Человек Кембриджский (Homo Cantabrigiensis)

*** – Вставай! Нино поняла, что не слышала будильник. Или он вовсе не сработал. Джеймс уже нависал над ней с ключом от наручников наготове. На правом бедре из-под его зеленой байковой рубашки показалась кобура – то ли он приготовился к смертельному противостоянию с девушкой метр-шестьдесят ростом и запытанным парнем, то ли носил оружие и раньше, но сейчас специально показал для острастки. – Хорошо выспалась? Нормально соображаешь? – пробухтел мужик мстительно и принялся отстегивать браслет от кольца, гадко косясь на Нино. – Да, – хрипло ответила та. Страх, склизкий и ледяной, словно стенка канализационной трубы, снова охватил ее, едва Нино очнулась от сна и осознала окружающую реальность. Она застряла в канализационной трубе. До вот этого самого момента, когда угрюмый, но бодрый ублюдок вошел в ее тюрьму, дабы препроводить на казнь, Нино все еще имела упрямую надежду, будто ситуация разрешится каким-то чудом. Тщетная иллюзия, что кошмар в самый последний миг ввиду непредсказуемых обстоятельств рассеется, не отпускала ее. Но все задуманное Джеймсом неотвратимо свершалось у Нино на глазах. Сначала погибнет парень. Потом Нино. – Вы меня тестировать не станете? – осторожно спросила Нино, решив, что надо бы потянуть время, мало ли... – Времени нет, – последовал короткий ответ. Джеймс на робкое предложение потянуть время не согласился. Похититель завел ей руки за спину и щелкнул браслетом. Затем он положил грубую лапищу доктору Кохиани на затылок и слегка прихватил спутанные густые кудряшки. После их первого неприятного знакомства в лаборатории чувствовать его руку на себе вновь было страшно и мерзко. Нино вообразила себя курицей, которую отловили в курятнике и без усилий несут на кухню, чтобы ощипать для супа. Джеймс вывел Нино из конюшни, с рыком «Не верти головой!» провел через фермерский двор и затолкал ее в дверь обширного амбара. Судя по интерьеру, он был построен лет двести назад, но хозяева его любовно отремонтировали и содержали в прекрасном состоянии. По-своему, тут было даже красиво, и утренний свет играл медовыми переливами на бессчетных балках, перекрытиях и деревянных полах, весело отражался от довольно чистых, хотя и припорошенных соломенной пылью, стен с белой штукатуркой поверх кирпича. Оглядывая помещение, Нино увидела, что противоположный от входа угол был завешен балдахином из полиэтилена. Присмотревшись, она поняла, что завеса представляет собой многослойную медузу с куполом, внутри которой виднелось что-то темное, словно проглоченная рыба. Из медузы вывалился длинный язык пленки, а на нем возвышалась деревянная тумбочка, на тумбочке лежали плоские квадратные упаковки с чем-то синим и несколько белых флаконов знакомой формы – больничные дезинфицирующие средства. Тоже домашку делал, гад. – Встань тут и руки мой, – приказал Джеймс, указав подбородком на флаконы. Сам он тем временем отошел к стене и загремел цепью. Пока Нино медленно и неловко в наручниках закатывала рукава, Джеймс подтащил длинную цепь и быстро защелкнул ее у студентки на лодыжке. – Помоешь руки, я сниму наручники – тогда оденешь одноразовый комбинезон. Нино молча кивнула, беря с тумбочки дезинфицирующее средство. Мелькнула глупая мысль прыснуть Джеймсу в лицо, но на этикетке было, увы, написано «гипоаллергенное и не вызывающее раздражение кожи». Прошли те золотые времена эпидемий начала века, когда врачи работали двадцать часов в сутки и бегали по больнице с опухшими руками и лицами из-за антисептических препаратов старого образца. Впрочем, это все глупости, никакое гигиеническое средство не разъест Джеймсу рожу так, как он того заслуживает… Пока Нино обеззараживалась, спрыскивая руки по локоть, Джеймс сделал то же самое, потом вскрыл один из пакетов и натянул на себя стерильный медицинский комбинезон, а также шапочку для волос. Подождал Нино и, смотря ей в лицо мертвым, жучиным каким-то взглядом, расстегнул кандалы на ее руках. После, скроив еще более угрожающую рожу, он снял цепь с лодыжки и все время стоял наготове рядом, пока студентка влезала в брюки. Едва она натянула костюм до пояса, Джеймс бросился ей под ноги и пристегнул обратно к