Город без окон

Глава 1

«Правильная жизнь»

      Юноша усмехнулся, не отвечая на вопрос куратора. Усмешка была нервной, словно попытка отмахнуться от неудобной правды, которую он сам создал. Дождь, начавшийся еще утром, усилился, превращая площадку перед главным корпусом университета в серое море. Капли стучали по асфальту, отражаясь в лужах, похожих на зеркала, в которых не видно ничего, кроме туч, затянувших небо. Даня подернул плечами, поправляя рюкзак с тяжелыми книгами, и попытался вспомнить, где же он оставил свой зонтик.       На улицах города еще витали призраки прошлого: старые автобусы с грохотом и скрипом перевозили пассажиров, а на стенах зданий красовались постеры с портретами героев прошлого, напоминая о временах, когда мир был иным — более простым и справедливым. Перед глазами Дани раскинулся главный корпус университета — величественное здание с потрепанным фасадом. Оно застыло во времени, храня в себе тайны многих поколений студентов, отражая их радости и печали, их мечты и разочарования.       Но учиться парню предстояло не здесь. За сквером с вечно цветущими клумбами располагалось другое здание — более скромное и потрепанное, будто оно пережило не одно землетрясение.       Начало учебного года омрачилось дождём. Воздух был пропитан запахом мокрого асфальта и волнением первых встреч, первых знакомств, первых пар. Но у соседней группки студентов, как солнышко в пасмурную погоду, сиял друг, поправляя свои светлые волосы. Он погружался в мир графического дизайна, его душа уже жила в этом творчестве. Дениса, с его талантом и страстью к рисованию, тянуло к искусству, и теперь он был студентом художественного факультета, где его ждали новые горизонты творчества.       Сам Даня больше не школьник, не абитуриент, а студент высшего учебного заведения. Он уже оставил за собой беспечные школьные годы и нервную атмосферу ЕГЭ. Теперь парень студент медицинского факультета, и это означало новую главу в его жизни, главу, полную надежд и планов. Но эти планы строились не на самоотверженном желании служить людям, а на более прагматичных основаниях.       Кашин, в свои семнадцать лет, с рациональностью смотрел на мир сквозь призму холодного расчета. Медицина, для него, была не призванием, а трамплином в мир стабильности и достатка. Он видел в белом халате не символ спасения, а билет в комфортную жизнь, свободную от нищеты, которая преследовала его с детства.       Голубые глаза, уставшие от созерцания серого неба и потрепанных зданий, очнулись от мыслей. Перед ним стояла невысокая женщина с добрыми глазами и улыбкой. В ее руках был блокнот, из которого она читала вслух, обращаясь к студентам, что бурлили вокруг. Ее голос рассказывал о том, что завтра у них уже начинаются первые пары. Учебный план и расписание можно посмотреть на первом этаже их корпуса. В первый день будет общее введение, знакомство с преподавателями и информация о всех важных моментах учебного процесса. — Спасибо всем, кто смог посетить организационное собрание нашего университета, — женщина убрала блокнот в сумку, тепло улыбаясь молодым лицам, которые, несмотря на взрослость, все же казались ей детьми, — Дорогие первокурсники, помните, что ваш выбор в профессии врача — это очень сильный и смелый шаг. Но знайте, что если вы приложите все усилия, то у вас все обязательно получится. Не буду пугать вас, будущие врачи. Встретимся завтра!       Даня кивнул, будто отвечая на невидимый вопрос, и быстро подбежал к группе дизайнеров. Денис, как всегда, был занят собой, перебирая кольца на пальцах, словно считывая с них тайный код времени, которое еще оставалось до конца этой монотонной речи. Кашин почувствовал привычное раздражение. Ему казалось, что другу все равно, что говорят об обучении. Он дернул его за рукав рубашки, чтобы хотя бы так вырвать друга из мира фантазий. — Пошли? — прошептал рыжеволосый, а Коломиец кивнул, соглашаясь освободиться от скуки.       