Человек Кембриджский (Homo Cantabrigiensis)

Когда Флок пулей вылетел из туалета, словно за ним гналась свора адских гончих, Йорн встал против зеркала, уперевшись в раковину широко расставленными руками, и четко произнес не совсем своим, низким и шероховатым голосом:   – Какого хуя, Виктор?   И словно бы сумерки сгустились вокруг ракшаса в зеркале, едва с его языка слетела эта мемная фраза из прошлого, покинутого в соседнем, наглухо загерметизированном отсеке Йорновой биографии. Или отнюдь не наглухо? Йорн поиграл желваками, рассматривая взбугрившиеся мышцы на своих челюстях.   Хохма про «Виктора» прижилась когда-то в микрокультуре ячейки из-за мемной реплики в скрипте иммерсивки, она уж больно понравилась Грину. Грин не отличался утонченным вкусом к афористике, но имел явные признаки периодически обострявшейся иммерсоголии. Поскольку на оплату аппетитов «Виртуалити» у него не было денег, Грин то и дело вляпывался в откровенно долбоебские истории из-за ворованного подключения. Фраза прижилась в ячейке после того, как Грин живописал в красках анонимного сволочного модера, который спалил его аккаунт и завел во время прохождения в лондонский комплекс следственных изоляторов. Грин, ярый паркурщик, у которого вечно не только руки, но и все туловище чесалось потягаться с Йорном, насилу ноги унес от охраны.   – Я такой… нарыльник сымаю, кароче, и – опа-а! Японская неотложка «НИХУЯСИ» подъехала… И тут оно мне эротично так в ухо говорит: «Какого хуя, Виктор?» Еба-а-ать… я обосрался…   Но все же именно Полосатый произносил изречение по-особому, неподражаемо глубоким голосом и с ровной отеческой интонацией, он рыкал, словно добродушный и сытый медведь, когда бойцы откалывали какую-нибудь дичь, по счастливой случайности не навлекшую последствий. Именно эти слова он сказал Косому в Бирмингеме. После Бирмингема «Виктор» заиграл новыми красками трагикомедии, гротеска и снафф-хоррора. Пацаны каждый раз дружно с затаенным ужасом хихикали, припоминая Бирмингем. Косой той ночью натурально выбил глаз еле живому гвардейцу, которого приговорила ячейка. Заехал ему кованой самопальной подковой на ботинке так, что глазное яблоко вылетело из глазницы. Глаз оторвался от нерва и выпал на асфальт. Почему-то все ощутили этот момент, как момент истины – Всевидящее Око Системы вдруг съежилось до размеров вареного яйца и, более ничего не видя, вперилось в блики тусклых огней города. Изуродованный гвардеец потерял сознание от болевого шока. Вспоминая его пустую глазницу теперь, Йорн думал о сходстве его с Грэгом Бакстоном – каким Йорн видел Грэга в последний раз.   – Какого хуя, Виктор? – мрачно пророкотал, будто отдаленный гром, Полосатый, уставившись на Косого. Все видели, что Командир еле сдерживался… от чего? Почему он столь инфернальным взглядом расплющил свою команду?   Никто так никогда и не узнал, почему этот эпизод с выбитым глазом Полосатого настолько триггернул. Все лишь поняли, что для Командира это был не просто выбитый глаз. В тот момент хохма обратилась в своего рода аффирмацию, какую-то даже мистическую абракадабру, произносимую в особых случаях и с проникновенным чувством, ею не следовало разбрасываться по мелочам. Она стала чем-то вроде перевертыша-«Ом», гибельным двойником сакрального звука, зародившимся среди плесневых человейников Гетто, помоек и заборов из рабицы с колючей проволокой по верху.   Йорн смотрел в серые злые глаза своего зеркального отражения и задавался вопросом: за каким чертом он так поступил с Флоком? Неужели где-то в подсознании ракшаса еще три дня назад за ланчем в дрянном ресторанишке созрело намерение отправить Флока следом за Эзрой? Или следом за всеми, кто ракшасу помешает? В течение нынешнего разговора Йорн почти осознанно и с завидной последовательностью отрезал себе пути к отступлению. Этот маленький и, несомненно, мстительный человечек ему не простит ни «триасового паразита», ни, тем более, древних греков, как не простил жуков-кожеедов Джеймсу. Да и не надо. Йорну нужна причина, чтобы свернуть Флоку шею. Бальтасару была бы не нужна, а Йорну нужна. Только не за сальные поцелуи, неуклюжее ощупывание или ненавязчивую демонстрацию эрекции хотел Йорн свернуть тонкую шею господина Флока. Может быть, за глупость? За космическую, кармическую глупость, которая присосалась мелким паразитом к сложнейшим системам общественных отношений, и хотела гигантскую кибернетическую машинерию, обслуживающую «государство максимальной прозрачности», употребить на то, чтобы свой хрен запихать в случайно повстречавшегося на пути гражданина!     