цепи, Нино, делая вид, что не замечает его судорожных движений, продолжила одеваться. Джеймс помог ей надеть хирургические перчатки, потом потребовал, чтобы студентка помогла ему сделать то же самое. Наконец, надели маски. Когда зловещее переодевание завершилось, на несколько секунд оба замерли друг против друга, напряженно рассматривая партнера по злодеянию. Нино подумала, что шутка про «нейрохирурга-любителя» внезапно воплотилась в жизнь, и, как это бывает с художественным творчеством, воплощенное в жизнь, оно вызвало лишь ужас и отвращение. Себя она чувствовала таким же косплеером в доктора, что и похититель. – По полу не ходи, ходи по пленке, – приказал Джеймс. – И давай, пора уже. Нино отметила, что на фоне страха, который скручивал все ее внутренности, она испытывала любопытство: хотелось узнать личность второй жертвы Джеймса. Охватившее ее чувство она однажды испытала, когда пошла с группой на экскурсию в лабораторию судмедэкспертизы в Москве. Студентам-медикам заранее посулили показать «трэшак», и шла она со смешанным чувством человека, обладавшего достаточным опытом работы с кадаврами и чувствующего себя в мертвецкой вполне уютно, но никогда не имевшего дела со следами жестокой насильственной смерти. Ей снова, как во времена первой практики в морге, было жутко воочию узреть, насколько тонка пленка, отделяющая ее повседневную безопасность от того, что случается порой с невезучими гражданами. Вся система гражданского воспитания внушала Нино с малолетства, что «плохие вещи не происходят с хорошими людьми», однако судмедэксперт показал студентам трупы обыкновенных офисных служащих, строительного рабочего и ребенка. Все с тяжкими телесными, которые произвели на Нино удручающее впечатление. Почему-то голова человека, размозженная кувалдой, имела совсем иной флер, нежели аккуратно вскрытая патологоанатомом черепная коробка трупа с извлеченным для исследования мозгом. Сейчас, Нино была больше уверена в судьбе темного предмета за многослойной завесой пленок, нежели в своей собственной. Джеймс провел ее по сужающемуся коридору из двух полиэтиленовых занавесей, предупредил зачем-то руками пленку не хватать. Джеймс явно очень старался соблюсти требования к стерильности, Нино даже смогла оценить определенное очарование конструкторской мысли в его импровизированной операционной – в полевых госпиталях, говорят, бывает гораздо хуже. Но в то же время его инженерное сооружение походило на потуги дилетанта, который хочет доказать профессионалу, что его работу может сделать любой, стоит лишь немного увлечься вопросом. – О боже… – вдруг прервала Нино течение собственных мыслей тихим возгласом. – Ага, так что давай-ка не халтурь, если своего дружка не хочешь угрохать, – через маску голос Джеймса звучал совсем приглушенно, Нино было почти не разобрать, что он говорит, особенно на неродном языке. На импровизированном операционном столе, сделанном из столярного верстака, накрытый медицинской простыней, лежал Йорн. Руки и ноги его были привязаны нейлоновыми веревками к ножкам стола и вкрученным в массивную деревянную столешницу кольцам. На шее висел собачий ошейник, тоже притянутый веревками с двух сторон к кольцам. Напряженная мысль Нино, равно как и ее полный испуга взгляд, заметалась по пузырю в поисках предметов с режущей кромкой. Йорн лежал неподвижно и не отреагировал на появление своих будущих мучителей, хотя глаза его были открыты и взгляд устремлен в купол над их головами. Губы ракшаса то ли покрывала запекшаяся кровь, то ли они были обожжены и опухли. Нино затошнило. Ей представилось, что пока она вчера пыталась «абстрагироваться» от криков, дабы сберечь нервы, ублюдок, нарядившийся сегодня хирургом, вырывал зубы редкому, уникальному существу. В этом было что-то омерзительно кощунственное, как облить бензином и поджечь гепарда или снежного барса. Она невольно представила Йорна без его хищной клыкастой улыбки и по тому полному жалости и омерзения чувству, которое возбудила в Нино эта картина, она вдруг осознала, насколько важна красота ракшаса для того, чтобы свыкнуться с его существованием. Ей становилось физически плохо от мысли, что Йорн изуродован. – Ви понимаете, что это не как