Человек Кембриджский (Homo Cantabrigiensis)

*** Уэйн совершал длительную ночную прогулку по Хиллз Роуд, когда случилась серьезная неприятность. Все шло по плану. Конечной целью Уэйна был Волфсоновский Центр Визуализации Мозга. Туда он направлялся, чтобы осуществить небывалое по дерзости преступление. Имея представление о занятиях Уэйна, можно было бы счесть задумку детской шалостью по сравнению с тем, чему он обыкновенно посвящал свободное время, однако нервы его находились на взводе. Уэйну было страшно – неспокойно до такой степени, что свело мышцы шеи у самого затылка и очень захотелось в туалет по-маленькому. Уэйн принял необходимые меры предосторожности: прибыв в Кембридж на поезде, он не поленился и, вместо того чтобы заниматься изменением внешности в комфорте вокзального туалета, дошел по безлюдным неосвещенным улицам до Хомертон Колледжа. Там, под покровом ночи, в густых зарослях рододендрона и укрытый низким навесом ветвей вековых деревьев, он, словно оборотень, сбросил с себя человечью личину и надел новую – синтетическую. В кромешной тьме на ощупь он разгладил и приклеил на лицо маску. Ради нее пришлось даже сбрить короткую бородку, которая Уэйна, по его собственному мнению, весьма облагораживала. Маска имитировала внешность профессора Фреда Коттона, заведующего лабораторией нейроимплантов в Адденбрукс, и, кажется, Уэйну удалось довольно убедительно модифицировать одну из имевшихся в его запасах эластофибровых масок. Благо, профессор Коттон, как и Уэйн, был довольно мордат и квадратен в плечах. Уэйн надел имитацию полноватого живота, вывернул наизнанку двусторонние брюки и куртку, повесил на шею бэдж и, проверил корсет собственного изобретения для изменения походки. В карманах куртки лежали наготове три транквилизаторные капсулы-иглы для работы с агрессивными животными, закупоренная трубка скополаминового препарата, к ней ватные шарики, чтобы вставить при необходимости в ноздри. Кажется, Уэйн был готов к тому, чтобы попробовать похитить из лаборатории Центра Визуализации Мозга хирургического робота для вживления церебральных микрочипов, а также модуль для их программирования. Когда Уэйну при первом обыске Йорна Аланда в руки попали лабораторные импланты «Brainwave», он был вне себя от восторга, любопытства, изумления, а также безумных фантазий о том, как применить находку в быту. Он знал, что, подключив импланты к зрительной и слуховой коре, можно «бесшовно» стримить галлюцинации прямо в мозг подопытного, но для создания образов необходимой сложности требовалось подключение к исследовательским сегментам «Виртуалити». Произвести такое подключение без подписки, доступной лишь научным институтам, Уэйну не представлялось возможным. Он, было, расстроился, однако при дальнейшем изучении вопроса выяснил, что, вживляя электроды в моторную кору, оператор чипов мог в автономном режиме экспериментировать с телодвижениями и речью подопытного. Естественно, здесь требовался соответствующий компьютерный модуль, снабженный необходимым софтом. Уэйна возбуждала мысль о том, что посредством случайно свалившихся в его руки нейродиковин можно заставить подопытного делать и говорить все, что угодно, воплотить грезу о контроле над разумом. Уэйн имел инструмент для того, чтобы сделать какого-нибудь красивенького мальчика своим рабом, заставить его трахнуть какую-нибудь красивую и высокомерную девочку... Или это было слишком сложное задание для чипов? В любом случае, в экспериментах с препаратами, содержащими скополамин, Уэйну всегда не хватало того, чтобы субъект находился во вменяемом состоянии. Под бурундангой у человека просто пропадали самосознание и свобода воли, а Уэйну хотелось, чтобы его подопытный все понимал и все помнил. Он чувствовал, как внутри поднимается черная пена смертельной вражды к объекту желания, и, может быть, впервые среди ее мазутных пузырей блеснула надежда на примирение вечно воюющих в его сердце ненависти и любви. Возможно, прибор размером не крупнее пуговицы, с ответвлениями электродов в несколько раз тоньше человеческого волоса обеспечит Уэйну хотя бы иллюзию того, чего он жаждал многие годы. И вот, Уэйн, преобразившись в довольно реалистичную копию профессора Коттона, выбрался из кустов около Дональд Макинтайр Билдинг