Идеальный альфа

Чонгук выскальзывает из сна с легким блаженством и такой же легкой головной болью — он переспал свою норму или может усталость не проходит за один сон. Но чувствовать, как не болят глаза от усталости и не дрожат конечности, честно говоря, дар свыше. Прошедшие события не бьют по голове — воспринимаются как достойное прошлое, от которого не избавиться. Чонгук, потягиваясь ногами, разлепляет глаза и сразу натыкается на сидящего у стены Юнги с кружкой в руках. — Ты обещал, — укор звучит почти что сразу. Не то чтобы Чонгук полностью доверяет словам Юнги, но такое прямое нарушение собственного же обещания неприятно режет. — Во-первых, там мелким шрифтом в договоре было написано, что он работает только при твоем ну… Допустим десятичасовом сне, — Юнги щурится не то чтобы довольно, да и в целом начинает наконец выглядеть соответствующе тому, что с ним произошло. Видимо, действие препаратов из больницы закончилось и до него наконец добрались последствия. Слова доходят до Чонгука не сразу, но поняв их, альфа оглядывается назад, на зашторенное окно, через которое пробивается свет. Если он заснул часов в одиннадцать утра, а еще не успело стемнеть, то он совсем ведь немного спал. — Ага, час дня, Чонгук. Ты дрых двадцать шесть часов. Юнги будто окатывает Чонгука ледяной водой. Альфа аж резко садится на кровати и не верующе смотрит на Мина, а после судорожно перебарывает панику в душе, ведь он пропустил целый день, наверняка столько важного… А после приходит осознание, что у него важного-то в жизни по пальцам пересчитать — по двум, если точнее, — и ничего такого срочного Чонгук не пропустил уж точно. — Выспался хоть? — Из голоса Юнги пропадает весь сарказм, и он с непривычным ему сочувствием смотрит на Чонгука, чуть наклонив голову. Задерживается, почему-то, взглядом чуть ниже глаз альфы, но после заглядывает снова в них. — Вроде как, — Чонгук и сам не знает. Новость о проспанных сутках сильно выбила из колеи — слишком непривычно, что столько времени он просто был в отключке от всего мира. В крепкой отключке, судя по взявшемуся откуда-то чаю в руках Юнги и абсолютно ненарушенном собственном сне. — Я вставал только в туалет. А это Хёнджин принес, — словно прочитав его мысли, Юнги чуть вытягивает кружку с чаем, предлагая ее взять Чонгуку. А тот берет и на секунду прикрывает глаза от приятного мятного запаха. — От нервов, сказал, помогает. Шутник блин. — Он проверял твое состояние. — Я уж догадался, — что-то надломилось в Юнги. Слишком быстро он скинул привычную защиту через грубость. Будто его попытка уйти разбила нечто внутри и выпустила наружу настоящего Юнги. Чонгук помнит его такого, смутно, со времен школы, когда еще Юнги не испытывал столько стресса от поступления в Сеул и нового, страшного для него общества вокруг. — Тэхён звонил. А это, возможно, тоже сказалось. Чонгук уж знает, насколько искусстно умеет Тэхён прятаться под масками и как слишком ярко дает им разбиваться в осколки. Возможно, впервые разговор один на один с омегой что-то перевернул в Юнги и помогает ему говорить с альфой откровенно, а не защищаясь грубостью. — Я не стал отвечать ему с твоего телефона. Мало ли что он там напишет тебе, всё-таки ты знаешь его ближе… И ты его истинный. Я не должен лезть хотя бы туда. Так что он позвонил сегодня утром мне. Догадался, что тебя вырубило. Или почувствовал, не знаю, как всё это у вас работает. В общем, вот. От короткого отчета Чонгук даже усмехается. Юнги будто и правда защищается у доски по предмету “сутки выживания без Чон Чонгука и ходьбы по полу”. — Как он? — Сам узнай, — Юнги протягивает ему телефон, полностью заряженный. От его небольшой, проявленной в таких мелочах, заботы становится на самом деле тепло. Порой Чонгуку кажется, что Юнги потерявшийся в себе эгоист — и это он считает нормальным, учитывая травму Юнги, эгоизм, как некая попытка выжить и жить, — но на самом деле это совсем не так. Пусть и ужасным образом, но Юнги доказал это парой дней назад. — Ты ел? — Сняв блокировку, Чонгук пробегается взглядом по рядовым вопросам от Тэхёна в духе “как дела?” и короткому выводу “видимо спишь, я с Юнги свяжусь” Каких-то откровений или признаний от омеги не пришло, как думал Юнги. — Нет, Хёнджин поставил нашу еду в холодильник вчера. Не испортилась, вроде как, но он тот еще кулинар, я бы ему не верил. Чонгук печатает Тэхёну короткое: — Я больше суток спал. Только встал, стало легче. Как ты себя чувствуешь? Что-то нужно привезти? И откладывает телефон, чтобы глотнуть чая и вернуть его владельцу, а после подняться на ноги. — Тогда пойду погрею нам завтрак. Юнги согласно кивает, привык уже есть каждый раз, когда ест Чон. Альфа собирается под его наблюдением: переодевается в свежее и лицо споласкивает водой, но даже в тишине между ними чувствует