схемы Лиза, казалось ему чем-то талантливым до невозможности. Их руки двигались с такой легкостью и грацией, словно они творили не просто чертежи, а шедевры. У него же получались размазанные и глупые черточки, которые он сам не мог разобрать.        — Спасибо, — шепнул парень, когда тетрадь вновь оказался под его носом.       Учебный день протекал быстро, Даня сдал работы, которые не смог сдать в пятницу, и с чувством облегчения ощутил, как с плеч свалился невидимый груз.        Однако успокоение было недолгим. Загрузив на себя еще кучу домашних работ, юноша вернулся домой, где его встретил противный и горький запах сигаретного дыма, который заполнял весь дом, проникая в каждую щель и пропитывая воздух. — У нас балкон для курения есть, — недовольно буркнул рыжеволосый, вешая куртку на крючок в прихожей.       Ответа не последовало, и Даня вошел в глубину кухни, где его встретил запах жареного лука и неизменный аромат табака. У плиты с сигаретой в зубах стоял шатен, помешивая что-то в кастрюле. Темные волосы были растрепаны, а под глазами синели темные круги, рассказывая о бессонных часах. Он бросил на Кашина быстрый взгляд, полный недовольства. — Руслан, я с тобой разговариваю, — продолжил юноша, пристально сверля соседа взглядом, в котором теперь ярко читалась злость.       Руслан вздрогнул, сжав челюсть, удерживая волну недовольства. Но взгляд его быстро смягчился, он опустил глаза, сканируя рыжеволосого, и успокоился, расплываясь в добродушной улыбке: — У меня проект не приняли… Я не знаю, куда себя деть, а никотин хоть немного дает успокоиться. — Что за проект? — Кашин устало опустился на стул. — Дизайн сайта ресторана, — поморщился Тушенцов, — Я уже месяц правки вношу. А если я его не закрою, то придется на копейки с «Закутка» выживать. — Кто-то говорил мне, что здоровье важнее учебы и работы. — Я говорил, — вздохнул шатен, словно осознавая свою ошибку, и, вернувшись к своей манере легкости в диалоге, продолжил, — Забываю, что ты не куришь. Предыдущий сосед курил, а я привыкнуть не могу. Зато суп приготовил из наших продуктов, — он улыбнулся так, словно хотел убедиться, что сосед оценит его заботу.       Рыжеволосый чувствовал, что у него есть два выбора: либо постоянно сражаться с соседом за чистый воздух, либо принять его таким, какой он есть. И хотя ему было нелегко, он понимал, что Руслан не хотел его обидеть, а просто был загнан в тупик своими проблемами. — Спасибо, — Даня не знал, то ли злиться, то ли поблагодарить. Но встал, резко забрал сигарету из татуированной руки и выкинул ее в пепельницу. Он двинулся к балконной двери, — Давай договоримся без курения в самой квартире. Я терпеть этот запах не могу. — Конечно, — кивнул Руслан, продолжая готовить, — Как день прошел? — Устал, но я могу чем-то помочь?       Даня с уверенными движениями смывал пыль с кухонных полочек. Ужин бурлил на плите, а воздух в квартире наполнялся свежестью после проветривания. Они болтали о прошедшем учебном дне, о проекте шатена, который застрял в тупике, и о жизни в целом. Кашин протирал пыль с необычных статуэток для перца и соли, которые, словно нелепые игрушки, украшали этот непривычный для него дом.       Он почувствовал необходимость освежить и свое жилище, и ушел в свою комнату, где скинул пастельное белье на пол, решив отправить его в стирку. Хотелось хотя бы на несколько дней избавиться от застоявшегося запаха. Между матрасом и корпусом кровати он наткнулся на забытую красную пачку сигарет. Мысль о том, чтобы начать курить, появилась в его голове не впервые, но она была скорее фантазией, чем намерением. Парень положил пачку в карман, чувствуя, как холод проникает сквозь тонкие стенки квартиры. Запах табака должен был быстро выветриться.       Кашин вернулся на кухню, где сосед все еще стоял у плиты, и протянул пачку сигарет соседу: — Видимо, мой друг забыл, — сказал он, улыбнувшись. — У тебя друзья есть? — иронично спросил Руслан, но принял пачку. — Ты тогда уезжал куда-то, а ко мне Илья приходил. — О, я помню. Ты о нем рассказывал, — воодушевился Тушенцов, выключая плиту. — Он даже квартиру не разнес? — Кстати, — Даня засмеялся, а в груди разлилось приятное чувство, что его истории слушали и даже запомнили. Он подошел к окну, указывая на остановку. — А там Илья, — он махнул в сторону. — Переклеил все расписание автобусов, поэтому никогда не смотри на него. — Это единственная остановка у нашего дома, — покачал головой парень. — Слава богу, машина есть. Хоть какое-то спасение от вас. — Ты так думаешь? — рыжеволосый оглянулся, — Мне кажется, здесь все пропитано какой-то детской серьезностью и взрослыми глупостями, в этом и есть вся суть наших районов. — Красиво сказал, — улыбка с лица шатена не сходила, словно он и не умел показывать других эмоций. Но он скорее был заворожен некой наивностью голубых глаз, окутанной заморочками, что навязали юноше, — Кушать садись, ребенок.       