и продолжил уединенный путь вниз по Хиллз Роуд. В тот момент, когда он дошел до самого конца садов Хомертона, темневших за высокой чугунной оградой, навстречу ему из-за угла вынырнул высокий и жилистый парень в широких спортивных брюках, блестящем бомбере красного, кажется, цвета, и с бельгийской овчаркой-подростком, рвавшейся вперед и натягивавшей поводок. Хозяин шлепал по асфальту кроксами, стараясь затормозить собаку, и одновременно покуривал сигаретку с эдаким беззаботно-расхлябанным выражением, скривив губы набок. Едва Уэйн, поравнявшись с мужчиной, мельком отметил профессиональным взглядом, что собака совершенно не приучена ходить на поводке, как ночной воздух громом прорезал голос: – Уэ-эйн! Ты, что ли?! Надо было ему быстро сориентироваться, буркнуть: «Вы меня с кем-то перепутали», не поднимая лица, и пройти мимо, но Уэйн рефлекторно обернулся, как оборачивается любой, услышав за спиной: «Эй, ты, козел!» Обернулся он с беснующимся в груди сердцем, он так делал всегда еще со старшей школы, где выкрик «Уэ-эйн!» означал новый виток эмоций, сопровождавших его годами: беспомощность, стыд, отчаяние, страх, бессильная злость и желание подлизаться, подстроиться, угодить, угодить так, чтобы самому за себя не было стыдно. Но стыдно было всегда, сколько бы он ни выкручивался и не оправдывался перед самим собой. – Эзра? Эзра Маршал? – криво улыбаясь, выговорил Уэйн. Перед ним стоял бывший однокурсник по кинологической школе. До Уэйна через социальные сети и сплетни общих знакомых доходили слухи, будто Эзру Маршала не допустили в конечном итоге до работы с генмодами. Говорили даже, что отстранили за неподобающее обращение. Профнепригодным он оказался. После такой, казалось бы, сокрушительной неудачи Эзра, против ожидания, с легкостью поступил в Академию и теперь успешно служил расследователем в Криминальном Контроле, получил уже два повышения. Уэйн всегда чувствовал, что Эзра – натуральный психопат, он вызывал невыразимое гнетущее и липкое впечатление, от него веяло какой-то гнилью и врожденным душевным пороком. Не поэтому ли Эзре лучше давалась дрессировка людей, нежели животных? Уэйн напрочь забыл, что Эзра живет в Кембридже, тем более, он не подозревал, что однокурсник ползает по этой части города и выгуливает ночами собак. Сам факт существования Эзры Маршала начисто улетучился из памяти Уэйна. – Ну! Вау! Вышел вместе с сучкой поссать, называется, посреди ночи! – с нескрываемой радостью отозвался Эзра и оттопырил как бы для объятия одну руку, потому что за вторую его продолжала тянуть собака. – Старичок, ты чо, как? – бледные глаза полуальбиноса Эзры смотрели проницательно и как-то особенно гадко. – Все хорошо, все потихоньку… – проговорил Уэйн, пряча лицо в темноте. – Ты что-то постарел, да раздобрел, бро, – отметил Эзра. – Не, ну ты не обижайся, может при свете по-другому выглядишь. Какими судьбами-то? – Я от знако…к знакомым, – ответил Уэйн смущенно. – От знакомых к знакомым? Это дело хорошее… – хихикнул гвардеец. – А у тебя как? – выдавил Уэйн. Он всей душой ненавидел пустые беседы и передвигался от одной реплики к другой, будто парализованный на костылях. – Р-работаем! – радостно рыкнул Эзра. – У нас тут рассадник всесторонне одаренных, так что приходится мозгами скрипеть, – он выразительно постучал себя полбу. – Сидеть, бля! – тут же притопнул он на поскуливавшую и крутившуюся под ногами собаку. Та заголосила еще отчаяннее, потом села и примирительно зевнула, скрепуче взвизгнув. – Работы много, не жалуюсь. Вот щас мажор пропал без вести, разыскиваем. Я пока помощником расследователя, но, авось, через годик повысят. Ты на Полигоне по-прежнему? – Угу, – буркнул Уэйн. – Нравится? – Не жалуюсь. – А чего ты такой неузнаваемый-то стал? Не болеешь, не? Уэйну очень хотелось развернуться и втащить Маршалу за эту поганую интонацию. Она будила наиболее глубоко похороненные рефлексы и давно подавленные воспоминания. Уэйн уже целую вечность не был «толстуном», которому можно вот так с издевкой сказать: «Не болеешь, не?», и вот опять Уэйн стоял и обтекал. Ради того, чтобы где-то в другом месте кому-то другому, кто ему и слова плохого не сказал, разъяснить, как подобает разговаривать с Минотавром. – Нет, не жалуюсь, темно здесь, наверное. – Ну, и