Дочь

Силко не был готов к тому, что девчонка прыгнет на него с объятиями, и от неожиданности сперва не мог понять, что ему делать с этим дрожащим синим комком, который всë продолжал плакать, уткнувшись в его грудь. За него всë решили обстоятельства — мëртвый Вандер позади девочки и слова "она меня бросила, у меня больше нет сестры" напомнили ему сперва о собственной душевной боли, которая в последнее время концентрировалась в правом глазу, всë больше превращаясь в физическую, а потом и о боли всего Зауна, дышащего и задыхающегося предательством Верхнего города. Вместе с этим он вспомнил, как выживал сразу после того, что в последнее время он прозвал для себя "историей", и какова сейчас жизнь города и его населения, и эти мысли были столь же неутешительны. Хотя Силко знал, и на собственном, и чужом опыте, что сильным человек может стать только в самой сложной ситуации и только через боль, но идиотом он не был — этому разбитому ребëнку на улице не прожить ни дня (другой вопрос — какого чëрта ему вообще это небезразлично, и какого чëрта руки сами тянутся обнять ревущую девчонку — он не был настолько самовлюблён, чтобы одно только сходство их историй стало для него основным фактором. Для себя мужчина решил, что всё события этого дня вымотали его сильнее, чем обычно, и растормошили его нервы. Вторым, менее предпочтительным для него вариантом был бы возраст, пробудивший в нëм сентиментальность). Что ж. Видимо, это судьба. Силко поддался порыву и осторожно обнял тихо рыдающую малышку, обвивая еë руками в тëплый кокон, шепча слова утешения, обещание показать им всем. Это ничего, что она плачет сейчас. Пусть проплачется, переживëт своë горе. Он был таким же, и стал сильным. Заун был таким же с тех пор, как Пилтовер превратил его в выгребную яму, и скоро его будут бояться и уважать. Кто, как не они сделают из неë нечто новое, нечто совершенное. Девочка не прекащала плакать, так что он просто медленно обхватил еë под колени и под спину и поднял на руки. Ноша оказалась удивительно лëгкой.

***

В убежище их встретили полный разгром и полумëртвый Синджед. Девчушка, поняв, где они, вжалась в Силко и зарыдала сильнее. Мужчина сперва думал, что она плачет от испуга, но у него появилась более мрачная версия. Справедливо полагая, что его люди разберутся с бардаком без его надзора, он велел отнести раненных в грот к учëному и найти кого-то, компетентного в медицине, пока сам, выбирая самые уединëнные переулки, дабы не быть замеченным, отправился в небольшую квартирку на краю Антресольного уровня вместе с девочкой, которая была так истощена, что в конце концов то ли заснула, то ли потеряла сознание. Первое, что мужчина сделал, войдя в квартиру и временно опустив ребëнка на диван — доплëлся до маленькой кухоньки в поисках чего покрепче. Этот день был долгим и тяжëлым, так что Силко заслужил немного расслабиться. Однако не успел он приложиться к горлышку бутылки, пахнущей спиртом и химтеком, как половина еë содержимого оказалась на нëм и на стене за ним— из гостинной неожиданно раздался жуткий, какой-то животный, вопль. Кажется, гостья проснулась. Силко, ругаясь под нос, больше от неожиданности, чем от злости, поставил полупустую теперь бутылку и рванул обратно в комнату. Девочка кричала, захлëбываясь, дëргаясь, плача и оставляя пятна слëз на и без того потрëпанном диване. — Ваай! Вайолет, прошу! Она так сильно дëргалась, что билась руками о диван, но даже боль не будила еë. Силко вдохнул, готовясь к самому худшему, и резко перехватил еë за предплечья, не давая вредить себе. Это не помогло, и он пошëл на отчаянные меры, прижимая истерящую даже во сне девчонку к себе, не давая двигаться вообще. Новое ощущение, видимо, слегка отрезвило еë, и она начала приоткрывать глаза. Силко приготовился сжать еë сильнее, когда она поймëт, кто перед ней, и испугается снова — он знал, как люди реагируют на его изуродованное лицо. К его удивлению, увидев его, малышка только вздохнула с видимым облегчением и снова вжалась в его промокшую уже жилетку, глотая слëзы.

***

Он долго лежал рядом с ней на тесном старом диванчике, неумело успокаивая еë снова и снова, пока она, окончательно выбившись из сил, не провалилась в какое-то скорее бессознательное забытье, чем в здоровый сон без сновидений, и от этого только перестала плакать. Тогда он снова поднял еë на руки и перенëс на жëсткую узкую кровать и лëг рядом — чутьë подсказывало ему, что одну еë сейчас оставлять нельзя — ругнулся тихонько, вспомнив об оставленном на столе пойле, но с места не сдвинулся. Заснуть ему так и не удалось. Когда утром к нему прибежал один из наëмников и доложил, что Севика и Синджед живы, и серьëзных осложнений не предвидится, а потом спросил, что делать дальше, Силко было вовсе не до того, и голова его забита была другими мыслями — мыслями о ребëнке в его комнате. Он распорядился заботиться о раненых и следить за новой точкой производства Мерцания а потом, вспомнив, что в холодильнике у него только алкоголь, а девочку нужно будет накормить, послал парнишку ещё и за продуктами. Стоило пацану закрыть за собой дверь, как из спальни донеслось шуршание одеяла. Глубоко вздохнув и продолжив попытки проморгаться и разлепить, наконец, закрывающийся глаз, Силко побрëл в комнату. Девочка выглядела встревоженной, но при взгляде на него волнение в ней сменилось сперва тихой и спокойной радостью, а потом вопросительным выражением, будто она пыталась что-то вспомнить или понять. — Доброе утро, ребëнок. Мы не представились вчера. Моë имя — Силко. А тебя как зовут? Он искренне пытался казаться дружелюбным, но сомневался в успехе своих стараний — на лице девчушки поочерёдно промелькнули удивление, счастье, замешательство, шок и ужас, сменившиеся в итоге болью. Глаза еë наполнились слезами.