Педагогическая комедия

Бакуго настолько привык размышлять о том, почему у них с Киришимой ничего не получится, что вероятность успешного исхода боялся больше, чем негативного. Бакуго пялился в тёмный ночной потолок их номера, слушая тихое сопение трёх носов разом, и пытался думать, что его на самом деле останавливает. Киришима на соседнем футоне, раскинувшись звездой, спал с открытым ртом и высунутой из-под одеяла босой ногой. Периодически Бакуго кидал в его сторону взгляды, проверяя, не хмурится ли он, спокоен ли его сон, уже скорее по привычке, чем осознанно. Его представления об отношениях были поломанными оскольчатыми кусочками мутного зеркала — отсутствие адекватного романтического опыта, как такового, определённо осложняло любые попытки обдумать свои желания и взгляды на этот аспект. В его максималистском сознании главенствовало несколько деструктивных травматичных установок, которые он вынес после своих единственных отношений. Бакуго мысленно перечислял их, решив препарировать каждый пункт, раз уж выдалась такая возможность, чтобы опровергнуть и окончательно с ними расстаться: Первое — отношения это всегда утомительно. Партнёр всегда будет требовать от тебя много внимания и ты по факту обязан перешагивать через себя и идти на уступки, чтобы угодить, даже если на самом деле не хочешь этого. Второе — любые твои взаимодействия с партнёром будут с двойным подтекстом. Романтические отношения подразумевают под собой то, что в первую очередь вашими действиями должна двигать “любовь” и симпатия, поэтому то, что до отношений могло быть просто дружескими тусовками теперь всегда свидания. Третье — в отношениях ты должен быть мягче, даже если тебе это не свойственно. У тебя нет права стебаться над своим партнёром, как над другом, потому что партнёр и его чувства априори должны быть приоритетными. Четвертое — в отношениях ты не можешь быть собой до конца. Ты играешь роль хорошего парня и ради комфорта партнёра должен выжимать из себя розовое-блестящее, даже если вся эта киношная шелуха для тебя не больше чем фальшь и притворство. И пятое — ты обязан рассказывать партнёру всё, даже если не хочешь. Киришима в метре от него спросонья шмыгнул носом, переворачиваясь на другой бок. Бакуго положил руки на живот, смыкая их в замок. Что ж. Тупым он себя никогда не считал, причинно-следственные связи строить умел и даже на разговор с Дэку для постановки финальной точки храбрости у него нашлось. Пришло время подумать о самой сложной и неприятной составляющей жизни каждого человека, которую он привык избегать годами. О собственных чувствах. Думая о том, чего бы Бакуго действительно хотел от своих гипотетических отношений, он приходил к выводу, что самое решающее, чего бы ему действительно хотелось — это надёжность и спокойствие. Опровергая первый пункт списка проблемных установок, Бакуго понял, что ему хотелось бы проявлять знаки внимания исключительно в те моменты, когда он сам этого хочет, а не потому что надо. Ему хотелось точно знать, что, если он лишний раз погрузится глубоко в себя или работу, его не будут упрекать в том, что он делает недостаточно. Это одна из характеристик желанной надёжности. Хотелось быть спокойным, полностью осознавая, что его партнёр — это автономная личность, способная существовать без постоянного подтверждения взаимности его чувств, не вторая половинка, а второе целое и самодостаточное. Бакуго хотел вступить в романтические отношения, а не в симбиотические. Едем дальше. Концепция отношений, построенных целиком и полностью на романтике, ему не прельщала и, честно говоря, выглядела довольно утопичной. Даже не потому, что Бакуго настолько против свиданий и романтики в целом, а потому что в первую очередь ему бы хотелось видеть в своём партнёре личность и близкого человека, способного понять его не только в границах сердечной розовой зоны. Как и наоборот — хотелось бы, чтобы и сам партнёр придерживался той же позиции, потому что имея разные мнения на этот счёт далеко не уедешь. Бакуго не хотел становиться мягче. Конечно, он хотел стать спокойнее, более уравновешенным, но ни в коем случае не создавать видимость искусственной мягкотелости. Он чурался идеи находиться в тех отношениях, в которых снова придётся производить математические расчёты о степени грубости собственных слов. Потому что, да, он старается исправиться ради комфортного существования в обществе, но он хочет стать лучше, а не перелепить собственную личность с нуля, превратившись в жалкую копию, некачественную китайскую подделку Кацуки Бакуго. Ему нравилась собственная грубость и большая часть его личности всегда строилась на жёсткой правде и прямолинейности, поэтому срубить на корню все зачатки такого поведения будет эквивалентно лишить его своей основы. И, конечно же, в ответ Бакуго хочет того же — ему хочется принимать своего партнёра полностью, со всеми его недостатками, потому что так будет справедливо и комфортно для него. Неидеальность — прекрасна, когда дело касается людей, потому что, по его мнению, именно она является одной из основополагающих постулат человечности. Бакуго не хотелось бы играть роль «хорошего парня», потому что за свою жизнь он был каким угодно, но точно не хорошим. Он уже перерос стадию отрицания, когда любые напоминания о прошлом было принято заминать и забывать, как страшный сон, сейчас Бакуго смирился с тем, кем был, признаёт существование того старого, ещё не обновленного Бакуго Кацуки, и рассматривает не актуальную версию себя скорее как инструмент для сравнения и отправную точку своих изменений. И в ходе