
Пэйринг и персонажи
Метки
Описание
В сущности, подумал он, этот страстный и опрометчивый обмен идеями не так уж далек от любви. Если ты уже решил быть свободных от любых рамок, то действуй до конца. И это касается всего - мысли, тела и чувства.
Дарк академия!AU. Дазай и Чуя, находясь в отношениях, поступают в университет, где знакомятся с Фёдором, после чего каждый из них встречается с темной стороной себя.
Часть 6
08 июля 2024, 03:06
Чуя давно так много не целовался, как в ту ночь, когда было принято безмолвное решение поменять тип отношений между ними тремя. Произошедшее они не обсуждали. Всё стало понятно без слов. При всей их любви к разговорам, впервые они отдали
предпочтение невербальному, языку тел и ласк, что передавало намного больше смыслов, чем тогда могла сделать речь.
Касания Фёдора ощущались совсем иначе, и как бы Чуя ни пытался не сравнивать – не выходило. Их совместное прошлое с Дазаем слишком плотно вошло в его суть, отчего первое интимное взаимодействие с кем-то другим против воли накладывалось на воспоминания. Но происходящее сейчас действительно сильно отличалось. Во всех своих движениях Фёдор стремился проявить власть, абсолютно лишая возможности вести. С непривычки Чуя не соглашался, стремясь проявить привычную инициативу, но в один момент перестал и попробовал просто расслабиться, отдаваясь чужой
воле и позволяя делать с собой всё. Но Фёдор действовал осторожно, и это его тоже сильно отличало от Дазая. Он не забирал так резко, несдержанно, а действовал аккуратно, словно боясь ненароком напугать, стараясь считывать любую эмоцию и движение, исходящие от партнёра.
Особенно Чуя заметил это, когда Фёдор поцеловал Дазая. Никогда он не видел последнего в таком замешательстве. Скорее всего, Дазай не рассчитывал на такой исход, надеясь сегодня ограничиться лишь зрительским местом, но стоило Фёдору отойти от Чуи, как он уткнулся носом в шею Осаму и мягко накрыл его губы своими. Совсем мягко, осторожно. Даже будто более осторожно, чем это происходило между ними. Чуя смотрел на происходящее и пытался сквозь дымку опьянения осознать,
что именно он чувствовал, а чувствовал он много. В первую очередь, нечто необычное. Дазай выглядел немного растерянным, но, осознав происходящее, быстро
взял себя в руки, начиная отвечать своей привычной несдержанностью. При виде этого на Чую обрушивалась волна тягучего возбуждения. Ему нравилось, очень нравилось.
После первых поцелуев, они втроём перебрались на кровать и там, разложившись на ней, продолжили неспешно ласкать друг друга, каждый раз находясь на грани. Чуя хорошо считывал желание Фёдора зайти дальше, что ощущалось в его требовательных касаниях, когда он во время очередных поцелуев забирался ладонями под его рубашку, мягко проводя по коже живота, груди и намереваясь спуститься ниже, словно ожидая разрешения, и, не получая его, сразу переставал.
Тогда они разошлись под утро, и в запасе у Чуи было всего лишь пару часов беспокойного сна, но даже находясь в таком нересурсном состоянии, он нисколько не жалел. Произошедшее насытило его эмоциями, и, несмотря на физическую усталость, его самочувствие было в разы лучше, чем пару дней назад, когда он имел возможность проспать всю ночь у себя дома.
Весь следующий день они с Фёдором и Дазаем не виделись, да и сам Чуя сначала отсиживал лекции, потом спешно доделывал домашнюю работу, бежал на семинар, а после него уже на смену в архив, где оставался допоздна. В их общий чат он зашёл только в десятом часу, когда вышел из кампуса. По написанным сообщениям Чуя узнал, что Фёдор встречался со своим научным руководителем, после чего сидел в библиотеке, дописывая выпускную работу, а Дазай до вечера проспал у себя в комнате. Читая их переписку, он невольно улыбался. Там не было ничего важного, банальные глупости, но от них становилось до странного тепло. Например, Дазай жаловался, что дома совсем нет еды и ему нужно выходить в магазин, за что Фёдор его по-доброму подкалывал, после чего сказал, чтобы тот через двадцать минут получил доставку. Дазай сначала показательно возмутился, а потом отправил эмодзи сердечка.