ногти? – выпалила Нино, не сдержавшись. – Это смертельно опасно, это в концлагерях так людей до смерти доводили! – Ты о чем? – не понял Джеймс. – Что вы ему сделали? И хотите еще и операцию после этого! – Это гвардейская практика, все там нормально, заживет, – высокомерно и с легким налетом гордости ответил Джеймс. – Зубы вырывать?! – хрипло пискнула Нино, мысленно уговаривая себя, что самая лучшая тактика – это притвориться безвольным инструментом в руках маньяка, молиться о подходящем моменте или ошибке Джеймса. Но вопреки воле, все нутро ее закипало неистовой и совершенно безрассудной яростью, как вчера вечером, когда она накричала на похитителя. – Ты дура? Никто ему ничего не вырывал. А теперь заткнись и делай, что тебе велят! – заревел Джеймс. – Достала уже! – почти обиженно присовокупил он, причем в его интонации Нино уловила неуверенную ноту, словно бугай в каком-то дальнем уголке души испытывал перед ней… страх? Первый приказ Джеймса был поставить капельницу и ввести препараты для краткосрочного общего наркоза. – А сейчас он под чем? – выцедила Нино. – Седация. – А откуда препараты? – Тебе-то что? – огрызнулся Джеймс. – Чтобы знать, с чем имею дело. – На упаковках сама не прочитаешь? Из стоматологии это… – А анестезиолога вы оттуда заодно не прихватили? Я – не анестезиолог, как я сейчас буду рассчитывать дозировку по-вашему? – От тебя то ли вообще никакого толка, то ли придуриваешься всю дорогу! – зарычал Джеймс страшным голосом. – Ты не читала мануал ни черта? – Вы хотите правду, да? Я вам скажу правду: я не знаю, как подобрать ему дозировку не только потому, что я не специалист – это отдельная область, вообще! Я не могу, потому что он – не человек вообще! Это вообще не собака и мы не в девятнадцатом веке, чтобы тряпку хлороформа сунуть и радоваться! А он еще под седативными! – Чего ты несешь? Ты одурела что ли совсем за ночь? Мозги решила крутить? – к ужасу Нино, Джеймс налетел на нее, схватил сзади за шею и повалил, пригнул к разложенной на полу пленке и с силой ткнул носом, словно котенка в лоток, так что искры посыпались из глаз. – Ну, давай! Кто он, «не-человек» этот твой? Чего молчишь? Что за «не-человек»? Супермен? Визжал, как свинья резаная! Кровь стучала в висках у Нино, мысль опять металась, словно безумная птица, залетевшая на чердак. Говорить? Не говорить? Чего она добьется этим? Посеет ли сомнение? Задержит ли? Может, Йорна отпустит, если дать ему время, а потом еще что-то произойдет… – Рапакс!!! Хомо рапакс!!! – взвизгнула Нино из-под Джеймса. – Совсем ку-ку… Решила на понт меня взять? – Нет! Это правда! Он мне случайно это раскрыл… – Знаешь, что, дура… – Нино ощутила, как вес мужика перестал на нее давить, Джеймс поднялся. Вдруг что-то щелкнуло, и Нино увидела краем глаза, как Джеймс вынул из кобуры пистолет без ствола и прицелился ей в голову. Ужас, который ее охватил при виде черной дыры дула, смотревшего пустым глазом, не поддавался описанию, движение ее мыслей словно заморозилось. – Если ты ни хрена не умеешь, не знаешь и не хочешь даже пытаться, то ты мне не нужна, проще самому. Так что либо ты начинаешь работать, либо резиновая пуля в висок прямо сейчас. – Нет, нет, нет… я постараюсь… можно мне найти инструкции к вашим препаратам? В «Виртуалити» полнее нюансы… – Читай то, что в бумажных инструкциях. Не хрена мне тут в «Виртуалити» лезть! Хомо рапакс… ты меня за идиота держишь, а, Кембридж? Зеленый человечек еще скажи! Нино, как это с ней часто бывало в моменты полной неспособности принять решение, сказала себе, что неверие Джеймса – это знак, Нечто дало ей шанс не играть больше на этой теме. Если не верит и не реагирует, значит, так надо. Однако ситуация выглядела совершенно безнадежно. Нино обвела глазами помещение. В «операционной» стоял тяжеленный верстак с привязанным к нему девяностокилограммовым ракшасом, который Нино вряд ли смогла бы даже перевернуть, у изголовья – тумба с роботом-установщиком, простой медицинский сканер с ограниченным функционалом, капельница, лоток со шприцами и иглами, дезинфицирующие средства и квадратный мужик тоже под центнер весом. И ничего из представленного набора предметов не позволяло вывести этого мужика