Во имя моего героя

- Дружище, я тебе говорю, что так и будет. Каминари потягивает свой кофе, пренебрежительно и с едкой ухмылкой проходясь взглядом по сведенным бровям парня напротив. Он даже не пытается скрыть удовольствие в своем голосе, с которым нещадно приходится по едва ли нормальному настроению Кацуки. Хотя, Денки тот ещё сообразительный парень — ему без труда заметить, что Бакуго на седьмом небе от счастья, но просто держит лицо железякой, а то ещё растает, не дай Бог. Кацуки виноват во всём сам. Он, понадеявшись на небесные силы, хорошее расположение после принятия их с Изуку отношений Инко-сан и ошеломительно очаровательные красные щеки младшего, когда он в тот вечер выпихивал Кацуки из дома, блондину захотелось с кем-то поделиться. Он набрал Эйджиро, естественно. Не любитель Кацуки отчитываться перед кем-то, но Киришима служил ему не только верным другом, но и личным дневником, поэтому Бакуго просто физически не мог отказать себе в удовольствии похвастаться перед другом ещё одной сбывшейся мечтой. Красный Бунтарь как раз махался с кем-то в Киото одной рукой, потому что второй не рисковал сбросить вызов с Кацуки, но это дело маловажное. Существенно то, что Эйджиро пообещал собраться посидеть с пацанвой и отпраздновать это дело. Пацанва это он и Кацуки. Но к ним нарисовался Денки и сделал это сам, отправив Бакуго одно занятное сообщение, резко сбившее все планы: «Поболтаем о Мидории-чан?». Здесь Кацуки, естественно, преувеличил. Планы были сбиты и без Каминари, потому что Киришима задерживается ещё на сутки. Итого, по воле случая, с нервно постукивающей ногой по полу, на которую Денки реагирует ровно никак, Кацуки сидит, скрестив руки на груди, и со злобной миной пялит на друга, желая своим красноречивым видом подтолкнуть его начать говорить по существу. - Но я всё ещё сомневаюсь по поводу названия, - лениво продолжает Каминари, пряча довольную усмешку, покусыванием щёк изнутри, - мой клуб должен называться как-то громогласно! Чтобы все хотели туда попасть, но… - он театрально разводит руками, - не могли, так как всему сброду у меня делать нечего. - Так и назови его «Громогласный: вход только для пидорасов», - нервно цыкает Бакуго, цепляя на вилочку кусочек какой-то сладкой жести, заказанной ему младшим. - Ты же и сам там несколько раз был. Самооскорбление. Хотя, - Денки хитро щурится, - часть про «пидорасов» заиграла новыми красками, учитывая то, как страстно вы с Мидорией-чан там лобызались. - Хлебоприёмничек-то прикрой, - вскидывает бровь Кацуки, - ещё какая-то электрощётка на ножках меня не оскорбляла. - А что, нельзя и пошутить? Сам предпочитаешь оскорблять себя? - Да, у меня самообслуживание. - Душнила. Денки посмеивается, упираясь на локти на столе, и внимательно рассматривает лицо Бакуго, выслеживая малейшие перемены на напряженной физиономии. Кацуки знает, что этот парень так делает, когда хочет прощупать почву и нарыть что-то своё, далёкое от всего мирского, а после высрать из себя самую дикую ерундистику, которую ещё человечество не видело. Конкретно сейчас Кацуки внутри сжимается из-за того, что эта ересь будет связанна именно с ним либо с Изуку, ибо под предлогом разговора о последнем Каминари вызвал сегодня сюда самого взрывоопасного товарища из окружения. Однако, лицо Денки внезапно приобретает задумчивый оттенок и он перестаёт улыбаться. - Так вы теперь официально встречаетесь? - Давно уже как. - Да нет, - голос парня звучит слишком низким для него, а глаза кажутся до чёртиков пронзительными, - по сути, начали вы только теперь — когда расставили все точки и поговорили по душам. Кацуки тяжело театрально вздыхает, но внутри соглашается с Денки. Может, Изуку тоже так считает. В любом случае, для старшего важен день, когда они так критично сблизились, поэтому он будет давить до победного на то, что парой они стали на следующее же утро после его дня рождения. - Думай, как хочешь, - шикает. Денки тянет едкую улыбку и отклоняется немного назад, словно хочет избежать ярости Кацуки. Он поднимает кофе к губам и делает глоток, потом ставит чашку обратно на стол, словно это важный ритуал, помогающий сосредоточиться. - Да ладно, Каччан! - отчеканивает прозвище по слогам, Кацуки недовольно морщится, - просто представь, у вас с Мидорией теперь все серьезно! Меньше «задрот», больше «люблю тебя». Ты представляешь себе это? - парень мечтательно смотрит вверх, показывая глубокую заинтересованность в своих же словах. - Я вот, например, представить ещё как могу. Кацуки, недовольный, фыркает и продолжает ковырять пирожное, стараясь не вкладывать в слова Каминари слишком много процентов своего внимания. - О своих отношениях помечтать не хочешь? - бурчит он, но не огрызается. - Что ты вообще знаешь о любви, герой-любовник? Сам-то наплёл с три короба о трагедии в отношениях с Джиро, а теперь решил меня в кучку к несостоявшимся отнести? Денки, сделав вид, что не услышал последний вопрос, улыбается, поднимая указательный палец вверх с видом великого мыслителя. - Знаю, что это не только поцелуи, Кацуки! - его голос становится серьезнее, он опирается на руки и прищуривает глаза. Краткий миг тишины. Бакуго смотрит на Каминари, его брови поднимаются в недоумении. Мысли подкидывают сюжет того, как Денки не воспринимает их с Изуку за полноценную пару и решает начать их поучать. Он почти успевает начать злиться, когда младший продолжил: - Я серьезно, Кацуки. Когда у вас появляется это ощущение близости, ощущение «мы», в какой-то момент… этого может стать мало. Кацуки в удивлении смотрит на него. Что это за философские разглагольствования? Денки не выглядит и грамма насмехающимся или шутящим. Его глаза отдают бронзой, а лицо держится в уверенном спокойном выражении. Бакуго знает эту эмоцию. Каминари не любит её придерживаться, вот только его натура не обделена серьёзностью, которая появляется в ситуациях, где хозяину кажется, что речь заходит в дебри, из которых нужно выбираться поскорее. Кацуки буквально видел, как зарождалась эта другая сторона младшего, чувствовал малейшие изменения, ощущал, когда Денки приобретал мрачный вид и хотел сказать что-то важное, что, возможно, сам Кацуки, в силу своего высокого, но мало принимающего чужие эмоции, интеллекта, мог не заметить. - Мало чего? - с нарочитым безразличием спрашивает он, хотя внутри уже зародилось тревожное предчувствие. - Мало поцелуев, например, - Денки говорит спокойно, но на Бакуго словно вылили ведро холодной воды. Ладонь крепче сжала десертную ложечку, слегка подрывая её крохотными вспышками. - Мало прикосновений… Мало этого чувства единения… И вот тогда появляется желание… забрать всего Изуку себе. Кацуки открывает рот, чтобы возразить, но замирает, так как его сознание сбивается с толку от этих слов. Он не может уловить до конца порыв Денки, не может понять, к чему он ведёт и на что намекает. Да, в Кацуки присутствует черта собственничества. Да, в нём бытует ревность, но чтобы настолько это было заметно… Каминари тянет новый глоток кофе, внимательно рассматривая микроскопические изменения на лице друга. Никому