висящее и неозвученное сегодня “потом поговорим”. В час дня в общежитии абсолютно пустынно. Не встретив абсолютно никого Чонгук подогревает им вполне сносный обедо-завтрак, параллельно переписываясь с Тэхёном, естественно, отказывающимся от помощи. В один момент альфа не выдерживает и набирает его номер, дожидаясь, пока закипит чайник, чтобы заварить себе крепчайшего кофе и выгнать уже головную боль восвояси. — Ты, я смотрю, легких путей не ищешь, — голос омеги звучит хрипло, но вполне себе сносно. Не так, будто он недавно плакал от боли. — Кто бы говорил. — Чонгук, повторюсь, существуют доставки. — А я, Тэхён, повторюсь, — вообще-то Чонгук этого ещё не озвучивал и даже не писал, а потому прерывается на несколько секунд и облизывает губы, будто собирается признаться в чем-то. — Я… Я переживаю. — Всё… Не так плохо. Сегодня полегче, даже сериал вот могу посмотреть и обезболивающие полностью убирают боль, — на искренность Тэхён тоже отвечает искренностью. Надо запомнить. А Чонгук слабо усмехается. Ему вдруг сильно захотелось оказаться в той же квартире, снова лечь за Тэхёна, мягко приобнять его, чтобы удерживать у живота грелку, и наблюдать из-за хрупкого плеча за сериалом. Чтобы чувствовать грудью, как размеренно тот дышит, едва ощущать его сладковатый спокойствия запах и расслаблять пальцы, когда Тэхён бы неосознанно перебирал их своими. Душа словно пристанище свое хочет найти. И Чонгук понимает — может быть в нем играет истинность, этот всплеск гормонов, природа, что тянет к идеальному для него партнеру. Но что бы там ни было, он понимает и другое — ему нравится Тэхён со своими замашками и вечным “я сам”, нравятся эти споры, где свои заботу надо отстоять, нравится пробираться в закрытую от всех глубину и чувствовать, что нечто сокровенное доверяется только ему. Может быть Чонгук и влюбился в Тэхёна из-за истинности и этих пресловутых гормонов. Но любить он его начинает по-настоящему за каждую мелочь и трещинку, которых все больше и больше узнает. — Я не представляю, что мне сказать Юнги, — собственная тяжесть срывается с губ до осознания. Чонгук бы не хотел давить на Тэхёна своими проблемами, ведь у омеги своих с головой хватает. В отличии от его, Чонгуковых, нерешимых, как сам Тэхён их окрестил, судя по всему. — Ты говорил с ним, да? — Да, но ты ничего не узнаешь из этого разговора, прости. Он расскажет, если захочет, — Тэхён по ту сторону точно едва заметно улыбается. Чонгук уверен, будь он рядом, накрыл бы руку альфы своей. — Скажи ему правду. Не подбирай слов, скажи что в голове и на душе. — Я сам не знаю, что у меня в голове и на душе, — вздохнув, Чонгук заливает закипевшей водой свою кружку, смаргивая фантомную близость Тэхёна. От запаха кофе желание жить чуть подрастает, но одновременно грудь затапливает разочарование — это не сладковатый запах Тэхёна. — Так и скажи. Чонгук, вас двое. Ты не один должен что-то делать или заботиться о нем. Он о тебе тоже хочется позаботиться. Поэтому не ты будешь говорить, а вы оба. Обсудите, подумайте, почувствуйте, побудьте молча рядом. — Тэхён, ты… — На психолога стоило пойти учиться, да? Глядишь бы избежал части этого- Омега настолько резко обрывается, что Чонгук даже отстраняет телефон от уха, чтобы проверить, не оборвался ли звонок — нет. Это сам Тэхён замолчал, кажется, сказав что-то, что не планировал сообщать Чонгуку. — Знаешь, тебе тоже стоит говорить открыто. Нас двое теперь. Не ты один хочешь позаботиться, я тоже хочу, — альфа возвращает ему слова, а Тэхён на той стороне слабо и как-то отдаленно усмехается, будто отложил телефон. — Это другое. Я третий между вами. — Разве? Сейчас нас только двое. Да, у Юнги чертова каша вместо психики. Он тоже болен, Тэхён, просто не так как ты. Между вами на самом деле не так много отличий. — Их много, Чонгук, — голос омеги становится значительно печальнее, а Чонгук в упор не видит этих самых различий. — Но об этом потом. Иди, он тебя ждет. — А ты не ждешь? — Уже дождался куда больше того, на что рассчитывал, — голос омеги сквозит печалью. Чонгук понимает — он потерял близкого друга из-за всего этого, сейчас буквально один и не горит желанием подпускать к себе Чонгука, хотя бы потому, что близкий Чонгуку человека из-за всего этого едва не покончил с собой. — Тэхён, я всё ещё не знаю… Просто не представляю, как всё это сложить воедино. Как жить с моими чувствами к вам обоим… — Ты уже живешь, разве нет? Сейчас будет признание, — Тэхён по ту сторону усмехается, но с какой-то тяжестью. Даже не нужно видеть его, чтобы ощущать это. — Ты нравишься мне. Привлекаешь. Не будь с тобой рядом Юнги, я бы сделал всё, чтобы ты стал моим. Возможно, даже будь с тобой кто-то, кто не Юнги, я бы нагло отбил тебя. Мне до боли не хочется жить одному, особенно в такие дни… В любые дни, честно говоря. Я