из строя. Собственная цепь на ноге тянулась по полу достаточно туго и воспользоваться ею для нападения не представлялось возможным. Нино парализовали страх и чувство безнадежности, а также ужасная злость на собственные оптимистические заблуждения. И на Йорна, из-за которого в конечном итоге Нино здесь очутилась… После того, как Джеймс аргументированно пригрозил убить ее прямо здесь, Нино осязаемо поняла, что похититель намерен это сделать в любом случае, при любом раскладе и любом исходе операции. Нино ему не только станет не нужна по окончании процедуры, она была Джеймсу неприятна. Посему рассчитывать на сценарий, где девушке удается заболтать и разжалобить маньяка, Нино не имело смысла. На секунду даже всплыли стародавние подростковые переживания: может, она недостаточно женственна, недостаточно красива, недостаточно «принцесса», способная очаровать любого мужчину? Всегда отмахивалась от патриархальных анахронизмов, собиралась прожить как-нибудь, не подстилаясь под мужиков, а теперь умрет, потому что нет в ней хотя бы крупицы чисто женского коварства? «Мягкой силы»? У Кристины было бы больше шансов, она даже не-человека соблазнила… – М-м-м-м… – Давай уже, дура, соображай! – отреагировал Джеймс на излетевший из окровавленных уст Йорна стон. Нино вскочила с пола и бросилась вскрывать упаковки и просматривать ворох вывалившихся из коробок бумаг с инструкциями мелким шрифтом. Согласно мануалу, испытуемый должен находиться в сознании при местной анестезии во время установки и настройки чипов, но предварительная трепанация черепа с помощью робота проходит под общим наркозом. Двадцати минут будет достаточно, но, может, увеличить дозу? Как отреагирует Джеймс? Даст ли это новые шансы сбежать? А как же Йорн? Зачем он только появился в ее жизни… Нино подозревала, что не соберет моральных сил спасаться одной, без него, если вдруг предоставится случай. А как бы поступил ракшас, если б они поменялись местами? Может, рассудил бы, что позволить изжарить живьем обыкновенную кошку – это мерзко, но всякое случается, а допустить живодерство над редким барсом – преступление против биосферы Земли. Нино вскрыла коробку с иглами для капельницы под пристальным взглядом блестящих над маской глаз Джеймса. Она замечала, что производит много суетливых и ненужных движений, которые его раздражают, но не могла с собой справиться. Вынула одну из игл, поставила коробку на верстак рядом с Йорном – тот медленно шевелился, пытаясь не то заговорить, не то что-то показать. Нино, трясущимися руками нащупала вену на его правой руке, ощущая с каким-то необъяснимым ужасом шелковую гладкость искусственного эпидермиса. Его иризирующий блеск мрачно напоминал, что красоте не место в этом амбаре. Кожа Йорна тускло блестела, словно оторванное крыло бабочки, которую расплющило на скорости ударом о лобовое стекло. Нино сообразила вдруг, что забыла взять антисептик, потянулась за бутылкой и смахнула на пол иголки. Джеймс вздрогнул всем телом, глаза его налились злостью. – Это что за выкрутасы? – рявкнул он. – Кино насмотрелась? – Простите, я случайно… – пролепетала Нино, ныряя вниз, чтобы собрать содержимое коробки. – Я случайно, я нервничаю, боюсь ошибиться! Джеймс в ярости наскочил на нее и отпихнул в сторону. – Отойди, идиотка! Невозможно работать… лучше б я сам… – рычал он, распаляясь. Нино видела перед собой не вчерашнего дундука, который излучает социальную дезадаптацию, отчего раздражен и хмур. Теперь она видела человека, который в действительности способен пытать часами другого человека и выполнит свое обещание выстрелить ей в голову из травмата. Нино отскочила, чтобы его не нервировать. Джеймс сгреб упакованные иголки, постоянно косясь на студентку. – Продолжай, – распорядился он, наконец. Нино колотило, словно в ознобе оттого, что следующим этапом будет ни что иное, как вскрытие Йорновой черепной коробки. И ей придется в этом участвовать. Совладав с трясущимися руками, она поставила капельницу и ввела препараты. Биохимию ракшасьей крови она не знала, но хотя бы расспросила в свое время Йорна об основных параметрах: рост, вес, возраст, ракшас за разговорами упоминал свою «палеодиету» и хронические заболевания. Как