Однако… не прилетел ли Йорну роковой бумеранг за «божьих коровок»? За Эша? За блогоблудницу-Пласидити, черт бы ее побрал? Изнемогая теми же страстями, что и Флок, «коровки», по меньшей мере, искали утоления жажды там, где никто от их алчности не страдал – кроме них самих. С чего Йорн решил, что гиперреалистические симуляции «Виртуалити» не утоляют, а лишь сильнее разжигают их темные страсти? Может быть именно «Виртуалити» была местом, где человек найдет в конце концов упокоение? Иммерсоголик Грин проявлял не больше жестокости на заданиях, чем остальные пацаны ячейки, а Флок, готовый на всякую подлость ради симпатичного мясца, казался человеком слишком старомодным, чтобы проводить пол жизни в «Виртуалити». Где эти два столь разных сапиенса заразились своей неуемной, неприкаянной похотью? Они оба были агрессивно банальны…   А, может не за глупость, а за суетность хотел Йорн прибить господина Флока, будто постельного клопа? За его животное существование? Но разве не всякое четвероногое достойно жизни? Животное в обличье человека? Человек, немудреный внутри, как мокрица? Или, к примеру, человек, который родится, живет и умирает, не приходя в сознание – может, насильственная смерть для него единственный и самый последний шанс очнуться хотя бы перед тем, как выключат свет?   Если бы господин Флок пожелал превратить свою жизнь в Слово, что это было бы за слово? Осмелился бы он его выкрикнуть прежде, чем Йорн сломает ему позвоночник?   Йорн еще раз осмотрел косметику на висках, ушах и шее, убедившись окончательно, что Флок его по-детски обманул, дабы уединиться в уборной. Пора Элвису было покидать здание, ибо ни мандорла, ни фасон ботинок приглашенной звезды из Айрон Маунтин ракшаса не интересовали, а Мэтью Флок, тем временем, сам себя в темноте на парковке не подкараулит. Внутренне смиряясь с тем, что ему предстояло сделать и продумывая детали, Йорн вышел в коридор между двумя галереями и отправился прямиком к светлеющему проему арки.    – Выход из здания временно запрещен! – этими словами, а также заградительным жестом охраны Йорн был остановлен, едва ступил на гравий площадки перед зданием. – Не понял… – В целях безопасности, покидать здание временно запрещено, – повторил секьюрити, с неявной угрозой и шагнул в сторону ракшаса. – Вы что, не собираетесь на выступление? – подозрительно присовокупил он, в упор рассматривая Йорна. – Я покурить просто, – сказал Йорн. – Вы недавно только курили, – чуть приулыбнулся охранник, прищурив змеиный взор. – Вы фиксируете, что ли? – удивился Йорн, на что охранник опять улыбнулся с оттенком самодовольства и продолжил едва заметно надвигаться на Йорна, чтобы тактично, но твердо загнать гостя обратно в стойло. – Окей, хорошо, – ракшас, как бы в жесте сдачи в плен поднял руки. – Долго ограничение будет действовать? – Гостям сообщат. Сейчас все в театре, – с намеком заметил охранник.   – Вашу мать за ногу… – прошипел Йорн, удалившись на достаточное расстояние от охраны. Впрочем, если амбалы секли каждое движение сотни черных лебедей и их «+1», то лучше было уходить вместе со всеми. Опередить Флока, идя по крышам, Йорн всегда успеет. Ему ничего не оставалось, как присоединиться к чужому празднику и волей-неволей отдать дань почтения высокопоставленному моржовому хрену с Железной Горы.   Йорн поднялся по лестнице в опустевшую верхнюю галерею, где только пара хмурых официантов с деревянными физиономиями собирали бокалы по подоконникам. Теперь можно было слышать, как истерично скрипит дубовый пол под ногами. Йорн пересек зал, нырнул в помещение с инфостендами и какими-то археологическими артефактами в витрине, потом перешел в следующее и отправился на шум в театр. Театр – бывшее зернохранилище, согласно инфостендам – был очень маленьким помещением, под свежей побелкой его стен, словно мускулатура веков, бугрилась средневековая каменная кладка. На потолке висели старенькие софиты и звуковое оборудование, а в одной из ниш возвышалась фарфоровая скульптура вставшего на дыбы единорога. Кроме того, небольшое световое шоу развлекало гостей проекциями на стене за сценой, на ней ИИ рисовал какие-то аллегорические фигуры по мотивам только одним посвященным понятной геральдики. Йорн заметил, что во время его воинственных маскулинных туалетных танцев то с Брайаном, то с Флоком, обслуживающий персонал не сидел без дела: из зала вынесли все стулья, чтобы освободить побольше места. Народ стоял плотно в нетерпеливом ожидании чуда, сиречь начала поздравительной церемонии и прибытия дорогого гостя, который рассыпет в этих неказистых стенах жемчужины своего программного Слова. В средних рядах Йорн увидел знойный пиджак юного господина Сорренто – впереди, очевидно, столпились наиболее высокоранговые члены клуба. «Хуже того», – поглумился бы по такому поводу Брайан, – «это лучшие люди государства!» Йорн, стоя на балконе, почувствовал себя чертом возле церковной паперти, у которого от флюидов Святого Духа дымится под хвостом. Немного понаблюдав за толпой сверху, Йорн решил, что его опыт встречи с влиятельным функционером из Системы будет неполноценным, если он не спустится в зал. К тому же это выглядело со стороны не только странно, но и провокационно, совершенно не хотелось выпадать из обоймы всеобщего почтительного восторга.   