рефлексий вырисовался вывод, что личностный рост это не про создание новой личности, а комбинация было-стало и совершенствование существующей. Новые установки и надстройки нарастают на том маленьком и противном, что-то становится важнее, что-то переходит в разряд главенствующего, но суть одна — это все ещё он, а не новая роль, которую он надел на себя. Не прыгать в овечью шкуру, а подлатать волчью и довести ее до более презентабельного вида. И последнее. Конечно, Бакуго хотел быть честным. Но в его картине мира быть честным — не равно выкладывать всю подноготную по первой просьбе, а отношения не означают обязательство рассказывать партнёру всё, что ты сам не считаешь нужным помнить. Его устраивала концепция, в которой он говорит только то, что считает нужным и важным, и его не доканывают уговорами рассказать что-то, что даже при воспоминаниях доставляет дискомфорт. Единственное послабление, на которое он согласен, это рассказывать о неприятных вещах при условии, если беспокойство и интерес выглядят как искреннее побуждение, а не потенциальная ступень к выяснению проблемы, которую нужно исправить. Со своими проблемами он справляется сам, а если не справляется, он приучил себя в крайнем случае обращаться за помощью. Точка. Дальше дорога закрыта, проезда нет. Бакуго сел на постели. Комната не рассчитанная на четырех человек дышала умиротворением, недвижимая, ни один порыв воздуха не содрогал помещение. Ничто не мешало синеватой сумрачной дымке рассеиваться по комнате в благоговейном молчании ночи. Умиротворенная тишина ложилась на плечи спящих, заботливо укрывая их лоскутным одеялом неба из окна. Его чувства к Киришиме не были импульсивными порывами, не заставляли Бакуго страдать при одной только мысли их озвучить. Даже наоборот, он настолько привык жить с этим ощущением, оно было настолько тёплым и умиротворяющим, что Бакуго совершенно осознанно укутывался в него, как в эдакую щёлковую броню, пуховое одеяло комфорта. Это было не так, как в подростковые годы, когда только осознавшаяся симпатия воспринималась остро и беспощадно резала оголённые нервы, не возникало желания сопротивляться и драться за свою личностную автономию. Влюблённость просачивалась в его повседневность мягко, ложилась бархатом на его мысли и ни к чему не обязывала. У него был выбор. И размышляя об этом, проводя мысленные параллели и соединяя точки на пробковой доске с фотографиями, внутренний конспиратор и исследователь пожимал плечами. Почему нет? Он был важен Киришиме, Бакуго не тупой и не обманывает себя, но некоторые его действия как будто бы показывают взаимность. Иначе зачем бы он повёз Бакуго в Чибу? Почему так часто выделял на фоне их компании? Его особенное отношение заметил даже Дэку, не говоря уже об остальной их тусовке — Мина, пускай, и несерьёзно, но давно уже шутит на эту тему. И даже несмотря на то, что у неё язык, как помело, Бакуго не считал её подозрения беспочвенными. Ему хотелось в это верить и впервые за долгое время он себе в этом признался. Перспектива быть отвергнутым пугала ни столько потому, что была столь уж реалистична, сколько из-за того, что чувства к Киришиме были одними из самых осознанных тонких материй его душевной организации, которые Бакуго устаканил в своей картине мира так конкретно, что они вписались в нее чётким вырезанным пазлом. Киришима весь состоял из сплетения противоречий и “но”, которые в иных условиях обрушили бы привлекательность личностного образа подчистую, и Бакуго на его фоне чувствовал себя доне́льзя простым и понятным. В собственных глазах, его эмоции интерпретировались не более, чем разные оттенки злобы, раздражения и гордости, редкие проблески удовлетворения. Он выглядит именно таким, каким является, поэтому и читается, как детский роман из литературы на лето. Однажды Киришима сказал: «Мне когда-то сказали, что я могу быть кем угодно, поэтому я стал фоном для всех остальных — ведь кто-то должен поддерживать общую картину.» И Бакуго в корне не согласен с этим утверждением. В его мире, сериале от первого лица в режиме реального времени, Киришима кто угодно, но не фоновый персонаж. Он глубокий и неоднозначный, хотя, скорее всего, и не пытается выглядит таковым. Он простой и в его простоте заключена его сложность — ты не можешь утверждать, что он предсказуем, потому что Киришима не утруждается навешиванием на свою персону ограничений, поэтому волен делать что угодно. Бакуго, честно, каждый раз остаётся под впечатлением, будто наблюдает за главным героем сёнэна. Он боится терять дружбу, но с каждым разом будто бы сильнее разубеждается в своём изначальном видении воображаемого сценария их отношений. Теперь сложно представить, что могло бы так сильно оттолкнуть Киришиму — он наблюдал за Бакуго практически во всех его проявлениях и ни разу не подал повода думать, что чем-то разочарован. Даже наоборот, словно наслаждается каждой новой эмоцией и фактом, которую наблюдает впервые, побуждая с каждым разом проявлять их всё больше и больше. Киришима раскрывает его, как опытный дрессировщик, за каждую личную победу кормит улыбками и объятиями в качестве поощрительного лакомства, учит показывать себя не только злым и гордым, но и человечным. И Бакуго, приводя в своей голове такие сравнения, даже не обижается, хотя никому в этом и не признается. Киришима в метре от него сонно фыркнул, морща нос. Бакуго, усмехнувшись, убрал с его лба щекочущую прядь и залёгшая морщинка между бровями в ту же секунду разгладилась. Из окна мягкой прохладой по одеялам тянулась полночь. Что ж, возможно, у него действительно есть шанс.