устал тащить в одиночку всё это, принимать решения, переживать, страдать по этим решениям, загонять себя в тупик. — Тэхён, — поймав момент, когда омега замедляется, чтобы вдохнуть, Чонгук тут же вклинивается, потому что его слова режут больнее ножа по хребту. — Не перебивай, — голос тут же сквозит строгостью, но после падает в хрипоту, отражающую слова. — Это чертовски больно и сложно. Но я жив, Чонгук. У меня, к сожалению, есть боль куда хуже, чем от одиночества и тоски по несуществующему. И с ней мне никто не может помочь. Нас теперь двое. Вот, говорю искренне. Чонгук, мне очень сложно, я безумно устал жить. Но я умею это делать в одиночку. А Юнги — нет. Поэтому без разницы, что чувствую я, и пока что без разницы, что чувствуешь ты. Для него — это вопрос жизни и смерти. — Ты хочешь, чтобы я помог Юнги научиться жить, пока ты там умираешь в одиночестве? У самого Чонгука голос холодеет. Тэхён говорит правду и принимать ее вот так открыто, со всей болью, альфа просто не умеет. Но видит то, что сказал — Юнги, хоть и имеет замашки, пытается жить. У него есть увлечения, интерес, он старается по-своему. Разгорается из уголька в настоящее пламя. А Тэхён уже едва ли тлеет. Ни разу Чонгук не слышал от него планов на будущее, чего-то, что интересует или вдохновляет его. Тэхён словно доживает свои последние дни. И то, что сейчас он ничего не отвечает, лишь сильнее подтверждает эту теорию. — Ты сказал, что у тебя нет смертельного диагноза. Солгал? — Я никогда бы тебе не солгал, просто не договорил бы, — да, Чонгук знает. Проходил вот недавно с истинностью — Тэхён, хватит увиливать. — Чонгук, я живой, и дата моей кончины не назначена. Во всяком случае для тела. Иди. Мне ты очень нужен, но без тебя он не может жить. — Тэхён- — Иди, — Тэхён не успевает договорить, как сам же сбрасывает звонок, оставляя Чонгука смотреть на молчаливый телефон с чем-то больно ноющим за грудиной. Чонгуку однозначно не стало легче от разговора с Тэхёном. Напротив, его душа еще сильнее начала переживать за омегу и метаться в непонимании, что ему делать с Юнги прямо сейчас. Им нужно поговорить. Константа, от которой не уйти. Поговорить о чем? О том, что у Чонгука есть истинный. Не он в этом виноват, не Тэхён и тем более не Юнги. Просто так случилось. Чонгуку, по меркам их общества, повезло родиться тем, кому судьба предначертала истинную пару, подходящего омегу. О том, что Чонгук был с Юнги не из-за того, что у него нет истинного. Он выбрал Юнги своими чувствами, любит и не представляет жизни без него. О том, что игнорировать истинность не выйдет. Чонгук влюбляется в Тэхёна, ему природой заложено влюбиться в такого человека. О том, что такое любовь, а что такое влюбленность. Что для Чонгука такое Юнги, а что такое Тэхён. На самом деле поговорить можно о многом. Но, подхватив разогретый обед с парой кружек чая на подносе и идя к лестницам, Чонгук понимает простое — он ни о чем с Юнги говорить не будет. Ведь самое важное — что это Чонгук без него не справится, — Юнги уже знает. А от произнесения в слух всего остального смысла в происходящем не прибавится. Послушно дождавшийся на кровати, Юнги смотрит на вошедшего с поджатыми губами. Ждет, мучается явно, боится, скорее всего. Примостив их обед на край стола Юнги, Чонгук садится напротив него и заглядывает в глаза. Уже стало привычным, что Юнги смотрит в ответ совсем недолго, перебегает почему-то ровно три раза между глаз, а после резко опускает свой в руки. Всегда делает одно и то же. Чонгук знает его, родного, как облупленного. — Мне нечего тебе сказать, на самом деле. Всё уже сказал вчера, — Чонгук, имея сострадание, вываливает свои намерения сразу. А у Юнги опадают подтянутые к ушам плечи. Он разжимается, даже дает рукам соскользнуть на покрывало и почему-то закрывает веки, сидя так. Сегодня он занимает должность уставшего. — Я могу пообещать тебе только одно — я тебя люблю и это не изменится. Ты важен мне, занимаешь большую часть моей жизни. И что бы ни произошло за нашу историю, я очень хочу, чтобы ты так же оставался рядом со мной. Принимал мою любовь, ворчал на заботу и любил, как ты умеешь. Договорились? — Чонгук, но ведь у тебя Тэхён. Звучит как диагноз. Да, Чон Чонгук, у вас Тэхён. Поздравляем. — У меня и ты, — Чонгук похоже хронически больной, что уж поделать. — Я не отступлюсь от тебя. Мы ведь не нормальная пара, да? Не занимаемся сексом, не ходим на свидания. Нам хорошо рядом и безопасно, как дома. Интересно вместе и уютно. Пусть это останется. — Мы сосемся вообще-то. — Вообще-то целуемся, — закатив глаза, Чонгук подбирается ближе к нему, проползая по кровати, и накрывает тонкой колено рукой, уверенный, что даже через одеяло Юнги почувствует его тепло. — Давай продолжать. — Ты будешь изменять Тэхёну. — Мы же не вместе, чтобы я ему