Сообщив им, что вернулся домой, Чуя скинул с себя одежду, умылся и, добравшись до постели, отрубился до утра.
И потом всё повторилось вновь.
Новый день был настолько загруженным, что он не мог ни о чём думать, кроме как выполнить все свои обязанности. Ему приходилось разрываться между множеством дел и задач, стараясь успеть всё в срок. В редкие минуты свободного времени он не отдыхал, а повторял лекции, чтобы быть готовым к предстоящим тестам.
Выдохнуть получилось лишь ближе к вечеру, когда Чуя вновь отрабатывал смену в архиве. Откинувшись на спинку стула, он взял в руки телефон и открыл мессенджер. В чате на удивление было полное молчание. Подобное его настораживало. Вероятнее всего, Фёдор снова был на учёбе, Дазай, может, тоже или ещё где, но в любом случае в этом не было ничего необычного. Возможно, он просто привык к их постоянному общению за последнее время, отчего тишина заставляла немного волноваться.
Когда он перебрал очередную стопку личных дел, Чуя снова откинулся на спинку стула. Часы показывали восьмой час, и он вполне мог постепенно завершать работу. Сегодня ещё нужно было зайти в магазин, купить что-нибудь из еды, потому что на ужин у него было целое ничего. Убрав папки на полку и прибравшись на рабочем месте, он начал неспешно складывать вещи в рюкзак, когда внезапно в дверь постучали. Сначала аккуратно – один раз, потом более требовательно – ещё раз.
Кого там ещё принесло, – раздражённо подумал Чуя, направляясь к двери.
Обычно в такое время все преподаватели расходились, и он вообще не представлял, кто его мог сейчас побеспокоить. Провернув ключ, он недолго думая распахнул дверь и увидел тех, кого меньше всего ожидал здесь увидеть – Дазая и Достоевского.
– А вы что тут делаете?! – искренне удивился он.
– Решили тебя навестить, – улыбнулся Дазай, проходя внутрь кабинета. – Или ты против?
Фёдор тоже последовал за ним, внимательно оглядываясь по сторонам.
– Да нет, я всё равно собирался уходить.
– Вот поэтому мы и тут, чтобы тебя перехватить, – и Дазай уселся на стол, прямо поверх всё ещё лежавших там личных дел.
– На самом деле, не только, – добавил Фёдор. – У меня есть одна небольшая просьба. Сможешь помочь?
– Смотря в чём, – осторожно ответил Чуя.
– Ты же знаешь, что я пишу сейчас выпускную работу по Кьеркегору, по его «Страху и трепету», «Болезни к смерти» и другим текстам. Так вот, в пятидесятых годах прошлого века в университете работал Ямасита Такуми, который как раз исследовал Кьеркегора. Я прочитал многие его работы, но самые интересные недоступны в электронном варианте. Точнее, они вообще нигде не доступны, для их получения нужно писать заявление в архив и ждать два месяца, а столько времени у меня нет.
– И как я могу помочь?
– Нужная мне работа находится здесь, в соседнем кабинете, – глаза Фёдора блеснули опасным огнём. – И я бы хотел её одолжить.
Чуя понимал, к чему тот клонит, и это ему не нравилось. Его ключи подходили ко всем кабинетам на этаже, это было сделано специально, чтобы сотрудники могли свободно ходить между помещениями и без проблем открывать нужные двери. Но он не имел права заходить туда просто так и тем более отдавать ключи третьим лицам.
– Не спеши отказывать, – предугадал его мысли Фёдор. – Я прекрасно знаю, как это всё устроено. Никто книги не хватится, здесь Кьеркегором занимаюсь только я. Тем более через три дня я верну её на место. Просто одолжу.