принять в расчет дозировки наркоза тот факт, что средний вес рапакса на четверть больше человеческого при тех же линейных габаритах, она не могла сказать с уверенностью… Включив сканер, Нино следила за сердцебиением и кровяным давлением Йорна – немногими показателями, которые давал простой бытовой прибор, выданный Джеймсом. Лучше бы уж Джеймс ее не только похитил, но и ограбил, девайс Нино показал бы даже мозговую активность. Джеймс зашевелился, когда Нино отрапортовала, что жертва уснула. Он крякнул, кашлянул и подошел к роботу, передвинул тумбочку так, чтобы прибор находился над головой ракшаса. – Сейчас будешь помогать с настройками, так что включай голову, я тоже не всемогущий, твое мнение нужно, доктор, – прогудел он из-за маски. – Поэтому я тебе и сказал внимательно читать. – Да, сэр… – нехотя ответила Нино. Когда робот был установлен и запущен, первым этапом началось сканирование головы. Минуты три оба ждали, когда внезапно робот испустил из себя голограмму, которая сообщила о невозможности распознать топологию предложенного на рассмотрения мозга. Джеймс побронзовел за маской, на лбу и из-под медицинской шапки у него выступили капли пота. Он некоторое время вопросительно и недоуменно смотрел на Нино, потом спросил: – Что это за ошибка? – Вы мне все равно не верите, – тихо и отстраненно отвечала Нино. – Робота надо полностью перепрограммировать, и чипы тоже. Ни вы, ни я это не сможем сделать. Джеймс сначала недоуменно таращился то на Нино, то на Йорна, потом нервозно забегал по пузырю взад и вперед, обдумывая ситуацию. Нино каждый раз вжималась в верстак, когда он проходил мимо, шурша комбинезоном и сопя, словно медведь. Насморк у него, что ли, начался на нервной почве? Нино стояла у плеча Йорна и ей в порыве страха и невыносимого стыда очень хотелось взять его за руку, но рука была грязная и окровавленная, со скрюченными от боли пальцами, Нино боялась пачкать стерильные перчатки. – К черту! – объявил, наконец, Джеймс. У Нино сердце екнуло от возникшей надежды и одновременно страха: если он отменит свой ублюдочный эксперимент, то немедленно перестанет нуждаться в услугах Нино. Или вздумает перепрограммировать? С него станется! – Устанавливай вручную и брей. Левую префронтальную чтобы задействовать. – Но это же наобум! Я знаю о мозге рапакса не больше, чем этот робот. – У тебя есть скан, по нему и смотри. Ладно, встань вот сюда, – неожиданно сказал Джеймс и кивнул на угол «операционной». – Отвернись, мне надо кое-что достать, не хочу, чтобы ты видела. Нино недоверчиво отошла от стола и повернулась к Джеймсу спиной, гадая, что он такое хочет достать. Тот опять зашумел спецодеждой, Нино услышала щелчок, а потом раздался громкий хлопок, после которого ее ужалило в правую ягодицу, да так, что она с визгом подпрыгнула, споткнулась о цепь и с воплем боли повалилась на пол, хватаясь за задницу. – Это самое последнее предупреждение, – сообщил Джеймс спокойно. – Еще одно слово без разрешения, и это уже будет твоя голова. Хватит хныкать, вставай и делай, что говорят. Нино молча кивнула, вытирая локтем слезы, и показала Джеймсу свою кровь на перчатке. – Потому что ты – дура, – прокомментировал тот холодно. – Снимай, – он подошел к тумбочке с инструментом. – Твою мать… Какая же ты дура…Чего хвататься-то сразу? Сейчас принесу перчатки, и только попробуй что-то сделать роботу – я тебя сразу убью без разговоров и найду дуру поумнее, – он скорым шагом выскочил в пленочный коридор своей медузы. – Это ж надо, каких идиоток держат в Кембридже, ничего не знает, ничего не умеет, ничего не хочет… – услышала Нино, как он ругается себе под нос, и странным образом его досада была первым за все время проявлением чего-то живого и искреннего в похитителе. Спешно вернувшись, он помог глупому доктору Кохиани надеть новые хирургические перчатки и выдал ей самую безопасную бритву, которую, видимо, смог найти – дамскую, розовую с перламутром. С чувством абсолютной фатальности того, что она творит, Нино изучила представленную роботом визуализацию, на которой извилины коры казались более глубокими и плотно собранными, чем у человеческого мозга. Поскольку Джеймс сам лишь примерно знал, на какой