Life Time 3

— Кто-нибудь видел Ника? Джим остановился перед кроватью Вебера, проскользив на сапогах, не успев остановится на бегу, и едва не влетел в железную балку второго яруса, если бы не ухватился рукой за соседнюю, на которой сидел настороженно оглядывающийся по сторонам, откуда-то взявшийся здесь Донован. Он и внимания не обратил на подоспевшего приятеля, покачнувшись на шаткой кровати, и только лишь сильнее втянул голову в плечи, затравленно озираясь, словно боялся, что его могут вышвырнуть отсюда. Должно быть, именно опасаясь выволочки, он забрался на кровать с ногами, даже сапоги не снял, вероятно, чтобы в случае чего ретироваться как можно быстрее. В руках он теребил брезентовый поводок, так что видимо Брамс пришел в казарму сразу после утренней дрессировки на площадке, что даже амуницию на склад не вернул. Мейлон выглядел растрепанным и неопрятным: расстегнутая рубашка с вывернутым воротником, китель висел только на одном плече, а "крысиный хвост" на затылке, всегда педантично растянутый и приглаженный гладко, волосинка к волосинке, держался на добром слове и растрепался, как пучок соломы. Он раздраженно отбросил его за спину и, недовольный молчанием, переводил взгляд с одного молодого человека на другого. Кроме Корфа. Тот лежал на втором ярусе, повернувшись на бок, и лишь безмолвно наблюдал за происходящим снизу, не собираясь показывать, что он присутствует при обсуждении. Хотя по сути, никакого обсуждения и не было. Если только молчаливое. Никто из них так и не произнес ни звука и до того, как явился Джим, который уже с утра начал отбывать свой наряд и перебрасывать кучу щебня лопатой без явной на то цели, просто в качестве наказания, поскольку никакой другой работы для него так рано утром не нашлось. У него чертовски горели ладони от черенка лопаты, и он скрипнул зубами, когда забыв об этом ухватился за железную балку, но руки не отдернул. — Полегче, они и так на соплях держатся, — проворчал Рихтер, недовольно косясь на заскрипевшую от толчка кровать. — Сам знаешь, новых не дадут. На полу придется спать. — Где Ник?! — уже громче и настойчивее повторил Джим, практически прокричав ему вопрос на ухо. — Отвечай, Ишвара тебя побери! Вы точно видели что здесь было! — А что, Крис тебе не рассказал? — не выдержал Корф, свесившись со второго яруса. — Он ведь с тобой вернулся. — В общем. Я хочу подробности знать. Вас что, на секунду нельзя одних оставить?! Только я за ворота — у вас тут же какой-то балаган начинается! Еще раз спрашиваю. Где. Ник! — рыкнул он, рассерженно выдыхая через нос. — Не думаю, что он сегодня вернется в корпус... — устало помотал головой Вебер и спрятал лицо в ладони, склонившись сидя на кровати. — Видел бы ты, сколько там крови было... Надеюсь Шемрок не... — Не наводи панику раньше времени, — постарался поддержать его Корф, до того, как друг озвучит свое страшное предположение, но и по его тону было понятно: кинолог не особо верит в свои слова. — Алори с Ником не дали бы беде случиться. Просто... — он задумался, подбирая подходящие слова, — ему сейчас не до службы, это очевидно. — После того, как Цербер набросился на Ульриха, Штайнман не отстанет от разноглазого просто так, — Джим склонил голову от бессилия и ударил кулаком по кровати с такой силой, что Донован подпрыгнул и отсел, прижимаясь спиной к противоположному краю кровати, подальше от разъяренного ишварита. Корф сочувственно посмотрел на него и медленно спустился вниз, садясь рядом с Вебером, ободряюще потрепав поникшего кинолога за плечо. Если Джим выдавал свои мысли прямо и четко, совершенно ничего не скрывая, то Рихтер только на вид казался безучастным, а на деле же просто не умел вот так открыто выражать свои эмоции, отчего ему становилось только хуже. Угнетающая обстановка, установившаяся в казарме со вчерашнего вечера, совершенно не способствовала расслаблению. Абсолютно каждый кинолог в корпусе знал о том, что произошло. Все плановые мероприятие согласно распорядку дня, были отменены до самого отбоя и свободное время, не занятое тренировками, военные провели в беседах, обсуждая произошедшее. Они разбивались на группы, тихо переговаривались, оглядывались по сторонам, переходили в соседние компании и делились мнением с ними. Даже первогодки, несмотря на то, что по обыкновению старались не вмешиваться в дела старослужащих, так или иначе оказывались втянуты в обсуждение. После такого происшествия никому бы и в голову не сбрело соблюдать субординацию, когда у каждого в голове творилась полнейшая неразбериха. Никто, даже "старики", не могли припомнить, чтобы в корпусе происходило хоть что-то подобное. Да, сцепившихся собак могли и по три раза в день разнимать, но в таких случаях кинологи знали, что делать и драка никогда не доходила до кровопролития, разве что, ухо кому подрать могли в пылу сражения. Все-таки, собаки — это собаки. Никто из служебных псов не стал бы грызть друг друга до смерти. Это было обычное поведение для кобелей, привычное настолько, что кинологи, растащив собак, отшучивались и обмениваясь шутливыми извинениями, разводили смутьянов по разные стороны дороги, осматривая псов уже в спокойной обстановке, но чаще всего даже осмотр в ветблоке им был не нужен. Но волкособ... С таким военные в корпусе сталкивались впервые. Джим ушам своим не поверил, когда Крис, подобравший его на грузовике в городе, когда ишварит сытый и довольный возвращался в корпус, рассказал ему о произошедшем. Волкер на силу удержал помутневшего рассудком Мейлона, который начал требовать разворачиваться и вести его к Нику, а потом и вовсе стал открывать дверь кабины, чтобы выпрыгнуть на полном ходу. И ведь выпрыгнул бы. Крис ругался и молча сжимал зубы от натуги, держа одной рукой руль, а второй намотав на кулак воротник Джима, едва не душа, не давал тому выбраться из грузовика. Чего только Волкер не услышал о себе за эту поездку, какими только проклятьями его не осыпали... Обьяснять разгоряченному южанину, что Нику сейчас никакая помощь не нужна, было бесполезно. Мейлон считал своим долгом быть рядом с другом во что бы то ни стало и его мало волновало какие еще санкции повесят на него за самоволку, да еще такую длительную. Не стоило злить Ульриха еще больше. Они оба и так влипли по самые уши и увязнут по макушку, если во время не вернутся в корпус. Крис опасался, что даже когда ворота захлопнутся за машиной, Джим сдуру и через забор сиганет, но надеялся, что этому идиоту хватит ума не бросаться на колючую проволоку, затянутую поверх бетонного ограждения. Только поняв, что ему никак не изловчиться, чтобы выбратся из захвата, Джим отдышался, бешенно вращая глазами, словно ища любую возможность выбраться, не веря в то, в какую безвыходную ситуацию его загнали, и успокоился. Тяжело выдохнув он постучал ладонью по кулаку Криса, и тот неспеша, осторожно, ослабил захват на случай, если хитрый ишварит все-таки решит выпрыгнуть наружу. Наверное, и в его голове появилось осознание того, что как бы ужасно все не сложилось — ему не удастся помочь Нику прямо сейчас. Все уже случилось. И назад ничего не вернуть. По прибытии в корпус, Волкер проследил, чтобы Джим отправился не куда-нибудь, а в сторону казарм, и только тогда пошел искать водителя, чтобы вернуть ему ключи, и решил оставаться поблизости от административного корпуса на тот случай, если его выходка привлекла лишнее внимание. Пусть он и помогал другу, он все равно нарушал сразу несколько статей устава и был готов понести за это наказание. И оно обещало быть строгим. Это куда серьезнее чем просто в город без позволения выйти, и наказание должно было быть соответствующим. Повезет, если не разжалуют... Но к его удивлению, никто даже не был в курсе о пропажи служебной машины. А вот Джиму повезло меньше: в городе его заметил полицейский патруль и разрешения у ишварита с собой, конечно же, не оказалось... — Кто-нибудь вообще знает, что там с Ульрихом? — спросил Джим, стараясь хоть немного переключить фокус внимания, понимая, что ребятам нужна хотя бы минутная передышка от мыслей об Николасе, хотя ему не очень хотелось обсуждать этого