Человек Кембриджский (Homo Cantabrigiensis)

*** …Whatever gets you through the night… It's all right, it's all right… …It's your money or your life… It's all right, it's all right… Йорн очнулся с раскатистым хрипом оттого, что проприоцепторы гортани забили тревогу прежде, чем он подавился собственным запавшим от обморочного расслабления языком. …Don't need a sword to cut through' flowers… …Oh no, oh no… Он лежал картинно и неудобно, раскинув руки в стороны и запрокинув голову назад, целомудренно развернув таз в профиль и поджав ноги, как похищенный феями пастушок на ложе в заколдованном замке. Рывком ракшас перевернулся и поднял туловище, зашелся удушающим кашлем. Йорн встал на колени, упираясь руками в пол, и все никак не мог остановить приступ. В горле саднило, чувство было, словно его вот-вот вывернет наизнанку, и нет, тело явно не имело в виду рефлекс для очищения желудка – токсины уже проникли во все ткани и органы. Организм истерично пытался выкрутиться сам из себя, будто минога, завязавшаяся в узел, древнейшие из участков мозговой прошивки не знали, как иначе освободиться от пропитавших его ядов. Йорну сразу помыслилось, что история повторяется. Только какая история, он вообще не мог вспомнить. Помнил только на уровне телесных ощущений, что в прошлый раз не работали мозги, но физически чувствовал себя относительно сносно. Теперь конвейер его мысли запустился почти сразу, однако тело отказывалось слушаться. И еще он не помнил… Он должен был что-то важное помнить, но пока не мог даже понять, какой временной период в его хранилище распался на фрагменты, которые теперь всплывали, словно отколовшиеся от ледника куски, и колыхались на поверхности горного озера, словно бы никогда не принадлежали целой и связной мировоззренческой конструкции. Во мгле с отвратительным и тревожным дребезжанием из паршивых пластиковых динамиков доносилась задорная песня с не столь уж задорными словами: …Whatever gets you through your life… It's all right, it's all right… …Do it wrong, or do it right…It's all right, it's all right… Йорн, по мере восстановления мыслительных функций, осознавал все более четко, насколько ему плохо. Он ощущал себя прескверно, отвратительно, мерзко, он давно себя не чувствовал настолько паскудно. У него было сильное отравление каким-то психоактивным веществом со всеми сопутствующими симптомами: тошнило до спазмов в глотке, голова кружилась, Йорн не мог сориентироваться в пространстве, и от каждого незначительного покачивания корпуса его будто швыряло на стены. Ощущение было до того реалистичным и обостренным, что ракшасу пришлось замереть на месте и сделать несколько дыхательных упражнений, прежде, чем он снова решился на попытку встать на ноги. Обманчивые и хаотические пространства масштабного помещения, которое он никак не мог опознать, плыли перед глазами, будто карусель. Совершив половину оборота, за неуловимое мгновение, пока Йорн успевал моргнуть, она возвращалась в исходную позицию и снова начинала проворачиваться против часовой стрелки. Кроме вышеописанных симптомов, Йорн заметил, что, когда он чуть быстрее переводит взгляд с одной точки на другую, картина перед его глазами смазывается, словно по ней проводят невидимым мастихином, сминая плотное импасто железобетонного королевства теней и металлических каркасов. …Don't need a gun to blow you mind… …Oh no, oh no… Йорна начало колотить мелкой дрожью, как перевозбужденную охотничью собаку. Он стоял, держась за стенку, на цементном отдающим затхлой сыростью полу, в закоулке какого-то позабытого фабричного зала с остатками ржавеющего оборудования, где по потолку, словно чудовищные жилы динозавровра, тянулись пучки изогнутых труб. На теле Йорна снова отсутствовала одежда – да, он ощущал, что это с ним не впервые, – но в голове не было ни лоскута, ни клочка, ни единого обрывка воспоминаний о том, как он сюда попал. Заодно Йорна преследовало довольно осязаемое и ясное понимание того, что он необъяснимым образом сам участвовал в своей транспортировке и лично способствовал тому, чтобы очутиться среди индустриальных руин. …Hold me, darlin', come on, listen to me… I won't do you no harm… …Trust me, darlin', come on, listen to me… На лице и руках Йорна по самые локти застыла коркой какая-то мелкодисперсная грязь. Он, с трудом удерживая себя в вертикальном положении, попробовал оттереть пленку, облепившую подбородок, облизнул губы горящим языком – во рту стояла сухость, какую Йорн не испытывал даже во времена лютейших Улиссовских похмелий. Словно кактусы-опунции полыхали в глотке и впивались в десны, царапая раскаленными иглами. …Опунции… Агавы… Мескаль… mezcalito… peyote…borrachero… Что еще за мескаль? Или это был мескалин? Откуда он взялся, черт возьми?