В воздухе повисла легкая неловкость, сплетенная из непрочитанных мыслей. Она окутывала кухню, застилая очертания посуды и приглушая яркость светильника. Даня понял, что сосед, хотя и пытался шутить, был уставшим. Сам сел за стол, опираясь ладонями на деревянную поверхность.       Они вдвоем молча ужинали, каждый погруженный в свои мысли. Даня смотрел на пар, поднимающийся от горячего супа: — А что мне нужно делать, чтобы ты каждый день готовил? — сарказм и интересен переплелись в его голосе. — Я только по настроению это делаю, — пожал плечами шатен, — Вкусно? — Очень.       Мысль о том, что в этой квартире можно было бы почувствовать себя не просто соседом, а членом некой негласной семьи, не давала покоя юноше. Это казалось ему идеальным миром, где нет места одиночеству и непониманию. — А что, если мы будем готовить поочереди? — спросил Даня нерешительно, — Мне просто неловко, что ты готовишь четвертый день подряд.       Руслан удивился, но продолжал есть суп, медленно водя ложкой по тарелке: — Мне же несложно, — карие глаза сверкнули теплым блеском, — Можем как-нибудь попробовать приготовить вместе.       Кашин кивнул, чувствуя прилив энтузиазма. — Я всю кухню сожгу. — Не жалко, — Тушенцов отмахнулся, смеясь, — Этой кухне только пожар и поможет.       Рыжеволосому казалось, что их соседство становится более живым и интересным. Вскоре двери квартиры снова закрылась.       Каждый ушел в свою комнату. В тишине Даня достал учебник по философии, и его рука потянулась к чистому листу бумаги. Ему нужно было подготовить билеты к экзаменационной работе. Преподаватель дал половину билетов из того, что они изучили за первый семестр. Парень любил философию, но ее сложность часто заставляла его сомневаться в собственных силах. Каждое слово он проверял, перечитывал заново. И вот семь листов бумаги исписаны семью билетами.       Парень отложил философию в сторону и взял учебник по химии. Ему нужно было подготовиться к лабораторной работе по органической химии. Даня провел ручкой, выводя сложную цепочку соединения элементов. Но с каждой задачей, становилось труднее. Ему не было сложно понять анатомию, биологию, что угодно. Но только не химия или физика. Парень устало потер глаза, замечая, что времени утекло много, а решено мало, но вновь вырвал лист, переписывая решение иначе.       В этот момент раздался стук в дверь комнаты. Рыжеволосый подскочил с кресла, откидывая в сторону тетрадь с нерешенной задачей по химии. В проеме стоял Руслан, который держал в руках две кружки с чаем. Шатен был в домашней потертой кофте, от которой пахло свежестью стирки. Он чуть наклонил голову, как будто хотел спрятаться от яркого света светильника, и потирал щеку тыльной стороной руки. Его губы, потресканные от холодного ветра, сжимались в легкой улыбке. — Я устал, — протянул Тушенцов, — Мне нужно отвлечься, а единственный свободный это ты, — он поставил кружки на письменный стол, запах кофе с корицей сразу же расползся по комнате, и, он, не стесняясь, разглядывал комнату Дани. — Я не свободен, — иронично цокнул Кашин, с долей возмущения в голосе, — Поищи кого-то другого. — Что тут? — с некой наглостью, словно он имел право на это, Руслан наклонился над тетрадью. Вальяжно вырвав ручку, он с неким увлечением стал выводить решение, его рука двигалась быстро. Он писал не совсем разборчиво, но пришел к тому, чего сам студент не мог понять уже который час. — Каким образом ты решил университетскую химию? — голубые глаза, полные удивления, вовсе не моргали. — Я же говорил, — усмехнулся парень, словно уже предвкушая свою победу, — Я хоть в МГУ, хоть в Оксфорд. Ты решил, поэтому пошли. — Нет. Объясни мне, как ты пришел к этому решению. У меня экзамены скоро… — Я хотел отдохнуть от работы, — Тушенцов вздохнул, запрокидывая голову, — Но хоть так отвлекусь.       Шатен объяснял спокойно, голосом, в котором легко слышалась растянутость и медлительность, свойственная его манере речи. Его становилось слушать интереснее, чем половину преподавателей. Руслан иной раз перебивал самого же себя наиглупейшими шутками, то насмехался над собой же, то над какой-нибудь нелепостью. А Даня записывал все, понимая тему все глубже и глубже. — С вас семьсот рублей за занятие, — хитро улыбнулся Тушенцов, бросая ручку на стол. — Держи, — в шутку пожал руку парень. — Пошли на балкон. Покурим? — Пошли на балкон, покуришь.       