– Даже если я скажу "да", не забывай – тут везде камеры.
– Я знаю, и поэтому мне снова понадобится твоя помощь.
– Нам нужно, чтобы ты отвлёк охранников, Чуя, – добавил Дазай, – а мы в этот момент возьмём книгу.
– Чего!? – теперь это звучало совсем плохо.
– Просто подойти к посту охраны и поболтай с ним пять минут, – объяснил Фёдор. – Я знаю, где лежит нужная мне книга, и мне понадобится всего пара минут.
– Ага, а если вас поймают?
– Ты сам знаешь, что здесь никого нет по вечерам. Даже если не отвлекать охранника, то он с малой вероятностью заметит вход в непонятный кабинет на отдалённом этаже, но лучше, да, перестраховаться.
Крыть Чуе было нечем.
– Хорошо. Только не подведите.
Идея всё ещё казалась рискованной, но если Фёдор действительно через пару дней всё вернёт, то никто ничего не должен заметить. Теперь главное – придерживаться их плана. Отдав Достоевскому с Дазаем ключи, Чуя пошёл вниз, где сидел следящий за камерами охранник. Он уже был здесь несколько раз и знал, что тот не особо внимательно смотрит за происходящим на экранах и не пересматривает записи, поэтому нужно было только отвлечь его, чтобы он точно не заметил, как из архива выносится книга.
Спустившись к посту охраны, Чуя постучался в металлическую дверь. В голове он держал заготовленный план диалога в надежде, что ему поверят.
– Чего? – из открывшейся двери на него смотрела косматая голова.
– Вечер добрый, я студент, но работаю в архиве, вчера потерял телефон и вот хотел узнать, не находили ли его? – врал Чуя. Выходило у него это плохо, но сейчас он пытался подключить все свои навыки и умения, чтобы выглядеть максимально естественно.
– Нет, – буркнул тот.
– А к кому я могу обратиться? Может, вы знаете имена тех, кто приходил после меня?
– Не знаю.
Блять, что с тобой будешь делать.
– Но ведь у вас есть возможность посмотреть, кто приходит после меня. Могли бы вы помочь? – настаивал Чуя.
– А ещё что мне сделать?
От подобного хамского ответа он опешил.
– Я просто хотел узнать...
– Повторяю, что мне ещё для тебя сделать?
– Ничё! Вообще-то это ваша работа, – не выдержал Чуя, буквально ощущая, как по телу расходится волна гнева.
– Слушай, парень, я не обязан тебе ничего давать, объяснять, помогать. Это вообще нихуя не мои обязанности. Я тебе не консультант.
– И правда, к кому я могу, блять, обратиться, если мне нужно узнать, кто последний выходил из кабинета? Наверное, к папе Римскому. Он это точно знает.
В кармане завибрировал телефон – значит, они закончили.
– Не ебу, гуляй, парень, – и охранник резко захлопнул дверь перед его носом.
Ну и иди нахуй. Всё равно успели.
Чуя быстрым шагом направился по длинному, тускло освещённому коридору в сторону заднего выхода из здания университета. Он чувствовал, как его сердце стучало быстрее от раздражения и негодования.
Выбежав на улицу, Чуя оглянулся – никого. Вокруг была лишь тьма. Медленным шагом он пошёл вдоль дорожки, слыша, как под подошвой скрипит гравий. Окна зданий вокруг горели светом, и сейчас, из-за отсутствия достаточного количества фонарей, они служили единственным источником освещения. Щёки холодил зимний воздух, и он неприятно поёжился, но больше от переживания, нежели от непогоды.
И где их носит?
По плану они давно должны были ждать его здесь, но их всё не было, и это заставляло волноваться. В голову сразу же лезли мысли, что их перехватил преподаватель или ключ не сработал, и они остались там. Пройдёт совсем немного времени, их найдут и...