Выйдя с территории университета, Даня вдохнул полной грудью влажный воздух, пропитанный ароматом мокрых листьев. Дождь, уставший от своей монотонной работы, утих, но небо по-прежнему висело низко. Кашин ощутил легкость, сбросив с себя невидимый груз, тяжесть организационного собрания, которое казалось ему бесконечным. Он взглянул на Дениса, который уже закурил сигарету, направляя ментоловый дым в небо. Их разговор об учебе плавно перетек в тему комнаты, которую теперь снимает Даня. Он заселился туда вчера, и, по всей видимости, проживет там целый год, пока не получит место в общежитии. — Ну, как квартира? — блондин выпустил кольцо дыма, которое растворилось в серости. — Вчера хозяйка все показала, — подернул плечами парень, почувствовав в голове привычную усталость, — Сосед мой живет там третий год, но сейчас уехал. В любом случае, жду пока смогут дать общежитие. — А чего у родителей бы не подождал? — Денис цокнул языком, словно не понимая, как можно сбежать от родительского дома, — Повезло, что хоть мне комнату в новом общежитии дали. Ты меня знаешь, я бы с тараканами точно не жил. — Ты бы на улице жил скорее, — засмеялся Кашин, пытаясь отбросить мрачные мысли о своем положение, — Спасибо матери, что согласилась на съемную комнату. Это — подарок за поступление на бюджет, а ты же знаешь, как у нас дома непросто. Ещё год в том доме — невыносимо. — Дурак ты, Дань, — вновь затянулся Коломиец, — От дома ехать полтора часа, но можно было бы и потерпеть. А теперь и готовить самому. — Что ж ты тогда сам в общагу сбежал при первой возможности? — вскинул бровь Даня, с иронией улыбаясь. Понимая, что взросление хотелось им всем, а ему тем более. — Пойдем к тебе, — друг отмахнулся от вопроса Кашина, — Покажешь хоромы свои.       Дом, где предстояло провести ближайший год, стоял совсем рядом. Он был похож на ветерана, прошедшего через множество войн: фасады выцвели, штукатурка местами облупилась. Поднимаясь по лестнице, юноша чувствовал, как с каждой ступенькой воздух становится более сырым и тяжелым.       Квартира на пятом этаже встретила длинным, узким коридором. Стены, покрашенные в бледно-желтый цвет, со временем выцвели, став похожими на старую бумагу, пожелтевшую от времени. Даня остановился на пороге и огляделся, словно ожидая от этого места какого-то ответа. Слева располагалась дверь в комнату соседа, с кем ему только предстояло познакомиться. Справа — дверь в ванную, утопающую в полумраке, с пахнущей ржавчиной и влажной старой плиткой. Рядом с ней находилась его комната — маленькая, но уютная, с окном в двор, где еще пахло старыми деревьями и увядшими цветами. А прямо, в глубине коридора, располагалась кухня, с которой был выход на балкон.       Денис проследовал за ним, оглядываясь по сторонам. В комнате стоял небольшой шкаф, еще не распакованные коробки и типичный офисный стул, который уже успел получить несколько царапин от переезда. — Знаешь, я думал, что в моей общаге плохо, но тут, кажется, еще хуже, — Коломиец угрюмо покачал головой, брови его сдвинулись, а губы сжались в тонкую линию, скрывая усталость. — Тебе бы еще до вечера отсюда сбежать.       Рыжеволосый поправил ручку стола, но она отлетела от его касания, и оба засмеялись. — Да, подклеить нужно. — Дыши тут аккуратно, а то весь дом рухнет, — усмехаясь, вторил своему тону блондин. Он смотрел на комнату с легким пренебрежением.       Даня же научился находить красоту в несовершенстве, в трещинах на стенах, в потертых стульях, в пыли, которая покрывает всё вокруг. Они оба росли в семьях, где деньги были в дефиците, и рыжеволосый знал, что такое жить в условиях, когда уют кажется роскошью.       Но откуда у Дениса эта эстетическая брезгливость? Он ведь работал на стройке, помогал отцу, таскал кирпичи, замешивал цемент. Даже ездил к бабушке в деревню на лето, копал картошку, трудился в пыли и грязи. Между ними, казалось, с годами возникла пропасть, разделяющая их мировоззрения.       Телефон Кашина зазвонил, прерывая их разговор. Звук сообщения напомнил о других делах, о том, что за пределами этого диалога существует другая реальность.