участок вживлять имплант, она подумала, что сможет выбрать наименее травматичное воздействие, но детальное картирование мозга Homo rapax было для нее не более знакомой дисциплиной, чем энцефалография дельфина. Может, замахнуться на него пластиковой бутылкой и пускай сразу убьет? Но мысль о собственной смерти вызывала у Нино такой же лишающий разума ужас, что и калечащая операция над Йорном. Наконец, взяв себя в руки, она выбрала участок, продезинфицировав бритву и кожу на голове ракшаса, принялась брить маленькую прогалину. Джеймс подошел и сделал вид, будто проверяет, хотя что он мог проверить? Поторопил ее, мол, как бы пациент не проснулся во время трепанации. Нино ввела подкожно местную анестезию и покорно отдала предусмотрительному Джеймсу шприц. После этого пути назад уже не было. Джеймс активировал режим подготовки. Робот опустил на выбранный участок сантиметрах в пяти от линии роста волос стерильный купол и, словно ожившее гигантское насекомое из каменноугольного периода, зашевелил жвалами, высунул миниатюрную малотравматичную пилу. На обсидиановой коже ракшаса выступило несколько капелек крови, прибор принял в свою стерильную капсулу вырезанную многослойную «таблетку» мягких тканей для последующего возвращения на место и заживления. Приступил к кости. Нино с испугом заметила, что показатели жизнедеятельности на сканере стали меняться, сердцебиение и давление повысились, после чего руки Йорна сжались в кулаки. – Дура! Держи голову, чтобы он не сместился! – немедленно отреагировал Джеймс, тоже заметив неладное. Оба бросились к Йорну и прижали ладони к его опухшему лицу и вискам. Робот вынул кость и отрыгнул из своего чрева микрочип, осторожно опустил его в проделанную шахту. – Даже наркоз не может рассчитать! Меньше выступать надо было, столько времени потрачено, все бы нормально прошло… Он поставил чип? Теперь ждать, когда очухается и программировать? – Я не вижу… посмотрите с фонариком, он внутри? Должен блестеть… – Каким фонариком? – Да на корпусе робота вот же… Джеймс нащупал на контактной панели и включил подсветку, прищурившись заглянул внутрь темного прохода, ведшего к тайнам Йорновой души. – Повезло тебе, а так руки у тебя непонятно из какого места растут… Нино медленно убрала руки от головы Йорна. У того начали подрагивать ресницы. – Не рано ты? Сейчас ведь дергаться начнет И тогда Нино размахнулась и со всей силы ударила Джеймса в левый глаз кулаком. Между большим и средним пальцами ее была зажата игла для внутривенной капельницы, которая проколола его толстое нижнее веко и вошла в глазное яблоко. Сказать, что Джеймс заорал, было бы значительным преуменьшением. Правильнее было бы описать сделавшееся с ним, как одновременное извержение всех негативных эмоций, которые населяли его психику. Джеймса обуяли и панический страх, и абсолютнейшее замешательство, и звериная злоба, и фрустрация, и сильнейшая боль, и чувство беспомощности. Прижимая левую ладонь к пострадавшему кровоточащему глазу, он схватил травмат и принялся палить по Нино. Та с визгом пряталась за роботом, под столом. Джеймс схватил волочащуюся по полу цепь, дернул изо всех сил, выбив студентку из равновесия, подтащил к себе и выстрелил ей в грудь два раза. Нино обмякла, а Джеймс приставил оружие к ее голове, потеряв половину обзора и корча рожи от боли. – Нет, просто так не отделаешься, сука! – прорычал он, захлебываясь от сухих рыданий, которые не мог контролировать – они лились из него также, как тогда, в школьном туалете, пока сознание наблюдало за происходящим словно бы со стороны. Он ударил Нино несколько раз ногой, наступил ботинком на кровоточащие дырки в медицинском костюме, пытаясь сломать ей ребра, но собственная рана пульсировала и горела, словно в мозг втыкали снова и снова раскаленный гвоздь. …В мозгу нет болевых рецепторов… …Срочно нужно зеркало… …Хорошо, что иглы стерильные… …Как объяснить это в больнице?.. Совершенно обезумев от страха за свой глаз, Уэйн вылетел из медузы, запутавшись по дороге в полиэтиленовых шторах. – Упало шэгвицкалэн…кирие элеизон…– шептала Нино, повторяя снова и снова слова из пасхальных песнопений, которые любила бабушка Элене. Белесый, словно катаракта, свод