Тараканий вальс

— Смотри, что мне Ваня подарил! Маша показывала какую-то невероятно модную сумку. У нас в городе таких нет. — Классная, — он тебе изменяет. — Сказал, что это его покойной матери. Он такой милый! — Покойной? У него мама умерла? — А ты не знала? В последний раз, когда я её видела, она была вполне себе жива. Больной не выглядела — наверное, сбежала из города. Ваня, как и ожидалось, мудак удивительный. Бывает! — Ты счастлива с ним? — почему-то спросила я. — М-м… Наверное, да. Спасибо, что познакомила! Я не могла находиться с ней дольше. Улыбнулась, попрощалась и ушла искать Славу по университету. Прошёл только день, а всё уже вернулось в прежнее русло. Про Вику больше не вспоминали, Лена так и не появилась в университете. Пару раз нам со Славой приходили письма счастья, но ничего, кроме бесконечной горечи и боли, там не было. Аня… не важно. Не важно! Меня наконец перенесли обратно в мою Вселенную, хорошую, добрую. Вот и Слава сидела в светлом кабинете, вся такая тоже светлая. Да, она сильно похудела, да, она вся бледная — но она светится! Всё у нас хорошо. И девочка рядом с ней симпатичная, гораздо красивее приснопамятной Вики. — Как ты себя чувствуешь? — перебила их весёлый девичий лепет. — Я… — Слава покосилась стеклянными глазами на свою подружку. — Ты хочешь домой пойти? — Да. Идём со мной. Она наклонила игрушечную головку. Она пораскинула плюшевыми мозгами. — До завтра тогда, — попрощалась с безликой девочкой. — Нам нужно зайти… Я схватила Славу за руку и выбежала из аудитории. Она спотыкалась, шептала что-то про ногу, но, в конце концов, поспевала за мной. По разноцветным коридорам мы торопились к выходу из этой пёстрой тюрьмы. Прохожие-марионетки нам улыбались. Как же хорошо! На улице пели птицы, солнышко светило, цветы распускались. Сквозь тротуар пробивалась трава, пробивалась жизнь! Царапины на серой коже Румяные щёчки Славы стали видны чётче. — Юнира, ты что? — тоненькие бровки изгибались домиком. — Ничего, — улыбалась ей, — всё хорошо. Я крепко сжимала её ладонь, почти до скрипа костей и боли. Слава не понимала, почему я такая счастливая — ей только предстоит познать радость. — Всё-таки Вика не смогла добиться ничего своим самоубийством. — Что? Я повела Славу на прогулку через аллею. Пух, деревья в цвету, кустарники, дорожки, кошки! Слава мило, как зверёнок, чихала. — Она покончила с собой для того, чтобы причинить боль мне. И записку о том, что виновата ты, оставила для этого же — она знала, что так мне будет ещё хуже. Неужели ты не поняла? Слава молчала. — Ты бываешь такой глупышкой, Слава, — я поцеловала её в нос. — Но видишь, у Вики не получилось мне навредить. Я счастлива, как никогда. По обеим сторонам дороги стояли ограждения. Слава молчала. Слава молчала. Ну и ладно! Послушаем птиц, как громко бабочки хлопают крыльями и как весело хрипят девочки-волшебницы. — Юнира, человек умер, — не в тему мрачно прошептала Слава. — Ага. И ничего она смертью не добилась. Слава вырвала свою руку из моей. Какая-то тёмная, как тучка на ясном небе. — Ты чего? — посмеялась я. Так хмурится, что аж до нелепого. — Вика была глубоко несчастной девушкой, которой мы с тобой причинили вред. Она покончила с собой не из вредности. — А для чего тогда? — Ни для чего. Такой глупый ответ, что я не сдержала ещё один смешок. Слава забавная, милая, прикольная. — Мир вокруг тебя не крутится, — сердито сказала она. Иди нахуй. Ой, откуда это взялось… — Крутится. Всё в этом городе вокруг нас с тобой строится. Слава сделала маленький шажочек назад. Некрасиво ссутулилась, нервно потёрла руки, не отрывая от меня пронзительный злой