«Жду в нашем спорткомплексе»

— Илья написал, — прочел Кашин вслух, — Нам же не пятнадцать, чтоб по заброшкам лазать. — Но ты же знаешь Корякова…       На краю города, затерянный во времени, стоял заброшенный спорткомплекс. Он напоминал грустного великана, которого оставили наедине с собственной тенью. Ржавый забор, опоясывающий его, был испещрен ржавчиной, а каждая трещинка на нем рассказывала о попытках проникнуть внутрь или выйти наружу. Железные ворота, когда-то гордо охранявшие спортивную площадку, давно висели на одной петле, уставшие от своего долга. Даня вспоминал, как в детстве с друзьями пытался пробраться через эти ворота, но они казались ему непреодолимой преградой.       Рядом, как забытый друг, был сад. Неухоженный, поросший сорняками, он впитал в себя печаль здания, словно сросся с ним в единый образ. Деревья, когда-то ухоженные и сильные, теперь стояли поникшие, их ветви были изломаны и покрыты мхом. Но для друзей детства это место было оазисом, где время, казалось, остановилось. Вечерами они собирались здесь: Даня, Денис и Илья, вечный заводила, который ушел из их школы после девятого класса. Коряков сиял безудержным огнём, рассказывая о своих парах третьего курса колледжа. — Ну что, ребята, погнали на крышу? — предложил Илья. — Илья, ты снова с этой крышей, — вздохнул Кашин, но улыбка проскользнула по краю губ, — Мне иногда кажется, что ты ещё живой только из-за меня.       Шатен нахмурился, словно его идею оскорбили. — Да ладно, — уступил он в конце концов. — Может, сходим за догоном? — Хватит, — продолжил гнуть свою линию рыжеволосый. — Ты и так больше всех выпил. — Кстати, — подхватил восторженно Коряков, — Остатки допиваешь ты, Данечка, и идём к палаткам на рынке.       Даня хмыкнул, вспоминая горький привкус собственного опьянения. Не утренняя головная боль, не ночной позор у унитаза, а именно пустота, что оставалась после каждой выпитой рюмки. Тошнота, от которой не спасала даже вода, и слабость, сковывающая движения, до сих пор преследовали его воспоминаниями. Он видел себя сидящим в кресле, в объятиях тошноты, пытающимся понять, что же произошло. Казалось, друзьям нравилось это состояние, эта «взрослость», как они её называли. Они растворялись в тумане, но утром делились смешными историями, с трудом собирая себя по кусочкам.       Даня же видел, как алкоголь рушил жизнь его родителей, как отец, уставший от работы, искал утешения в рюмке, как мать кричала, пытаясь вытащить его из этой ловушки. Материнские слёзы и страхи, выплеснутые в его комнате, ещё долго стояли перед ним. Парень не хотел переступать черту, но и не хотел отставать от друзей. В алкоголе он видел волшебство, обещание на время забыть о проблемах, но не знал, где проходит та грань, за которой веселье превращается в мучительный плен.       Признаться друзьям в своих страхах значило бы потерять статус «своего», нарушить негласный закон их компании. Самое страшное в алкоголе — его способность вкрадчиво проникать в тело, словно змея, заманивающая в ловушку. Сначала — сладкое расслабление, легкость, ты забываешь о проблемах. Но потом начинаются вспышки, потеря контроля, и ты уже не хозяин своего тела. Он помнил себя шестнадцатилетним, сбежавшим с урока, прячущимся в сарае с друзьями, делящим дешевое вино и смеющимся до слез. Тогда он был уверен, что никогда не перестанет быть «своим». Но сейчас, на пороге своего восемнадцатилетия, чувствовал не радость взрослости, а тяжелую неопределенность.       