Человек Кембриджский (Homo Cantabrigiensis)

– Надо же, ты сегодня прямо щеголем! – воскликнул господин Мэтью Флок, встречая Йорна в вестибюле Оксфорд Стэйшн. – Только опять ты в шапке этой…– прибавил он с оттенком досады, как если бы шапка могла доставить Флоку ощутимые неудобства.   Йорн в ироническом удивлении ­­отогнул борта пиджака и сделал вид, будто осматривает свою одежду, стряхивая пылинки с рукавов. О каком щегольстве Флок вообще толковал? Йорн был одет почти так же, как три дня назад в Лондоне: черные брюки, черная водолазка и черный однобортный пиджак. Разве только туфли выходные. Но красота, как говорится, в глазах смотрящего. Флок смотрел на Йорна с тщательно скрываемой лихорадочной радостью, которая искрилась в глубине его все время прищуренных, с хитрецой, глаз. Да, глаза он прищуривал так же, как не договаривал фразы, боясь, что выдаст лишнего.     – Пойдем, пойдем, я чудом припарковался рядом с вокзалом, прямо передо мной гражданин выехал, а я нырнул, хотя пришлось другого желающего немного потеснить. Не растерялся, так сказать, выдавил. Но там только четверть часа можно… – заговорил в своей уже знакомой обрывочной манере Флок. – Куда едем? – поинтересовался Йорн, косясь на него. – А, вот увидишь! Тут полчаса прокатиться, до Эбингдона. – И что там, в Эбингтоне? – Все увидишь! И погода сегодня просто замечательная! – Ну, раз так… – пожал плечами Йорн.   Как ни хотел Йорн радикально решить вопрос Мэтью Флока, сейчас его раззадоривало любопытство. Ракшасу было курьезно понаблюдать, как этот немолодой, во многих отношениях несимпатичный, не блещущий ни умом, ни обаянием, а также, судя по обручальному кольцу, не на шутку женатый джентльмен станет с ним флиртовать. Йорн сделал вид, что молча проглотил намек Флока, будто студент у него на крючке. Пускай думает господин Флок, что от него зависит, заинтересуется ли Бытовой Контроль подробностями встречи студента с оскорбителем дипломатического работника, или Гвардия сквозь пальцы посмотрит на Йорново рубище, босые ноги и обритую башку на видеорегистрации в Шиптоне. Но приняв вид равнодушной уступчивости, укол этот Йорн со всею внимательностью взял на заметку и глухое роптание затаил. В данный момент у него, правда, не было никакого плана. Для взаимодействий с женщинами Йорн, как герой одного плутовского романа, предпочитал вдохновение, а вот с мужчинами подобными господину Флоку ему еще не доводилось схлестываться. Один единственный раз, когда ракшас, надо полагать, предпочел вдохновение с мужчиной, закончился эксперимент гибелью последнего. Оставалось наблюдать за Мэтью Флоком и действовать в согласии с обстоятельствами.   Йорн покосился на Флока, молча сосредоточившегося на дороге. По лицу его блуждали неопределенные выражения – столь же неопределенные, что и черты его лица. В возрасте Йорна он, наверное, был высоким, крупнокостным дрищом, который старался влиться во всякую компанию, и поэтому, среди прочего, пошел заниматься спортом – чем-то вроде крикета, хоккея на траве или лакросса. Внешне он, скорее всего, выделялся среди друзей только, разве что, ростом. Подобные ему люди не запоминаются, если не напоминают о себе. Но Флок напоминал, регулярно, методично, вновь и вновь сообщал всякого рода полезным людям о своем существовании. В компании всегда громко смеялся и выкрикивал шуточки, которые кажутся смешными только на фоне общего хохота и пьянства – разгоревшийся костер сожрет все, и мокрое полено, и автомобильную покрышку. Слушать его рассуждения и теперь было не очень интересно, он не умел подать тему, но таких слушают из вежливости, и говорит он, спору нет, толково, по делу, хоть и приправляет дискуссию тонной банальностей и общих мест. К Флокам привыкают, они становятся как бы неотъемлемым элементом локального ландшафта, своими в доску, хотя рубани Йорн дипломата прямо сейчас насмерть по горлу… Нет, на похороны придет много народу, в том нет сомнения, но в основном заявятся бесплатно отобедать и посплетничать. С возрастом лицо Мэтью Флока лишилось, вероятно, зародышей приятности, которые всегда обнаруживаются у юного существа, но не всегда расцветают, а зачастую увядают в зачатке. Однако было что-то, что подтолкнуло Йорна согласиться на провокацию. Имелась у Флока жизненная сфера, где он спутался с каким-то заштатным, выпертым из ада на землю за профнепригодность, мелким, но все-таки бесом. Какая-то червоточина была в нем, какая-то причудливая трещина души. Она словно бы оживляла внешний вид китчевой, зауряднейшей во всех прочих отношениях фигуры. Сейчас этот демон играл на своей дудке, заставляя блеклые глазки господина Флока хитро посверкивать и временами искоса скользить по юному спутнику. Особенно это было заметно во время поворотов направо и когда Флок гипнотически вглядывался в движение на перекрестках.     – Ну, что, ты все работы успел сдать? – заговорил покровительственным тоном господин Флок.   Они пересекли Фолли Бридж и покатили на юг по Эбингдон Роуд. Йорн посмотрел вниз, на реку, и с ухмылкой вспомнил табличку на мосту, которая сообщала, что история Алисы в Стране Чудес была впервые рассказана во время лодочной прогулки, начавшейся возле Фолли Бридж. Помнится, и сам Йорн где-то в этом районе года три назад был на лодочной прогулке. Пьяный Брайан со товарищи перевернули тогда ялик и уронили не менее пьяного Йорна в Темзу.   – А вы во мне сомневались? – рассеянно отозвался Йорн, занятый своими размышлениями. – Это очень, очень хорошо, что ты освободился в воскресенье. Просто замечательно. Считай, что тебе повезло, Йорн, – что-то было почти сальное в том, как Флок произносил его имя. Он делал таинственный акцент на имени «Йорн», как если бы оно было фальшивым и Флок сардонически намекал, что ему известен маленький грязный секрет молодого спутника. – Верю на слово, – улыбнулся Йорн. – На опознание тебя еще не вызывали? – Вызывали, на завтра назначено. – Будем держать кулачки! – и как только Флоку удавалось произносить самые обыденные фразы с приторностью совершенно невыносимой? «Будем держать кулачки»… фу, бля… – Скорее всего, будут вызывать несколько раз, так что я бы не рассчитывал на немедленный успех, – скептически отвечал Йорн, хотя сам на него если и не рассчитывал, то очень надеялся.   