С любовью, Позов

Взяв в руки тлеющую на подоконнике сигарету, Дима выбрасывает окурок в окно и закрывает его. Вернувшись в комнату, он молча наблюдает, как преподаватель роется в шкафу. Внимание парня привлекает матрас, брошенный на пол. Позов поднимает глаза на мужчину. — Это мне? — уточняет он, указывая кивком на матрас. Сергей Борисович оборачивается на него, опускает глаза и снова смотрит на парня. — Это мне, — коротко отвечает мужчина, доставая с верхней полки стопку чистого постельного белья. Дима с тоской поджимает губы и заламывает пальцы на руках, испытывая неловкость. Он прекрасно помнит, как пьяный после клуба спал на кровати историка, пока сам преподаватель был вынужден ночевать на кухне. Вновь доставлять Сергею Борисовичу неудобства Позову никак не хочется. — Нет, давайте я посплю на полу, а Вы на кровати, — предлагает Дима. Матвиенко недобро хмурит брови и щурит глаза, всем своим видом показывая недовольство. — Ты думаешь, я тебе предложил остаться, чтобы ты на полу здесь спал? — ворчит мужчина, отодвигая студента в сторону. Он расправляет простынь, бросает подушку на пол и берёт мягкий тёплый плед со стула. Дима присаживается на край кровати и грустно смотрит на одинокую подушку. Подготовив себе спальное место, Сергей Борисович отправляется в ванную чистить зубы перед сном. В голове Позова мгновенно возникает план, который он принимается сразу реализовывать. Он подбирает с пола подушку с пледом и кидает их на кровать. Матрас быстро сворачивает и относит на балкон, плотно закрывая двери. Сам остаётся в футболке и ныряет под тёплое одеяло, выключая основной свет и включая прикроватную лампу. Когда историк возвращается в комнату, он замечает пропажу и складывает руки на груди, глядя на студента с требованием объясниться. Дима лишь хитро улыбается уголками губ и молчит до тех пор, пока мужчина не проходит к балкону. Его самоуверенная ухмылка быстро гаснет. — Сергей Борисович, давайте ляжем вместе, — умоляющим голосом просит парень. Матвиенко останавливается и бросает на студента задумчивый взгляд через плечо. В глазах Позова читается мольба и надежда. — Я отодвинусь на самый край, если хотите. Кровать широкая, нам хватит места... — Ральф с интересом наблюдает за разворачивающейся картиной из своей лежанки. Он внезапно гавкает, словно высказывает поддержку в адрес Димы, и парень посылает ему благодарственную улыбку в ответ. — Ладно, — с хрипотцой в голосе отзывается мужчина и тут же прочищает горло. Он сохраняет невозмутимость на лице, но внутри сердце бьётся слишком часто. Сергей Борисович отворачивается от студента и подходит к Ральфу, присаживаясь на корточки. Не хочет, чтобы Позов уловил его волнение. Сергей Борисович никогда не разделял постель с кем-то. Всё детство он спал в комнате один, даже в те моменты, когда ему было страшно и он просил маму лечь рядом с ним. Во взрослом возрасте он был в кровати с девушками только из-за секса. Те сразу же уходили, когда дело было закончено. Только Юля иногда оставалась на ночь, когда сильно уставала и быстро проваливалась в сон, но Сергей Борисович никогда не ложился рядом с ней и даже не спал в одной комнате, всегда ретируясь на кухню. Историк не знает, каково это — спать с кем-то вместе. Просто так. Из-за этого на душе так волнительно и беспокойно до такой степени, что потеют ладони. Он гладит Ральфа и прикрывает глаза на короткое время, чтобы утихомирить бушующие внутри эмоции. Дима с интересом разглядывает преподавателя, размышляя о том, какие мысли витают сейчас в голове мужчины. Когда историк поднимается и разворачивается к нему с лицом, лишённых всяких эмоций, Дима понимает, что мужчина снова скрывает свои чувства, но обсуждать это и устраивать допрос не собирается. Матвиенко замечает, что Позов действительно отодвинул свою подушку на самый край кровати и придвинулся к нему сам, оставляя между ними приличное расстояние. Тихо и незаметно выдохнув, Сергей Борисович снимает штаны, оставаясь в трусах и футболке. Дима чувствует, как во рту скапливаются слюна, а к щекам приливает жар, когда бросает взгляд на крепкие бёдра преподавателя. Он силой заставляет себя отвести глаза, но яркая картинка всё равно остаётся перед глазами. Если когда-нибудь он увидит историка полностью обнажённым, то скорее всего ослепнет от красоты. Дима не понимает, как можно быть настолько привлекательным. Свет в окнах чужих домов начинает постепенно гаснуть. Санкт-Петербург погружается в холодную ночь. На улице завывает пронизывающий ледяной ветер и бушует сильная вьюга. Дима радуется, что в такие моменты он лежит в тёплой кровати под одеялом. Когда историк отключает ночник и ложится, сердце Позова пропускает удар. Преподаватель также занял место у самого края, поэтому между ними сохраняется весьма значительная дистанция. Дима натягивает одеяло до подбородка и переворачивается на левый бок, не отказывая себе в удовольствии полюбоваться преподавателем. Мужчина лежит на спине с закрытыми глазами. В густой темноте Позов видит лишь очертания его лица. Хочется быть ближе, придвинуться, спать под одним одеялом в обнимку, но Дима старается держать себя в руках. Может, Сергей Борисович хотя бы поцелует