My Perfect

      «Во мне нет ничего особенного;

просто обычный человек с обычными мыслями,

и я вел обычную жизнь.

Мне нет памятников, и мое имя скоро забудется.

Но в одном я преуспел так же великолепно,

как и любой когда-либо живший человек:

я полюбил другого всем сердцем и душой;

и для меня этого всегда было достаточно».

Николас Спаркс, Ноутбуки

BTS — Jamais Vu

      Пар от горячей воды создаёт подобие густого тумана, заставляя слегка прищуриться, чтобы не промахнуться в попытке выбраться из ванной.       Чонгук наскоро обтирается, завязывая полотенце на бёдрах. Чистка зубов, нанесение лосьона на распаренное тело, спрей для ухода за волосами и лёгкого расчёсывания, крем для рук, сыворотка для лица — ежедневный ритуал проводится на автопилоте, пока мозг занят другим. Взгляд расфокусировано направлен на запотевшее зеркало. Его облик выглядит размытым, очертания смазанными, деталей не разобрать. Такое отражение ему нравится больше всего. Оно полностью совпадает с внутренним миром: таким же нечётким, смутным, расплывчатым. Рука замирает за секунду до прикосновения с мокрой поверхностью.       Давай, Чонгук. Мы делали это множество раз. Ты уже не тот маленький мальчик, которого дразнили в детстве и юности за то, в чём ты абсолютно не виноват.        Не виноват. Ты не виноват. Это не твоя вина.       Ладонь движется резко, от её следа образуются разводы на зеркальном отображении его лица. Потревоженная влага поддаётся закону гравитации и струйками стекает вниз. Какие-то останавливаются в районе его ключиц, другие ниже, в области груди, образуя капли, напоминающие слёзы. Они очень похожи на те, что покидали его в разные периоды жизни. Чонгук пытается вспомнить сколько из них проливал от счастья. Насчитывается не так уж и много. Возможно, его просто подводит память.       Она, оказывается, формируется не событиями, а эмоциями, оставшимися от пережитого. Сколько бы хорошего с нами ни произошло, отрицательная эмоция всегда победит положительную, потому что между тем, кто намерен тебя ударить и тем, кто делает комплимент, ты непременно уделишь больше внимания первому.       Чонгук не исключение. Он — человек, которому жизнь влепила болезненную пощёчину, и след от неё не убрать даже самым опытным врачевателям людских душ. Жаль, нельзя просто взять и стереть некоторые воспоминания ластиком. Было бы весьма удобно и сэкономило бы приличное количество денег, времени, сил.       Странно, не так ли? После каждого пережитого стресса нам кажется, что больше мы просто не выдержим. Мысленно молимся, кто Богу, кто мирозданию, чтобы нас не беспокоили, не тревожили, но всё повторяется.       Жизнь, как показывает практика, не такая уж разносторонняя и многогранная, она больше похожа на колесо, в котором просто добавляются новые спицы. Маленькие или большие, они врезаются в нас намертво, и, чтобы убрать одну такую, погнувшуюся, мешающую, нужно храбро оторвать её с куском собственной плоти. Приходится долго смотреть на это кровавое, загноившееся месиво, а потом найти в себе смелость выбросить. Сцепив зубы от боли, надо успеть быстро залатать свежую рану кривой иглой с хрупкими нитями, дабы стервятники не налетели.       Чонгук весь в этих неровных стежках. Он может рассказать историю каждого шва, затянувшегося неаккуратным рубцом на его душе. До сегодняшнего дня они не ныли как прежде, просто периодически чесались и изредка реагировали на «погоду в доме». А теперь, когда он показал их Тэхёну, кажется, пожелали упокоиться с миром. Словно этого и ждали, пока о них поведают кому-то, кто не берёт за приём сто пятьдесят долларов и не выписывает таблетки, которые, по сути, не лечат, а транквилизируют.       Раскрытие своих демонов перед врачом и близким человеком чувствуется по-разному — диаметрально противоположно — несмотря на то, что оба выполняют свою работу.       Да, быть другом — тоже своего рода работа. Каждый человек представляет собой индивидуальную единицу общества. При рождении никому из нас не выдаётся набор первой помощи и сертификат спасателя. Выслушать, помочь, не бросать в нужную минуту, не отворачиваться, не осуждать, делиться теплом, поддержкой, брать за руку, вытягивая из ментального болота — добровольный, но всё ещё тяжелый труд. Человеческие ресурсы, увы, не безграничны. Их не купить за деньги, как бы кто не старался. Они восстанавливаются у каждого в своём темпе, и делиться ими, соглашаясь на столь энергозатратный процесс — выбор каждого из нас. По этой причине, близкие и друзья, которые снова и снова оказываются рядом, пробиваются за стены, возведённые нами, оставаясь там не смотря ни на что, являются бесценными.       Таким богатством необходимо взвешенно и аккуратно распоряжаться, дабы не иссушить до дна дорогих сердцу людей, но этому не учат в книжках и на уроках в школе. Чонгук пытался учиться сам, но кроме родителей было попросту не на ком.       До встречи с Тэхёном.       У влюблённых, как правило, есть два пути. Первый — быть отважным, открыть свои чувства предмету воздыханий, а дальше принять от ворот поворот и отступить, или умирать от счастья, если чувства взаимны. Второй более тернистый и, по опыту многих людей, книг, фильмов и поучительных статей на форумах в интернете, приносит больше страданий, чем отказ после признания.       Это когда ты — Чонгук и, вместо того, чтобы не мучить своё глупое сердце, сказав прямо о своей симпатии, кидаешь своему крашу тысячу и один намёк, а потом тихонько ноешь сам себе, что объект твоей симпатии опять ничего не понял.       Чонгук прекрасно понимал, что нужно было всего лишь вовремя и хотя бы один раз открыть рот не для того, чтобы выдать очередной панч, обматерить бесящего профессора или обсудить новый альбом Тейлор Свифт. Всего пять слов, одна чёртова фраза, а какую власть она имела над его измученным разумом, страшно подумать.       За все четыре года их знакомства с того самого момента, как они заговорили впервые, у Чонгука образовался один самый сильный страх — потерять Тэхёна.       То, насколько дорогим стал для него этот человек даже озвучивать боязно. Видеть его улыбку почти каждый день, смотреть в его глаза, слушать рассказы о прошедшем дне и довольное мычание от вкусной еды стало необходимым на уровне обязательного ритуала для правильного жизнеобеспечения. Они с Тэхёном пережили кучу всего, миллионы мгновений, которые, если поднапрячься, Чонгук сможет вспомнить в правильном хронологическом порядке. Просто для их общих воспоминаний в его голове имеется отдельный стеллаж с пронумерованными датами, который он бережно хранит в железном сейфе с тяжёлой дверью на кодовом замке и под семью печатями.       Ничего особенного.       Кто-то может назвать это помешательством, и Чон не станет спорить, кивнёт в согласии, а мысленно смахнёт пылинки с огромной воображаемой статуи Тэхёна, установленной им прямо посередине своего маленького внутреннего мира.       Дело уже даже не просто в романтике. Чонгук на той стадии, когда то, что он испытывает не ограничивается держанием за руки, занятием сексом, покупкой парной одежды и совместными фотками в Инстаграм. То, что он чувствует к Тэхёну больше похоже на отношения супругов, которые находятся продолжительное время в браке: страсть не сжигающая, а подпитывающая, любовь не накрывающая, а укутывающая.       Он без преувеличения может утверждать, что если когда-нибудь, по какой-либо причине Ким исчезнет из его жизни, то ему вряд ли удастся с кем-то сблизиться так же сильно. Останется разве что оболочка, так как всё живое, вероятно, уйдёт вместе с Тэхёном, потому что с ним он научился быть собой, а тот даже не подозревает о масштабах своего влияния.       Чонгук, за всё проведённое вместе время, выучил своего соседа вдоль и поперёк. Он знает прекрасно, сколько сомнений роится в голове у Тэхёна день ото дня. Он в курсе, что мужчина его мечты может оградиться каменной стеной, если его обидят, и никогда не покажет на людях как ему больно, но, оказавшись в одиночестве, непременно начнёт по кирпичику перебирать себя, анализируя сказанное и принимая всё слишком близко к сердцу. Его тоже покатала на весёлых горках судьба, поэтому теперь он старается спланировать заранее всё до мелочей, предугадать все риски, а если что-то не получается, то винит в первую очередь себя самого, забывая о том, что существует бесконечное множество факторов, влияющих на окружающие события.       Где-то Чонгук это уже видел.       Тем не менее Тэхён стал его спасением.       