Внезапно чьи-то руки обвили его талию, и некто притянул его к себе, шепча на ухо:
– Попался.
От неожиданности Чуя дернулся так сильно, что сбил подошедшего с ног и вместе с ним полетел назад, ударяясь о землю.
– Вы чего это? – услышал он голос Фёдора рядом.
Обернувшись, Чуя увидел, что лежал прямо на Дазае, который жалобно что-то стонал позади него.
– Придурки! – рявкнул он. – Я же испугался! И вообще думал, что вы там застряли.
– Это была его идея, – ответил Фёдор, подходя ближе и протягивая руку, помогая Чуе подняться. – Я не успел его остановить.
– Да его хуй остановишь. У него вечное шило в жопе.
– Какой же ты нервный, а, Чуя, – проворчал Дазай, тоже вставая с земли. – Я же пошутил.
– За такие шутки отрывают башку!
– А вот это не надо. Если бы я хотел, чтобы мне откусили голову, то встречался бы с самкой богомола, – и после этих слов получил болезненный тычок под рёбра. – Да блять, хватит меня бить.
– Если продолжишь, то уже серьёзно огребёшь.
– Прости, я правда думал, что будет забавно. Редко когда тебя можно увидеть испуганным, – улыбнулся Дазай.
Чуя лишь закатил глаза.
– У вас всё получилось?
– Ага, она у меня, – и Фёдор потряс свисающей через плечо сумкой. – Идём ко мне? Обмоем.
– Я хотел домой, мне надо готовиться, на завтра много дел и...
– Может, передумаешь? – голос Достоевского звучал низко, а его глаза внимательно смотрели на него. – Мы надолго тебя не задержим. Просто очень соскучились.
– Да, Чуя, пошли, – и Дазай обхватил его рукой за талию, утыкаясь прямо в шею.
Возможно, он опять делал ошибку, и завтра ему придётся сидеть на занятиях с больной головой, но сейчас он решил пойти на поводу у своего желания. Ведь Чуе правда хотелось пойти. При взгляде на Дазая с Достоевским в его груди отзывалось тянущее чувство тоски. Он соскучился, пусть и с момента последней встречи прошло меньше двух дней.
– Ладно, пойдём, – произнёс он, улыбнувшись.
Дазай ещё сильнее прижал его к себе, после чего только отпустил.
– Ура! Тогда идём. И нужно будет заскочить в магаз. Я безумно голоден.
В комнате был привычный полумрак, на столе стояла открытая бутылка виски, и звучали громкие, слишком громкие для глубокой ночи разговоры. Перед глазами у Дазая всё плыло. Образы и звуки смешивались, образуя причудливую мозаику. Голоса вокруг звучали то громче, то тише, но он всё ещё цеплялся за нить обсуждаемой темы, стараясь не упустить важные детали. Мягкое тепло алкоголя разливалось по телу, немного убаюкивая, но не давая полностью погрузиться в забытьё. Дазай сидел, оперевшись на локоть, и смотрел в пол, пытаясь сосредоточиться и удержаться в реальности.
– Я не считаю нужным заступаться за университет, – объяснял Фёдор, сжимая в руках почти опустевший бокал. – Неважно, сколько стипендий дали, насколько спонсировали моё образование. Это их прямая обязанность, с которой они справляются очень плохо. На моём потоке куча тех, кто выпускается в этом году, но не знает вообще ничего.
– Но раз они поступили, значит, на это были причины, – не унимался Чуя. – Они имеют полное право там учиться.
– По нынешним законам да, но в этом и проблема, что они позволяют брать в университеты безмозглых ублюдков.
Дазай не выдержал и рассмеялся. Каждый раз, когда видел искреннюю злость Фёдора, он чувствовал необъяснимую радость. Тот непонимающе посмотрел на него.