взгляд. Слава, Славочка, ты чего… Птички подлетали к ней, хватали в клювики её пряди и поднимали в воздух, словно хотели, чтобы она полетела с ними. — Ты это серьёзно сейчас? — угнетённо бормотала она. Дурочка! — Конечно. Я избранная, а ты, как часть меня, тоже. — Часть? — идиотка! — Мы же одно целое с тобой. — Ты что несёшь? — блядь! — А ты что мне хамишь? Ой. Я случайно. Птички отлетели от Славы, испугавшись того, как радикально она выпрямила спину и сжала руки в кулаки. — Вот знаешь… — холодное пламя её глаз, скрип её острого голоса из другого, неправильного, кривого мира. — Знаешь, Юнира, я всю жизнь думала, что ты так ведёшь себя со мной потому, что запуталась в себе. Но сейчас мне всё больше кажется, что ты просто не видишь во мне человека. Дурочка… — Так ты куколка. А я — таракан. — Прекрати, пожалуйста, — птицы были громче, даже пыль ложилась на землю громче, но почему-то я всё равно слышала её голос, - мне не хочется слушать это сейчас. И… и не думай, что я простила тебя за вчерашнее… За поцелуй с Ваней. Идиотка… — Я сделала это для баллов, глупышка, — зачем я оправдываюсь? — Это не измена. — Вопрос в уважении. Чего? Слава резко перестала злиться, выражение её лица теперь стало таким странным, что я совсем не могла распознать, какие эмоции оно отражает. — Я поняла, ты… Ты и ненавидишь, и любишь только себя. Других для тебя нет. Дура. — Слава… — Я готова была мириться с этим, но… но не сейчас. Идиотка. — Слава. — Я очень тебя люблю, но видеть сейчас не могу. Приди в себя, пожалуйста… И побудь где-нибудь подальше от меня. Блядь. Блять… — Слава, пожалуйста... — Пока, Юнира. Зайди за вещами, когда меня не будет дома. Завтра во время пар, например. — Слава, нет. Нет, пожалуйста… Слава, я умру без тебя. — Юнира, до… — Я умру. Я правда умру. Ещё один шаг назад. Бабочки садились на мои веки, заставляя плакать. — До свидания, Юнона. Прелестные её глазки, шелковистые её волосы. Я смотрела на её спину, на её хромую ножку, на её исцарапанные икры. На то, как солнышко идёт за ней по пятам, покидая меня. — Иди нахуй! Она обернулась лишь на долю секунды. — Слава, иди нахуй!!! Она не оборачивалась. Скрывалась в листве. — Слава!!! Слава!!! Я размахивала кулаками и топала ногами по мёртвому асфальту, как взбешенный избалованный ребёнок. Я орала так, словно меня заживо сжигали. — Слава!!! Слава!!! Слава уже давно удалилась из поля зрения. Прохожие-марионетки смотрели на меня, как на сумасшедшую. Я вспомнила детские годы. Я вспомнила, как только-только стала понимать, что отличаюсь от других, и только Слава тогда спасала меня от людской ненависти. Слава, Слава. Ноги подкосились, и я съехала на землю. Руки путались в волосах, хватались за гудящую голову. Бабочки хоботками сосали слёзы, беспрестанно льющееся но щекам. Слава, Слава… Го-ри-сла-ва… Я закрывала рот, изрыгавший всхлипы и вой. Я била себя по ногам, чтобы как-то унять агонию. — Девушка, вам… Костная структура менялась, жир мигрировал по телу. Подошедший мужик испугался, защемился и тут же убежал от меня. Другие просто смотрели на мою истерику, как на труп Вики. А я визжал, орал, выдирал целые пряди. «Это тот, который тело меняет?», «Ой, мамочки», «Может, скорую вызовем?», «Из-за мальчика, наверное», «Молодо-зелено». Нет, это всё девочки-волшебницы. Вот как они решили проучить меня, вот как они забрали у меня самое ценное. Они убили меня, украв часть меня. Самую важную, главную часть. Лучшую… Оперевшись о скамейку, я кое-как встал на ноги. Толпа, окружившая меня, синхронно издала звуки. Поправил одежду. Размазал сопли по лицу. Хныкая, плача, скуля, умирая, я пошёл к Лалалу.