из них больше не смешно. - Сперва ты просто начинаешь с того, что поцелуи это хорошо, а потом ты найдешь какой-то способ «погладить» его, не так ли? - продолжает Денки, а у Кацуки в венах разливается жгучий спирт. Изуку у него на диване, на нём, под его прикосновениями — всё врезается в голову одновременно, вынуждая на пару секунд задержать дыхание. Целовать младшего оказалось мало уже тогда. Смысл накатывает мелкими волнами. Первый же зелёный свет от Изуку он принял как разрешение попробовать его коснуться не только губами. Кончики ушей загораются сами по себе. - Как ты смеешь об этом говорить вообще?! - Кацуки вскочил, весь на взводе. Его руки сжимаются в кулаки, но он пытается сдавливать свой гнев, не встречая ответной реакции в виде испуга со стороны Денки. - Я подготавливаю тебя, - преспокойно отвечает второй, указывая рукой другу сесть обратно, куда Бакуго тут же грузно падает. Посетители неловко косятся на их столик. - К чему? - К принятию, - разводит руками младший, его голос становится ниже, как бы намекая, что будет лучше для Бакуго его послушать. - У тебя есть проблемы, Кацуки. Ты тормозишь, когда дело доходит до понимания своих чувств, и это заметно уже давно. Я буду кретином, если не скажу тебе о том, как сильно заметно ещё и то, как ты скрипишь зубами, когда Тодороки появляется где-то рядом с Мидорией, либо тот же Шинсо. А сколько я наслушался о каком-то Роди? Ты ревновал его задолго до того, как смог понять, что любишь его, придурок, я к этому. Допустим, это всё верно. Кацуки не из самого спокойного десятка, но об этом едва ли стоит говорить, потому что он и сам всё очень хорошо осознаёт и старается работать над этим. Денки окажется мразью, если будет продолжать делать вид, что это не так, ведь он с Киришимой были единственными, не включая Изуку, кто знал о угрызениях совести Бакуго, касательно его слегка отсталой реакции на чужие эмоции. - Я всё ещё не догоняю, - сухо отвечает. - Естественно, я вижу это по твоей пушком заросшей мордочке, - травит Каминари, но даже маленькой усмешки не наблюдает. - Я к тому, что в какой-то момент ты можешь не понять ещё и то, что ты чувствуешь к Мидории в моменте и чего хочешь от него. Теперь, когда вы вместе, твои руки, по сути, развязаны. Ты можешь его целовать, трогать, хотеть, дроч… - Я тебя понял. Ближе к сути. - Но в конечном итоге ты можешь оплошать и испугаться того, что ты чувствуешь. Начать думать, что ты конченный изврат и думаешь слишком наперёд. Денки вперился взглядом в чужой слегка приоткрытый рот. Кацуки действительно на какой-то миг потерял дар речи, потому что, извините, но был не готов говорить на такую тему не с Эйджиро либо с самим собой, а с, мать его, Денки, который пусть и хороший товарищ, но смущает до ужаса. - Хотеть своего партнёра это нормально, - уверено заявляет младший. - Ровно настолько же, насколько понять, что в какой-то момент быть просто рядом и изредка целовать его — мало. - Ты думаешь, что я настолько далёкий, что не смогу понять, чего мне хочется? - Не сможешь понять, что стыдиться этого не нужно, и с этим всё нормально, - поправляет его Каминари, внимательно исследуя взглядом бледное лицо. - Это одно и то же. - Ничего подобного, - парень категорично качает головой. - Глядя на Мидорию ты можешь начать думать, что он слишком добрый, слишком сладкий, слишком много тебе позволяющий, поэтому и не откажет тебе, если ты попытаешься что-то сделать. В яблочко. В алых радужках проскакивает отблеск понимания, но Кацуки не особо хочет им светить. Он уже ловил себя на мысли о том, что Изуку позволил тогда к себе касаться, потому что из доброты своей банально пожалел старшего. При недавнем разговоре они выяснили вдвоём, что Изуку не настолько уж и добрый, чтобы идти на такие уступки, но легкая мантия сомнения ложится на плечи Кацуки в порыве дуновения свободно высказанных Денки слов. Теперь, когда они вошли в отношения, Изуку действительно может начать переступать через себя, чтобы давать внимание, в котором Бакуго отчаянно нуждается. И не сказать, что Кацуки не стал бы думать об этом сам, но Каминари его в этот раз опередил. - Ты слишком рано об этом говоришь, придурок. Мы только-только начали встречаться. - И что? Хотеть-то ты его начал его восемь лет назад. - Уж сам разберусь. - Естественно, - цокает языком младший. - Ровно так же, как и разберешься с ревностью, да? Какие-то леваши в клубе просто танцевали рядом с ним, а ты уже поджигал мои диваны. Тодороки просто с ним разговаривал, а ты уже хотел подорвать ему голову. Это не есть круто, дорогуша. - Я не делал это всё так очевидно, как ты треплешься! - с заметно загоревшимися кончиками ушей прошипел Бакуго. - Уж поверь — я ещё и преуменьшаю. Но, мне есть чем тебя порадовать, - он хищно улыбается, - Мидория тоже не из святых. От упоминания Эйджиро у него кровь кипит, я видел это собственными глазами. - Пиздишь. Как легла на плечи эта мантия словами Денки, так и плавно сползла, потому что придурок намеренно заставил ощутить на себе спектр некомфортных эмоций, на которые Кацуки повёлся аж бегом. Но, отрицать будет глупо, внутри всё застилает настоящим пламенем, потому что Изуку ревнует. Изуку умеет ревновать. Его ревновать. - Могу поклясться, - так же уверено и с довольной улыбкой тянет Денки. - Но его ревность очень мягкая. Он вряд ли будет выдвигать какие-то претензии из-за этого, так что здесь он, конечно, красавец. Терпения у него всяко больше, чем у тебя. - Уж не уверен. Восемь лет минимального контакта с тем, кого хочешь видеть круглосуточно были ещё тем испытанием терпимости Кацуки. Сколько разбитых голов, сколько побед, сколько денег, которые он никогда не чувствовал в своих ладонях физически, но отправлял сразу Мелиссе, чтобы та заказывала необходимые детали и нанимала мастеров — железобетонное доказательство терпения. - А я уверен. То, как он к тебе относился ещё до войны, об очень многом говорит. Если ты терпел восемь лет, то парнишка все двадцать наверное, - Денки смеётся, но в груди Кацуки разливается тонкой струйкой стыд и сладкий яд. И приятно, и больно, что Изуку настолько долго терпел его нападки, чтобы в конечном итоге всё свелось к обычной романтике. - Ему бы показать, что ты влюблен в него по уши, а не зубами скрипеть от ревности. Понимаешь мыслю? Кацуки фыркает. Он-то понимает, но факт того, что ему об этом говорят в лоб, будто он это самый примитивный живой объект на планете, слегка вымораживает. С другой стороны, Каминари не выглядит обычно насмешливым или вроде того. Наоборот, он держится скалой, если сравнивать с его обычным поведением. С чего бы ему только быть настолько заинтересованным в том, чтобы у него с Изуку всё сложилось? В голову лезет фраза из клуба: «Я наблюдал за вами двумя с того самого дня, как оказался единственным из класса, кто в моменте видел как ты умер, а потом, как Мидория озверел. Чувствовать себя таким беспомощным и видеть то, как мои друзья отдают жизни в прямом эфире… Я не могу с того самого дня смотреть на вас иначе. Вы всегда в моём фокусе и я пристально рассматриваю, кто и