Город без окон

Глава 4

«Ментоловые сигареты»

      Даня лениво потянулся, не желая двигаться с удобной кровати, окутанной тонким покрывалом, пахнущим стиральным порошком. Конец октября одарил парня лучами солнца, пробивающимися сквозь тонкие шторы и освещающими его лицо теплым, золотистым светом. Он закрыл глаза и попытался уловить ритм мира за окном, но все звуки сливались в единый неразличимый шум. Голоса людей, гудок машины, даже шум ветра — все это казалось далеким и нереальным. В этой апатии было что-то успокаивающее, что-то бесцельное и уютное.       Парень снова потянулся, почувствовав, как тепло солнца проникает в каждую клеточку его тела. Усталость от учебы, от бессонной ночи, полной разговоров и смеха, наконец-то отпускала его хватку. Даже придя домой, они с Русланом еще пили чай на кухне, вспоминая всякие глупости подростковой жизни.       В этот момент телефон на тумбочке зазвонил, нарушая тишину и вырывая Даню из его задумчивости. — Алло? — он не успел взглянуть ни на фотографию, ни на имя контакта. — Доброе утро, — суетливо начал Денис, который судя по звукам, уже бежал куда-то, — Давай собирайся, помощь нужна. — Какая? — медленно Даня наклонился к краю кровати, вздыхая в микрофон телефона. — Пойдем на стройку, пиломатериалы воровать. — Что? — возмутился рыжеволосый то ли от сути идеи, то ли от не понимая что именно они будут приватизировать, — Кого воровать? — Доски деревянные, — усмехнулся друг, — Мне для холстов нужно к экзамену. Час тебе на сборы, — блондин повесил трубку, не давая вставить и слова.       Даня отбросил одеяло с себя и почувствовал, как прохладный воздух освежил его кожу, словно умыл холодной водой. Он потянулся, освобождая руки от покрывала, и невольно провел рукой по волосам, сбивая их в небрежный беспорядок.       Пройдя на кухню, его встретила тишина, нарушаемая лишь тихим гудением холодильника и едва уловимым ароматом свежесваренного кофе. Парень открыл окно на форточку, впуская в комнату свежий утренний воздух. Оглядываясь, Даня заметил, что соседа нет. Видимо, тот уже ушёл на работу.       В комнате царила особая атмосфера тихого утра. И хотя сейчас Руслана не было рядом, юноша чувствовал его присутствие во всех мелочах: в запахе кофе, в теплом утре, в остатке чая в чашке. Он невольно улыбнулся, вспоминая, как они сидели вместе, разговаривая о пустяках.       Встреча с Денисом произошла у центра города, там, где всегда было многолюдно и шумно. Но блондин, как и всегда, опаздывал. Даня вздохнул, усевшись на скамейку у сломанного фонтана. Он посмотрел на трещины в строении фонтана, и вспомнил, как в детстве они с другом часами проводили время здесь.       Денис всегда опаздывал, застряв в своем вечном поиске идеального образа. Он был художником — не таким, который рисует картины на продажу, а тем, кто творит для себя. Он любил рисовать пейзажи, красивых женщин, иногда даже портреты своих друзей, хотя и те выходили красивыми и совершенными. Даня никогда не понимал этой любви к идеалу, потому что в глазах Дениса мир выглядел совсем по-другому. В нем были заметны краски и оттенки, которые Кашин просто не видел.       Коломиец всегда отмахивался от душевных проблем, он говорил, что жизнь слишком красива, чтобы тратить время на печаль. Даня помнил, как Денис еще в школе любил кучу всяких незаметных аксессуаров, будь то авторский свитер или кольца с необычными камнями. Его семья была бедной, как и семья Кашиных, но блондин был готов работать все лето только для того, чтобы купить новые очки, потому что там была какая-то модная оправа. Денис был немного в себе, немного на своей странной волне. — Идем? — вдруг силуэт из мыслей возник наяву. Одетый в длинное темно-синее пальто, Коломиец поправил волосы и кивнул в ответ на незаметный жест собеседника. — Ты на стройку не сильно нарядился? — засмеялся Даня, но такие шутки были чем-то привычным.       И в голове проиграло одно из старых воспоминаний двухлетней давности.