***

— Доброе утро, многоуважаемый, — лицо Киришимы нависало в трёх сантиметрах от Бакугова носа и свет из окна, обрамляющий его голову, просвечивал через волосы кадмиевым ореолом. Эдакий нимб. Бакуго, щурясь, нашарил рядом с футоном телефон и скосил глаза на время. Пол десятого ровно. Всё-таки, Киришима выбрал правильный цвет волос — красный нимб прекрасно отражает то, что он что-то среднее между глупым невинным ангелом и ебучим чёртом. Проспать можно было ещё целых пол часа! Киришима хихикнул, всё ещё нависая сверху. Его патлы щекотали Бакуго нос. Захотелось чихнуть. — Много спать вредно для организма! — голосил он, широко улыбаясь. — Это находиться рядом с тобой вредно для организма, — сонно бухчал Бакуго, накрыв его лицо ладонью и отодвигая от себя. — Знаешь, тихоходка может прожить в космосе неделю. С тобой она не прожила бы ни дня. — Брось, — усмехался нарушитель спокойствия, садясь прямо. — Ты сам хотел пойти порисовать на пляж, а у нас как раз сегодня свободный день. Сделаем этюды на состояние: море, песочек, благодать. — С чего вдруг в тебе проснулась такая ответственность и где она была весь учебный год? — ворчал Бакуго, потирая глаза. Конечно, он хотел пописа́ть на пляже. Давно уже планировал опробовать масло в написании воды с натуры. Но не в десять утра. После посещения Энгаку-Дзи Аизава загорелся своей задачей водить их писать достопримечательности, как сумасшедший, — у Бакуго уже есть минимум три этюда статуи Будды с разных ракурсов и две перспективы центральной площади Камакуры разной степени законченности, — и с каждым посещением музея или истерической точки Бакуго всё сильнее чувствовал, что он уже нарисовался. Возникало ощущение, что к концу практики вся их группа возненавидит масло, как некогда историю искусств. Поэтому изначальный план отвести свободный день на самостоятельную работу на пляже, как он планировал по приезде, уже не выглядел столь привлекательным. Бакуго нахмурился, натягивая одеяло по самый нос. — Кончай вредничать, — улыбался Киришима. Бакуго нахмурился сильнее. — Я не вредничаю. — Хорошо. Капризничаешь, — то, что Киришима подобрал синоним, ситуации не помогло. — Хотя бы лежи в нужном направлении тогда уж. Почему ты не поставил будильник? Ты же хотел вчера. — Зачем мне будильник, если утро — это иллюзия, созданная капиталистами для психологического давления на работников, — простонал Бакуго, принимая сидячее положение. Задрал. — И всё-таки ты капризничаешь, — резюмировал Киришима, даже не скрывая, что потешается. Его счастье, что Бакуго испытывает к нему симпатию, иначе за такое в следующий раз вместо кистей Киришима писал бы собственными волосами, которые Бакуго бы ему благополучно выдрал. — Нет, я просто уверен, что никого из нашей компании, кроме меня, ты не будил, — объяснял Бакуго, потирая лицо. Обратно он уже в любом случае не уснёт. Киришима хмыкнул, потирая шею. — Просто ты эффективнее меня заставляешь их работать. А я надеялся, что благодаря тебе сильнее замотивируюсь на работу, — объсянился Киришима и его губы дрогнули в хитрой улыбке. Ага, засчитано. Правильная стратегия. Бакуго усмехнулся, откидывая одеяло в сторону. Что ж, Киришима действительно прав и без него вряд ли кто-то из балбесов додумается взять в руки что-то, кроме пива, и поднапрячься. В конце концов, они сюда не в отпуск приехали, а работать, и уж Бакуго точно всегда справляется с задачей об этом лишний раз напомнить. — Убедительно, молодец, балда, — кинул Бакуго, нашаривая на их полке зубную щётку. — Учился у лучших, — отсалютовал ему двумя пальцами Киришима. — Чему учился, лести? — обернулся Бакуго через плечо, чуть ухмыляясь. Киришима состроил самое невинное лицо на свете. Барочные ангелочки на его фоне выглядели бы греховнее. — Аргументированию, — исправил он, усмехаясь. Через десять минут после завершения всех умывальных процедур, Бакуго ногой раскрыл дверь в комнату на десять человек и беззастенчиво отпинал мирно спящих Дэнки и Сэро — те, завывая и корчась, нехотя последовали его нотациям идти приводить себя в порядок и собираться пленэрить. Раньше начнем — быстрее закончим. Хотя его полудурки перспективой работать в свободный день в принципе впечатлены не были, всё-таки послушно отправились мылить морды. Мине и Джиро, как редким женским представителям их тусовки, повезло больше. Их пробуждение организовал деликатно постучавшийся Киришима. Джиро, хоть и поворчала, но согласилась, что в свободный день лучше сильно не филонить, чтобы по возвращению домой не пришлось делать двойной объём работы, Мину же пришлось чуть поуговаривать. Но перед увещеваниями Киришимы она сдалась — и Бакуго прекрасно её понимает. В общей кухне душновато, пахло заварной кашей, подогретым в микроволновке сыром и рисом из привезённой кем-то скороварки. Они были не единственными, кто решил сильно в свободный день не отлёживаться. Бакуго пришлось десять минут ждать, пока освободится хоть одна комфорка, чтобы водрузить туда свою турку и сварить кофе — Киришима на его чёрное варево показательно фыркал. Среди собирающихся Бакуго заметил Дэку: стоя возле плиты с одной рукой в кармане, встретившись с ним взглядом, Бакуго приветственно кивнул, даже не нахмурившись, и тот, видимо, ещё не привыкший к перемирию между ними, выжал из себя такой же сухой кивок и последовал за Половинчатым. Тодороки одарил их обоих недоумевающим взглядом, но, благо, промолчал. Киришима рядом улыбнулся, наблюдая за их интеракцей, и Бакуго поспешил отвернуться к турке. Суматошное утро плавно перетекало в полдень, когда они всем своим скопом выползли к центру Камакуры. Город насчитывал в себе три пляжа, — Юигахама, Дзаймокудза и Косигоэ, — и Бакуго никогда ещё не был так благодарен неодушевленным явлениям за такой обширный выбор. Из центра можно было пешком дойти до любого из них, поэтому вопрос встал скорее в том, потянут ли они идти на своих двоих весь путь со всем художественным добром или забьют и прокатятся на автобусе. Осмотрев бедолаг с ног до головы, Бакуго, как негласный лидер их “художественного объединения” повёл группу к станции: оттуда в сторону Идзу до Заимокузы на автобусе и две минуты пешком до пляжа. Ребята, вроде как, были ему за такой чилловый маршрут благодарны. — Боже, вода! — почти слёзно завыл Дэнки, скидывая этюдник на песок. — Вы себе представить не можете, как я хотел к океану! Он рванул с места, обжигая пятки о раскалённую землю. Джиро, прежде идущая к нему ближе всего, усмехнулась и подхватила его принадлежности. Днём пляж ещё не был переполнен, но уже не пустовал — тут и там, словно соломинки в бокалах, были натыканы большие цветастые зонтики и полотенца, обнаженные фигуры лениво прогуливались вдоль кромки воды, головы плавающих пестрили головными уборами. Бакуго, поправив ремень этюдника на плече, выставил руки, примеряя композицию между пальцев. Прищурился. Можно сделать несколько зарисовок живой натуры и длительный пейзаж с последующей доработкой. Главное сесть подальше от воды. Подошедший сзади Сэро положил руку ему на плечо, заглядывая в лицо. — Ты хоть ноги сначала помочи, а потом уже над работой думать будешь, — усмехнулся он, давя эту свою неоднозначную лыбу. Бакуго никогда не понимал, о чем он с таким лицом думает. — Наслаждайся моментом. — Я наслаждаюсь, — Бакуго скинул его руку, чуть хмурясь. У Сэро была привычка вести себя наставнически и периодически пренебрегать чужим личным пространством. — Просто прикидываю предстоящую работу. — Да? — он изогнул брови, кивая в сторону. Бакуго скосил глаза. Их компания все как один счастливые, побросали сумки и принадлежности под ближайшим зонтиком и стеклись к воде. Девочки, беззастенчиво улыбаясь, наблюдали за тем как Киришима с Дэнки, закатав рукава футболок, ребячески гонялись друг за другом, нарочно создавая брызги и оббегая играющих в песке детей в смешных панамках. Из соседних кафе играл американский поп, пахло океанической солью, воздух влагой обволакивал тело. Сэро, похлопав Бакуго по плечу, по-стариковски усмехнулся и шагнул вперёд, оставляя его заторможенно глотать слюну.