Рыжеволосый выпил залпом, пытаясь заглушить тревожные мысли, но от этого стало только хуже. Голова стала тяжелой, язык путался, тело становилось неуклюжим. — Ну что, погнали? — Илья хлопнул друга по плечу.       Они шли к палатке, стоявшей у подножия заброшенного спорткомплекса. Их шаги отдавались глухим гулом в тишине, и в смехе звучала надежда на вечное лето, на то, что учеба никогда не начнется, что можно будет вечно прогуливать уроки и сидеть здесь, попивая дешёвый алкоголь, мечтая о неизвестном будущем, о том, что ждет их за горизонтом жизни.       Но первое сентября уже наступило, как и дождь, начавшийся ещё в саду, и изредка капавший с неба. Воздух ещё пах летом, но в этом запахе уже чувствовалась горькая нотка прощания, напоминая о том, что лето ушло. — Ждите здесь, — кивнул Коряков, в его голосе была та непринужденная власть, которая часто сопровождала его в этих веселых приключениях.       Илья вернулся из ларька, держа в руках бутылку янтарного алкоголя. Не настоящий виски, конечно, но для них это не имело значения. Парни устроились за палатками, спинами к старому, потрепанному забору. Денис щелкнул зажигалкой, поднося к губам сигарету, и от его движений в воздухе зависли искры, словно звезды в темной ночи. Едкий запах дыма смешался с ароматом дешёвого алкоголя, застилающего зрение и отключающего сознание. Они уже не помнили, сколько бутылок подобных уже было выпито этим летом, но каждая из них дарила то неуловимое ощущение свободы, которую они так жаждали.       Друзья говорили о чем-то, вдыхая дым и глядя в сумрак. Город, окутавший их умы, пропитав некой безнадегой, заставил чувствовать себя запертыми в бесконечной серости провинциальной жизни. Ощущение застоя, безвыходности, заставляло их бежать от себя и от реальности в туман алкоголя и сигаретного дыма. Вдруг рядом с ними оказалась еще одна компания — группка ребят с бывшей Дениса. Даня кивнул другу с пониманием.       Незаметно прошло время, и блондин, уже давно отключившийся, спал на плече Кашина, сжимая в руке пустой пластиковый стакан. Музыка с колонки, звучащая из глубины тумана, врывалась в их атмосферу, как резкий удар по барабанным перепонкам. Даня сидел, не трогая свой стакан, чувствуя холод, проникающий в его кости. Он смотрел на Илью, который осыпал какую-то девушку комплиментами, как обычно. Этой девушке повезло, потому что Илья, как известно, менял их часто. Вокруг них гуляла компания, утопая в шуме музыки и смеха, но Даня чувствовал себя пьяно и неловко. — Может, Дениса домой отведем? — Коряков вернулся к друзьям от пришедших ребят, замечая, как один из них уснул на плече другого. — Ему мать дома весь мозг вынесет, а в общагу не пустят, — усмехнулся рыжеволосый, — Ты оставайся, а мы ко мне пойдем. — Ты его не донесешь, — с едкой шуткой сказал шатен, озираясь на милую девушку, которая ему улыбалась. — У тебя план на вечер явно намечен, — Кашин попытался разбудить Дениса, но тот лишь пробурчал что-то несвязное и еще крепче прижался к парню, — Денис, когда же ты пить научишься? — буркнул себе под нос парень. — Мы можем его довести, — подошла знакомая девушка, что когда-то разбила сердце близкому другу.       Голубые глаза забегали, взвешивая решение. — Черт с тобой, — отмахнулся рыжеволосый с неким раздражением, — Но позвони, как доедете. — Без проблем, — кивает брюнетка.       