человека. — Постовые говорили, уехал весь на взводе и поздно. — Знаю только, что Цербер ушел раньше, — пробубнил Донован, обнимая себя руками и опуская голову. — Пробыл около часа в кабинете у Штайнмана и ушел. Меня там не было, но я слышал, как ребята из моего взвода говорили об этом. — Страшно подумать, что он с ним сделает после этого, — задумался Корф. — Достаточно одной неосторожной фразы чтобы Цербер оскалился, а тут... — Ой, ты его еще пожалей, — презрительно сплюнул Мейлон. — Этот ублюдок ничего другого не заслуживает, и если бы ни Шемрок, я бы всей части праздничный ужин приготовил ему на зло, а вам бы еще по бокальчику налил. А ты чего сжался, как кролик в силках? — спросил он у Брамса, удивленно поднимая бровь, только сейчас обращая внимание, что в отличии от остальных, парень ведет себя странно и потерянно. — Тебе что, тоже за что то успело прилететь? Брамс покосился на него так, словно ишварит задал слишком очевидный вопрос, но увидев непонимание и в глазах остальных кинологов, тяжело выдохнул и нехотя спустил ноги с кровати. Железная сетка под матрасом скрипнула от его движения. — Мне нельзя тут быть, — пробормотал он, опустив глаза. — Я не имею права появляться в казарме старослужащих, если на то нет веской причины... — Так ведь тебя Веб притащил, — кивнув на приятеля, ответил Корф. — Нет, — помотал головой Донован. — Документы принести или поручение передать от начальства могу. А приходить вот так просто поговорить... Джим скорчил недоуменную гримасу, стараясь понять, о чем говорит парень, но не дождавшись объяснений от самого Брамса, обратился к Корфу, который обычно тонко улавливал скрытые мысли. Отчего-то у их нового приятеля никак не получалось выражаться прямо и понятно. Во всяком случае, у Мейлона не с первого раза получалось вразумить, что до него пытается донести приятель. — О чем он вообще? — спросил Джим. — Вероятно о негласном внутрикорпусном правиле, по которому разные года службы придерживаются своего взвода и стараются не пересекаться, — пожал плечами тот и обратился к Брамсу. — Расслабься. Это старое правило носит скорее рекомендательный характер. — И существует потому, что многие завидуют тем, кто может общаться со старослужащими. Привилегий больше как будто. Дурость какая... Не забивай голову чепухой, белек, — Джим, не смотря на Брамса потрепал его по голове, не обращая внимание на то, как недовольно сморщился Донован, но никак не препятствовал трепке ишварита, терпеливо ожидая, пока тот закончит. — Не слушай дураков. Ты теперь с нами, а значит можешь быть там же, где и мы, и не бояться, кто и что будет о тебе говорить. — Тем более, наша компания – самая знаменитая в корпусе, — кивнул Вебер, немного повеселев, наблюдая за тем, как Мейлон муштрует новичка. — Она знаменитая, потому что с нами Ник, — напомнил Корф. — Но Джим прав. Тебе не надо избегать нас. Мы ведь не только на время соревнований сплотились. Раз сказали вместе – значит вместе. — Эй, не дави на малька, — нахмурился Джим. — Сказано же было: не привык он еще к нам. — Поэтому ты ему волосы лохматишь? — усмехнулся Вебер.— Чтобы привык быстрее? Брамс, дождавшись наконец, когда приставучий Мейлон отстанет от него, начал приглаживать взъерошенные волосы. Молча, чтобы случайно не спровоцировать импульсивного кинолога на новую, неожиданную выходку. — Пусть привыкает, — хмыкнул Джим. — Крис тоже возмущался первое время... О, легок на помине! К затихшим ребятам подошел Волкер, застегивая пуговицы на своей новой рубашке. Он коротко кивнул друзьям, приветствуя каждого, и с тяжелым вздохом опустился на свободное место, рядом с Донованом, который все-таки немного отсел, освобождая крупному молодому человеку побольше свободного места. Крис устало повел плечами и хрустнул шеей, разминая мышцы. Вебер выпрямился и с ожиданием посмотрел на него, немного наклонившись вперед. Корф, убрал ногу с колена, садясь ровнее, и даже ишварит застыл не сводя с кинолога пристального взгляда алых глаз. Как и Донован, который казалось и хотел бы сделать вид, что ему нет дела, но так же с любопытством покосился на новоприбывшего. Казалось, в этой тишине даже писк комара можно было бы услышать. Все с нетерпением ждали, когда парень наконец-то обратит на приятелей свое внимание, и он обратил. — Что? — спросил Крис, с непониманием обводя взглядом друзей. — Еще и вопросы задает, негодяй, — выдохнул Джим. — Рассказывай. Я от этих ничего толком не услышал. Ника не видел? Он собирается сегодня в корпус приходить? — Видел бы ты, что с Шемроком сталось — не спрашивал бы... — буркнул в ответ Крис, потерев шею рукой. — Совсем все плохо? — вступил в обсуждение Корф, с сожалением прикрыв глаза. — С него словно щипцами шкуру содрали, — начал вспоминать Волкер и вздрогнул от неприятных воспоминаний. — Крови столько было... Но Алори молодец, не растерялась. Раз-раз и зашила ему плечо. Словно заплатку поставила. Вот что значит истинный врач. Надеюсь, с ним все будет хорошо. С ними, то есть,— поправил себя он. — Я думаю, Ник не придет сегодня. Даже представить не могу, в каком он сейчас состоянии. Вы и без меня знаете, как Шемрок дорог для него. Если бы такое с Тагирой случилось... Она ведь совсем рядом была. А если бы я не успел ее в вольер завести? Она ведь даже сопротивляться бы не смогла... Ребята замолчали, воображая себе ужасную картину, которая могла произойти с каждой собакой, окажись она на месте белого пса. Им всегда казалось, что корпус — безопасное место, где можно спокойно спать зная, что твоя собака в целости и сохранности за железной рабицей и ей ничто не угрожает. Теперь даже выходило, что никто не был в безопасности даже здесь... — Шемрок – боец, — тихо проговорил Донован, опустив глаза. — Сильный, смелый, умный пес. — Сам зверь покруче волкособа, — невесело улыбнулся Вебер. — Все собаки от страха по вольерам метались, а он в драку рвался, как будто знал, что сможет сдюжить. — Не зря он лучший пес в стране, — Джим сделал жест, прося Корфа подвинутся и бесцеремонно плюхнулся на освободившийся краешек кровати, с блаженством откидываясь назад и закрывая глаза локтем правой руки. — Но все равно, душа у меня не на месте, Ишвара свидетель... Не успокоюсь, если его не увижу. — Что, уже отдохнул от лопаты? — нахмурился Крис. — Тебе мало было? Еще хочешь себе нарядов заработать? — Да куда уж больше... ему всю неделю щебенку перетаскивать, — невзначай вставил свою реплику Корф, но Крис даже взгляда не перевел, продолжая буравить глазами распластавшегося на спине ишварита. — Ты я смотрю только Ника слушаешься, но пока его нет, я буду держать тебя на поводке, чтобы бед не натворил. — Ну-ну... попробуй удержи, — пробубнил Мейлон, и Крисс сжал кулаки. — Он прав, Джим, — заступился за Волкера Корф, оборачиваясь к ишвариту. — Не нарывайся больше. Ульрих тебя наказывал конечно раньше, но так, рукой махнув. Ему было не до нас. А сейчас, после выволочки Цербера он сам как собака злющий. Не стоит сейчас лезть на рожон. — А что мне делать?! — Мейлон рывком сел, злобно зыркнул на Корфа. — Сидеть на заднице и ждать, когда все само собой станет лучше!? — Именно так! — наклонившись вперед, чтобы выглянуть из-за Корфа, сказал Вебер. — Сиди на заднице ровно и не дергайся. Нику сейчас от твоих мытарств лучше не станет. Не создавай лишних проблем. Нам и так тошно... — Ах, так значит, я теперь во всем виноват! Джим вскочил на ноги и гневно осмотрел приятелей. Его алые глаза словно бы стали еще ярче, словно злоба разжигала в нем огонь. О его взрывном характере было всем известно, как и то, что только Николас был в состоянии справиться с разозлившимся Мейлоном, но Крис не знал, как еще можно удержать его на месте. Ведь он бы действительно сбежал бы. И вчера тоже, если бы Волкер вовремя не ухватил его за рубашку, выпрыгнул бы из грузовика и не оглянулся бы. Он редко думал о последствиях, если дело касалось Ника и кого-то еще из числа его близких друзей. С одной стороны, такая преданная дружба заслуживала уважения, или даже восхищения, но и здравый смысл терять было нельзя. Крис был уверен, что Ник сказал бы Джиму тоже