***

— Ну и? — Джиро многозначительно подняла бровь, выжимая волосы, соленая вода струйкой стекала с её локтей на песок. Дэнки в моменте своей вселенской радости от близкого свидания с океаном не заметил, как забрызгал её, а Джиро не могла позволить этому происходить безнаказанно. Сидит теперь вот, вся мокрая, но довольная, улыбается. — Как дела в вашей односторонней войне на любовном фронте? Бакуго фыркнул, закатывая глаза. Киришимовой ответственности за учёбу хватило ровно на то, чтобы поднять всех с постели — при виде воды прилежный студент в нём напрочь отключился. Зато включился базовый привычный Киришима, свойственно себе, он хохотал во всю глотку, вёл себя, как счастливая собака, которую хозяин вывел на прогулку, и мстил разбушевавшемуся в волнах Дэнки, совсем уже забывшему изначальную цель их визита на пляж. Мина не растерялась и разделась полностью и, судя по тому, что она вникла в заверения Киришимы подойти к задаче попленэрить серьёзно. Сэро, как ответственная нянька этих великовозрастных детин, остался их сторожить, нежась на солнце — расстелил неведомо откуда взявшееся полотенце, поправил кепку и устремил взгляд вдаль, аки шаолиньский монах. Они с Джиро отвалились от всеобщей тусовки после того, как Бакуго вдоволь на них наорался. И вот, Джиро на правах единственной, кому достоверно известно о чувствах Бакуго к Киришиме с его же слов, подрубила свою стандартную шарманку. Бакуго выразительно закатил глаза, с громким щелчком отправляя крышечку разбавителя к кистям в этюднике. — Что ты хочешь услышать? Сама сказала, что “война” односторонняя, — он изобразил кавычки пальцами и сгорбился на своём раскладном стульчике. — Может, потому что воюешь тут только ты, а нормальные люди своих эмоций не избегают? — саркастично отозвалась она, делая широкий мазок по холсту. За проведённое у берега время они успели сделать уже несколько этюдов и где-то на задворках сознания у Бакуго трепетала братская гордость за подругу. — Кто бы говорил, — однажды его глаза закатятся внутрь черепа и никто их оттуда не достанет, — Много ли изменений в твоих с Дэнки отношениях? Что-то я не заметил между вами никаких романтических поползновений. — Много, как минимум, теперь наши отношения существуют, — она сделала ударение на последнем слове и Бакуго вопросительно изогнул бровь. — Брось, чувак, мы все уже взрослые девочки и мальчики, мы же не в школе, чтобы ходить за ручку по коридорам на всеобщее обозрение. То, что ты не в курсе, не значит, что в моей личной жизни нет никаких изменений. Это почти обидело. В руках материализовался канцелярский нож — надо было выпустить пар, поэтому Бакуго принялся строгать карандаши. И ладно уже, что они и без того похожи на пальцы ведьмы. Он глянул на подругу исподлобья. — Когда? Джиро задумчиво кусала губу, смотря на волны. В пяти метрах от них по воде дрейфовал маленький мальчик на надувном круге, и ее взгляд зацепился за него. — Пару дней назад, в караоке. Если бы ты хоть иногда выбирался куда-то со всеми, у тебя бы был шанс узнать не последним. — У тебя сегодня план на день довести меня до ярости? Если да, то ты можешь начинать ставить над этим пунктом галочку. Я близок. Джиро пренебрежительно отмахнулась, сдувая налетевший на палитру песок. Минусы работы в полевых условиях. — Я про то, что тебе действительно стоит пореже отделяться от тусовки, — она выразительно указала в его сторону кисточкой. — Я знаю, что вы с Киришимой тусите и сами отдельно, но у тебя было бы куда больше возможностей поймать общий контакт с ним, если бы ты чуть чаще влезал в социальные авантюры, которые мутят ребята. Сам подумай, вы дружите уже два года, не хватит ли? Всё, надружились, может, стоит уже шевелиться в другом направлении? Бакуго подозрительно сощурился на неё, тяжело вздыхая. Конечно, в словах Джиро была доля правды, но перспектива настолько радикальных действий в сторону Киришимы пугала — даже несмотря на то, что Бакуго в своих размышлениях уже, вроде, пришёл к мысли, что ответная симпатия вполне вероятна. Так резко менять курс их общения казалось страшным и опрометчивым решением. Джиро щёлкнула пальцами и положила руку ему на плечо. Бакуго поднял на неё хмурый взгляд, но Джиро нисколько он не напряг. Привыкла уже. — Скажи мне честно, ты действительно думаешь, что не нравишься Киришиме? Бакуго пожал плечами, сжимая губы в тонкую полоску. Ему хотелось верить во взаимность, хотя никаких песочных замков он старался не строить. Пришла очередь Джиро тяжело вздыхать. — Ты безнадёжен. Давай так, — она протянула ладонь, и Бакуго недоумённо приподнял бровь, попеременно переводя взгляд с неё на руку, не въезжая, что от него хотят. — Ребята сегодня хотят устроить тусовку на пляже всем составом нашего сквада. Ты обязан присутствовать, понял? — Так пленэр был чисто разведкой обстановки перед бухичем? Изобретательно, — саркастично усмехнулся Бакуго. Джиро послала ему самый красноречивый суровый взгляд, на какой вообще была способна. Бакуго поймал себя на мысли, что всё-таки его окружение понабралось от него всякого и внутренне хохотнул с этого. — Так мы договорились? Или мне попросить Дэнки вечером привести тебя на пляж под прицелом водяного пистолета? — Он взял с собой водяной пистолет? — Не уходи от темы, иначе в следующий раз я залью растворитель тебе в энергетик. Бакуго поморщился, представив заявленное хрючево, и протянул руку, пожимая её крошечную обманчиво хрупкую ладошку. Всё-таки, Джиро была замечательной девушкой. Та удовлетворённо улыбнулась, отводя глаза в сторону берега. Бакуго проследил направление и повернулся навстречу прохладным океаническим порывам. В лицо летели микроскопические капли. Там, по пояс в воде, стояли невозмутимого вида Сэро и Киришима, окончательно скинувший с себя верхнюю одежду и бесстыдно щеголяющий в одних шортах, а в метре от них счастливо гогочущий Дэнки помогал Мине забраться на свою спину. Они выглядели настолько довольными жизнью, что, глядя на них, в груди что-то перевернулось, бухнулось вниз и внезапно успокоилось, блаженно разливаясь теплом где-то под диафрагмой. Киришима, как настроенный персонально на Бакуго радар, ведомый каким-то шестым чувствовом, повернул голову в его сторону и поймал на себе взгляд, лучезарно улыбаясь. Если бы сейчас внезапно произошло солнечное затмение, Бакуго бы не заметил — он нашел свой личный источник света. Сам не заметил, как улыбнулся в ответ. Пусть и немного. Джиро рядом, оторвавшись от елейного разглядывания своего новоиспечённого парня, тихо усмехнулась. — Я же сказала.

