Держи меня крепче

      Ночную тишину нарушали звуки темно-синего гракла, который безостановочно трещал, открывая клюв перед залитым черной пылью небом. Уилл неосознанно задержал дыхание от холодного покалывания, что возникло в его теле от небольшой тревоги. Вот он и попался. Причем так глупо. Ему непременно хотелось отмотать время назад и попробовать зайти через входную дверь, но было уже поздно. Майк, так или иначе, все равно бы запасся терпением, выжидая его тут, в самом кромешном углу чердака. С того момента Уилл для себя решил, что больше никогда не будет подписывать даты под своими рисунками. — Ты все-таки догадался… — обескураженно пролепетал Уилл, готовый упасть на колени и долбить кулаками по полу. Под его маской выступил пот, и он щекотал губной желобок, а еще подбородок, но маску при этом Уилл не снимал — если и скрываться, то до конца, отрицая собственное поражение. — Уилл, ты ведь должен понимать, что у большинства музыкантов очень хорошая память, — сказал Майк, вставая и вытягиваясь во весь рост. Руки его были в карманах, а мышцы расслаблены. — А это означает, что я, сам того не осознавая, способен подмечать и запоминать детали, на которые другие люди не обратили бы внимания. — Тогда тебе не помешало бы работать в полиции, — заявил Уилл, хихикнув. Тревога делала с ним ужасающие вещи, а план отступления как назло так и не приходил в голову. — Занятно, — Майк усмехнулся, — видимо, ты уже смирился с тем, что я тебя раскусил. Видишь ли, твой шрам никак не вяжется с тем, что произошло в пятницу, а рисунок в блокноте лишь доказывает, что ты — Человек-Паук. Кстати, спасибо, что спас, я у тебя в долгу. — Да не за что, Майк, — отозвался Уилл в легкой досаде. — Я, конечно, знал, что ты получаешь хорошие оценки без особых усилий, но таких аналитических навыков я от тебя не ожидал. Ты буквально восстановил всю цепочку событий так, чтобы вспомнить все необходимое и расставить по местам. А затем пришел к этому выводу. Браво! Уилл театрально захлопал в ладоши, хваля Майка. Он уже толком не понимал, что ему оставалось делать. Майк с самым серьезным на свете тоном попросил Уилла снять маску, однако Байерс, почему-то, делать этого совершенно не хотел, то ли от упрямства, то ли от того, что все еще отрицал происходящее, как какой-то чудной сон. — И все же, Уилл, сними маску, хватит со мной играть, — попросил Майк в этот раз помягче. Байерс наотрез отказался, что было весьма ожидаемо. Гракл продолжал издавать свои необыкновенные звуки, и к нему присоединилась мигалка скорой где-то вдали. И пока Уилл прислушивался к этому легкому шуму, Майк улучил момент для того, чтобы накинуться на друга и сорвать с него маску. Спандекс успел покинуть половину головы Уилла, как вдруг паучьи рефлексы дали о себе знать. Со скоростью света Майка отбросило назад, и он обнаружил себя под наклоном, на самом потолке, а вокруг него была липкая паутина, что держала его там. Уилл натянул маску обратно, невидимо ухмыляясь. Майк топнул ногой в воздухе, умоляя спустить его на пол. — Если я спущу тебя, ты снова попытаешься сорвать с меня маску, — констатировал Уилл, чего Майк оспорить не мог. — Только я не понимаю, — произнес Уилл, посмотрев на Майка своими белыми широкими глазами, — Почему тебе так надобно меня видеть? Раз у тебя такая хорошая память, то воспроизводи картинку моего лица в своей голове сколько тебе вздумается. Нет смысла сдирать с меня маску, если, впрочем, ты не намерен меня поцеловать. Майк опешил, а Уилл резко представил, что его ладонь — это скотч, и закрыл себе рот ко всем чертям, мысленно колотя себя по голове. Ему хотелось провалиться под пол чердака, чтобы оказаться ближе к комнате Джейн и молить перед ней прощения за подобные слова. «Прости, ерунду сморозил». — А мне кажется, ты сказал это не просто так, — стал рассуждать Майк, будучи прикованным к внутренней части крыши, совсем не обращая внимание на то, как гадко паутина липла к его одежде. — Какой в своем уме художник будет рисовать глаза спасенной им жертвы? Это, по своей сути, хищническое поведение, ну, знаешь, как иногда бывает у тронутых социопатов, что держат пойманную добычу в подвале, но не убивают ее, а красиво наряжают, фотографируют…ты читал Коллекционера? Джейн говорит, что это ужасная книга, а я считаю эту историю не только трагичной, но и по-своему захватывающей, ведь не каждый