самое, да вот только Ник сейчас был не с ними и некому было осадить разбушевавшегося парня. Помощи ждать не от куда, придется справляться своими силами и успокоить Джима до тех пор, пока он на самом деле не решился на еще один безумный поступок. — Ничем ты сейчас Нику не поможешь, — спокойно сказал сказал Вебер, уставшим голосом, словно втолковывал простую истину непослушному ребенку. — Ему сейчас нужно с Шемроком быть и на лапы его поставить. Не бегал бы ты по своим булочным, как из голодного края, так увидел бы, что произошло, и понял бы без слов, что сейчас ему никто из нас не нужен. Дай ему время. Когда он будет готов к встрече с нами, мы его поддержим и поможем. Честное слово, Мейлон, военный, а выдержки никакой... Джим медленно отошел назад, пятясь спиной и поочередно указывая пальцем на каждого из ребят, которые так же как и Вебер с уставшими выражениями на лицах, молча смотрели на его движения, не в силах как-либо еще успокоить приятеля. Начинало казаться, что все попытки так или иначе будут провальными. Никто не знал, с какой стороны к нему поступиться и что следует сказать, чтобы образумить Джима. И осложнялось дело даже не тем, что они не знали, а тем, что очевидно ишварит и не собирался их слушать. Все равно, что костер бензином тушить. Повезло, что никого больше в казарме не было, и никто не был свидетелем их словесной перепалки. — Вы все... — процедил Джим. — Понятия не имеете, о чем говорите! Никто из вас не знает Ника, как я! Я был с ним, когда он по десять узлов на поводке завязывал! И вы не смеете мне говорить, что для него лучше, а что нет! Ему нужна поддержка и помощь! А вы вместо того, чтобы найти способ ему помочь сидите здесь и ноете, как на похоронах! Тоже мне друзья! Вам стыдно должно быть! Он ради нас на все готов, сколько раз выручал, сколько раз прикрывал. Неужели ради него вы не способны идти на риск?! Он бы не бросил никого из вас! Не предал! А теперь, когда ему нужна помощь, что вы делаете? Рассуждаете, великие мыслители?! — Джим, послушай... — начал было Корф. — Нет, очкастый, это ты меня послушай! — рявкнул Джим. — Не нравится, что я сегодня не клоун?! Непривычно слушать правду от такого несерьезного человека как я? А придется! Потому что вы ни черта не понимаете, но делаете вид, что вам известно все на свете. Да откуда вам знать, чего сейчас нужно Нику?! Вам просто удобно отвернуться и сделать вид, что ничего не произошло, что он сам со всем справится! Корф отвернулся от него и, пожав плечами, посмотрел на Вебера, безмолвно говоря "ну а что я могу сделать?". Никто больше не решился возразить Мейлону. Это могло вылиться с ссору похлеще, чем та, что произошла между ним и Николасом после обвинения в сторону Алори, с той лишь разницей, что в этот раз ишварит грозился поругаться сразу со всеми. Джим гневно зыркал то на одного, то на другого кинолога, ожидая любую фразу, которую сможет опровергнуть и продолжить свою яростную тираду, но ребята перестали смотреть на него, как будто Джим был бешенной собакой, и зрительный контакт мог спровоцировать его на агрессию. Все как один решили, что лучшее вообще ничего не говорить и подождать, чтобы не обострять ситуацию. Навряд ли дело дошло бы до рукоприкладства, но Джим еще никогда не был взбешен настолько сильно, и кинологам не хотелось проверять, на что он способен в таком настроении. Не даром же поговаривали насколько пылкий южный народ, и как легко их вывести из себя. Что ж... теперь Мейлон наглядно показал, как это бывает. И как ни странно, обе его вспышки гнева были связаны с Николасом. Человеком, мимо проблем которого Джим не мог пройти. Вебер начал даже жалеть о том, что вообще стал подначивать друга. Вроде бы и старался осторожнее подбирать слова, но Мейлон все равно вспыхнул как факел. Оставалось надеяться, что это пламя затихнет само собой, если не усугублять ситуацию. Пожалуй, в таком настроении его бы даже Ульрих не испугал бы. Если он вообще когда-либо имел для него какое-то значение... — Эм, Джим... Поникшие, отпустившие все на волю судьбы ребята удивленно подняли глаза на Донована. Паренек несмело протягивал вверх руку, словно ученик на уроке, привлекая внимание Джима, который только и ждал возможности наброситься на очередного оппонента, посмевшего заткнуть ему рот. Вебер молча, выпучив глаза от испуга, замотал головой, с мольбой смотря на Брамса, а Корф перекрестил руки, жестом призывая младшего товарища остановиться. Доновам всего ничего знал своих новых друзей и навряд ли был наслышан о том, каким злобным может быть Джим. Вступать с ним в разговор — все равно, что тыкать палкой в гремучую змею, в любом случае рад не будешь. И откуда у него только смелости хватило? Ведь сам же прекрасно все видел и все же полез в конфронтацию с человеком, которого лучше было и вовсе не трогать. Всегда тихий и молчаливый, он выбрал слишком неподходящий момент для разговора, но как бы активно не посылали невербальные сигналы Вебер и Корф, Донован даже не смотрел на них. Он и на Джима не смотрел, все же побаиваясь его, но несмотря на это как-то упрямо бубнил под нос свое обращение к ишвариту. — Ты злишься на нас за то что мы не хотим идти к Нику, но это не так... Мы очень хотим к нему пойти, — промямлил Донован, но в повисшей тишине, через шум крови в ушах, Джим все равно услышал его. — Да ну? — фыркнул Джим, сложив руки на груди и чертыхнувшись, сощурил свои огненные глаза. — То-то я смотрю на перегонки бежите. — Я плохо еще знаю вас, не совсем понимаю ваши поступки и пока что не привык к тому, что стал частью вашей компании, но мне кажется, Николасу будет очень грустно, если мы придем... — Чего? — Мейлон настолько не разобрался, к чему клонит Донован, что его гневное выражение на лице сменилось удивленным. — Ты о чем там пищишь, белек? — Ник будет расстроен, если кто-то из нас нарвется на взыскания. Он очень участливый человек, и как ты и сказал, очень любит своих друзей. А раз так, разве он не решит, что это его вина? Разве не станет винить себя в том, что у нас неприятности? Даже если мы будем считать иначе? — Будет, конечно! — поддержал Брамса Вебер. — Парень правду говорит, Джим. И ты, как самый близкий друг Ника должен это знать! — Ему только хуже станет... хотя я и представить не могу, насколько ему сейчас паршиво, — тихо проговорил Корф. Джим нахмурился, уже не так сильно, как изначально, и скрипнул зубами от досады, все еще продолжая стоять на своем и позы не меняя. Но от негодования стал постукивать носком сапога об плитку пола. Успокоить его было не так просто, но, тем не менее, спокойный голос Донована воззвал его к здравому смыслу, когда он готов был броситься прочь и, если нужно будет, перелезть через бетонный забор корпуса. Если он и хотел чего-то больше, чем помочь Николасу, так это не сделать другу хуже. Но вместе с тем невыносимо было просто бездействовать и ждать. Он не привык отпускать ситуацию на самотек, всегда пытался взять ее в свои руки и вывернуть в ту сторону, которая будет устраивать, а связанные с этим риски и трудности и вовсе считал мелочами, которые все равно не могли перевесить итог, к которому он стремился. Уж морально поддержать Николаса он мог всегда. Поднимать настроение Мейлон умел хорошо, но вдруг осознал, что если и развлекал друзей, заставляя забыть о неприятностях, то подобного происшествия с ними еще никогда не происходило. Что ему придется сделать, чтобы поднять настроение убитому горем Нику? Сможет ли Элрик вообще быть прежним, пока Шемрок болеет? Да и какие слова найти для поддержки? Джим надеялся разобраться в этом на месте, но, если подумать, сейчас он не мог представить, что именно следовало бы сказать или сделать. Нужно ли было вообще. Скорее всего, единственное уместная помощь – просто молча посидеть рядом. Может, ребята действительно правы, и создание новых проблем все же перевешивает ценность от его помощи? Если все, о чем судачил корпус правда, Николасу придется не сладко. Он стал ввергнут в невероятно паршивую разборку не по своей воле, в которой еще Ульрих оказался и сам Цербер. Тут уж действительно добра не жди. Пусть