Деконструкция

Вокруг кружилась темнота, или Чуя сам кружился во тьме, переворачиваясь в пространстве, болтаясь из стороны в сторону подобно кукле, пусть и в реальности продолжал неподвижно лежать на месте, кутаясь в одеяло. К горлу подкатывала тошнота, голова неприятно пульсировала. Ему хотелось из последних сил урвать остатки сна, потому что уже на подсознательном уровне он понимал, что дальше будет хуже. Так и случилось. Стоило Чуе открыть глаза, как вся тяжесть прошлого вечера обрушилась на него невыносимым похмельем. Хотелось пить, спать, сдохнуть; он даже не знал, что лучше, но тело было в отвратительном состоянии, и исчезнуть прямо сейчас было бы идеальным вариантом. Оглянувшись по сторонам, он не сразу понял, где находится. В комнате все еще висел сумрак, отчего очертания предметов казались более незнакомыми: шкаф, окно, через полоску в занавеске проглядывало серо-синее небо, ковер на полу и большая двуспальная кровать, на которой лежал он сам. Воспоминания потихоньку начинали возвращаться. Постанывая, Чуя перевернулся на бок, сразу же упираясь в чужое тело. Дазай? Тот зарылся головой в подушку, и было видно лишь вздымающиеся во сне плечи. Пододвинувшись ближе, Чуя уткнулся в его спину, хватаясь пальцами за ночную рубашку и в следующее мгновение осознавая, что перед ним не Дазай. Совсем другой запах, совсем другое ощущение чужой близости, совсем другой человек. Внезапно вчерашний вечер вспышкой пронесся в голове, напоминая о произошедшем. И чем сильнее перед ним раскрывалась картина, тем сильнее ему хотелось провалиться сквозь землю. Алкогольное наваждение ушло, и теперь осталась только неловкость от осознания себя полуголого в чужой постели и того, что этому предшествовало. И где, черт возьми, Дазай? Некоторое время Чуя лежал, не двигаясь. Он не помнил, как оказался здесь – все растворилось в ворохе обрывочных сцен. Но даже это уже было неважно. Сейчас главное – собрать себя и понять, сколько времени. Телефон. Оглянувшись по сторонам, он начал пробегаться взглядом по каждой части комнаты: прикроватный столик, чуть поодаль стоящий комод – нигде его не было. Порывшись вокруг, Чуя наконец наткнулся рукой на лежащий в ворохе одеял смартфон и, поднеся его к глазам, увидел, что на часах был уже десятый час утра. Блять. Он проспал. Совсем. Теперь торопиться не было смысла, всё важное прошло без него. Вместо этого Чуя начал в спешке перебирать в голове занятия, домашние задания и тесты, которые могли быть сегодня. К счастью, ничего важного. Только презентация по практическому французскому, но благодаря хорошей посещаемости и сдаче прошлых работ вовремя у него будет шанс договориться с сенсеем и выступить позже. Не критично. От этой мысли стало легче, и он выдохнул, решив, что пропустит сегодня занятия, а уже вечером пойдёт на работу. У него, как обычно, была смена в архиве. Всё не так уж и плохо. Успокойся. Он снова повернул голову вбок, смотря на спящего рядом Достоевского. В голове всё ещё не укладывалось, как так вышло, что он всю ночь спал в постели с другим парнем, а до этого занимался с ним же сексом. Дважды. Или трижды. Он уже плохо помнил, во что это в конце концов превратилось, но ему было хорошо. И в этом всём было столько животной необузданности, что впервые в своей жизни он смог ощутить себя настолько живым. Чуя снова взглянул на Фёдора и, протянув руку, убрал в сторону одеяло, а потом коснулся пальцами чужой щеки. Во сне он выглядел таким умиротворённым, беззащитным, что сердце в груди протяжно вздрагивало. Никогда раньше ему не удавалось увидеть Фёдора таким. Обычно тот источал непоколебимую уверенность, внутреннюю силу, а сейчас лежал абсолютно беззащитным и открытым перед ним. Это очаровывало. Очень