***

      Парнишка закрылся в своей комнате и осторожно запер дверь. Комната была маленькая, с голыми стенами и одним маленьким окном, из которого видно был только кусок серого неба. Даня вздохнул и взял в руки свой старенький и разбитый телефон. Экран мерцал слабым светом, а батарея была почти разряжена. Парень повернулся на бок, пытался сосредоточиться на дыхании, но в этот момент услышал голоса с кухни.       Сначала это был шепот, потом крики, а затем раздался грохот. Рыжеволосый давно знал, что не стоит вмешиваться. Родительский гнев был направлен друг на друга, но в то же время парень знал, что не может просто сидеть и слушать. Грохот и крики продолжались.       Даня не выдержал. Он рванул дверь и вышел в подъезд. Холодный воздух ударил ему в лицо, но он даже не почувствовал его, потому что в груди сжался ледяной ком.       Ночь была темна, ветер пронзал до костей. Кашин взял телефон и написал Денису:

«Я ушел из дома опять.

Не могу там быть.

Ты можешь выйти?»

      Через несколько секунд пришел ответ:

«Да, сейчас отпрошусь. Ты где?»

«Я скоро буду. И купи

пожалуйста пачку сигарет.

Мои мать нашла.»

      Даня задумался. Он никогда не покупал сигареты и даже не знал, как это делать. Но и не хотел отказывать другу, поэтому отправил сообщение:

«Хорошо, сейчас куплю»

      Группа парней стояла у магазина, речью, отражая серую атмосферу бетонной площадки парковки. Они были чуть старше, но уже изрядно потрепанные жизнью. Один, с кучей татуировок на руках, опирался на блестящий капот старой «девятки». В его взгляде, отражавшем холодную правду улиц, похожую на тусклый блеск мокрого асфальта после дождя, было что-то необычное. Его темные волосы были небрежно уложены, но в этой небрежности чувствовалась определенная харизма. Рядом с ним стоял еще один, высокий и худой, со светлыми волосами и тату на лице. Третий, поплотнее и задумчивый, сидел на боковой ступеньке, вглядываясь в ночную тьму, словно ища в ней ответы на извечные вопросы. Их шутки были пропитаны цинизмом и черным юмором, как если бы жизнь научила их смеяться над болью.       Кашин несмело подошел к ним, чувствуя, как его сердце стучит в груди. — Извините, вы не смогли бы сигареты купить? — Даня спросил тихим голосом, ощущая явную неловкость. — Малой, иди отсюда, — послышался грубый блондина. — Колян, да такими же были, чего ты? — хрипло засмеялся шатен с кучей татуировок на руках. Он в шутку толкну друга в плечо, а потом обернулся на школьника, — Какие тебе? — Не знаю, — пожал плечами рыжеволосый, — Ментоловые, наверное.       Даня протянул сто рублей. Шатен взял их и пошел к ларьку, бросив перед этим: — Жди.       Кашин стоял один на асфальте, в ожидании.

«Денис, ты скоро?»

      Шатен вернулся из ларька. Он подошел к Дане и протянул ему пачку сигарет: — Держи, — сказал он с улыбкой, которая казалась необычайно искренней. — Спасибо, — ответил рыжеволосый, взяв пачку сигарет. — Не поздно гуляешь, курильщик? — Нет, — Кашин смутился вопросу, — И это не мне, а другу. — А, хорошо, — шатен вздохнул воздух сквозь зубы, будто желая спросить что-то еще, — Молодец, что курить не будешь, — парень усмехнулся своему же ответу, в улыбке стараясь скрыть неловкость. — Спасибо еще раз, — кивнул Даня, и ушел в сторону дожидаясь друга.       Юноша опустился на холодные ступеньки, перебирая в руках пачку. Она казалась ему не просто предметом для курения, а каким-то непонятным артефактом, символом взрослости, которой он еще не достиг. Неловкость грызла его изнутри. Ночь была серая, над городом висела атмосфера ожидания и тревоги. Он посмотрел на яркую вывеску ларька, свет из окон падал на темную поверхность, создавая яркие пятна.       В тишине вечера доносились обрывки разговоров. Грубые голоса, шутки, смех. Парню казалось, что он слышит каждый звук, каждое дыхание. — Завтра выходные. В клуб едем? — потянулся светловолосый парень в кожанке, небрежно уложив локоны, что падали ему на лоб. — Нет, точно нет, — вдруг замотал головой тот, кто покупал сигареты, — Мне на смену выходить в баре, — его голос был грубый, но в нем слышалась усталость, — А еще проект переделывать. — У Арины отпросишь? — усмехнулся третий, с издевательской ноткой в голосе. — Этот работает и учится семь дней в неделю, — парень показал на одного друга, затем на второго, — Этот почти женат. А когда молодость закончилась? — Хорош. Ты только что школьнику отказал в покупке сигарет. Так что не начинай. — О нет. Мы стареем, — блондин кинул сигарету об асфальт, театрально взмахнув руками, — Тогда едем домой? А то вы еще пропустите новости дня по первому каналу, — он улыбнулся широко. — Они в девять вечера, мы уже не успели, — тот что крупнее открыл дверь машины, пока татуированный водитель пытался ее завести, — Колян, нам не пятнадцать и не тридцать. Хочешь — кайфуй, хочешь — семью строй.       Школьник смотрел на уезжающую машину, размышляя о взрослой жизни. Она казалась ему далекой и неизвестной, но в то же время привлекательной. В его воображении взрослый мир представал свободной от родительского контроля территорией, где его ждали собственные заработанные деньги, которые можно было тратить на все, что душе угодно. Например, на книги.       Он торопил время, жаждал взросления, надеясь, что оно принесет ему не только свободу, но и легкость. Только бы повзрослеть, тогда и жизнь наладиться, тогда и дышать станет легче. — Прости, что долго шел, — рядом незаметно присел Денис, ловко забирая пачку сигарет и открывая ее. — Ты как? — он закурил, вглядываясь в ночное небо. — Ты каждый раз, как на свидание. Можно было и не в рубашке выйти, — усмехнулся Кашин, озираясь на друга. — А вдруг судьбу свою встречу? — Коломиец вскинул брови, но тут же рассмеялся. — Здесь? На парковке у ларька? — рыжеволосый вдруг отпустил часть своих проблем, предаваясь общению с близким человеком. Он почувствовал, как напряжение в плечах отпускает. — Все может быть, — протянул друг, поджимая губы и сводя брови к переносице, — Может, Илью позовем да на Юношескую в спорткомплекс пойдем? — Почему бы и нет?       Воздух, насыщенный ароматом свежескошенной травы и пьянящего жасмина, обволакивал легким, влажным теплом. В нем пахло свободой, беззаботностью, приключениями, которые ждали своего часа. Миллионы звезд рассыпались на черном бархате неба, как драгоценные камни. В этой безграничной ночи, сердце подростка билось в унисон с живым ритмом вселенной.