изменял. Да и если он будет знать, — хоть Юнги и спорит, но все равно накрывает ладонь Чонгука своей, не прячется, теперь по-настоящему боится его потерять и не на своих условиях. — Он же не может запретить. Может технически, но не станет, я уверен. Тэхён, он... Спал со своим другом, Чон Хосоком. Уж кто-кто, а он поймет, что ты — не измена для меня. — Ты... Правда не уйдешь насовсем? — Страх наконец выбирается, а Чонгук расслабленно выдыхает. Спокойнее бороться с противником лицом к лицу, да и Юнги помогает, теперь сам подсаживается ближе и уже дает им соприкоснуться бедрами. — Я клянусь. В горе и радости, с партнерами и без них. Я буду рядом точно так же, как сейчас, — теперь ход Чонгука, и он позволяет себе пропустить ладонь по боку Юнги, чтобы обнять его за талию. Юнги же ходит молча, соскальзывая лицом альфе в ключицы. — Понимаешь, я уже что-то чувствую к нему, но при этом к тебе ничего не изменилось. Уверен, дальше не изменится тоже. — Чонгук? — Сильнее прижимаясь, так что Чонгук аж чувствует, как сминается его нос о грудь альфы, Юнги бубнит ему прямо в толстовку. — Снова не веришь? — Я люблю тебя. Всего три слова, простых, Чонгук на вскидку знает их на языках четырех — запомнил из песен, — но всего небольшое количество звуков переворачивает его сердце так, будто Чонгук сильно болен. Ну, чем-то реальным, а не Тэхёнами или Юнги. — Спасибо, мне важно это слышать, — не поскупившись на поцелуй в макушку, который хоть немного сглаживает сумасшествие сердца, Чонгук обнимает Юнги плотнее и впервые за долгое время испытывает абсолютный покой. В руках приятное тепло, Юнги верит ему и теперь, Чонгук уверен, сдаваться не станет. Кажется, Чонгук дал ему повод бороться и восставать из пепла. Тэхён был прав, сказав, что в Юнги теплится жизнь. Объятия кажутся не то чтобы долгими, но Чонгуку приходится после них снова идти на кухню и греть еду, потому что Юнги непозволительно холодное из-за вчерашнего. Они обедают как абсолютно давно, под старый, любимый обоими фильм, словно в школе. Юнги позволяет себе убрать за ними тарелки, пусть и на стол позади сдвинутых кроватей, а после сам мостится к Чонгуку под бок, молча включая вторую часть фильма. Чонгук за сутки сна отдохнул телом. А ближе к финалу, старательно нанося на ранки на стопе Юнги медицинский клей, оказывается, отдохнул и душой. Беспокоят только два момента и первый решается легко, вручением Юнги телефона, по которому тот звонит маме. Конечно, с ней уже успели связаться. Чонгук, скрепя сердце, слышит по громкой все ее слова переживания и ни одного упрека в сторону альфы, который на самом деле виноват — не доглядел за вверенной ему ношей. Написав своей маме, Чонгук заходит в другой диалог — второе, от чего его душа не до конца спокойна, — и смотрит на время, когда Тэхён был в сети. После разговора с альфой омега больше не появлялся, и Чонгуку очень хочется верить, что он просто вымотался и лег спать. Юнги, под действием своих таблеток, засыпает прямо во время разговора с мамой. Чонгук аккуратно забирает у него из руки телефон и шепотом извинившись перед госпожой Мин, объясняет, что Юнги уснул, что он следит за его лечением и помогает, пока Юнги не стоит вставать. От теплоты в голосе женщины Чонгука снова дерет когтями внутри, но он не поддается, решил, что силы нужны для более важного. Уложив Юнги удобнее, Чонгук лежит рядом еще долгий час, пока Мин окончательно крепко не засыпает и сам не переворачивается на другой бок, обняв подушку у стены. А Чонгук выскальзывает бесшумно из комнаты и даже вызывает себе такси, чтобы не терять времени — пусть всего на пару часов до наступления ночи, но он хочет убедиться, что Тэхён действительно в порядке. Поездка в такси проходит абсолютно спокойно: Чонгуку никто не пишет, он даже успевает подремать полчаса. Сложности начинаются, когда машина тормозит еще на улице, даже не заехав во вдор Тэхёна. — Мы на месте, — оповещает водитель, а Чонгук по инерции выходит на улицу и растерянно пытается понять, почему его высадили раньше. Он, конечно, не сахарный, пройдет метров пятьдесят по двору, но напряжение от непонятного действия таксиста остается ровно до того момента, пока альфа не выходит на тротуар. Там его встречают закрытые ворота и будка охранника. Ни с Хосоком, ни в такси Чонгук в прошлый раз этого не заметил. — Вы к кому? — Едва он делает в сторону ворот пару шагов, как из будки выскальзывает грузный альфа и окидывает Чонгука таким взглядом, что он, знающий приемы бокса, съеживается внутри. — Ким Тэхёну, — по поджавшимся губам охранника, Чонгук понимает, что его так просто туда точно не пропустят. С одной стороны верно — мало ли нездоровые фанаты или недоброжелатели выследят, где Тэхён живет, и попробуют проникнуть к нему. А с другой стороны — Чонгук не они и ему очень нужно