его перед сном?.. Но, кажется, преподаватель вовсе об этом не думает и начинает засыпать. У Димы нет ни малейшего желания спать. Трепетные чувства в груди и близость историка не позволяют ему так просто провалиться в сон. Он решает попробовать начать диалог. — Расскажите мне что-нибудь, — шёпотом произносит Дима, боясь, что мужчина мог уснуть. Но на удивление Сергей Борисович отзывается мгновенно. — Что? — уточняет преподаватель, не открывая глаз. — Что хотите. — А если ничего не хочу? — спрашивает Матвиенко, повернув голову к студенту. В карих глазах Димы отражается блеск луны, и это завораживает преподавателя. Позов негромко, но разочарованно вздыхает. — Тогда доброй ночи, — тоскливо выдыхает Дима, натягивая одеяло на себя ещё больше. Комната погружается в угрюмое молчание. Историк рассматривает прикрывшего глаза Позова. Неяркий свет с улицы подсвечивает черты его лица. Сергею Борисовичу хочется протянуть руку и провести кончиками пальцев по щеке и губам студента, но он одёргивает себя за такую мысль. Матвиенко не любитель долгих разговоров. В особенности он не любит рассказывать что-либо о себе, не желая затрагивать старые шрамы. Но рядом с Позовым всё резко меняется. Хочется его слушать, хочется говорить самому даже о самых страшных вещах в своей жизни. Когда Дима сидел на балконе рядом с ним и слушал историю про психолога, Сергею Борисовичу было не так болезненно и тяжело проживать эти моменты заново, словно Позов действительно забрал его боль через прикосновение. Дима слушал, сопереживал, обнимал, и все его действия будто обладали исцеляющим свойством, залечивая раны прошлого. Историк не знает, стоит ли открываться человеку, с которым у него сложились весьма неопределённые отношения. Изначально они должны были быть исключительно преподавателем и студентом. В какой момент всё пошло не так, что сейчас он лежит вместе с второкурсником в одной кровати? Благо, что в одежде. В голове мужчины всплывает огромный рой вопросов, терзающих его изнутри. Что Позов в нём нашёл? Если уж ему нравятся парни, то почему не найдёт себе... молодого? Зачем ему такой старый? Он когда-нибудь встречался с Арсением или они только с виду похожи на двух голубков? Последний вопрос историк задаёт вслух и Дима давится воздухом, резко распахивая глаза. — Что? — вскрикивает Дима, нарушая ночную тишину. — Похожи? Вы что, правда так считали? — от возмущения Позов вскакивает, принимая сидячее положение. — На первом курсе. — Сергей Борисович! — громко и с осуждением возмущённо произносит Дима, укладываясь обратно. Самое обидное, что ни в голосе, ни на лице преподавателя нет и намёка на насмешку. Он искренен и серьёзен. — Да мы никогда... Арсений мне как старший брат. И родители его воспринимают меня, как второго сына, потому что мы со школы всегда вместе были и я часто гостил у них дома. В подростковом возрасте, когда мамы не стало... — слова встают в горле комом, Дима замолкает, ощущая внезапно навалившуюся тяжесть. Историк молчит, но его взгляд выражает полное понимание. Позов продолжает, выдохнув: — Папа часто уходил в запои, приводил домой разных женщин, срывался на мне, когда был пьян и зол... поэтому я всё чаще сбегал к Арсу. Его дом и семья стали для меня более родными, чем собственные. Я им безмерно благодарен. Сергей Борисович слушает внимательно и с неподдельным интересом, но когда Дима заканчивает говорить, то он не находит слов. Понимает, что стоит что-то сказать, ведь сам спросил, но не знает что. Но Позову, кажется, и не нужно слов. Он решает плавно перевести разговор в сторону преподавателя. — Как прошло ваше детство? — интересуется Дима с опаской, боясь, что историк сейчас закроется и не станет развивать эту тему. Но парень не знает о жизни преподавателя практически ничего, поэтому горит желанием и интересом послушать его историю. Или хотя бы попытаться. Мужчина молчит так долго, что Позов мысленно сдаётся, подумав, что разговор окончен, но Сергей Борисович начинает говорить тихим голосом, в котором чувствуется горечь и тоска. — Я был незапланированным ребёнком, — Матвиенко не смотрит на Позова, упираясь взглядом в одну точку на потолке и изредка моргая. Сердце Димы больно сжимается от этих слов. Пальцы впиваются в одеяло. Он предчувствует весьма мрачную историю, но готов выслушивать историка столько, сколько потребуется. — Когда мама узнала, что беременна, захотела сделать аборт, но отец настоял на том, чтобы она рожала, — с губ историка срывается сокрушённый вздох. — Всё, что я помню из детства, это вечные скандалы родителей на кухне. Матери не нравилось, что отец зарабатывает копейки, работая учителем математики в школе. Постоянно ругалась на него, просила найти вторую работу. И... всегда попрекала мной. Сергей Борисович вспоминает одно из многочисленных детских воспоминаний, прикрывая глаза и оказываясь в прошлом. Отец поздно пришёл с работы и сидел на кухне за проверкой тетрадей с контрольной работой. Мать жарила картошку и причитала себе под нос, что их сыну нужна новая одежда на предстоящую зиму, а денег не было. Борис слушал её молча, стараясь игнорировать, но женщину это лишь больше разозлило. Она схватила пустую тарелку с полки и швырнула