отряд соревнований был распущен, и формально Николас не был их командиром, но все равно, неприятности, которые возникали у его друзей, так или иначе все равно отражались и на нем тоже. И если остальные хотя бы старались не ввязываться в историю, то Джим лез на рожон, никаким образом, не думая о том, как это отразится на Николасе. Ему казалось даже забавным выслушивать от приятеля наставления и обсмеивать все попытки Элрика призвать его к совести. Ник никогда не злился на него за оплошность, не кричал и не отчитывал Джима на глазах у посторонних, прося лишь быть осторожным и стыдил за неподобающее поведение, при этом прекрасно понимая, что для ишварита все эти разговоры как горох об стенку, но не оставлял попыток перевоспитать Мейлона. Джима всегда забавляла его настойчивость, и оттого он, наверное, и чудил больше дозволенного. Он не видел ничего плохого в том, что Николас получал выговоры за поведение приятеля. В конце концов – это просто слова и не более. Но теперь возмездие могло быть абсолютно другим. Ульрих и до этого недолюбливал Николаса и терпел его лишь потому, что Элрик приносил в корпус славу и деньги. Будь это не так, без сомнений, поехал бы разноглазый переводом в другой корпус, подальше от глаз. Пока Ульрих у власти – ни за что не отпустит свою выгоду в лице знаменитого кинолога, но вот если после происшествия его статус пошатнется, что тогда удержит управляющего от такого поступка? Наверняка Цербер вчера знатно потаскал его за шкирку и после такого унижения, да еще на глазах целого корпуса, лицемерный ублюдок захочет отыграться на человеке, которого винил во всех бедах. Ник служил исправно, не реагировал на все издевательства начальника в свою сторону и просто выполнял свою работу так, как и должен. С этой стороны к нему придраться было нельзя, но не невозможно при желании. А желание у Штайнмана было, да еще какое... Остынув, отрезвлённый словами Донована, Джим наконец начал понимать, насколько все серьезно, и в какой опасности сейчас находится один лишь факт существования Ника в Централе. Не говоря уже о всем остальном. — Чтоб вас всех... Мейлон резко сел рядом с Донованом, и на этот раз парень не отодвинулся в сторону, следя за ишваритом печальными глазами. Мейлон закрыл лицо ладонями и медленно покачал головой. — Ишвара, за что... Как будто проблем мало было... — Ишвара тут не при чем. Ульрих сам накликал на нас беду, и теперь у Ника могут быть большие проблемы, — пробормотал Вебер. — Давай, пошипи еще, пустынная кобра. Добей меня, — сквозь зубы бросил Джим, не открывая лица. — Пусть хоть КТО-НИБУДЬ легально выйдет в город и узнает, как он там, раз меня не пускаете. Ребята дружно выдохнули, когда услышали просьбу сдавшегося ишварита, а Рихтер и вовсе показал Доновану большой палец, отмечая его безупречную работу по усмирению взбесившегося ишварита. Брам недоуменно поднял бровь, но ничего спрашивать не стал. — Наряды уже раздали, и мы не дежурим сегодня, — ответил Корф Джиму. — Пока шумиха не уляжется – новые посты не выставят. Пока все работают по распорядку вчерашнего дня, а на нас, как ты помнишь, никто не рассчитывал. — И уйти никто не может, — поторопился добавить Вагнер. — Даже одобренные пропуска отменили. Придется посидеть в казарме какое-то время. Расписание тренировок тоже еще не обновили. — Вот ведь шакалья участь, — фыркнул Джим, потерев ладонями лицо. — Мало того что заперли как скорпионов в банке, так еще и работать нельзя... Если они и могли хоть как-то отвлечься от невеселых мыслей, то только на дрессировочной площадке. Служебные собаки не любили долго сидеть без дела. И им было не объяснить, что такое ЧП и почему им придется какое-то время оставаться в вольерах. Вольеры корпуса хотя бы были просторные, и после тесных клеток овчаркам точно не на что было жаловаться. Но даже до казармы доносился далекий призывный лай. Время утренних занятий уже давно началось, но оставшиеся без работы кинологи коротали освободившиеся часы разбредясь по территории так, чтобы не попадаться на глаза начальству. Да и погода выдалась на редкость хорошей, чтобы под крышей сидеть. Именно поэтому ребята и остались в помещении, где лишних глаз и ушей не было. Слухи так и так пойдут, и им не хотелось быть частью информаторов, которые все равно перевернут все с ног на голову. В пустой комнате было тихо настолько, что Донован вздрогнул когда услышал глухой стук, с которым толстый мохнатый шмель бился об оконное стекло, сердито жужжа раз за разом налетая на невидимую стену. — А этот волк как, живой? — как бы невзначай спросил Джим, наконец убрав руки от лица и помотав головой, чтобы собраться. — За него впору больше переживать судя по тому, что я слышал. — Я не видел, но по-моему с ним все в порядке. Готовят, в депортации на границу, куда и должны были отправить...Мне было интересно, и я немного послушал, о чем мои говорили, — ответил Донован, сползая к края койки и направляясь к окну, не выдержав мучений несчастного насекомого. — Глупый зверь, — цыкнул языком Вебер. —Нашел на кого нападать. Шемрок никого не боится. Бьюсь об заклад, и на медведя бы бросился, если бы на нас в лесу косолапый вышел. — Легко говорить об этом, когда все закончилось, — не согласился Корф. — Ты сам видел, чего ему это стоило. У Шема стальная хватка. Если бы у него не хватило сил удерживать Бархата, последствия могли быть намного хуже. Плечо оно ведь не так далеко от глотки. — Ай заткнись! — выкрикнул Джим, закрывая уши руками. — И слушать не хочу! Как только подумаю о том, как там Ник пытался их разнять... Забери, Ишвара, забери! — парень сделал движение руками, словно развевал от себя тревожные думы. — Чтобы я еще раз вас одних оставил... Если бы я остался в корпусе, то... — То все равно ничего не смог б сделать, —безжалостно и прямо перебил его Донован, возвращаясь на свое место, а вместе с собой принеся и легкий ветерок из открытого окна, в которое вылетел ворчливо жужжащий шмель. — Ник запретил растаскивать их. А значит сколько бы человек не было, никто бы не смог помочь. — И правильно сделал, что запретил, — Вебер поморщился, вспоминая произошедшее. — Я даже, кажется, слышал, как хрустел нос под клыками Шемрока, — он вздрогнул. — Жуть, никогда бы не хотел снова услышать. Наверное, и у него рана серьезная. — Жить будет. Молодые люди обернулись. К ним не спеша шагал Крис, с перекинутым через плечо черным кителем. Ворот рубашки был расстегнут и заправлен не по уставу, но на улице было так жарко, что все формальности в отсутствии начальства отходили на второй план. Парень выглядел помятым и осунувшимся, а под глазами залегли тени, словно он не спал несколько дней к ряду. Да и брел он тяжелой походкой, словно бы это не Джиму, а ему самому несколько нарядов выдали. Никто не видел его с самого утра. После построения Крис сразу же ушел, никому ничего не сказав, а перед отбоем перекинуться с ним хоть парой фраз не получилось даже у изворотливого Джима, поэтому теперь ребята замерев смотрели на приятеля, который, и глаз не поднимая, обошел ряд двухъярусных кроватей. Не дожидаясь, пока он доберется до цели, Корф освободил ему место забираясь обратно на верх, ловко подтянувшись на руках, и расположился так, чтобы хорошо видеть своих друзей внизу. Казалось, Крису нет ни до чего дела, но все же бросив недолгий тяжелый взгляд уставших глаз на Корфа он слегка приподнял руку, то ли здороваясь, то ли благодаря за то, что ему место уступили, и бухнулся рядом с Рихтером так грузно, что Вебер на матрасе подпрыгнул, схватившись на всякий случай за боковину кровати, чтобы равновесие не потерять. Но даже после этого никто не проронил ни слова, как будто боялись, что стоит рот открыть, и Крис вообще говорить не захочет. Волкер повел правым плечом, держась за него кистью левой руки, как будто вправляя, потом сделал тоже самое с левым и, наконец тряхнув головой, нехотя взглянул на кинологов, медленно обводя их взглядом, задерживаясь надолго на лице каждого, словно вспоминал их. Потом отвел глаза, поворачиваясь боком к друзьям, и облокотился локтями о спинку кровати, опуская на них же