Через полчаса, как Флок и обещал, они ехали по пригороду Эбингдона с широкими, просторными улицами и с достаточно приличными частными домами. Потом на автомобильном круге свернули влево и оказались в центре маленького старинного городка, не то, чтобы замызганного, но с неопределенным налетом депрессивности даже в такую замечательную погоду. Какие-то мелкие, с трудом выживающие магазинишки франшизы «Хоум-Стафф», опустелая рыночная площадь, обанкротившийся и перманентно закрытый музей местной истории, который отличался от функционирующего заведения тем же мертвенным вайбом, что свежий покойник от вздремнувшего на солнышке дачника. Через несколько минут они свернули на Тэмз Стрит, как логически можно вывести из названия, тянувшуюся вдоль куска Темзы, доставшегося Эбингдону в средневековье и послужившему экономическому процветанию городка. На этом участке пути что-то изменилось в ландшафте. Скорее всего, это было скопление довольно дорогих автомобилей на парковке в начале улицы, которые, словно клопы-солдатики сгрудились в прогревшемся к вечеру углу забора. Росшие вдоль набережной белоствольные березы вкрадчиво шелестели совсем еще юными листочками под ветерком, кравшимся с реки. Флок припарковался на зарезервированном для него месте, и оба вышли из машины. Йорн потянул плечи, как кот, и по привычке внимательно осмотрел местность. Отметил внушительных размеров паб на углу улицы с белеными стенами и странным названием «Крепкий тыл». Узкая и ленивая Темза вяло катилась по местами закованному в кирпич руслу метрах в пятидесяти от улицы, но параллельно ей тянулся небольшой поросший кувшинками канал для водяной мельницы, он упирался в тупик также, как и Тэмз Стрит. Пока шли по тихой улочке мимо жилых домов и каких-то построек неопределенного возраста, внимание Йорна привлекли два таинственно мрачных черных автомобиля неизвестной марки, припаркованных друг за другом. Номера на номерных панелях были скрыты.   – Йорн, я тебя умоляю, сейчас сними ты эту шапку, ну совсем не подходит к случаю! – опять капризным тоном потребовал господин Флок, когда они подошли в конце улицы к узкой стрельчатой арке в старинной щербатой стене. Через арку открывался вид на проход с каменными ступенями, а через него светилась виста внутреннего сада. Над средневековым проходом висела малозаметная, полустертая вывеска с надписью «Театр Единорог». – Мы в театр? – спросил Йорн удивленно и нехотя стянул тонкую трикотажную шапку, сложил ее и спрятал во внутренний карман пиджака. Потом с раздражением пригладил густой черный ежик волос, который, тем не менее все еще недостаточно маскировал кожу. Прическа Йорна, особенно на висках и коротких бакенбардах издалека казалась нарисованной. – К чему столько конспирации? – Лучше, намного лучше, я тебе гарантирую! – заверил его Флок в ответ.   Йорн заглянул в тоннель снова – кажется, в саду по ту сторону прохаживались люди и ручейком струились во внутренние помещения.   – Пойдем, пойдем, – Флок подтолкнул его, аккуратно сжав плечо. Йорну показалось, что он пытается незаметно прощупать его бицепс под пиджаком. – Добро пожаловать в Аббатство Эбингдон! – с пафосом, причина которого была Йорну непонятна совершенно, объявил Флок.     Пока шли по проходу и прежде, чем Флок со своей неприятной авторитарной нетерпеливостью потащил студента дальше, Йорн успел задержаться на пару секунд и взглянуть на план территории, сработанный очень старомодно на ламинированной пластиковой панели. Пунктирными линиями была указана внушительная постройка самого аббатства, не пережившая кампанию роспуска монастырей при Генрихе VIII. Единственное, что осталось от средневекового комплекса, – это здания, тянувшиеся рядком вдоль Темзы: казначейство монастыря, зернохранилище и длинная галерея. Нынче все были приспособлены, как и большинство подобных памятников, под пространства для увеселительных мероприятий. На Йорна повеяло свадебным душком. Только этого ему не хватало, на худой конец уж лучше какой-нибудь всратый корпоратив.   …Pardonnez mon français…   На поляне перед Длинной Галереей курила и болтала группа мужчин с бокалами кавы в руках – Йорн определил напиток по запаху, прилетевшему с вечерним бризом. Они были похожи на стайку оксбриджских профессоров в саду колледжа на фуршете. Флок помахал им издали, а Йорну зажужжал на ухо:   – Сначала чек-ин! Не отвлекаемся! – и повел его к арочному входу в галерею, где, к немалому удивлению Йорна, стояли два внушительных секьюрити в черных похоронных костюмах. – Как у нас все сегодня серьезно, я же говорил, что тебе повезло! – хихикнул Флок.   Не то, чтобы Йорн был сильно обескуражен увиденным. О составе любой вечеринки больше пяти человек организаторы обязаны были отчитываться Бытовому Контролю, так что регистрация была обязательна. Пару раз Йорну самому приходилось заниматься этой нуднейшей бюрократией в связи с мероприятиями Брайанова Хитрожопого Братства. Однако секьюрити создавали слишком профессиональное впечатление. Флок уже тянул его к пункту регистрации, попутно доставая коммуникатор. Дипломат со слегка заискивающей напускной самоуверенностью, заглядывая в хмурые глаза охраны, приветствовал их и открыл Реестр.   – Молодой человек – со мной, гость, да… – Флок не то указал на Йорна рукой, не то протянул к нему руку, чтобы положить ее покровительственно на плечо. Йорн, со смутно недовольной гримасой тоже открыл свой Реестр. – Собственный алкоголь, режуще-колющие предметы, оружие, горючие и взрывоопасные вещества иметь при себе запрещается, в Театре запрещена аудиозапись, видео и фотосъемка, будем сканировать, за нарушение – ответственность вплоть до уголовной, – монотонно, в который раз за вечер проинструктировал один из секьюрити. – Если у вас достаточно социальных кредитов для ограничения доступа к Реестру… – Конечно, у меня достаточно соцкредитов, я дипломатический работник, – обиделся господин Флок. – Ну, не у вас, так у вашего гостя, – сдержанно огрызнулся секьюрити, смерив Йорна глазами. Было видно, что ракшас с накрашенной физией ему не понравился с первого взгляда. У Йорна ввиду молодости и неполноты архива школьных характеристик действительно было не слишком много соцкредитов, но первое, на что он их потратил, как только накопил нужную сумму, было  ограничение доступа к распознаванию его лица для обычных пользователей «Виртуалити». – Я обязан проговорить, – продолжил охранник, – доступ к Реестру с распознаванием лица должен быть открыт во время всего пребывания на территории, будем проводить точечные проверки. Если Реестр окажется закрытым, будем удалять с мероприятия. – Хорошо, хорошо, никто не возражает… просто к чему это… Вот, все, распознавание… можете проверить, – заговорил Флок опять сбивчиво. – Проходите, приятного вечера, – холодно пригласил второй молчаливый амбал.   