Йорн спустился вниз и подобрался поближе к Брайану, встал на некотором удалении у брата за спиной и поискал глазами Флока. Дипломата оттеснили назад к стене, но он оживленно разговаривал с каким-то джентльменом. На секунду его взгляд скрестился со взглядом ракшаса – Йорн знал, что люди такого нейрофизиологического склада, как Флок, буквально затылком чувствуют, когда на них смотрит хищник. Ракшас бы, наверное, отдал всю свою зарплату за лето, чтобы узнать, как у них это получается, и как с данным явлением бороться. Йорн улыбнулся Флоку медленной и оттого особенно страшной улыбкой, которая проползла по его чувственным губам с плавностью и неторопливостью хищного морского моллюска, намеренного просверлить и вскрыть раковину устрицы. Флок «взбледнул», как непременно выразился бы в данном случае Брайан – очень уж резко отхлынула кровь то его поверхностных капилляров на лице – и поспешил отвернуться к собеседнику. Тем временем на сцене засуетилось несколько человек, они то расходились, то сходились, будто в деревенском танце, сходясь отдавали друг другу взволнованно распоряжения, потом снова разбегались. В конечном итоге минут через пять на освободившуюся сцену поднялся какой-то солидный джентльмен в клубном пиджаке и заговорил о важности текущего мероприятия, миссии Оксфордского комьюнити, сверхзадачах, служении, предназначении и прочих священных обязанностях членов «Черного Лебедя». Его голос выплескивался из динамиков и гулко бултыхался по залу от одной стены к другой. В целом, он не сказал ровным счетом ничего интересного или хотя бы в минимальной степени инсайдерского. Присутствующие привычно слушали вступительное пустословие и нетерпеливо ждали главного выхода.   – Теперь эм… новость немного неожиданная…– зал едва заметно выдохнул. – Но эм… не менее позитивная. Сегодня мы ожидали прибытия Первого Заместителя Министра Юнита Образовательные Технологии высокоуважаемого Господина Питера Югенда, однако к величайшему сожалению, высокоуважаемый Господин Заместитель Министра отменил этот визит по обстоятельствам, которые он не пожелал раскрыть… – по залу прокатилась физически осязаемая волна разочарования, и партизанские подергивания недовольства донеслись до Йорна с нескольких сторон. Брайан, естественно что-то прогудел на ухо и следка толкнул локтем своего непосредственного начальника – Йорн узнал одного из директоров «Министри». – Господа, господа… не… пожалуйста! По счастливому стечению обстоятельств, от лица высокоуважаемого Господина Питера Югенда сегодня будет говорить человек, которому мы еще не имели чести представить Клуб, но который также, как и высокоуважаемый Господин Питер Югенд весьма заинтересован в его деятельности. Я бы хотел сегодня поприветствовать в этом историческом месте от имени Клуба Советника Юнита… – человек замялся на секунду, нервически подергивая плечом, – Пенитенциарные Технологии, Генерального Директора Корпорации «Паноптикум» высокочтимого Господина Джорджа Бейли… – человек испуганно посмотрел на толпу, а толпа испуганно посмотрела на него в секундном и непозволительном ступоре. – И да, вы правильно поняли, высокочтимый Господин Джордж Бейли является правнуком Атаназиоса Бейли, одного из великих Отцов-Основателей Системы, основоположника Нового Мирового Порядка, – затараторил он с дежурным воодушевлением, словно пытаясь заесть или опрыскать освежителем воздуха кринж, который вызвало словосочетание «Пенитенциарные Технологии». Каждый из гостей, очевидно тоже вопрошал про себя: «Какого хуя, Виктор?»   Опомнившись через несколько мгновений, толпа Оксфордских джентльменов взорвалась приличествующими случаю и отнюдь не опциональными бурливыми аплодисментами.   – Эвтаназиоса… – хмыкнул Йорн, желчно улыбаясь, и громко захлопал вместе со всеми.   На сцене опять случилось короткое, но очень возбужденное замешательство, потом сбоку Йорн уловил движение и откуда-то, словно из-под земли, на сцену поднялся Высокоуважаемый Господин в сопровождении двух секьюрити. Выходя из своего укрытия, он как-то странно в первый момент заозирался на потолок, словно испугался, что на него упадет кусок расслоившейся штукатурки. Если Брайан рассчитывал узреть неземное сияние от господина из Системы, то он не прогадал: для человека, не наряженного в золото, парчу, леопардовые шкуры и перья, высокочтимый правнук Солнцеликого выглядел максимально сиятельно. Дорогой деловой костюм серого оттенка с благородной искрой, сшитый, вероятно, в единственном экземпляре, сидел на его спортивной фигуре идеально, на руке блеснули черным бриллиантом часы по цене, сопоставимой со сметой на постройку небольшого студенческого корпуса, смугловатая кожа представительного лица янтарно светилась здоровьем и дорогими притираниями, глянцевые блики мерцали в темных волосах, глаза… Глаза бегали. Их выражение абсолютно не соответствовало серьезной и уверенной гримасе, так же как походка и, особенно, непроизвольные жесты рук не согласовывались с горделивой осанкой, высоко поднятой головой и развернутыми плечами. Столичный господин должен был олицетворять собой так называемую «мягкую» силу Системы в сочетании с железной хваткой, непогрешимой мудростью и непререкаемым авторитетом. Однако на сцену вышел человек, которого то ли насильно, то ли хитростью заманили и кинули в какую-то передрягу, из которой он надеялся как можно скорее и с наименьшими потерями выбраться. Правда, в глазах его был написан отнюдь не страх: Йорн даже со своего места мог читать эти глаза – настолько ясно они говорили о душевных переживаниях многоуважаемого. Не страх, а какая-то не то гадливость, не то брезгливость отражалась в них, но не из-за плебейского сборища джентльменов, а из-за того, что Господин оказался вынужден делать. Тот самый Бирмингемский выбитый глаз вызвал у Йорна, не участвовавшего в истязании, похожее мерзкое чувство. Но что нахуевертил Господин Советник или как его там?    