My Perfect

      

v — friends

             Ставший родным, блок общежития встречает его почти кромешной темнотой, не считая света фонарей, пробивающихся сквозь шторы на окне в гостиной. Тэхён не ожидал быть сегодня первым, кто освободится. Так уж у повелось, что именно Чонгук всегда умудряется быть дома раньше него, несмотря на высокую занятость.       Было время, когда Ким приходил по вечерам и в шутку кричал: «Дорогой, я дома!». Чонгук же, как самый затейливый и поддерживающий любой балаган придурок, срывался с места и бежал к нему, прыгая в объятия, словно Тэхён — любовь всей его жизни и главный добытчик для их семьи, в составе которой они и двадцать два их воображаемых ребенка.       — Почему двадцать два, кстати?       — Чтоб на две футбольные команды хватило. — Чон, вылизав ложку от мороженого до блеска и ныряя в ведро за новой порцией, лишь коротко отрыгнул. Свинóта. — Воспитаем из них маленьких Месси и можем не думать о заработке всю оставшуюся жизнь. Пенсия? Это кто? Не знаю такую, она сдохла.       Сейчас Чонгука нет, что навевает на Тэхёна иррациональное чувство тоски, будто сосед улетел на Марс без возможности вернуться обратно. Тэхёну впору погрустить хотя бы для вида из-за разорвавшихся несколькими минутами ранее «отношений», но его, честно говоря, больше волнует голодным ли будет Чонгук по возвращению и закажут ли они пиццу под пиво, которое лежит в холодильнике с прошлых выходных. Чувствует ли он из-за этого вину? Естественно, нет. У него своя система приоритетов.       Не потрудившись включить свет, Ким почти на ощупь движется в сторону ванной и быстро смывает с себя прошедший день. Подсушив голову полотенцем и скинув его в корзину для белья вместе с грязными вещами, надевает банный халат и направляется сквозь темноту гостиной к холодильнику, достав себе бутылочку охлаждённого светлого. Недолго думая, валится на диван и включает небольшую настенную плазму, купленную на деньги из их совместного бюджета. Он стал замечать за собой, что частенько использует телевизор как подсветку и фон для размышлений.       Вот она старость.       Кинув взгляд на часы и вспомнив какой сегодня день недели, уже не удивляется тому, что вечер и ночь пятницы друг определённо собирается провести где-то… не с ним.       Никакой ревности, Тэхён, знай своё место. Ты упустил все данные тебе возможности уже много раз и достаточно давно. Сожаления на этот счёт можешь засунуть себе так глубоко, насколько позволит твой богатый внутренний мир. Осталось лишь найти с ним общий язык, в самом-то деле.       Чонгук действительно с первого дня их знакомства не покидал его почти никогда. Постоянно был рядом, шутил свои глупые шутки, знакомил с новыми людьми, устраивал им маленькие посиделки, частенько готовил сам и всегда на двоих, особенно завтраки. Он окружил Тэхёна своим присутствием по полной программе, и это, на удивление, не чувствовалось удушающе, как могло быть от такой концентрации одного человека в чьей-то зоне комфорта. Чонгук умело маневрировал в его жизни, мастерски управляя общим настроением в их тандеме.       Со стороны казалось, он не оставил своих двусмысленных поползновений в сторону Тэхёна, но каждый раз Ким упорно отнекивался, отшучивался и отмахивался, убеждая то ли Чонгука, то ли себя самого в незаинтересованности. Это продолжалось несколько долгих месяцев первого года их обучения, пока они узнавали плюсы и минусы друг друга, притирались и синхронизировались, но затем… что-то изменилось.       Нельзя с точностью сказать что именно.       Ехидные подколки, выдумывание локальных мемов и брошенные вскользь пошлые фразочки никуда не испарились, это всё ещё был Чонгук, но обстановка между ними определённо стала чувствоваться по-другому. Это как посмотреть на одну картину, а затем на другую, кажущуюся совершенно такой же, но при этом вам говорят, что надо найти десять отличий, а когда вы всё же справляетесь, видя изменения в совокупности, то мозг как бы говорит: «До чего же очевидно!».       Так и в их взаимоотношениях с Чонгуком. Возможно, он сам себе это выдумал, но ощутимо стало меньше касаний, тех самых взглядов, каких-то действий, которые раньше сопровождали модель поведения между ними. Тэхён, в силу будущей профессии, на тот момент дрессирующий в себе умение подмечать детали везде и во всём, что его окружает, не мог не заметить этого. По версии его воображения, не видя должной реакции на свои старания переступить через дружескую грань, Чон просто устал и Тэхён его не осуждает.       На месте Чонгука он бы уже послал самого себя прямым текстом на все нецензурные направления, для полноты эффекта показав дорогу, чтобы подобный ему тормоз точно не сбился с пути.       Если уж быть наизнанку честным, то в момент осознания, что его «оставили в покое» в плане ухаживаний, он не почувствовал облегчения. Наоборот, маленький эгоист внутри него надул губы и топнул ножкой, пока Тэхён не заткнул его ментальной ссаной тряпкой, понимая, что заслужил. Вернее, наоборот, не заслужил потраченных усилий Чонгука в его сторону. Тот носился вокруг него, как дурень с писаной торбой, пока он сам терзался сомнениями из разряда «Быть или не быть?». Вопрос хороший, зачастую весьма уместный и задаваться им не преступление, но было бы славно, если бы ресурсы, затраченные на поиск ответа, достойно окупились.       К слову, ухаживания у Чонгука были не такими, какими их можно представить на первый взгляд. Они откликались в сознании Тэхёна всеми теми качествами, которые можно было с лёгкостью разглядеть в Чонгуке, если узнать его чуть получше, чем никак. От его флирта веяло открытостью, самоотдачей, теплом, неприкрытой нежностью, а главное, ненавязчивостью. Он действовал аккуратно, но сохраняя достоинство, что в корне разнилось с образом похотливых мачо, коими был переполнен их университет. Чон будто прочитал его как открытую книгу, расшифровал словно азбуку морзе меньше, чем за неделю их совместного пребывания, а затем начал действовать не спеша, пробуя те или иные методы, проверяя какой подействует лучше. Если бы только Тэхён перестал генерировать собственные обманчивые мысли и не был таким трусом, то с радостью рассказал бы, что вся работа, проделанная парнем, была выполнена настолько ювелирно, что он почти сдался…       Пока не увидел Чонгука на их первой совместной вечеринке по случаю празднования окончания первого полугодия, целующимся с одним из членов Лиги плюща.