Йорн и Флок вступили в затемненную галерею, где на фоне каменной кладки тринадцатого века вращался голографический герб с вздымающим крылья и изгибающим шею черным лебедем. Светящиеся надписи «Клуб Черный Лебедь» и «Добро пожаловать!» вращались в противофазе с гербом. По зданию звенели, постепенно усиливаясь, звуки электронного джаза. Если Йорн с трудом переносил какую-то музыку, то этой музыкой, хуже всякой другой, был импровизационный сгенерированный искусственным интеллектом джаз, Йорна начинало даже физически подташнивать, если он больше пяти минут следил за мелодией.   – Клуб «Черный Лебедь»? – с вопросительной интонацией прочитал Йорн вслух. – У нас тут чисто мужская компания, если не возражаешь… – невпопад отвечал Флок. – Сейчас все расскажу… Пойдем, пойдем, – Флок опять подхватил его под локоть и повлек наверх, откуда доносился многоголосый шум.     Когда они поднялись по деревянной с поворотом лестнице, взору Йорна предстала длинная галерея с стиле рустик, представлявшая собой типичный амбар, переделанный в зал для фуршетов. Единственное, что ее отличало от других подобных мест, где плебеи среднего достатка могли раз в год скинуться и провести какую-нибудь встречу одноклассников, был налет старины музейного уровня. Щербатые толстые и неровные балки обрамляли растянутое во всю стену окно, на потолке такие же балки лежали причудливым рыбьим скелетом. Торцевые стены не были оштукатурены, одна продольная обшита деревом, а противоположная ей с отколовшейся и посеревшей штукатуркой выглядела так, словно попала в наводнение, ее сильно углубленные окна с переплетом смотрели на реку. Возле нефункционирующего и исцарапанного то ли линиями, то ли надписями камина, стояли несколько джентльменов и разговаривали, весело хохоча.   Народу было много, как и посулил Флок, одни мужчины, и Йорн от этого почувствовал едва приметное внутреннее покалывание: как любой рапакс, он автоматически напрягался при виде незнакомого самца, особенно оказавшись на его территории. А что делать с целой толпой самцов, инстинкт деэкстинктного примата не знал, ввиду отсутствия прецедентов в базе данных. Посему в первый момент рефлексы переключились на еще более примитивные реакции, которые не менялись ни с опытом, ни с тренировкой. Йорн напружинился и заозирался, зная наверняка, что выражение его глаз заставит безотчетно беспокоиться тех, кто обратил внимание на прокравшегося в человечье жилище хищника.   Флок тем временем засуетился. Его манера поведения раздражала Йорна, хотя он дал самому себе зарок лишь наблюдать, как можно меньше вовлекаясь, и искать подходящего момента, чтобы расставить точки над i, какого бы взаимного кувыркания Флок себе ни навоображал. Дипломатический работник принялся кузнечиком скакать от одного знакомого к другому, приветствуя, пожимая руки, похлопывая по плечу, стрекоча и рассыпая непонятные постороннему слушателю корпоративные шуточки. Йорн некоторое время ходил за ним, но потом понял, что господин Флок его никому не собирается представлять. За то время, пока Флок опылял членов клуба «Черный Лебедь», некоторые его знакомые, по правде сказать, с явной заинтересованностью покосились на Йорна, более того, покосились они синхронно с господином Флоком, как будто между ними произошел краткий обмен информацией, понятной без слов. В глобальной перспективе, несомненно, анонимность в этом странноватом сеттинге Йорн мог только приветствовать, однако соус, под которым она подавалась, имел неприятный душок. Детали картины, общая композиция которой стала Йорну ясна уже за обедом с домовладельцем, начали проступать отчетливее. В конце концов, Йорн перестал бесцельно перемещаться следом за Флоком, взял у официанта с подноса бокал кавы и отошел к камину. Сначала он цепким взглядом изучил гостей, тайно наводя на них камеру коммуникатора с распознаванием, прислушиваясь к разговорам и пытаясь выхватить какую-то полезную информацию. Среди гостей были джентльмены разного возраста, но все, в целом, под стать господину Флоку: эдакая побитая молью и самую малость завшивевшая аристократия с оксфордским образованием и – как это было у классика? – «необоснованным чувством самодостаточности».   Длинная Галерея в разрушенном аббатстве с ее духом древнего достоинства, ограбленного и оскопленного по повелению всевластного монарха, с ее стенами, вся живописность которых заключалась в выцветших росписях шестнадцатого века и в напоминающих плесень разводах на штукатурке, галерея, вынужденная сдавать себя в наем под свадьбы и дни рождения с вином на невзыскательный вкус – словом, вся эта обстановка безукоризненно подходила под собрания этого, с позволения сказать, «тайного общества». Настолько безукоризненно, что совпадение казалось неправдоподобным. Единственное, что выбивалось из картины абсолютной гармонии, выстроившейся в понимании Homo Rapax, были два культуриста на входе, строгое внушение по поводу Реестра и видеофиксации «в Театре», а также две машины неизвестных марок, припаркованные на Тэмз Стрит.   Сделав несколько ментальных заметок, Йорн, чтобы скоротать время, переключил внимание на более статические элементы материально-бытовой культуры. Сначала он рассматривал, потягивая игристое, фахверк на потолке и сильно поврежденные временем ленты росписей с растительным узором, потом обратил внимание на каминную плиту. Испещрявшие известняк линии, издалека показавшиеся ракшасу простыми царапинами, оказались на самом деле множеством слоев надписей и рисунков, нацарапанных на стене. Имена, даты, неразборчивые слова-выкрики, застывшие в камне, были каменным палимпсестом и сохранили память о людях, веками бродивших по этой галерее. Интересно, скольких дорогих гостей – а на одном из информационных стендов в зале было написано, что галерея, возможно, использовалась для размещения важных особ – здесь отравил прелат? Один из четких рисунков казался намного старше остальных и напоминал что-то вроде portcullis, опускную замковую решетку со стрельчатыми нижними концами. Где-то Йорн такую штуку видел не столь давно. Если память ему не изменяла, то представлена она была в виде герба… В Кембридже старинных гербов налеплено не перечесть, но как-то больно защемило внутри от решетки.   – Да блядь…– неслышно процедил он сквозь зубы, внезапно вспомнив: такая же решетка нарисована за спиной у молящейся Маргарет Бофорт на картине в Мастерс Лодж. Что же за поклонник тут отметился шестьсот лет назад? – Не заскучал? – раздался опять над ухом взбудораженный голос господина Флока. Йорн, занятый осмыслением исторических параллелей и рассматривавший граффити, то снимая, то надевая очки, сильно вздрогнул, когда домовладелец положил ему руку на плечо.   Йорн поторопился выпрямиться и отстраниться от неприятного прикосновения.   –  Я бы заскучал, да вы заскучать не даете, господин Флок, – с сарказмом ответил он. – Через день, благодаря вам, разъезжаю по мероприятиям. А кстати… что это за мероприятие? – он выразительным жестом показал на галерею и собравшихся в ней людей. – Да-да, все расскажу, пойдем, – справивший свои социальные нужды дипломат, теперь был доволен, готовый взяться за своего красивого спутника.   И, собственно, взялся. Подхватив ракшаса под локоть, а Йорну было как-то несолидно вырываться, господин Флок повел его по залу. Сначала он сообщил несколько базовых фактов об Аббатстве Эбингдон, которые Йорн и без него успел прочесть на инфостендах. Когда запас нейтральной информации исчерпался, Флок опять переключился на излюбленные намеки, недомолвки, подмигивания и многозначительные взгляды. Он то возводил очи горе, то опускал долу, то обводил взором помещения, то выстреливал прицельно в кого-то из гостей. Из сказанного и недосказанного Йорн вычленил, что присутствует на ежегодном собрании одного из Оксфордских джентльменских клубов. Клуб хоть и не мог похвастаться старинной родословной, поскольку зародился как раз в момент, когда Отцы Основатели публично объявили о наступлении мировой революции, но отличался от других активной позицией.   – Каждый на своем месте… понимаешь? – шелестел Флок, завлекая Йорна в небольшое помещение за галереей, и показывая оттуда с балкона затемненный зал театра «Единорог». – В Университете многовековая политическая традиция, как ни крути… лучшие в своем роде люди. Лучшие кадры. Системе нужны не только в наукоемкой сфере. Без работы с людьми, сам понимаешь… никакой ИИ не заменит! – И какая у вас, если позволено поинтересоваться, общая доктрина? – спросил Йорн заговорщицким тоном и приблизился к лицу Флока, видя по глазам, что тот томится и бледнеет. – Йорн, ты же понимаешь, что такое «черный лебедь»? Кто-то должен их создавать. Первое поколение поддержало Систему, политический вклад был очень значительный, в том числе и в подавлении Миллера… Это все незаметная работа, по зернышку, там, тут, а ростки постепенно… Системе жизненно необходимы такие союзники, как мы. – Разве Системе что-то угрожает? – Системе всегда что-то угрожает… И главное – энтропия. Эн-тро-пи-я! Энергия нужна, чтобы вся эта махина функционировала. Восходящий поток. Нужна связь с тем, что происходит на земле, «в поле», так сказать, и она должна осуществляться не абы-кабы, а через людей, у которых есть видение, понимание «большой картины». А кто это может сделать? Оксфорд, PPE! – Не вы ли радовались третьего дня роспуску философских факультетов? – поддел дипломата Йорн. – Это другое, это не пустое философствование, а «большая картина», наука управления человеческой массой, философские основы функционирования общества. У нас уникальная социальная и управленческая база. Наверху этого не хватает, они слишком полагаются на ИИ, когда речь идет о плебейских регионах, а нужно меняться… Я-то знаю не понаслышке все эти процессы и тонкости, я с «Нексусом» работаю уже пятнадцать лет, собаку съел... Они слишком роботизируют людей… Нет, когда-то такая схема была необходимым злом, даже не злом… каждому по способностям, что и говорить… Но… стабильность! А мы работаем над более гибкой социально-политической моделью. Лучшие люди должны иметь более широкий спектр… ты понимаешь, да? – он многозначительно покивал Йорну и придвинулся еще ближе. Теперь они оба стояли в затемненном закутке, полубоком облокотившись на перила балкона, с которого открывался вид на помещение очень маленького театра. Вниз вела еще одна скрипучая узенькая лестница. – Вы, наверное, и себя не забываете? – Йорн прищурился на дипломата по-кошачьи. Этот прищур все девочки принимали за кокетство, независимо от того, флиртовал Йорн с ними или нет. А как обстояло дело с мужчинами? – Ну, я не только себя не забываю. Я много кого не забываю, – улыбка зазмеилась на губах господина Флока. – Толковых людей никто не забывает. – Вы меня в роли толкового человека сюда пригласили? – оскалился Йорн. Флок таинственно улыбался. – А отчего же никому не представили? Я себя каким-то мальчиком на прокат чувствую. – А ты хваткий. Все в свое время, не торопи события. – А Система о вашей, условно говоря, деятельности знает? – Конечно, что ты думаешь? Мы тут госперевороты не планируем, – чуть нервно рассмеялся господин Флок. – Клуб – это своего рода междисциплинарный форум, а так ведь… каждый на своем месте в рамках своих полномочий… исключительно в русле закона и общей стратегии… – Как в Бытовом Контроле? – опять кольнул Йорн. – Разве в том, что я тебе немного облегчил жизнь, есть что-то плохое? Я рассчитываю, что ты будешь полезнее с Кембриджским дипломом, нежели без него, – слова «без него» он произнес с едва уловимой подспудной скабрезностью, как будто имел в виду не диплом вовсе. – Сегодня не рядовое мероприятие, к тому же. Нас посетит высокий гость, – почти прошептал Флок, пользуясь этим, чтобы приблизиться к юноше. – Побеседовать, конечно, вряд ли удастся, но весьма интересно послушать, что он скажет, поскольку это будет своего рода программное послание от Системы. Высшее руководство! – прибавил Флок веско. – Ах, вот к чему вся это чехарда с безопасностью? – задумчиво отметил Йорн. – Что ж ты за человек такой? Ему говорят, что у него шанс послушать официальное лицо высочайшего ранга, а его Реестры какие-то заботят! – с напускным возмущением всплеснул Флок. – Открытый Реестр – это ж не расстегнутая ширинка, можно пару часов и так походить ради важного дела… – Походить максимально прозрачно… Простите, разум потерял от счастья, как услышал про официальное лицо, – сардонически улыбнулся ракшас, обнажая клыки прямо перед лицом господина Флока. – Я же говорил, что бунтарь, – Флок снова рассмеялся и хлопнул его ладонью по спине. – Кстати, для мальчика на прокат у тебя лицо слишком… как бы сказать помягче-то… – Психопатское? – подсказал Йорн, скалясь еще сильнее. – Ну, это уж слишком… я этого не говорил! – ехидно заулыбался дипломатический работник, но Йорн явно угадал какую-то мысль, которую Флок не хотел озвучивать. – Так какое? – Честно? Есть что-то… неправильное, на визуализации такое лицо, скорее, отпугнет клиентов, – оскалился Флок, стараясь выбить «толкового юношу» из равновесия. – С тобой надо лично знакомиться, а у большинства на это нет времени.   – И вы такие тонкости знаете, потому что...? – Йорн гротескно изогнул левую бровь, которая шевелилась лучше правой и могла выразить больше оттенков сарказма углом поднятия на лоб. – Потому что я немного постарше тебя и имею немножко больше жизненного опыта, – теперь уже Флока прорвало, и его интонации сигнализировали об откровенном заигрывании. – И вы, конечно же им со мной поделитесь? – полунасмешливо поинтересовался Йорн. – Если захочешь. – А если не захочу, то Бытовой Контроль захочет еще раз пересмотреть артхаус из Шиптона со мной в главной роли? – Я не могу им приказывать, – с язвительной интимностью вздохнул Флок, – я могу только мягко попросить людей определенного ранга… – Рэджи! Это ты там?.. – вдруг раздался до боли знакомый Йорну голос, который заставил Флока резким движением отстраниться.   Через секунду на пороге появилась статная, высокая фигура, обладающая парадоксальной грацией тюленя-охотника под водой. Силуэт занял почти весь узкий проход и на долю секунды застыл. Замер и Йорн, упираясь в него взглядом.   – Ой, прошу великодушно извинить, – проговорил Брайан Сорренто, на что Флок радушно, как ни в чем не бывало, улыбнулся. Йорн сохранил каменное лицо. – Здесь только что не проходил никто? – спросил Брайан. Йорн и Флок отрицательно покачали головами. – Я думал, он в театр… извините, – сказав это, человеческий брат ракшаса повернулся и исчез в зале. – Вот не хотел я так все разворачивать, Йорн…– откуда-то издалека донесся раздосадованный голос Флока. – Но ты же сам… – Вы не против, если я пойду, перекурю? – Но только не сбегай вот так-то… что ты в самом деле, как маленький? – Да не сбегу я, не сбегу… – отмахнулся Йорн. – Мне самому интересно, чем все это закончится, – прибавил он таинственно, так что Флок не нашелся, что ответить.     Посулив дипломату продолжение шоу, Йорн поспешил в зал галереи, надеясь, что его эвакуацию Флок свяжет со смущением от полного скабрезных намеков разговора, а не с появлением импозантного молодого человека в дверном проеме.   С Брайаном у Йорна сложился давний уговор: в любой непонятной ситуации делать вид, будто друг друга не знают. Инициатива к общению должна была исходить от Йорна как от наиболее подверженного полукриминальным неприятностям. Никто бы не стал спорить, что нынешняя ситуация вышла более, чем непонятной, поэтому при Флоке оба смотрели друг на друга, словно на пустое место.   Йорн увидел Брайана стоящим возле арочного окна. Руки он упер вальяжно в широкий каменный подоконник, кидал улыбочки каким-то знакомым и, несомненно, ждал Йорнова выхода. Если кто из присутствующих на банкете в честь «Черного Лебедя» и расфуфырился, то это Брайан Сорренто. Но Брайан самую малость не рассчитал свой эксцентрический стиль: поскольку пиджак на нем был нежного розовато-кирпичного цвета с брошью-значком на лацкане, братец выделялся на фоне остальных джентльменов, как фазан среди стаи галок. Йорн не мог его проглядеть полчаса назад, пока скучал, бродя по залам, видимо, братец только что объявился. Йорн кратко, не меняя выражения лица, посмотрел в глаза человеческому брату, потом указал взглядом на выход и направился из галереи на первый этаж в туалет.   Дверь драматически распахнулась, когда Йорн стоял у зеркала в маленьком закутке с двумя кабинками и писсуаром, рассматривая художественную роспись у себя на лице. Брайан с высоты своего роста заглянул через верх в кабинки, после чего захлопнул дверь и закрыл задвижку.   – Ты какого хрена здесь делаешь? – вместо приветствия спросил Йорн, оборачиваясь. – Я какого хрена здесь делаю? В Оксфорде?! Ты сам-то с какого района будешь, пацанчик? – шепотом загудел братец. – Это кто вообще там? Ты не мог себе бойфренда подобрать чуть менее похожего в профиль на слизняка? – В следующий раз найду того, кто похож на слизняка в фас, – сквозь зубы процедил Йорн. – Я пытаюсь от него избавится. – Так какие проблемы? Скажи, что у тебя начались месячные. – Насовсем. – Так еще проще: скажи, что у тебя полторы недели задержка. Что ты, как маленький? Всему учить надо… – Брайан, ты уже дунул, что ли? Зачем ты хуйню несешь? – раздраженно огрызнулся Йорн и поймал себя на том, что последнюю фразу построил в стиле Нино Кохиани, с ее интонацией и даже чуть-чуть акцентом. – Йорис, первое правило кибернетики: G-I-G-O. Garbage in, garbage out! Ты мне загружаешь на входе хуйню, мой мозг обрабатывает хуйню и на выходе, соответственно, выдает тебе хуйню – получите, распишитесь! Круговорот хуйни в инфополе. Если ты хочешь нормально проплакаться мне в жилетку, то давай без всего этого… рома и танго, – Брайан сделал несколько утрированных, но компетентно исполненных танцевальных движений. – Ой, гос-споди… – ракшас закатил глаза. – Окей! У нас с хмырем уговор: я ему помогаю найти одного чувачка, а он меня за это отмазывает по кое-какой мелочи в Бытовом Контроле… но есть нюанс, – прибавил он с французским прононсом. – Воображаю… – Я не хочу ему сдавать чувачка, а он, по ходу, не хочет меня отмазывать. – Дай угадаю: он хочет тебя трахнуть, знаем мы таких. А что же ты хочешь, Вольпертингер? – Я тоже хочу его в некотором роде трахнуть, – рыкнул Йорн. – Тяжелым тупым предметом в затылочную область? – Брайан одобрительно заухмылялся. – С областью я определюсь позже, на волне геополитических успехов. На самом деле я просто хотел его немножко наебать, самую капельку. И чтобы мне за это ничего не было. Разве я много прошу? – шепотом воскликнул Йорн, жестикулируя и невольно перенимая в разговоре с братом его буффонскую манеру – Брайан плохо воспринимал людей недостаточно экспансивных. – То есть, твой брюхоногий моллюск оказался парень не промах и держит тебя за тестикулы? – хохотнул Брайан. – Он так думает. – А ты так не думаешь? – ехидно уточнил господин Сорренто.   – Вопрос, кто кого за что держит, скажем так, в достаточной мере запутан. Все очень как-то… переплелось, – по-кошачьи наморщив нос, недовольно пояснил Йорн. – Скрещенья рук, скрещенья ног, Судьбы скрещенья… Господи, эрманито, мне бы такую увлекательную личную жизнь, черт побери!   Дверь помещения вдруг задергалась. Брайан обернулся, потом махнул рукой.   – Кстати, о личной жизни, что ты делаешь на этом шабаше, Брайни? Тоже хочешь управлять вселенной, не привлекая внимания внутренней разведки? – Я здесь с членами Совета по Вопросам Индустрии Развлечений, так на минуточку, – в тональности карикатурной постиронии заявил Брайан: он, мол, прекрасно понимает, что хвастовством никого в наше время не возьмешь, поэтому он сделает вид, будто делает вид, что хвастается. –  В качестве профессионала Индустрии и любителя развлечений. Я просто занимаюсь высокопрофильным нетворкингом. Просто нет-вор-кин-гом, а не переплетениями тестикул по темным углам. Кроме того, сегодня подвезут какого-то очень высокопоставленного моржового хрена прямиком с Горы. Сиречь из Айрон Маунтин. Мне невыносимо хочется посмотреть на его мандорлу и фасон ботинок. – Думаешь, тебя допустят до ботинок? – саркастически скривил губы ракшас. – Я что, рожей, по-твоему, не вышел? Ботинок не достоин? – А ты в карантине две недели отсидел? – смешливо оскалил клыки ракшас. – То-то же. – Ну, высокопоставленный господин, судя по всему, в некотором роде почвенник, не боится запачкать руки, хороводясь с простым народом. – А запачкать ботинки? – хмыкнул Йорн. – Ботинки – это святое, да…– с комической серьезностью веско подтвердил в ответ Брайан. – А слизень тебя на кой ляд сюда затащил? – Я так полагаю, вскружить голову статусностью. – Ох, не на того напал, не на того! Дзен-монаха решил цацками сманить! Но смекает, cabrón, что его худосочным дзеном ты не соблазнишься… У него имя-то есть, или он сказал звать его просто «папочкой»? – Мэтью Флок, дипработник какой-то средней руки, с «Нексусом» сотрудничает, у него даже сейчас при открытом Реестре сплошные ограничения доступа. Написано, что женат, двое сыновей. – Ах ты ж моя прелесть… – понимающе ухмыльнулся Брайан. – И ты с ним знаком, поскольку...? – вкрадчиво и хитро сделал новый заход Брайан. – Поскольку его подушки съели жуки-кожееды, – Йорн нехорошей улыбкой улыбался, глядя брату в глаза. – И как я сразу не догадался! Жуки-кожееды! Это ж на каждом шагу! Женатые мужики именно так и знакомятся с привлекательными парнями: запускают в авангарде жуков-кожеедов, – театрально всплеснул Брайан. – Еще за покупкой вошебоек, бывает, вспыхивает греховная страсть, прямо в подсобке… А если серьезно, ты что намерен делать, Йорис? Смехуечки – это прекрасно, они жизнь продлевают, а вот что касается шантажа на интимной почве – клинические исследования подтверждают обратное.   Дверь туалета опять кто-то подергал. Брайан и Йорн синхронно обернулись и показали средний палец.   – Пока у меня конкретного плана нет, я жду развития ситуации. На крайний случай есть крайние меры, но лучше их избежать, конечно. Мне хотелось бы, чтобы он сам потерял моджо. – Ну, если судить по этим масляным глазенкам, сам он не справится. Твоя красота – твое проклятье, Вольпертингер, – хихикнул Брайан.   – Не скажи, меня, в первый раз оценили по достоинству, – саркастически возразил Йорн. – Наивный, – рассмеялся Брайан. – Тебе просто невдомек, сколько мужчин, женщин, стариков, детей и борзых кобелей тебя тайно вожделеют. – Слышали бы тебя сейчас маменька с папенькой… – Вот это было подло, Йорис. – Зато эффективно, Брайан, иначе ты расфонтанировался, как ржавый смеситель. – Ладно, ладно, извини. Я просто рад тебя видеть, – по-пираньи осклабился Брайан. – Ну и, конечно, все эти твои тартарические выкрутасы с жукослизняками… Ладно, умолкаю. Ну че, мы делаем дальше вид, будто никогда носков в одной раковине не стирали? – Хер его знает…– поморщился Йорн. – Флок может полезть в твой Реестр, если дальше будешь привлекать внимание, – Йорн глазами указал на его тропической расцветки пиджак. – Если станет докапываться, скажу, что мы в ссоре из-за дамы. – Тебя, может, подстраховать? Я не к тому, что оно тебя может в одного ушатать и обесчестить, но эти людишки умеют в дизайн и менеджмент говенных ситуаций ради собственной выгоды. Такие хмыри в нижепоясных делах до старости себя ведут, словно долбоебы из закрытых учебных заведений. У них травма, знаешь ли. Я это все проходил в любимой бординг-скул, знаю типаж. – Если не ошибаюсь, это от тебя народ в Хэрроу немножко охуевал, Брайан, нет? – ракшас прищурился на человеческого брата. – Естественно: либо ты их, либо они тебя, – Брайан фыркнул, пожав плечами. – Человеческая стая… – задумчиво промолвил Йорн. – Увы, не ракшасья. – Я не думаю, что мне может понадобиться посторонняя помощь, так что наслаждайся вечером. – Если хочешь, то давай после мероприятия ко мне, – предложил Брайан. – Опять в «Плюш»? – Йорн нервно хохотнул.   – Изыди, Сотона!!! – вскричал господин Сорренто, складывая пальцы крестом и вытягивая руки так, словно хотел этим крестом выдавить Йорна в параллельное пространство. – Пожалуй, выйду в сад, а то я Флоку обещал сексуально дышать куревом. Иначе подумает, что я прятался в уборной и плакал. Относительно «после мероприятия к тебе»… давай по обстановке решим. – Как скажешь, Вольпертингер, как твоя душа пожелает, – Брайан опять самую малость фиглярничая, раскрыл объятия, и Йорн с притворно недовольным лицом дал себя обнять и хлопнуть по плечам.  – Знай братец: у тебя крепкий тыл! – Встретились два одиночества: один слаб на передок, у другого – крепкий тыл, – хрипло рассмеялся ракшас.     Условившись с братцем приглядывать друг за другом, а заодно и за обстановкой, Йорн выскользнул из туалета первым и, не обнаружив Флока в пределах видимости, направился в сад монастыря. Солнце уже закатилось и озаряло из-за горизонта прозрачное, в голубых и абрикосовых лессировках, небо, а птицы хором щебетали в декоративных кустарниках и в кронах вековых деревьев по-весеннему заливисто. Из окон галереи ухала ритмичная музыка, кто-то ответственный решил, что гости уже достаточно прибухнули. Дневное тепло по-прежнему висело в воздухе, но из теней в сырых, непрогретых углах и из-под средневековых стен, опутанных вечнозеленым плющом, просачивался ночной холодок. Йорн встал на газоне недалеко от темнеющего жерла входа, вынул из кармана сигареты и закурил, краем глаза наблюдая, как один из молодцов на посту навел на него камеру сканера для распознавания лиц. На невыразительной, словно колода, физиономии «охраноида», как их называли пацаны в ячейке, смутно проявились признаки обеспокоенности. По сравнению с недавним временем, в саду оставалось совсем мало гостей, последние гуляющие парочками и тройками джентльмены под вспышки смеха и громкие разговоры гуськом потянулись в галерею. Йорну как будто передалось от охранников чувство легкой обеспокоенности, он оглянулся по сторонам, ловя на себе любопытствующие взгляды нескольких джентльменов, но решил докурить сигарету до конца и потом возвращаться. Идти обратно в душные от наплыва народа старинные залы с плохой вентиляцией, принимавшие некогда не то пилигримов, не то королевских особ, совершенно не хотелось, равно как не хотелось Йорну ни в малейшей степени продолжать разматывать господина Флока. Он все в большей степени становился тем, что Йорну хотелось назвать словом nuisance, причем на французский манер, так оно звучало более объемно и вибрировало в темнеющем воздухе.   …Гомерический нюизанс…   – Ах, вот ты где! – послышался вкрадчивый голос дипломатического работника. Флок словно, наконец-то, нашел сбежавшего котенка и деликатно подбирался, опасаясь, как бы тот не рванул от испуга еще выше на дерево. – Я курю, как и сказал, – ответил Йорн, принимая настороженный вид. – Пару минут назад тебя тут не стояло, – с отечески-раздраженными нотами в голосе сделал замечание Флок. – Это как-то даже невежливо… – Ты заебало… – одними губами проговорил Йорн, отвернув лицо. – Ничего не знаю, стою, курю. – Так надо заканчивать, там уже все собираются в театре! – принялся возбужденно подгонять его Флок. – И вообще лучше бросать эту привычку… столько потерянного времени… Давай, пошли, пошли… Что у тебя на лице, Йорн? – А что у меня на лице? – не понял ракшас. – Грим этот твой... Давай быстро в уборную поправить и пошли скорее. – Где? Что не так? – удивленно переспросил Йорн, потянувшись рукой в карман за косметическим зеркальцем, но Флок его подтолкнул в направлении входа. – Да в туалете на большом экране… тьфу, зеркале посмотришь, покажу… Господи, что за человек…? Как такое только в голову может прийти…– бухтел он, идя следом за своим молодым гостем мимо охраны.   Войдя в здание, Флок обогнал ракшаса, перестроился и деловито повлек за собой в туалет. Йорн мимоходом подумал, что в обращении Флока, стоило сделать вид, будто подпустил на полмиллиметра ближе, появилась препротивная отеческая фамильярность. Сказывалось, вероятно, наличие двух пубертатных подростков в дипломатическом семействе – рефлексы родителя под непрерывным артобстрелом тинэйджерских выкрутасов. Или, может, самая микроскопическая власть так действовала на джентльмена? Препакостно, наверное, быть прикованным к этому человечку родственными узами.   Зайдя снова в туалет, где все еще висел приятный терпкий запах Брайанового лучшего одеколона, Йорн подошел к зеркалу и наклонился над раковиной, ища дефекты в косметике.   – Я что-то не вижу ничего, сэр, – с сомнением отметил он. – Да вот же! Вот прямо здесь, – говорил Флок со странным азартом, стоя рядом и тыкая пальцем в непонятном направлении. – Где? Ничего нет, вам показалось, видимо… – Да что ты… никак…   Внезапно господин Флок подошел к Йорну, встал, что называется, борт о борт, и положил руку на талию. Второй он попытался провести по затылку и шее студента Аланда. Ракшас рывком выпрямился, но других агрессивных движений делать не стал, не стал даже сбрасывать с себя его руки, только вперил молча взор во Флока. А в глазах Флока опять появился знакомый, невидящий, не пропускающий к мозгу никакую внешнюю информацию взгляд. Напирая на Йорна, дипломат придавил его к ближайшей стене и попробовал поцеловать, хватая и возбужденно прищипывая пальцами кожу на пояснице. Йорн не пытался настойчиво отстраняться, но и не ответил на поцелуй. Ему было не то, чтобы по-настоящему неприятно, Флок ему был неприятен оттого, что ощущался… никак. Если бы на Йорна передними ногами запрыгнуло с целью облизать какое-нибудь неопасное и ничем особенным не пахнущее животное, косуля, к примеру, или новорожденный слоненок, ракшас, вероятно, реагировал бы так же. Слоненок показался бы умилительнее Флока, конечно, но Йорн не любил слонов. Ну, или недостаточно близко был с ними знаком, чтобы полюбить. На заднем плане прошмыгнула, словно мышь под лавкой на картине какого-нибудь фламандского примитива, мысль о Грэге – и сквозь туман амнезии бесформенное воспоминание о его прикосновениях и поцелуях. На заброшенной электростанции «никак» точно не было, но как это было Йорн по-прежнему не мог вспомнить. Почему он это сделал с Грэгом? Что сделал Грэг, чтобы спровоцировать чудовище? Или Бальтасара?   Флок тем временем отстранился, вытягивая трикотажную водолазку Йорна из-под пояса на брюках и просовывая под нее обе руки. Руки у него были холодные, как две рыбины. Он с ехидцей, выдавшей глубоко засевший в его сознании стыд, заметил:   – Ну, ты либо туда, либо сюда, Йорни, я что-то не могу понять… ты смешанные сигналы подаешь… Я тебя настолько засмущал? Хотя приятно, что ты не устраиваешь тут… это достойно… – Флок опять не договорил и заглянул жаждущими глазами в глаза Йорна. Ракшас, не разжимая губ, облизал оставшуюся после его поцелуя слюну. – Сорока-девятикилограммовая девочка, если сохранит присутствие духа и самообладание в подобной ситуации, достойна восхищения гораздо больше меня, – ровным голосом сказал Йорн. – А я могу себе позволить и поэкспериментировать, – он сильнее навалился лопатками на стену, чувствуя гранитный стояк у прижавшегося к его бедрам Флока. И опять это не вызвало ничего, кроме раздраженного исследовательского любопытства, не большего, вероятно, чем когда Франс де Вааль решил поцеловаться ради эксперимента с подопечным шимпанзе и получил «приличное количество языка» себе в рот. – Ах, вот оно что, – нервно рассмеялся дипработник. – Вы неправильно оцениваете мои габариты, господин Флок, но вы не уникальны, это со всеми так…If you see me comin’ better step aside… Many men didn’t and many men died…– полушепотом напел ракшас.   Флок опять рассмеялся с еще большей нервозностью. Он выпростал руки из-под Йорновой одежды, одну положил на его правую грудь, а второй потянулся к пряжке брюк. В растерянности, дипломат то возился с ремнем, то принимался гладить его брюки ниже пояса, с неудовольствием отмечая отсутствия там нефритовых залеж.   – Вот поэтому мне и нравится делать это с парнями: все на равных. Не нужны никакие оправдания… С бабами вечно… каждый раз жертва и каждый раз ты им должен... У них на подкорке зашито…– неразборчиво забормотал он. – Нет простого чистого удовлетворения… рожать, рожать, рожать… Материя берет верх, сколько бы не получили оргазмов… – Вы вашей жене об этом говорили? – оскалил клыки Йорн прямо перед носом Флока. – Может, вы свои оргазмы с чужими перепутали?   