её в стену. Крупные белые осколки рассыпались по всей кухне. На поднявшийся шум пятилетний Серёжа вышел из своей комнаты и стал из-за угла наблюдать за очередной ссорой родителей. Мама начала кричать на отца, её руки жестикулировали резко и дёргано, а голос был слишком громким, граничившим с визгом. Серёжа бросил напуганный взгляд на разбитую тарелку и на помрачневшего отца, который всё реже появлялся дома. Он устало смотрел на свою жену, не предпринимая никаких действий. От громкого крика матери Серёжа закрыл уши руками, но это не помогло. Он всё равно всё слышал. — Ты мне сказал рожать этого ребёнка! Вот и воспитывай, папаша, — женщина схватила любимую кружку мужа, которая стояла на столе с остатками утреннего чая, и бросила её вслед за тарелкой. Борис продолжал упрямо молчать, а Серёжа вздрогнул от звука разбитой посуды. — Не надо было тебя слушать, нужно было сделать аборт тогда! Серёжа на тот момент не знал, что значит это слово, но всем нутром чувствовал, что ничего хорошего. Мама никогда не улыбалась ему, не рассказывала сказки на ночь, не говорила слов о любви. Она ненавидела собственного сына, Серёжа понял это давно, но всё равно мечтал заполучить её внимание, ласку и любовь. Он с грустной завистью смотрел на ребят в садике, которых обнимали родители. Однажды на тихом часу он разговаривал с девочкой, кровать которой стояла рядом. Он спросил, боится ли она темноты, и Маша ответила, что нет, потому что мама всегда оставляет маленький ночник в комнате, чтобы ей не было страшно. Когда Маша задала ему такой же вопрос, он ответил честно, но потом пожалел об этом. — Моя мама выключает свет и уходит из комнаты. Маша широко открыла глаза, а затем спросила: — Она что тебя не любит? — в её голосе звучала откровенная насмешка. Серёжа, лёжа в маленькой кроватке, сжал руки в кулаки и со смесью злости и обиды посмотрел на Машу. — Любит. Просто она... хочет, чтобы я был сильным и смелым. Вот. Но Маша лишь засмеялась ещё больше. Тогда Серёжа отвернулся к стенке и уснул с засохшими на щеках слезами. С Машей он больше не общался. Когда женщина прерывает свою истерику, бросая гневный взгляд на появившегося на пороге кухни сына, Серёжа весь сжимается от страха. Он попытался подойти к ней, чтобы обнять, но она, как и всегда, не позволила этого сделать, отмахнувшись, как от назойливой мухи. — Марш в свою комнату, бестолочь! Игрушки за собой прибери, иначе останешься без ужина, как вчера! Серёжа поджал губы, чувствуя скатывающиеся по лицу горькие слёзы, и посмотрел на отца, но тот был занят проверкой тетрадок и не обращал на родного сына никакого внимания. Отец у Серёжи просто... был. Существовал. Никогда мужчина не принимал участия в воспитании сына, не вступался за него, когда мама ругала его за всякую мелочь, не дарил отцовского тепла, пропадая целыми днями в школе до тех пор, пока и вовсе не ушёл в другую семью. — Тогда мать действительно меня возненавидела и обвиняла в том, что я стал разрушением семьи, — кажется, что Сергей Борисович говорит так, словно вот-вот заплачет. Дима видит и слышит, как историку тяжело вспоминать своё прошлое, но он искренне благодарен ему за то, что мужчина открывается ему, делится самым страшным и сокровенным. — Особенно после того как умер дедушка, её отец. Он жил недалеко от нас, был всегда ко мне добр и угощал конфетами. Но когда мне было семь лет, у него случился инфаркт. На последней фразе голос историка предательски дрожит. Дима не сдерживается и протягивает к нему руку, накрывая его ладонь своей. Они переплетают пальцы в молчаливой поддержке и на некоторое мгновение комната погружается в тишину. Дедушка — самое тёплое, единственное приятное воспоминание из детства. Тот, кто всегда рад был видеть внука и баловал его сладким. Серёжа редко бывал в гостях у дедушки и никогда не рассказывал ему о домашних скандалах родителей, чтобы не расстраивать. Когда его не стало, мир Серёжи треснул по швам. Он перестал ходить в школу, запираясь у себя в комнате от злой матери, сутками сидел на кровати и рассматривал коллекцию фантиков, которые остались от дедушкиных конфет. Всё, что у Серёжи оставалось до тех пор, пока мать не обнаружила его коллекцию под матрасом и не выкинула, сказав, что это мусор. Она была безжалостна по отношению к сыну и каждый раз старалась ему об этом напомнить. Тогда Серёжа начал всё утаивать и больше закрываться в себе. Он ограничивал себя в общении с одноклассниками, не желая рассказывать про свою семью и слушать чужие счастливые истории о родителях. Он ходил на уроки, делал домашнее задание и скучал по дедушке. Постепенно чувства Серёжи к отцу и матери сходили на нет. Он не испытывал к ним ни любви, ни ненависти. Димины пальцы сжимают ладонь Сергея Борисовича. По щекам парня текут жгучие слёзы, в то время как историк сохраняет самообладание и не позволяет холодной маске треснуть, удерживая все слёзы и боль глубоко внутри себя. — Но позже я встретил Пашу. Я был во втором классе и везде ходил один. Из-за этого ко мне начали докапываться мальчики постарше. Один раз они подловили меня в мужском туалете и потребовали отдать им все деньги. Когда я отказал, они начали бить меня, а я не мог дать