голову. — Как она? — первым очень тихо нарушил молчание Корф. — Нормально, — буркнул Волкер, до того как остальные, переглядываясь поняли о ком идет речь. — Локвуд сказал, что просто растяжение, перетрудилась старушка. Больно было, а все равно работу делала. Говорят же, что служебные собаки готовы себя до смерти загнать... Но обошлось. Пока что он за ней присмотрит, что-то там будет ей в вену колоть, а как начнет сама на лапы вставать, вернется в вольер. Но работать ей больше нельзя. Даже в патрули ходить. Она свое уже отработала. Новости про изменения в порядке перевода собак на "пенсию" всем были уже известны. По этому поводу уже начинали назревать протестантские настроения. Никто не хотел, чтобы собаку, пусть и не принадлежащей ему, ждала такая ужасная участь. Насколько это было законно и имел ли Штайнман вообще право выдвигать такие изменения, не поставив в известность Штаб, не знал никто. Возможно, служащие в бухгалтерии могли знать наверняка, но заткнуть им рот Ульриху тоже было несложно. Этот прецедент мог серьезно сказаться на моральном настроении всего корпуса, не говоря уже о том, чтобы перерасти в конфронтацию с начальством. Настроение у всего личного состава было недобрым, попахивало возможным бунтом, если найдется человек, способный как следует подстегнуть и сыграть на общем недовольстве. Это напряжение ощущалось каждым кинологом вне зависимости от того, насколько старая собака находилась под его опекой. Теперь возможность перевода собак в другие корпуса уже не казалось кинологам такой ужасной. Особенно, если это была единственная возможность спасти боевого товарища от пусть не скорой, но неминуемой смерти. Ульрих похоже был начисто лишен апатии. Насколько бы жестоким не был человек – принимать такие законы лишь для того, чтобы сохранить бюджет... Мало у кого нашлись бы слова, чтобы дать его действиям справедливую, точную оценку, а нецензурной брани не хватило бы и на толику того, что о нем думали сейчас военные. Слишком много произошло за последнее время, чтобы в мыслях осталось хоть немного места для чего-то хорошего. Казалось, просветлений уже никогда не будет, и кинологический корпус больше никогда не станет прежним. Хотелось верить, что все это просто шутка, ошибка, идиотские бредни Штайнмана, но опровержений так и не последовало, а значит поправки действительно вступили в силу. Оставалось верить в чудо. Или же наоборот... — Лучше бы эта тварь Ульриха загрызла, — злобно бросил Джим, громко, не боясь, что его услышат. — Никто бы и плакать не стал. — Ты про Бархата или Цербера? — уточнил Корф. — Бархата. А впрочем, все равно. Цербер может быть даже справился лучше... После всего что этот гад натворил по нему трибунал плачет. Если мы что-нибудь не сделаем, смерти этих собак будут на нашей совести. Не знаю, как вы, а я не могу себе этого позволить. Нужно до верхов добираться по горячему следу. — У Штайнмана слишком много хороших знакомых в Штабе, — Крис повернулся к друзьям, без особого энтузиазма вступая в диалог. — Очень много. Отец его хорошо устроился на руководящей должности, и пусть сейчас он в отставке, связи никуда не делись. — Отец… — прошипел ишварит. — Да будь у меня такой сын, я бы его своими же руками придушил как гадюку. Как таких только земля носит. Неужели в аду чертей не хватает? — Николас не обрадуется таким новостям… — покачал головой Корф. — На него и так всего навалилось, а теперь еще и это. — Погоди! — Джим встрепенулся. Его глаза загорелись, и он замер, смотря перед собой. Донован приподнял одну бровь, наблюдая за его неожиданным изменением в настроении и немного помедлив, подсел поближе, помахав у Мейлона перед глазами рукой, стараясь вернуть его в реальность. — Что ты там удумал опять? — спросил Вебер. — Учти, ни на какую авантюру опасную мы не... — Артур! — выкрикнул Джим и вскочил на ноги. — Артур! Он может помочь! Мейлон с восторгом взглянул на друзей, ожидая, что они тоже воспрянут духом, но вопреки ожиданиям встретился со скептическим взглядом каждого из них. Никто с места не повставал и прыгать от радости явно не собирался, отчего улыбка парня медленно угасла. Корф безынтересно смотрел на ужимки ишварита через стекла очков и не спешил комментировать происходящее, хотя, судя по задумчивости в его взгляде, он хотя бы пытался понять, при чем здесь Артур, и как капитан восточного корпуса, не имеющий к ним никакое отношение, может помочь решить эту проблему. Донован снова забрался на кровать с ногами и отвернулся. Иногда его пугала энергичность Джима, к которой он еще не привык, но помня слова Ника, он старался пересилить себя и нехотя, после внутренней борьбы все-таки снова обернулся к ишвариту. Любопытство взяло вверх. А вот Крис, вырванный из своих мыслей импульсивным рывком приятеля, наоборот, кажется, готов был хвататься за любую даже самую призрачную надежду спасти свою собаку от неминуемой гибели. И ему было все равно, что именно придумал Джим. Он был готов рискнуть. — Эй, ну вы чего? — Джим растерянно развел руками. — Ну Артур... Забыли, кто это, что ли? — Капитан восточного корпуса, — пожал плечами Вебер. — И что? — Да как что?! — снова разозлился Мейлон. — Он может огласку дать! Нас никто слушать не станет. Если мы тявкать начнем, нам живо намордники натянут. Против своего корпуса не попрешь, если не хочешь, чтобы тебя пинком под зад на улицу не вышвырнули, как дворнягу безродную. Но им-то нечего бояться! Или вы думаете, хоть один кинолог поддержит такое решение?! Хоть один позволит убить свою собаку?! — Если бы они наши были, — пробормотал Рихтер. — Они имущество государства. А со своим имуществом государство может распоряжаться как хочет. Но ты прав, никто бы в здравом уме такой приказ не поддержал бы. Насколько это вообще законно? — Вебер поднял глаза наверх, чтобы услышать Корфа. Уж этот парень в законах разбирался хорошо, как никак начинал он свою службу не в корпусе, а работал в архиве судебных приставов. Пусть и не долго, по его рассказам (а рассказывал он о себе крайне мало), но хоть какое-то представление о том, имеет ли право на существование такое распоряжение, мог знать. Все замолчали, последовав примеру Вебера, и Корф, понимая, что именно от него хотят, тяжело вздохнул, садясь на кровати. — Это все сложно, — ответил он. — Кинологический корпус несколько автономен. Мы подчиняемся непосредственно Штабу, но из-за того, что сам Штаб не имеет понятия о том, как правильно регулировать нашу работу, он оставляет это право за начальниками, которые, по изначальному плану, должны понимать, как и что делать. Иными словами, они снимают за себя ответственность. А иначе им пришлось бы разбираться со многими вещами, в которых штабские не смыслят. Видимо, создать регулирующий орган конкретно для каждого из ведомственных корпусов, было слишком трудно. Но сделай они так, проблем наоборот стало бы меньше. Однако, имеем, что имеем... — А можно без юриспруденции? — презрительно скривился Джим. — Ты с людьми простыми говоришь, а не с чиновниками. — Если проще, корпус имеет право вообще не сообщать о своих внутренних порядках, если они не нарушают краеугольных законов государства. В остальных случаях, да, к сожалению, имеет право жить по своим законам, которые не выходят за предела территории корпуса, естественно. А учитывая то, что жизнь служебных животных целиком находится в руках корпуса... сами понимаете, все остается на совести самого руководителя. — Погибла моя Тагира... Крис спрятал лицо, зарывшись носом в сгиб локтя. Вебер прикусил губу, не зная, как взбодрить приятеля и потрепал его по плечу, молча выражая свое сочувствие. Сложно было подобрать хоть какие-то слова, чтобы поддержать Криса, чья собака уже сейчас находилась в опасности. Сколько должно пройти времени, сколько бедная Тагира должна пребывать в стационаре, чтобы не попасть под... Об этом даже думать не хотелось, но отрицание реальности никак не сможет ничего изменить. В этом Вебер был согласен с Джимом, который хоть и не знал наверняка, но не хотел мириться с таким произволом местной власти. Если разобраться и подумать, сейчас происходило