Тот скроил недовольное лицо и отстранился, продолжая упираться ладонями в корпус Йорна и тяжело дыша от возбуждения. Немного подумав, он заговорил, словно начальник, которому приходится объяснять элементарные вещи. Он бы лучше взялся за дело, но без ликбеза непутевый молодой сотрудник не мог сдвинуться с места и спуститься в забой для добычи «чистого удовлетворения».   – В Древней Греции, мальчик мой, существовало мнение, что мужчина должен проводить больше времени с мужчинами, занимаясь бизнесом и политикой. Тех, кто слишком любил женское общество не воспринимали всерьез. Люди подобного склада и в сорок лет… мамочку себе. И это наблюдение по-прежнему… две с половиной тысячи лет спустя... А еще мальчиков из благородных семейств было принято отдавать на воспитание опытным мужам, дабы мальчики учились… Не под юбкой у женщин… а общаться на равных… в общественной жизни… И чтобы привыкали конкурировать… – Педерастией эта традиция называлась, давайте называть вещи их греческими именами, – оскалился Йорн с хищной искрой в глазах. – А еще средневековые исламские ученые подмечали, что если бы мужской член был заточен под вагину, то он был бы сделан в форме топора, – прибавил он с вызовом. – Ну, это глупость… – Средневековые исламские ученые подарили миру математику, астрономию и химию, разве можно их подозревать в глупости? – Ты и в постели такой зануда? – попытался отшутиться Флок и толкнулся к Йорну, чтобы опять поцеловать, но тот отвернул лицо. – Мы являемся отражением нашего окружения, – отвечал он. – Не я завел разговор про древних греков, дабы объяснить, какого хуя лапаю малознакомого мне человека в общественном туалете. – Я про истинное равенство, которое в отношениях мужчины и юноши… – сквозь зубы процедил Флок. Сорока-девятикилограммовой девочке он бы, может, влепил легкую отрезвляющую пощечину, но юноше стоящему вплотную побаивался. К тому же дипломат мог убедиться, что под «татуированной» по некой психически неадекватной причине кожей у юноши рельефная и абсолютно каменная мускулатура. – Господин Флок, есть гомосексуалы, а есть, пардон муа, древние греки, – Йорн вдруг широко потянулся, позволяя Флоку на мгновение сладостно обомлеть от тектонических сдвигов в его мышечном корсете, и положил руки дипломату на плечи. Потом ракшас сцепил пальцы у него на затылке, и это было куда менее приятно. Флоку сделалось не по себе, как если бы его посадили в картонную коробку: объективно ничего в том фатального нет, но клаустрофобные инстинкты, отвечающие за то, чтобы не застрять в дупле или расщелине, немедля забили тревогу. – И в каком тут месте, еще раз простите, равенство? Кроме содержимого трусов, и то не все так однозначно… У нас большая разница в возрасте, вы привели меня на мероприятие, где тычете в нос высоким статусом, вы делаете замечания, словно вы мне папаша или я вам отдан в услужение. В конце концов, вы на первом же свидании стали угрожать мне Бытовым Контролем, очевидно не будучи уверены, что сразите харизмой. Более того, я подозреваю, что вы ассоциируете мою косметику с чем-то феминным…   – Если хочешь знать, то в тебе есть что-то феминное и без косметики, – желчно огрызнулся Флок. – Ты обрился, чтобы выглядеть брутальнее? Длинные волосы тебе больше идут. – В Реестре подглядели? – ухмыльнулся Йорн. – А у вас, кажется, прямолинейный и упрощенный вкус, который вы пытаетесь рационализировать. Выбор феминного партнера говорит о том, что глубоко внутри в вашем рептильем мозгу сидит древний паразит и шепчет: «Выбирай жертву послабее, Кларис-с-с, мы съедим ее печень с бобами фава и отличным кьянти», – с плотоядностью уже отнюдь не театральной осклабился Йорн, приближая свое лицо к уху господина Флока. – А поскольку паразит замер в развитии на уровне триасового периода, то сила для него синонимична с весовой категорией. Он видит нечто, как вы изволили выразиться, «феминное» и с нехуевой такой ошибкой высчитывает тоннаж потенциального джеба в корпус. Как я вас уже ненавязчиво предупреждал, мои линейные габариты вводят в заблуждение многих людей, – с многозначительным нажимом произнес Йорн последнюю фразу. – В природе бывают разные неожиданные вещи, вы знали, скажем, что при величине в тридцать сантиметров удар рака-богомола сопоставим с попаданием пули двадцать второго калибра? Самыми сильными мышцами на планете обладает какая-то, черт возьми, креветка! Поразительно, признайте? Или другой пример: внешне у рапаксов… вы же знаете Homo rapax? Словом, челюсти у них по объему мышечных волокон не отличаются от среднестатистического европеоидного офисного работника, зато сила сжатия – как у алабая. То есть, кисть руки рапакс, при таких челюстях, как примерно у меня, вам может откусить вчистую, если жизнь прижмет… каламбур ненамеренный.   – Выпусти меня, – хрипло выдавил Флок. Йорн в ответ на это сильнее напряг мышцы и прижал дипломата к себе. Тому, вне всякого сомнения, было до чертиков неприятно оказаться словно бы с шеей, застрявшей между чугунных прутьев. – А вы, господин Флок, даже не древний грек, вы просто пытаетесь сидеть на двух стульях одной жопой. – Ты меня не понял? Убери руки! – задохнулся Флок. – А иначе что? Будете кричать? Что скажут ваши древнегреческие друзья? Мэтт попытался свататься к сопляку и обделался! Ах, ну да, вы завтра побежите на агору в Бытовой Контроль, к самому началу рабочего дня. Месть ваша строптивому эфебу будет страшна! М-м? Надеюсь, у вас достаточно близкие отношения с тамошними ребятами, чтобы не напрягать фантазию? Так, мол, и так, скажете, пиздюк мне не дал, поэтому все переигрываем, и ату его! Ату! – Не играй со мной… – процедил Флок. Его начало трясти. – Это вы со мной не играйте, – зарычал звериным голосом Йорн. – В отличие от вас, у меня нет словесного недержания, и я не пизжу всем вокруг, с какими ребятами шляюсь в паб-кроулы. И, чтобы вы учли: по моему дельцу Бытовой Контроль может мне пришить административку, но никак не арест, – с непроницаемым видом солгал Йорн. – Если вы понимаете, о чем я. – Я последний раз тебе… – Без вопросов! – Йорн резко убрал руки, и Флок отшатнулся, как выпущенная из когтей птица. – Экспериментатор хренов… юный натуралист… – шипел дипработник, поправляя смятый костюм и как будто боясь поворачиваться к Йорну спиной из опасения, что инстинкт хищника заставит его наброситься. – Экспериментировать он решил со мной… Мы таких к инвалидам причисляли в универе… ни то, не се… Сначала определись, что тебе надо, потом у людей время отнимай… – прорычал Флок и выскочил, наконец, из помещения. – Простите, я не хотел называть вашу попку «жопой», Кларис-с-с! – проорал резким и веселым, по-тинэйджерски трескучим голосом Йорн ему вслед.