– Прости, но мне это очень понравилось, – пояснил Дазай, отпивая виски и медленно смакуя его на языке. – Вообще, я даже не знаю, кто из вас прав. С одной стороны, идея очистить университеты от тех, кто не желает учиться, хороша и соблазнительна. Но есть большой риск, что этим воспользуется руководство и под предлогом отбора просто будет продавать места или вообще брать меньше студентов, а сэкономленные деньги отправлять себе в карман.
– Вот я поэтому и говорю, что нужны радикальные изменения, – губы Фёдора растянулись в улыбке.
– И как ты это видишь? – уточнил Чуя.
– Много способов, но боюсь, ничего из этого тебе не понравится.
– И мне не понравится? – произнёс Дазай, пододвигаясь ближе и смотря ему прямо в глаза. Ему безумно хотелось его сейчас поцеловать. Это походило на наваждение.
Молниеносно считав чужое желание, Фёдор сам склонился ближе, касаясь своими губами его. Поцелуй был цепкий, похожий на укус, а зарывающиеся в волосы пальцы пробегались по самым чувствительным точкам. Приятной волной накатывало возбуждение.
Выдохнув, Дазай приоткрыл губы, позволяя целовать себя глубоко, мокро, прижимать к твёрдой спинке дивана. Чужие руки крепко обнимали, словно выдавливая воздух, и всё это было так странно, слишком сильно и чувственно, что он терялся и в какой-то момент подался назад, отдаляясь. Фёдор не стал удерживать, хотя в его взгляде сквозило разочарование.
– Хочу попить, – пьяно сказал Дазай, направляясь к противоположному концу комнаты, где на столе стоял графин с водой.
Быстро дыша, он глотал воздух, пытаясь отдышаться. Всё было очень странно. Налив себе стакан, он залпом выпил его. Но это не помогло, его всё ещё потряхивало от необъяснимого перенапряжения. Не придумав ничего лучше, Дазай сел прямо там, наблюдая за Фёдором с безопасного расстояния. Тот тем временем продолжал разговор с Чуей, который от выпитого стал более болтлив, чем обычно.
Если бы не алкоголь, Дазай смог бы всё осмыслить. Его реакция на Фёдора действительно была странной. Он настолько отличался от всех, с кем у него раньше были взаимоотношения, что Достоевский казался кем-то из другой реальности. Дазая тянуло к нему совсем по-иному, нежели к Чуе, но тянуло, и это пугало. Любое бесконтрольное влечение ему было неприятно, и он невольно держал дистанцию, каждый раз отдаляясь, когда Фёдор делал шаг навстречу.
Неожиданно Чуя резким движением выпил находящийся в его бокале виски и, поднявшись, пошёл по направлению к столу, где совершенно без колебаний уселся на него, зажигая сигарету. И от этой картины невозможно было отвести взгляд. Рыжие волосы растрепались, рубашка из-за духоты в помещении была расстёгнута на несколько пуговиц, а на бледной коже шеи поблескивала полоска чёрного чокера. Ещё эта сигарета, которую он курил нарочито слишком вальяжно, неспешно.
Дазай не заметил, как Фёдор поднялся с места, но вот он уже стоял рядом со столом, проводя рукой по телу Чуи, начиная от плеча и поднимаясь выше, касаясь шеи и рыжих локонов. Видимо, его тоже вело. Сильно вело. Ухмыльнувшись, Чуя сделал очередную затяжку и потушил сигарету прямо об столешницу.
– Накахара, ты знаешь, сколько стоит эта мебель? – пальцы Фёдора всё ещё цеплялись за его волосы, сжимая, обтягивая, любуясь. – Она очень старая и точно не предназначена для такого обращения.
– Разве не ты недавно говорил, насколько плохо материальное, что оно привязывает человека и не даёт почувствовать истинную свободу?
– Говорил, но это не значит, что стоит портить уже существующую красоту, – резко дёрнув Чую на себя, он разместился между его ног, плотно прижимаясь своим корпусом к его. – Но это не единственное, что здесь красиво, поэтому у тебя есть шанс искупить вину.