… Частицы корки с его губ, размоченные вязкой слюной, испустили запах и вкус железа. Йорн, нервничая еще сильнее, логически предположил, что весь перемазан в крови, и принялся осматривать себя, насколько это представлялось возможным в мерклом свете. Он последовательно ощупал спину и бока, руки и ноги, но ран никаких не нашел, лишь в мышцах покалывала едва заметная, приятная ломота от недавней взрывной нагрузки. Что еще за нагрузка? В голову опять поползли черт-те какие мысли. Вдруг вот это все – собственные проделки Йорна? Как? Каким образом? У него начали то и дело отключаться мозги, и в этом состоянии он творит, сам не ведая, что? Вдруг он был прав еще во время первого инцидента с Уэнди, и последовавшие за ним эпизоды потери сознания лишь развивали и углубляли какое-то неизвестное психическое или органическое расстройство? И что это, черт побери, такое? Болезнь? Естественная особенность рапаксовского мозга, несовместимая с цивилизованной жизнью? «Самадхи», мать его?… Из темной шахты Йорновых подавленных воспоминаний поднялись слова Тима Хервитса о недостаточно изученном взаимодействии сознательного и бессознательного у Homo rapax. Может, именно так голодное и злое Id вылезает из своей берлоги, словно медведь-шатун, когда рапакс замахивается на социализацию в человеческом обществе? Или пубертат завершился, пошли симптомы отклонений, порожденных неизбежными ошибками в синтетическом геноме? В конце концов, не стоит забывать, что Йорна сконструировали несовершенные человеческие руки из куска тысячелетней… …Бастурмы… Дабы успокоиться, Йорн попытался вцепиться в волосы, как цеплялись за шерсть родительницы детеныши его общих с сапиенсами предков, но и этого у Йорна по понятным причинам не получилось – он был по-прежнему брит наголо, лишь едва-едва обозначился бархатный ежик на затылке. Йорн не мог вспомнить, сколько дней он уже ходит в таком виде. …Как сойти с ума, не потеряв разума?... Йорн не знал, как применить к данному казусу бритву Оккама и какое объяснение ситуации следует считать более «бережливым»: его собственное сумасшествие или помешательство кого-то еще, кто над ним изобретательно глумился. На всякий случай, ракшас снова тщательно ощупал голову в поисках скрытых миниатюрных устройств для воздействия на мозг, пропальпировал кожу под щетиной, неприятно напомнив себе мученика-Сикорски, который до самого последнего момента своей жизни верил во всесилие искусственного контроля над сознанием. Из-за массивного блока какой-то аппаратуры с цистерной, металлическими лесенками и отходящими от блока гофрированными трубами по метру в диаметре задребезжала новая песня: …We're playing those mind games together Pushing the barrier, planting seed Playing the mind guerilla Chanting the mantra, "peace on Earth"… – Твою мать, заткнись, Джон! «Мир на земле»… «любовь – это ответ»… ага, щас… – яростно прошипел Йорн, переступая с осторожностью голыми ногами по бетонному полу, который, как Йорн теперь рассмотрел, был усеян ковром из битых стекол, ржавых железок и прочих инструментов для занесения в организм столбнячной инфекции. …We all been playing those mind games forever Some kind of Druid dude, lifting the veil Doing the mind guerilla Some call it magic, the search for the grail… …Love is the answer… And you know that for sure… Опасливо следя за тенями, притаившимися среди цилиндров, металлических корпусов, котлов и турбин с подходящими случаю надписями «Danger!», Йорн вышел в полуразвалившийся машинный зал. Судя по всему, он находился на заброшенной электростанции, не то угольной, не то газовой. Господи, где в радиусе трехсот километров от Оксфорда расположены заброшенные электростанции? Йорн, хоть и был большим поклонником подобных локаций, в юности успел изучить их не все и нынешнее место решительно не узнавал. Оксфорд… Йорн, кажется, помнил себя последний раз в Оксфорде. Почему он был в Оксфорде? Кроме как встречаться с Брайаном, ему там делать нечего… Свет луны струился через три проема высоких фабричных окон и застыл призрачными пятнами на пыльном полу. По диагонали эти три световых прямоугольника пересекала полоса следа, который, словно длинный мазок огромной фактурной кистью, плавно изгибался и пропадал в тени за какой-то массивной технологической конструкцией. Для ночного зрения Йорна след выглядел почти черным, но блестел до крайности знакомым жирным блеском. На массивном ржавом винте, грибом росшем из пола, словно на подносе, стояла детская магнитола в виде розовой мультяшной кошки, а рядом с магнитолой лежала кинокамера. Кинокамера под восьмимиллиметровую пленку. Фирмы «Canon». «Canon Auto Zoom 2018 Super 8» было написано на сильно потертом корпусе. Такие выпускали, как минимум, лет сто назад – отборнейшая экзотика для