***

— Знаешь, что вспомнил? — вдруг Даня прервал их шаг, останавливаясь и задумываясь, — А ты помнишь, как я тебе сигареты покупал? — Это был первый и последний раз, — усмехнулся Денис, откидывая голову назад, и закрывая глаза от солнца. — И чего? — Мне кажется, мне их покупал Руслан. — Это кто? — развел руками блондин, устремляя взор на небо. — Я тебе говорил, что это мой сосед, — отмахнулся рыжеволосый, — Надо будет у него спросить насчет этого. — Данечка, думаешь кто-то помнит о таких вещах? — Коломиец вздохнул, усмехаясь. Он покачал головой, отгоняя ненужные мысли, и в его глазах мелькнуло отражение неба.       Невнимательность Дениса была его вторым именем. И вроде подумать только, Денис же так внимателен к деталям… но только к своим. Казалось, перед ним кто-то умрет, да тот и не заметит. Даня четко помнил момент, когда искренняя улыбка друга затерялась, как и его поддержка и открытость. Может, и стоило бы обидеться. Но блондин будто только этого и ждал, будто ждал остаться совсем в полном одиночестве, увлекаясь в создание того, что оставит след в истории. Он будто был этим одержим.       Коломиец бросил все: работу, друзей, семью, все, что не было связано с его творчеством, с его неумолимым стремлением к идеалу. Он рисовал беспрерывно, забывая о сне, о еде, обо всем, что не было связано с его холстами. Он видел мир в своих красках, в своих линиях, в своих формах. Парень ушел в мир, где только он был главным героем, где мог создавать то, что ему хотелось. И никто не мог мешать в этом.       Его первая любовь, с легкостью, как отбрасывают ненужную вещь, сказала, что художники все спиваются, что творчество — это глупость, и бросила его. Она не понимала его, не могла понять той страсти, той одержимости. Но вся эксцентричность после тех отношений прогрессировала с каждым днем.       И Даня не мог не задуматься о том, что друг может и вправду свести свою жизнь к творчеству, забыв обо всех остальных вещах, о том, что жизнь — это не только творчество, но и любовь, и дружба, и просто радость бытия. Он не хотел, чтобы Денис повторил судьбу своего отца, который тоже был одержим тем, что в итоге его погубило, что поглотило его целиком, оставив после себя только пустоту.       Кашин вздохнул и посмотрел на друга с легкой грустью. Он уже устал от этой невидимой стены, которая постепенно вырастает между ними. — Ладно, пойдем уже.       Дождь давно прошел, но воздух все еще пах влажной землей и бетоном. Солнце, словно застенчивый ребенок, то и дело проглядывало из-за туч, озаряя недостроенный объект неуверенными лучами. Друзья остановились у забора, который окружал недостроенную многоквартирный дом. Весь район дышал недосказанностью, и даже забор, состоящий из грубых, необработанных досок, казался хрупким. Даня посмотрел на друга, и в его глазах блеснула нервозность. Он неуверенно постучал по забору, пробуя его на прочность. — Там есть проход, — прошептал Кашин, и попытался открыть одну из досок.       Коломиец подошел ближе, заглянул в пролом, а потом кивнул.       Рыжеволосый перелез через забор, и друг следом за ним. Они оказались на территории строительства, где вокруг лежали кучи пиломатериалов, бетонных блоков и других строительных материалов, ожидая своего часа. Даня показал на кучу пиломатериалов: — Только не переборщи.       Голубые глаза разглядывали стройку. Все вокруг было покрыто пылью и грязью, а воздух пропитан запахом цемента и краски. Даня понимал, что Денис видит красоту в этом хаосе, в этой недостроенной реальности, которую он видел только как неустроенность.       