***

— Нет, Киришима, мы не будем смотреть шаркнадо! — беззлобно голосила Мина, звонко гремя бутылками в пакете и вороша песок голыми ногами. — Вы даже не представляете, что теряете, это легендарный кринж, ребята, выслушайте меня- Коллективно было принято решение закупиться алкоголем заранее и не тратить с трудом отложенные на поездку деньги в баре неподалеку. Бакуго, объявив о том, что согласен прийти на их вечерний междусобойчик, словил два неописуемо счастливых щенячьих взгляда и три спокойных блаженных улыбки, поставил условие отнестись к трате денег с умом и окольными путями отвёл ответвенных закупщиков (читать, как самых пьющих и весёлых) в заранее просмотренный на картах магазин. В Камакуре он и сам не заметил, как переквалифицировался в гида и ходячий навигатор. Не сказать, что он доверил бы эту задачу кому-то другому. Вечер нагнал над водной гладью пушистые сизые облака и небо на горизонте переливчато окрасилось четырьмя цветами — как коктейль смешало в себе оттенки голубого, сиреневого, оранжевого и красного, — и солнце стремительно погружалось в море пылающим алым диском, подёрнутым лёгкой туманной дымкой. Солёный воздух похолодел и, если сесть на песок, вытянув ноги, морозной щекоткой кусал пятки. Волны шумели приятным успокаивающим шелестом. Бакуго подхватил под плечо чуть не упавшего Киришиму и выхватил из его рук один из пакетов. Тот неловко улыбнулся, поправив кепку, и не стал выпускать его локоть. Жаловаться было не на что. Он наслаждался шумной компанией, кажется, впервые за последние два месяца. Сессионная нервотрёпка и суматоха перед практикой высосала из него любое желание контактировать с обществом, лишив тех скудных остатков человеколюбия, что тлеющими угольками хранились у него где-то в душе. Бакуго и позабыл, за что, вообще-то, полюбил именно эту компанию, и сейчас будто бы вспоминал заново. Мина — самый шумный член компании, всегда заполняла всё пространство собой, где бы ни находилась. Её всегда было много, но раздражало это только первое время. Если прислушаться к ней, быть чуть лояльннее и терпимее, тебе откроется замечательный вид, и поймёшь, что натура у неё невероятно добрая, болтливость, может, не всегда по сути, но способна существовать как фоновый шум, участливость греет любого, кто ей понравится, тёплым розовым облаком сладкой ваты. С ней ты всегда будешь чувствовать себя нужным и важным. Сэро — в противовес своей девушке, был флегматичен до неприличия, спокоен, как удав, честен и прямолинеен, как тростниковый бамбук, и принял бы тебя, даже если бы ты сообщил, что убил человека. Ему хватало проницательности и такта, чтобы понимать происходящее в твоей голове с полувзгляда и положения пальцев и невесомо присутствовать где-то на переферии, негласно напоминая, что всегда готов помочь. Дэнки — пусть чаще всего казался Бакуго альтернативно одарённым, брал не столько умом, сколько харизмой и искренностью. Он всегда был честен и понятен, читался, как раскрытая детская книжка с большими буквами, и не стыдился ничего, будто знал понятие стыда исключительно в формате концепции. Существовал сугубо на радиационной адреналино-серотониновой тяге. Джиро — вопреки внешности, тверда и сильна характером больше, чем какая-либо другая знакомая Бакуго девушка. На неё всегда можно положиться и быть уверенным, что ты сделал правильный выбор. Она трезво и здраво оценивает себя и обстановку вокруг, неизменно оставаясь голосом разума в любой ситуации, что прагматичного до мозга костей Бакуго не может не подкупать. А Киришима… о Киришиме Бакуго готов написать книгу, в каждой многостраничной главе разбирая отдельно каждое выдающееся его качество. Честный, волевой, стойкий, самоотверженный, искренний, старательный, мужественный и далее по списку эпитетов, за два года в голове Бакуго продлившийся на пару километров рукописного текста. Таких когда-то брали в качестве вдохновения для мифических героев. Честность и искренность связующей нитью проходила через весь круг общения Бакуго, скрепляя разношёрстный контингент в композиционно-целостную мозаику. Бакуго решил, что будет справедливо отвечать им тем же как можно чаще. Они оккупировали один шезлонг на всю компанию, в отсутствие спасателей решив использовать его в качестве стола. Стеклянное донышко каждой бутылки по очереди стукнулось о плотный белый пластик, закатное солнце многообещающе просветило тару, игриво кинув на поверхность разноцветные блики. Бакуго окинул взглядом стройный ряд их алкогольной армии и мимолётом облизнул пересохшие губы. Как там говорил Сэро? «Наслаждайся моментом»? Он готов прочувствовать каждый подтон настроений этого вечера. Бакуго обернулся в сторону воды. Солёная пена в полутьме вечера белыми разводами огибала берег, волны лениво облизывали песок тёмными шелестящими языками, тянули широкие лапы к лежакам, но так до них и не доставали. За спиной пшикнула бутылка и об пластик зазвенела отлетевшая крышка, газированный коктейль липкими интенсивными ручьями побежал по стеклу и рукам открывшего — Дэнки по-девичьи завизжал, припав к горлышку губами, Джиро залилась звонким колокольчатым смехом. Бакуго кинул взгляд напротив, туда, где сидя на корточках с открывашкой в руках, весело хихикал Киришима, и встретился с его совсем красными в освещении барных гирлянд глазами. Тот послал ему слабую тёплую улыбку, как бы “поймал сигнал”, ответил многоточием. Над головами мутным дутым стеклом синело вечереющее небо. Тусовка