После всего пережитого, он не знал куда себя девать от счастья каждый раз, когда Ким соглашался провести с ним время, куда-то поехать, что-то обсудить, выслушать его мнение. Когда давал советы, делал комплименты, вызывался помогать, поддерживал, успокаивал при стрессе, благодарил за всякие мелочи, утешал и подбадривал, если что-то получалось не сразу, Чонгуку казалось, что его разорвёт на молекулы. Ему было трудно поверить в то, что кто-то добровольно может проводить с ним столько времени. Для маленького мальчика, который всё ещё жил внутри него и опасливо выглядывал каждый раз из своего укрытия, когда Чонгук осмеливался предложить совместный досуг, не получая отказа, это было подобно подарку на День Рождения.       Тэхён, сам того не ведая, придавал уйму сил двигаться дальше. Он наполнил жизнь юного филолога такими красками, которые его эмоциональной палитре даже не снились.       Единственное, чего он не мог дать — это ответить взаимностью на чувства.       Чонгук догадывался, почему его попытки на ранних этапах их знакомства были мягко, но отвергнуты. Тэхён не хотел торопить события.       Оставалось одно — смиренно ждать, оставаясь зрителем в первом ряду. Вспоминая их первую встречу и то, как нёс полную ахинею чуть ли не залезая образно в чужие трусы, Чон вообще удивляется, как парень не попросил администрацию о переселении. Поразмыслив над своим поведением, он принял самое здравое решение, пришедшее в голову на тот момент, а именно сбавить обороты. Ему казалось, что будет лучше и эффективнее, если между ними для начала наладится хотя бы дружеский контакт.       Игра в приятеля закончилась тем, что Ким переспал с какой-то девушкой.       Чонгук не осуждает ни в коем случае, он и сам нашёл себе развлечение на одну ночь, как в былые времена, но слышать вживую от Тэхёна о приятно проведённом в постели времени не с ним и желании это повторить оказалось несколько болезненным.       Тот похмельный разговор на лужайке у кампуса колется до сих пор.       И на что ты рассчитывал?       Решил, что ты достаточно хорош?       Что ты кому-то нужен?       Ты просто жалок. Как был ничтожеством, так и остался.       В обществе бытует мнение, что те, кто излучает уверенность, напористость и дерзость — неуязвимы. Такие люди, как и сам Чонгук, зачастую выстраивают в себе эту модель поведения в виде стержня, как оберег, чтобы больше никто не смог их обидеть. Они покоряют окружающих своей стойкостью и непоколебимостью, пока внутри ведутся кровавые войны с собственными мыслями, потому что это единственное, от чего защититься они не могут. Там, в глубинах подсознания, происходят цунами, бушуют океаны и взрываются вулканы каждый день, пока все вокруг восхищённо смотрят вслед, но не видят изнанку. Показывать такое на всеобщее обозрение для Чонгука смерти подобно, потому что голос внутри не замолкает и талдычит, что не поймут, не оценят, не примут.       Поэтому он решил никого не переубеждать.       И Тэхёна не стал.       В реальности сделал от него шаг назад, а мысленно откинул себя на дно пропасти, чтобы подальше, чтобы не повадно было, чтобы наблюдать с такой низины, откуда выбираться крайне сложно и займёт приличное количество времени, которое, он надеялся, ему поможет и излечит.       Время, расстояние, смена мест, людей рядом и обстановок не меняли ничего. Ни пласт приобретённых знаний, ни количество половых партнёров, ни литры выпитого алкоголя не смогли изменить отношения к Тэхёну. Его всё ещё хотелось себе до хруста костей, зуда в пальцах и кипящей лавы по венам. Сердце ныло каждый раз, когда глаза улавливали родной силуэт в чьих-то объятиях. То, как ярко ему виделось, что однажды он подходит, беззастенчиво убирает чужие руки с Тэхёна и заменяет своими, наверное, не передавали даже самые умелые писатели любовных романов.       Чонгука затапливало настолько сильно, что он снова взялся за рисование. Карандаш в руке ощущался так же правильно, как лежала бы там ладонь Тэхёна, но он, отгоняя и лелея эти мысли одновременно, лишь выливал свои чувства на бумагу. Самые удачные наброски занимали почётное место на огромной доске на стене.       Чонгук увидел такую к концу третьего курса в видео одной блогерши, которая порекомендовала своим подписчикам завести собственную. Она советовала создать её для отображения любимых вещей и визуализации целей, идей, планов и мечт. Предназначение этого стенда — помочь людям взглянуть на свою жизнь со стороны и понять, что является её эпицентром. Не то, чтобы Чонгуку требовалось наглядное доказательство очевидного.       Его доска самопознания пестрила не только рисунками, но и билетиками с поездок в окрестности, концертов, выставок, аттракционов и игровых автоматов, которые они посетили вместе с Тэхёном. Там же были самодельные открытки, которые Ким дарил ему на праздники, стикеры, которые тот оставлял для него на холодильнике и столе, и прочие памятные безделушки, что до этого хранились в его коробке под кроватью. Если близко не присматриваться, то ничего особенного там нет, просто яркое выражение крепкой дружбы между двумя парнями. Но окажись кто-нибудь рядом в тот момент, когда перед ней стоит Чонгук и увидь то, каким взглядом он смотрит на каждую прикреплённую туда вещицу, можно почувствовать режущий ком в горле от почти осязаемой тоски.       Он любил подолгу рассматривать эту доску по ночам, думая о многом.       Смогли бы они быть вместе, если бы Чонгук был чуточку смелее?       Рассматривал ли его когда-нибудь Тэхён, хотя бы в шутку, как своего партнёра?       Какими бы они были как пара?       Эти мысли помогали ему видеть красочные картинки, где он просыпается не в одиночестве, а чувствуя вес на своём теле и большие утончённые ладони на талии. В его сновидениях он смотрел на спящего Тэхёна, убирая с чужого лица щекочущие волосы, от которых трепещут длинные, пушистые ресницы. Очерчивал повзрослевшие черты лица, останавливаясь на полюбившихся родинках почти в тех же местах, что и у него самого. Оттягивал легонько пальцем нижнюю губу, предварительно обведя контур подушечкой пальца. Наблюдал, как Ким открывает сонные глаза и улыбается тепло лишь ему, дарит лёгкий утренний поцелуй, который Чонгук бы никогда не прервал, углубляя в ту же секунду. Довольные протяжные стоны удовольствия воображаемого Тэхёна от того, как он сжимал бы его ягодицы и потирался бедром о вставший член, звучали мучительно реально. Такими же были и оргазмы, которые будили его множество раз посреди ночи, заставляя ощущать досаду и очередное испачканное спермой бельё.       Стыдно ли ему было? Нет.       Истязающим было то, что ни с одним из своих одноразовых любовников он не кончал на яву так, как во снах с участием Тэхёна.       Нельзя сказать, что он не получал удовольствия от секса совсем. Скорее, процесс приобрёл исключительно механический характер, когда избранные им же парни даже не пытались внести в половой акт хоть толику чувств и эмоций, а он в какой-то момент просто смирился, ведь и сам не пылал к ним тем сокровенным, что было спрятано глубже, чем Гранд каньон только может мечтать.       Это стало более заметно после совершённого над ним насилия. На самом деле, Чонгук действительно ожидал, что его ПТСР образует ментальный блок перед физической близостью, но мистер Даллас Купер, с высоты своего терапевтического опыта и проведённых тестов, заявил, что его мозг развит несколько иначе. По его словам закупорка негативного опыта сработала настолько хорошо, что Чонгук даже под лечебным гипнозом не испытал болезненных ощущений от повторного погружения в события того вечера.       — То есть мне просто повезло?       — Я бы так не сказал, — протирая платком стёкла очков, не согласился мужчина. — Скажи мне, что ты сейчас, спустя время, думаешь об этом инциденте?       — Ну… Было и было.       — Допустим. А как ты думаешь, почему это произошло?       — Потому что я пошёл на вечеринку?       — Вот где заключается проблема, Чонгук. Твои нейроны возможно и наградили тебя отсутствием глубоких переживаний о том, что с тобой сделали, но в подсознательной конвертации пережитого произошёл сбой. Основываясь на том, что ты мне рассказывал о своей жизни, полагаю, это у тебя осталось с ранних лет.       — Что вы имеете в виду?       — Я имею в виду, что кто-то, когда-то на этапе формирования твоей базовой личности и характера заложил эмоциональную дисфункцию, которая с тех пор диктует, что плохие поступки людей по отношению к тебе являются твоей виной.       — Но это, конечно же, не так.       — Хотелось бы мне слышать чуть меньше сарказма из твоих уст, но таков уж твой защитный механизм. И да, ты совершенно прав — это не так. То, как с тобой обращались в юности и то, что с тобой сделали те парни — не твоя вина. Ты — жертва, Чонгук. — Мистер Даллас сделал маленькую паузу, отслеживая реакцию своего пациента на произнесённое определение. — Я понимаю, что это слово не вызывает положительных эмоций, многие люди считают его унизительным, но только потому, что общество придало ему такую окраску. На самом деле в этом ничего постыдного нет. Согласись, жертвами не становятся после радужных событий. Ими становятся в следствии чьих-то негативных действий, которые от них никак не зависят, верно?       — Верно.       — Замечательно. Над этим мы и будем работать. Шаг за шагом, не спеша, в твоём собственном темпе. Хорошо?       — Так точно, сэр.       — Славно. А что касается твоего сменившегося отношения во время соития, думаю тут вопрос не только в акте насилия.       — А в чём тогда?       — В твоей влюблённости. Я не считаю себя экспертом в данной области, но смею предположить, что твоё подсознание успело сформировать достаточно прочную связь с тем человеком, которого ты однажды упоминал на нашем сеансе. Поэтому тело, не познавшее его в сексуальном плане, не может воспринимать других потенциальных партнёров для удовлетворения твоей потребности в полном спектре.       — Структурируйте суть, док.       — Ты — однолюб, Чонгук. Да, твой гормональный фон требует разрядки, а ты даёшь её в том виде, который тебе доступен. Это нормально для твоего возраста и здоровой потенции. Но, боюсь, что для тебя ситуация на поприще постельных дел не изменится или, по крайней мере, ещё долгое время останется прежней, если ты не признаешься в своих чувствах или не отпустишь объект своей глубокой привязанности.       Беда заключалась лишь в том, что он катастрофически сильно боится открываться, как и не хочет отпускать своего человека.       Родители сказали, что у каждого из нас при поиске второй половинки база одинаковая, но критериев может быть множество и все разные.       Ему, чтобы полюбить, хватило одного: рядом с Ким Тэхёном личные демоны Чон Чонгука всё чаще трусливо замокали.       Сегодня они решили ещё и показаться.       Уродливые, неконтролируемые, вырвались потоком смрада, вывалились словно из чёрной дыры, в которую засасывали его годами по разным причинам, а не встретив осуждения, порицания и отвращения, заскулили жалобно, и попросились на ручки к тому единственному.       Чонгук тяжело вздыхает, всё еще опираясь на раковину ладонями и жмурясь от головной боли, спровоцированной мгновенно ожившими сомнениями.       Не стоило показывать ему эту сторону.       Почему нет?       Он теперь будет нас жалеть.       Жалость — базовая эмоция, которая лежит в основе поддержки.       Жалость для слабаков.       Нет ничего постыдного, чтобы иногда быть слабым. Приняв свои слабости, человек обретает силу.       Он будет пытаться помочь.       Почему бы ему не позволить?       Нам не стоит его обременять.       А что насчёт него?       Что?       Почему мы решаем за него?       Потому что знаем, как поступают люди.       Другие люди. Он не они. Он…       Наш человек?       Достав из кармана толстовки телефон, Чонгук закидывает грязные вещи в корзину для белья и проверяет время. Почти час ночи. Тело давным-давно обсохло, поэтому он слегка ёжится от капель стекающих с прилично отросших до плеч волос. Нужно ли ему подстричься? Он ставит напоминалку в заметках айфона и замирает, тупо пялясь в экран.       Не тревожь их, они спят, а ты уже не ребёнок.       Игнорируя укол совести, он нажимает на вызов в папке быстрого набора и аккуратно присаживается на край ванной. Гудок, второй, третий. Поняв, как опрометчиво поступил, собирается сбросить вызов, но из динамика звучит хриплое:       — Алло?       Он на секунду цепенеет, не в силах вымолвить и звука. Слышится приглушённый шорох, будто кто-то ворочается в постели.       — Чонгук? Почему ты молчишь? Ты в порядке?       — Да… Да, пап, привет, — сглатывая, отзывается парень. — Всё хорошо, не переживай.       — Слава Богу. Не пугай меня так больше. Что-то случилось?       На заднем фоне появляется второй голос, женский, в котором он узнаёт проснувшуюся маму, интересующуюся столь поздним звонком. Джихён коротко объясняет что к чему, и Грейс незамедлительно спрашивает всё ли нормально.       — Не переживайте, пожалуйста, у меня ничего не стряслось. Я в общаге, только что из душа, — шмыгая носом, заверяет сын. — Простите, что разбудил вас. Я такой идиот. Ложитесь спать, я завтра наберу.       — Даже не думай положить трубку, Чон-Митчелл Чонгук, — грозится мать, очевидно, включив громкую связь, — ты можешь звонить нам в любое время. И чтобы я больше не слышала, как ты себя оскорбляешь, понял меня?       — Да.       — Да, что?       — Да, мэм, я больше не буду себя обзывать.       — Умница. Теперь рассказывай, что произошло.       — Я, — он запинается и коротко откашливается, когда чувствует, что глаза опасно слезятся. — Просто захотелось услышать ваши голоса и сказать, как сильно я вас люблю.       — Сынок, — отец пытается перебить, но Чонгук не позволяет ему встревожиться.       — Нет, пап, клянусь, всё нормально. Не переживайте.       — Мы тоже тебя любим, малыш, — вмешивается Грейс. Её интонация наполнена безграничной заботой и искренней любовью настолько, что ему кажется, будто он ощущает её успокаивающие касания, — больше всего на свете, слышишь? Что бы ни случилось, мы всегда будем на твоей стороне.       — Я знаю, мам, знаю, — последнее слово он почти шепчет, чтобы не выдать свою дрожь.       Повисает неловкое молчание, словно родители дают ему время на то, чтобы взять себя в руки.       — Как ваши дела? Не болеете? — интересуется Чонгук.       — Всё замечательно, не переживай, — убедительно отвечает отец, — Когда тебя ждать дома? Мы очень соскучились.       — Приеду сразу после защиты диплома.       — С Тэхёном?       — Джихён! — шипит на мужа Грейс.       Чонгук округляет глаза. Вопрос отца заставляет сердце подобраться к глотке.       — Что? Я хочу наконец-то познакомиться с зятем.       — Папа, мы не…       — Да я в курсе, что вы не в отношениях, но это не отменяет моего желания увидеть вживую парня, который покорил тебя. Завоевать кого-то из рода Чон не так-то просто, знаешь ли.       — Я тебя умоляю, — язвит мама на напыщенное заявление своего супруга. Чонгук сдерживает смех, представляя, как она типично закатывает глаза. — Так, всё, хватит на него давить. Познакомит, когда сам этого захочет. А теперь, всем нам пора отдохнуть. Куки, ты точно в норме?       — Порядок, мам, — кивает сам себе парень, — поговорил с вами и стало ещё лучше.       — Маленький подлиза, весь в отца. Ладно, топай спать. Обнимаем тебя крепко, — прощается Грейс, имитируя чмок прямо в динамик.       — И я вас. Добрых снов.       — И ничего не маленький, — обиженный тон отца последнее, что он слышит перед тем, как сбросить звонок.       Разговор с родителями немного успокоил встревоженную душу, в то же время, накинул дополнительных мыслей. Стоит ли ему позвать Тэхёна с ним в Боулдер перед тем, как тот улетит в Корею после выпускного? Не будет ли это слишком?       Грейс и Джихён знакомы с Тэхёном заочно, видя его на фотографиях и по рассказам Чонгука о нём. Сначала он не хотел озвучивать вслух своё отношение к соседу, но от пытливого взгляда мамы и аналитического склада папиного ума скрыть правду не вышло. Они очень быстро раскусили Чонгука. Сложно не заметить влечение своего ребёнка к чему-то или кому-то, если хоть как-то интересуешься его жизнью, а учитывая их близкие взаимоотношения и настороженность после упущенных школьных издевательств, то он не был удивлён, что его семья сложила дважды два в самые короткие сроки. Чонгук не сомневался, Тэхён им понравится, но не ожидал, что именно отец проявит такой энтузиазм в его личной гейской драме.       Он, честно говоря, не совсем представляет себе этот разговор.       «Эй, Тэ, прости, что вывалил на тебя своё дерьмо. Кстати, не хочешь сгонять к моим родителям, чтобы они наконец-то увидели живую причину, по которой я хрен знает сколько не могу спокойно спать, есть, существовать?».       Да уж, Ким определённо оценит.       Хотя, стоит признать, что поговорить о поездке лишним не будет. Их разговор так или иначе неизбежен, как минимум потому, что он не может оставшиеся полтора месяца учёбы делать вид, будто ничего не произошло. Как максимум, Тэхён однажды сам изъявил желание познакомиться с женщиной, которая передала Чонгуку по наследству милейшие кудряшки и рецепт божественного брауни.       