сильно. Чуя не знал, куда всё это заведёт, но он привык быть серьёзным в своих чувствах, и раз они втроём действительно решили начать столь пока непонятный формат отношений, то он был готов отдать себя им целиком и полностью. Пока Фёдор не вызывал того же, что вызывал Дазай. Они слишком мало были знакомы, всё чересчур быстро завертелось, но Чуя вполне мог представить, что спустя время сможет полюбить его так же сильно, как Осаму, и они смогут создать всё то же самое, но втроём. Ему хотелось полежать подольше, но безумно мучила жажда, и было бы неплохо принять душ. Поэтому, в последний раз уткнувшись лбом в плечо Фёдора, Чуя поднялся, сразу же ощущая резкую боль в висках и то, как усилилась тошнота. Комната заходила ходуном. Придя немного в себя, он увидел свисающую на спинке кресла рубашку и, накинув её себе на плечи, медленным шагом двинулся на кухню. Прикрыв глаза, он вышел из спальни и, пройдя по небольшому коридору, вошёл в нужное помещение, где тут же столкнулся с Дазаем. Он сидел на столе в расстёгнутом, судя по всему, принадлежащем Достоевскому халате и медленно курил, стряхивая пепел в стоящую перед ним чашку. Его глаза смотрели в никуда, и он настолько был погружён в свои мысли, что даже не заметил, что больше тут не один. – Опа, ты что тут делаешь? – удивлённо спросил Чуя, только потом понимая, насколько глупо прозвучал его вопрос. – Где мне ещё быть? – усмехнулся Дазай, делая затяжку. – И правда. Подойдя к раковине, Чуя взял чистый стакан и, наполнив его холодной водой, жадно выпил. А потом ещё один. Но сколько бы жидкости он в себя ни вливал – всё было бесполезно. Дурацкий организм мстил ему за веселье накануне. Дазай тем временем продолжал внимательно на него смотреть, будто желая спросить. – Пиздец, мне кажется, я сейчас сдохну, – простонал Чуя, садясь на стул напротив. – Мне нельзя столько крепкого за раз. – Судя по твоему поведению, тебе вообще лучше не пить. – А это что ещё за предъявы? – ощетинился Чуя, хотя по взгляду Дазая понимал, что тот шутил. – Ты себя тоже вёл не самым лучшим образом. – Ну, я хотя бы всё помню. А ты, видимо, нет, раз решился спорить со мной об этом, – сузил он глаза. Блять, неужели я всё же сотворил вчера что-то стрёмное. – Давай подробнее. Дазай присвистнул, пододвигаясь ближе. – Уверен, что хочешь знать? – Ты так нагоняешь жути, что уже не уверен. – Вот и я тоже думаю, – ухмыльнулся Дазай, туша сигарету. Ему тоже чертовски хотелось курить. И желательно поесть. Но сначала надо бы сходить в душ, чтобы привести себя в порядок, потому что во рту было отвратительное ощущение. Когда уже закончится этот мерзкий сушняк. – Я пойду умоюсь, а потом мы с тобой договорим, – и, склонившись, ткнул Дазая в грудь. Тот в ответ ухватил за край рубашки, притягивая к себе, внимательно вглядываясь в глаза, будто желая поцеловать. Не "будто", а действительно хотел. Его корпус наклонился вперёд, губы находились всего в нескольких сантиметрах, и нужно было лишь податься вперёд, но в последний момент Чуя увернулся и, вырвавшись, быстро ускользнул в душ. Нет, целоваться до чистки зубов он точно не будет. Осталось только понять, как их вообще можно будет почистить. Ванная комната у Фёдора больше среднестатистической токийской. Его квартира в целом была довольно просторной, и Чуя с трудом мог представить, сколько здесь стоила аренда. Зайдя в выложенное чёрным кафелем помещение, он закрыл дверь на защёлку, сразу же стянул с себя рубашку с боксерами и, встав в ванную и предварительно задёрнув шторку, включил душ. Вода полилась сверху, смачивая волосы и приятно охлаждая кожу. Зажмурившись, Чуя подставил лицо под струи воды. Сразу стало легче, и голова пульсировала не так сильно. Немного постояв так, он принялся