как на что реагирует, дружище. Пусть вы и боевые гении, крутые стратеги и сами по себе не из робкого десятка, но вы оба тупые, как скалка, когда дело доходит до любви, я прав, да? Поэтому я хочу убить двух зайцев одним выстрелом — и помочь вам самостоятельно, и избавить себя от этой беспомощности». Вот оно в чём вся соль. Ну-ну, с чувством вины Кацуки уже успел хорошенько столкнуться, поэтому и Денки клевать особо не может. Вот только ощущение того, что ему прямо сейчас лезут в трусы не шибко-то импонирует. - И без тебя разберусь, - в итоге выдаёт, проткнув пирожное ровно в середину, - делать подарки, комплименты и прочею бурду я как-то и без тебя смогу, Пикачу. - Что? - насмешливо усмехается Каминари, чуть ложась на стол. - Какие комплименты ему ты сможешь сделать? «Изуку, ты конечно не Мэрри, но Поппинз у тебя зачётный»? - Ха-ха, очень смешно, - процедил Кацуки сквозь зубы, продолжая методично уничтожать пирожное. Его пальцы слегка дрожат, выдавая скрываемое раздражение. - Какие, к чёртовой матери, комплименты я ему должен делать? Я не какой-то там романтик-придурок. Плюс, мы оба парни. Никому из нас это не сдалось. Денки пропускает сквозь пальцы то, что его друг буквально в воздухе переобулся касательно комплиментов. - О, да? То есть, из-за этого Мидория не захочет слышать от тебя слова похвалы или взаимной симпатии? - младший тянет губы в ехидной улыбке, прищурив глаза, когда Бакуго на какую-то долю секунды теряет фокус на его лице, внутренне соглашаясь. - И какие же комплименты ты планируешь сыпать на нашего милого, невинного Мидорию? «Изуку, твои брови такие же идеально симметричные, как и мои взрывы»? Или, быть может, классика жанра: «Изуку, ты, конечно, не мой любимый детонатор, но всё же… ты довольно симпатичный»? Кацуки резко поднял голову, его взгляд мог бы расплавить металл, но он стиснул челюсти, пытаясь сдержать ярость, которая клокочет внутри него. Он прекрасно понимает, что Денки издевается, но не может отрицать, что не без причины и в его словах нет доли правды. - Заткнись, - шипит он, стараясь звучать как можно холоднее. - Обиделся? - Каминари рассмеялся. - Не волнуйся, я просто переживаю за ваш нежный, хрупкий цветочек любви. Ты ведь знаешь, что Мидория — существо нежное, как крылышко бабочки. Один твой взрыв — и все, пиши пропало. Да-да, где Изуку, а где крылышко бабочки. Изуку может взять на прогиб, когда ты моргаешь, и вырвать хребет, пока ты смотришь на него в упор. Нежный, как цветочек, куда уж там. Кацуки не хочет извращать натуру младшего, но тот может скрутить кого-угодно в сраный бантик и отправить на вечеринку на «тот» свет. Да он может самого Динамита вывернуть наизнанку и… блять, это горячо. Так что бредни Денки о том, что Изуку это сплошная беззащитная нежность, его мало впечатляют. - Он вполне способен за себя постоять, - отрезал Кацуки, стараясь звучать уверенно, хотя внутри всё трясется от негодования. - О, да? - Денки склоняет голову набок. - Так, значит, ты-таки практикуешь «нежные» объятия, которые выглядят как попытка удушения? Или «страстные» поцелуи, которые напоминают скорее драку на выживание? А то как-то не пойму, зачем Мидории ещё и нужно за себя стоять, если ты такой хорошенький. Кацуки чувствует, как его лицо становится на оттенок краснее. И почему он вообще выслушивает этого полудурка? У самого личная жизнь разваливается, а он советами брызжет, словно Кацуки не подотрётся ими при первой же возможности. - Я нормально веду себя с Изуку, - отчеканивает каждое слово, сдерживая всю свою кровь в положении смирно, потому что если она продолжит циркулировать по телу и разгонять внедренную в неё агрессию, то Каминари вынесут от сюда ногами вперёд. - Верю, - Денки с преспокойно улыбкой качает головой. - Просто ты, мой дорогой друг, настолько неуклюж в проявлениях нежности, что это вызывает у меня стойкое желание вызвать экзорциста. Или, может, инструктора по свиданиям. Или… лучше сразу психолога. В клубе я даже приметил, что тебе не помешают все трое, поэтому вызвался на место второго. Кацуки вздыхает, внутри понимая, что Денки в чём-то прав. Он был неловким, грубым, слишком резким. Он и сам понимает это, и именно эта мысль мучит его больше всего и заставляет выслушивать цирк одного конкретного урода, будто пригвожденный к диванчику, под которым уже всё горит, но хотя бы не сгорает. - Иди в задницу. - А мыслишки-то все о заднице, да? - Денки ловит его на слове, игриво подмигивая. - Но до задницы нужно ещё постараться дорваться, дорогуша. Может, попробуй купить Изуку что-нибудь по-настоящему романтичное. Не второй костюм, а, например, предлагаю начать с противогаза. И практичность, и внимание. Что скажешь? В твоём духе. И тут до Кацуки доходит. Этот щенок калеченный над ним сидит и всё время банально стебётся, а он жрёт это с крошками. Внутри последняя надежда на человечность в этой электрической чистилке для унитаза постепенно обрывается. - Ой, только не забудь сделать комплимент, когда будешь вручать!- продолжает Денки сдерживая слетающие усмешки с губ. - Попробуй с чего-то ласкового, типа: «Изуку, ты не такой уж и бесполезный дебил». Нет-нет, вот это лучше: «Изуку, твои волосы такие же мягкие, как труп после взрыва». Я готов поставить что это более поэтично. Или, может, «Изуку, твои руки не такие уж и трясущиеся, так что сможешь сам надеть этот противогаз?». Я реально готов делать ставки, что этот вариант будет принят с гораздо большим энтузиазмом. И, может, добавишь что-нибудь про то, как ты заботишься о его дыхательной системе? Романтика в чистом виде! - Вот сука ты вшивая! - шумно выдыхает Бакуго, чувствуя как злость подпирает по самый кадык. - Падла ссыкливая, поиздеваться надо мной решил?! - И не забудь упомянуть, как сильно ты ценишь его прекрасную улыбку, даже если она скрыта за противогазом! Это будет так… трогательно, - губы Денки маниакально разъезжаются в странной улыбке, а сам он группируется, предчувствуя бурю. - А если он спросит, почему именно противогаз, ответь, что это для того, чтобы он не задохнулся от твоей неземной любви. Гарантирую, он будет в восторге. Или, по крайней мере, сильно шокирован. Кацуки, не в силах больше выносить этот цирк, хватает со стола ближайший предмет — салфетницу — и швыряет её аккурат в пустую коробку с серой жидкостью Денки. - Стой! Стой! - Денки срывается на остервенелый крик, но пытается пробухтеться, чтобы вытрясти из себя блестящее: - касательно подарка! Советую купить Изуку что-нибудь действительно романтичное, например, упаковочку презервативов с изображением Всемогущего. Романтично, практично, и на случай, если ты решишь выразить свои чувства более физически. Не забудь комплимент! «Изуку, твои руки не такие уж и трясущиеся, чтобы не смочь разорвать упаковку». Кацуки вскакивает, схватив со столика позади сахарницу, и запускает её в Денки, создавая мгновенную дымку из маленьких кристалликов. - Ах точно! Я забыл, что ты забываешь, как дышать рядом с ним! - орёт Каминари, с дикой усмешкой начиная бежать в сторону выхода, - хочешь я попрошу Мидо-чан купить тебе ингалятор?