сдачи, хоть и пытался. Но их было трое, а я один. Тогда в туалет зашёл Паша. Он был в шестом классе и, застав такую картину, быстро разогнал этих парней, — голос преподавателя приобретает тёплые нотки, уголки его губ приподнимаются в лёгкой улыбке. — Он отвёл меня в медпункт и сказал, что я должен научиться защищать себя сам. Так и начали общаться. — А Ваша мама... — Позов не успевает договорить, мужчина его перебивает. — Мертва, — резко и отстранённо произносит Сергей Борисович. Третий класс, мне девять лет. Прихожу со школы, а она лежит на полу на кухне. Как выяснилось, наглоталась таблеток по собственной воле. — Боже, — шокировано и с нескрываемым ужасом выдыхает Дима. Он придвигается к историку немного ближе, но всё ещё оставляет между ними расстояние. Вся кожа парня покрыта мурашками, его бросает в холодный пот. — Вы пережили так много ужасов... Мне жаль, Сергей Борисович, но... Вы невероятно сильный человек. Я Вами очень горжусь. Позов говорит искренне, с любовью сжимая пальцы историка. Он вдруг притягивает руку мужчины к себе и поочерёдно целует костяшки его пальцев. От прикосновения тёплых губ к прохладной коже Сергей Борисович вздрагивает, испытывая внутри смешанные чувства. С одной стороны, он снова ковырнул давно зажившие шрамы, но с другой... Эти нежные прикосновения Позова явно того стоили. Историка не на шутку пугают такие мысли и привязанность к студенту, но сейчас он старается об этом не думать. — Но... У кого Вы жили после смерти матери? — задаётся вопросом Позов. Сергей Борисович шумно сглатывает. Дима затрагивает самые болезненные места историка. Мужчина снова погружается в молчание, но на этот раз совсем недолгое. — В детском доме. Атмосфера в комнате становится ещё более угнетающей и тяжёлой. Позов думал, что его уже ничего не удивит после откровений преподавателя на балконе, но каждый факт из детства Сергея Борисовича ранит в самое сердце и заставляет содрогнуться. — Получается, детский психолог, про которого Вы говорили, он... — Дима не может договорить предложение. Он смотрит на историка, вытирая с лица солёные слёзы. Собственный голос дрожит. Сергей Борисович продолжает, стараясь держаться достойно и не показывать слабость, хоть и хотелось прижаться к Позову и почувствовать его согревающее тепло. — Да, он был в детдоме, — мужчина крепче сжимает руку студента и сглатывает ком в горле. Говорить тяжело, но Дима облегчает его боль и разделяет её вместе с ним. — Когда я попал туда, то меня быстро невзлюбила одна компашка отбитых парней. На тот момент они были старше меня года на три. Один раз я увидел, как они бросали камни в бездомного кота, и сделал им замечание, что, разумеется, им не понравилось. Тогда они переключились на меня. Били, измывались, а я не мог дать сдачи и постоять за себя, как учил Паша. Воспитатели заметили моё состояние и отвели к психологу. Сказали, что я могу ему всё рассказать и он мне поможет, — Сергей Борисович горестно хмыкает. Воздух вокруг пропитывается болью и горьким отчаяньем. Позову сложно поверить, что после всех кошмаров сердце историка всё равно остаётся добрым, даже если он пытается делать вид, что это не так. — Вы кому-нибудь рассказывали об... этом психологе? О том... что он сделал с Вами, — Дима говорит с паузами, всё ещё пытаясь переварить огромный поток информации о жизни историка. Матвиенко резко выдыхает и прикрывает веки. Виски начинают пульсировать от подступающей головной боли, а лёгкие остро колоть. Дышать становится трудно. — Двум воспитателям, но мне не поверили. Решили, что я выдумал. — Как они могли, — Дима не на шутку злится из-за халатного отношения педагогов к детям. Его руки сжимаются в кулаки, он крепко сжимает челюсть. Осознание собственного бессилия, того, что он ничем не может помочь историку, заставляет чувствовать себя виноватым и потерянным. Он придвигается к мужчине ещё ближе и даже в темноте замечает его опустошённый взгляд. Сергей Борисович открылся, вывернув душу наизнанку... И для Димы это нечто бесценное. Ни одни слова в мире не могут отразить, как сильно он благодарен историку за доверие. Он его не подведёт. Будет хранить всё в строжайшей секретности, в своём сердце. Опираясь на локоть, Дима приподнимается и прижимается губами к щеке преподавателя. Нежно, чувственно, с безграничной любовью и молчаливой поддержкой. Фрагменты пазлов складываются в единую картину и теперь Позов понимает, какая череда событий в жизни историка сделала его таким отстранённым, холодным и закрытым. Прохладное отношение родителей в детстве, постоянные упрёки матери, смерть дедушки — единственного человека, относящегося к Серёже с теплом, а позже и мамы. Детский дом, издевательства со стороны других ребят, изнасилование. И, как следствие, полное закрытие в себе, отключение всех чувств и эмоций, и проблемы с доверием. Но даже так в глубине души Сергея Борисовича плескались оттенки добра и тепла. Дима всегда верил в то, что строгость и суровость историка были лишь маской, за которой он прячет свои боль и травмы. Но теперь Позов рядом с ним и больше он никому не позволит причинить преподавателю вред. Губы Димы перемещаются на лоб, целуют в нос и другую щеку, избегая