все мы не молодеем, конечно. Сколько уже лет не пересекались? А ты-то у нас и на отделении старичком был. Все удивлялись, как тебя приняли вообще, ан нет, вон до сих пор карьеру в органах делаешь. – Ну уж, карьеру… – Те в какую сторону-то? Давай пройдусь с тобой, порасскажешь, как твои ничего. Уэйн не мог понять, почему Эзра позволяет себе в разговоре настолько покровительственный тон. Но еще больше его возмущало собственное молчаливое принятие подобного обращения, коллегам он такого не позволял. Впрочем, коллеги не вели себя подобно помощнику расследователя, а у этого сученка, очевидно, уже успела выработаться профессиональная привычка. Эзра Маршал не выходил из образа даже с псом на прогулке. В его дребезжащем теноре, не соответствовавшем тренированной и гибкой фигуре, обремененной перекачанными дельтами, вибрировала все явственнее настороженность и подспудная провокация. От Маршала нужно было срочно избавляться! Уэйн почувствовал, что мгновенно покрывается нервной испариной. – Мне далеко идти, – процедил он. – Докуда? – До Ванделбери Парк. – А че там? – бесцеремонно допытывался Эзра. – В гольф, что ли, играть будете? – он провокаторски хохотнул, на что Уэйн выразительно промолчал. – Ладно, я, короче, пойду, – после неловкой паузы Уэйн решил переть напролом. – Далеко мне идти, а поторопиться надо, давай как-нибудь в более удобное время состыкуемся, – он протянул руку Маршалу для прощания. – Ну, если совсем не хочешь…– с сомнением согласился тот, делая последнюю попытку прицепиться к Уэйну, словно репейник. – Не, щас не могу. – Ты где нынче обитаешь-то? – Возле Гэтвика, – нехотя ответил Уэйн, поколебавшись и предчувствуя следующий вопрос. – Ох, далековато, я думал здесь где-то. И че? Часто к нам залетаешь… из Гэтвика-то? – хихикнул Эзра. – Бывает, да. – Эт хорошо… Ну, ладно, братан, бывай тогда. Натяни им там всем жопу на клюшку! В «Виртуалити» можем пересечься! – крикнул он вдогонку, влекомый за поводок овчаркой, определенно, знавшей дорогу домой. – Нужен ты мне, как собаке пятая нога, мудак… – шепотом сквозьзубно плюнул Уэйн и махнул Эзре Маршалу, не оборачиваясь. Минут двадцать до большого автомобильного круга с поворотом на Робинсон-Вэй Уэйн шел исключительно на автопилоте и лишь потому, что насвистел гвардейском расследователю, будто направляется в Ванделбери Парк. Каждые несколько минут он оглядывался и искал глазами на неосвещенной, пустынной магистрали Хиллз Роуд жуликоватую фигуру, опасаясь, что Маршал сел ему на хвост и крадется в отдалении вместе со своей псиной. Все нутро Уэйна кипело от досады и бурного гнева на обстоятельства. Нужно было менять план, иначе, едва обнаружится пропажа оборудования, Маршал со своим начальником глянет на записи регистраторов в здании и немедля гаркнет: «Ба! Дык это ж Уэйн, мать его, Мюррэй! ХЗ, что у него с рожей, но он, определенно, шлялся вчера в половину двенадцатого ночи по Хиллз Роуд! Да еще и вел себя подозрительно: компанией сотрудника органов погнушался!» Конечно, Уэйн строил свои односложные ответы при разговоре в такой манере, чтобы в крайнем случае вывернуть дело так, будто ночной прохожий, разговаривавший с Эзрой, лишь притворялся Уэйном. Мол, грабитель сообразил, что к чему, и воспользовался случаем, чтобы пустить следствие по ложному следу. Для этой цели Уэйн рискнул соврать, будто живет в районе аэропорта, хотя Маршал мог проверить информацию парой команд – неловко вышло бы, если б ткнул в нестыковку. И наверняка он носил «Recognition-Lens», как любой офицер сыска. Возможно, именно поэтому он и так, и эдак делал замечания о неузнаваемости Уэйна: распознавание лица давало сбой из-за маски, а засек Маршал его впотьмах, вероятно, по данным локомоции. – Ч-черт бы тебя побрал, гнида! – вырвалось опять из уст Уэйна, хотя обыкновенно он даже в мыслях старался не употреблять бранных слов, поскольку ему думалось, будто от выплесков эмоций приоткрываются швы в его эмоциональном панцире: в плане душевного равновесия Уэйн представлял себя покрытым гибким и чрезвычайно пластичным тараканьим панцирем. Ругательства делали его душевно уязвимым, как в былые времена. Отменять операцию и уходить! Непременно возвращаться на вокзал и валить домой, откуда приехал. Ну и что, что несолоно хлебавши! Шкура