попасть сейчас к омеге. — Предупреждения о госте не поступало, поэтому я не могу вас пропустить, — звучит ультиматумом, после которого альфа отворачивается от Чонгука и скрывается в своей пристройке у забора. Несколько мгновений Чонгук осознает сказанные им слова, а после уверенно направляется следом и стучиться в дверь до тех пор, пока она не отворяется и чуть более раздраженный охранник снова не выходит на улицу. — Ему там плохо, я не хочу его тревожить звонками, — стоит мужчине открыть рот, чтобы возразить, Чонгук вскидывает палец и торопливо продолжает. — Мы близкие. Я был у него буквально на днях, он живет на последних этажах, спальня с угловым окном. И вообще, я приехал сюда с господином Чон Хосоком вечером девятого числа, а обратно десятого днем. Посмотрите камеры. А еще я застал у него в квартире фельдшера, девятого приезжала скорая помощь к ним. Этого достаточно, чтобы доказать, что мне правда туда нужно? — Я отправлю запрос и посмотрю камеры, — довольный таким ответом, Чонгук кивает и со спокойной душой смотрит на дома, возвышающиеся за забором. Сколько еще там живет личностей, которые не хотят, чтобы в их дом была возможность просто войти? За минуту ожидания Чонгук успевает чуть подмерзнуть, но это точно стоит открывшихся перед ним ворот. Пройдя за них, альфа замечает ждущего его охранника, не сводящего взгляда с телефона. — Я провожу вас до квартиры господина Кима, он не отвечает на запрос. Следуя за мужчиной уже к знакомому дому, Чонгук проверяет, во сколько Тэхён был в сети. За многие часы он не появлялся и, стараясь отогнать картинки того, как ему было плохо парой дней до этого, Чонгук старательно себе твердит, что Тэхён просто заснул и спит, потому что вымотался за дни своего недуга. Что лифт, что этаж Чонгуку кажутся уже знакомыми. Он уверенно проходит к крайней двери на этаже, не встречает сопротивления от охранника, а значит правильно запомнил расположение и нажимает на звонок, даже с этой стороны слыша, что тот звенит в квартире. Грустно будить Тэхёна и заставлять подниматься из кровати, но Чонгук надеется, что его появления будет достаточно, чтобы компенсировать ущерб. — Три минуты, — мужчина рядом констатирует очевидное. Тэхён не откликается на дверной звонок слишком долго. — Спит, наверное, — Чонгук звонит снова, но липкое предчувствие разливается по душе. Обычно Тэхён достаточно чуток и внимателен, вряд ли он может просто спать под громкий шум в своей квартире. — Он же здесь, вы не знаете? — Здесь, есть отметка в системе безопасности, — не то чтобы эту информацию следует говорить постороннему, но Чонгука факт, что охранник начинает ему доверять, утешает. Он не один на один с проблемой. — Вы сможете открыть его квартиру, если он не будет выходить на связь? — Нет. Нужно будет вызывать правоохранительные органы. Мужчина даже хмурится и сам звонит еще раз, настойчивее. Чонгук же рассеянно смотрит на дверь, моля про себя Тэхёна появиться и не заставлять их идти на крайние меры. Полиция звучит не очень хорошо, но можно попробовать дозвониться до Хосока, который наверняка знает код квартиры и сможет туда войти. — Если он без сознания, то ему нужна помощь, — Чонгук констатирует тоже очевидное, но от произнесенных в слух слов становится еще тревожнее. Ведь такое и правда может быть, Чонгук сам видел, насколько серьезным бывает состояние омеги. — Не нужна мне помощь, — смотрящих друг на друга альф отвлекает, естественно, Тэхён. Чонгук почти что готов на него ругаться за нерасторопность, которой они испугались, но его вид, привалившегося к косяку, словно чтобы не упасть, отбивает всё желание скандалить. Тэхён выглядит почти также, как когда только Хосок привез к нему Чонгука. Ему плохо и это видно вообще невооруженным глазом. Хотя бы по помятой одежде, непривычно взъерошенных, а не причесанных волосах, и сильным отекам, от которых едва ли видны глаза. — Держись, — Чонгук не успевает обдумать, как оказывается за мгновение рядом с ним и крепко прижимает к себе. Понадежнее какого-то там дверного косяка будет. — Господин Ким, — охранник уважительно кланяется омеге, а после выпрямляется и кивает на Чонгука. — Вы знаете этого молодого человека? — Да. Вы можете пропускать его, внесите в списки. Чон Чонгук, — Тэхён кивает и от такого простого движения едва не оступается, от подвернувшихся ног спасает только хватка альфы. — Хорошо, внесем. Простите за беспокойство и поправляйтесь, — еще раз поклонившись, мужчина разворачивается и уходит, даже не дождавшись, пока Тэхён и Чонгук скроются в квартире. Почти волоча омегу по полу, Чонгук заходит с ним поглубже в прихожую и хлопает дверью, слыша щелчок сработавшего замка. — Двадцать три ноль четыре, — на одном из шагов в сторону спальни едва слышно выдыхает Тэхён. Чонгук хмурится и кидает на него взгляд, но Тэхён