полнейшее варварство и беспредел. Сложно было поверить, что даже отдав права на принятие своих законов, центральный Штаб может допустить подобное. И дело даже не в самой армии. Понятно, что никакой сентиментальности здесь не место, но все равно, человечность и сострадание имели место быть. Ведь это были не просто собаки. Они служили на благо стране, защищали ее границы, охраняли покой гражданских, участвовали в сложным операциях, успех которых в большинстве случаев зависел именно от них. Даже те, кто ничего не понимал в кинологии, должны были осознавать это. Такой жестокости в Аместрисе не было место, тем более в мирное время. И чем дальше развивалась эта мысль, тем яснее становилось, что кинологом нужна была помощь со стороны. Кто-то влиятельный и, самое главное, понимающий должен был упразднить подобное издевательство, или хотя бы сделать так, чтобы о нем узнали. Престиж корпуса непременно опустится ниже некуда, если станет известно о таком бездушии со стороны начальства. А с другой стороны, это отличная возможность дать Ульриху под зад и отстранить его от управления корпусом. Вопрос был только в том, сколько собак погибнет перед тем, как это станет возможным... — А если взять шефство над собаками и содержать на свое жалование? – задумчиво спросил Днонован. – Штайман будет только рад, если станет удерживать с нас процент от оклада. — Они так или иначе занимают места. Даже если полностью обеспечивать собак, Ульрих скорее закажет новый перевод, чем допустит нерациональное использование земли. Но можно попробовать, – не совсем уверенно ответил Корф. — Кто знает, что у него в голове, и как именно он готов изощряться ради парочки лишних центов. — Аренду земли этот урод все равно не платит, — рыкнул Джим. — Все этому шакалу мало, сколько ни дай. Он уже столько с нас кровь пьет, пора что-то делать. Хоть что-то. Открыто выступить не можем, так за его спиной организовать сопротивление мы в силах. — И кто его возглавит? — Вебер с сомнением посмотрел на Мейлона. — Ты что ли? — О, нет! Я точно против, — отозвался Крис. — Без обид, приятель, но командир из тебя никакой. — Нет, конечно. Еще бы я руководить рвался, — отмахнулся ишварит. — Я, разве что, за агитацию взяться смогу. У меня хорошо получается общаться с людьми. Если кому и становится лидеру, то выбор тут не велик... — У Ника и без нас проблем хватает, — сразу поняв, о ком говорит Джим, покачал головой Корф. — Будет нехорошо вот так все на него скидывать. Но я тоже не хочу наблюдать за тем, что твориться. Пусть Плеяды это пока не касается, у меня сердце сжимается, когда представляю, что бездействие погубит так много хороших собак. Но в одиночку даже ему не справится. Джим прав. Нам нужен надежный человек, хоть сколько бы то влиятельнее, чем обычный кинолог. И что-то мне подсказывает, что даже звание капитана Брауну не поможет, если он согласится помочь. Подставлять хорошего человека тоже не хочется. Он ведь ваш друг, Джим? — Да, когда-то вместе служили. Когда еще стажерами с разноглазым бегали, — задумался Мейлон, обдумывая слова Корфа А ведь и правда. Не стоило рубить с плеча и цепляться за самую первую пришедшую на ум возможность. Даже если ситуация требовала скорейшего решения. Конечно, Артур поступил некрасиво с Ником и тот злился на своего старого друга, но даже так, не стал бы отказываться от помощи, если дело касалось собак. Это Джим точно знал. Пусть Ника и не было рядом, ему было прекрасно известно, как бы поступил Элрик в данной ситуации. К сожалению, события, и без того ужасные, не оставляли его в покое. Оставалось только догадываться, каким ударом для него будет приказ Ульриха. Кинологом без любви к собакам не стать, но Мейлон еще не встречал человека, который так чутко понимал каждого хвостатого, с которым ему доводилось встречаться. Чего уж там говорить, если он даже с Грачом общий язык нашел. Для него это будет самая что ни на есть личная трагедия. Да еще и Тагира. Когда Крис загремел в медблок в прошлом году с тяжелой пневмонией, Ник и просьбы ждать не стал, сам занимался с Тагирой, хоть и у самого забот было не мало. Даже разминал ее лапы, которые уже тогда начинали болеть. Больше соломы натаскал в ее будку, чтобы собака не замерзла. Наверное, во всем корпусе не было собаки, которая не обожала бы Ника. Как и не было собак, с которыми хоть единожды Элрик не занимался на дрессировочной площадке, подменяя проводника или же обучая первогодок, как правильно работать с подопечными. Для него все это, казалось, было вполне в порядке вещей, и вряд ли он замечал, насколько сильно его любят рабочие псы. Даже самые задиристые кобели силились просунуть нос в ячейку сетки-рябицы, чтобы парень погладил их. Наверное, для Ника не существовало никакой другой подходящей специальности. Уж слишком хорошо он умел с животными общаться, но почему-то не захотел идти по пути своей младшей сестры. "Ну чисто сказочная златовласая принцесса!" — любил подшучивать над ним Мейлон. Только вот сейчас смеяться совсем не хотелось. Грустно все это было. Настолько, что даже у главного клоуна корпуса не нашлось слов, чтобы, как это обычно бывало, разрядить обстановку пусть и неуместной, но шуткой. Да и вообще, где теперь искать Артура? Восточный корпус – не ближний свет, и связаться с ним открыто не получится. Кто знает, может быть, его вообще уже в округе нет, и Браун отбыл в командировку. Средний армейский класс вечно куда-то посылают, заниматься делами, до которых лейтенанты еще не доросли, а майорам лень браться. И опять все сводилось к Нику, который знал Артура куда лучше, чем все остальные. Понравится ли ему вообще идея, которую выдвинул Мейлон, или же он предложит что-то лучше? Пока что Джим не видел никакой другой возможности хоть как-то повлиять на идиотские распоряжения Ульриха. Они все находились под его властью. Ник сам не единожды предупреждал друзей, что с этим человеком лучше не шутить и вообще стараться не появляться в его поле зрения. Ведь если у Ульриха просыпался интерес к кому-то, это всегда заканчивалось изнуряющей работой в лучшем случаи. Если уж даже такому человеку, как Элрик, на плечах которого буквально строился престиж корпуса, жилось под начальством Штайнмана не сладко, что уж о других говорить... — Я, — начал было Вебер, но заткнулся, услышав скрип двери в конце коридора. Джим встрепенулся, резко обернувшись в коридору вслушиваясь в тяжелые шаги, эхом отражающиеся от стен. Все это время никто не нарушал их покой, и им не приходилось беседовать вполголоса, боясь, что их подслушивают. Навряд ли кто-то стал бы доносить на них, особенно в то время, когда весь корпус в шаге от бунта, но все же осторожность никогда не бывает лишней. Сначала Мейлону показалось, что это Ник, и он даже сделал несколько шагов вперед, но из-за угла показался кинолог, волочивший за собой швабры и метлы, вероятно как и Джим, освободившийся от наряда. Он даже головы не повернул проходя мимо парней и, когда исчез в дальнем коридоре, Рихтер продолжил свою мысль. — Я думаю, мы не те люди, кто может вот так запросто к капитану соседнего округа обращаться. Это должно выглядеть так, словно мы вообще не при чем. Если кривая на нас выведет, сам понимаешь, что будет. Одномоментно Ульриха никто не разжалует, и пока этот вопрос решается, он во все тяжкие пустится. Не мне вам рассказывать, какой он мстительный. — Ника за то, что он Шемрока домой забрал, заставили пятнадцатый сектор в одиночку обходить, — вспомнил Корф. — Пятнадцатый? — удивленно моргнул Донован. — Это ведь весь город! — Об этом я и говорю, — кивнул Вебер. — Если за такую провинность награждают пятнашкой, за измену что похуже придумают. В этих вопросах Ульрих мастер. Если бы он настолько хорошо в проблемах корпуса разбирался, мы бы сейчас с вами это не обсуждали. — И кого же ты предлагаешь, если не Артура? — фыркнул Джим. — Лично я больше не знаю относительно успешных и влиятельных людей, которые готовы за правду бороться. Не в главном же Штабе их искать, да простит меня Ишвара. Все штабские – зажравшиеся свиньи, им до проблем каких-то собачников дела нет. Рады будут только, если мы здесь перегрыземся. — Не все... Все посмотрели на Криса, который молча слушал и не участвовал в обсуждении, страдающий от своего личного горя. Он все так же смотрел куда-то вниз, размышляя о своем, и ребята даже не были уверены, что он слушал их. Но оказалось, что все же слушал и, к счастью, не заставил остальных ждать, пока он соберется с мыслями. Он и сам похоже начал что-то понимать, потому как его взгляд изменился, а брови сдвинулись к переносице, когда он нахмурился и сказал, без тени неуверенности: — Цербер. — Что Цербер? — переспросил Донован. — Цербер может нам помочь. Повисла мертвая тишина. Молодые люди замерли от шока, не веря, что Крис, даже находящийся не в самом здравом уме после трагедии, мог сказать что-то подобное. Можно было даже подумать, что это шутка, но Волкер не был способен шутить в ситуации, от которой зависела жизнь его собаки. Первым пришел в себя Джим и немного отвел голову назад, словно сомневался в адекватности своего друга. — Ооооо...