Даня вздохнул, нервно поглядывая по сторонам, проверяя, чтобы никто их не заметил. Денис же в это время с недовольством перебирал доски, откидывая нужные от ненужных. — Идем? — Коломиец подошел к другу, перекладывая часть досок ему, а часть себе, — Спасибо, Дань, — он виновато поджал губы. — Для чего еще друзья нужны? — с теплой грустью улыбнулся рыжеволосый, похлопывая по плечу друга. — Как на учебе дела? — Денис пролез сквозь дыру, с раздражением отряхивая пальто от опила. — Первый прогул был, — нервозно усмехнулся Кашин, замечая, как друг зубами вытаскивает из пачки сигарету, — Тебе помочь? — в ответ ему мотнули головой, а свободной рукой блондин поджог сигарету, вдыхая никотин, — Как твои пары? — Зануда старик, — пробурчал он, выпуская кольца дыма и проходя вперед, — Ничего не понимает в искусстве. — В смысле? — спросил друг, слегка наклоняя голову. — Что там у тебя? — Он не в состоянии понять гениальность моего проекта, — Коломиец сделал небрежный жест рукой, с озорной искоркой в глазах. — Говорит, слишком экстравагантно, что не все поймут. А по-моему, это именно то, что нужно. — Разве преподавателям не лучше знать? — поинтересовался Даня.       Денис сделал ещё одну тягу, с удовольствием отдаваясь приятным ощущениям: — Ты не понимаешь, — продолжил он, — здесь все слишком зациклены на какой-то гармонии души. А где же идеализм? Они говорят искусство должно заставлять думать, чувствовать, переживать, — снова закурил сигарету, глубоко вдыхая дыма. — Но ведь так оно и есть, — вскинул бровью Кашин, подпирая пиломатериалы под рукой, — Ты пришел учиться, а не учить всех. — Я хочу создать нечто такое, что заставит всех задуматься о том, что они видят настоящее искусство. Понимаешь? — Ты псих, это я понимаю, — усмехнулся Даня, — Тебя просят вложить свои переживания и душу в работы, а не перфекционизм, но ты упираешься. — Мои картины — это наука, где царит абсолютная точность, не допускающая ни малейшей ошибки. Вложить самого себя? Это то, что сделали с искусством бунтари прошлых веков. Но должно быть что-то великое, что-то вечное, как портреты, воплощающие вечные понятия, а не бесформенные абстракции.       Парни достигли общежития Дениса, старого красного здания, чьи стены были окрашенные закатом. Обшарпанные ступеньки вели на второй этаж, где на стенах коридора висели потрепанные афиши концертов и выставок. Запах старой краски и кофе витал в воздухе, напоминая о бессонных ночах.       Рыжеволосый помог парню занести доски в комнату, где стоял мольберт, окруженный холстами и красками, готовый принять жертву творчества. Комната напоминала мастерскую художника, где творчество — это религия, а краски — священные реликвии. Блондин, оглядывая комнату, улыбнулся, увидев в ней не просто жилое помещение, в его глазах горел такой яркий огонь, что Кашин невольно улыбнулся в ответ.       Счастливые глаза у друга были и впрямь красивые. Жаль, что редко так сияли. Сейчас они чаще были задумчивыми, закрытыми от мира невидимой пленкой концентрации.       Денис часто смотрел в пустоту, но будто бы в детстве они только и делали, что смеялись. То на даче у бабушки блондина, где проводили целые летние дни, устраивая войнушку с водяными пистолетами и прячась за старыми яблонями, с грубыми, потрескавшейся корой. Даня вспоминал, как они с Ильей забирались на самую высокую яблоню, где можно было увидеть все окрестности, и кричали от туда на весь мир, пока Коломиец следил, чтобы их никто не заметил. То, как глупости натворят, как раз за раз забегали в магазин за конфетами, убегая от продавщицы, которая потом гонялась за ними по улице, ругаясь. То, как Коряков сходит на какое-то глупое свидание или сотворит ерунду, которая заставит их смеяться. Даня вспоминал эти дни с теплотой, с ностальгией по простоте и радости бытия. — Вы с Ильей обижаетесь на меня? — облокотился о стену Денис, устало разглядывая собеседника, когда они вошли внутрь. Он скинул под