А ещё Ким как-то спросил, что ему подарить на выпуск. Чонгук тогда не нашёлся с ответом, вернее, не решился его озвучить, но теперь можно будет использовать этот шанс, чтобы провести время вместе перед долгой разлукой. Конечно, они ещё определённо увидятся, потому что оба решили остаться на магистратуре, но делить этот блок больше не будут. Администрация их университета, к сожалению, не предоставляет жилье тем, кто уже окончил бакалавриат, соответственно, им придётся разъехаться.       Чонгука от отчаянного нежелания расставаться как-то даже охватила навязчивая мысль предложить Тэхёну снимать совместное жильё, но запал быстро сошёл на нет с появлением на горизонте некой Элиссон Маккензи. Он не станет врать, ему стоило огромных усилий не станцевать от счастья в ту же секунду, когда услышал, что пара прекратила свои встречи. Остановило лишь то, что Тэхён выглядел хоть и не расстроенным, но чем-то явно удручённым, вот только выяснить чем, они не успели. Ким начал расхваливать Чонгука, который мог бы и промолчать, но влияние пива, раздражённости от ситуации с Мэттью и чувство самозванца, которого незаслуженно идеализируют, сделали своё дело.       Стоит ли задумываться над тем, в чём Тэхён пытался убедить его до того, как разум застелило пеленой?       Признаться, Ким не первый, кто воспринимает ложную личину Чонгука за образ богоподобного существа, которому всё под силу. Только вот другим он мог просто снисходительно улыбнуться или притворно-смущённо отрицать собственные заслуги, а с Тэхёном врать так складно не получилось. Перед ним душа сама раскрывалась нараспашку, не выдерживая больше муки скрытности. Ей захотелось обнажиться перед человеком, показать частичку себя, чтобы хоть кто-то принял и понял, разделил боль и поддержал её хозяина.       А хозяин не успел забрать бразды правления и теперь, выходя в гостиную в одном полотенце на бёдрах, ёжится не столько от прохлады, сколько от щекочущего волнением предвкушения беседы. Он, чтобы не снести ничего по пути, подсвечивает себе экраном телефона, кидая быстрый взгляд на комнату напротив своей.       Темно.       Видимо Тэхён уснул, пока он торчал в душе больше часа. Наверное, так даже лучше. У Чонгука будет бессонная, но продуктивная ночь на обдумывание дальнейшей стратегии.       Подходя к своей двери, он замечает, что из-под неё пробивается слабый свет, который он определённо выключил с утра и не успел включить вечером. Чонгук непонимающе хмурится. Ладонь почему-то мгновенно потеет, ложась на ручку и медленно на неё надавливая.       Его комната не отличается от комнаты Тэхёна ничем, кроме интерьера. У того всё весьма упорядочено и педантично расставлено, в черно-белых тонах, с редкими вкраплениями бледно-пастельных. Минимум мебели и техники, только то, что нужно и будет использоваться — чем-то напоминает офисный стиль.       У Чонгука же беспорядок только с первого взгляда, но на самом деле у него просто своя схема использования пространства.       Его нельзя назвать грязнулей, но когда у тебя СДВГ смешанного типа, тут уж не до сложенных по цветам, уголок к уголку, вещей на полках. Наоборот, людям с такой особенностью крайне важно иметь одежду в поле зрения, в противном случае, мозг, скорее всего, посчитает, что её просто не существует. Помимо того, что тут и там можно наткнуться на раскиданные шмотки, Чонгук разобрал шкаф и заменил на открытые стойки с вешалками, которые можно увидеть в шоу-румах торговых центров. Из старого ещё оставил небольшой комод для нижнего белья, носков и своей драгоценной коллекции секс-игрушек. Он также не поскупился поменять полуторную старую кровать на большую двуспальную с широкими подлокотниками и новым ортопедическим матрасом, завалив весь этот кинг-сайз тремя пледами и подушками разных размеров. Стол для учёбы дополнил незатейливым стеллажом для книг, а на пол лёг мягкий ворсистый ковёр — подарок мамы — который он каждый раз материт (с любовью, ебись он конём!), вычищая от мелкого мусора и пыли.       Единственное, что он не использует — это уродская люстра на потолке. В ней нет надобности, потому что к парам он готовится при дневном свете или с помощью настольной лампы, а в остальное время его комната находится в комфортном полумраке за счёт гирлянды, развешанной по периметру потолка. Она отлично оттеняет ту тёплую палитру цветов, которыми он заполнил свой интерьер.       Стиль комнаты Чонгука — его личный упорядоченный хаос, посреди которого сейчас стоит любовь всей его жизни и заинтересованно рассматривает доску, посвящённую себе же.       На его озадаченном лице красиво переливаются блики от огоньков, губы чуть приоткрыты, а глаза бегают от стены к двум листкам с прорисованными линиями собственных рук, которые Чонгук запечатлел на бумаге не так давно. Тэхён стоит в одном банном халате на голое тело, немного распахнутом в области груди, которая неравномерно вздымается, словно ему недостаточно воздуха. Хозяину комнаты, собственно тоже, когда он понимает, что столь желанный им мужчина впервые за последние полтора года находится в его маленькой обители почти обнажённым, и это даже не очередная фантазия.       Они действительно за столько времени нечасто посещали комнаты друг друга, договорившись, что эти части их блока оставят исключительно для эмоциональной разгрузки и нахождения в одиночестве. Они так же условились, что не будут водить туда никого для секса, чтобы не причинять обоюдный дискомфорт. Всё же, каждому человеку нужен тот самый уголок личного пространства, в котором будет только он и его мысли. Знал бы Чонгук, как пагубно на него подействует этот договор, никогда бы не согласился. Иногда, в самые тёмные моменты его взросления, эти стены будто давили со всех сторон, пока он не примирился с действительностью. На самом деле, это правило было легко соблюдать, учитывая, что основную часть времени они убивали в кампусе на парах, периодически на подработках, а остальной досуг проходил либо со знакомыми, либо на вечеринках, либо в гостиной.       Поэтому Чонгук, отчасти, понимает нынешнее удивление Тэхёна от увиденного, но вспоминает своё золотое правило действовать на опережение, чтобы отвести разговор от опасной темы.       — Последний раз ты перепутал наши комнаты четыре года назад, — шутит незамедлительно, наблюдая, как Ким вздрагивает и поворачивает к нему голову. — Некоторые вещи действительно не меняются.       Затея терпит фиаско, потому что Тэхён не клюёт на его уловку, заторможено переводя взгляд то на него, то на доску с уликами их общих воспоминаний, то на скетчи у себя в руках. И так по кругу несколько раз.       — Это ты нарисовал? — интересуется будущий журналист, чуть протягивая к нему его же работы.       — Я? Нарисовал? Ты слишком высокого обо мне мнения.       — Не время прикидываться дурачком.       — Время — без двадцати час. Довольно дурацкое, если ты спросишь меня.       — Просто ответь на вопрос, — требовательно осекает Тэхён, — это правда важно.       Чонгук вздыхает, захлопывая дверь изнутри. Он и забыл, каким упёртым может быть Ким, когда ему это необходимо. Аккуратно выдворить уже не получится, поэтому разговор, который должен был быть обдуман к утру, придётся провести сейчас, к чему он совершенно не готов. Абсолютно. Может сымитировать обморок? Идея заебись.       — Идея дерьмо, — слышит он и запоздало догадывается, что последнюю пару фраз сказал вслух.       — Что ты хочешь услышать? Нет, я не рисовал те рисунки. Это вообще не рисунки, а распечатки эстетичных картинок из пинтерест.       Ким прищуривает глаза, сканирует Чонгука рентгеновским взглядом и недовольно поджимает губы. Он опускает рисунки на стол, быстро сокращает между ними расстояние, хватая соседа за запястье и хлопает по кнопке на лампе, поднося к яркому свету чужую руку.       — Не знал, что ты увлекаешься хиромантией, — паясничает Чонгук, пока Тэхён пытается что-то нащупать на его пальцах.       — Ха-ха. Заткнись, умник, — брови свелись к переносице, будто он не может что-то найти. Глаза на секунду округляются в озарении. — Другую давай.       — А что? На той линии не чёткие?       Коротко цыкнув, юноша подчиняется, всё больше забавляясь с этого перформанса, но когда Тэхён шепчет совсем тихое «нашёл», натыкаясь на крупные ложбинки между фалангами указательного и среднего пальцев, улыбка слетает с его лица.       — Ты грёбаный амбидекстр, — продемонстрировав свою находку, Ким отпускает его. — И после этого ещё смеешь мне заявлять, что ничего такого в тебе нет.       — Потому что ничего и нет! Я не амбидекстр, — кривится Чонгук, — мне просто левой удобнее рисовать.       Он прикусывает язык, наблюдая за Тэхёном, победно сложившим руки на груди. Так глупо попался на уловку.       — Доволен собой?       — Весьма, — согласный кивок, — но и без этого догадаться было нетрудно.       — И каким же образом, Шерлок?       