дороже! И вообще отказаться от этой безумной затеи! Итак он ходил по краю лезвия, разве мало ему Йорна Аланда? Так шептали Уэйну все рациональные фибры разума, пока он выворачивал куртку обратно бежевой стороной наружу. Ноги его продолжали упрямо двигаться в сторону Адденбрукс. Он решил, что только прогуляется и взглянет одним глазком. Даже не станет подходить близко к Центру Визуализации Мозга. Уэйну так или иначе нужно было удостовериться, что гвардеец его не преследует. Уэйн пробрался по Робинсон Вэй до университетского Юнита Нейронауки, держась в тени велодорожки, отгороженной зелеными насаждениями от проезжей части. Несколько минут он мялся на тропинке, которая уводила в лесок, и вглядывался во двор интересующего его кластера зданий. Центр Визуализации Мозга, небольшое, но чрезвычайно элегантное здание из кристального стекла и белых полированных, будто клавиши фортепьяно плит, мягко мерцало в дальнем конце внутренней площади. Оно чем-то напоминало светскую даму в чуть экстравагантном, аристократического вкуса платье, которая вышла на свежий воздух с бокалом мартини и сигаретой. Дама эта была, непременно, какой-нибудь знаменитой исследовательницей мозга на вечеринке в честь вручения Нексусовских грантов. На нижнем этаже в главном холле ярко горел свет. Раздвижные двери были открыты настежь и заблокированы, перед входом на площади происходила какая-то деятельность. Уэйн заметил два грузовика с крупными упакованными панелями в кузовах. Между грузовиками стоял разгрузочный робот. Рабочие – не менее десяти человек – в форменных комбинезонах и куртках заходили в здание, потом снова выходили, напряженно обменивались репликами и указаниями. Уэйн догадался, что в здании шла реконструкция и, дабы не беспокоить элитный персонал, а также не создавать дополнительные помехи для оборудования, работы велись по ночам. Вход патрулировал охранник, по выправке напоминавший разжалованного гвардейца. Он был в форменном костюме, без доспехов, только шокер небрежно поблескивал в кобуре на его поясе – Уэйн особо отметил эту важную деталь. Зачем? Он ведь даже не собирался близко подходить к зданию! Охранник доброжелательно перебрасывался шуточками с рабочими и одни глазом приглядывал за обстановкой. Было очевидно, что компания работяг приятно скрадывает скуку его ночной смены. Уэйн отступил в тень обвитых вечнозеленым плющом сосен, кусая из-за нервов губы. Ему снова невыносимо захотелось по-маленькому, и он отошел еще глубже в сосновую рощицу, потом спустился в кювет, где было хоть глаз выколи, и там облегчился на ствол сосны. Однако вместо того, чтобы застегнуть штаны и выкарабкаться из ямы, он их, наоборот, стянул, потом выбрался из кроссовок, вывернул брюки серой стороной наружу, после чего поспешно оделся, прыгая на одной ноге по колючему ковру из иголок и черничных кустиков. Переоблачившись в третий раз за вечер, Уэйн отошел еще дальше в лес и активировал корсет, выскочил возле центра обучения младшего медперсонала, сделал большой крюк по парковке и появился на Робинсон Вэй уже с другой стороны. Он прошел несколько сотен метров и неожиданно для самого себя свернул во двор юнита, закрыв лицо от нескольких камер, установленных на фасаде соседней нейролаборатории. Подкравшись к одному из грузовиков, оставленных без присмотра, он спешно заглянул в кузов и дерзко вскочил внутрь, незаметно закрыл дверь, а после жадно набросился на лежавшие в углу униформы. Уэйн натянул поверх брюк комбинезон, протиснулся в куртку, потом взял из стоявшего здесь же ящика отвертку и бесшумно выскользнул наружу, опять пригляделся, как хорек на охоте. Рабочие продолжали суетиться и иногда переругиваться в холле здания. Уэйн попытался определить, кто среди них главный – кажется, это был высоченный бородатый мужик с планшетом. Затем Уэйн прокрался к роботу погрузчику и выломал отверткой блок связи. Совершив свой первый за вечер акт вандализма, он с большой осторожностью вышел на разведку, не показываясь на глаза будущим коллегам. – Парни, скока можно резину тянуть? Давайте уже грузить кристаллопанели и на третий этаж их! – гаркнул бородач с планшетом. Голос у него был под стать внешности: глубокий, трубный, внушительный. Для Уэйна наступил решающий момент, он еще мог