мыться, распределяя гель в ладонях, а потом, как можно тщательнее почистил зубы пастой, которую выдавил на пальцы. Так было лучше, чем ничего. Выключив душ, он выбрался из ванны и, растерянно глянув на висящие рядком полотенца, в итоге решил взять одно, чтобы протереть тело и волосы. После душа действительно стало получше. Тело перестало быть настолько тяжёлым, а во рту исчез отвратительный привкус. Собрав волосы в неаккуратный хвост, Чуя глянул на себя в зеркало. Мда, херово выглядишь. Сказывалась не только вчерашняя попойка, но и уже хронический недосып, отчего под глазами чётко виднелись огромные синяки, а кожа приобрела нездоровый, более бледный оттенок. Но выспишься ты, видимо, в следующей жизни. Внезапно в дверь с другой стороны постучали, отчего Чуя от неожиданности вздрогнул. Любые звуки казались сейчас безумно громкими. – Чуя, ты там? – услышал он голос Фёдора. – Открой, я принёс вещи. Поспешно обмотавшись полотенцем, он открыл дверь и сразу же встретился взглядом с Достоевским, который держал в руке сложенную одежду. – Доброе утро. Я услышал, что ты пошёл в душ, и решил, что тебе будет приятно переодеться в свежее, – он протянул ему стопку. – Там рубашка, штаны, будут великоваты, но для дома сойдёт. А грязную сложи в корзину, я сейчас запущу машинку. – Спасибо, – и в момент, когда он забирал одежду, полотенце предательски соскользнуло, оголяя его плечо и грудь. Скорее рефлекторно, Чуя дёрнулся, поправляя его и ловя на себе насмешливо-облапывающий взгляд Фёдора. И правда, чего он там не видел. – Тогда одевайся и приходи на завтрак. Долго ждать не будем, – игриво проговорил он, всё ещё плотоядно разглядывая. – Окей, я скоро, – быстро ответив, Чуя закрыл за Достоевским дверь и принялся одеваться. Чёрная шёлковая рубашка правда была великовата, а вот пижамные штаны благодаря резинке сели хорошо, пусть их и пришлось закатать снизу. Застегнув пуговицы, он снова глянул на себя в зеркало. Чужая одежда пахла чем-то новым, незнакомым, точнее знакомым, но всё ещё непривычным. Именно так пах Фёдор. И это впечаталось ему в память, когда вчера утыкался ему в шею, целуя... От воспоминаний по телу пробежали мурашки, а в паху затянуло. Чуя никогда не думал, что он сможет получить столь сильное удовольствие от секса втроём, от отношений втроём. Не желая больше задерживаться, Чуя сложил на стиральную машинку свою одежду и вышел из ванной комнаты. На кухне раздавались голоса и слышался звук шкворчащего масла. Пахло жареными яйцами, свежесмолотым кофе и разогретым в тостере хлебом. Зайдя, он увидел забравшегося с ногами на стул Дазая, который активно размахивал палочками для еды и попутно разговаривал с Фёдором. – Мы уж думали, ты утонул, – усмехнулся Дазай. – Садись, всё уже готово. Европейский завтрак! – Сам готовил? – хмыкнул Чуя, выбирая место напротив и бросая взгляд на полную тарелку. – Ну, тут ничего не подгорело, – взяв палочками кусочек яйца, Осаму принялся внимательно его рассматривать. – Значит, не сам. Дожарив ещё одну порцию, Фёдор разложил всё на столе и уселся на свободное место. – Ты сегодня не пошёл на работу? – спросил он Чую. – Работа вечером, а вот учёбу – да, проспал. – Чувствую, у твоих однокурсников будет удар, – Осаму направил в рот очередную порцию жареного яйца. – Сам Накахара не пришел на учебу. Невероятно! – Завали, Дазай. Можешь считать меня нёрдом сколько угодно, но учебу я иногда прогуливаю, не удивляйся. – А, да, чтобы пойти на другие занятия или лекции. Какой ты, однако, опасный нарушитель. – Зря ты язвишь, тебе как раз не помешало бы появляться там почаще. Дазай лишь отмахнулся. – Я всё сдал, долгов нет, считай, свободен. – И теперь, значит, можно снова не ходить? – приподнял брови