губ. Матвиенко смотрит ему в глаза и что-то заставляет его улыбнуться после долгого тяжёлого разговора о болезненном прошлом. Когда-то историк думал, что он унесёт все эти тайны с собой в могилу, ведь даже Паша не знал таких подробностей его жизни, но потом появился Позов и всё изменилось. Сергей Борисович аккуратно касается пальцами затылка студента. Дима тихо шипит, но терпит незначительную боль. — Сильно болит? — вдруг спрашивает преподаватель, с сочувствием глядя студенту в глаза. Вместо ответа Позов ласково улыбается и тихо шепчет прямо в губы историка: — Когда Вы рядом, у меня ничего не болит. По коже преподавателя пробегается волна мурашек, он волнительно сглатывает. Его пальцы от затылка скользят ниже к шее парня; Сергей Борисович наклоняет его к себе и, прикрыв глаза, целует в губы. Рука Позова гладит преподавателя по щеке. Внутри всё замирает от щемящей нежности и прилива любви. Дима пробует губы преподавателя на вкус, уже полюбившиеся, мягкие и желанные. Целует трепетно и нежно, осторожно, наслаждаясь каждым мгновением и желая продлить его. Угнетающие мысли в голове преподавателя быстро испаряются, стоило ему ощутить пухлые губы студента. Дыхание у обоих учащается. Мужчина скользит языком в рот парня, проходится по ряду зубов и сплетается с его языком. Диму бросает в жар. Голова кружится, мысли путаются, сердце быстро стучит. Внизу живота разливается тепло. Перед тем, как отстранить парня от себя, Сергей Борисович кусает его за нижнюю губу и ухмыляется, глядя в поплывшие глаза студента. Позов падает обратно на подушку, прижимая ладонь к груди и чувствуя учащённое сердцебиение. Он шумно дышит и смущённо смотрит на преподавателя, облизывая губы. Вспомнив, что обещал сохранять дистанцию между ними, Дима двигается к краю и даже отворачивается на другой бок, чтобы не создавать неловкость. — Доброй ночи, Сергей Борисович, — выдыхает Позов, всё ещё тяжело дыша. Он прикрывает глаза, прокручивая в мыслях весь сегодняшний день. Эмоции переполняют его и сна совсем нет. Историк задумчиво смотрит на спину студента, повернувшись на бок. Недолго размышляя, он протягивает руку, обхватывая парня поперёк живота, и притягивает к себе, стирая расстояние. Дима сглатывает от неожиданности и чувствует, как крепко преподаватель прижимается к нему, словно боится, что кошмар прошлого может настигнуть его в любой момент. Он утыкается носом в шею Позова и этот запах успокаивает его. Дима чувствует шумное дыхание мужчины и прижимает руку преподавателя к своей груди, крепко обнимая. — Всё в порядке, я рядом. Позов не помнит, как быстро он уснул, но тихое сопение Сергея Борисовича услышал практически сразу. Он оборачивается, чтобы рассмотреть спящего преподавателя. Историк выглядит беззащитно и так... очаровательно, что Позов оставляет невесомый поцелуй на его губах, прежде чем отвернуться. Засыпает парень с улыбкой на лице.

Дима просыпается достаточно рано, заставая ещё спящего историка. Он тихо одевается и ретируется на кухню вместе с Ральфом, чтобы тот не разбудил своего хозяина. Кормит лабрадора и достаёт из холодильника яйца с молоком для омлета на завтрак. Сергей Борисович появляется на кухне из-за вкусного запаха, который заставил его подняться с кровати. Он смотрит на готовый омлет, разложенный по тарелкам, и его живот издаёт негромкое урчание. Дима тихо смеётся и подаёт завтрак на стол. — Завтра начнём подготовку к философии, — предупреждает Сергей Борисович и Позов с готовностью кивает. За завтраком они обсуждают отвлечённые темы и в основном учёбу, но внезапно Дима вспоминает о том, что он ещё не выяснил. Он поднимает взволнованный взгляд карих глаз и смотрит на историка. — Сергей Борисович, — мужчина вскидывает бровь в ожидании вопроса, делая глоток чёрного кофе, — какие отношения были у Вас... с Юлей? Я давно её не видел, — Дима неосознанно проводит вилкой по пустой тарелке. Противный скрип раздаётся на всю кухню и он спешит отложить столовый прибор в сторону. — Сексуальные, — спокойно произносит Матвиенко, замечая, как Позов поджимает губы, мрачнея на глазах. Он усмехается такой реакции. — Она нашла себе мужчину и мы всё прекратили. — Понятно, — отвечает Дима. В его голосе слышатся оттенки обиды. Позов понимает, что это глупо, но сделать с этим ничего не может, лишь старается выбросить эти мысли из головы. Историк опирается локтями на стол и складывает руки в замок, разглядывая студента с хитрой улыбкой. — А что, метишь на её место? — саркастично уточняет преподаватель и, когда Дима поднимает на него ошарашенный взгляд, заливисто смеётся, широко улыбаясь. Он делает глоток кофе, а Позов густо краснеет и опускает взгляд в пол, сжимая ткань футболки. Сергей Борисович складывает грязную посуду в раковину и Позов снова вызывается её помыть, чтобы отвлечься от назойливых мыслей. Когда парень возвращается в комнату, мужчина отдаёт ему в руки какой-то пакет. Заглянув внутрь, он узнаёт в нём чистые пиджак и рубашку, о которых совсем забыл. Те самые вещи, которые он испачкал после клуба и оставил в стирке у историка. — Спасибо, — с благодарностью отзывается Позов. Он смотрит на часы и произносит: — Думаю, мне пора в общагу. — Я вызову тебе