***

birdy&rhodes — let it all go

      Как там говорится?       Что имеем — не храним, а потерявши — плачем?       Тэхён не плакал в тот вечер.       Он напился до такой чёртовой матери, что его собственная, увидь она своё чадо в состоянии убитой хламидомонады, наверняка лишилась бы чувств. Пил он, кстати, отнюдь не от злобы на Чонгука.       Тэхён злился на себя.       Реальность была до банального простой. Заметив, что Чонгук больше не так активно танцует вокруг него с бубном, он начал лелеять призрачную надежду на то, что всё вернётся на круги своя.       В нём боролись два совершенно глупых противоречия. С одной стороны, внимание такого шикарного парня ему несказанно льстило, и прекращать эту бесконечную эстафету в догонялки эгоистично не хотелось. В то же время, с другой стороны медали ему улыбалась собственная тревога в компании тараканов из головы. Те премерзко хихикали, вселяя в него уверенность, что даже если он ответит Чонгуку взаимностью, то их юношеский роман не продлится долго, что в последствии разобьёт сердце им обоим и Тэхён потеряет то, что уже обрёл.       Признаваться в этом трудно, ещё сложнее бороться, но, в какую-то секунду своего существования, Тэхёна посетило твёрдое убеждение, что потерять Чонгука — то же самое, что лишиться зрения, слуха, конечности и способности говорить. Может быть, даже всё вместе.       Драматизировал ли он, рассуждая на эту тему? Не исключено, но так уж работает мозг Ким Тэхёна и, пока что, он над этим не властен.       Как и не властен был над фактом того, что его соседа, который ещё пару недель назад по-киношному вытирал с его губ острый соус, облизывая следом свой же палец, с неким вызовом глядя ему прямо в глаза, сейчас страстно, желанно и глубоко целует какой-то качок прямо перед ним. Именно в тот момент его сознание медленно, с чувством и расстановкой доносило до Тэхёна, что всё — ларчик закрылся.       Конечно, ему обидно.       Естественно, это было заслужено.       Но почему тогда так необъяснимо… ревностно?       На утро после тусовки он проснулся в одной из комнат общины Лиги, в обнимку с незнакомой девушкой и, пребывая в неправославном ужасе, надеялся, что между ними ничего не было. К счастью, интимной связи не произошло. По рассказу той самой барышни — Мелани — она, напившись, просто пришла в рандомную комнату и завалилась на кровать к Тэхёну, который даже не моргнул на её шумное появление.       — Ты не боялась, что я могу проснуться и воспользоваться тобой?       — Чувак, ты был в такое говно, что тебя бы даже атомная бомба не заставила открыть глаза. У меня и то было больше шансов на тебя запрыгнуть, ей-богу, не смеши.       Тэхён лишь понимающе кивнул и, пожелав лёгкого похмелья, вышел из комнаты в попытках найти туалет и принять божеский вид, а не той сублимированной человеческой массы, в которую себя превратил. Судя по привкусу во рту, сделал он это с помощью сложного уравнения из всего спиртного, что имелось в распоряжении студентов тем вечером.       К его несчастью, две ванные комнаты на втором этаже и одна на первом были заняты, поэтому он принял решение привести себя в порядок уже в их блоке. Благо до корпуса общежития всего десять минут пешком по территории студгородка. Утро субботы, как-никак, не предвещало встретить в виде сюрприза толпы студентов, которые могли осудить его за неопрятную внешность, да и не то чтобы Тэхёну не было плевать.       Однако сюрприз всё же его настиг прямо на выходе из дома общины и не сказать, что Тэхён был приятно удивлён, ведь в открытом дверном проёме стоял Чонгук в объятиях, если ему не изменяет пропитая память, всё того же парня, что и вчера. Парочка снова самозабвенно целовалась, не стесняясь и не обращая ни на кого внимания, пока Тэхён замер у подножья лестницы, словно олень в свете фар.       Обидно. Заслужено. Ревностно.       В голове у Тэхёна была тысяча и одна мысль. О том, как странно и предательски работает его мозг, сначала долго истязая отговорами от принятия решения, а затем обвиняя в бездействии, заставляя осознавать и чувствовать утраченное. О том, какую зависть он, как уроженец гомофобной Кореи, испытывает к тому, что два парня могут вот так просто и прилюдно проявлять симпатию друг к другу, не заботясь о последствиях. О том, что это он мог бы стоять сейчас с Чонгуком, целовать его губы, вжимать в себя, держа за талию одной рукой, второй чувственно сминая упругую ягодицу и ловить едва слышный стон удовольствия.       В ноющей голове трубит набатом сигнал о том, что ему стоит перестать пялиться и сбежать отсюда незамеченным как можно скорее, минуя неловкость и не тревожа чужой интимный момент. Чонгук ни в коем случае не должен его заме…       — Тэ?       Блядство.       — Эй, Тэ, чего замер? — Чонгук быстро выпутался из цепкой хватки своего ночного рандеву, и не тратя времени на прощание, подошёл, притронувшись к его плечу. — Ты в порядке? Выглядишь так, будто вчера выпил зелье дракона.       Тихий смех немного приводит Тэхёна в себя. Он словно заново учится управлять своим телом. Тяжело выдохнув, растирает лицо ладонями, оттягивая нижние веки и ведёт плечами, из-за чего рука Чонгука сползает, на секунду повисая в воздухе.       — Не знаю, что вчера за зелье мне намешали, но во рту, — начал было Тэхён, пока Чонгук, улыбнувшись понимающе, не закончил за него.       — Будто кошки насрали. Знакомая хрень. Зелье дракона, кстати, реальный коктейль из ягера, водки, блю кюрасао и виски, который вечно намешивает упоротый Сэм с третьего курса. Я забыл тебя предупредить, чтобы ты стаканы от него не брал.       Тэхён издал понимающее фырканье. Они, не сговариваясь, вышли из дома общины и направились к общаге через широкие лужайки, а затем, его глупый рот открылся быстрее, чем голова обработала мысль.       — У тебя, очевидно, были дела поважнее.       Непонятно откуда взявшееся раздражение вышло из него резким и болезненным плевком. До него быстро дошло, что попал тот прямо в Чонгука, который ничего плохого ему лично не сделал, но безусловно принял эту словесную шпильку всерьёз на свой счёт. Когда Тэхён понял, что сделал уже несколько шагов в одиночестве и обернулся, то увидел своего соседа застывшим на месте.       Однако больше всего встревожил не факт остановки, а выражение лица. Чонгук был не похож на себя.       Он выглядел озадаченным, слегка задумчивым и уязвлённым. Его нахмуренные брови, глаза смотрящие чуть выше газона, куда-то под ноги, напряжённая поза, ладони, компульсивно сжимающиеся в кулаки и наоборот. Чонгук словно погрузился в глубокий мысленный процесс и пытался понять в чём же провинился, заслужив укол в свою сторону. Тэхёна прошило таким сильным чувством стыда, что ноги понесли его быстрее, чем мозг успел дать команду.        — Блять, Гук, прости, я не должен был так говорить, — протараторил, аккуратно дотронувшись до предплечий парня, но каково же было его удивление, когда Чонгук, подняв на него взгляд и, слегка приблизившись, осторожно спросил:       — Я… чем-то обидел тебя? Это из-за того, что я оставил тебя одного на вечеринке?       