набирала обороты эквивалентно сделанным глоткам: Серо, заглушив бутылку вишнёвого, повеселел и задорно вещал комедийную историю о том, как прятал от родителей травку в игрушечном жёлтом унитазе из-под мармеладных бобов; Дэнки ухахатывался, то и дело падая спиной на песок; Джиро, беззлобно ругаясь, отряхивала его рубашку своей тяжёлой рукой и подхватывала говорительное настроение, рассказывая, как в далёкие подростковые делила людей на “достойных” и “не достойных” по количеству рок-групп, которые они слушают; Мина, поймав общий кураж, продемонстрировала набитую на пояснице хэллоу Китти; Киришима весело хлебал пиво, незаметно перебравшись к Бакуго поближе и стремительно заваливаясь на его правое плечо. Бакуго созерцал, молча ловил настроение окружающих, впитывал и запоминал — он мало, что мог рассказать, его отрочество прошло под гнётом дедлайнов и конкурсных нервотрёпок, но слушал с удовольствием. В его ближайшие окружение на тот момент входил только бесталанный Дэку и это картина в целом удручающая, потому что его компания никогда не выглядела весёлой перспективой. Максимум их увеселительных активностей, которые в какой-то степени Бакуго устраивали, это их задротские тусовки перед приставкой или совместные просмотры фильмов про супер-героев, в остальном всё на что Дэку навешивал ярлык “весёлого” проходило мимо и особого следа не оставляло. Бакуго знал способ выжить, но не знал, как жить, и в унике этой способности активно обучался, наращивал броню опыта взамен Китайской стены социальной дистанции, которую эти уникумы и один конкретный индивид успешно заруинили, оставив на её месте низенький заборчик с табличкой “по газону не ходить”, что в действительности никого никогда не останавливало. Упомянутый индивид кидал в его сторону неоднозначные взгляды со смешинками в зрачках и периодически Бакуго отключался, засматриваясь. Хмель немного отдавал в голову и приходилось догоняться быстрее в надежде развязать себе язык хотя бы немного. — Ну и я думаю, какой смысл так жопу рвать ради пары тысяч. Я на эти деньги даже в бар не схожу, — ворчал Дэнки, когда между ними завязался спор об оплате труда. Бакуго, наконец, фыркнул, вплывая в разговор как человек в этой теме опытный. — Так говоришь, как будто бы у тебя часто есть возможность поработать за большую сумму. — Не скажи, пару месяцев назад один хороший человек взял у меня концепт-арт персонажа за девятку, — отрицал он, надувшись, по его подбородку стекла ярко-розовая в слабом освещении капля. — Пикачу, ты — контент мейкер, а деньги не пахнут. Знаешь, что пахнет? Ты, потому что у тебя нет денег на гель для душа, — Киришима под его боком хохотнул, — Не в твоих интересах отказывать заказчикам только потому что они не хотят озолотить тебя за просто так. — Ой, часто ли у тебя заказы берут, что ты так выёбываешься? — Ну, всю эту практику я оплатил себе исключительно с денег с заказов. Теперь сам и считай. Дэнки выразительно открыл рот и со звонким клацом его захлопнул, обиженно надувшись. 1:0 в пользу Бакуго. Он самодовольно ухмыльнулся, чокаясь с Киришимой бутылками. Дэнки, нахмурившись на это, продолжил держать оборону, шумно вороша ногами песок. Он ткнул в сторону Киришимы пальцем. — А ты-то чо такой довольный сидишь, сам, небось, побираешься. — Вообще-то, — начал Киришима, даже не стараясь сдерживать улыбку. Он заранее знает, что победил. — У меня есть постоянные заказчики из тамблера и я иллюстрирую настолку. Может, и не всю практику, но как минимум половину или две третьих я себе тоже сам оплатил. «Моя школа» — гордо подумал Бакуго, хмыкнув в бутылку. Дэнки, у которого не осталось аргументов против, кинул в их сторону суровый расстроенный прищур и отвернулся, решив, что они больше не заслуживают его внимания. Бакуго лениво прикладывался к горлышку, отвлекался на рассматривание неба и смаковал медленно окутывающее его лёгкое опьянение. Разнеженные атмосферой, хорошей компанией и выпивкой, они с Киришимой отвалились в прострацию, пока остальная их тусовка стремительно уплывала в направлении вечернего кутежа. В их микромире голоса и диалоги друзей заглушались тёплым океаническим бризом, ночным скрежетом сверчков из кустов неподалёку и периодическим звоном стекла бутылок друг об друга. Социальный макромир обступил их пространство кольцом, временно отодвинувшись на второй план. Бакуго был доволен. Киришима, совсем уже стёкший в лежачее положение, с комфортом уложил голову на его колени и от блаженного глотания солёного воздуха чуть ли не мурлыкал. — Пойдём купаться, — чуть громче, чем шёпотом, предложил он, жестом попросив Бакуго слегка наклониться. Бакуго вопросительно изогнул бровь. — Ты утонешь. Сейчас тебя от камня отличает только то, что ты моргаешь. Киришиму оскорблённо нахмурился. В глазах, однако, ни капли недовольства. — Вообще-то, я отлично плаваю. Я мог бы работать пляжным спасателем, если бы захотел. — Признай, что просто хотел бы лишний раз пощеголять без футболки. — Не без этого, — хихикнул он, ухмыляясь. — Если так волнуешься за мою сохранность, просто поплавай вместе со мной. Подстрахуешь. Он нахально улыбнулся, полностью уверенный в своей неприкосновенности. Он осознает всю силу своих слов и прекрасно знает, что ни за какие провокации от Бакуго ему ничего не будет. Пользуется своим положением, как никто другой, и имеет на это полное право. Чертёнок. Океан дружелюбно холодил голени, приветливо облизывал мягким песком пальцы