такси, — говорит преподаватель, открывая нужное приложение на телефоне. Позов быстро переодевается и с расстройством замечает, что историк даже не смотрит на него, пока он раздет. Дима берёт свою сумку с больницы и пакет, гладит Ральфа на прощание и выходит одеваться в коридор. — До свидания, — прощается Дима, положив руку на дверную ручку, собираясь выйти в подъезд. Историк сокращает расстояние, делая два шага вперёд, и, обхватив двумя пальцами подбородок студента, мягко целует в губы. Позов тает от этой нежности и уходит от преподавателя с широкой улыбкой. В такси Позов пишет Арсению и совсем скоро приезжает в общежитие. Попов сидит на кровати, но, как только Дима переступает порог комнаты, то подлетает к нему и затягивает в крепкие объятия. Поз с удовольствием обнимает его в ответ, успев соскучиться по другу. Пока Дима разбирает сумку и переодевается, Арс рассказывает, что нового произошло в университете за эту неделю. Под конец своего недолгого рассказа Арсений выжидающе смотрит на Позова, ожидая теперь интригующей истории с его стороны. Дима принимается рассказывать, утаивая сокровенные моменты историка. Он говорит обобщённо, вещая о том, как они провели время за эти сутки, не углубляясь в подробности. — И что, совсем ничего не было? — разочарованно выдыхает Арсений, склонив голову. Дима бросает в него подушку, но парень ловко уворачивается. — Только целовались. — Скукота, — бросает Попов, поднимаясь с кровати. Только сейчас Дима замечает укладку его волос и чёрную рубашку с идеально поглаженными брюками. — Ты на свидание что ли собрался? — изумляется Дима и ловит довольный взгляд Арсения. Попов быстро собирается и Поз провожает его из комнаты, желая удачи. Сам парень идёт обедать, а остальное время посвящает учёбе, разбирая накопленные за неделю долги. Позов переписывает конспекты лекций с тетрадей Арсения, выполняет задания, которые необходимо сдать в ближайшие дни, и не замечает, как выходной день подходит к концу. Попов возвращается поздно вечером. На его губах Дима замечает следы от красной помады. — И как всё прошло? — интересуется Позов, повернувшись к другу. — Мы целовались, — самодовольно говорит Арсений, падая на кровать с широкой улыбкой. Он мечтательно прикрывает глаза, прокручивая этот момент в голове снова и снова, но Дима рушит его идиллию. — Скукота, — фыркает в отместку Позов. Попов бросает в него свою подушку и Дима разражается громким смехом, возвращаясь к написанию конспекта.

***

Понедельник обещает быть тяжёлым днём для Позова. Он рано встаёт, чувствуя себя не выспавшимся и мечтая лечь обратно в тёплую постель. К его удивлению, Попов крепко дремлет в кровати, не собираясь подниматься. Дима подходит к нему и резким движением стаскивает одеяло. Арсений ёжится от холода и бросает в Диму недобрый взгляд. — Отдай. — Вставай. — Я сегодня прогуляю, — выпаливает Попов, силой забирая у друга одеяло и вновь укутываясь в него. Дима изумлённо вскидывает брови, но решает не доставать Арсения, принимаясь собираться. Улица встречает его сильной метелью, огромными сугробами и морозным ветром. Позов, несмотря на то, что оделся достаточно тепло, всё равно успевает замёрзнуть и продрогнуть от холода. Покинув метро, он пытается поскорее добраться до учебного корпуса, но из-за сугробов сделать это выходит не так просто. Оказавшись внутри университета, Дима блаженно выдыхает, чувствуя, как начинает согреваться. Он лезет в рюкзак за студенческим билетом, но вскоре понимает, что не может его нигде найти, даже просмотрев все карманы. — Извините, — обращается он к пожилому охраннику, — можно сегодня без студенческого пройти? — просит он, но мужчина сурово хмурит брови. — Нельзя, — отвечает охранник и Дима закатывает глаза от раздражения. Он хочет начать спорить, но неожиданно ощущает, как на его плечо ложится чья-то крепкая ладонь. Обернувшись, он с удивлением рассматривает стоявшего рядом с ним историка. — Пропустите его, — по тону Сергея Борисовича можно понять, что он не просит, а приказывает. Не дождавшись ответа, преподаватель мягко подталкивает студента вперёд и тот проходит мимо поста охраны, ощущая на себе недовольный взгляд пожилого мужчины. — Спасибо, Сергей Борисович, — с улыбкой отзывается Дима, поправив рюкзак на плече. Историк коротко кивает ему, ненадолго улыбнувшись, берёт ключ от аудитории и следует к ней. Позов плетётся вслед за ним, радуясь, что первой парой по расписанию стоит история. Открыв кабинет, Сергей Борисович запускает внутрь подошедших второкурсников и сам проходит к столу, подготавливая рабочее место к лекции и подключая ноутбук к проектору для показа презентации. Дима занимает третий ряд и тоскливо смотрит на пустующее место рядом, где обычно сидит Арсений. Сегодня придётся справляться без него. Постепенно сонные студенты подтягиваются к началу пары и Сергей Борисович начинает читать лекцию. Позов часто ловит на себе взгляды преподавателя и каждый раз он посылает историку ответную улыбку. Но в какой-то момент веки тяжелеют и он незаметно засыпает, поддаваясь заманчивому сну. Его заставляет проснуться шум и шорох однокурсников, активно покидавших аудиторию. Видимо, он проспал конец лекции. Дима быстро