***

- В смысле, ты будешь пиздить детей за деньги, а тебе ещё и «спасибо» скажут? - Каччан, это называется практический экзамен. И никого я там избивать за деньги не собираюсь. - Тебе выдадут за это зарплату, так что, считай, это ровно то же, что я и сказал. Кацуки раскинулся на кресле для отдыха в учительской, пока Изуку усиленно перебирает в руках бумаги, которые должны были приесться ему ещё в первую неделю работы, но нет. Самый младший в коллективе, герой-Деку, предпочитает перечитывать одно и то же по тысячу раз, потому что — кто знает — а вдруг он за эту тысячу раз просрал какой-то иероглиф в фамилии или нюанс в описании причуд, и теперь все эти дети помрут на поле боя ещё до того, как на него выйдут. Ну-ну, от греха подальше, читайте, учитель. Солнечный свет, проникающий сквозь высокие окна учительской, озаряет пылинки, танцующие в воздухе. Кацуки, растянувшись на удобном кожаном кресле, предназначенном для отдыха уставших преподавателей, наблюдает как раз за одним. Изуку, весь сосредоточенный, перебирает новую стопку бумаг — расписание уроков, списки учеников, планы занятий. Кацуки знает, что эта стопка, вероятно, по меньшей мере, трижды перепроверялась на предмет наличия ошибок ещё до его прихода. Мидория, на минуточку, — самый молодой учитель в школе — дотошен до фанатизма. Это раздражает, но одновременно и очаровывает. Кацуки, несмотря на свой брутальный вид и резкие манеры, продемонстрированные во всей красе с первой же фразы, находит в себе странную потребность наблюдать за Изуку. Наблюдать за тем, как солнечные лучи подсвечивают тёмно-зеленые пряди волос, выбивающиеся из-за ушей и падающие на лицо. За тем, как Изуку слегка морщит лоб, сосредотачиваясь на очередном имени или дате. За тем, как его шрамированные, немного шершавые пальцы, уже немного покрасневшие от часов напряженной работы, неутомимо перебирают бумагу за бумагой. Так странно и так до примитивного спокойно. Кацуки, привыкший к быстротечным и бурным эмоциям, удивляется тому, как его внимание цепляется за мельчайшие детали. Хотя… Когда дело касается Изуку, то это кажется таким обычным. Он отмечает легкое подергивание уголка рта Изуку, когда тот сталкивается с трудностями в дешифровке особенно криво написанного имени ученика. Он замечает, как Изуку невольно кусает губу, сосредотачиваясь на очередном пункте плана урока. Видит неровности на его нежной коже, едва заметные следы от ручек и карандашей, которыми Изуку так много работал. Он даже улавливает еле уловимый аромат любимых травяных духов, едва слышный, но такой успокаивающий. Мысли Кацуки, обычно стремительные и яростные, теперь текут медленно, словно мед. Он рассматривает каждую складочку на рубашке Изуку, каждый жест, каждое движение. Даже простое перелистывание бумаг в его руках выглядит красиво. Кацуки давно уже не знал такого спокойствия. В мире, полном взрывов и хаоса, этот момент тишины, прерываемый только шелестом перелистываемых страниц, становится драгоценным. Изуку вздыхает, поворачивает голову в сторону гостя всего на секунду, в его глазах мелькает что-то очень знакомое и теплое. Это нежность, замаскированная под милым недоумением. Нежность, которую он сам так неохотно проявлял, и которую Изуку излучал, не замечая. Кацуки невольно провел пальцами по подбородку, задумываясь над словами Изуку о практическом экзамене, частью которого он станет впервые с начала работы в академии. В изумрудном взгляде читается увлечение, страсть к своему делу. Кацуки никогда не понимал такой преданности конкретно этому занятию, но сейчас… сейчас он начал понимать. Он смотрит, как Изуку рассматривает фотографии на одной из страниц. Улыбка Изуку становится все шире, он что-то бормочет себе под нос, комментируя фотографии. Кацуки поднялся с места и тихо подошел к учителю со спины, внимательно разглядывал снимки — это были фотографии студентов, улыбающихся, активных и наполненных жизнью. В этот момент Кацуки понял: все это, вся эта тихая, сосредоточенная работа Изуку, была ради них, ради своих учеников. Ровно как Изуку сам ему и сказал. Изуку ему не соврал. Наконец, Изуку поднимает голову и смотрит на Кацуки полноценно. Его лицо освещает мягкая, добрая улыбка. Старший чувствует от этого внезапный прилив тепла, разливающийся по всему телу. Он забывает дышать. Внезапно раздался звонок, прерывая момент. Изуку вскакивает, собирает бумаги, и направляется к выходу из учительской. Но, доставшись до двери, он запутался в своих же бумагах, и на секунду застыл, неловко улыбаясь. Изуку, как всегда, был готов к неожиданностям и, в этом отношении, отличался от Кацуки, который все еще пребывал в состоянии легкой паники, вызванной нежностью младшего. Он так и застыл над учительским стулом, мало сообразив, что брюнет-то уже почти покинул помещение. Однако, стоило пару раз моргнуть и поднять взгляд на двери, как Изуку, медленно повернувшись, делает шаг назад, направляется к Кацуки и, нежно коснувшись его щеки ладонью, мягко целует в эту самую щеку под шрамом. Затем, ровно и спокойно, он говорит: - Извини, Каччан, урок начинается. И исчезает, оставляя Кацуки одного, багрового от неожиданности и с бешено колотящимся сердцем. Он падает на пригретый стул и сидит неподвижно, с немым удивлением вглядываясь в пустую точку на стене, где только что стоял Изуку. Его всё ещё сжимают чувства, приглушенные собственным же шоком и внезапностью. Сердце колотится, как птица, запертая в клетке его груди. Он чувствует, как по его лицу распространяется жар, а в ушах шумит непрекращающийся звон в ушах, напоминая о звуке звонка, который оборвал их молчаливый разговор. Это был первый раз, когда Изуку проявил инициативу. И этот нежный поцелуй в щеку, такой непохожий на всё, что Кацуки когда-либо испытывал, оставил глубокий след в его душе. Кацуки продолжает сидеть, погруженный в свои мысли. Он вспоминает каждый мелкий жест, каждое движение Изуку, каждую деталь его внешнего вида, которая была наполнена каким-то необъяснимым шармом. Его взгляд снова и снова возвращается к тому месту, где только что стоял Изуку, и он чувствует, как его сердце сжимается от нежности и чего-то ещё, чего он сам ещё не понимает. Проходит время, прежде чем Кацуки может осознать, что произошло. Этот нежный поцелуй в щеку, этот нежный жест Изуку, стал чем-то священным для Кацуки. И, блять, ему почти стыдно за то, каким сопливым он сам себе сейчас кажется, но, чё-ёрт, он едва ли может сдерживать улыбку, ведь Изуку, дурацкий-придурок-задрот, наверняка помнит, что Кацуки тогда упомянул, что ему не хватает ответной реакции. Наверняка же хочет показать, что тоже беспокоится о чувствах старшего, и это… чё-ёрт, Изуку, будь проклят всеми богами. Он встаёт со стула, его руки не дрожат, его движения, как всегда, уверенны. Он чувствует себя привычно сильным, но вместе с этим и очень радостным. Кацуки улыбнулся сам себе, оставил за собой пустое кресло и ушел, чтобы вернуться вечером и забрать Изуку с работы.