Чуя. – Смотри, исключат же. – А кто сказал, что я этого не хочу? Повисла тишина. Чуя давно знал, что Дазаю не нравилось в университете и его пребывание там сводилось к повинности, которая позволяла им быть вместе. И что долго подобное не продлится. Но больше его беспокоило нежелание Дазая быть вообще где-либо, его постоянный порыв бежать с места на место, отчего в подсознании всегда неприятно царапала мысль, что и рядом с ним он не задержится. – Чуя, и во сколько тебе точно на работу? – внезапно голос Фёдора вырвал его из раздумий. – У меня вечерняя смена. Где-то к пяти пойду. – Может, останетесь, посидим, посмотрим фильм? – А что за фильм? – глаза Дазая загорелись огнём. – Я давно хочу посмотреть одну картину. Знаете Ларса фон Триера? Дазай кивнул. – Это он у нас по фильмам, – махнул Чуя рукой на Осаму. – Я в этом не особо шарю. Но посмотреть не против. – Слышал про «Догвиль», «Танцующую в темноте», но пока ничего не смотрел. – Я хотел бы предложить «Меланхолию». Про конец света, смертность, всё метафоричное, красивое. – Я за, – с готовностью ответил Дазай. – Чуя? Он пожал плечами. – Давайте. – Ну, вот и славно, – довольно заключил Фёдор и отпил из своей чашки свежеприготовленный кофе. Покончив с завтраком, они переместились в спальню, где на стене висел еще один телевизор. Комната была наполнена мягким утренним светом, просачивающимся сквозь полупрозрачную тюль. Да, теперь шторы были полностью раздвинуты, отчего комната ощущалась совсем иной. Достав из шкафа дополнительные подушки, Фёдор кинул их на кровать, после чего они втроём уселись, тесно прижавшись боками к друг другу, и включили фильм. «Меланхолия» Триера оказалась тягучей и медленной, в начале происходило всё, кроме конца света. Зато на сценах слоу-мо громко играла музыка Вагнера, которая каждой своей нотой заставляла в теле что-то вздрагивать. Это был абсолютно нетипичный фильм катастрофа, который сводился скорее к катастрофе человеческой души. И, глядя, как две героини по-разному реагируют на произошедшее, Чуя не мог отделаться от мысли, как бы его в целом устойчивая психика реагировала на непредвиденную ситуацию. Сейчас ему хотелось сказать – он возьмёт себя в руки. Но одна из героинь фильма тоже так считала, а в итоге всё происходящее сломало её еще сильнее. Переведя взгляд, Чуя увидел Дазая, который внимательно впивался взглядом в происходящее, нервно теребя пальцами край надетого халата. Он был встревожен, обеспокоен, Чуя чувствовал это при одном взгляде на него. Но точно ли из-за фильма? В этом были большие сомнения. Когда финал озарился вспышкой, а потом погрузился в тьму и по экрану побежали титры, Фёдор сказал: – Мне нравится, как Триер осветил человеческий страх. Страх смерти. Но не смерти души, а смерти тела. Люди такие слабые, когда дело касается их физической оболочки. – Что понятно, она же уязвима, – рационально заметил Чуя. – Наша ахиллесова пята, – насмешливо сказал он. – Как ни прокачивай душу, тело остаётся всего лишь телом, и о нём нужно заботиться. – И каким же образом? – ухмыльнулся Дазай. От его вдумчивости и встревоженности не осталось и следа, он снова вёл себя как обычно. – Разными. Но тем самым тоже, я имею в виду то, о чём ты подумал. После этого Фёдор убавил звук и включил фоном передачу про древний мир, но по сути каждый из них занялся своим делом. Чуя хотел продолжить делать пометки в «О грамматологии» и, раскрыв свой изрядно потрёпанный экземпляр, продолжил читать, временами останавливаясь и помечая важные моменты. Времени оставалось совсем мало, уже через неделю ему снова нужно будет увидеться с сенсеем и предоставить результат работы, а из-за всей этой кутерьмы он вообще выпал из привычной для себя рутины. Дазай тоже что-то писал, временами