Йорн понадеялся, что из выступления вычленит хоть пару намеков на обстоятельства, приведшие приглашенную звезду в тщательно скрываемое замешательство, но и здесь ракшаса ждало разочарование. Господин Бейли заговорил дежурными фразами о том, что это поручение для него – необычный экспириенс, что он сам успел поучиться в Англии и сохранил теплые воспоминания, – врал! – что очень впечатлен архитектурой Оксфорда – тоже врал! И так далее. Голос этого человека звучал не то, чтобы слабо, и не то, чтобы лениво, и не то, чтобы блекло, а, скорее, так, словно он, будучи глубоко погружен в собственные размышления, механически выполнял работу, которой много лет назад скрупулезно учился, но на текущий момент подрастерял навык.   …Придерживаюсь точки зрения Господина Югенда о необходимости…                  …Радуюсь возможности сотрудничества…                                 …Ценю старания…                                                 …Вижу перспективы…                                                                …Разделяю опасения…                                                                               …Надеюсь на плодотворное…   – Передам приветы… – проворчал Йорн и украдкой зевнул в кулак, отворачиваясь, чтобы никто не заметил. – Главное, чтобы Брайни рассмотрел фасон ваших туфлей, сэр, об остальном можете не беспокоиться.   – В заключение позвольте поздравить ваше…эм… сообщество с очередной годовщиной. Напомните, господин… сэр, – высокий гость обратился к открывавшему вечер господину в клубном пиджаке, забыв очевидно, не только базовые факты об организации, но и имя ее председателя. – Девяносто-семь лет, Господин Бейли, – подобострастно подсказал тот. – Но если считать до этого, то… – Да-да… Словом, почти со столетней годовщиной, – не дослушав его, продолжил высокочтимый. – Такая внушительная цифра требует, чтобы ее достойно отпраздновать, – из бокового входа в зал, словно трудолюбивые муравьи, поползли официанты с тележками, на которых стояли бокалы и множество бутылок с шампанским. – «Дом Периньон»…! – словно ветерок в прибрежном тростнике, зашелестело по рядам. Брайан как бы мельком обернулся и, сладострастно лыбясь, подмигнул Йорну – значит, был в курсе, что ракшас затаился неподалеку. Человеческий брат тоже всегда чувствовал присутствие хищника. – Это… своего рода подарок в знак уважения и намерения сотрудничать, – послышались хлопки пробок, официанты откупоривали коллекционные бутылки, а высокий гость замолчал, не зная, что еще сказать.   Йорн всматривался в его лицо и не мог понять, отчего оно сделалось на самом, казалось бы, приятном моменте таким холодным и напряженным. Личный официант в белых перчатках откупорил рядом со столичным Господином бутылку, налил шампанское в его бокал и с благоговением подал. Тот изысканным жестом взял напиток, дожидаясь, когда остальная сотня бокалов будет наполнена и десяток гарсонов разлетятся с ними во все концы зала. Цвет плебейской нации, не избалованный подобной роскошью, с блеском в глазах разбирал бокалы с подносов и оживленно шебуршал друг другу в ухо, делясь впечатлениями от происходящего. Господин Советник-Гендиректор-Правнук выжидательно смотрел то в зал, приподняв бокал на уровень груди, то косился нетерпеливо на телохранителей.   – Прошу, – сухим тоном сказал официант, подойдя к Йорну и сунул ему бокал.   Йорн взял. Опять перекинулись смешливыми взглядами с Брайаном. Секьюрити, стоявший у входа слева от Йорна слегка кивнул, видимо, самому Бейли, и тот поднял бокал:   – Итак, позвольте тост. За сотрудничество и процветание!   Зал эхом загудел в ответ, повторяя слова высокого гостя, брошенные в толпу, словно монеты. Раздался звон бокалов – стоявшие рядом знакомые и друзья чокались. Йорн подумал о том, что это будет уже третий бокал, а пить слишком много перед расставанием с господином Флоком было совершенно нежелательно, но не пить коллекционное шампанское вместе с высокочтимым представителем Системы выглядело бы странным вызовом. Ракшас поднес бокал к губам и внезапно остановился. В тончайших парах элитного алкоголя он уловил нечто инородное, знакомое… чудовищное. Две или три молекулы ударили в обонятельные рецепторы ракшаса, но от них его начало трясти, словно он обернулся увидел, как на него с бешеной скоростью несется локомотив. В следующее мгновение он посмотрел на Брайана – тот, болтая с начальством, отпил треть бокала и теперь обсуждал неоспоримые достоинства напитка и разглядывал на просвет. Йорн не понял даже, как за какие-то секунды оказался возле Брайана и его шефа и плавным, но нечеловечески быстрым движением взял его за кисть и прошипел еле слышно:   – В туалет! – потом он бросил такой взгляд на остолбеневшего господина Филлипса, что тот замер с поднесенным к губам бокалом, таращась на знакомое странное лицо. Йорн выразительно посмотрел на его бокал, сжимая челюсти и губы в нитку, и еле заметно предостерегающе покачал головой. Глаза того округлились в выражении первобытного ужаса.   – Спасибо… спасибо за теплый прием, к сожалению, на этом вынужден вас покинуть…– звучал из динамиков теперь очень жесткий голос Господина из Айрон Маунтин. – Желаю прекрасного вечера…   – Что пр…– бухнул Брайан, не выдержав, хотя у них с Йорном был давний уговор в непонятных ситуациях, особенно когда Йорн ведет себя, словно сумасшедший, делать, что он говорит и не задавать вопросов. – Заткнись! – прорычал ракшас вполголоса и потащил брата к выходу. – Приготовься, сейчас блевать будешь.   Секьюрити у входа в театр проводил их напряженным взглядом и что-то сказал в наушник связи, хотя и не стал препятствовать. Сердце Йорна бешено колотилось, он чувствовал, как ощущение жути ползет по спине, словно ритмично перебирающая конечностями сколопендра. Жуть и страх для ракшаса были совершенно различными эмоциями. Неподдельный, глубинный страх Йорн испытывал всего несколько раз в жизни. Нервная реакция возникавшая, когда он не знал, сможет ли найти выход из сложившегося положения и успеет ли принять правильные меры, превращала ракшаса в некое подобие живого автомата. Сейчас его заботило только время. Сколько секунд прошло с момента, когда Брайан сделал первый глоток шампанского с компонентами «китайской туши». Внутренние часы с необыкновенной точностью отсчитывали: девяносто семь… девяносто восемь… девяносто девять…   – Выход временно запрещен! – у арки Длинной Галереи Йорну и Брайану преградили путь два гвардейца в легкой форме.   Гвардейцы… Откуда здесь, мать их за ногу, гвардейцы?!..   – Человеку плохо! – взревел Йорн. – Дайте пройти в туалет! Или пускай здесь выворачивает? Ну, окей, Брайан! Срочно!   Бледный Брайан, не понимая уже, где реальность, а где вымысел и игра для Гвардии, заметался и побежал к камину, по дороге суя пальцы в глотку и громогласно издавая совершенно омерзительные звуки.     – Да блядь… какого черта?! – разозленно вскричал один из кевларовых молодцов, когда господина Сорренто вырвало прямо в топку древнего камина. По залу распространился гадкий кислый запах. – А что вы хотели? – налетая с нездоровым возбуждением, но без хамства и провоцирующих жестов, кричал на него в ответ Йорн. – Ох ты ж… ебана… – прокряхтел Брайан, упираясь одной рукой в каминную доску, а второй ослабляя узел галстука. – Мне бы хоть прополоскаться… – Тебе еще надо, так просто не пройдет! – рявкнул Йорн. – Щас… дай очухаться… – Слушайте, будьте людьми, а? – ВЫХОД ВРЕМЕННО ЗАПРЕЩЕН! – прорычал второй гвардеец. – Если не успокоишься, я тебя сам успокою, ПОНЯЛ?! – он указал на шокер в кобуре на бедре. – Понял, – рыкнул Йорн. – Давай еще! Наверняка еще осталась зараза, – обратился он к брату.   – Ты издеваешься?.. – Ты дурак? – зашипел Йорн, как кобра.   Брайан опять послушно уткнулся в камин, стараясь вызвать рвотные позывы. Гвардейцы молча с брезгливыми минами смотрели на обоих и, судя по тому, что они ничего не предпринимали для вызова обслуживающего персонала, им был отдан приказ обеспечивать максимальную тишину и безмятежность. Тишина, очевидно, не предполагала взаимодействие с персоналом. Когда Брайан проблевался во второй раз, Йорн повлек его, побледневшего и заметно осунувшегося, подальше от гвардейцев на противоположную сторону зала, где окно, прорезавшее стену по всей длине, было лишь наполовину прикрыто подъемной пластиковой ставней. Вечерний ветерок свободно гулял туда-обратно через это окно, как веселый лесной дух, донося в обезлюдевший зал ароматы весеннего сада и вскопанной почвы под клумбы.     – Ты сможешь спрыгнуть отсюда? – тихо шепнул Йорн господину Сорренто, когда тот высунулся, чтобы вдохнуть свежего воздуха. – Сколько здесь до земли? – хрипло спросил Брайан, роясь в карманах в поисках освежителя дыхания. – Три метра. Если зависнешь на руках, то человеческий рост. Можно в насаждения, – Йорн указал глазами на росший прямо под ними куст бузины. – Я так без локтя совсем останусь…– мрачно буркнул Брайан. – А так без ЖКТ останешься. Тебе нужно в больницу.   Брайан побелел еще сильнее. Он нервно провел рукой по лицу, косясь на форменных церберов.   – Возьми меня за руку, левой придерживай в облегченном режиме и прыгай в куст. Я следом, потом сразу к той решетке, – прошептал ракшас. – А если шмальнут? Я ж не умею так, как ты, херачить по потолкам. – Ты хочешь здесь остаться из естествоиспытательского интереса? Ни хрена еще не понял? – процедил сквозь зубы Йорн. – Так хоть шанс есть, а тут вообще непонятно, что творится. – Тебе не показалось? – еле слышно и словно опасаясь ответной реакции на свой вопрос прошептал Брайан. – Нет, это я ни с чем не спутаю. И это не Гвардия, не наша, по крайней мере, – Йорн указал глазами на молодцов. – Ой, что-то мне совсем нехорошо… – вслух объявил Брайан, следя искоса за двумя форменными молодчиками возле двери. – В жар бросает… – он принялся стягивать с себя пиджак и, с сожалением посмотрев на него, повесил на стоявший неподалеку стул, сам уселся на узкий подоконник, напряженно массируя глаза.   