полиэтиленовой мастерской заплечных дел мастера плыл в вышине над ее головой, будто расписанный херувимами купол храма. Где-то наверху также раздавалось немелодичное мычание и звуки глухих ударов. Нино еле-еле заставила свое тело перевернуться на бок, а потом встать на четвереньки. Оглядевшись, она не увидела своего мучителя и поползла к верстаку, опасаясь, что потеряет сознание, если попытается резко встать на ноги. Йорн на столе шевелился и извивался, издавал какие-то звериные звуки. Сначала Нино показалось, что у ракшаса конвульсии, но присмотревшись, она поняла, что тот пытается освободиться. Глаза его были при этом бессмысленны и пусты, ракшас не отвечал даже когда студентка к нему обратилась по имени, хотя реагировал движением взгляда и нечленораздельными стонами. Находясь в состоянии близком к полузабытью, Нино приступила к единственному действию, которое мог выполнить сейчас ее мозг: стала развязывать веревки. Руки не слушались. Тогда она решила начать с простого – расстегнула ошейник и освободила голову Йорна от роботического купола, на автомате выцарапала стерильные капсулы с ракшасьими запчастями и сунула их в карман его брюк. Самым сложным было развязать первую веревку на правой руке, Джеймс накрутил морских узлов так, чтобы они затягивали сами себя, и закрепил, чтобы на них все время действовало натяжение. Сломав все ногти о нейлон, она уже почти отчаявшись, хотела рискнуть и выйти наружу в поисках острого предмета, когда вспомнила про прецизионный режущий инструмент робота. С проклятиями на устах Нино искалечила злополучное оборудование, выломала «жало» и довольно быстро разрезала острейшей кромкой первую веревку, после чего расстегнула ремень, который притягивал к столу грудь ракшаса. Йорн молча сел на столе, как ни в чем не бывало и принялся деловито развязывать следующий узел. На обращение по-прежнему не реагировал, на прикосновения отмахивался, только кратко вскидывал на Нино взгляд и снова возвращался к узлу. Нино перешла к другому концу стола и вгрызлась своим орудием в веревки на ногах. Наверное, подобную ситуацию имели в виду старые фантасты, когда придумали фразу про забивание гвоздей микроскопами… Освободившись от пут, Йорн соскочил со стола и бросился на полиэтиленовые шторы, запутался так же, как безумный Джеймс, потом нашарил выход и выскочил наружу. Нино как стояла, прижимая окровавленные руки к груди и еле дыша, так и застыла с раскрытым ртом в растерянности и ужасе. Все-таки он – животное. Нино в школе не раз показывали на уроках Рационального Природопользования видео, в которых запечатлен счастливый момент освобождения дикого зверя из браконьерского капкана или какой-нибудь бытовой конструкции, вроде решетчатой изгороди. Единственная благодарность, на которую мог рассчитывать человек от хищника – это чтобы зверь на него не набросился после вызволения. И звери не набрасывались, а обычно улепетывали стремглав прочь. Зачастую долгая, изматывающая борьба за жизнь зверя так и заканчивалась: секунда, а его уже и след простыл. Ни прощального взгляда, ни крика, который человеческое сознание интерпретировало бы как выражение благодарности. Ни-че-го. – О май гад… – произнесла Нино по-английски с нарочито сильным акцентом и облизала пересохшие губы. Собравшись, она, хромая и держась за грудь, на которой, кажется, был совершенно размозжен сосок, прокралась наружу из пузыря. «Ничего-ничего… одна жертва выжила с тридцатью ножевыми и перерезанным несколько раз горлом… это травмат… просто травмат» – уговаривала она себя. По амбару разнесся металлический щелчок с хрустом. Нино увидела фигуру Йорна возле стены, он чем-то гремел. – О май гад! – повторила она и побежала к ракшасу. Тот лихо накручивал на руку длинную цепь, тянувшуюся, словно железная гадюка, к ее ноге. – Топор! Топора здесь нет? – шепотом просипела Нино. Йорн оглянулся, прищурившись сканируя помещение. – Йорн, почему ты не разговариваешь? Ты не можешь говорить? Тот только неопределенно тряхнул головой, подобрал с пола последние звенья и вручил Нино моток весом килограммов в семь с кольцом, вырванным из кирпичной стены. – Йорн! Да ты можешь мне хоть знак какой-то подать, что ты меня