Тэхён окаменел, пропустив даже необходимый вдох. В груди что-то сдавило и коротко лопнуло.       Как Чонгук мог быть таким?       Почему даже тогда, когда именно Тэхён вёл себя до отвратительного мелочно и кидался незаслуженными, необдуманными оскорблениями, Чон в первую очередь пытался проанализировать характер его поведения и найти причину в отголосках своих действий. Создавалось впечатление, что в его глазах Ким не мог быть просто обидчивым сучонком и его отстойному поступку должна иметься рациональная, веская причина.       Каким образом Чонгук так хорошо разбирался в его эмоциях, когда сам Тэхён гулял по своему сознанию, словно непроходимым дебрям? Почему даже в такой ситуации он умело ограждает его от чувства вины? Почему заботится в первую очередь о нём?       Где найти ответы на столько вопросов сразу? Есть какое-то руководство для чайников по базовой коммуникации?       — Ответь мне что-нибудь, Тэ, — словно ножом по сердцу, произносит тихо Чонгук, мягко оглаживая его запястье. — Если тебя задело то, что ты остался вчера один, то можешь сказать мне. Я ведь знаю, что ты не имел в виду того, что произнёс. Так в чём проблема?       — Я…       Он так много хочет сказать.       О том, что Чонгуку нужно перестать с ним нянчиться и думать в первую очередь о себе. О том, что по своей же глупости терпел зуд ревности во всём теле со вчерашнего вечера и это ощущалось отвратительно, словно тысяча длинных иголок в теле. Вместо того чтобы набраться смелости и исправить ситуацию, довёл себя до состояния, когда просыпаешься на утро совсем не с тем, с кем хотелось бы, и об этом тоже хочется упомянуть.       — Одно твоё слово, Тэхён, — это Чонгук уже шепчет, приблизившись так, что между ними осталось не больше десяти сантиметров. Он пытается поймать бегающие глаза, которые Ким спешно отводит, нервно облизывая свои губы. — Одно слово и я больше не оставлю тебя.       Вот бы выкрикнуть: «не оставляй!»       Заставить бы себя сказать: «пожалуйста, будь рядом!»       Как же невыносимо трудно, крайне сложно и до ужаса страшно произнести вслух: «ты мне нужен!».       Ирония заключалась в том, что все сложности, трудности и страхи всегда были лишь в голове у Тэхёна, и пока он с ними не справится сам, у него нет прав морочить голову кому бы то ни было.       Чонгук — самый лучший из людей, которых двадцатилетний Ким Тэхён встречал за свою недолгую жизнь. Чон определённо заслуживает рядом кого-то похожего на самого себя, а не его — запутавшегося в собственном внутреннем мире пацана.       Будучи маленьким мальчиком, Тэхён не понимал сути знаменитой фразы: «Рядом с тобой мне хочется быть лучше».        Став подростком, лишь закатывал глаза на такое убогое экранное клише, которое мелькало в каждой второй голливудской мелодраме, но сейчас…       Не сказать, что он вырос в том самом ключе, который подразумевает в себе зрелость и житейскую мудрость, но сейчас, как никогда прежде, понимает смысл этого высказывания.       Звучит до судорог приторно, но находясь рядом с Чонгуком, ему отчаянно хотелось быть лучшей версией себя.       Он хотел бы дарить юноше, который умудряется пленить в пожизненное рабство чужие сердца, ту же заботу, нежность, тепло. Как было бы здорово ходить вместе на маленькие милые свидания, которые они оба будут вспоминать спустя какое-то время. Хочется окружить Чонгука комфортом, чтобы тот чувствовал себя в безопасности, а не катался на качелях эмоциональной незрелости.       Тэхёну нужно время, чтобы осмыслить многие вещи и принять их, но, при всех его благих намерениях, он не может заставлять Чонгука ждать.       — Всё в порядке, Гук, — приподняв уголки губ, постарался заверить Тэхён, накрывая его ладонь своей и на секунду сжав, — прости, что вспылил. Это было убого с моей стороны. Видимо мне действительно не стоит пить, начинаю молоть какую-то чушь.       Этого недостаточно. Он звучит неубедительно и отводит глаза, словно нашкодивший ребёнок. Нужно придать голосу больше непринуждённости и стереть в порошок любые намёки на неуверенность.       Камера. Мотор. Начали!       — Тем более, — продолжает Тэхён, натягивая на лицо кривую самодовольную улыбку, — я и сам проснулся далеко не в одиночестве. Так что можешь не переживать и спокойно жить свою лучшую жизнь, дружище.       Дружище.       Как ты жалок, Ким Тэхён. Ещё бы хлопнул по плечу и назвал братаном, чтобы всех в радиусе километра стошнило от твоего дешёвого спектакля.       Он старается вложить как можно больше уверенности в свой вид и взгляд, которым наконец встречается с Чонгуком, но то, что он видит, едва ли радует. Пару долгих минут тот всматривается в его лицо, будто ждёт хоть один знак, мельчающую деталь в его мимике. Тэхёну стоит колоссальных усилий, чтобы не двинуть ни одним мускулом, а затем Чонгук отмирает и его тело вербально говорит само за себя.       — Проснулся не один, значит, — уточняет прохладно, убирая руки в карманы и делая пол шага назад, а Тэхёну иррационально хочется потянуться следом, но он сдерживается и кивает.       — Ага. Кажется, её зовут Мелани.       Чонгук вздёргивает бровь на полученную информацию сразу же после произнесённого «её», усмехаясь чему-то своему и следом качает головой, спрашивая чуть тише:       — И как она?       — В каком смысле? — застаёт Тэхёна врасплох. Он ерошит спутанные после сна волосы на затылке, умирая от неловкости и слегка откашливаясь.       — В прямом. — Пиная траву носком кроссовок, Чонгук небрежно пожимает плечами, но его глаза врать не умеют и Тэхён улавливает эти странные намёки на пытливость. — Тебе с ней было хорошо?       Ким замирает на секунду от столь откровенного вопроса, чтобы, выдохнув прерывисто, произнести.       — Да, было круто. Я бы повторил.       Он отвечает быстрее, чем планировал, поддерживая зрительный контакт и почти рассыпается на месте от мелькнувшего разочарования в глазах напротив.       То, как в одно мгновение тёмный взгляд Чонгука потухает, наполнившись растерянностью, а затем смятением и щепоткой неожиданной грусти, приносит Тэхёну осязаемую тяжесть в районе солнечного сплетения. Плечи парня опускаются, а выражение лица приобретает поникший окрас, но всё это происходит достаточно быстро, чтобы в следующий миг Чонгук расплылся в понимающей улыбке, вызывая в Тэхёне долю замешательства.       — Тогда я рад за тебя, чувак, — кивает Чон, неторопливо возобновляя их движение и заставляя Тэхёна, утопающего в душевном раздрае, последовать за ним, — нет ничего лучше хорошего секса в конце тусовки. Я, как видишь, тоже времени не терял.       — Наша ноющая печень это даже прочувствовала, — укоризненно подмечает мозг Тэхёна, а сам он излишне драматично вздыхает. Ему остаётся лишь лениво переставлять ноги, игнорируя надоедливую головную боль и мысли, столпившиеся в кучу, словно покупатели у торговых центров в канун Чёрной пятницы.       Чонгук, заметивший его состояние, по-дружески приобнимает за плечи.       — Идём, страдалец, — фыркает насмешливо, но его спесь сбивает внезапно появившаяся рука в районе талии, заставив еле заметно вздрогнуть. Тэхён, позволивший себе впервые хоть какие-то ответные действия, эту мелочь замечает, но никак не комментирует по понятным причинам. — Нам нужен душ и похмелочный суп.       — Я не умею варить суп, — устало бурчит Тэхён, щурясь от яркого солнца, которое выедает воспалённые глазницы.       — Как хорошо, что у тебя есть такой крутой я, умеющий варить хэджангук, — не глядя на него, заявляет Чонгук, когда они оказываются у крыльца общежития и пропускает Тэхёна по лестнице вперёд. Ким впадает в ступор, замирая ногой на пару ступенек выше и оборачивается в неверии, заставив Чонгука остановиться и встретиться с ним недоумевающим взглядом. — Что?       — Ты умеешь готовить корейскую еду?       — Ну, раньше не умел, — юноша дёргает головой в сторону, безразлично оглядывая местность, а затем снова поворачивается к Тэхёну, — но теперь у меня есть ты, поэтому я спросил у папы пару рецептов. Забавно, кстати, то, что в первую очередь он рассказал мне, как приготовить суп от похмелья, будто мы сюда не учиться приехали, а беспробудно бухать, в самом деле…       Дальше голос Чонгука доносится словно сквозь толщу воды. Тэхёна внезапно осеняет, что он даже не обратил вовремя должного внимания на факт появления у них на столе тех или иных закусок из корейской национальной кухни. В голове мелькает короткое воспоминание о том, как он около месяца назад разнёс в пух и прах внезапно появившееся на столе кимчи. Чонгук тогда лишь поджал губы и кивнул, выражая сожаление, мол, что поделать — американское.       «Теперь у меня есть ты.»       Тэхён закрывает ладонями лицо, сдерживая в себе стон разочарования. Ему хочется, чтобы земля сию минуту разверзлась под ногами, а сам он мог успешно провалиться к её ядру.       Чонгук лез из кожи вон, пытаясь быть хорошим другом, чтобы Ким не чувствовал себя одиноким в чужой стране, не испытывал дискомфорта от новой обстановки, отвлекал от тоски по родине. Он делал всё, чтобы Ким мог сосредоточиться на учёбе, не тревожился по пустякам и не забывал про отдых.       Кто-то скажет, что он и не обязан кланяться в ноги, ведь Чонгука никто не просил быть добрым, понимающим, отзывчивым и далее по списку, но по скромному мнению Тэхёна, это лишь отговорка для людей малодушных, которые любят снимать с себя ответственность, как грязные носки в конце дня.       Всем нам нравится что-то получать, а вот отдавать что-то взамен не все способны и готовы. Отвечать добром на добро не долг и не обязанность. В наше время это скорее похоже на суперспособность, которой обладает далеко не каждый.       Да, он Чонгука не просил и не заставлял, это было личное желание его соседа. Другой вопрос в том, что было бы, если бы Чонгук, к примеру, относился к нему, как к обычному мальчику-эмигранту и не придавал особого значения его существованию, живя и учась в своё удовольствие, контактируя с ним постольку-поскольку?       Тэхён, по его прогнозам и знанию собственного характера, вероятнее всего, впал бы в депрессию от одиночества спустя месяц нахождения в Америке. Не посетил бы той огромной кучи мест, выставок и достопримечательностей, которые показал ему Чонгук. Он, с его заядлым домоседством, наверняка не поплавал бы в океане, к которому его свозил Чон и не познакомился с тем огромным количеством классных людей. Ко всему прочему, не испытал бы абсолютного счастья, сорвав голос на концерте Бьёнсе, билеты на который, он убеждён, с огромным трудом достал…       Не будем показывать пальцем.       Все эти события и воспоминания Чонгук подарил ему всего лишь за несколько месяцев знакомства, ничего не требуя взамен, а сколько ещё они переживут за предстоящие годы?       Тэхён, сидя на диване в тот день, приняв душ и таблетку от головы, задумчиво смотрел на голую спину соседа, кружащего на их маленькой скромной кухоньке. Тот готовил корейский суп для двоих, пока Ким давал себе обещание стать для Чонгука другом ничуть не хуже, чем были для него всё это время. Возможно, он и не дорос ещё для того, чтобы превратить их отношения во что-то большее, но, Тэхён клянётся, что если в будущем он, набравшись опыта, получит шанс быть с Чонгуком в качестве партнёра, то, во что бы то ни стало, не упустит эту возможность.       Он прикрывает глаза, когда перед ним ставят миску ароматного супа, а затем смотрит на присевшего напротив Чонгука, такого домашнего и родного в одних серых трениках, без пирсинга, с высохшими кудряшками волос, большими блестящими глазами, глядящими мягко в ответ. Тэхён впитывает его образ, отпечатывает на сетчатке глаза, татуирует на внутренней стороне век и посылает своему будущему «я» ментальный поджопник через бесконечное количество параллельных вселенных с единственным посланием:       «Не проебись».

***

             Глухой хлопок входной двери возвращает в реальность, заставляя нахмуриться.        Небольшой циферблат в углу телевизора показывает начало одиннадцатого ночи. Чонгук сбрасывает кроссовки, что-то бурча себе под нос в темноте и, Тэхён знает, вслушиваться бесполезно, поэтому смело басит:       — Я думал, тебя сегодня не будет.       — Ёб твою…— ударяясь коленом о дверной косяк, чертыхается Чонгук и на ощупь включает свет в гостиной, — Ким Тэхён, в сраку тебя раком, напугал до уссыку!       Тэхён шкодливо улыбается, щурясь ехидно, пока друг убирает их обувь в шкаф.       — Так у людей от меня ещё трусы не намокали. Поздравляю, ты вырос первооткрывателем.       — О, гляньте-ка, кто у нас тут дохера стендапер, моё почтение, — ёрничает Чонгук, отвешивая саркастический поклон, а затем складывает руки на груди. — Ты чего в темноте сидел, полтергейст на минималках?       Тэхён на вопрос лишь пожимает плечами и, отпивая глоток, молча салютует бутылкой пива. Он не знает с чего начать и чем закончить. Чувствуется некая душевная засратость, но не более. Сейчас это не беспокоит его до той степени, как раньше. Наоборот, что-то будто щёлкнуло в голове, и теперь он всё отчётливее ощущает лёгкость в теле и разуме, словно познал дзен.              — О-о, я знаю этот взгляд, — кивает сам себе Чонгук и движется к холодильнику, чуть прихрамывая.       — Какой ещё взгляд? И откуда покрасневшие костяшки? Погоди, ты почему хромаешь? Что вообще...       — Во-первых, можешь пиздеть кому угодно, но я тебя знаю, как облупленного. Твоей кислой мордой только капусту и квасить, — откупоривая свою бутылку с лицом знатока, перебивает Чонгук, плюхаясь рядом на диван. Закинув ноги на журнальный столик, он берёт разгон от «ох, мой бедный зад» до «ну мёд, ну медятина», растягивая вслух гласные. — Во-вторых, не съезжай с темы и поведай своему бро, что у тебя приключилось.       Тэхёна корёжит уже от этого блевотного «бро». Он ловит себя на мысли, что пора бы уже с этим что-то делать, иначе определённо поедет крышей, но сейчас задача предстоит несколько иная. Ему необходимо с кем-то элементарно поделиться, просто буднично обсудить небольшую эмоциональную встряску. Не будь один конкретный Чон Чонгук таким настойчивым говнюком, Тэхён бы перемолол себе косточки молча, как привык это делать все предыдущие разы, но тот ведь не отстанет.       