Выражение лица Тэхёна моментально смягчается, потому что эта фраза — их коронная локальная перекличка, личная ролевая игра, в которой по обыкновению должно прозвучать:       — Элементарно, Ватсон, — парень разводит руками в стороны для пущего эффекта от амплуа величайшего умника на планете, а затем подходит к одной из вешалок, поднимая рукав толстовки, на которой видны серые разводы. — Видишь ли, грифель легко отмыть водой с кожи, но вывести с одежды не всегда получится даже после стирки. Это — твоя любимая домашняя толстовка, из-за которой я постоянно говнюсь, потому что только ты можешь собирать всю пыль нашего блока в белом. Если захочешь избавиться от следов своего «преступления», используй перекись водорода. А пока, идём дальше.       Он снова возвращается к столу и берёт рисунки.       — Это мои руки. Я могу их спокойно узнать, потому что на них надеты тонкие кольца от Тиффани, которые ты подарил мне на мой двадцать первый день рождения, когда мы были вот, — он отвлекается, поворачиваясь к доске и что-то выискивает взглядом пару секунд, а затем указывает на один из неиспользованных билетиков, — в этом парке аттракционов. И я не припомню, чтобы выставлял фото своих рук где-либо в интернете, чтобы их кто-то мог залить в пинтерест, откуда ты их, конечно же, скачал.       На последнем слове он делает в воздухе кавычки, заканчивая фразу неприкрытым сарказмом. Затем хватает с полки футляр от очков и маленький белый флакон.       — Ты носишь очки крайне редко, потому что пользуешься линзами. Редкие исключения — долгая работа за компом и чтение мелкого шрифта в учебнике, но экзамены сданы, осталась лишь предзащита, соответственно, очки тебе нужны были для чего-то более скрупулёзного. А учитывая то, насколько детализированы эти наброски, заморочился ты до такой степени, что твоя и без того сухая слизистая просто была на грани гибели. Вот тут тебе и пришлось достать капли, снимающие красноту и спазм. Ставлю свой диплом на то, что заглянув в нашу аптечку, найду полупустую мазь от боли в спине и шее, которую ты неосознанно растираешь всю последнюю неделю.       Чонгук ошарашено пялится на него в полнейшем изумлении, не зная, что ответить. Кто бы мог подумать? Ему, человеку, который мог отбить фразу на любую тему, вывернуть всё так, чтобы из диалога именно он выходил с последним словом, нечего сказать впервые за несколько лет.       Спроси кто о его ощущениях в данный момент, Чонгук затруднится ответить с точностью, потому что не до конца понимает какие эмоции испытывает ярче: опасение от возможного раскрытия глубоко спрятанных от друга чувств или абсолютное восхищение навыками Тэхёна и его обескураживающей проницательности.       Его левая рука снова оказывается в тёплых ладонях. Чужие пальцы оглаживают кожу, нащупывая те самые лунки-впадинки, замедляются для оценки глубины выемки, пока Чонгук старается дышать как можно тише, дабы не потревожить такой интимный для себя момент.       — Их оставил не обычный карандаш, следы от чего-то более, — хмурится Тэхён, подбирая правильное слово и не замечая, как начинает аккуратно массажировать повреждения, будто простыми касаниями может их залечить, — профессионального. Чего-то, что объяснило бы тот уровень, который я увидел при том, что ты за все эти годы никогда даже не давал намёка на свой талант. Значит, ты вернулся к этому не так давно, но не до конца уверен, что хочешь снова рисовать на постоянной основе. Зная тебя, когда ты в сомнениях, то стараешься убрать эту вещь из поля зрения, чтобы не возвращаться к ней слишком часто, иначе она тебя поглотит, но при этом прячешь не очень глубоко, дабы она мелькала на периферии. Поэтому, смею предположить, что если я открою… верхний?       Он не отрывается от глаз Чонгука, словно там для него все ответы готовы. Зрачки на последнее слово никак не реагируют, пульс на запястье спокойный.       — Нет, не настолько на периферии. Учитывая, что ты любишь совсем немного усложнить, твой маленький секрет таится, — Тэхён замедляется на последнем слове, отслеживая реакцию, а когда чувствует едва заметное подрагивание пальцев и видит два частых, нервных моргания, то резко дёргает за ручку ящика посередине. — О, смотри-ка, что у нас здесь? Набор дорогих художественных принадлежностей, которые совершенно случайно тут оказались и не имеют к тебе никакого отношения, я угадал?       Чонгук переводит взгляд на свои цанговые механические карандаши фирмы «KOH-I-NOOR», которые очень давно купил на карманные деньги. Они действительно не дешёвые, так как являются почти что вечными. Конкретно его небольшой набор из четырёх штук имеет толстый, прочный корпус, который от падения не сломается, но при долгом использовании оставляет ощутимые следы на пальцах, а грифель можно менять в зависимости от нужной линовки. Такие нет смысла покупать новичкам и даже любители нечасто их выбирают, потому как они не всем подходят по удобству, а ещё, необходимо обладать нужной техникой, чтобы справиться с данным приспособлением.       Чонгук увидел такой впервые у господина Ямата — учителя школьного художественного кружка. Тот, заметив повышенный интерес, разрешил воспользоваться своим карандашом, дабы его ученик мог распробовать что-то новое. Мальчику понравилось чувствовать приличный вес в руке, в этом заключалась его нейроотличность. Пока остальные дети предпочитали работать с более лёгкими материалами, ему доставляло большее удовольствие работать с тем, что можно… детальнее ощутить. Поэтому он предпочитает механические клавиатуры с максимальной глубиной отклика, бумажные книги с их приятным древесным ароматом, кисти с более плотным ворсом, вязкость масла и восковых карандашей, а так же рассыпчатость угля.       Наверное, этим объяснялись его физическая и духовная чувствительность, но никто никогда не пытался в нём это раскрыть. В юности он и сам не придавал этому большого значения, не было опыта, да и времени. Став постарше и встретив новых людей, в том числе сексуальных партнёров, Чонгук надеялся, что кого-то это заинтересует, но людям было привычнее акцентировать внимание на примитивном уровне взаимодействий. Никому не было дела до изучения его характера и эрогенных зон, каких-то потайных точек, которые помогли бы ему почувствовать себя более… нужным.       Только Тэхёну, кажется, удалось каким-то образом прознать, что Чонгук довольно тактильный. Просто не всем это позволяет. В школе он ошибочно считал себя гаптофобом из-за огромного количества ненавистных тычков и пинков. Желание касаться пришло позже, когда появилась личная жизнь. Ему нравилось подолгу гладить своих любовников, держаться за них, изучать с помощью прикосновений различную анатомию тел. Как жаль, что подобные порывы были односторонними.       Ещё одной причиной, почему он считает Тэхёна своим человеком, потому что элементарно трогать его ощущается лучше и приятнее, чем секс. И самое главное то, что Ким спокойно делает это в ответ. Он мог рандомно зарыться ладонью в длинные волосы Чонгука за просмотром фильма; сидя в столовой, положить руку на его ногу и продолжительно сжимать от колена выше к бедру, не нарушая границ; без предупреждения начать разминать заднюю часть шеи за учёбой в библиотеке или стопы, пока они валялись на диване валетом. Это начало происходить не сразу, лишь спустя полтора года знакомства, но для Чонгука каждый раз напоминал разряд дефибриллятора — пронизывает и будоражит.       Именно поэтому, когда Тэхён кладёт ладони ему на шею с обеих сторон, большими пальцами легонько касаясь челюсти, он вздрагивает от неожиданности и удовольствия.       — Эй, Гук-а, вернись ко мне, — тихо просит низкий голос сквозь пелену раздумий. Он фокусируется на карих омутах, которые смотрят по-доброму, почти ласково. — Ну чего ты? Загрузился из-за моего дурацкого расследования на тему рисунков? Не принимай близко к сердцу, я просто…       — Тебе не нравится? — внезапно выпаливает Чонгук, чуть отворачиваясь и зажмуриваясь, словно в ожидании удара.       Которого, конечно же, не происходит. Вместо этого, его лицо возвращают обратно на себя.       — Посмотри на меня, — глаза открываются от мягкого приказа. Тэхён отвечает тем самым взглядом, который использует для того, чтобы невербально донести о полной серьёзности, — я в полном восторге. От твоего таланта, от твоих работ, от тебя самого.       Чонгук недоверчиво щурится, заламывая запястья, но Ким совсем немного давит на затылок, будто пытаясь сосредоточить внимание на своих словах, а не на его параноидальных домыслах.       — Ты… Ты не шутишь?       — Зачем мне о таком шутить?       — Я встречал людей…       — Забудь о них, — перебивает требовательно Тэхён, сокращая расстояние и устремляя свой взор ему прямо в душу. Парень выглядит немного злым, но Чонгук интуитивно понимает, что негодование направлено не на него, — забудь всех этих ублюдков и слушай меня. Не знаю что и кто тебе говорил, до встречи со мной и после, когда меня не было рядом. Мне не ведомо, что тебе внушали, как к тебе относились и в чём убеждали, но подозреваю, что это было нечто такое, за что я бы уничтожил каждого, кто позволил тебе хоть раз усомниться в себе, и мне бесконечно жаль, что меня не было там с тобой, чтобы расщепить на атомы всех этих нелюдей. Я не представляю, через что ты прошёл, но понимаю как тебе должно быть больно, обидно и тяжело столько времени бороться в одиночку с этим. Поэтому, пожалуйста, услышь меня, Гуки. Ты — лучшее, что когда-либо происходило со мной. Не знаю, что я такого хорошего сделал в прошлой жизни, чтобы заслужить тебя в этой, но я бы не променял знакомство с тобой ни на что в мире, потому что ты — бесценный. Всё то, что я сказал там, в гостиной, было не для того, чтобы подшутить или поиздеваться над твоими чувствами. Я бы никогда с тобой так не поступил. Ты самый добрый, умный, талантливый, красивый, смешной, заботливый и отзывчивый парень из всех, что я встречал и если мне придётся говорить тебе об этом каждый день, пока ты не поверишь, то я буду это делать. Отныне, каждый раз, когда тебе кажется, или кто-то говорит тебе, что ты что-то делаешь не так, смотри на меня, и ты увидишь в моих глазах только поддержу, слышишь? Чонгук?       Тэхён встревоженно отходит от поникшего головой парня, отстраняется всего на полшага, чтобы попытаться посмотреть в лицо, когда за него боязливо цепляются и поднимают слезящиеся глаза.       — Верни, — Чонгук хрипит едва слышно и легонько, будто сомневаясь, притягивает за запястья к своей шее, — верни их обратно, пожалуйста.       — Хорошо, — немедленно повинуется Ким, незамедлительно обрамляя скулы ладонями, — всё хорошо, я здесь. Дыши, вот так. Не отводи взгляд. Глубокий вдох и выдох. Молодец. Давай, вместе со мной.       Его трясёт от нахлынувшей бравады волнения, что бьёт набатом по всем рецепторам, пока он цепляется за чужие предплечья, не желая отпускать. Чонгук слышит Тэхёна словно сквозь вакуум, миллиарды мыслей носятся внутри черепной коробки подобно потревоженной колонии муравьёв. Они отскакивают от стен, врезаются друг в друга, создавая нарастающий шум, дополняемый быстрыми ударами сердца, которое, кажется, циркулирует вместе с кровью по всему телу.       Но к своему удивлению, он понимает, что это состояние разительно отличается от привычных ему панических атак. Те выжимали его, как половую тряпку, забирая все силы и желание жить. Сейчас же Чонгук наоборот ощущает прилив какого-то неведомого ему доселе восторга, который заполняет каждую клеточку тела и разума, а затем концентрируется где-то в районе солнечного сплетения.       Что со мной?             С тобой всё в порядке.       — Чонгук?       Знакомый голос.       Твой любимый звук.       — Эй, Гуки.       Кажется, во мне окончательно что-то сломалось.       Только то, что должно было быть разрушено.       — Я рядом, слышишь?       Чувствую себя странно. Что это такое?       Так тебя чинит твой человек.       — Чонгук, — звук обретает чёткость, туманная видимость понемногу отступает, когда он различает перед собой взволнованного Тэхёна. — Ты в порядке? Посмотри на меня.       — Мои глаза и так всегда направлены только на тебя.       Слова вылетают из его рта спонтанно и почти не слышно, но они кажутся самыми уместными и правильными за всё его существование. В груди как будто лопнул шарик, вытолкнув весь необходимый кислород наружу. Хотя, после всего услышанного, ему дышать уже и не особо нужно. Он мог бы умереть сию секунду без каких-либо сожалений.       — Что ты сказал? — Тэхён шокировано уставился, пока он сам мечется взглядом по комнате. — Нет-нет-нет, не отворачивайся. Повтори, пожалуйста, то, что сказал.       Сейчас или никогда?       Определённо сейчас.       — Сколько я себя помню, мне постоянно приходилось притворяться. Я старался угодить всем, чтобы меня приняли за своего, менял себя снова и снова, подстраивался под обстановку, людей, события. Мне казалось, все, кто указывал на мои недостатки, были правы, поэтому я стремился к тому, чтобы соответствовать их ожиданиям, но этого всегда было недостаточно, — Чонгук бормочет неуверенно, стараясь не выглядеть напрашивающимся на жалость, но Тэхён слушает очень внимательно, опустив ладони под его ключицы, изредка переставляя пальцы, неосознанно придавая храбрости. — Тогда я начинал сначала, опять перепрошивался, удалял старую версию себя, загружая новую, более удачную. Позволял критиковать мою внешность, поведение, речь, всё, за что я брался. Рядом не было никого, кроме отца и матери, которые изо дня в день говорили о том, что я лучший ребёнок, что я молодец, но воспринимать их слова всерьёз не получалось, даже зная, что они меня очень любят. Я думал, раз это мои родители, то они будут говорить это просто потому, что являются заинтересованной стороной, и видят меня только со своей перспективы, а остальным то виднее.       Чонгук прислушивается к себе, бережно касаясь Тэхёна, у которого в глазах застыла влага, словно ему через некие ментальные каналы передаётся всё, что чувствует он сам. Удивительно, как легчает груз на душе, когда разделяешь его с правильным человеком.       — А потом в моей жизни появился ты, — скромная улыбка на собственных губах сопровождается ответной, светлой, благодарной, бесконечно нежной. — В первый день нашего знакомства я так переволновался, что вёл себя как идиот. Из меня будто вырвались все те фальшивые версии, которые я создавал для того, чтобы защититься от окружающего мира. Но с тобой они оказались бесполезными и ненужными, потому что ты никогда и ничего от меня не требовал, не упрекал и не пытался изменить. Как бы трудно не было это признавать в силу бесчисленных опасений, но ко мне быстро пришло осознание, что я тебе действительно интересен как личность. Можешь не верить, но я понял, что влюбился в тебя в самый первый день, как только мы познакомились.       Веки Тэхёна распахиваются на невозможный максимум. Он отстраняется на пару маленьких шагов, находясь в абсолютном неверии и смотрит на Чонгука, будто не может осознать услышанное. То есть, тот человек, которому Чонгук не может признаться в чувствах это…       — Подожди-подожди. Ты хочешь мне сказать, что всё это время ты был влюблён в меня?       — А кто, если не ты?       Тэхёну предсказуемо нечего ответить. Он выглядит настолько глубоко шокированным, словно сам факт того, что его может кто-то любить на полном серьёзе не больше, чем очередная бредовая выдумка анонимного пользователя из твиттер точка ком.       — В начале первого курса я, как умел, пытался дать понять, что ты мне симпатичен, — продолжает Чон, наблюдая за тем, как брови Тэхёна сводятся к переносице, грудная клетка вздымается рвано, а рот, которым он захватывает мелко воздух, приоткрыт, — но чем больше я старался, тем дальше ты оказывался от меня и, спустя какое-то время, смирился с тем, что больше чем дружба мне ничего не светит. Завести отношения с кем-то, кто не ты, казалось чем-то противоестественным, просто не срасталось. Максимум, на что меня хватало — это одноразовые связи. Я всё ещё любил секс, и только по этой причине позволял хотя бы телу отвлекаться на базовую потребность снять напряжение.       — Этого не может быть.       От волнения Тэхён не знает куда деть руки, то запуская их в собственную шевелюру, то поднося ко рту, то массируя переносицу. Обычно это выглядит забавно, но сейчас абсолютно не помогает успокоиться ни одному из них.       — Это правда, Тэ, — горько усмехается Чонгук, готовясь к тому, что сейчас его настигнет тот самый отказ, из-за которого он всё это долгое время молчал. — Хочешь услышать её до конца?       Он терпеливо дожидается робкого кивка, прежде чем выложить все карты на стол, капитулируя.       — Вот уже несколько лет всё, что есть во мне тянется к тебе. Мои мысли, эмоции, моё сердце, тело хотят только тебя. Я пытался подавить это, бороться, но видимо это что-то за пределами моего понимания, потому что, чем больше я старался от тебя отстраниться, тем хуже мне было. Даже хуже, чем видеть тебя с кем-то другим. К этому я со временем привык, — брови его единственного слушателя жалобно изгибаются в сожалении, но он быстро качает головой, дав понять, что не закончил. — Я ведь и сам не безгрешен, и ни в коем случае не осуждаю тебя. Ты вообще ничем мне не обязан и не несёшь ответственность за мои чувства. Это только моё бремя, которое, видимо, уже не было смысла скрывать, раз уж мы всё равно скоро разъедемся и перестанем видеться так часто. Возможно, так будет лучше. Прости меня.       