понимаешь?! – свистящим шепотом потребовала Нино в страхе и отчаянии. Никакой реакции. Ракшас изъяснялся только взглядами и едва заметными жестами, причем речь Нино, по всей видимости, даже не воспринимал как сообщение. Он лишь указывал на то, что было нужно ему. Мимика почти отсутствовала, жесты его сделались совсем не такими, как раньше. Нино считала Йорнов язык тела на удивление очеловеченным, за исключением некоторых инородных вкраплений, но теперь он был неузнаваем. Она ловила лишь какие-то тонкие движения глаз, легкие кивки и повороты головы, словно обмен знаками между тайными любовниками при французском дворе. Может, именно так общаются рапаксы в дикой природе, которые способны улавливать едва заметные паттерны и изменения в окружающей среде? Им не нужно гримасничать, чтобы донести мысль до собеседника. Йорн ведь сам рассказывал, что с возрастом они почти утрачивают вербальный язык и превращаются в погруженных в себя, медитирующих охотников-странников. Что на него так повлияло? Пытка ли? Препараты Джеймса или торчащий в мозгу электронный прибор? Как ему удавалось столь резво шевелиться после всех процедур и смешения наркотиков в крови? Или, перефразируя один очень старый, глубоко досистемный фильм, Йорн отдохнул под наркозом, пока Нино чуть рассудок не потеряла от страха? А, может, это своего рода агония, которая, как известно, иногда способна мобилизовать невероятные ресурсы организма, но, увы, до их полного и окончательного исчерпания… Нино снова охватил прилив тоски и тревоги от мысли, что ракшаса может не стать в ее жизни еще до того, как она разберется, кто это такой и зачем в ее жизни нужен. Вручив ей цепь, Йорн глазами и легким кивком указал на вторую дверь амбара, запертую изнутри на засов. Он подскочил к двери и приоткрыл ее, выскользнул наружу, Нино поспешила за ним. Вдвоем они газанули через расстилающееся за амбаром картофельное поле. Ну, как «газанули»… Нино казалось, что она бежит изо всех сил, словно чемпионка марафона, но, силы ее были порядком подорваны. Ее охватило чувство, словно во сне, когда с каждым шагом движение дается все с большим трудом и самый воздух становится вязким, словно кисель. Ее ноги тонули в пышных, взрыхленных междурядьях картофельных проростков, и земля насыпалась горстями в ботинки, разбитая грудь и ушибленные легкие еле-еле справлялись с нагрузкой, клубок стальных звеньев, который она закинула на плечо, норовил рассыпаться, а конец цепи, прикованный к ноге, цеплялся за землю, как она ни старалась держать его на весу. Йорн маячил впереди, отбегал на приличное расстояние, останавливался, потом снова отбегал, когда Нино приближалась. Чем-то его в высшей степени странное поведение напоминало прогулку с наполовину прирученным лесным зверем, который находит некий интерес в том, чтобы бродить по своим делам в компании знакомого человека, предпочитает не терять его из вида, но близко также не подпускает. Нино уже окончательно уверилась, что у ракшаса произошло какое-то мозговое нарушение, и единственное, что ее заботило – это добраться до домов, белевших за рощей на краю поля, подманить чудище и задержать пока не решит, каким образом его спасать. Она понятия не имела, как это сделает, не привлекая внимание людей к ракшасу с дырой в голове. Добравшись до дороги, которая вела в деревню, Йорн вдруг остановился, осмотрелся, потянул воздух, задирая подбородок, и пристально посмотрел на Нино. Потом устремил взгляд на дома. – Йорн! Ты чего?! – вскричала Нино, сразу догадавшись, что он задумал. – Тебе нельзя! Тебе надо срочно в клинику! Я не знаю, где мы, но мне только добраться до «Виртуалити» – я буду твоих родителей разыскивать! Йорн опять посмотрел на нее пронзительным, но совершенно незнакомым Нино взглядом, обернулся назад к ферме и едва заметно покачал головой. – Ой, господи… а что же я людям скажу? – пролепетала она. Йорн внезапно развернулся и рванул грациозной рысью обратно в посадку и за несколько секунд скрылся среди кустарника. Нино уронила на землю себе под ноги цепь и закрыла лицо руками, стараясь не разрыдаться от перегрузки нервной системы. Она не могла просто так постучаться к людям в дом и попросить, чтобы ее спасли от маньяка.