Да и, если быть откровенным, он не хочет, чтобы от него отставали, как минимум и сразу же максимум, всё тот же один единственный и неповторимый Чонгук. Спроси кто Тэхёна сейчас, где бы он хотел находиться в данный момент, чтобы отвести душу и скинуть груз накопившихся мыслей, он бы ни секунды не думая ответил, что уже в самом лучшем месте рядом с самым лучшим, любимейшим человеком.       Тэхён сказал «любимейшим»? Да, наверное, сказал. Пока что у себя в голове, но это детали. Он всё ещё в процессе принятия неизбежного.       Ким немного съёживается, запахивая потуже халат и поворачивается корпусом, задумываясь.       — Я скучный?       Чонгук, поднося бутылку ко рту, застывает.       — У нас в меню сегодня викторина? Есть варианты ответа? Помощь зала? Звонок другу?       — Я твой единственный друг.       — А вот и нет, — возмущается Чон, тыкая в него пальцем, — у меня полно друзей.       — Старая библиотекарша и пожилой продавец в seven eleven не в счёт, — подначивает Тэхён, пихая его в бок.       — Пошёл ты! Завидуешь, что я могу не сдавать вовремя книги и получаю халявные онигири, так и скажи, — Чонгук смеётся по-детски, щекоча друга в ответ, но через пару секунд оставляет в покое. — И нет, я не считаю тебя скучным. Кто опять втемяшил тебе в голову очередное дерьмо, а? Покажи пальцем, я отмудохаю его, мало не покажется.       — Чонгук, окстись, ты не каратист, а филолог.       — Зато я могу обматерить человека на восьми языках. Не недооценивай силу лингвистических пиздюлин.       В этом весь его Чонгук.       Тэхёну достаточно показать пальцем и тот уже готов рычать, как дрессированный ротвейлер, брызжа ядовитой слюной на любого обидчика. Хорошо, что Ким не пользуется этой опцией их дружбы, а то у них бы не хватило мусорных мешков, чтобы избавиться от всех тел.       — Мы расстались с Элис, — небрежно бросает Тэхён, присасываясь к стеклянному горлышку, пока рядом сидящий Чонгук сводит брови к переносице.       — Не знал, что вы официально встречались.       — Она мне сказала примерно то же самое, — Ким методично отдирает этикетку, хмыкая себе под нос, — но тут реально нет её вины, что я навесил на нас какой-то ярлык. Да и не то, чтобы я страдал от разбитого сердца.       — А что не так тогда? Расскажи уже нормально, не то мы так до турецкой Пасхи просидим.       — Не раньше, чем ты мне объяснишь, что случилось с тобой.       Чонгук кривится, отворачиваясь, но Ким буравит его взглядом, полными непреклонного упорства и немого: «я даже не пикну, если ты не согласишься разгрузиться и рассказать о своих проблемах». Чонгук без энтузиазма капитулирует, зная, что ему ничего не остаётся, как только кивнуть в согласии.       Ещё раз смерив его предупреждающим выражением лица, чтобы даже не думал соскочить с их договорённости, Тэхён глубоко вздыхает и рассказывает более подробно о событиях последней пары часов. Чонгук превращается в слух и изредка эмоционирует фырканьем с короткими ироничными вставками, но в большей степени сохраняет серьёзный настрой. Тэхён в ответ, слушая своего соседа, несколько раз порывается встать и пойти к Мэттью, чтобы закончить начатое и превратить пацана в фарш, но его останавливают, смеясь и называя доморощенным героем. Спустя долгих сорок минут они замолкают, пока Чонгук не нарушает тишину озадаченным тоном.       — То есть… Нет, погоди, нахрен, дай-ка сообразить, — он подаётся вперёд, опираясь на свои же колени и жестикулирует почти пустой бутылкой пива, пока Тэхён, под его громкие выводы, направился к холодильнику за добавкой. — Тебя обсмеяла, кокблокнула и отшила девчонка, потому что ты, — готовясь загибать пальцы, он вытягивает перед собой ладонь, — заботливый, ласковый, уважающий себя и своих партнёров мужик, который не ебался на стороне и не драл её, как резиновую куклу, о чём она ни разу не упомянула? Поэтому ты вписан в ряды скучных неинтересных душнил? Я ничего, блять, не упустил в этом цирковом представлении?       От того как Чон говорит о нём даже становится неловко. Он присаживается обратно, меняя бутылки под благодарный кивок и умиляется экспрессивной реакции Чонгука на услышанное.       В груди что-то теплеет и несомненно приятно вибрирует от того, как участливо ведёт себя влажная мечта половины их университета по отношению к его скромным жизненным событиям. Чонгук кажется таким вовлечённым, будто у Тэхёна случилась не обычная рядовая ситуация, происходившая когда-то с миллионами других студентов, а чуть ли не катастрофа вселенского масштаба. Это заставляет расползтись на его лице довольной улыбке.       — Не считая того, что ты почти возвёл меня в ранг идеальных мужчин, то да, вроде бы всё верно, — с грудным смехом отзывается Тэхён, но то, что следом говорит Чонгук, заставляет его внутренности сжаться.       — Тэ, твоё поведение не идеал. Это база! Но даже если и так, где я не прав? — Лицо человека, с которым он прожил больше несколько лет, не выражает собой ни единого грамма сарказма или насмешки. Чонгук абсолютно серьёзен, произнося каждое слово. — Красивый, умный, сексуальный, добрый и участливый. Тут не надо быть гением, твои манеры сраного лорда и отменный зад буквально кричат о том, что ты прекрасный любовник. Ты терпеливый, не заносчивый и целеустремлённый, а ещё с тобой всегда есть о чём поговорить. Я могу продолжать, пока деревья не перестанут вырабатывать кислород, но поверь мне, Тэ, любой захочет тебя себе, будь у него хоть капля рассудка и исправно работающий мозжечок. Элис твоя просто дура.       — Чонгук, — выразительно журит его Тэхён, а у самого щёки нагреваются и просыпается дурацкая аритмия от прозвучавшего в слух. Ладони горят от желания притянуть к себе, обнять, зарыться носом в шею, дышать человеком, который отдал так много и продолжает это делать, даже не догадываясь о том, что творит с его сердцем.       — Я уже двадцать три года Чонгук, и что мне теперь, обосраться? — Цокает недовольно, явно находясь в запале негодования и не замечает блеска в глазах напротив. — Нечего меня стыдить. Я не мизогин, ясно? Я поддерживаю женщин и люблю их всем своим гейским существом, но куда мне до этих странных алгоритмов, когда на редкость гринфлажного мужика прут под жопу?       Тэхён хохочет басисто, пока Чонгук продолжает осыпать его кринжовым набором комплиментов, приправляя речь своим исключительным юмором, а Ким ничего не может с собой поделать, так сильно ему хочется, чтобы этот момент никогда не кончался. Чтобы они вот так сидели всю жизнь, обсуждая что-то, смеясь над всякими глупостями, рассказывая о прошедшем дне и строя какие-то общие планы на будущее, а потом… Потом Тэхён бы заставил неумолкающего Чонгука заткнуться своими губами, опрокинул спиной на этот проклятущий диван, повидавший всякого лишь за их пребывание здесь. Он медленно стянул бы с него одежду, обласкал каждый миллиметр кожи, чтобы Чонгук не просто услышал, а понял и почувствовал, как сильно он ему необходим. Тэхён рассказал бы без слов, как невообразимо жалеет о том, что потратил своё, нет, их время не на тех людей, когда тот самый, кто был нужен, всегда находился рядом.