***

Он не забрал Изуку с работы. Кретин Киришима приперся раньше, чем обещал, и во всю стал собирать компанию на вечер. Так ещё и прямо в квартиру Кацуки. Вернулся он в Токио с Ашидо, так что от Каминари тоже было не отделаться. Тот вызвал Сэро и Джиро, естественно. И вот, сидя в своей квартире и яростно отбиваясь от атак Эйджиро в игре на приставке, Кацуки негодующе шипит, потому что: - «Каччан, я так рад, что ты отдохнёшь с друзьями! Ты и так очень себя напрягаешь всё время, ты заслужил отдохнуть!», - звучало слишком сладостно, чтобы блондин не смог не почувствовать себя полным уродом, оставив Изуку дальше тлеть в учительской над бумажками, но это чувство сменилось так же быстро, потому что: - «Кстати, меня ребята сегодня тоже позвали. Иида-кун, Цую-чан и Урарака-сан позвали посидеть где-нибудь в кафе и пойти в караоке. Ты как с этим? Ну… я имею ввиду, мы просто посидим и разойдемся.» И как мог быть Кацуки? Конечно, он выдал из себя уверенное согласие и добавил красноречивое «да мне насрать», как бы уверяя Изуку дополнительно, что он может даже напиться там, но, блять, ему же будет лучше, если он пить не будет. Рука сама потянулась к телефону в перерывах между раундами в игре, и Кацуки отошел позвонить на кухню. Вялый, но всё ещё не до конца вымотанный голос по ту сторону заставил парня слегка стушеваться, но не растерять решимость. Он уверено был настроен попросить Тодороки прийти в заведение с компашкой Изуку и посидеть там для спокойствия Кацуки. Каким же было его удивление, когда Айс Спайс сказал, что он уже и так там, потому что Мидория его тоже попросил составить компанию, ведь ему отчего-то стало неловко с некогда раньше очень близкими друзьями. На душу Бакуго тут же словно камень положили. Наверняка Изуку задумался о том, что ему сложно подбирать темы для разговоров с командой Уравити, когда всё, что он каждый день видит, это кабинеты да доски с мелом. С другой стороны, он был очень даже рад, потому что меньше с той Круглолицей будет шататься, пусть сердце Кацуки бережет. На том и поговорили. - Ка-цу-ки, - тянет Ашидо, когда блондин возвращается в гостиную, шаркая тапочками по полу, - расскажи нам, как у вас там с Мидорией! Ужасно интересно! - А то тебе Дерьмоволосый не рассказывал, - фыркает тот и грузно падает на пол рядом с виновато покосившемся на него Эйджиро, подбирая свой джойстик. - Они вместе готовят завтраки по утрам, гуляют после работы по вечерам, не спят по ночам и вместе вышивают крестиком под мелодрамы по телеку на выходных, - с напускным равнодушием включается Денки, вызывая лёгкий тычок себе под ребра от Джиро, сидящей у него под боком на широком диване. - Мидория наверняка сидит с глазами по пять копеек, когда Бакуго пытается сдержать лыбу от того, что пара в конце остаётся вместе. - Сдохни или умри, - шипит Кацуки, вступая в новый поединок с Эйджиро, быстро перебирающим пальцами по кнопкам на джойстике, - у нас всё хорошо — этого должно быть достаточно. - «У нас всё хорошо», - попугайчиком повторила Ашидо, упираясь спиной в плечо Сэро на диване. Она слегка раздвинула ноги, будучи в джинсах, чтобы сидящему на полу Киришиме было удобнее опираться спиной о её бедро. - Тогда почему ты, сладкий мой, сидишь, как громовая туча, если всё хорошо? - Готов поспорить, что это из-за Урараки, - хитро сощурившись вставил Денки, за что получил новый тычок от Джиро. - Ребята, мне кажется, что если бы Кацуки хотел нам рассказать, то он бы так и сделал, - говорит на это она. - Да ну, - вскидывает бровь Ханта, лениво потягивая из банки с колой, - из него нужно щипцами всё вытягивать. - Подъемным краном, - поправляет его Каминари, показательно поднимая вверх указательный палец. Кацуки, с характерным для него рычанием, вонзается в новый раунд игры, отвлекаясь от назойливых голосов на фоне. Его пальцы летают по джойстику, отражая внутреннее напряжение, которое он пытается скрыть за показным равнодушием. Мысли о том, как Изуку сейчас проводит время с Ураракой, Иидой и Тодороки, не оставляют его. А, ну и Асуи. Картинки всплывают в голове — Изуку, смущённый шуткой Урараки, Изуку, задумчиво смотрящий в окно кафе, Изуку, смеющийся над чем-то, что говорит Тодороки. Изуку, который не звонит, не пишет, не пойдет ли к чертям собачьим? - Накатывает, да? - аккуратно разбивает кокон мыслей Киришима, вкрадчиво высматривая понимание на лице друга. Ребята на диване не обращают на них внимания, заливаясь колой и шутя про «настоящего-альфу-Бакуго-я-за-восемь-лет-смог-его-поцеловать-Кацуки». Свой раунд блондин проиграл. - Это нормально. Мы, - он кивает головой в сторону сидящей позади него смеющейся Ашидо, - когда начали встречаться, то я тоже постоянно витал в облаках, думая о том, где она и с кем. Мерзкое чувство, но с ним свыкаешься. В какой-то момент понимаешь, что все сомнения и страхи пустые. - А сам трясешься, стоит мне или Мономе что-то дунуть в её сторону, - фыркает так же тихо старший, запуская новый раунд. - Это срабатывает рефлекторно, - мягко улыбается Киришима. Его волосы ниспадают на плечи, а сам он устало таращится на огромную яркую плазму, - не сказать, что я сомневаюсь в тебе или в ней, - Кацуки усмехается на то, что рыжик упустил Нейто из этого перечня, - но просто не хочется, чтобы она переживала негативные эмоции. По крайней мере, не когда я рядом с ней. Бакуго молчит, сосредоточившись на игре, но его движения всё ещё неровные, зажатые. Он чувствует себя уязвимым, понимая, что Эйджиро снова пытается влить ясности в его голову, но не может не быть ему за это внутренне благодарным. Он пропускает комбо ударов по своему персонажу и отлетает в сторону, теряя треть ХР. Утомленно хмыкает, боковым зрением цепляя неловкость за атаку от друга. Денки пускает малюсенький разряд по щеке Ашидо, на что та заливисто смеется, потирая место поражения. Она запускает в блондина пакет с кислыми конфетами, провоцируя дружескую потасовку прямо на диване. Джиро тянется к своему телефону снимать, а Ханта мирно терпит, как Мина ступает прямо по нему ногами, пытаясь навалиться на Каминари. - Ты же ему доверяешь, - раздается почти глухое за шумом за спинами и звуком игры, но внушающее понимание, - поэтому всё действительно хорошо, - Киришима мягко показывает искреннюю уставшую улыбку, пытаясь приободрить, - к себе не привяжешь. Вам двоим нужно время друг без друга. - Мы и так жили в этом восемь лет, - цокает Кацуки, хоть и прекрасно понимает о чём глаголит Эйджиро. - Но я же ничего не делаю. Пошел развлечься — пусть развлекается. Я не собираюсь контролировать каждый его шаг. - Поэтому отправил к нему Тодороки? - парень шутливо подмигивает, тут же замечая, как в приглушенном свете