Даня прошел за ним, и они вышли на балкон. Город уже окутывала сумерки, словно бархатный плащ, а в далеке виднелись фары машин, которые бежали по темным улицам. Вечер последнего дня октября в этом старом, полупустом городе был тихим и задумчивым. На улицах практически не было людей, лишь изредка проезжала машина с глухим гулом мотора, нарушая тишину, просыпаясь от долгого сна. — В школе заваливали всеми предметами, — отвечал на вопросы Кашина сосед, — Приходилось учиться. — И чего ты тогда не перепоступишь? — удивленно смотрели голубые глаза за каждым движением Руслана: за тем, как поджигается сигарета, как с сухих губ вылетает дым. — Я же учился на преподавателя математики, — на слова шатена издалась усмешка, — Что ты смеешься? А потом решил забить на все, да веб-дизайном заняться. Но как видишь, не выходит. — Я представил тебя у доски с сигаретой, с кучей татуировок и пирсингом, — заливался Кашин, откидываясь на спинку стула, который он притащил с кухни. — На кистях я недавно набил, как в протест никогда не работать в подобных организациях, — парень зевнул, видно совсем устал за эти дни, — А на руках можно было бы и под рубашку спрятать. — Теперь понятно, откуда такое умение объяснять.       Рыжеволосый взглянул на соседа, будто хотел прочитать его мысли. Под карими глазами Даня чувствовал себя младше, не на три года, а на лет десять. Но при этом возникало какое-то домашнее спокойствие. Он уже и не раздражался, а иной раз внимательно выслушивал шатена. — Я может и был хулиганом в школе, может и срывал уроки, но будто бы всегда видел себя учителем, — карие глаза замерли в пустоте, думая о чем-то своем, — Я хотел… — но парень тут же замолк, кривясь от чего-то, словно от неприятного вкуса на языке, — Ничего я не хотел. —Ты чего? — неуверенно спросил Кашин, боясь пошатнуть невидимую стену, которая отделяла их сейчас. — Неважно, — Руслан сделал глоток из кружки, с легкой улыбкой взглянул на рыжеволосого, и в его взгляде не было ни злости, ни обиды, только усталость и некоторая печаль, — Кстати, — он чуть поддался вперед плечами, натягивая куртку чуть ли не до самого носа, — В выходные в баре свадьба. Не хватает рук, хочешь подработать один вечер? — Свадьбу в «Закутке» отмечать? — поморщился Даня, — Такое важное событие в таком ущербном баре? — Не у всех есть деньги на ресторан, — усмехнулся Тушенцов. — Лучше никак не отмечать, чем так… Такое событие, а отмечать так? Вся нежность чувств в этом затхлом месте? — Какой же ты ребенок, — Руслан потрепал друга по волосам, получая в ответ привычное недовольство, — Придешь? — Приду, — выдохнул он, — Но руку тебе когда-то реально сломаю. — Ты же понимаешь, что я это уже принципиально делаю?       Странным ему казалось, что его назвали ребенком. Ведь любовь — это чувство взрослое, серьезное и важное. Но откуда ему знать? В голове подростка заиграли сцены из «Мастера и Маргариты», которые он рисовал в своем воображении во время чтения. Нет, произведение осталось несколько непонятным, сумбурным, и он решил, что сначала сам влюбится, а потом перечитает, чтобы понять героев. Но эпизоды, пропитанные до глубины души красотой и волшебством любви, которая способна переносить человека в другие миры, проигрывали в его воображении раз за разом. Поцелуй представлен в романе как нечто святое, прекрасное, истинно важное. В книге любовь представлена как чувство взрослое, которое требует волнения и восприятия красоты. Даня смотрел на родителей, на людей вокруг, и чувствовал себя чужим. Все они не понимали, насколько сильна и прекрасна любовь, насколько важно ее ценить и беречь. Он знал о ней только из книг, но в его голове она уже жила полной жизнью. — Надеюсь, выкуп невесты будет, — засмеялся шатен, — И конкурс с карандашами.       В карих глазах танцевали искры непокорности, а губы с легкой улыбкой приоткрывались, выпуская струйки дыма, которые в течение минуты висели в воздухе.       Вечер пролетел незаметно, растаял в тепле чайных паров и звонкого смеха. Они говорили о свадьбах, о шутках и стереотипах. Даня удивился, как легко у него получалось открыть соседу свои мысли, как просто было делиться с ним волнениями и мечтами. В этот момент Кашин почувствовал, что между ними зарождается нечто более глубокое, чем просто соседские отношения. В душе растила нежная почва понимания, складывался мозаичный узор дружбы.