livingston — neon

      — Перестань меня нахваливать так, будто я чем-то лучше тебя, — лукаво улыбается Тэхён, глядя из-под высохшей чёлки, пока Чонгук берёт словесный перерыв, отвлекаясь на пиво. Он замирает с надутыми от жидкости щеками, смотря в ответ удивлённо и недоверчиво, как если бы ему только что сказали, что планета плоская.       — А что во мне такого?       — Ты прикалываешься, что ли?       — Я похож на шута? — Чон хмурится, но заметив красноречивую реакцию на чужом лице, признаёт осечку. — Окей, ладно, я понял тебя, крысёныш, но это не отменяет того, что мне всё ещё не за что петь дифирамбы.       И продолжает, как ни в чём не бывало, хлебать свой хмель, тупо уставившись в тихо шумящий телевизор, пока Тэхён не понимает, что тот не притворяется.       — Погоди, Чонгук, — отталкиваясь спиной от дивана, поворачивает его к себе за плечо, — ты сейчас на полном серьёзе хочешь сказать, что даже не догадываешься почему я и ещё куча людей считаем тебя самым ахуенным парнем, ступавшим на землю?       — Потому что у вас низкие стандарты? — Чон захмелевши хихикает, а затем округляет глаза, — стой, что ты только что сказал?       — Я сказал то, что сказал и ты прекрасно меня слышал.       — Ты бредишь.       — Вовсе нет.       — Вовсе да.       — А я считаю, что нет.       — Ну так пересчитай.       — Хорошо, блять, — Тэхён, жаждая доказать чужую неправоту, закатывает рукава халата, — объясни мне, почему я не должен считать тебя мужской реинкарнацией принцессы Дианы и я завалю ебало.       — Пф, да легко, — вторит его позу Чонгук, агрессивно ставя бутылку на журнальный столик. Ким прослеживает его движения, отмечая про себя, что, наверное, впервые за всё их знакомство юноша так откровенно раздражён, но раздражение не злобное, а скорее болезненное. Оно направлено на самого себя, словно Чонгука бесит собственное существование и то, о чём он сейчас собирается рассуждать. Тэхён чувствует, что что-то идёт не по плану и хочет уже закрыть неудобную тему, но не успевает. — Начнём с того, что я веду себя, как ёбаный клоун не от того, что мне охота веселить окружающих, а потому что это мой идеальный механизм коммуникации, при котором я чувствую себя под защитой. Многие видят во мне лишь заносчивого похуиста, но ты удивишься тому, какой я слабый и боюсь кучи вещей в этом мире. Как вишенка сверху во мне сидит жирный червь страха, что кто-то реально узнает, что я чего-то боюсь. В среднем, я смотрюсь в зеркало один-два раза в день и то зачастую для того, чтобы проверить нет ли на моём лице остатков зубной пасты. Остальное время избегаю своего отражения, потому что у меня столько разномастных заёбов, впору психологические мемуары писать. Я начал забивать своё тело краской и делать пирсинг, чтобы обмануть свой мозг в надежде, что он поверит, якобы мы становимся лучше, но в итоге, мой психотерапевт сказал, что самообман только ухудшает моё состояние.        Он делает секундную передышку, чтобы убедиться, что его внимательно слушают. Тэхён лишь успевает мысленно схватиться за слова о психотерапии, как речь Чонгука вырывается из его лёгких скоростным потоком.       — У меня огромный нос, которым можно вспахать поле пшеницы. Одна губа тонкая, другая пухлая, будто у господа Бога закончилась на мне гиалуронка. Талия непропорциональна телу, я выгляжу как два долбанных треугольника, соединённых кончиками посередине. Про зубы вообще отдельный триллер. Я носил брекеты три года в школе и мне, помимо того факта, что я был «гибридным желторотым узкоглазиком», пришлось выковыривать ещё и из-за них кучу говна, которым меня кормили мои одноклассники в виде буллинга, пока всё, чего я хотел это просто жить и красиво улыбаться. Но хрен там! Два передних уёбка всё равно остались торчать, делая из меня подобие ушастого грызуна. И это я только лицо расписал, а если вернёмся к моей засранной башке и постучим в неё, то оттуда нам ответят проблемы с доверием, СДВГ, приступы гипомании и депрессивные эпизоды на фоне ПТСР. Не говоря уже о том, что у меня в любой момент может случиться аллергический приступ, потому что организм вдруг решит, что продукт, который я ел с рождения, внезапно должен меня, блять, убить. И, казалось бы, полный пакет, комбо за триста, всё включено, так я ещё и гей! Слава всему сущему, что хоть в более-менее толерантной стране. Только, вот незадача, при всей своей возвышенной терпимости, это государство будто бы не располагает нормальными партнёрами, потому что мужики, которые мне попадаются, с какого-то хуя думают, что меня можно просто поиметь в жопу и я за это должен бить челом, целуя ноги.       Он поджимает губы, уставившись в одну точку на лице своего опешившего слушателя. Зрачки расширены, дыхание мелкое и хриплое, как будто пересохло в горле. Чонгук дёргано вытирает вспотевшие ладони о потёртую ткань джинс на коленях, находя спасение в выбившейся из шва нитке.       В Тэхёне нарастает внезапно включившаяся сирена, которая интуитивно предупреждает держаться покрепче, потому что услышанное через пару минут выбьет всякую почву из-под ног. Тело неосознанно покрывается мурашками от плохого предчувствия, когда их взгляды вновь пересекаются, а в глазах Чонгука прослеживается всё: боль, стыд, мольба о помощи, выстраданные воспоминания. Они изношенные, как виниловые пластинки, которые всё равно пылятся на полках разума. Там горькая, вязкая правда, застывшая битым стеклом и сколько осколки не собирай, что-то да останется, будет напоминать о себе до последнего вздоха. Потому что так работает наша память.       — Знаешь, что забавно? Когда к тебе относятся так на постоянной основе, всё чаще посещает мысль, что может быть проблема как раз таки в тебе. Следом, начинаешь в это верить, но так уж получилось, что я люблю секс и не хочу от него отказываться, даже зная, что меня используют, потому что, видимо, лишь на это я и могу расчитывать. «Вкусившему перчик, остальная еда будет пресной». Это называется деструктивность, если тебе интересно. Я прочитал это в брошюрке перед тем, как мне об этом рассказал на приёме доктор Купер, — несколько замявшись, Чонгук переходит на полушёпот, но в звенящей вокруг тишине, в которую не прорывается даже слабый звук телевизора, он кажется оглушительным. — По началу, слыша такое, тебе кажется, что ничего подобного с твоей головой не происходит. А потом вспоминаешь, как тебя имели сразу трое, пока ты, напоенный некой дрянью, которой точно не могло быть в твоём стакане, сбиваешься со счёта, в какой раз тебя уже пускают по кругу и наивно пытаешься себя убедить, что это не изнасилование. Врач говорит тебе обратное, убеждает обратиться в полицию, а ты не делаешь этого, потому что твой отец только получил долгожданное место в государственной палате юристов. Ты не хочешь портить его репутацию, пока твоя собственная, словно гербарий из говна и палок, рушится шепотками за спиной, просачивается в мышиные норы и, недюжинными усилиями коллективного эгрегора, растворяется во временных петлях едкими «шлюха» и «нимфоман». Пытался ли я это остановить? Ты даже представить себе не можешь, как долго и упорно я пытался. Никому не интересно, что я тоже человек, что у меня тоже есть чувства, что я тоже могу любить. Да, я и это умею. Только вот с таким пиздецом за пазухой я не способен прийти к любимому человеку и, глядя в глаза, признаться уже который...       