Йорн встал сбоку от брата, упираясь со всей силы ногами в стенку, и незаметно протянул ему руку. Схватились в замок – Йорн вцепился в мясистое, но вместе с тем крепкое запястье Брайана, и некоторое время продолжал наблюдать за гвардейцами. Двое подозрительных правоохранителей стояли, как вкопанные, за очками было не разглядеть, в какую сторону обращены их взгляды, но по едва заметным мускульным движениям Йорн определил, что они заскучали и частично расслабились.   – Пошел! – одними губами произнес Йорн.   Брайан с неожиданной ловкостью, благодаря выбросу адреналина, переметнулся через стенку и соскользнул с подоконника так, как соскальзывает морской котик в прорубь – когда гладкая, неуклюжая на суше туша вдруг преображается в подводную торпеду и врезается в воду почти без всплеска, она поражает наблюдателя целеустремленностью и мощью. К приятному удивлению Йорна, Брайан бросился вниз ловко и быстро. Ракшаса сильно рвануло вниз, поскольку весил братец не меньше молодого тюленя, но через пару секунд Брайан разжал руку и шикнул, чтобы Йорн отпускал. Внизу послышался шорох веток, звон опрокинутого цветочного горшка, стук подошв по камню.   – Какого хрена! – услышал Йорн со стороны гвардейцев и мгновенно перекинул себя через подоконник вслед за братом, слетел коршуном на землю.   Пол галереи надсадно заскрипел, завибрировал под ударами гвардейских сапог. Брайан уже карабкался по узкой секции решетки, закрывавшей брешь между фасадом здания и средневековой стеной, изолировавшей монастырский сад. Нижние «охраноиды» в похоронных костюмах и еще двое нетипичных гвардейцев, нарисовавшихся возле второго входа на территорию, у запертой решетчатой калитки, засекли движение и потянулись к шокерам – стрелять они, кажется, не собирались. Йорн, приземлившись на клумбу, с низкого старта рванулся в следом за братом, пригибаясь чуть ли не до самой земли, и с налета врезался  Брайану в корпус, почти перекинув через решетку стокилограммового кабана. Потом за пару секунд взодрался на стенку сам и выпрыгнул на уличный гравий. Брайан нацелился бежать на Темз-Стрит через узкий проход, но Йорн пронзительно свистнул, энергично и зло показывая брату, что тот должен перенести свою задницу через калитку и прятаться в заднем дворе ближайшего частного дома, выходившего фасадом так же, как Галерея, на реку. Пиджаки чертыхались, отпирая калитку с указателем «Аббатство Эбингдон. Театр «Единорог»», чтобы пуститься вдогонку за сбежавшими гостями.   Йорн и Брайан пробежали пять или шесть садиков, то и дело роняя дряхлую уличную мебель, натыкаясь в сумерках то на цветочные кашпо, то на какой-то хлам, служивший верным индикатором обеднения и апатии у жителей городка. Йорну пришлось перелезть не через одну кирпичную стенку, пробежать по крыше не одного сарая и перетянуть за собой на другую сторону брата с его раскуроченной после аварии рукой. Брайан скрежетал зубами от боли в укрепленном протезом изуродованном локте, тяжело дышал, но старался не отставать от чудовища, которое неслось по чертовым перегородкам, как пастушья собака носится по скалам, загоняя стадо на горное пастбище. Добравшись до последнего дворика, Йорн и Брайан вывалились на какую-то тупиковую улочку и уперлись в еще одну стену монастырского комплекса, метра три с половиной в высоту. Ее Брайану было точно не одолеть.   – Давай, давай, давай! – Йорн, быстро сориентировавшись, подтолкнул Брайана направо в сторону зеленеющего парка с искусственными руинами. – Ч-черт… блядь… – натужно выдохнул братец, собираясь с последними силами. – Никогда не думал, что попаду в такую херню, а виноват будешь не ты, Вольпер…фух… – Если у тебя нет паранойи, это не значит, что куча народа не хочет тебя убить, Карлеоне, – ответил Йорн находу. – По статистике, большинство преступлений с применением насилия совершается близкими родственниками или друзьями… – пропыхтел Брайан. – Пускай Система высылает теперь кандидата, чтобы на нас женился!   Они перевалились, наконец через еще одну стенку в обход официального маршрута для посетителей, и побежали по сумеречному парку с историческим названием, объясняющим его происхождение – Аббатские Луга. Скрываясь среди деревьев, беглецы постепенно перешли на шаг и некоторое время пробирались вдоль берега Темзы, поминутно останавливаясь и прислушиваясь. Ухоженная и наманикюренная парковая зона постепенно перетекла в менее обжитую загородную территорию с рощами, зарослями колючих кустов, порослью ивняка и полузаросшими тропинками вдоль старинных каналов. В некоторых местах поваленные деревья лежали прямо поперек тропинки. Йорн и Брайан оказались в зоне, по все видимости, включенной под программу «Rewilding» и, очевидно, находившейся на первой стадии подконтрольного одичания с постепенным восстановлением природной среды, привлекавшей мелких животных, оленей и множество птиц. На Йорна и Брайана внезапно, словно из тумана веков обрушились пейзажи Джона Клейтона и, может быть, самого Томаса Гейнсборо.   – Ты как? – спросил Йорн у Брайана, когда тот отдышался. – Как загнанная лошадь. Воды бы, но нет же ни хрена. – Это понятно, как общее самочувствие? – Хер его знает… может психосоматика, может нервы, может от физкультуры, а может и попало все-таки что-то… Я еще раз спрошу: ты уверен или тебе стало скучно одному с ума сходить? – Но ты же видел этих. – Да это просто хмыря-суперзвезду охраняют! – Завтра отслеживай региональные новости, и помяни мое слово… – Кстати, если ты считаешь, что мы от кого-то убегаем, то хочу разочаровать, – Брайан достал из кармана коммуникатор и помахал им перед лицом нечеловеческого брата.   – Да ну! Вот уж никогда бы не подумал, – с невеселым сарказмом отозвался Йорн. – Брайан, мы выигрываем время, чтобы тебя положить на капельницу и понять, что происходит. Если появятся признаки облавы, то, естественно, избавимся от девайсов. Но если они всерьез будут поодиночке добивать недобитков, то… – Нам пизда… – Боюсь, что да, – сухо кивнул Йорн. – Господи… – прошептал Брайан голосом, которого Йорн у старшего брата никогда не слышал – это был его настоящий голос, без шутовских, саркастических интонаций, бравуры и напускной беззаботности. – Из тебя надо срочно выводить токсины на случай, если понадобится все здоровье, которое имеется в закромах.  – Сейчас мы куда идем? – В Калэм, на станцию. – А ничего, что у меня возле монастыря тачка стоит? – Я собирался байк на станции угнать, а ты что подумал?   Некоторое время они шли осторожным шагом, стараясь не шуметь травой, прислушивались к бурлящей ночной жизни птиц в кустарниках и к отдаленным звукам технократической цивилизации, словно железные вздохи, доносившимся из-за обширных полей. Внимание Йорна то и дело привлекало движение среди травы – кролики устраивались на ночлег и перепрятывались, заслышав шаги пришельцев. До чего же не хотелось ощущать себя в положении кролика, который почти не способен на активную защиту. Кролики могли лишь убегать, прятаться, мимикрировать, прислушиваться, вглядываться своими широко, по-кроличьи, распахнутыми глазами в мир, полный опасностей. На память ему пришло рассуждение стремного мужика в лесополосе про отличия кролика и зайца. Тем не менее, говорят, что кролики смышленее зайцев…   – Йорис, скажи, как ты это делаешь? – вдруг спросил Брайан после долгого молчания. – Ты о чем? – Ну, ты все понимаешь… Только не говори про «мертвого самурая», умоляю. – Да я не собирался, – Йорн пожал плечами. – Брайан, но я и в самом деле уже один раз умер девять тысяч лет назад. – Йорн…– Брайан недовольно отмахнулся. – Ну, серьезно. Я ведь и в самом деле нахожусь вне границы, которая разделяет живое и мертвое, стою рядышком, посматриваю и диву даюсь. Берем полную дезинтеграцию «железа», естественно, исчезает сознание, но остаются клочки чертежей с некими зарубками, которые были оставлены психическими и физическими процессами при жизни Бальтасара. Их нечеловеческим усилием собираем воедино, дыры залатываем, и снова запускаем процесс сборки. И да, мое тело состоит из другого материала, нежели оригинал, но и твое туловище смонтировано из других молекул, нежели десять лет назад. Мое сознание вырабатывается машинерией, которая является близкой копией физической нейронной сети Бальтасара. Во всяком случае, я не думаю, что они отличаются больше, чем твоя сеть нынче и через сорок лет… – Если доживем…– мрачно буркнул Брайан в сторону. – Так вот ты спрашиваешь, как я «это» делаю – Брайан, внутренне я очень ясно осознаю, что однажды уже умер. Не впал в кому, а был окончательно и бесповоротно, необратимо мертв. Вряд ли кто-то еще в истории человечества ощущал нечто подобное, поэтому и слова для этого подходящего нет. – И каково это? – Мертвые ничего не осознают и не воспринимают, поэтому не могу знать. – Ты только что сказал, что осознаешь что-то, – возразил Брайан. – Наверное то, что небытие – это моя стихия. Где-то на заднем плане сознания я каждую секунду поражен тем, что могу воспринимать реальность. Для тебя это – естественное право, для меня – привилегия Осирисова размаха. Меня нельзя равнять с «мертвым самураем», даже самый мертвый самурай примеряет на себя саван ради одного – выжить. А я живу немного в другом измерении. – М-да… боюсь, что это не очень помогает, эрманито. – Если твоя цель – преодолеть сиюминутный страх, то играть в прятки со своим сознанием эффективнее, чем срывать покровы, которыми оно завешено. – Какая самая главная иллюзия? – То, что ты есть, – спокойно ответил Йорн. – Кхм… – кашлянул Брайан, поднял очки на лоб и выразительно потер переносицу. – Я знаю…– усмехнулся ракшас. – Иногда, кажется, что я себя чувствую словно Бог Смерти… как это было у поэта?.. «Пришедший на пир, блуждая в зимних лесах, и крокусы прорастают из его черного рта»…   Они снова надолго замолчали и шли километра полтора по извивающейся между зарослей молодых деревцев тропинке вдоль реки. Ни Гвардии с собаками, ни поисковых дронов слышно не было. Среди одичалых полей царила влажная апрельская безмятежность, хотя не так далеко Йорн отчетливо слышал регулярно проезжающие по Эбингдон Роуд автомобили.      