не поясняет больше ничего, лишь лениво моргает и один раз резко морщится. — Больно? — Участливо, Чонгук уже даже знает причину. И знает, что нужно найти грелку, на которую Тэхён точно наплевал, чтобы хоть немногим помочь. — Да, я выпил обезболивающие… В три часа, — Тэхён сипит и, когда Чонгук заводит его в спальню, сам наклоняется в сторону кровати и падает в нее, даже не двигаясь. — Мне нужна твоя аптечка, посмотрю, можно ли выпить новую дозу, — а альфа приседает и аккуратно подгибает его ноги, перекладывает их на матрас и сверху кутает одеялом. Тэхён медленно, но собирается в калачик на боку, как в тот же вечер со скорой. — Можешь написать моему врачу, — Тэхён, хоть только и улегся, приподнимается на локте и шарит взглядом по тумбочке на той стороне кровати, явно ища телефон. Чонгук находит его с другой стороны и подает, а через мгновение Тэхён протягивает его обратно разблокированным, даже без открытого мессенджера. У него на обоях стоит вид на воду, а на экране всего несколько приложений. Крайне минималистично и красиво — в духе Тэхёна, пожалуй. И он просто так протягивает святую святых современного человека Чонгуку. — Где чат? — Какао, — Тэхён сипит и сам натягивает одеяло себе до самого носа. Чонгук тратит почти минуту на то, чтобы найти чат с врачом и вежливо написать ему сообщение, а после переводит взгляд на скрюченного Тэхёна. Подтыкает ему одеяло за плечи, чтобы было теплее, и шарит взглядом по комнате, почти сразу находя нужную сейчас грелку. Уже наученный, Чонгук ставит ее в ближайшую розетку и присаживается рядом на кресло, в котором в прошлый раз спал Хосок. Хочет отругать Тэхёна за то, что он молчал о своем состоянии, но его болезненный вид снова тормозит. Все несколько минут, что грелка нагревается, Чонгук смотрит на омегу, периодически крупно вздрагивающего и хмурящегося, и пытается понять свои чувства. Так и не поняв их причины, Чонгук подхватывает отключившуюся, нагревшуюся грелку и привычно пристраивается за спиной омеги, аккуратно уложив грелку ему на живот под одеялом. Рукой сверху Чонгук поддерживает ее в контакте с кожей омеги и удобнее ложится на подушках, слушая, как шумно Тэхён дышит. Они молчат всё время, пока на телефон не приходит звонкое сообщение. Тэхён молча снимает блокировку и передает его альфе, а тот читает в слух сообщение врача: — В таком случае можно поставить укол, — сморщившись, Чонгук кидает взгляд на омегу, но для него известия об иголках словно не новость, — как пройдет боль, нужно поесть. После двух часов ночи можно принять таблетку, если не отпустит. Лишь на словах о еде Тэхён тяжело вздыхает. Словно только этот факт его расстраивает. — Укол? — Отложив телефон омеги на тумбочку, Чонгук приподнимается на локте и заглядывает сбоку в лицо омеги. — Укол, — вот так просто, без пояснений. Не будь Тэхён таким вымотанным, Чонгук бы завалил его вопросами. Но он лишь молча поднимается и ждет, пока Тэхён не скажет ему о лекарствах в нижнем ящике тумбочки. Найти шприц и несколько пачек с ампулами оказалось абсолютно не сложно, но их количество лишь сильнее напрягло Чонгука. Вытащив одну стеклянную склянку и почти ловко набрав все ее содержимое. — Подай еще салфетку, — с тихим шебуршанием Тэхён садится, откинув от себя одеяла, и забирает шприц из пальцев Чонгука. Альфа отвлекается всего на мгновение, чтобы вытащить из коробочки одну запечатанную салфетку, но стоит ему выпрямиться — Тэхён уже стянул домашние штаны до колена и воткнул себе в бедро иглу. Он медленно давит на поршень шприца, за долгие секунды вводя раствор в мышцы и даже не морщится, когда сам из себя вытягивает шприц. Не то чтобы Чонгуку неприятно такое видеть, но небольшие мурашки по рукам пробегаются. Он молча протягивает омеге уже распечатанную им салфетку, а тот с вымученным “спасибо” забирает ее и прикладывает к месту укола, растирая его. — Дозировка больше, чем у таблеток. И действует быстрее, — Тэхёна будто совсем не беспокоит сидеть в несколько раздетом виде. Он просто запрокидывает голову на стену и с закрытыми глазами переживает очередной сложный день. — Я могу тебе помочь? — Сев рядом на край, Чонгук подхватывает откинутую омегой грелку и кладет ту на свое место, поверх кофты, которая к счастью Чонгука прикрывает белье Тэхёна. — Просто… Побудь рядом немного, — его голос звучит тихо и надломлено. Снова Чонгук видит куда больше происходящего, чувствует и понимает на себе. Тэхён безмерно устал бороться. — Не представляю, как ты не сдаешься в такие дни, — хотя бы пару слов поддержки Чонгук заставляет себя произнести. Аккуратно, чтобы не бередить лишний раз уставшее тело, он укрывает Тэхёна повыше одеялом и садится плотнее, не боясь коснуться своей ногой его бедра. — С трудом, — делится честно Тэхён и, убрав от себя салфетку, поднимает голову, показывая