— сострадательно протянул он. — Он похоже совсем умом тронулся. Цербер поможет, говоришь? А чего же не пряничные единороги, м? Или, может быть, фея лесная? — Прекрати! — отдернул его Вебер. — Он имел ввиду, что Цербер МОГ бы помочь, если этот чертов приказ Ульрих выдумал не до нашего возвращения. После той выволочки, что ему Мустанг устроил, он не дошел бы до того, чтобы придумать что-то подобное. Испугался бы. — Нет! Я имел ввиду именно то, что имел! — Крис недовольно толкнул плечом приятеля. — Я серьезно! Цербер на нашей стороне. Мы все это время зря от него шарахались. Он не такой, как этот штабский скот. Вебер посмотрел на Криса со смесью удивления и сожаления. Вроде и пожалеть хотелось друга, у которого такая беда случилось, но вместе с тем и страшно было от него такую ересь слушать. Да еще когда он заявлял о ней так уверенно, хотя до этого целиком и полностью разделял общее мнение кинологов по поводу штабских узурпаторов. И такие разительные перемены, произошедшие в столь короткий срок, волей не волей заставляли усомниться в адекватности Волкера. Во всяком случае, судя по выражению лиц остальных, ребята так же не вразумляли услышанного. Даже Донован, который не так давно служил в корпусе, и не знал, насколько сильно Ричард Мустанг является "известной" личностью, с сомнением отвел взгляд, словно боялся, что Криса может оскорбить такое недоверие, а потом и вовсе, видимо чувствуя, что ситуация может снова обострится, сполз с кровати и как бы нехотя, медленно направился к окну, останавливаясь перед ним с заведёнными за спину руками, но все равно вслушиваясь в разговоры своих новых друзей. Его исчезновение похоже осталось незамеченным, поскольку никто Брамса даже взглядом не проводил. Внимание кинологов все так же было сфокусировано на спятившем Крисе, перед всеми защищающего Цербера. Личность, которая в защите не нуждалась уж точно. — Давайте отведем его в мед блок, — серьезно предложил Джим. — Похоже, голову напекло ему сильно, раз такую чушь несет. — Заткнись и слушай, красноглазый, — недобро покосился на него Волкер и поднялся на ноги. Рихтер протянул было руку, чтобы поймать Криса за плечо и остановить, но в последний момент поймал ладонью лишь воздух, когда Волкер резко устремился к Джиму на ходу жестом приказывая ему занять место в зрительном зале. Ишварит не стал возражать и, подняв вверх руки ладонями вперед, как бы говоря "сдаюсь", снисходительно покачал головой и плюхнулся на кровать, на которой недавно в одиночку сидел Брамс, и, выраженно выдохнув, растянулся на спине, положив руки за голову, упираясь макушкой в стальную спинку и запросив ногу на ногу прямо в сапогах, приготовился к представлению, решительно намереваясь после него скрутить приятеля и насильно сопроводить к врачу. Корф, то ли выражая искреннее желание получше понаблюдать за Крисом, то ли чтобы не злить его своим нахождением на втором ярусе, когда Волкер собирается о чем-то, по всей видимости, серьезно говорить, спустился вниз, присаживаясь рядом с Рихтером. Только Брамс остался стоять у окна, но все же бросал на собравшихся тревожный взгляд. Ему никогда не приходилось становиться участником подобного, и пока что все это было для парня слишком тяжело, чтобы наравне со всеми участвовать в обсуждении, так что Донован решил пока не встревать в то, о чем имеет малое представление, и просто слушать и, может быть позже, при наличии каких-либо собственных мнений, влиться в дискуссию. — Цербер ненавидит Ульриха, — начал Крис. Джим не сдержался и фыркнул. — Тоже мне новость. Он всех ненавидит. — Заткнись, пока я тебе не врезал, — пригрозил Волкер, но на Мейлона даже не взглянул, найдя более лояльных слушателей в лице Вагнера и Рихтера, которые, если и до этого не знали, что сказать, теперь вообще языки проглотили и боялись с места сдвинуться. Криса словно бы Джим укусил, и теперь он тоже готов был до конца гнуть свою линию. Предусмотрительно стоило не мешать ему говорить и мирно позволить высказываться дальше. Сам же Мейлон, ничуть не испугавшись, усмехнулся. Ему действительно становилось интересно, на какую фантазию способен Крис, который до сегодняшнего дня был реалистом и ненавидел штабских змей так же сильно, как это было заведено среди кинологов. И ради такого ему было даже ничуть не жаль вывести приятеля на агрессию. Однако, это могло сильно затормозить сам рассказ, и, борясь с желанием пошутить так, чтобы ему действительно досталось, Джим все так же не вербально, жестом попросил его продолжать. В конце концов, не только он жаждал услышать, чего же такого знает Волкер, что пошатнуло его веру. Удостоверившись, что все слушают, Крис злобно выдохнул, отпуская гнев и стараясь сосредоточиться. Если бы он продолжил в подобном томе, его бы точно приняли за умалишенного. Хотя они все равно навряд ли поверят в то, что он собирался им поведать. — Я случайно подслушал разговор Ульриха и Цербера, когда они выходил из штаба. Я шел мимо, хотел у завхоза новую рубашку выпросить, поэтому, когда услышал голос Ульриха, решил подождать за углом, не показываться на глаза. Мало ли что... Он замолчал не специально. Просто не знал, как лучше передать то, свидетелем чего он стал. Вдаваться в подробности или нет? Пересказать теми же словами, которыми перебрасывались спорившие, или попробовать передать все своими словами? И пока он решал, Мейлон, видимо уже учуявший сенсационную историю, резко поменял свою позу, перекатился на бок, приподнялся на руках, подползая ближе к тому краю кровати, который был ближе к Крису, и подпер голову руками, обращаясь в слух. Остальные так и остались сидеть, удивленно хлопая глазами. Донован слегка нахмурился, смотря в окно. Теперь, когда Волкер говорил тише, ему приходилось напрягать слух, чтобы все как следует расслышать. — Не знаю, что уж там в кабинете было и о чем они беседовали, но Цербер был в бешенстве. Поверьте, там, у вольеров, он был еще щеночком. Я подглядывал в полглаза, боялся, что он меня заметит. Сами знаете, какие слухи о нем ходят. Не хотелось под горячую руку попасть. Только за то, что я с голым торсом расхаживаю, могло серьезно влететь. — Ближе к делу! — не выдержал Мейлон, поторапливая рассказчика. — Цербер вышел первым, а за ним вылетел Штайнман, чуть с крыльца не упал, остановить хотел. Орал "Подождите! Давайте договоримся! Зачем вам вообще ставить в известность высшее руководство?! Этот корпус не имеет к вам никакого отношения!" Цербер остановился и так его осадил, что я сам захотел со стеной срастись, чтобы не заметили. — То есть, — недоверчиво подал голос Корф, — он не остался равнодушным к тому, что увидел? — Это слабо сказано, — усмехнулся Крис, довольный тем, что Корф понял его. — Ему очень не понравилось то, что происходит в корпусе. И судя по тому, что он наговорил Штайнману, у самого Ульриха тоже куча проблем имеется. Может, он потребовал документацию... Те же самые накладные на волкособа и разрешение на его размещение в черте города. Это ведь опасный зверь, нельзя его держать вблизи гражданского населения. Еще что-то там говорил про документацию... Много всего. Я