комнаты загораются кончики ушей старшего, - не хотел я подслушивать это, прости, дружище. - Мне так спокойнее. Сам же говоришь, что нужно привыкнуть, - получается скомкано, но Киришима разбирает слова. - А совсем недавно переживал, что Тодороки на Мидорию глаз положил, - посмеивается, тут же ловя гневный взгляд в свою сторону. - Он и положил, - фыркает, - просто ничего не предпринимает и вряд ли будет, так что ему можно доверять. - Ну да, прям так и вижу, что влюбленный пацан стал бы помогать другому пацану, который влюблен в его любимого пацана, рассказывай. - Слишком много «пацан». Эволюционировать в другую сторону начал уже? Кацуки снова молчит, сосредоточившись на игре, но на этот раз его движения стали более плавными, более уверенными. Слова Киришимы, хотя и простые, попадают в цель. Он понимает, что его переживания — это всего лишь временная слабость, вызванная его собственными страхами и неуверенностью. Изуку с Тодороки, да еще и с остальными — это не угроза, а просто другая сторона жизни Изуку, которую сам Кацуки не может контролировать, и не должен контролировать. В этом есть смысл, это святая святых, но на сердце не становится легче. Вернее, от понимания пустеет в голове, но давление на виски не прекращается. Хочется, чтобы Изуку просто набрал его и попросил забрать, потому что ему интереснее провести своё время с Каччаном, а не с друзьяшками, которые уже давным давно другого поля ягодки. Сейчас младшему вообще будет комфортнее с Баку-сквадом, потому что здесь все какие-то… свои что ли. Не зазнались, шутят, как придурки, располагают, не строят из себя хорошеньких, а двигаются по течению и всегда ради принять тебя любым. В голову сразу лезут воспоминания из клуба, где Изуку чувствовал себя, наоборот, зажатым в этой компании и смог расслабиться только, когда Айс Спайс подсел к нему поговорить, а потом рядом с Шинсо. Денки, конечно, служит мостиком между спокойным мирком Мидории и активной вселенной Бакуго, но, может, брюнету и правда не нравится это. Ему наверное уютно рядом с задротами, к которым он сегодня пошел. Он ведь тоже по ним наверняка скучал, как скучал бы Кацуки по своим имбецилам, ему тоже хочется провести с ними время и убедиться, что между ними всё по-старому. Если подумать, то его и Айзава бы вытягивал выпить после работы иногда, чтобы влить в коллектив. Негласное правило учебных заведений, выписанное под диктовку больших фирм, где старшие водят младших на подобные мероприятия для выставления более-менее теплых отношений. Значит, Изуку в любом случае не сможет проводить с Кацуки абсолютно всё своё свободное время. Да и сам Кацуки едва ли может такое пообещать. Похождения с Джинистом, встречи с другими профи, иногда интервью, скоро Меткий Стрелок возвращается, нужно будет с ним много что обсудить. Так это только вершина айсберга. Планы у Бакуго широкие, так что в скором сам Мидория может начать чувствовать себя несколько лишним в его расписании. Нужно бы избежать этого. - Баку-бро, ты слишком уходишь в себя, - констатирует Эйджиро где-то над самым ухом, заставляя старшего дрогнуть от неожиданности, - всё ведь не настолько плохо, уверяю. - Парень переживает, что его принца украдут, - гаденько тянет Ашидо под мычание Денки, - но, мой сладкий, я даже не сомневаюсь, что он предан только тебе! Кацуки лениво оборачивается, чтобы стрельнуть в Мину ядом, да отборным, но не успевает даже открыть рот, чувствуя себя обезоруженным под её внимательным взглядом, в куче с лицами друзей, раскинувшихся на диване рядом с ней. - Да, ты сам не свой, - мягко вклинивается Кьёка, слегка наклоняя голову в сторону Каминари, - но твои переживания напрасны. Вы оба сложные, но совместимы, так что не волнуйся так сильно. - Да, дружище, я ещё не видел настолько мощной связи ни у кого, - соглашается Сэро, но тут же исправляется, глядя на возмущенного снизу Киришиму, - из парней, я имею ввиду. - Подсуетились бы раньше, то сейчас ты бы знал, что Мидория даже не смотрит в сторону других, - кивает Мина, - а так, нужно пережить первый этап отношений и дальше будет легче. Кацуки, от неожиданности подскочивший от навала слов, чувствует, как краска приливает к лицу. Его друзья, эти идиоты, пытаются его поддержать, и это, сука, он не признает этого вслух даже под угрозой расстрела, немного трогает. Он ощущает странное, непривычное тепло, расползающееся внутри, словно нечто живое, нечто, что он привык подавлять. Кацуки называет это Дерьмо-терапией, в честь Дерьмешимы, конечно. Но сейчас к ней подключились ещё четверо, которые пусть и греют, но смущают до чёртиков. Это ощущение быстро сменяется резким раздражением. Как по щелчку пальцев ладони Бакуго начинают яро дымиться, а лицо перекашивает в угрожающей гримасе, которую тут же снимает на свой телефон Джиро. Кацуки определенно не привык к такой откровенности. - Заткнитесь, все! - орёт он, почти дрожа от притянутого за уши гнева. Его острый взгляд резко цепляется за вжимающегося в диван Каминари. - Падлота, это ты им растрепал?! Кацуки глубоко дышит, пытаясь успокоиться, его плечи напряжены, кулаки сжаты. Он чувствует себя глупо, в какой-то мере беспомощно, не знает, как ещё реагировать на неожиданную поддержку со стороны всех, а не конкретно Эйджиро да Денки. Эта неловкость его бесит. Но она развеивается прахом после непродолжительной паузы, когда воздух наполняется смехом. Сначала тихим, затем все громче и громче, пока не превращается в оглушительный хохот. Оказывается, что неловкость Кацуки заразительна. Все начинают смеяться над его реакцией, над его попыткой спрятать свои человеческие эмоции. - Ты снимаешь? - спрашивает Ханта у Джиро, протягивая её очередной кусочек пиццы, и без того заляпавшей подлокотник с его стороны. - Отправлю Мидории, - подмигивает ему девушка, на что Кацуки почти бросается на неё, внезапно чувствуя, как вспышки из его правой ладони блокируются чем-то увесистым и твёрдым. - Что это за уродская штука в моей руке? - переключается Бакуго, разглядывая сжавшую его ладонь пятерню Эйджиро. - Ты имеешь ввиду — моя рука? - с невинной наивностью и уязвимостью смотрит на него Киришима, на что Денки фырчит уж слишком несдержанно, получая подзатыльник от Кьёки, потому что его смех померанского шпица в агонии сбивает звук на видео, что она записывает. Голоса смешиваются. Кацуки кричит сразу на всех и ни на кого. Его раздражают пятна на диване, гулкий смех, мелодия игры на фоне, но в какой-то момент становится так приятно. Он сбрасывает Денки на пол, усаживаясь на его место на диване, тычет ему свой джойстик, чтобы тот сыграл с Киришимой — все довольны. Мина просится сделать всем масочки, потому что видела у Кацуки в