Стоп.       Тэхён не сразу понимает, что задержал дыхание, ожидая продолжения, но Чонгук отворачивается, дёргано хватаясь за пиво и допивает в несколько крупных глотков, с громким стуком ставя бутылку на журнальный столик.       Он не даёт и шанса на то, чтобы обработать полученную информацию, спрашивая на выдохе:       — Надеюсь, мой аргумент был достаточно развёрнутым. А теперь скажи мне, пожалуйста, в какой Вселенной я весь из себя такой идеальный?       Чонгук буквально вгрызается взглядом в оцепеневшего Тэхёна, глядя выжидающе и в то же время, будто не ожидая ничего. Становится страшно от того, насколько глаза его вечно весёлого, жизнерадостного, никогда не унывающего Чонгука, выглядят в данный момент безжизненными. Словно он сам себя опустошил, высказав всё, что таилось на душе, вскрыл зарубцевавшиеся шрамы, заставляя снова сочиться и болезненно ныть. Тэхёну неистово хочется расцеловать каждый, забинтовать и лелеять, пока от них не останется и следа. Жаль всё-таки, что Хогвартса не существует в реальной жизни. Он бы отучился там с отличием, вытерпел любые нападки, испытания и турниры, только лишь для того, чтобы смочь заколдовать все чонгуковы раны.       Тэхён ощущает горечь на языке и тяжёлый ком где-то в грудине. Хочется его выкашлять и закричать во всю мощь, но звуки будто оказались заперты в его теле, как в тех самых кошмарах, что нам снятся по ночам, когда нужно позвать на помощь, но голос словно выключают.       Ему невыносимо видеть Чонгука таким, слышать то, с каким холодным безразличием он говорит о себе, о своих чувствах и о том, что…       Тэхён трясёт головой, будто над ухом жужжат надоедливые болотные комары. В это всегда сложно поверить. Чьи-то проблемы зачастую кажутся далёкими и неосязаемыми, пока прямо или косвенно не касаются нас самих, а когда всё же настигают, то обрушиваются неверием. Как такое возможно? Чтобы кто-то, да вот так… С Чонгуком? Да с кем угодно!       За что? Где эти люди? Живы ли и если да, то почему?       Кто бы мог подумать, что в пацифистском сознании Тэхёна может проснуться такая непреодолимая тяга к убийству.       Тело ёжится, словно продрогло на морозе. Его, подобно колодцу в дождливый день, переполняет яростью. Мыслей так много, что голова, кажется, лопнет сию секунду. Он пытается сфокусироваться на ладонях, но те начинают подрагивать и их приходится сжать до белых лунок на коже от отросших ногтей. Слепая ненависть окутывает тяжёлым пледом, разогревает внутренности, создаётся впечатление, будто он вот-вот сгорит изнутри. От того, как с Чонгуком поступили, хочется крушить всё вокруг, лично каждого отдать на четвертование, вершить самосуд, если потребуется, а затем его прошивает осознанием.        А где был он сам в это время?       Где был Тэхён, когда близкий человек нуждался в нём? Почему не знал? Как мог не заметить того, что происходит? Неужели он был настолько слеп и глух?       Он обещал себе, что станет для Чонгука той самой опорой, которой тот был для него с первого дня их знакомства.       Не справился.       Понуро опустив голову, он бегает глазами по полу, по своим коленям, по столику и обивке дивана, судорожно пытаясь понять, как так вышло, что он, сука, допустил, чтобы Чонгук проходил через всё это в одиночку.       Тёплая ладонь на дрожащих пальцах заставляет Тэхёна вздрогнуть.       — Я знаю о чём ты думаешь, но не надо. Это уже случилось, Тэ, ничего, увы, не изменишь. — Желание разреветься, как ребёнок, накрывает лавиной, когда уголок губ Чонгука приподнимается, выражая смирение, что жалит подобно ядовитой кобре, чёрт подери. — Помнишь, я был месяц на практике в Москве прошлым летом? Там я услышал пословицу. Сейчас, дай пошевелю мозгами, чтобы адаптировать… А! «Знал бы, где упал — соломку б подстелил». По сути её сжатый смысл в том, что мы не застрахованы ни от чего в этой жизни. Ты не мог знать, что это произойдёт, как и я. Никто не мог. Ну, разве что Колин, — голос на произнесённом имени звучит едко, а сам он усмехается печально и собирается уйти, похлопав Тэхёна по колену, — поэтому не грузись, умоляю тебя. Я уже давно проработал эту ситуацию за баснословные суммы денег, ушедшие на терапию и кучу лекарств, помогавших моей кукухе не уехать куда-то на Северный полюс.       Тэхён успевает слабой хваткой уцепиться за чужое запястье, подняв покрасневшие глаза, чтобы спросить одно единственное, на что находится смелость:       — Когда?       Чонгук, наклоняет голову на бок, пронизывая его рентгеновским взглядом, раздумывает над чем-то своим, а затем устало произносит:       — Конец первого курса, вечеринка по случаю окончания очередного учебного года, — он слабо хмурится, но затем кивает согласно своим воспоминаниям. — Тебя тогда не было.        Шестерёнки в голове Тэхёна скрипят, съезжаясь в один механизм. Всё верно, он закрыл зачёты и экзамены пораньше, чтобы взять билеты домой.       — Я сначала не хотел идти туда без тебя, думал, отдохну в комнате и на следующий день поеду к родителям. На самом деле, мало что помню чётко из того вечера. Последнее внятное воспоминание — это как я, сидя на этом самом месте, хотел позвонить тебе по фейстайму, поболтать, узнать о твоих делах и всё такое, но ты, видимо, не слышал или занят был, не столь важно.        Если бы только Чонгук знал насколько это важно. Тэхён молча сокрушается, продолжая слушать то, что будет медленно пожирать его до конца дней.        — Колин просто завалился сюда и был уже под градусом, уговаривая пойти выпить с ними, а не торчать здесь как монах. Мои отговорки, естественно, не сработали и я оказался в общине, а там — стакан, ещё стакан. К моей чести, могу сказать, что пил только пунш, — задумчиво изрекает Чон, напрямую обращаясь к нему. — Ты когда-нибудь видел, чтобы от пунша людей накрывало к чертям собачьим до беспамятства? Я вот нет. Только оклемавшись на утро весь в крови, сперме и собственной рвоте я как-то, знаешь, сразу понял, что произошло, но мозг сработал быстрее и купировал панику с истерикой. Нашёл вещи, добрался кое-как до нашего блока, принял душ из кипятка и пытался стереть следы произошедшего до последней царапинки. Те несколько суток, что я лежал на кровати в комнате, были похожи на кому. Много думал, плакал, конечно, иногда выходя поссать да попить, чтобы вернуться и снова реветь. Но знаешь, что странно? Где-то через неделю до меня дошло, что я находился не у себя, а у тебя в комнате. Видимо, подсознательно решил, что твои стены вылечат лучше.       Чонгук заканчивает рассказ и, выкинув бутылку в мусорку, уходит в ванную, оставив Тэхёна в одиночестве, а того словно распяли и бросили истекать кровью в подвешенном состоянии.       Дышать, осознать, принять. Всё это неподъёмно сложно для него, а каково было Чонгуку? Его заново начинает трясти от одной лишь мысли об этом.       