Город расплывался в тумане, дома качались, а фонари с усмешкой смотрели на юношу, который пьяный брел по улицам. Ноги то и дело спотыкались о тротуарную плитку. В голове еще звенела музыка, смешались голоса друзей и запах дешевого алкоголя. Он помнил, как поднимал Дениса, бывшая которого помогла отвести друга. В сердце стучала тревога, но ее глушил тяжелый гул пьянства, растворявший все ощущения, кроме неумолимого желания просто идти домой. Холодный бетон тротуара отдавал сыростью в ладони. Ноги едва держали тело, плечи тяжелели с каждым шагом, а голова гудела. Свежий ночной воздух не приносил облегчения, а лишь усиливал тошноту, подступающую к горлу.       В подъезде было пусто и темно. Рука автоматически потянулась к карману в поисках ключа. Холодный металл принес некоторое успокоение. Кашин вставил ключ в замок, повернул его и потянул за ручку. Дверь поддалась с легким скрипом. Он очутился в темной прихожей, где пахло пылью и застоявшимся воздухом.       Кашин побрел вперед, осторожно ставя ноги, чтобы не споткнуться о предметы, стоящие на пути. Вдруг, из кухни пробился слабый свет. На столе стояла чашка, наполненная остывшим чаем. Рядом одиноко лежал недоеденный бутерброд. В тишине и полумраке они были свидетелями недавней трапезы, но и вызывали некую растерянность. Даня застыл в дверном проеме, словно окаменелый от неожиданности. Полумрак кухни, освещенный лишь тусклой лампой над раковиной, скрывал незнакомца. — Привет, — голос незнакомца прозвучал неожиданно. Он махнул рукой, не оборачиваясь.       Голубые глаза сощурились, пытаясь разглядеть его черты. Шатен, почти такой же высокий, как он сам, был поглощен мытьем посуды. Капли воды, стекающие с его рук, сверкали в тусклом свете. Загорелая кожа, покрытая татуировками, спускалась от кистей рук до шеи, а в крыле носа блестел небольшой пирсинг.       Внезапно незнакомец повернулся. Его взгляд — холодный и пронзительный — упал на юношу. Глубокие карие глаза пробили темноту, вызвав у Дани неконтролируемую дрожь, словно этот незнакомец просканировал его с ног до головы.       В голове вспыхнули слова хозяйки. Она говорила о соседе, который уехал к друзьям. Но, видимо, тот вернулся раньше, чем планировал. Даня попытался улыбнуться, но улыбка вышла кривой и неуверенной. — С пьяницами я еще не жил, — шатен продолжал сверлить холодным взглядом, — Но дело твое. Только здесь таких мероприятий не устраивай. Я не люблю шум.       Голос его звучал медленно, словно он тянул гласные, придавая речи странную привлекательность, несмотря на надменный тон. Но Кашин коротко кивнул: — Это и так понимаю, — он попытался сделать голос тверже, — Можете не разговаривать со мной как с ребенком. — Перестань на «вы» ко мне обращаться, — усмехнулся незнакомец, в его голосе прозвучал привкус презрения.       Шатен поставил на стол вторую чашку, наполненную ароматным, только что заваренным чаем, и уселся напротив. Хозяйка квартиры рассказывала, что тот живет здесь уже давно, всецело погруженный в работу, и как сосед он ни разу не доставлял хлопот. Даня, полусонным взором скользя по лицу незнакомца, думая, что вряд ли этот парень мог быть старше его на много лет — не больше, чем на пару-тройку. — Пей и трезвей, — поджал губы сосед, непринужденно бросив. — Как тебя зовут? — Даня, — голубые глаза начали слезиться от удушливой атмосферы, смешанной с запахом сигарет и дешевого одеколона, — А тебя? — Руслан, — шатен хрипло рассмеялся. — Без пьяных девчонок, без тем более пьяных дружков. Если что-то нужно, то стучись. Общие комнаты убираем по очереди. — Я бы и без предупреждений это понял, — Кашин устало разглядывал чашку, поставленную перед носом. — Здорово, — карие глаза с нескрываемым интересом смотрели на паренька.       