ванной те, которые ей самой очень нравятся. Блондин ей почти не перечит. Он откладывает из кармана свой телефон, решая довериться ситуации. Джиро под шумок ставит его на беззвучный, моментально угадывая пароль — день рождения Изуку, как примитивно, убирает его под кофейный столик, когда Бакуго уже сдался под напором Ашидо и терпел нанесение первого скраба. Сэро громко гоготал с этого, запихиваясь пиццей и запивая её новой зеленоватой жижкой, но девушка и его заставила сесть смирно и потерпеть пару процедур. Денки выигрывает Эйджиро в сухую, кричит о своей победе, заливисто смеётся с маски пандочки на лице Кацуки, тычет большие пальцы вверх, когда получает от того ногой по лицу. Киришима убегает на кухню достать пару баночек безалкогольного пива и какие-то дешевые закуски, соль от которых ещё долго будет оседать на языке. Отчего-то это кажется таким обычным, таким правильным, что Кацуки позволяет себе в этом расслабиться. Он громко матерится на всех, смотрит в экран телефона Кьёки, когда она показывает все сделанные за вечер видео и снимки, рассказывает Ашидо, где по скидке можно купить эти самые маски и почему из всех гелей для умывания от выбрал именно тот с алоэ, который стоит у него на полке в ванной. В какой-то момент Ханта предлагает пойти куда-то вместе, потому что уже почти двенадцать ночи. Мыльная маска в виде тёмно-синей пены на лице хозяина квартиры и Ашидо в том числе далеко не вписываются в эти планы. Денки предлагает поехать в его клуб, чтобы не было перед кем стесняться. Джиро поддерживает эту идею, рассказывая о том, что Каминари организовал ей там целую платформу, где можно разместить инструменты и давать иногда любительские концерты. Денки любовно рассматривает её радостное восхищенное лицо, и Кацуки не может сдержать от этого улыбки, которую так удачно прячет пенистая маска. - Амаджики-семпай в городе, так что можем не париться по поводу нехватки геройских единиц — они с Лемиллионом справятся! - соглашается на предложение Киришима, уже смакуя воображаемые алкогольные напитки у себя на языке. - Да-да, первая пятерка пусть трясется над городом, а мы пойдём отдыхать! - быстро-быстро кивает Каминари, но тут же получает в ответ гневный оскал: - Первая пятерка, говоришь?! Думаешь, в пятерке только жопами перед камерой трусят и не работают?! - естественно, из пятерки Кацуки интересует только Джинист, которого негласно уже припекли к ряду дополнительных функций из-за незапланированного отдыха более молодого поколения, громко кричащего друг на друга в квартире. - Я понял! Пусть первая десятка впахивает! Номер пять отпускаем! Пусть Лемиллион показывает, чем заслужил номер один, - быстро исправляется Денки, но снова получает гневный комментарий: - Что, совсем своего Тодосроки не жалеешь с его-то вторым номером?! И чем тебе Крольчиха не угодила?! - Мирко засела на шестой позиции после Джинса. - Ой, да отвали ты, Баку-бро! - добродушно вмешивается Киришима, щипая друга за свисающую с дивана щиколотку, - иди смывай свой марафет и погнали веселиться! И Кацуки не находит что сказать. Разве что уступает место Ашидо пойти умываться первой, отсиживая ещё дополнительные пять минут в позе лотоса, чтобы всем кроме него на диване места мало было. Когда она возвращается, то под сомнительные аплодисменты, невнятные комментарии и планировку скорой выпивки Кацуки и себе плетется в уборную, на ходу замечая, что в дверь кто-то неловко стучится и, скорее всего, не в первый раз. - Вы так орёте, что всех соседей мне разбудили! - кричит из коридора на компанию Бакуго, слыша только ещё больше наплевательского смеха. Один только Эйджиро ему кричит в ответ: - А разве у тебя не шумоизоляция, Баку-бро? Кацуки уже поворачивая ключ в замке и лениво одергивая ручку отвечает ему: - Доорались до того, что она уже нихрена не работает, - и поворачивает голову в сторону открытой двери, в ту же секунду замирая, не зная куда приткнуться. - Ого, - только и раздаётся оттуда, а сам Кацуки только невольно набирает краску кончиками ушей, потому что внезапный гость мазнул пальцем по его подбородку и стал рассматривать тёмную пенку на своем пальце, - я, кажется, не вовремя. - Кто там, Кацуки? - весело кричит Мина, выстукивая босыми пятками по паркету в сторону коридора, из-за стены которого появляется её растрепанная шевелюра, - о мой Бог, Мидория, ты тоже тут?! Тодороки! Заходите! Пока Бакуго пытается прохлопать ресницами Шото уже подталкивает Изуку зайти внутрь и закрывает за собой дверь сам, щелкая пальцами перед лицом блондина, надеясь привести его в себя. Работает, потому что Кацуки мигом мычит что-то недовольное и скрывается в ванной комнате, включая воду из-под крана на всю. - Ребята, вы как раз вовремя! - машет рукой Ханта, когда новоприбывшие заходят в гостиную. - Мы собираемся… Эй! Мина всекла другу под рёбра, тут же изворачиваясь и исправляя его: - Мы никуда не собираемся! Только начали неплохо сидеть же, - она наклоняет голову в сторону Джиро, но та мало понимает, что к чему. Вместо неё уже во всю кричит Денки: - Да-да, у нас тут ещё гора пиццы и всё такое! Мидория, хочешь махнуться со мной? Изуку неловко мнется, не зная как отказать, но его вопрос решает Шото, проскочивший мимо него и упавший ровно на пригретое место на полу. Киришима передал ему свой джойстик, уже порядком устав сегодня соревноваться со всеми подряд, а на его место с довольной рожицей уселся Каминари, включая выбор персонажей. Мина утянула Изуку на диванчик между собой и Джиро, попутно предлагая что-нибудь выпить или съесть, но брюнет мало хотел что-то пробовать. Он косился взглядом, полным просьбы о помощи на Сэро, но тот только развел руками, откровенно пассуя и оставляя Мидорию на «растерзание» шумной девушки, чье колено поглаживает всё ещё сидящий на полу Киришима. - Как посидели в караоке, мальчики? - задорно начинает она, наклоняясь ближе к веснушчатому лицу, на что получает тут же лёгкий щепок в бедро от Эйджиро. - Нормально, - отвечает с пола Шото, лишая Изуку возможности даже просто начать думать, - разошлись быстро, так как Асуи укачало в поезде сюда. - Укачало? - удивляется Кьёка, - не знала, что у неё такое вообще может быть. - Человеческого в ней больше ведь, чем от лягушки, - объясняет Изуку, но его тут же цепляет Ашидо, улыбаясь слишком игриво, чтобы тот не мог не почувствовать напряжение всей своей натурой. - А как там Урарака? Жаль, что она не позвала нас тоже. Видимо, хотела посидеть только с вами, да? - глаза брюнета широко распахиваются, а сам он окончательно теряется под прямым вопросом. Ощущение, что его хотят либо взять на крючок, либо откровенно подставить ломает трезвое мышление. - С