уйти. – Выгоняй погрузчик, начальник, – откликнулись из холла. – У него один манипулятор чета глючит, в полуавтоматическом надо… Начальник некоторое время безуспешно отдавал команды роботу, который на него после нанесенных Уэйном увечий не реагировал, и даже трубный голос, которым бородач непечатно выругался, не помог робота оживить. В недоумении прораб сердитой походкой подошел к машине и попытался ее вручную мотивировать на работу, но также потерпел неудачу. – Блядь… че за нахуй? Ебана мать…– бухтел он, нажимая на кнопки и с изумлением рассматривал умершую контактную панель. – Босс, ну че там? Грузим или не грузим? – Ты не видишь, что ли, мля? – рявкнул начальник. – Разбираюсь… еб вашу мать… что ни день, то приколы… не понос, так золотуха… – шипел он, озадаченно вышагивая вокруг машины. На некоторое время воцарилась выжидательная тишина, и постепенно все рабочие собрались вокруг погрузчика. Несколько из них по очереди подошли к роботу, постучали в разных местах по корпусу и по панели, поцокали языками, покачали головами. Прораб начал что-то вполголоса обсуждать с кем-то, Уэйн не мог их расслышать из-за толпы. Тогда он начал постепенно подбираться к трудовому коллективу, дабы незаметно в него влиться. Шум обсуждения вдруг стал нарастать, кто-то недовольным голосом возмутился: – Нам по правилам положен погрузчик, у меня позвоночная грыжа… – А, может, ты тогда вообще заявление напишешь? А, Эпштейн? – грозно огрызнулся начальник. – Не хочешь, не работай, тебя никто не заставляет. В «Виртуалити-Лайф» переселяйся! Я тебе прям сейчас рожу, что ли, погрузчик, мля? Или экзоскелет высру? Люди мечтают пианины по вон таким вот Гран-Операм таскать, а их из-за роботов не берут, – прибавил он убийственно. – Но мне реально такие тяжести… – Так, – перебивая жалобщика, обратился начальник бригады к остальным работягам, – с двухметровых начинаем, чтобы пристреляться. Завтра будет погрузчик, сегодня так доработаем… нехуй тут, чай не сахерные и не балеруны… Уэйн вынырнул из тени укрытия и пристроился к группе из пяти человек, которая двинулась в сторону грузовика, словно на баррикады. Лица их были суровы, рублены и бесстрашны. Идя немного позади, Уэйн изо всех сил старался подражать их решительной походке – корсет сильно мешал. Предложение босса не то написать заявление, не то переселиться в виртуальный мир, подействовало на них так, что каждый теперь хотел без слов объявить, что мотивирован, готов на жертвы ради общего дела, и что рукава у него закатаны по самые богатырские плечи. От жалобщика явно отодвинулись в сторонку. – Ща разберемся, – говорил в группе Уэйна один рабочий другому. – Упаковку сымайте и стеклодомкраты тащите из «Муфлона». Через несколько минут Уэйн уже был в кузове на пару с другими рабочими и занимался распаковкой. На него зыркали, немного хмурились и переглядывались, даже пожимали друг другу в ответ плечами, но никаких вопросов не задавали. Уэйн работал с кипучим усердием, окружил себя дымовой завесой отлетающих в разные стороны кусков картона, пластиковых защит и пленок, и настолько темпераментно при этом шумел, что коллеги постеснялись обратиться к нему по не связанному с работой вопросу: ты кто такой, собственно? Когда настал этап выноса первой панели из грузовика, всем вообще стало наплевать на Уэйна. Единственный вопрос, который их заботил – это как бы «самим не ебнуться», не «ебнуть пацанов» и не «уебать нахуй» кристаллическое сокровище, внутри которого будут после установки видоизменяться призрачные образы, генерируемые ИИ. Уэйн видел такие интерьерные излишества в торговых центрах на Оксфорд-Стрит – одном из немногочисленных мест, где магазинам разрешали себя неистово украшать для привлечения покупателей. Вшестером они дотащили панель, обливаясь потом, до входа. Здесь пришлось ее перехватить под углом, чтобы не задеть верхний косяк, несколько раз у всех сердце ушло в пятки. Разжалованный гвардеец, наблюдая за красными рожами мужиков, присвистнул и отпустил шуточку: – Сейчас вы, сдается мне, обеспечите работой клининговый сервис и бригаду парамедиков! – Хэнк, отстань! Лучше помоги! – кряхтели работяги. – Могу двери подержать! – со смехом отозвался охранник и встал звездочкой. – На работе я боюсь только двух вещей: однообразия и