переговариваясь со склонившимся над исследованиями Ямаситой Такуми Фёдором. – Действительно полезное что-то пишет? – Относительно, – хмыкнул Фёдор, переворачивая страницу. – Довольно плотное, глубокое исследование, но я ощущаю сильный субъективизм. Некоторые просто не могут в нужный момент отключить эмоции. – Это сложно, когда занимаешься тем, что нравится, – задумчиво протянул Дазай. – Ну, с научкой такое не работает. – Разве? – К любой научной деятельности лучше приступать с холодной головой, – пояснил Фёдор. – Чувства лучше оставить для другого. – Для такого? – и Дазай неожиданно склонился над читающим рядом Чуей и мягко коснулся губами его шеи. От неожиданности он вздрогнул. – Ты чего? – Выбираю чувства, – улыбнулся в ответ Осаму, внимательно всматриваясь в его глаза. Оказавшись еще ближе, он по-кошачьи потерся о Чую, издавая характерные звуки, тем самым заставляя того улыбнуться. Это всегда было мило. Даже очень. Скользнув по шее, потом по щеке, Дазай прижался к губам Чуи, глубоко целуя, мягко лаская его языком и тихо постанывая. Уже только от подобного по телу пробежали мурашки, оседая тяжестью в паху. Прижав его к себе теснее, Чуя начал отвечать резко, быстро, желая вот прямо сейчас толкнуть Дазая на спину и вытрахать до остановки пульса. Черт, какой же ты… И словно в подтверждение его мыслей, Дазай остановился, кусая Чую в шею, после чего спускаясь ниже, начиная расстегивать чужие джинсы, а потом, когда освободил уже вставшую плоть, провел по ней рукой и обхватил губами. Чуя тихо застонал, сжимая в ладонях лежащий под ним плед. Дазай делал это так чувственно и размеренно, что заставлял теряться в собственных ощущениях. Внезапно его волос коснулись пальцы. Открыв глаза, он встретился взглядом с Фёдором, который тоже склонился к нему и теперь смотрел, улыбаясь, теребя локоны. Чуя облизнул пересохшие губы и сам подался вперед, целуя, заставляя Достоевского выгнуться, чтобы только не разрывать контакт. От движений Дазая он не мог сосредоточиться и в итоге отдался во власть Фёдора, позволяя тому вести, лаская, покусывая, забираясь ладонями под уже и без того расстегнутую рубашку. – Чуя, сейчас сознание потеряешь, – услышал он голос Дазая. Тот внезапно замер, отдаляясь, но всё ещё продолжал сжимать пальцами его член. Ему хотелось ответить что-то дерзкое, чтобы тот не расслабился, но Фёдор всё не выпускал его губы из своих, каждый раз возвращаясь к методичным ласкам языком, слишком возбуждающим и резким. – Действительно, сейчас упадёшь… – Боже, Дазай… – всё же выдохнул он, когда Достоевский позволил ему отдалиться. – Почему ты так много болтаешь? – И правда, почему, – и он снова сжал член Чуи у основания, заставляя тяжело задышать. Взяв его руку в свою, Фёдор поднёс к губам, мягко целуя запястье, а потом перекладывая её себе на пах. Сквозь ткань домашних штанов Чуя ощутил затвердевшую плоть. Приподнявшись, Фёдор приспустил их, позволяя Чуе начать ласкать его рукой, медленно проводя от основания и до головки, после чего возвращаясь обратно. Услышав довольный стон, он продолжил, внезапно снова ощущая язык Дазая на своём члене. И всё было так сильно, резко, невероятно, что он не мог взять себя в руки и попробовать сделать всё правильно и как нужно, поэтому был благодарен, когда ладонь Фёдора легла на его собственную, помогая двигать так, чтобы это приносило наибольшее удовольствие. Он не заметил, как его накрыла волна удовольствия, и он кончил, выгибаясь и чувствуя, как Дазай брал его всё глубже, позволяя свободно толкаться в горло. Фёдор тем временем ускорил движения, сжимая ладонь Чуи сильнее, и спустя пару мгновений последовал за ним, что подтвердил его гортанный стон и влажность под пальцами. – Не хочу никуда