ног, шумел в ушах свистящим ветром и зазывал окунуться, войти поглубже. Бакуго стоически игнорировал мешающие глазам волосы, бесстрашно облепляющие лицо при каждом порыве, и наблюдал за доне́льзя счастливым Киришимой, подставившим под лунный свет лицо. Он не постеснялся, стянул с себя футболку и сейчас мужественно изображал, что по коже вовсе не бегут стаи мурашек. Бакуго хотелось провести по ним рукой, почувствовать шероховатость ладонями. Они зашли за камни, подальше от чужих глаз — обтёсанные водой округлые валуны со всех сторон облепило склизкими ярко-зелеными водорослями, волны ритмично колыхали их. Киришима отковырял от одного из камней двух моллюсков, одного сунул в карман, а второго протянул Бакуго. — Дарю, — с гордым видом объявил он, расплывшись в широкой улыбке. Бакуго забрал раковину и повертел её в руках. — Ты, вроде, купаться хотел, а не мародёрствовать, — усмехнулся он. — На нормальные сувениры и подарки денег у меня все равно не хватает, — Киришима беззаботно пожал плечами и отвернулся в сторону камней, разглядывая что-то в далеке. — С дальнего камня можно попрыгать. — И разбиться нахуй о камни поменьше, которые не видно, — резюмировал Бакуго, наблюдая за тем, как Киришима полез на валун, цепляясь за кривые выступы. Киришима подтянулся на руках и поверх перетяжек сухожилий на кистях выступили линии вен. Он закинул ногу на соседний выступ, ловко вспархнул на вершину камня и, присев на корточки, посмотрел на друга сверху вниз, улыбаясь с ребяческой наглостью. Бакуго демонстративно изогнул бровь. — Как я уже сказал, — слышался над головой голос Киришимы. — Если так за меня волнуешься, иди и останови меня. Следом за голосом с вершины протянулась рука. Бакуго, ни секунды не задумываясь, ухватился за неё, взбираясь на камень следом. Камень под ногами шероховатый, мокрый и холодный, практически чёрный в слабом лунном освещении. Пока они скакали с вершины на вершину, Бакуго рассматривал поросшее водорослями дно в щелях между валунов, пока нога не коснется противоположной стороны — волны сбивались в кучу, заползая туда, пенились и шипели, тревожили копошащихся крошечных крабов и мелких рыб. Киришима по пути играючи набивал карманы ракушками. — Смотри, я нашёл клешню краба, — улыбнулся он, подходя к краю. Холодный свет блестел по кромке его волос серебристыми переливами. Бакуго заглянул в воду, на глаз проверяя глубину. Цепочка камней тянулась далеко от берега как импровизированный волнорез. — Весь мусор с пляжа тащишь, — проворчал Бакуго, усмехнувшись. — Это дары океана, ты ничего не понимаешь, — Киришима безапелляционно сунул клешню к остальным “сокровищам” и с громким щелчком застегнул замок кармана. Бакуго несдержанно усмехнулся и закатил глаза. — Действительно, куда мне. С края высокой точки песочный берег терялся в тумане полутьмы, сливаясь в одну сероватую полоску, ряды слабоосвещенных баров и кафе вдалеке окрашивали линию рыжеватыми росчерками света, а впереди — простирался океан. Солнце умиротворенно утонуло в воде и Луна играла на глади белыми ленивыми бликами. Дзаимокуза облачился в ночное амплуа. Послышался громкий плеск. — Киришима! На поверхности воды расплывались пенные разводы, чернота глубины в отсутствующем освещении выглядела настолько безжизненно, что под толстым слоем ничего глубже пары сантиметров было не видать. Прошла секунда, две, три, пятнадцать, но Киришима на поверхности не появлялся. У Бакуго начало потряхивать руки. Не всплывает. Он ударился головой. Там всё-таки были камни. Не успел. Тридцать секунд. — Киришима! — ещё раз крикнул Бакуго, надеясь, что тот сейчас как ни в чем не бывало высунет головы из-под толщи воды и улыбнётся. — Эйджиро, это вообще не смешно, всплывай! Сорок секунд. Послышался второй всплеск и в уши залилась вода, глаза плотно залепило солью, тело прошибло холодом. Вокруг — сплошная чернота, не видно и миллиметра пространства. Бакуго судорожно двигал конечностями, игнорировал мутную проволоку, покрывшую взгляд, и старательно пытался разглядеть дно. Ни одного камня, ни Киришимы, ничего. Только темнота океана и холодные волны. Он ушел на дно. Теперь его будут доедать рыбы. Вокруг талии обвилось что-то тёплое и жесткое. Бакуго вытолкнуло на поверхность и, судорожно глотая воздух, он пытался сморгнуть соль. Глаза жгло, от неровного дыхания и рваных вздохов в горло попала вода и он закашлялся. Чужие руки всё ещё крепко держали его за талию. Руки. — Блять! — Бакуго наотмаш ударил воздух в надежде попасть хоть по чему-нибудь и где-то рядом раздался громкий заливистый смех. — Я тебя сейчас утоплю нахуй! Он протёр глаза пальцами, концентрируясь на бордовом пятне волос перед собой. — Уёбок! — Да-да, кто ещё? — Имбецил конченный! — Оригинально. — Долбоёб! — Испугался за меня? — Киришима даже в темноте улыбался ослепительно ярко. Ударить его захотелось ещё сильнее. — Зато смотри! Мы в воде! — Вот тут ты и останешься теперь! — Бакуго, придя в себя, положил ладонь ему на макушку, со всей мочи вдавливая чужую голову вниз. Погрузившись нижней половиной лица в воду, Киришима радостно забулькал, пуская пузыри. — Я, блять, думал, что ты головой ударился! Лучше бы ударился! Долбоёб! — Ты повторяешься, — смеялся виновник его нервов. Бакуго сильнее вдавил его голову в океан. Киришима честно принял наказание, продолжая пускать пузыри носом. Его ладони так и остались на талии Бакуго. — Я же говорил, что тут могут быть камни, с какого хрена ты прыгнул? — продолжал