приключений! – на него снова зашипели. Потом они человеческой многоножкой корячились, таща панель мимо ресепшена и далее по лестничному пролету на второй этаж. Уэйн увидел ночную секретаршу сквозь пелену пота, который скопился на лбу под маской и в самый неподходящий момент хлынул через прорезь для глаз. Секретарша, вроде, была та же самая, что он видел в «Виртуалити» среди сотрудников центра. Люсиль Ву ее, кажется звали. Она ему была нужна на следующем этапе, но сначала нужно было допереть кристаллопанель до пункта назначения и не откинуть копыта. «Еще шесть штук таких…» – словно мазохист, упиваясь болью, просипел один из работяг. Его поправили, похрюкивая от напряжения, что панелей всего шесть, поэтому осталось пять. Еще один встрял, говоря, что технически они не донесли даже первую, поэтому можно считать, что шесть. Уэйну хотелось рявкнуть на всех, чтобы они заткнулись на хрен и дали ему сосредоточиться. Давно он не таскал ничего тяжелее Йорна Аланда… Когда чертова панель, которую, однозначно, нужно было транспортировать робопогрузчиком и никак иначе, оказалась в конечном итоге доставлена в реконструируемый зал на втором этаже, Уэйн воспользовался моментом, пока работяги отдувались и рисовали друг другу ужасы следующей ходки, буркнул про туалет. И шмыгнул из зала. Он слышал, как позади него ожидаемо раздались хрюкающие смешки, и кто-то громким шепотом вбросил: «Обделался новенький…» Уэйн стиснул зубы и взбежал по лестнице наверх. Он ввалился в уборную на третьем этаже, ближайшую к лаборатории. Сначала заглянул под двери кабинок, потом заперся в одной из них и принялся срывать с себя рабочую одежду, расстегнул застегнутую наглухо куртку и чуть не сковырнул, забывшись, душившую его маску. Минуты две он старался отдышаться и охладиться, тряс накладным животом и обмахивал себя ветровкой. Дождавшись некоторого облегчения, фальшивый рабочий опасливо высунул нос из кабинки. Убедившись, что никто не ходит по коридору и не заглядывает в уборную, Уэйн затолкал украденную одежду в угол кабинки, свою ветровку он тоже снял и аккуратно свернул. Хотел отложить вместе с остальной одеждой, но решил, что это может быть опасно. Под ветровкой у Уэйна оказался деловой вельветовый пиджак шоколадного оттенка и белая рубашка, которая промокла насквозь на спине, а под накладным животом и вовсе расплывалась настоящая лужа. Он, сколько мог, поправил маску и волосы, достал из пиджачного кармана и надел припасенные очки, дизайном похожие на очки профессора Коттона. Посмотрев на себя в зеркале, Уэйн постарался изменить выражение лица, распрямил спину, расправил плечи, чтобы казаться выше, после чего снова активировал корсет и почувствовал, как он давит на бедра и лопатки. Совершенно преобразившись, Уэйн покинул уборную и пошел назад в главный холл. – Люсиль! – крикнул Уэйн секретарше, махая рукой, когда сбегал по лестнице в холл. – У тебя тоже не работает? – он постарался взять нахрапом и ничего не объяснять, чтобы заставить девицу думать сразу о нескольких вещах: кто это? О чем он спрашивает? Не начальник ли лаборатории стоит на лестнице и чего-то от нее хочет? Девушка обернулась и уставилась на него, испуганно хлопая глазами. Уэйн стрельнул взглядом на охранника, который стоял возле по-прежнему открытых раздвижных дверей. У Уэйна был еще один шанс свалить. Самый последний. После него уже никаких шансов. – Профессор Коттон? – нерешительно произнесла секретарь, разглядывая его. У Уэйна подкашивались колени и пот струился по спине. – Я думала, что вы уже ушли. – Я вернулся, – бросил Уэйн, страшным усилием воли выдавливая из себя бодрый и не терпящий возражений тон. – Так у тебя тоже не работает? – Что, простите? – Идентификатор! Забыл в лаборатории коммуникатор и не могу войти! Дома обнаружил, пришлось вернуться. – Н-нет… у меня, вроде, все работает… – О, боже! Что за день… Открой мне тогда, я его заберу! – Э-эм… – девушка почему-то мялась. – Хэ-энк! – у Уэйна сердце ушло в пятки и все внутренности опустились, словно на американских горках. – Я на две минуты отойду! Уэйн чуть не обругал девчонку за то, что она его так напугала. И так нервы на пределе! Охранник кивнул секретарше и немного нахмурившись бросил взгляд на вжавшегося в перила Уэйна: группа его недавних