В смехе Руслана, несмотря на легкую усталость, сквозила такая непринужденность, такая легкость, что Даня невольно расслабился. Эта естественность и манера говорить, растягивая слова, располагали к себе. Холодный взгляд и резкий тон в начале встречи напрягали, вызывая смешанные чувства: интерес и недоверие, желание поближе познакомиться и страх перед неизвестным. Но теперь в этих глазах Даня увидел искру юмора, и сам невольно улыбнулся. В любом случае, предстоящий год им предстояло делить и кухню, и ванную комнату. — Вот и славно. Приятного чаепития, — шатен прошел в свою комнату, запираясь изнутри.       Рыжеволосый взял кружку с горячим чаем, пар от которого клубился. Он последовал примеру парня, прошел в свою спальню. Юноша сбросил с себя одежду и натянул футболку, лежащую на одной из коробок, что громоздились в куче нераспакованных вещей. Усталые мышцы просили покоя, а запах свежего картона манил к себе, обещая уют и безмятежность. Он опустился на твердые доски, чувствуя их холод сквозь тонкую футболку. Мягкий матрас приглашал к себе, обещая сладкий сон, но упрямый организм, еще не отпустивший пьяную радость, противился покою.       Даня лежал в кровати, уставившись в потолок.       «Правильно ли все прошло?» — промелькнуло в голове. Юноша задумался о том, как прошло знакомство с человеком, с которым предстояло жить ближайший год.

      «Правильно»

      Это слово звучало в его голове как мантра. Но Даня не видел мир в черно-белых тонах. В его рыжей голове жизнь представала в виде сложной мозаики, где каждый кусочек переплетался с другими, создавая уникальный и неповторимый узор. Он верил, что «правильность» — это не абстрактные моральные принципы, а конкретные правила, которые надо понимать и соблюдать.       В его представлении правильный мир — это мир, где каждый стремится к знаниям, чтобы быть свободным и жить достойно. Это мир, где люди уважают законы, чтобы не оказаться в беде. Мир, где они не причиняют боль любимым, иначе те уйдут, оставив после себя пустоту в душе. Мир, где не курят, чтобы не заболеть, где не пьют слишком много, чтобы не совершить глупость, где не ленятся, чтобы достичь чего-то в жизни. Он считал, что эти правила создают гармонию в мире, делают его упорядоченным и прекрасным.       Сам он не считал себя святым. Кашин не всегда следовал своим правилам, но стремился к ним. Он видел красоту в упорядоченности, в гармонии.       Даня видел «правильность» в поступках, в настоящей дружбе, в расписании дней. Но «правильность» была и в пьяной драке с Ильей после ссоры, и в том, что Денис покупал только ментоловые сигареты, и даже в том, как он сам сумел списать на экзамене. У каждого свой путь к «правильности». Даня же верил в свои собственные правила, хотя на самом деле они были юношескими, навязанными и глупыми.       Рыжеволосый лениво потянулся, пытаясь уложить голову на подушку. Тело сопротивлялось сну, в голове продолжал кружиться вихрь алкоголя. Он пытался отбросить назойливые мысли, сосредоточиться на дыхании, но каждый образ был острый, словно осколок стекла, застрявший в мозгу. Первый день в университете, пьяная встреча с друзьями, знакомство с соседом и новая квартира — все это давило на него, напоминая о том, что жизнь неумолимо меняется. Утром его ждали первые в жизни лекции, к которым хотелось отнестись серьезнее, чем к школьным урокам.