день тебя похищает психопат. — К чему ты это клонишь? — возмутился Уилл. — Я что, по-твоему, маньяк? Ничего подобного! — А я и не говорил, что ты маньяк, Уилл, просто подметил забавное сходство, — проговорил Майк, качая головой, чтобы убрать противный волос со своего лица, — а что еще интересно — у этих маньяков была жуткая обсессия по отношению к жертвам, которую они называли влюбленностью, или, чего хуже, настоящей любовью. Ты когда-нибудь думал над тем, что у тебя тоже могла появиться зацикленность на бывшем незнакомце вроде меня? — Зацикленность? — Да, что-то вроде глубокой фиксации. Уилл задумался. Он никогда не смотрел на чувства к Майку под таким углом. И чем сильнее он погружался в прошлое, пытаясь отследить это, тем нетерпеливее становился Майк, ожидающий ответа в столь неудобной для беседы позе. Не то, чтобы он боялся высоты, но ему дико хотелось лечь на матрасик. — Уилл, ты можешь спустить меня вниз? Мне некомфортно, очень, — взмолился Майк, делая довольно ранимое выражение лица, выражение в котором было столько просьбы и желания мягкой пощады. Байерс почти устоял перед щенячьими глазами друга, но сумел сдержать порыв и явился перед Майком достаточно осторожным в своих решениях, с тех пор как это влияло на его возможность быть раскрытым не только перед Уилером, но и перед остальными членами семьи. — Нет, я не спущу тебя, Майк. Ты говоришь какую-то чушь. Я не могу быть одержимым тобой, ведь у меня есть тысяча других вещей, о которых я должен беспокоиться, например, правопорядок…стабильность…эм…безопасность, — Уилл держал голову высоко, отчасти, чтобы не выдать своего волнения, и отчасти потому, что так ему было лучше видно своего друга, который беспомощно махал ступнями в воздухе, изо всех сил желая коснуться пола. — И все же я думаю, что ты, пусть и немного, но влюблен в меня. Иначе ты бы не говорил странные вещи совершенно случайно. Ты воспроизводишь то, что постоянно находится в твоей голове, все люди так делают, это…психология такая, — уверенно заявил Майк. Уилл покраснел, но этого не было видно под маской, точно так же и не было видно его гусиной кожи под костюмом. Майк попал в точку, но Уилл не мог с ним согласиться. Да я лучше умру, чем признаюсь ему в любви. — Я думал, что ты получаешь музыкальное образование, Майк. Если ты так хорош в психологии, то почему ты считаешь, что друзья не могут хотя бы чуть-чуть влюблены друг в друга по умолчанию? Разве это не является причиной, по которой люди становятся друзьями в первую очередь? — парировал Уилл, чувствуя, как разжигался его интерес от появления в беседе что-то похожего на дебаты. Это позволяло ему испытывать колкий азарт, что так приятно щекотал нервы. — С такой логикой ты можешь сказать, что немного влюблен в Эдди, — усмехнулся Майк. — Это правда, — ответил Уилл, делая вид, что разглядывает ногти, которые все равно не видно под костюмом, — а ты разве нет? Майк промолчал, осознав, что не мог ответить на встречный вопрос отрицательно. А кто не был влюблен в Эдди Мансона хотя бы капельку? — Ладно я тебя понял, — Майк сдался, но ненадолго. — Ты же меня спустишь отсюда, не так ли? — Посмотрим на твое поведение, — отчеканил Уилл, как какая-то строгая мать, и лег на матрас, расправляя плечи. И так, подложив руки под затылок, он лежал, рассматривая Майка на потолке, как какую-то муху, которую лень встать и прихлопнуть. — Ты не можешь держать меня здесь вечно, рано или поздно о моей пропаже узнают! — прикрикнул Майк, насупившись. — А я и не собираюсь этого делать. Просто отпущу тебя завтра утром, чтобы ты подумал о своем поступке и больше меня так не пугал. Ты наверное скажешь, мол, какая разница, ты ведь все равно знаешь, что я — Человек-Паук. А я тебе скажу, что разница большая. И чем сильнее тебе захочется уйти, тем охотнее ты согласишься на то, чтобы никому на свете не говорить о том, кто я, — Уилл перевернулся на бок, все еще любуясь Майком, которого так удачно прицепил к потолку. — Да я хоть сейчас готов на это согласиться. Уилл, я не шучу. Никому из своих знакомых не скажу, обещаю. Ты меня отпустишь? Уилл вздохнул и принялся распутывать паутину, лишь потому, что Майк пообещал никому не говорить. Потом ему стало настолько жарко в маске, что он в первый раз в жизни не пожалел ее снять — продолжать прятаться все равно не представляло смысла. Это действие заставило Майка