Чонгуку заплывший взгляд. — Ложись, — он командует мягко, а Тэхён, к удивлению, безропотно слушается. Он скорее стекает, чем ложится, но Чонгук остается доволен и таким результатом. Сам поправляет ему подушки, снова возвращает на место грелку, одеяло подтыкает с боков и сидит рядом, пока Тэхён мерно дышит с закрытыми глазами. — Я приготовлю что-нибудь легкое, полежишь немного один? — Через долгие минуты, когда уже начинает болеть спина от сидения без опоры под ней, Чонгук касается торчащих из-под одеяла пальцев омеги, возвращая себе внимание. Тэхён пугается его слов — наученный Юнги Чонгук это видит в его глазах. Но, отведя взгляд, он лишь согласно кивает, ни слова не говоря против. — Полчаса, не больше. Я останусь до утра, не волнуйся. Ты не будешь один, — мягко улыбнувшись, пусть Тэхён этого не видит, но зато слышит, Чонгук на короткое прощание сжимает его пальцы покрепче и уходит на кухню, чтобы прошерстить холодильник омеги и приготовить тому овощей с фунчозой. Чонгук готовит всего второй раз на кухне омеги, но уже запомнил расположение приправ, посуды и продуктов долгого хранения, и ему (ещё удивляться или уже прекратить?) даже удобно. Сходу находится все нужное, а посудомойка помогает не растянуть время дольше обещанного. Ему хватает ровно тех тридцати минут, терпения на которые должно хватить у Тэхёна, а по возвращении в комнату Чонгук застает омегу в той же самой, свернутой в клубок, позе. Только на другом боку, лицом к двери, куда Тэхён смотрел без перерыва. Словно действительно боялся, что Чонгук может тихо уйти. — Ужин готов, — а Чонгук старается игнорировать. Всё оттуда же опытный, он знает, что доверие нельзя получить словами. Оно заслуживается крохотными шагами. А оттого легкое неверие со стороны Тэхёна сейчас Чонгука абсолютно не трогает. Трогает вид омеги — завернутый в одеяло по самый затылок, со своими голубыми, что сейчас стали больше походить на серый, глазами и такими же бледными волосами, рассыпанными по подушкам, Тэхён больше похож на героя романа, фильма или клипа. Последнее ему больше к лицу, пожалуй. Такой герой, что страдает, но справится, найдет в себе силы. Хотя что-то в Чонгуке говорит, что нет, не найдет сил. С этим ему однозначно нужна помощь. — Спасибо, — всего за полчаса, что Тэхён лежал один, у него словно сел голос, стал больше отливать хрипотцой, вытесняя бархат. — Стало легче? — Чонгук приваливается к стене чужой абсолютно спальни, но в этот миг он чувствует себя на месте. Будто ловит дежавю, настолько знакомым кажется всё вокруг, что внутри сводит от мысли, что это вовсе не его дом. Чонгук словно был тут всегда, ему тут место и это чувствуется просто от бетонной стены, покрытой светлой краской. — Боль отступила, но сил нет, — Тэхён абсолютно искренне выдает ответ и лениво моргает, словно убедившись, что Чонгук всё ещё здесь, расслабился и позволяет себе упасть в сон. — Врач сказал поесть, как пройдет боль, — сделавший пару шагов в комнату Чонгук присаживается на корточки около кровати. Причины приближаться настолько близко он не понимает, но ощущает, как ему просто хочется быть рядом и коснуться. Чонгук не отказывает себе: аккуратно поддевает челку Тэхёна и убирает ее со лба, зарывшись пальцами в мягкие волосы. — Давай я принесу, поешь хотя бы немного. Тебе нужны силы. — Я абсолютно не хочу, — на очередное легкое движение в волосах Тэхён приоткрывает веки, сталкиваясь с Чонгуком взглядами. — Немного только. — Как скажешь, — радостная улыбка сама пробирается на губы, Чонгук не успевает ее остановить из-за неуместности. Но Тэхён в ответ ему тоже улыбается, правда едва заметно, немного поднимает уголки губ и всё же закрывает глаза обратно, явно балансирует на грани сна. — Я мигом. А Чонгук действительно мигом. Кладет в тарелку всего пару ложек получившейся лапши, берет заодно кружку чая, которую заварил, пока готовил, и меньше чем через минуту кутает Тэхёна в одеяло, пока он сам садится на подушки. За ненадобностью грелку можно и убрать, но Чонгук перекладывает ее на законное место — живот омеги, — словно оберег от боли. — Ты хорошо готовишь, — от телодвижений Тэхён несколько взбодрился, а оттого моргает активнее и сам держит на весу тарелку, пока накручивает на палочки лапшу и ест ее. — Мне нравится готовить. Мама как-то даже предложила поступать на повара, но в этом университете не было такой специальности, — небольшой факт из прошлого сам собой оголяется. Чонгуку комфортно смотреть, как Тэхён слушает его и между делом активно ест, будто не он говорил, что аппетита у него нет. Само по себе молчание между ними не кажется напряженным, как часто бывает рядом с Юнги. Там Чонгук словно выжидает, считывает реакции и пытается угадать темноту мыслей, но с Тэхёном же Чонгук просто есть. Просто сидит на кровати напротив него, смотрит