бросает тетрадь с ручкой в рюкзак и спешит выйти из кабинета, но его останавливает строгий голос историка. — Позов, задержись. Такая излюбленная фраза... Дима оборачивается со смесью удивления и радости. Он подходит к преподавательскому столу и они вместе ждут, пока все покинут аудиторию. Наконец, последний студент выходит, прикрывая за собой дверь, и они остаются одни. Позов с интересом оборачивается на преподавателя, который поднимается с кресла и встаёт прямо перед ним. В глубине карих глаз Дима замечает странный огонёк. Его щёки покрываются румянцем. Историк делает два шага вперёд и Позов испуганно отступает, пока не упирается поясницей в стол. Он сглатывает, ощутив препятствие позади себя, и с опаской поднимает глаза на мужчину. Историк расставляет руки по бокам от студента, упираясь ими в поверхность стола, и стоит к парню слишком близко, с любопытством разглядывая его сверху. — Сергей Борисович, — вопросительной интонацией отзывается Дима, слыша хрипотцу в собственном голосе, но мужчина не позволяет договорить, приложив к его губам указательный палец. Позов послушно замолкает, сглатывая. Преподаватель наклоняется ближе к нему и впивается в его губы резко и требовательно, целуя с жаром и желанием. Сергей Борисович разводит ноги парня в стороны и встаёт между них, прижимаясь всем телом к Позову. Дима с трудом успевает отвечать на поцелуй. Он широко открывает глаза, когда чувствует чужое возбуждение. — Сергей Борисович... — испуганно выдыхает он, опустив многозначительный взгляд на штаны преподавателя, который уже занимается ремнём на его джинсах. — Вы что хотите прямо... сейчас? — спрашивает Дима, тяжело дыша. Глаза историка блестят азартом. — Зачем оттягивать момент, который рано или поздно неизбежно наступит? — мужчина хмыкает и затем хватает студента за свитер, снимая его резким движением. Дима охает, смущаясь. Кончики его ушей краснеют. Ладонь историка ложится ему на грудь и толкает, вынуждая Диму лечь на стол. Ловкие пальцы мужчины быстро разрывают на нём рубашку, а его губы начинают целовать шею, спускаясь к груди. Позову страшно, но он дрожит от предвкушения, запуская пальцы в волосы преподавателя. Историк поднимает на него хитрый взгляд и негромко произносит: — Ну же, Позов, — выдыхает он. — Что? — не понимает Дима, растерянно глядя на мужчину. — Позов, — снова зовёт преподаватель и Позов хмурится. — Просыпайся, Позов, — раздаётся громче прямо над ухом. Дима резко распахивает глаза, отрываясь от парты, и вертит головой по сторонам с тяжёлой отдышкой, словно пробежал марафон. Он натыкается на строгий взгляд историка, стоявшего рядом со сложенными руками на груди. — Ну наконец-то, — с усмешкой выдыхает мужчина, склоняя голову на бок. Позов замечает, что всё внимание в аудитории приковано к нему, и что лекция ещё не закончилось. Студенты начинают тихо шептаться между собой. Теперь Дима краснеет от стыда в реальности. — Извините, — скомкано бросает он, не успев отойти от сна. Слишком реалистично, слишком ярко, слишком... горячо. Дима надеется, что историк сейчас вернётся на своё место и продолжит лекцию, но мужчина не двигается. Он наклоняется к студенту. Его лицо бесстрастно, но только Дима может заметить в холодных глазах огонёк веселья. — Почему Вы позволяете себе спать на моих занятиях? — Сергей Борисович специально переходит на «Вы». Уголки его губ приподняты в ухмылке. Наблюдать за реакцией Позова, поставив его в неловкое положение, историку явно забавно. — Больше не повторится, — обещает Дима, опуская голову. Он чувствует на себе заинтересованные взгляды и не хочет с ними встречаться. — Вы не ответили на мой вопрос, — замечает преподаватель, склоняя голову. — Не выспался, — честно признаётся Позов, но говорит он негромко, в отличие от историка, который решил над ним поиздеваться. Мужчина хмыкает. — Была весёлая ночка? — уточняет Сергей Борисович, заставляя Диму покраснеть ещё больше. По аудитории раздаются тихие смешки. Сам Позов прожигает историка изумлённым взглядом, а после повторяет его позу, сложив руки на груди. Всем своим видом Дима показывает, что продолжать этот диалог не собирается. Он упрямо молчит, поджав губы, и Матвиенко наконец разворачивается, возвращаясь на своё место, продолжив читать лекцию. Любопытные взгляды студентов направлены и на Позова, и на Сергея Борисовича до конца пары. После занятия Дима проходит мимо историка, бросив на него обиженный взгляд, и направляется в библиотеку, чтобы вернуть давно взятую оттуда книгу. Пожилая женщина приветствует его и он сдаёт ей книгу, но уходить не торопится, решив прогуляться вдоль книжных стеллажей. Дима ходит мимо полок, глазами выискивая секцию, посвящённую истории. Он натыкается на неё в самом конце библиотеки и проходит вдоль двух длинных стеллажей. Полка, заставленная различными учебниками по истории и книгами по разным историческим эпохам, находится прямо у стены. Дима пробегается заинтересованным взглядом по корешкам книг, принимаясь их изучать. Он настолько увлекается, что не замечает чужого присутствия. — Что привлекло? — раздаётся знакомый голос над ухом, заставивший его вздрогнуть и резко обернуться. Дима изумлённо смотрит на ухмыляющегося