задержаться ненадолго. Он воодушевленно смотрел на Уилла в костюме без маски, улавливая каждый лунный блик на его растрепанных волосах и натренированных мускулах, что выглядывали под спандексом. Уилер растянулся в довольной, озорной улыбке. — И все же ты выглядишь очень хорошо в этом костюме, Уилл, — честно отозвался Майк, соединяя свои руки в замочек у груди. Как ребенок, любующийся автоматом с яркими игрушками, Майк теперь стоял и наблюдал за тем, что же Уилл сделает дальше. Байерс поблагодарил его за комплимент, взял блокнот, что лежал в углу и вырвал страницу с рисунком карих глаз Майка. — Это тебе. На память. И только попробуй потерять его! — Уилл мягко всучил Майку рисунок, пытаясь никак не дотрагиваться до парня, чтобы тот лишний раз не подумал о том, что упоминал ранее. О его чувствах. — Черт, да я их в рамочку повешу! — чуть не расплакавшись, восторженно проговорил Майк. И неожиданно для Уилла, он решил его обнять. Не говорить затертое «спасибо» или «круто», а просто прижать к себе на миг, чтобы выразить признательность во всей своей красе. И этот жест значил очень много для Уилла, отчего он мигом растаял, растворяясь в моменте, как шипучка в воде. Потом, когда Майк ушел и поехал домой на такси, Уилл еще очень долго, лежа на матрасе, перед сном вспоминал о том, как ощущались мимолетные прикосновения длинных рук Майка, его тепло, аромат… Да, я лучше умру, чем скажу ему о том, как сильно он заставляет мою душу трепетать.       Наступил февраль, и температура стала постепенно повышаться, а снег перестал валить хлопьями, как это было два месяца назад. В тело Эдди перелили всю недостающую ему кровь, и Стив навещал его каждый день, просто, чтобы подержать за руку и сказать пару ободряющих слов. Он где-то читал, что люди в коме способны слышать и частично воспринимать мир вокруг себя, поэтому старался сделать так, чтобы Эдди было комфортно. Он очень надеялся, что парень очнется, и лишь гадал, когда же это случится. Тем временем врачи перестали вводить в его организм препарат, погружающий его в искусственную кому, поэтому Мансон должен был очнуться в ближайшую неделю. — Мистер Харрингтон, скорее всего, после комы Эдди не будет помнить, что с ним произошло, но это абсолютно нормально. Он пробыл в коме достаточно долгое время, и мы больше не можем держать его в таком состоянии, с тех пор как он получил всю необходимую кровь. Проблемы с памятью и речью ожидаемы, но мы также не исключаем вероятность изменений в поведении. После того, как он очнется, нам нужно, чтобы близкие ему люди приходили сюда и помогали ему восстанавливаться, говорили с ним и всячески поддерживали. Вы можете это устроить? — О да, я могу. Непременно, — на глазах Стива выступили слезы, ведь он был так счастлив осознавать, что Эдди, скорее всего, будет жить, и что все плохое уже позади. — Очень хорошо, мистер Харрингтон.       Тем временем из лаборатории не было никаких новостей, по крайней мере для Уилла. Но довольно неприятной новостью для Хендерсона явилась толпа знакомых ему коллег, что собрались взрывать непонятную ему субстанцию под землей. — Вы рехнулись? Я не дам вам доступ к шахте, там сейчас не очень безопасно, — предупредил Дастин, засовывая карту с доступом поглубже в карман своего халата. С тех пор как дверь в шахту находилась в его лабораторном помещении, все, кто пытался попасть внутрь, просили разрешения у сына почившего выдающегося ученого, которого когда-то знавал мир. Каждый относился к Хендерсону уважительно, но когда вопрос касался науки, иногда границами дозволенного пренебрегали. — Мистер Хендерсон, научная ассоциация дала нам письменное разрешение на проведение международного проекта по исследованию горючих и взрывчатых веществ, поэтому мы обязаны попасть в шахту, — проговорил один из ученых, и остальные утвердительно закивали. Дастин вздохнул, отдаленно предполагая, что пожалеет об этом. Он протянул коллегам карту, и огромная стальная дверь распахнулась, являя перед собой вход в лифт. — Не хотите присоединиться к нам? — Пожалуй, воздержусь, — ответил Дастин, кинув взгляд на игуану, которую следовало покормить. Ученые прошли в лифт, и больше Хендерсон их не видел. Никогда. Лифт поднялся обратно вверх, но к тому времени дверь была закрыта. Коллеги Дастина могли открыть ее изнутри, поэтому он и пальцем не пошевелил, чтобы попытаться ее открыть. Спустя