Глядя на них, Дазай замер в оцепенении, не в силах отвести взгляд. Все происходящее виделось будто со стороны. Сам себя он видел со стороны — сидящим на кресле, до побелевших костяшек сжимающим подлокотники, не имеющим возможности двинуться. Он множество раз представлял, как это будет, а с момента, когда они все решили для себя — даже еще более часто. Но когда все стало происходить вживую, то стало напоминать сюрреалистичный сон. Слишком странно, невероятно, будто невозможно взаправду. Мир вокруг казался размытым, словно границы реальности растаяли, уступив место чему-то неестественному и невообразимому. Дазай ощущал, как его разум борется с этим восприятием, пытаясь найти зацепку за что-то знакомое, реальное. Однако всё вокруг было таким чуждым, что он чувствовал себя неуместным в этом абсурдном спектакле. Будто всё происходящее не касалось его напрямую, а было лишь тенью, отражением далекого и неуловимого.
Чуя выгибался под ласками Фёдора, тяжело дыша, закусывая губу. Пусть весь его внешний вид считывался как уверенный и готовый, в блеске голубых глаз Дазай мог углядеть то же чувство растерянности. Он наблюдал такое и раньше, возможно, он единственный, кто способен настолько точно разобрать эмоции Чуи. Его страх, волнение, растерянность… Да, Чуя был растерян, напряжен, и при мысли, что это первый раз, когда он будет заниматься сексом с кем-то другим, не с ним, по телу Дазая бежала волна возбуждения. Она была настолько мощной, что накрыла его с головой, закладывая уши и рот, отчего даже при желании с его губ не смогло бы сорваться хоть одно слово. Но у подобного возбуждения была совсем иная природа, совсем другой вкус, такой горький, ядовитый, идущий рука об руку с невыносимой ревностью.
И эта ревность душила подобно удавке. Но если во время поцелуев она лишь любовно обтягивала шею, то сейчас она стягивала до боли, лишая возможности дышать. И всё это смешивалось с невыносимым желанием, которое, пробегая по телу, уходило вниз, где с тяжестью разливалась в паху, заставляя невольно тянуться к ширинке, но всё ещё не позволяя к себе прикоснуться. Мысли путались, каждая эмоция становилась острее и болезненнее. Дазай чувствовал, как ревность разъедает его изнутри, превращаясь в мучительную похоть. Этот коктейль чувств был почти невыносим, но он не мог остановиться, не мог унять этот внутренний пожар. Напряжение росло, и он понимал, что уже не может контролировать свои реакции, не может справиться с нахлынувшими эмоциями.
Тем временем Фёдор, шепча что-то Чуе на ухо, стянул с того штаны, нижнее бельё, после чего прижался ещё ближе, с жаром целуя. Такие знакомые, привычные сцены, но совсем с другого ракурса. А ещё Дазай не мог отделаться от мысли, насколько велика у них разница в росте и насколько Чуя ощущается маленьким рядом с Фёдором. Особенно сейчас. Он облизнул пересохшие губы, думая, что со стороны они выглядят примерно так же, и на мгновение позволил представить себя на месте Достоевского. Точнее, ему хотелось быть на его месте. Это было естественно, правильно, потому что Чуя принадлежал ему, но отчего-то он не сопротивлялся, не возражал, позволяя утянуть себя в водоворот абсолютно новых чувств, что переворачивали мир вокруг.
Выдавив смазку на пальцы, Фёдор медленно проник ими в чужое тело, заставляя Чую почти распластаться на столе. Послышались тихие стоны. Чуя едва заметно дрожал из-за неудобной позы, слишком много выпитого и, вероятно, совсем иной близости. Дазай цеплялся за чужие эмоции, смакуя их, пытаясь понять, уловить, что чувствовал сейчас Чуя, насколько ему было хорошо и лучше по сравнению с происходящим между ними ранее.
Ты же думаешь обо мне… Думаешь…
Неожиданно Фёдор отдалился, окидывая взглядом открывающуюся перед ним картину, не выдерживая и снова проводя руками по бокам Чуи, словно тоже не веря в происходящее. Никто из них не верил. Совсем.