Дойдя до железнодорожного моста через Темзу, Йорн и Брайан взобрались по насыпи и, непрестанно оглядываясь, перебежали по шпалам на противоположный берег реки, где обнаружили, что никакой тропинки вдоль железки не предусмотрено, и были вынуждены пуститься в путь по буеракам среди молодого подлеска.   – Ну, все, блядь… Пиджак проебал, брюки как из жопы, туфлям – капут… – сетовал Брайан, в очередной раз провалившись в кроличью нору. – И все почему? Потому что я сбежал через окно с какой-то гребаной вечеринки, на которую приволокли какого-то вертухая, блядь! Что за замена главному по воспитанию народных масс? Стоял и какую-то чепуху молол, которую ему ИИ в метро на коленке написал… – В метро? – с легким удивлением переспросил Йорн. – Думаешь, он не потянет снять себе хотя бы пару веток метро на вечер? Не важно… шучу я. Парадокс в том, что нормальных людей арестовывают за то, что они пробираются в места, куда их не приглашали, а я иду оглядываюсь в поисках ударных дронов, потому что свалил с корпоратива… Йорн, ты все-таки точно уверен? Я до сих пор ничего не чувствую. – Хочешь почувствовать? – оскалился ракшас и сделал резкое движение, словно собирался ударить брата в живот. Брайан среагировал достаточно оперативно, отведя корпус и подставив локоть. – Смотри, если так на людях будешь себя вести, тебя задержат по подозрению, – со смехом заметил Йорн. – Должен упасть на землю и просунуть хвост между ног, Брайни. – Упаду на землю и вцеплюсь зубами в ахилл, закон этого, вроде, не запрещает. – Как не запрещает, когда это самое натуральное превышение? – Если госслужащий типа твоего слизняка прогрызет ахилл, то может быть не совсем однозначная трактовка, – экспертно возразил Брайан. – Мне тут кореш очередной казус подбросил: приходит к нему мужик на консультацию и, знаешь, что спрашивает? Должен ли он нести уголовную ответственность, если ударит человека ножом с согласия человека, и как это оформить документально. Прикинь! – Брайан прыснул в кулак. – Сектант? – спросил Йорн.   – Не, по ходу тот, которого должны были ударить, неизлечимо болен. – Чем ему медицинская эвтаназия не угодила? Ее же бесплатно предоставляют. – От руки возлюбленного хотел, чудик. – Чудны дела твои, Господи… Так, тс-с! Пригнись! – Да, еб… что там еще? – зашипел Брайан, садясь на траву, и посмотрел в ту же сторону, куда вглядывался ракшас. – Ну все, брюкам трындец… пали смертью храбрых, блядь…   Впереди молодой древостой поредел, и метрах в ста пятидесяти показалась грунтовая дорога, которая пересекала железку и вела дальше к кампусу Центра Ядерных Исследований. На пустынной дороге друг за другом были припаркованы четыре одинаковых черных автомобиля той же экзотической конфигурации, что Йорн заметил на подступах к аббатству. Секьюрити в похоронных костюмах стояли возле автомобилей, скрестив руки на поясах и неусыпно бдели, зорко посматривая по сторонам. Йорн и Брайан, очевидно, оказавшись на самой границе поля зрения инфракрасных камер, остались не замечены и поспешно спрятались за кочкой, поросшей густыми хохлами травы. Из укрытия они увидели, что в некотором отдалении от охраны, ища уединения, стоял не кто иной, как недавний заморский гость. Стоял он в неизысканной позе, уперевшись ладонями в бедра и согнувшись над землей, последние лучи ушедшего за горизонт солнца охватывали его силуэт своими розовыми перстами, как сказал бы античный поэт. Постояв так некоторое время, он выпрямился, поправил костюм и обтер лицо носовым платком, когда он небрежным жестом махнул охране, один из молодчиков подбежал с бутылкой воды. Взяв воду, Господин из Столицы с каменно-скорбной миной кивнул телохранителю, и тот отбежал на прежнюю позицию. Некоторое время Господин стоял, отпивая жадными глотками воду, потом прополоскал рот, сплюнул и опять протер лицо после чего, накрыв бутылку потерявшим свежесть платком, поставил ее на землю. Однако уходить он был еще не готов и посему раскурил сигарету, а раскурив, долго стоял спиной к своим автомобилям и персоналу, вперяя взоры в даль и пуская клубы дыма. Даже с такого расстояния Йорн улавливал в воздухе микрочастицы золы с неведомыми ароматическими добавками, а также некоторые компоненты терпких духов с другого континента. Из низины, со стороны реки и станции, куда направлялись ночные диссиденты, наползал вечерний туман.   Докурив и додумав свои нерадостные думы, Господин поднял с земли бутылку и поспешил обратно, запрыгнул во вторую машину с конца. Вся колонна стартовала и начала медленно разворачиваться, потом один за другим автомобили, подняв пыль с дороги, скрылись из виду.   – Йорн… – произнес Брайан. – Что? – ракшас обернулся и нахмурился, поскольку заметил странную бледность на лице человеческого брата, которой еще несколько минут назад не было. – Че-то… че-то мне не… кхм… не очень хорошо, – чуть стыдливо признался Брайан, напряженная складка пересекла его лоб.