небольшой промежуток времени за стальной дверью послышалось визгливое рычание и громкие постукивания, и рука Дастина, дрожа, потянулась к телефону. Ему стало неимоверно страшно, все его существо подсказывало, что это не к добру. И где были его коллеги? — Нэнси Уилер? Извините за столь поздний звонок. Помните, я как-то говорил о дыре на дне шахты под нашей лабораторией? Теперь я уверен, что Дарт был аномалией, а не чем-то, отдаленно напоминающим рептилию, потому что я думаю, что его сородичи могли проникнуть в лифт, доставляющий нас на дно шахты. И судя по звукам, которые они издают, они гораздо больше самого Дарта и, скорее всего, стоят на двух ногах, ибо их клешни…или что у них есть… ДОЛБЯТСЯ об мою дверь! — Мистер Хендерсон, пожалуйста, успокойтесь, — попросила Нэнси сонным голосом, потирая слипшиеся глаза. — Я могу вызвать отряд к вам в лабораторию и парочку неспящих журналистов. — Хорошо. Не приезжайте сами, тут ОЧЕНЬ опасно. Спасибо за помощь. Будьте осведомлены! — Дастин повесил трубку. Ему оставалось только ждать. Ждать и надеяться, что у него тронулась кукуха и все, что он слышит — галлюцинация в чистом виде. Уж лучше сойти с ума, чем столкнуться с чем-то подобным в реальной жизни. Перед его глазами замелькали новости о Дарте, которые он смотрел после пропажи его любимого экземпляра. Сцены со съеденными людьми ни коим образом не заставляли Дастина скучать по бывшему питомцу. И его кровь стыла в жилах, когда он задумывался над тем, во что мог превратиться в Дарт после того, как полностью созреет. Было даже страшно представить. На всякий случай Дастин упаковал вещи, будто бы собираясь в другую страну; он запихал в сумку оставшиеся сыворотки одноразового бессмертия, мелкое оборудование и яйца особенно редких экземпляров насекомых, которые находились в плотно закрытых охлажденных контейнерах. Он часто думал о ядерной войне и возможности быть стертым с лица земли. И для себя Дастин определил, что не хотел быть съеденным кем-то, ни за какую цену. Однажды, увидев перед собой, как Дарт раздербанил уборщицу в коридоре, Дастин развил в себе некоего рода фобию стать чьей-то трапезой. Наконец, прибыла подмога в виде хорошо сложенных полицейских с пистолетами и журналиста по имени Фред, держащего в руках планшет в записями. Фред поинтересовался, что происходит, приготовив щелкающую ручку, и Дастин объяснил ему, выложив все, как есть с теми знаниями, которыми сам обладал, будучи молодым ученым с огромным желанием жить дальше. Фред смутился и утер нос. Полицейские приготовились стрелять по монстрам, попросив у Дастина вторую, запасную карточку для открывания двери на случай, если кто-то застрянет в шахте, утеряет карту и не сможет вернуться. И Хендерсон не мог поверить своим глазам, когда, после того, как дверь была открыта, навстречу полицейским выбежала орава прямоходящих тварей с упругими мышцами и головами, похожими на голову Дарта, только большими по размеру и степени уродливости. Послышались грубые пистолетные выстрелы, но твари никак не реагировали на пули, кидаясь на людей и сжирая их внутренности прямо перед Дастином, что забился в угол и трясся от страха. Он сомневался в том, что твари его не тронут. Хендерсон считал тварей, что выходили из кошмарно просторного лифта, и насчитал девять. На шее у него выступил холодный пот. Пока полицейские умирали один за другим, так и не поняв, что происходит и откуда взялись монстры, Дастин сжал всю волю в кулак и выбежал из кабинета, зная абсолютно точно, что монстры не сжалятся и погонятся за ним. Позади него слышалась постоянная пистолетная очередь и противные визги, что издавала каждая тварь по отдельности. Демогоргоны. Отныне я буду называть этих тварей так. Когда очередь стихла, Хендерсон понял, что дело плохо, и принялся бежать быстрее. Ради спасения он был готов угнать чей-нибудь автомобиль, например, бывшего коллеги, которого все равно уже не было в живых. Дастин знал, что и Фред, и все остальные — мертвы. Вряд он уснет сегодня с такой информацией. Ему нужно было добраться домой, туда, где жила его мать, с тех пор как Дастин переехал в лабораторию на постоянное проживание, с головой зарыв себя в работу, дело своей жизни. Дыхание предательски срывалось, и Дастин всевозможными способами ловил недостающий воздух, с красным лицом мчась в город. Человек-Паук. Мне нужен чертов Человек-Паук.