Повисла звенящая тишина, но лишь на мгновение. Дазай старался уследить за каждым движением, но сцены происходящего будто выпадали, безвозвратно исчезая из памяти. Но вот он снова видит — лежащего, тяжело дышащего Чую и Фёдора, что, склонившись над ним, резким толчком погрузился в его тело. Раздался протяжный стон и шум шлепков. Кожа соприкасалась с кожей, они задвигались в едином ритме, и дышать стало совсем невыносимо. Всё внутри скручивало, требовало. Не выдерживая, Дазай потянулся к своей ширинке, позволяя себе наконец дотронуться до себя, но руки предательски тряслись. Его била мелкая дрожь, и даже самое простое движение было сейчас непосильным.
Он снова поднял глаза и сразу же столкнулся взглядом с Фёдором, что продолжал резко двигаться, крепко прижимая бёдра Чуи к себе. Чужой рот разрезала кривая улыбка. Он будто говорил с ним, призывал, или Дазай хотел, чтобы это было так, потому что он всё ещё не понимал, как и что лучше делать, и его злила своя настолько сильная растерянность. Даже в первый раз такого не было. А сейчас он словно не знал, куда деть себя, и при этом всё было так сильно, непонятно, странно, совсем по-другому.
Но он всё же пересёк комнату, подходя ближе. Стол тихо шатался, и Чуе приходилось прикладывать усилия, чтобы не упасть с него, отчего он крепко держался руками за край. Как только Дазай оказался рядом, Фёдор замер, переводя дыхание. Он всё ещё был внутри Чуи, отчего тот мелко дёргался, извивался, прося продолжение. Но тоже ничего не говоря, или Дазай не слышал, не хотел слышать. Он снова цепко пробежался взглядом по Фёдору, потом по Чуе, и ревность сильнее застучала внутри, давя на солнечное сплетение.
Моё. Не отдам. Не хочу.
Внутренний голос требовал всё остановить, схватить Чую в охапку и сбежать отсюда, чтобы спрятать его от всех и никому никогда больше не позволять подобного, особенно Фёдору, но он не слушал. Игнорируя любое стороннее, Дазай расстегнул ширинку, спуская штаны до колен. У него давно уже стояло колом, и лишь коснувшись себя пальцами, его пробрала дрожь. Проведя рукой по щеке Чуи, Дазай почувствовал, насколько у того была разгорячённая кожа. Мягкое движение, едва уловимое касание пальцами подушечек губ, и Чуя послушно открыл рот. Он знал, что от него хотели, и от подобной покорности закружилась голова.
Моё.
Как только Дазай толкнулся внутрь, погружаясь в желанное тепло, Фёдор тоже двинулся, заставляя Чую тихо застонать. Но, несмотря на неудобную позу, он продолжал крепко обхватывать плоть, проводя языком, шире раскрывая горло, позволяя Осаму входить глубже.
Чуя. Чуя. Чуя.
Ему хватило всего пару движений. Ухватившись за рыжие пряди, притягивая к себе, он кончил, ощущая, как тело рассыпается на части. Чуя под ним дрогнул и, изогнувшись от вспышки удовольствия, словно пытаясь отдалиться, но лишь на мгновение, после чего он снова замер, сглатывая.
Перед глазами всё плыло, и единственное, на что он был способен, — это тяжело дышать. Опустив голову, Дазай пробежался взглядом вокруг, осознавая. Всё случилось взаправду, реальность не врёт. Внутри протяжно клокотало. Возбуждение сошло, и на его месте разрасталось жгучее чувство тоски, и не было возможности заглушить его привычными объятиями. Отчего-то Дазай просто замер, переводя сбитое дыхание и не решаясь опуститься, чтобы прижать Чую к себе, который, спустя небольшую паузу, запустил пальцы в чёрные локоны всё ещё склонявшегося над ним Фёдора.