любителей классических визуальных искусств. Типа Кристины… …У Крис такая камера… Йорн же собственноручно ей подарил восьмимиллиметровую кинопленку! Заказывал за полгода до Рождества у умельцев на частном производстве. К ним же потом вдвоем ездили в Лондон отдавать на проявку, а отсматривали получившийся опус в кинолаборатории Англия Раскин. Крис была в восторге, хотя Йорн несколько усомнился в том, что результат вполне оправдал расходы на продакшн. Фильм про обыденную жизнь Кембриджа, хоть и был красиво снят, показался ему в целом слишком сентиментальным. Хотя имелся в нем случайно зафиксированный момент, явно выпадавший из серии сцен про первые весенние крокусы и воскресный рынок крафтовых поделок на Ол Сэйнтс Гарден. Однажды утром Кристина засняла, как четыре гвардейца в латах выводили из Тринити закованного в наручники, смертельно бледного и согнутого едва ли не пополам человека. Несмотря на то, что колледжи всегда полнились пересудами и прочими формами реалити-шоу, даже Йорну не удалось узнать, что произошло. Все как воды в рот набрали. В результате эти несколько кадров стали чем-то вроде заснятого на пленку привидения, оно придало флер классического английского детектива авангардной конструктивистской работе Кристины. Крис была чрезвычайно довольна и не упускала возможности вновь и вновь приобнять, чмокнув ракшаса в щечку в благодарность за содействие. Может быть, всякое новшество при первом знакомстве вызывает восторг у человека, мало приспособленного к восприятию чуда сущего в любой момент времени? Крис объяснила свое ликование тем, что ее приводит в безумный трепет сама мысль о следе, о физическом знаке, оставленном на материальном носителе игрою природных сил, следе реальности, зафиксированном до того момента, пока не разрушится материал самого знака. Поэтому она с таким упоением изучала ботаническую иллюстрацию для магистерской диссертации: Кристине представлялось, что физическая реальность живого образца и высушенного гербарного экземпляра встречалась на кончике акварельной кисти с материальной и психической реальностью воспринимающего субъекта, оставляя знак, который она столетия спустя могла расшифровать… …Она прекрасна… Йорн не знал, что привело его в больший трепет: блестящий мазок на полу, ясно говоривший о серьезной кровопотере у неизвестной жертвы, или эта камера. Кровавый след был понятен, Йорн мог представить, откуда он взялся и куда вел коротким и прямым путем – к чьему-то телу, лежавшему, очевидно, позади конструкции. Если Йорн сам был причиной появления этого следа, он мог представить, что произошло: он кого-то убил. С ним такое случалось и раньше, он иногда убивал людей. Кристина бы пришла в ужас, узнав, к кому мило ластится и целует в щечку. Просто раньше Йорн помнил каждый момент убийства посекундно, а сейчас ракшас не имел даже примерного предположения относительно того, чья кровь покрывала его лицо и пол. Нарисовалась из темноты фигура Брайана в синем бархатном пиджаке. Кажется, он недавно видел брата в этом пиджаке, но где?.. В Оксфорде? А вот кинокамеру расшифровать Йорн был не в состоянии. Йорн подошел к винту и нажал на кнопку магнитолы, музыка смолкла, отчего навалилась тишина, характерная для покинутых и неуклонно разрушающихся зданий, которую Йорн хорошо знал по одиночным паркурным вылазкам. В синестетическом воображении ракшаса это индустриальное безмолвие имело некоторое сродство с подвижной лесной теменью, в которой что-то незаметно пульсирует, шевелится, трепыхается и живет тайной жизнью. Где-то далеко колыхался, нарастал и спадал шум автострады, капала и с плеском разбивалась о стальную поверхность вода из протекающих бетонных швов, поскрипывал теряющий накопленное днем тепло металл, и вся конструкция словно бы дышала – еле-еле, едва-едва можно было почувствовать, как теплится остаточный метаболизм в умершем здании, словно растущие в автономном режиме ногти покойника. Йорн стоял, не двигаясь, прислушивался и втягивал ноздрями воздух. Смешение запахов крови и раскрошенного бетона перебивало все остальные запахи, но ракшас чувствовал, что он в здании не один. Если здание находилось далеко от жилья, то животным вроде крыс, тут особо нечего было делать. Возможно, птицы под крышей, конечно. Йорн готов был сколь угодно долго испытывать терпение неизвестного наблюдателя, пока тот не скрипнет ботинком или не зашуршит одеждой, но внезапно уловил очень странный ритмический звук, который долетал из-за объемного технологического приспособления в виде цилиндра с трубами. Кровавая дорожка на полу уводила как раз в темный угол за корпусом прибора. Йорн, медленно отправился вдоль следа, стараясь в него не наступить, замирая и прислушиваясь на каждом шагу, как крадущийся по траве лесной кот.