уходить, – только и смог выговорить Чуя. Дазай прижался к его колену, мягко целуя в бедро. – Не хочу, чтобы ты уходил. – Я бы сказал, что не хочу, чтобы вы уходили, но тогда это будет звучать совсем нелепо, – добавил Фёдор, запуская свои пальцы в лежавшие на его коленях рыжие волосы. Чуя рассмеялся. – Да, так будет ту мач приторно. – Ну, что плохого в романтике, – и подтянувшись ближе, Дазай потерся по-кошачьи своим затылком о Чую. До работы оставалось совсем немного времени, поэтому, повалявшись на кровати, ласкаясь и целуясь поочерёдно с ними двумя, Чуя начал собираться. Из-за излишней сырости в квартире его одежда не успела высохнуть, и в итоге Фёдор дал ему свой свитер, рубашку и носки. Всё было большим, особенно штаны, которые, хоть и были не совсем длинными, всё ещё неплотно сидели в районе талии. — Какой же ты маленький, Чуя, — протянул Дазай тоже переодеваясь. — Заткнись, — беззлобно кинул он в ответ, принимая из рук Фёдора ремень. С ним всё сидело более-менее нормально. — Думаю, я прям так и пойду, иначе не успею на смену. — Надеюсь, там оценят твой лук. — Разве что тот охранник, — усмехнулся он. — Дазай, ты как, домой? — Думаю, да, нужно подготовиться к завтрашнему дню, — и, потянувшись, он начал убирать свои вещи в сумку. Фёдор проводил их до двери и, перед тем как они вышли из квартиры, мягко поцеловал каждого из них в губы, заставляя Чую на мгновение растеряться. Подобные жесты всё ещё казались ему странными, но он обещал сам себе, что начнёт к ним привыкать. Шаг за шагом. — До встречи, — улыбнулся им Фёдор. — Вечером спишемся. Когда они спустились, на улице уже начало темнеть. Дазай шёл немного впереди, засунув руки в карманы и идя чуть быстрее обычного. Ускорив шаг, Чуя волнительно смотрел ему в спину, определённо ощущая, что что-то случилось. За время, пока они встречались, он научился безошибочно считывать состояния Осаму, и, как бы тот ни пытался это скрыть, глупо улыбаясь, по-дурацки шутя и придуриваясь, Чуя видел его насквозь. И даже сейчас, когда всё вроде бы было нормально, он на подсознательном уровне ощущал некую ненормальность. Сделав несколько больших шагов, Чуя нагнал и, схватив пальцами за рукав его пальто, потянул на себя. — Эй, ты куда так спешишь? — как можно мягче проговорил он. — Помедленнее. Дазай действительно сбавил темп. — Я думал, ты опаздываешь. — Да не особо, — пожал плечами Чуя. — Мне кажется, у тебя что-то случилось. Не хочешь поговорить? — Не хочу. Ага, значит что-то случилось. — Я же чувствую твоё напряжение. Так что, можешь не строить клоуна хотя бы передо мной. Внезапно Дазай остановился, внимательно смотря на Чую. Его взгляд был тяжёлый, загнанный, уставший. Сделав шаг вперёд, Дазай в миг оказался перед и, предварительно оглянувшись по сторонам, наклонился и поцеловал — глубоко, нежно, совсем сладко. От неожиданности Чуя растерялся. Они редко проявляли чувства на публике, особенно посреди оживлённого города. Но Дазая сейчас это не волновало. Он продолжал целовать аккуратно, без напора, крепко обхватив Чую за талию, отчего тому приходилось привстать на носочки. Всё же Дазай невозможно быстро вытянулся за последнее время. Но, несмотря на окутывающую со всех сторон нежность, Чуя испытывал беспокойство, и ещё сильнее его волновало то, что Дазай, скорее всего, не собирался с ним об этом говорить. Отстранившись, Дазай мягко провёл рукой по его щеке. — Давай разойдёмся здесь, я хотел зайти в 7-Eleven. Дома ни черта нет на ужин. Чуя понимающе кивнул. Если он хочет сам пойти в кампус, то ему нужно будет свернуть на этой улице. — Напишешь мне? — Конечно, — улыбнулся ему Дазай и, развернувшись, пошёл прочь, оставляя Чую смотреть ему вслед, всё ещё толком не понимающего, что происходит.