кровать материалы, но что-то заставляло его растянуть диалог. — Илья больше, — поджал губы рыжеволосый, присаживаясь на кровать парня. — А ты? — Ден, у меня с учебой сейчас полный завал. К счастью или к сожалению, мне и поесть особо некогда, что уж думать о том, как друг отдаляется. — Раз ты так занят, то зачем пошел мне помогать? — удивленно сдвинул брови Коломиец, кидая взгляд полный непонимания. — Ты мой друг, — поморщился Даня, объясняя очевидные вещи. Но тут же почувствовал объятия друга, крепкие и теплые. — Все равно глупо решать проблемы чужие, вместо своих, — голос Дениса был тихим, — Но огромное спасибо, — отстраняясь, парень отдернулся.       Даня молчал. Знал, что друг прав, но не мог не помочь. Они слишком много значали друг для друга. — Ты же знаешь, что я всегда буду рядом. — Я знаю, — кивнул Коломиец. — Спасибо тебе. — Всегда пожалуйста, — ехидно усмехнулся Кашин, — Кстати, о твоей учебе. Просто помни, что истина — не всегда красива, и иногда она скрывается в несовершенстве. — Твои цитаты из книг как всегда звучат глупо, — сморщил лицо Денис, вскинув руками, словно прося прекратить. Но что-то блеснуло в его глазах, когда те остановились на одной из не законченных работ, — Ты говоришь, что искусство — это хаос? А хаос, Данечка, — это разрушение, — снова надменная улыбка скользнула по лицу парня, вызвав не раздражение, а ностальгию по их перепалкам. — Хаос — это начало, — рыжеволосый поднялся с кровати, проходя к двери, — Начало чего-то нового, чего-то великого. И только через хаос мы можем прийти к истине. И это не просто красивые слова, — он добавил это с уверенностью, — Это философия. — Запиши это в свой цитатник, интеллектуал псевдо, — отмахнулся Денис, явно не собираясь выслушивать никого, кроме себя, — До встречи.       Денис Коломиец — это не просто имя, а целая вселенная, заключенная в одном человеке. Он, как хаос, собранный в единую, завораживающую форму.       Его курение — это скорее ритуал, нежели потребность. Только ментоловые сигареты, тонкие, с яркой красной упаковкой, которая всегда лежала в его кармане, как талисман. Он зажигал сигарету медленно, с осознанной грацией, и тонкий дым, окутывающий его лицо, словно вуаль, скрывал острые черты и глубокие глаза. Он не любил табак. Но ему нравилось то, как он смотрится, как дым придает его образу некую таинственность.       Денис был способен вступить в спор с кем угодно, отстаивая свою точку зрения, даже если он сам в ней не уверен. Ему важна не победа, а процесс — процесс убеждения, процесс высказывания своих мыслей. Он любил спор, он любил чувствовать себя умнее, острее, чем окружающие.       Коломиец — человек, который в моменты прилива вдохновения забудет о матери родной, о себе, обо всем. Он полностью погружался в свой творческий мир, словно он — единственная реальность, которая имеет значение.       Денис — это набор несочетаемых факторов: тонкая душа, безразличие и сарказм. Он способен быть нежным и чувствительным, но в то же время отстраненным и холодным. Он не поймет чужих проблем, но в то же время будет рядом, готовый прийти на помощь.       Даня же застрял в своем мире, застрял в детстве, не желающий принять, что их пути разошлись, и их связь — это больше ностальгия по прошлому, чем настоящая дружба. Он ценил тепло и преданность, что излучает блондин, но знает, что эта преданность — просто часть их общего прошлого, которое уже не возвратить.       Денис — это детство Дани в деревне у бабушки, это аромат малины, сорванной прямо с грядки, это теплый солнечный свет, пробивающийся сквозь зеленые листья деревьев. Это прибежать на зов о проблеме, хоть и не вникать в ее суть, но быть рядом. Это его лучший друг, человек, который мог быть небрежным, но в то же время был преданным.