историка, руки которого убраны в карманы брюк. Парень поджимает губы и молча показывает преподавателю обложку книги. — «Яркие люди Древней Руси», — читает вслух название книги мужчина. Осторожным движением он протягивает руку и забирает у Позова книгу, возвращая её обратно на полку. Дима отворачивается от историка, переключая своё внимание на книжный стеллаж, но вдруг чувствует горячее дыхание на своей шее. Позов сглатывает вязкую слюну. Сердцебиение учащается, а время вокруг замирает. Теперь это точно не было сном. — Сергей Борисович, — тихо выдыхает Дима. В свитере становится слишком жарко, когда руки преподавателя касаются его плеч и спускаются ниже, огибая талию и останавливаясь на бёдрах. — Да? — хрипло выдыхает Матвиенко и касается губами шеи студента, прикусывая её зубами. Дима сдерживает стон, ухватившись руками за края полки. Он часто дышит и кусает нижнюю губу. Руки преподавателя сжимают его бёдра, гладят и дразнят. Дима прикрывает глаза и слегка подаётся назад, слыша смешок мужчины. — Перестаньте, — умоляюще просит Дима, проклиная то, что они находятся в университете, а не дома у историка. Он с трудом держит себя в руках и самое обидное, что он не сможет здесь отлучиться в туалет, чтобы... решить свою проблему. Здесь все всё видят, но благо, что любителей посещать библиотеку ранним утром слишком мало. Они вдвоём в глубине библиотеки, между пыльных стеллажей с книгами, но Позова это заводит. Его ладони потеют от волнения, а сердце заходится в бешенном ритме. — Не нравится? — с нескрываемой усмешкой интересуется историк, разглядывая румянец на щеках студента. Зацепившись взглядом за покрасневшие кончики ушей парня, он кусает его за мочку уха, обхватывая губами. Ноги Позова начинают подкашиваться и дрожать. Сергей Борисович определённо доволен таким произведённым эффектом. — Наоборот, — с трудом отвечает Дима, не узнавая собственный голос. Дыхание историка слишком горячее, поцелуи на шее становятся влажными. Парень с трудом стоит на ногах. Руки историка избегают зоны ягодиц, они обвивают талию и залезают под вязанный свитер, касаясь голой кожи. Дима рвано выдыхает. Ему хочется быть шумным, но он понимает, что нельзя. В библиотеке слишком тихо и любой звук здесь привлечёт внимание работницы. Пальцы историка прохладные, а кожа Позова под одеждой горячая. Он вздрагивает от разницы температур. Сергей Борисович целует в загривок, а руками оглаживает рёбра студента. Он царапает кожу короткими ногтями, а затем резко разворачивает Позова, прижимая к стенке. Дима упирается лбом в холодную стену и жалеет о том, что не видит сейчас лица преподавателя. Он не может думать ни о чём другом. Все его мысли и чувства сконцентрированы на руках историка, блуждающих под его одеждой. Преподаватель прижимается к спине студента. От запаха парфюма Сергея Борисовича у Димы голова идёт кругом. Крепкое тело прижимает его к стене в грязной библиотеке, а ему это безумно нравится. Историк проводит языком вдоль шеи, оставляя влажную дорожку. Диме требуются огромные усилия, чтобы сдержать стон. Если бы только можно было закрыться здесь вдвоём... Позов готов позволить делать Сергею Борисовичу всё, что угодно, лишь бы тот не прекращал начатое. Возбуждение становится всё труднее игнорировать. Матвиенко нравится дразнить студента. Он ухмыляется, когда на шее парня замечает едва заметное красное пятнышко. Сергей Борисович разворачивает студента к себе лицом. Пальцами одной руки он обхватывает его запястья и заносит их над его головой, прижимая к стене. Дима чувствует себя открытым и уязвимым. Касания и поцелуи историка слишком сильно дурманят голову и сводят с ума. Свободной рукой преподаватель оттягивает ворот свитера и припадает губами к ключицам парня. Позов старается вести себя тихо, но получается это с трудом. Он чувствует на своей коже горячие губы мужчины и не знает, как продлить это мгновение, поставив на паузу весь чёртов мир. Затуманенным взглядом Дима смотрит на Сергея Борисовича, подняв голову, столкнувшись с его игривым взглядом и ухмылкой. Историк кончиками пальцев спускается вниз, но останавливается, когда до паха студента остаётся пара сантиметров. Позов кусает собственные губы и умоляюще смотрит на историка, подаваясь бёдрами вперёд, но, к его огромному разочарованию, Сергей Борисович резко отстраняется, делая шаг назад. Растерянный Позов не сразу соображает. Он запоздало одёргивает свитер, поправляет его ворот и смотрит на преподавателя, задыхаясь от возбуждения. Почему историк не может взять и разложить его прямо здесь и сейчас? Мужчина убирает руки обратно в карманы брюк, перед этим поправив на себе пиджак изящным движением. В отличие от Позова он выглядит вполне прилично. Диме требуется время, чтобы сознание пришло в себя. Теперь он смотрит на мужчину с нескрываемым разочарованием. — Зачем Вы так жестоко... — обиженно произносит Дима, скатываясь по стенке вниз. Сергей Борисович довольно хмыкает, гордившись собой. — Будешь знать, как спать на моих занятиях, — с этими словами преподаватель разворачивается и неспешными шагами покидает ряды книжных стеллажей, оставляя разгорячённого студента позади. Позов готов взвыть от несправедливости.