Тэхён помнит почему тогда не взял трубку и хочет удариться головой о ближайшую поверхность, потому что его ранний улёт домой не был связан с желанием сэкономить или провести с семьёй больше времени. Он сбежал, чтобы проверить, пройдёт ли его привязанность к Чонгуку на большем расстоянии и более продолжительном в разлуке времени.       Те звонки, которые он проигнорировал, отзываются теперь колоколами.       В тот вечер родители устроили званый ужин с семейством Чхве. Видимо, фантазии матушки питали в ней слепую надежду на то, что дочь господина Кенсу, папиного школьного друга, сможет заинтересовать Тэхёна настолько, что он бросит учёбу в Америке и вернётся на родину строить традиционную семейную жизнь.       Чхве Минхи была милой, тихой, спокойной девушкой с хорошими манерами. Она показалась Тэхёну славной, но в ней, как оказалось, не было того, что требовалось для волнения его души. Список был не то, чтобы длинным, но ни один пункт, к сожалению, от неё не зависел.       У Минхи была ровная, выбеленная кожа, без единого прокола и рисунка. Она смеялась смущённо в ладошку, вместо того, чтобы запрокидывать голову назад и хохотать от души, обнажая зубы. Краснела от тривиальных отцовских шуток, очень отдалённо намекающих на что-то неприличное, и вряд ли когда-нибудь пошутила бы их сама, приправляя браным словцом.       У неё в стакане ярко переливался апельсиновый сок, который она пила через трубочку, а в тарелке покоились и увядали голые листья салата. Тэхён даже не мог себе представить вероятность того, что в будущем она сидит рядом с ним, вгрызаясь в куриное крылышко и запивает его залпом пинтой пива, которая заставила бы её смачно отрыгнуть.       Фигура Минхи была по-детски хрупкой и миниатюрной, без широкого разворота плеч, так удачно контрастирующего с осиной талией и мясистыми аппетитными бёдрами.       Минхи была славной молодой девушкой, которой парень желал счастья искренне и от всей души, но она не была Чонгуком.       Она не была тем, по кому Ким соскучился ещё в самолёте, на пути из Денвера в Сеул, но перезвонил лишь спустя пару недель, когда желание услышать тот самый голос стало почти жизненно необходимым. Теперь он понимает, что все два месяца его отсутствия Чон отвечал немного сухо и односложно не потому, что кутил и веселился, позабыв о существовании Тэхёна, а потому что Чонгука сломали и ему пришлось в одиночку собирать себя заново.       Чонгук сказал «не надо», зная прекрасно, какая реакция последует, расскажи он подробности той ситуации — Ким обязательно обвинит себя.       Он не ошибся. Тэхён думает о том, что если бы он тогда принял звонок, с Чонгуком могло ничего этого не случиться. Они бы проговорили по фейстайму до глубокой ночи и кто-то из них вырубился бы первым на середине разговора, пока второй делал бы смешные скриншоты.       Ненависть к себе и своему скотскому поведению растёт в геометрической прогрессии, когда он вспоминает, как холодно отреагировал на возобновление их привычного общения за несколько дней до возвращения в университет и как Чон, по своему обыкновению, отшутился очередной бредовой инсинуацией. Сейчас пазл в голове складывается в единую картину, в которой всё это время Чонгук строил хлипкие стены и делал отвлекающие манёвры для того, чтобы Тэхён не узнал правду, чтобы не видел всех этих слабостей, и чтобы ни за что на свете не догадался о том, что сделал Колин.              Колин, Колин… Что-то знакомое.       Ах, точно. Колин О'Бриан.       Выпускник, что вился рядом с Чонгуком последних три месяца их первого курса. Он был типичным популярным белым американцем, игравшим то ли в футбол, то ли в регби, то ли ещё какую-то спортивную хреновину, качал мышцы шесть раз в неделю, любил громко рассказывать о своих сексуальных похождениях и отвешивать шуточки на уровне первобытного быдла.       Тэхён, прикрывая глаза и возобновляя образ перед глазами, был свято убеждён, что если бы перед этим парнем поставили зеркало в полный рост, он бы не постеснялся подрочить сам на себя. Что оставалось загадкой, так это почему и каким образом он оказался рядом с Чонгуком и начал вести с ним дружбу. Удивительным казалось и то, почему сам Чон общался с кем-то у кого мозг, по ощущениям, был размером и развитием с кедровый орешек.       С другой стороны, Чонгука смело можно понять. Любому, особенно не умудрённому опытом первокурснику, будет приятно иметь связи со старшими. Их внимание в совокупности с влиянием на твоё будущее и социальное положение в университете может слегка вскружить голову. Чонгук не слыл дураком. Его проблема заключалась лишь в том, что он был слишком светлым и доверчивым парнем, а от этого действительно никто не застрахован. Сколько бы люди не говорили, что часть вины всегда лежит и на том, кого предали, всё это чушь собачья.       По роже Колина было понятно, что он не относится к контингенту примерных студентов и далеко не самый приятный тип, но то, что он совершил, по всей видимости, сговорившись со своими дружками… Немыслимо и не поддаётся никаким оправданиям. Да и есть ли смысл их искать? Рано или поздно, приходится признать, что некоторым людям просто нравится делать других несчастными.       Самое ужасное то, что этот ублюдок наверняка не получил своё наказание в виде маломальской кармы и вряд ли получит со стороны закона, даже если Тэхёну каким-то чудом удалось бы убедить Чонгука рассказать отцу о произошедшем. С того времени слишком много воды утекло, не осталось абсолютно никаких доказательств и свидетелей, очевидно, тоже не будет.       Всё, что Тэхёну, обессилено сидящему на диване, остаётся, так это быть рядом. Чонгук чётко дал понять, что ему не нужна жалость.       Ему нужна любовь, поддержка, тепло и тот, кто о нём правильно позаботится. Он может сколько угодно храбриться, но Тэхён, пусть и не такой проницательный, как некоторые, но всё же кое-что выучил о Чонгуке и теперь настало время перестать прятаться, показав это.       Достаточно самокопаний, достаточно пряток, хватит убегать и притворяться будто все эти годы не искал кого-то похожего на человека, который был подле него всё это время.       Никаких больше: «А что если?»       Недопонимания, игры судьбы и стечения обстоятельств, которые всё это время приводили его к сомнениям, убивали в нём решимость, возводя внутренние блоки, теперь могут поцеловать его в зад. Тэхён больше не отступит и не нырнёт в свой панцирь страхов, потому что сейчас он, как никогда прежде, отчётливо чувствует, что если упустит ещё хоть один день без Чонгука, то без шуток задохнётся.       Удивительно, какой прилив энергии и сил он ощущает, когда встаёт, чтобы выкинуть оставшийся мусор и выключить телевизор. Всё услышанное безумно тяготит, но вместе с тем лишь усиливает те самые чувства к парню, мужчине, роднее и ближе которого у него нет во всём чёртовом мире. Ощущения до абсолютного правильные, уместные и придают уверенности в том, что он планирует сделать.       Тэхён не уверен от чего у него кружится голова: от выпитого алкоголя или эйфории принятия, наконец-таки, самого себя и того, что прежде было спрятано глубоко внутри, а теперь плещется океаном, заполняя каждую клеточку тела.       Под приглушённые звуки шумящей в ванной воды, Тэхён мягкой поступью движется в комнату, точно зная как ему поступить.