на тонкие пальцы без колец, которыми омега держит у рта тарелку, пока совсем не осторожно и не по этикету вбирает в рот побольше лапши. Проголодался и его внезапное удовольствие в еде греет почему-то Чонгука. Всего лишь лапша, а на большой шаг перемещает из точки “незнакомцы” в “родные”. Всего лишь нужно чувствовать тепло, пока смотришь, как ест близкий. И чаем запивает с явным удовольствием. Тоже любит горячий, чтобы подуть сверху на пленку воды и отхлебнуть только остывшую верхушку. Тэхён смакует то ли ужин, то ли короткую жизнь рядом с Чонгуком, в которой ему вкусно, тепло от ароматного мятой чая и не болит. Простой в своих эмоциях, совсем не контролирующий их Тэхён в сердце Чонгука отпечатывается теплом. Эту красоту в своих глазах альфа не один год будет вспоминать, он уверен. — Положу ещё немного, — пойманная до того, как Тэхён ее опустит, тарелка быстро оказывается на кухне. Чонгук даже не дожидается ответа омеги и подкладывает ему горячей лапши, всё за то же “мигом” успевает вернуться и передать в теплые ладони. — Останешься на ночь? Останется, Чонгук говорил. Но мерцающий огонек в голубых радужках будто ждет, что с ним сделает альфа: подольет масла, давая жизнь, или дунет, затушив. Всего за полторы тарелки фунчозы и Тэхён, и Чонгук изменились. Стали новыми собой, знающими друг о друге больше: Тэхён знает о хобби альфы и взгляде, когда он любуется; а Чонгук же знает любимый чай и выражение лица, когда Тэхёну вкусно. Своим вопросом Тэхёну словно важно узнать ответ именно у новой версии Чонгука. Той, что стала ближе на какие-то сантиметры. — Останусь, — а ему совсем не сложно снова ответить. Вторить слова, оживляющие огоньки в глазах, Чонгук абсолютно не против. Тэхён улыбается ярче всего за вечер и не прячет этой улыбки, всё с тем же блаженством принимаясь за лапшу и запивая ее горячим чаем. А Чонгук просто любуется. Оказывается, чтобы становиться ближе вовсе не обязательны слова. Видеть, как омега пытается отнести посуду на кухню, тоже оказывается приятным. А еще приятно поймать его за плечи и небольшим усилием усадить. Приятно, потому что небольшим, а значит Тэхён поддается, показывает, что верит уже чуточку больше, чем до этого. Кухня приводится в порядок за пару минут, во время которых Чонгук не переживает больше о мыслях Тэхёна. Почему-то он уверен, что тревожного взгляда в сторону двери больше нет, а Тэхён спокойно дождется его, сколько бы альфе ни понадобилось времени. А он позволяет себе взять на минутку больше необходимого, чтобы написать Юнги наедине со своими мыслями. С теплом и заботой, просит обработать раны, как тот проснется, и написать ему, а ещё Хёнджину, чтобы покормил. И еще полминуты смотрит в их чат, внутри себя смакует мысли, что даже с близостью Тэхёна, их ещё чем-то очень шатким, но уже очень теплым, Чонгуку не хочется оставить Юнги позади. С ним хочется поделиться, поговорить, побыть рядом и обнять, чтобы свернулся клубком под боком и смотреть привычные сериалы вместе, поделившись прошедшими днями. Тэхён не вытесняет из Чонгука Юнги. И это удивительно ровно настолько же, насколько удивителен сам Тэхён. Возвращается Чонгук с улыбкой, от которой омега сперва немного тушуется, причины-то не знает, но после неуверенно вторит и отодвигается к центру кровати, откинув рядом одеяло. Но Чонгук совсем не такой, чтобы ложиться с омегой в одну кровать так просто. Переодеться хотя бы надо. — А, — на озвученное Тэхён указывает в сторону двери, — в гардеробной слева от входа самая последняя полка. Там лежат домашние вещи Хосока, всё чистое. Можешь взять, что тебе приглянется. Тэхён, кажется, заменяет. Это совсем не обидно Чонгуку, выбирающему футболку и штаны пошире из пары стопок вещей. Обидно наверняка Хосоку, его Чонгук понимает и поддерживает, нисколько не переживая за внимание Тэхёна. Но это разговор на потом. Даже не на завтра или послезавтра, тем более уж не на сегодня. Сегодня Чонгук всё в той же гардеробной оставляет уже свои вещи подальше от чистых и со спокойной душой садится рядом с Тэхёном. Спросить о чем-то хочет, но совсем забывает, заметив, что из окна впереди кровати видно звезды. Те, что Чонгук замечал на небе не так и часто, то ли от собственных мыслей, не дающих расслабиться и смотреть вдаль, то ли от грязи вокруг. Тэхён тоже явно видит их и отправляет все разговоры куда подальше — поёт тихим, мелодичным и снова бархатным голосом о далеких звездах, которых хотелось бы коснуться. Чонгук слушает каждое его слово, попадающее в ноту, которых он абсолютно не знает — но даже без этого понимает, что звучит Тэхён идеально, — и смотрит на мелькающий огонек самолета, что скрывается из их небольшого окна во вселенную. Засыпает Чонгук, изо всех сил ловя ускользающим сознанием одну из многих песен, что Тэхён не поет — мурлычет для них.