хоть ничего не понял, но и дураку понятно, что там едва ли не до трибунала может зайти. — Надеюсь, он нашел накладные на отпуск стройматериалов "налево"! — потер руки Джим. — Нам в прошлом году Штаб выделил столько бруса и решетки для починки вольеров. В итоге, мы даже вшивой вагонки не получили. — Судя по тому, в какой ярости Цербер был, он все нашел, — ответил Крис. — Ульрих был белый, как молоко, трясся весь, едва ли за форму Цербера не хватался. Что только не обещал, как только не божился, что чуть ли не завтра решит все проблемы, лишь бы он запрос на проверку не отправлял. — И что же Цербер? — спросил Вебер. — Что-что? Наорал на него. Рассказал ему, кто он такой и что ему светит за одно только предложение взятки. — Идиот, — фыркнул Джим. — Взятку Церберу предлагать! Как будто у него с деньгами проблемы могут быть. А дальше что? — Ушел. Ульрих за ним побежал, продолжал уговаривать. Видимо, действительно ему может сильно влететь за то, что нашел Цербер. А Цербер, судя по всему, настроен его закопать. Принципиальный. Не стоит загадывать, но, наверное, у нас еще есть шанс избавиться от Штайнмана чужими руками. — Будешь трепаться об этом так громко – сам под раздачу попадешь, — шикнул на него Вебер, приложив палец к губам. — Мы с вами здесь обсуждаем то, чего чужие уши слышать не должны. — Чего ты боишься? — закатил глаза Джим и кивнул в сторону окна. — Мелкий в дозоре. Свистнет, если кто к казарме подойдет. Так что, пока никого здесь нет, предлагаю обсудить то, насколько бредовая сама мысль доверять жизни наших собак Церберу. Корф задумчиво покручивал в пальцах пуговицу кителя, а Рихтер постукивал носком сапога по полу, тоже раздумывая. Только Джим, ни на секунду не размышляя, вынес свой вердикт. — Ты не подумай, дружище, я тебя не сужу, — спокойно сказал ишварит.— Сам бы голову потерял если бы был на твоем месте. Только вот рассчитывать на штабских – это самое последнее дело. — Если этот штабский МОЖЕТ хоть что-то сделать, я БУДУ на него рассчитывать, — жестко ответил Крис, смерив Джима сердитым взглядом. — Хочешь сказать, у меня выбор есть? Или предлагаешь смотреть, как моей собаке смертный приговор подписывают за долгие годы верной службы. Джим покачал головой. Он вовсе не это хотел донести до друга, но Крис не хотел ничего слышать, найдя для себя спасение в лице Цербера. Вебер неуверенно посмотрел на Джима. Было похоже, что он не согласен с ним, но боялся встревать в спор. — Я просто хотел сказать, что не нужно надеяться на синекительных, — постарался сгладить углы Джим. — Они совершенно другого посола, не такие, как мы с вами, и думают по-другому, и ценности у них другие. Не станет один из них просто так помогать кинологам. Как будто мне вам это объяснять надо, — он развел руками, указывая на всех собравшихся. — То, что Цербер Штаймана за хвост взял, хорошо конечно, но не будем забывать, как он любит порядок во всем. Я не вижу здесь никакого желания помочь. Звездочку он получить хочет, только и всего. Будешь надеяться на сыночка фюрера – потом сильно пожалеешь. Ты же ему не кузен, чтобы он ради тебя что-то сделал. А до корпуса ему есть дело как до голубятни: не его правовое поле. Припугнул Штайнмана и все. Будет он со всякими собаками возиться, ну... — Ты меня не слушал совсем, Джим... — Наоборот, все слышал, потому и говорю. И лучше тебе это услышать сейчас, чем потом, когда поздно будет. Крис не стал спорить. С Джимом припираться – себя не уважать. Все равно, что быка за рога хватать, своего не добиться. Не даром говорят, что ишвариты упрямы, как буйволы, и сладить с ними не просто. Разумеется, он не надеялся, что все примут его слова на веру. Веди их не было там. Они не слышали, как и каким тоном Цербер говорил с Ульрихом. Это было что угодно, но точно не пустая угроза и не запугивание. Он и правда мог создать Штайнману неприятности, а в результате проверки всплывут все подпольные махинации недобросовестного начальника, и тогда ему точно ничего не поможет. Разжалуют в лучшем случат, учитывая сколько у него связей, а большего корпусу и не нужно. Кто бы ни был новый начальник, он точно не может быть хуже этого монстра. "Тут еще подумать надо, кто настоящий монстр," – подумал про себя Крис, – "Штайнман или Цербер". — Веб? — обратился Джим к другу, не сводя полуприкрытых глаз с Волкера. — А ты что скажешь? Рихтер замелся, прикусывая нижнюю губу. Теперь ответ ждали о него. Джим хотел переубедить Криса, перетащив на свою сторону больше людей, чтобы мнением большинства убедить Криса перестать надеяться на невозможное. Все, о чем он рассказывал, выглядело слишком фантастично. Ну правда, разве Церберу может быть дело до проблем кинологов? Не верилось, что такому человеку вообще до чего-то может быть дело. А впрочем... разве они могут судить, если совсем ничего не знают о Цербере кроме того, что его все как черта боятся? Кто знает, может быть Крис прав? А может и нет? Джим всего лишь хотел защитить друга от возможного разочарование, но не гарантировано, что ишварит наперед знает, как обернется ситуация, а своей категоричностью к штабским он даже среди кинологов славился. Хотя, казалось, куда уж больше. Возможно, память предков подсказывала ему не верить таким людям, но все равно, нельзя было основываться на одной интуиции. — Ну? — окликнул его Мейлон. — Что ты думаешь? — Я думаю, Крис прав... — замявшись, выпалил он. — Шанс есть. — Эй?! — Джив дернул головой от неожиданности и шокировано глянул на приятеля. — Ты что, тоже перегрелся?! —Цербер, конечно, пугающий тип, — попытался оправдаться Вебер. — Мне он тоже не нравится, Джим, но, если он может посодействовать, я и на сделку с дьяволом соглашусь. Лишь бы собак и наш корпус спасти. Сейчас не то время, чтобы по симпатии себе союзника выбирать. Плевать, кто он, пусть помогает по-своему. Нам нужна огласка, сам говорил, а кто, как не штабский, поднимет ее в Штабе. Или собираешься на митинг выходить? — Вот идиот, — удал себя по лицу Джим и зажмурился. — Я вас от беды огородить хочу, а вы сами демону в пасть лезете. Хорошо, что среди нас есть человек, который умеет правильно взвешивать риски и не станет глупо доверяться этим крысам в погонах, да Корф? — с надеждой в голосе обратился он к Вагнеру. — Скажи им. Они меня не слушают. Корф хмыкнул и поправил очки. — Что ж, — начал он, — если мой голос решающий, то я встану на сторону Джима. Мне не по нутру вообще рассматривать какие-либо взаимодействия со штабскими. Доброго отношения от них ждать не стоит. А мы прокаженные военных подразделений. Сами по себе, но в тоже время под постоянным контролем. Боюсь, что помощь Цербера больше вреда принесет чем пользы. Не делай из него своего дружка, Крис. Как уже говорил Джим, он не твой родственник, чтобы помогать. Само собой, речи не идет о том, чтобы вообще заикаться о том, что у нас трудности и уж тем более каким-то образом Цербера привлекать к делу. Я конечно рад, что Штайнману влетит, но намеренно просить помощи у синекительных не стану, что хочешь со мной делай. Лучше ничего не делать, чем сделать хуже. Прости, Крис. Я не люблю врать, сам знаешь. — Знаете, почему вы так говорите? — огрызнулся Волкер. — Потому что это случилось не с вами! Потому что эта не ваша собака сейчас лежит в ветеринарном блоке! А тебе Корф, вообще бояться нечего. Плеяда же молодая, с Шемроком одного возраста. Зачем что-то делать, если с твоей собакой все в порядке? Если у нее не болят лапы, если она не старая, можно и не переживать! Да вот только они все постареют. И что тогда? Добровольно на усыпление понесете, на своих руках?! Как Ник вчера тащил Шемрока в грузовик? Легко рассуждать в таком ключе. Очень легко! — Крис, — Корф сочувственно опустил голову. — Все вовсе не так. Мы просто... — Не все голоса услышали, — Джим жестом заставил друга замолчать и показал пальцем на окно. — Мелкий теперь с нами. У него тоже есть право голоса. Может, мнения совсем разделятся. Эй, Дон! — позвал он и свистнул словно собаку подзывая. — Иди-ка сюда. Разговор есть. — Боюсь, этот разговор придется отложить, — отозвался Брамс, глядя в окно. — Ник идет.