коллег тем временем пружинисто спускалась по лестнице, обсуждая, куда делся шестой. Уэйн интеллигентно улыбнулся им и сразу отвернулся, делая вид, что любуется мозаикой на стене холла. Заметив, что девушка отошла от стойки ресепшена, Уэйн как бы нетерпеливо взбежал по лестнице вверх, предоставив ей догонять фальшивого начальника лаборатории. Подождав ее несколько секунд на втором этаже, Уэйн сделал еще более нетерпеливое лицо и взбежал на третий, где располагались лаборатория и операционная. Люсиль услужливо цокала за ним следом на шпильках, но с ее лица не сходило недоуменное выражение. Сквозь прозрачные стены Уэйн вглядывался в обстановку операционной, ища робота для нейроимплантации и его программный модуль. Секретарь подошла, наконец, к лаборатории, просканировала лицо и открыла дверь своим идентификатором. Она пропустила Уэйна внутрь, а сама осталась стоять в дверях, внимательно следя за профессором Коттоном и как будто пытаясь что-то понять или вспомнить. Насколько хорошо она знала Коттона? Очевидно, что не слишком, но какое-то сомнение ее грызло. Может, профессор не обращался к ней настолько фамильярно, и Уэйн перегнул палку? Он ощутил, как особое чувство нервического, беспокойного гнева начало его душить. – Ты не могла бы мне помочь? – проговорил Уэйн, наклоняясь и делая вид, будто ищет коммуникатор на столах рядом с приборами. Сам он с жадным блеском в глазах поглядывал на соседнее помещение операционной, где стоял заветный робот, очень отдаленно напоминавший то ли микроскоп, то ли чашу Грааля. – Д-да… конечно… – неохотно, но стараясь быть вежливой, отвечала Люсиль и вяло пошла вдоль лабораторных столов. Когда она прошла несколько шагов и оказалась впереди Уэйна, тот быстрым броском воткнул иглу с транквилизатором через тонкую кофточку девушке в плечо. Несколько секунд он стоял, обняв ее, и удерживал в вертикальном положении, потом опустил на пол, сначала поставив на колени. Он очень не хотел использовать транквилизатор, лучше было представить нападение на лабораторию более спонтанным, чем оно было на самом деле, а также не давать дополнительных улик для Криминального Контроля. Однако еще больше Уэйн опасался камеры, распознающей интеракции. Убедившись в том, что секретарша погрузилась в наркотический сон, Уэйн сорвал с цепочки на ее шее идентификатор и сунул в карман. Затем вытащил из-под накладного брюха обширную, словно парашют, походную сумку из почти невесомой, но очень прочной ткани. Пошарив на столах, Уэйн отыскал прозрачную клейкую ленту и приклеил секретарше густо накрашенные и явно трансплантированные ресницы к бровям, чтобы глаза оставались открытыми. Потом подхватил на руки ее миниатюрное тело – оно после тяжеленного, словно матерый кабан, Йорна Аланда, показалось невесомым – вооружился идентификатором и поднес секретаршино лицо к сканеру, затем провел идентификатором. Дверь операционной отворилась, и Уэйн ворвался в помещение, пахнущее едва уловимо неизвестными препаратами, сгреб в сумку робота, едва не оборвав кабель питания, туда же смахнул программный модуль, моля своих атеистических богов о том, чтобы не забыть впопыхах какой-нибудь важный для функционирования робота девайс. Упаковав награбленное, он перекинул отяжелевшую сумку через плечо, снова подхватил Люсиль, отклеив ее ресницы, и понес в туалет, где была спрятана рабочая униформа. Убедившись, что помещение пусто, Уэйн занял просторную кабинку для людей с ограниченными возможностями – удивительная роскошь, которую встретишь только в элитных заведениях – вынул из корзины для мусора нетронутую одежду и снова принялся лихорадочно переоблачаться. В голове непрерывно стучала мысль: «Есть ли у секретарши авторизация для выхода на противоположной стороне здания? Что делать, если не откроется? Что делать, если ИИ распознал нападение или кражу и подал сигнал на пульт?» Изображая работягу, набредшего на бездыханное тело девицы, он мог выиграть разве что минуту или две, если столкнется с Гвардией, сумка его выдаст с потрохами, как бы он ни брехал, мол у него там рабочий инструмент… Время! Время было единственным, что могло его спасти! Едва Уэйн вышел из туалета с секретаршей в объятиях, как перед ним словно из-под земли возникла невысокая коренастая и грудастая особа