возмущаться Бакуго, пока Киришима, смеясь, отплёвывался от воды. — Я не планировал прыгать, — объяснялся он в перерывах между выдохами. — По сути, просто подскользнулся. — А потом что за хуйня тебя за жопу укусила, что ты решил, блять, построить из себя неебаться комика? — Подумал, смешно будет, — он продолжил говорить, но Бакуго снова вдавил его голову в воду и конец предложения утонул в пузырях. — Невероятно смешно, в следующий раз, когда захочешь пошутить, пришлешь трансляцию с процесса твоей кремации. Киришима ушипнул его за бок, за что закономерно получил шлепок по плечу. — Типа, огонь и вода, да? — Нет, серьёзно. Я тебя сейчас реально утоплю. Только сейчас, когда адреналин от испуга потихоньку начинал отпускать, Бакуго почувствовал, насколько на самом деле тут было приятно находиться. Чёрные толщи прохладной воды обволакивали тело со всех сторон, кожа чуть ли не светилась на контрасте с невидимым тёмным дном, от резких движений по телу прокатывались пузырьки воздуха. Теперь океан шумел совсем близко, на волнах их слегка покачивало, прибоем отгоняя ближе к камням, лунный свет падал на поверхность мельтешащей белой полосой. Киришима и не планировал отнимать от него руки. Бакуго глубоко вздохнул, расправляя лёгкие внутри, как парус корабля, и сокрушённо уткнулся лбом ему в сгиб шеи. Мокрые волосы прилипали к коже. Киришима ощутимо вздрогнул. — Нам надо поговорить, — спокойно сказал Бакуго, голос мешался с ударами волн о камни позади. — О том, как именно ты хочешь меня утопить? — неловко усмехнулся Киришима, застыв, будто боялся спугнуть. Бакуго улыбнулся, не планируя пока смотреть ему в глаза. — Об этом можем поговорить позже, я бы с удовольствием вернулся к этой теме, — Бакуго наугад протянул ноги, когда почувствовал, как пальцев начинают касаться водоросли. Они устойчиво встали на поросшую морской зеленью твёрдую поверхность. Почва под ногами для серьезного разговора найдена. Он протянул руки к Киришиме, придвигая того ближе, и по ногам пробежала пара пузырьков, когда чужие ноги встали рядом. — Всё-таки, тут были камни, которые не было видно с высоты, — констатировал Киришима. — Да, именно поэтому я и собираюсь потом в красках представить, как ты захлебнешься. Потому что я говорил. Бакуго оторвал лоб от чужого плеча и выровнялся, поднимая мокрую ладонь, чтобы потереть переносицу. Краем глаза заметил, как Киришима отслеживает каждое его движение. Начало казаться, будто вода потихоньку закипает. Бакуго набрал в лёгкие побольше воздуха, как перед прыжком с парашютом. — Ты мне нравишься, — на выдохе сказал он, смотря куда угодно, но не вперёд. — Думаю, ты и так уже догадался. Просто хочу внести ясность. Мои чувства ни к чему тебя не обязывают и, если ты не хочешь менять наши отношения, я пойму. Я считаю тебя своим лучшим другом и рад знать, что это взаимно. Прикрыл глаза. Сделал пару вдохов и прислушался к ощущениям. Вокруг шумел океан, в ушах ему вторила отбивающая ритм кровь. Порывы ветра холодили мокрую кожу. По шее от самого загривка стекла крупная капля. Киришима подозрительно долго молчал и когда Бакуго уже собирался открыть рот, чтобы продолжить, обхватывающие талию руки витиеватым поглаживающим движением скользнули ему на плечи. Напрягшись, Бакуго открыл глаза. Киришима смотрел на него так же блаженно, как Богоматерь смотрит на младенца в своих руках на произведениях эпохи возрождения — нежно и с гордостью. Он переложил одну ладонь на его шею и медленно погладил большим пальцем участок у Бакуго за ухом. — Я знаю. Давно уже знаю, — улыбнулся он, массирующими движениями зарываясь пальцами в светлые волосы на чужом затылке. — Ждал, когда ты это скажешь. — Почему тогда ничего не предпринимал? — Хотел оставить выбор за тобой, — пожал он плечами. — Одно дело испытывать чувства к человеку и совсем другое — хотеть быть с ним. Я бы принял любое твоё решение. Потому что ты мне тоже нравишься. Киришима перед ним честен, чист и непорочен, как слеза младенца, даже самый недоверчивый и побитый жизнью человек, увидя его сейчас, не рассмотрел бы словах ни доли скрытого смысла, не подверг бы слова сомнениям, даже если бы хотел. Бакуго сделал глубокий вдох, чувствуя, как перед столь открытым взглядом ему становится нечем дышать. Киришима честен с ним. Киришима уважает его выбор. Киришима хотел оставить последнее слово за Бакуго. — Я могу тебя поцеловать? — Киришима уважает его желания. Киришима очень хорошо знает своего лучшего друга. — Пожалуйста. Горячее дыхание обожгло остывшую под холодными порывами кожу и первое, что почувствовал Бакуго — соль. Мокрые тонкие губы коснулись мягко и ненавязчиво, рука в волосах скользящим движением сползла на напряжённую шею. С чужого подбородка Бакуго на ключицу упала холодная капля. Второе — шершавость ран. Обкусанные от нервов и усердия губы смялись и Бакуго с дотошностью научного исследователя изучил их, мягко проводя по ним кончиком языка. Он запомнит каждую неровность, выведет собранную информацию в отдельную папочку, задокументирует каждую деталь. Набравшись смелости, Бакуго, наконец, позволил себе положить руки на широкие плечи, мягко придвигаясь к Киришиме ближе. Третье — сладкий привкус цитруса. Киришима мешал себе грейпфрутовую газировку с джином, оттого рот у него был горячий, кисло-сладкий, с тонким привкусом фруктовой горечи. Шумевший в предвкушении океан вокруг успокоился. Их первый поцелуй был со вкусом океанической соли и грейпфрута.