Тэхён не оправдывает его наихудших ожиданий.       Наоборот, прекратив резко свои метания туда-сюда, вскидывает недоумевающий взгляд, выглядя при этом так, будто ослышался.       — Простить? Да как же ты не понимаешь, Гук, это я! Я во всём виноват и только я должен перед тобой извиняться! Господи, блять, какой же я тупой кретин, ушам своим не верю, — он растирает лицо руками, издавая стон раздражения, а затем замирает и сокращая между ними расстояние в один шаг, заглядывает пытливо в глаза. — Постой-ка, что ты сказал? Разъедемся? Это что ещё за фокусы?       — Нет, я, — откашливается немного сконфужено Чонгук, не совсем понимая что происходит. — На магистратуре нам нужно будет своё жильё.       — Так. И?       — И я подумал, что ты захочешь снимать квартиру.       — Всё верно, — в подтверждение кивает Ким.       — Не со мной.       — А с кем?       — Не знаю? С кем-то другим?       — Исключено, — слишком быстро отвечает Тэхён, заставая его врасплох. — Я пока ещё в здравом уме и почти трезвой памяти, чтобы добровольно отказываться от дальнейшего проживания с тобой. Мне никогда в жизни не было ни с кем так комфортно, уютно и хорошо под одной крышей, поэтому, если только ты сам не захочешь со мной жить, что я, конечно же, пойму, о раздельном жилье не может быть и речи.       Чонгук теряется, не зная, как реагировать на такое заявление, поэтому пытается обнять себя руками в защитном жесте, но Ким играет по-крупному, и вот его руки уже опоясывают поперёк туловища, легонько надавливают на лопатки, побуждая сделать то же самое. Чонгука коротит от столь внезапного, тесного контакта. Тэхёна становится очень много, он будто повсюду: дышит близко к его губам, окутывает своим присутствием, топит в тёмно-янтарной бездне, на дне которой Чонгук блуждает вот уже четыре года. Он мешкает, раздумывает несколько долгих секунд, прежде чем неуверенно положить собственные ладони на чужие бицепсы, сгорая от смущения.       — Ты меня обнимаешь… Не так, как раньше.       — Весьма наблюдательно с твоей стороны, — кивает в подтверждении Тэхён.       — И пялишься.       — Я исследую.       Широкая улыбка появляется на лице Чонгука без предупреждения от проснувшегося воспоминания с того самого дня, когда в его жизни появился кто-то, с кем можно быть самим собой. Молодым парнем, ребёнком интернациональной пары, с кучей комплексов, травм и страхов; тем, кто пережил не самое приятное детство и юность, но у кого ещё теплится хрупкая надежда на счастливое будущее.       — Четырёх лет для исследований тебе не хватило?       Тэхён молчит и смотрит. От его взгляда ожидаемо нет дискомфорта, он не пугает, не отталкивает и не заставляет скрыться под миллионом панцирей, чтобы ни один лучик света не достал. В тишине комнаты, в этом приветливом полумраке хочется обмякнуть, понежиться, растечься в этих объятиях. Чонгук не сразу замечает, как заботливо поправляют его подсохшие длинные волосы, которые красиво и натурально завились в небольшие кудри. По шее бегут мурашки, дыхание немного сбивается, когда прядь заправляют за ухо, задерживаясь пальцами на мочке. Тэхёну стоит немедленно прекратить эти пытки, потому что Чонгук всё ещё стоит в одном полотенце и непременно сгорит от стыда, если возбудится от такой незатейливой ласки.       Но что такое физический контакт, когда его прибивают к полу двухметровыми бетонными плитами одной фразой.       — Мне не хватит всей жизни, но я бы ни за что не отказался провести её как-то иначе, — Тэхён шепчет низко, проникновенно, словно их разговор — священное таинство. Он эфемерно обводит очертания чужого лица подушечкой пальца от лба до подбородка, наблюдая как за его прикосновениями едва заметно тянутся, от чего уголки губ довольно взмывают вверх на секунду, чтобы в следующую скривиться в досаде. — Я действительно должен извиниться перед тобой.       — Не надо, Тэ, ты ни в чём не…       — Виноват, Гуки, поверь. И я не удивлюсь, что услышав моё объяснение, ты не захочешь больше иметь со мной ничего общего.       — Это вряд ли.       — Уверен?       — Я простил тебе нелюбовь к гавайской пицце и всему, что касается тыквы. Ты не отвертишься, мистер.       Тэхён не может сдержать тихий смех. Даже сейчас Чонгук проявляет невиданный уровень выдержки и понимания, пытаясь расслабить всеми доступными способами, даже когда его собственное сердцебиение норовит пробить грудную клетку навстречу уложенной на ней ладони.       — Тогда, на первом курсе, я понял, что приглянулся тебе, — Тэхён сглатывает нервно, подбирая мысленно слова. Чонгук не перебивает, ожидает безропотно и в его взгляде нет ни намёка на осуждение. Они взрослые люди, которые ведут серьёзную беседу о чувствах, о сокровенном, о наболевшем и прожитом. — И ты сам мне тоже очень понравился.       От волнения закладывает уши. Страх и стыд за собственную оплошность, которая привела к необратимым последствиям, не дают нормально сглотнуть, поэтому он быстро откашливается и набирается смелости.       — Не секрет, что там, откуда я родом, не приняты открытые проявления чувств, как здесь, тем более гомосексуальных. Я был запутавшимся пацаном, который только освободился от удушающей опеки родителей. Они любят меня по-своему, поэтому сделали вид, что принимают мою ориентацию, но я нутром чувствовал, что не смогу жить так, как захочу, если останусь с ними. Рано или поздно, меня бы посадили на цепь традиционных ценностей и прочего дерьма, которое мне претит, поэтому мой переезд был по сути побегом. Это выглядит, будто оправдание, но просто хочу, чтобы ты знал: я не ответил тогда на твои ухаживания только потому, что мне необходимо было разобраться в себе и своём засратом внутреннем мире, — он усмехается как-то грустно, и Чонгук будто чувствуя это, сжимает ткань его халата в поддержке, призывая продолжать. — Мне не хотелось пудрить тебе мозги, у меня не было намерений издеваться над твоими стараниями, я не хотел просто переспать с тобой. Как ты сказал, я тоже почти сразу понял, что мы с тобой весьма легко уживёмся, но страх из-за того, что я всё испорчу, что из-за моих неопределённостей мы можем быстро разбежаться и потом прятаться друг от друга, как несостоявшиеся любовники, сводил меня с ума. Я не хотел ранить твои чувства, но и мысль о том, что я могу тебя потерять, в какой-то момент начала ужасать. Ты всего за пару месяцев каким-то немыслимым образом стал самым дорогим, что у меня было и есть до сих пор.       Он вытирает стёкшую к носу Чонгука слезинку большим пальцем, немного раскачивая парня, дабы успокоить и перевести дыхание самому. Тэхён понимал, что разговор будет нелёгким, но вопреки всему, тепло, которое дарит ему Чон, то, как крепко он за него держится, придаёт уверенности.       Какая противоречивая штука эта любовь. Кто-то описывает её, как обычную химическую реакцию нейронов, кто-то называет благословением свыше, кто-то вообще не верит в её существование.       Для него в этот самый момент любовь — это Чонгук. Его взгляд, дыхание, эмоции, стук сердца отзываются чем-то приятно зудящим под кожей. Все спутанные чувства, с которыми он воевал всё это время, больше не бередят подсознание. Надоедливый клубок противоречий постепенно распутывается и распределяется по телу, даря ощущение… свободы.       — Прости меня. Прости за то, что я был таким трусом, — Тэхён прислоняется лбом к его лбу так, что их носы легонько соприкасаются, — за то, что доставил тебе столько боли, за то, что потратил столько нашего времени зря. Прости, что меня не было рядом, когда…       — Не смей, — отстраняется парень, выглядя почти воинственно. — В этом нет и не могло быть твоей вины. Ты не должен извиняться передо мной, тем более за то, что от тебя не зависело. Тебя даже в стране не было.       — Ты не понимаешь. Я мог бы это предотвратить многим раньше. Ещё тогда, когда сказал тебе, что переспал с той девушкой на вечеринке Лиги плюща.       — И что бы это изменило?       — Чонгук, я не спал с Мелани.       — Нет?       — Нет. Мы просто проснулись в одной кровати.       Чонгук удивлённо хмурится.       — Но зачем ты соврал?       — Потому что был несмышлёным идиотом, которым овладел страх, — вздыхает Ким, прижимаясь ближе, будто Чон в самом деле мог испариться на ровном месте. — Потому что увидел тебя той ночью с другим и напился до беспамятства, сгорая от зависти к тому, кто целовал тебя. А видя вас ещё и утром, подумал, что потерял свой шанс и решил, что ложью отобью у тебя желание тратить на меня время и дальше. Что я мог дать тебе, если сам не понимал кем являюсь и чего хочу от этой жизни? Я, так же как и ты, старался держаться подальше, пытался переключиться, но мысли о тебе словно отпечатались на подкорке мозга, как и те, что вложили мне мои родители. Меня разрывало от противоречий.       — Оказывается, мы похожи больше, чем кажется на первый взгляд, — усмехается Чонгук, качая головой. — Я пытался угодить всем подряд, а ты одним конкретным людям, а в итоге сами больше всех и пострадали.       — Лучше и не скажешь. Я пытался выстроить отношения с девушками, но как только попытка не удавалась, возвращался к встречам с парнями, — отводя взгляд, поджимает губы Ким. — В какой-то момент вообще решил, что не буду ни с кем встречаться. Дал себе передышку почти в целый год, а потом познакомился с Элис. Сделал, так сказать, финальный гетеро подход и, наконец, осознал, что это совершенно не моя весовая категория. Чем всё закончилось, ты знаешь, но я так и не ответил тебе, по какой причине был больше озадачен, чем расстроен.       Чонгук шмыгает носом, спрашивая:       — И что за причина?       — Ты.       — Я?       Тэхён кивает, любуясь изумлением на припухшем от немых слёз лице.       — Я стоял там, слушал её слова, а в голове у меня был твой смех над моими абсолютно не смешными шутками. Она смотрела на меня, а я видел твой заинтересованный взгляд, когда мы о чём-то вдвоём рассуждаем. Даже когда Элиссон прикоснулась к моему лицу, я застыл, потому что, вопреки всему, ощутил не её, а твои руки, которые заботливо держали за подбородок, пока ты искал мешающую соринку в моём глазу, — они синхронно хихикают, а Чонгук набирается немного смелости, чтобы приобнять за шею, начав перебирать кончики волос. — Когда ты говорил мне о всех тех вещах, которые тебя тревожат, обо всём, что пришлось пережить, я думал о том, как же хреново, что у меня нет маховика времени, чтобы вернуться в те моменты жизни и просто защитить тебя, не дать в обиду. Я был отвратительным другом для тебя, это правда. Погрязнув в самокопании, не обратил внимание на очевидное: на то, как ты нуждался во мне.       — Тэхён, — жалобно стонет Чонгук, не выдерживая и утыкаясь лбом в чужое плечо.       Он так боится, что всё это нереально и вот сейчас придётся проснуться, открыть глаза и понять, что всё оказалось сном. Однако руки Тэхёна реальны, его обжигающее дыхание с хмельной отдушкой тоже. Всё, что он произнёс, разбивает барьер скептицизма, выстроенный в голове за все годы ожидания.       Так не бывает.       — Но я искренне надеюсь, что ты позволишь мне всё исправить в будущем, — просит Тэхён.       Ты опять останешься один!       — Будущем?       — Нашем.       — Совместном?       — Очень на это надеюсь.       Он замолкает. Его не торопят, лишь исследуют реакцию, которая выражает собой сомнения.       Это понимаемо и объяснимо.       Когда тебе долгое время приходится находиться в пустыне, оазис кажется видением, галлюцинацией воспалённого разума. Мимика Чонгука отражает огромный спектр прохождения чуть ли не пяти стадий принятия, когда он, словно идя по минному полю, спрашивает:       — Ты уверен?       — Как ни в чём прежде, — ни секунды не думая, отвечает Тэхён. Он старается передать всем своим естеством ту решимость, что так долго формировалась, дожидаясь своего часа, и готовность принять ответственность за всё сказанное.       — Если ты сейчас заберёшь меня себе, а потом окажется, что ты ошибся…       — Такого не произойдёт.       — Дослушай, — осекает его Чон, закусывая нижнюю губу. — Несмотря на то, что все обо мне думают, я далёк от идеала. Нет, постой, не перебивай. Я не знаю, что ждёт нас в будущем и не имею представления, как вести себя в отношениях, как их строить, как сохранить. Я безумно боюсь не оправдать твоих ожиданий и нахожусь в полнейшем ужасе от мысли, что когда-то надоем тебе, но… Если так случится, что я тебе стану больше не нужен, пожалуйста, скажи мне об этом прямо. Я стерплю всё что угодно, кроме лжи и предательства. Не от тебя, Тэ.       Чонгук надломленно всхлипывает, цепляясь за него, словно утопающий, когда Тэхён прижимает парня к себе теснее, будто хочет стать одним целым, разделить бедное настрадавшееся сердце на двоих.       — Тише, мой хороший. Я знаю, как тебе страшно. Поверь, мне тоже, но ещё страшнее от того, что я могу всю жизнь прожить без тебя. Зачем она мне тогда сдалась, если рядом не будет моего любимого человека, м? — прижимаясь щекой к виску, шепчет Ким, целуя в дрожащее плечо. Чонгук, слыша такое откровение, заходится в тихом плаче сильнее. — Моё золото, ну чего ты?       — Я, — надсадно икая, отстраняется Чон. Он совершенно не ожидает, что Тэхён тут же заботливо вытрет рукавом под его носом, от чего хочется натурально захныкать. — Я так сильно тебя люблю, ты не представляешь. Это физически больно и одновременно потрясающе испытывать столько всего к одному единственному человеку. Чувствую себя бесхребетной размазнёй рядом с тобой. Что ты со мной творишь?       Тэхён совершенно сокрушающе посмеивается, быстро моргая, чтобы согнать влагу с собственных глаз. Чонгук давит из себя улыбку сквозь слёзы и, надув губы, легонько стукает его в грудь, и ещё, и ещё, ускоряясь шлёпает абсолютно не больно, пока его не впечатывают в себя, притянув за локти.       — Люблю тебя в ответ и собираюсь творить это ещё многие годы, если позволишь, — заявляет парень, светясь от счастья. Чон почти уверен, что если к Тэхёну сейчас подключить провода, можно будет обеспечить электричеством один маленький город. — Я не отрицаю, что будет не просто, но ты и не обязан стараться в одиночку. Ты больше не один, Чонгук-а. Просто будь рядом, будь со мной и я тебе обещаю, что сделаю всё возможное, чтобы ты не пожалел о нас. Больше никаких умалчиваний и тайн. Я полностью в твоём распоряжении, приму всё, чем ты захочешь со мной поделиться и с удовольствием разделю это.       — Кажется, я сейчас упаду, — полушёпотом предупреждает опьянённый признанием Чонгук.       — Я поймаю.       — А если не удержишь?       — Значит будем падать вместе.       — А вдруг я всё испорчу?       Тэхён задумывается на мгновение под вопросительным взором своего возлюбленного.       — Ты спросил меня в какой Вселенной можно быть идеальным, имея такой багаж фобий, недостатков и переживаний, помнишь? — В ответ робко кивают, пока он приближается максимально близко. — Так вот, в моей, Чонгук. Ты идеален в моей Вселенной и даже представить себе не можешь, как я рад, что наконец-то могу это сказать, глядя тебе в глаза. Я люблю тебя просто потому, что ты есть. Тебе не нужно больше ломать себя и переделывать, опасаясь сделать ошибку. Всё, что есть в тебе — восхищает и покоряет меня. На мнение остальных мне плевать. Ты — моя драгоценность, мой неподражаемый космос. Мой совершенный.       Он будто сходит с ума. В комнате становится душно, несмотря на открытое окно, а почти полное отсутствие на нём одежды не спасает от жара, окутывающего изнутри и снаружи. Ему нужен воздух, необходим кислород, чтобы продолжать функционировать, но сколько бы лёгкие не старались, дышать ровно не представляется возможным.       Всё из-за Тэхёна, что смотрит в ответ так открыто, искренне, с неприкрытым обожанием и намерением отдать всё, что у него есть.       До того как Чонгук его встретил, он не думал о том, что есть та самая любовь и предназначена ли она для него. Это было то, что другие люди имели, чувствовали и выражали, как, например, его родители. Нечто, что принадлежало фильмам и книгам, больше похожее на безымянное желание, скрывающееся где-то глубоко внутри него, чем что-то реальное. Теперь, находясь здесь, в крепких объятиях Тэхёна, любовь стала намного осязаемее и одновременно чем-то большим, чем просто надежда, старше, чем человечество и глубже океанского дна.       Говорят, время лечит.       Он бы поспорил, стоя здесь, в настоящем, рядом с человеком, что лишь одним своим существованием осушает озёра слёз из прошлого и, держа его за руку, ведёт к тому самому будущему, которое страшит уже не так сильно, потому что они стали друг для друга лекарством.       И ты в это поверишь?       Безусловно.       Впервые в жизни он нисколько не сомневается, потому что вместе с решением доверить себя, он начинает по-настоящему доверять и самому себе, умоляя на выдохе:       — Поцелуй меня сейчас же.       Демоны покорно замолкают, склоняют головы и отпускают прямо в руки Ким Тэхёна, который спасает их обоих, накрывая его губы своими в самом чувственном, искреннем и идеальном поцелуе за всю жизнь Чон Чонгука.