в форме студентки-медика. Страшно опешив, она на несколько секунд встала, как вкопанная, и замерла с чуть растопыренными руками, глядя Уэйну прямо в глаза. Тот тоже смотрел в ее глаза, не отрываясь, с мыслью, что он немедленно должен прекратить это делать, он давно знал: по его взгляду люди, пусть и неосознанно, всегда догадывались, с кем имеют дело. – Вы врач? – Уэйн пинками вытолкал из себя слова, когда пауза стала уже совершенно неестественной и зловещей. – Помогите! Вхожу в туалет, а тут – вот! – словно в старых фильмах зажеванный участок пленки у Уэйна в голове провернулся на бобине, и слова вместе с актерской игрой полились живее и непринужденнее. – А что случилось? – недоверчиво спросила девушка с иностранным акцентом, больше изучая рабочую форму Уэйна, нежели свисающую секретаршу в его руках. – На полу вот так лежала, – он с легка встряхнул тело. – В смысле, не так, конечно, а не реагирует ни на что… – А зачем вы ее таскаете? Надо скорую вызывать, тут две минуты от станции. – Я чего… я увидел… и сразу это… подумал, что надо… помочь, короче… – Уэйну очень неприятно было изображать дурачка-работягу перед этой кучерявой пигалицей, которая, кажется, примеряла на себя роль настоящего врача из Кембриджа и строго хмурила совершенно не подходящее для данного амплуа лицо. – Положите ее на пол, – в строгом голосе сквозили испуг и сомнение. – Да-да, – Уэйн опустился на одно колено и нарочито аккуратно положил девушку на плиты из искусственного мрамора. – Вы гляньте хоть, а то, может… вдруг она неживая? – испуганно заключил Уэйн. – Зачем же вы ее носите, если такие подозрения? Студентка-медик поколебалась и подошла к секретарше, присела на корточки, принялась щупать пульс. Уэйн вежливо отошел на пару шагов, но, когда заметил, что девчонка перестала на него косится, коршуном слетел на нее с высоты своего роста, схватил мощными руками за горло и, задыхающуюся поволок в туалет. Студентка захрипела, на удивление решительно пытаясь дотянуться руками до его глаз, так что Уэйну пришлось максимально отклониться назад. Затащив ее в уборную, несмотря на яростное сопротивление, он подсек студентку подножкой и, когда она потеряла равновесие, направил головой на край тумбы с раковиной. Девушка сознание не потеряла, но Уэйну было достаточно и того, что, оглушенная, она временно потеряла всякую способность и желание лезть не в свое дело. Чтобы быть в курсе, с кем связался, Уэйн быстро прочитал информацию на бэдже у девицы: «Кохиани Нино, Юнит Биостатистики, международный студент». – Что-нибудь кому-нибудь скажешь – найду и убью, – прорычал Уэйн ей на ухо, пока девушка вяло крутила головой и все еще пыталась его отпихивать руками, стиснув зубы и как будто сердито подавляя стон. Кажется, она злилась на себя, на свою слабость. Выскочив из туалета, Уэйн грубо подхватил тело-ключ, по-прежнему лежавшее на полу. Он мельком подумал, что отрубленная голова была бы куда удобнее, и перекинул девушку через плечо, словно свежеподстреленную косулю, вцепился правой рукой в ремешок на ее юбке, левой рукой сгреб сумку с роботом и что было мочи припустил по центральной галерее в противоположный конец здания к служебному входу. – Давай... давай… дава-ай! – бормотал он, подгоняя себя, когда едва ли не кувырком летел вниз по лестнице. Боковым зрением он видел нескольких работавших ночью сотрудников лабораторий, в одном из стеклянных помещений собрался целый консилиум – исследователи даже не заметили пронесшуюся мимо них тень огромной горгульи, сгорбившейся под тяжестью своей ноши. Наконец, настал момент, когда Уэйн смог бросить секретаршу на пол после того, как ткнул ее физиономией в сканер у двери, а потом приложил к считывающему устройству ее же идентификатор. На противоположном конце здания, в холле работяги волокли очередную панель, а фигура охранника перебегала от дверей к стойке ресепшена. Хэнк увидел Уэйна и что-то закричал, но в тот же миг портал из ада, которым начало казаться стильное здание Центра Визуализации Мозга, отворился. Уэйн надел сумку на плечо и вырвался из стеклянной колбы Кембриджских лабораторий. Вне себя от радости и ужаса он понесся между корпусами Адденбрукс, мечтая оказаться на Робинсон-Вэй, подальше от зданий и мачт освещения, утыканных камерами.