нами, - подчеркивает с пола Тодороки, - нас позвали посидеть старой компанией и повспоминать прошлое. - А что нового? - мягко вступает Джиро, всей интонацией давая понять, что она хочет съехать с темы и сменить напор подруги на более естественное русло, - новые проекты планируются? Момо-чан не присутствовала? С пола доносится тяжелый вздох Каминари на последний вопрос, но его глушит рёв выбранного им персонажа в игре. Шото ловит эту реакцию, но не комментирует, предпочитая поверить в то, что ему показалось. - Нет, Яойорозу-сан не было, - быстро закивал Изуку, - но ребята собираются возвращаться в Африку. Хотят отправиться в бедные районы и поискать детей с опасными причудами там. - Тебя звали с собой? - вдруг спрашивает Мина, полностью озадачивая брюнета. - Что, прости? - Скоро будут летние каникулы в академии, - объясняет она, - и я подумала, что ребята могли тебя позвать с собой покататься. Была у меня такая мыслишка. Изуку на минуту замирает. Понять Ашидо иногда бывает трудновато, поэтому он мельком оценивает выражение лица Киришимы, сидящего подле её ног, которое тоже выглядит несколько отрешенным, но вполне себе спокойным. - Я понял ход твоих мыслей, Мина-сан, - улыбается, - нет, меня никуда не звали. Да и к тому же… Столько лет не звали, а тут бы позвали? Шото оборачивается, чтобы посмотреть на друга в полуобороте. Мрачный блеск в турмалиновых глазах даётся ему заметить слишком легко, оттого он уже хочет остановить чем-то Ашидо, отвлечь её от бессмысленного допроса, но она снова открывает рот и выдаёт такое же весёлое, как и всегда: - А хотел бы полететь куда-нибудь? - её улыбка заметно смягчается, взгляд становится теплым и отчего-то искренним, - просто у меня есть один друг, который уже целый месяц мнется и не знает, как позвать тебя на одну занятную поездку на летних каникулах, - Изуку распахивает широко глаза, - он, кстати, стоит за углом и ждёт подходящей возможности поцелить по мне своими взрывами, если я вдруг тебя как-то обижу. Мидория недоверчиво оборачивается, и встречается взглядом с вышедшим из-за угла коридора Кацуки. Старший выглядит несколько напряженным, а в глазах считывается немое извинение за прямоту лучшей подруги. Они поддерживают зрительный контакт с пару секунд, пока блондин не переводит взгляд на Ашидо, широко улыбающеюся ему девушку, совершенно не жалеющей о том, что сорвалось с её языка. Она резко визгнула, получив второй щепок в бедро от Эйджиро. - Каччан, - слабо обращается Изуку, но Кацуки не реагирует, стоя за спинкой дивана и испепеляюще глядя на Киришиму, мысленно проклиная того за то, что не остановил свою девушку, - о чём это Мина-сан? - Ашидо, а пошли купим ещё чего-то сладкого? Внизу я видел комбини, - вмешивается Эйджиро, теребя девушку за коленку. - А мы в клуб собирались, - соглашается Джиро, тормоша Денки за спину, который пусть и продолжает играть с Шото, но слушает каждое слово, которое раздаётся в стенах, - Тодороки, ты с нами? - Да, погнали с нами, Тодороки, - бодро кивает Сэро, искоса поглядывая на окаменевшего Кацуки, который смотрит ровно в розовую макушку Мины. - Баку-бро, - тянет Киришима, поднимаясь с пола и обходя диван со спины, выравниваясь в одну линию перед другом, рукой загораживая голову Ашидо, - не дури только, ладно? В воздухе повисает напряженная атмосфера, вынуждающая Изуку подняться следом за Эйджиро. Вот только Мина, высматривающая на веснушчатом лице признаки эффекта своих слов, ничуть не изменилась, а только больше стала улыбаться, растягивая губы в довольной улыбке. - В последний раз я тебе что-то рассказываю, блин, - шипит Кацуки, но совершенно беззлобно, скорее, разочаровано, отходя от дивана и выдвигаясь на кухню, огибая гостиную. Мина только рассмеялась, развеивая притянутое напряжение своим звонким голосом и утягивая Мидорию обратно на диван, говоря внезапно очень тихо, чтобы только он слышал. Киришима недовольно покосился на это, но предпочел пойти следом за Кацуки, убедиться, что всё в порядке. Джиро продолжила подбивать Денки на уход, заглядываясь на начинающего собираться Ханту. - Изуку, - начинает Ашидо тихо, она впервые обращается по имени, на что парень содрогается всем телом, - мы все очень рады за тебя и Кацуки. Вы очень подходите друг другу, - она улыбается, оставляя между их лицами комфортное тепло от дыхания, - но он так боится сделать что-то не так, что мне пришлось вмешаться. Изуку краснеет, чувствуя, как его сердце начинает биться быстрее. Он пытается отвести взгляд, но не может. Он чувствует, как все золотые глаза Ашидо обращены на него, ожидая ответа. -Я просто хочу видеть вас двоих счастливыми, ладно? - она сжимает его руку, словно давая ему знак, что всё будет хорошо. Денки, подслушивающий, кивает в знак согласия, а Сэро тихонько подбадривает его взглядом. Даже Шото, обычно сдержанный, слегка улыбается, продемонстрировав поддержку, вот только её не видно, так как Изуку может смотреть только в удивительные глаза девушки напротив. Изуку глубоко вздыхает, собираясь с духом. Он понимает, что это его шанс открыться друзьям, рассказать о своих чувствах к Кацуки, успокоить их и дать им волю оторваться от постоянного желания ему помогать, ведь иначе их парные отношения едва ли можно будет назвать теми, которые разделяют только двое. Он смотрит на Мину, на её улыбающееся лицо, полное доброты и поддержки. Он чувствует, как волна тепла растекается по его телу, отгоняя волнение и сомнение в ней. - Я люблю Кацуки, - говорит он тихо, но уверенно. Слова вырываются из него глухо, но, кажется, их слышат все в комнате. Воцаряется тишина, прерываемая только фоновой музыкой игры на огромном экране. Все смотрят на Изуку с лицами, выражающими принятие. - Мы знали, - так же тихо говорит Мина, её глаза блестят от счастья. Она сжимает его руку ещё сильнее. - Мы очень рады за вас обоих, - добавляет Эйджиро, выходя из кухни, искренне улыбаясь. Кацуки остался стоять за стеной, разделяющей кухню и гостиную, с дурацкой улыбкой. Изуку заявил его друзьям о своих чувствах. Изуку сделал это.

***

- Не держи зла, Баку-бро, - виновато улыбается Киришима, но ему за это прилетает разве что подзатыльник и красноречивое «проваливай». Кацуки не зол, ни единая морщинка на его лице не выделяет эту эмоцию, а напротив, словно говорит о внезапной разгрузке и увеличенной понятливости. Он щелкает по носу Каминари, жмёт руку Сэро, машет Джиро и Шото и отмахивается от дружеского шутливого чмока в щечку от Мины. Она задерживается на пороге, выглядывая Кацуки за спину, чтобы убедиться, что Изуку уже с ними распрощался и не смотрит. В руке у неё коробочка с масочками для лица, любезно подаренная хозяином квартиры прямо меред выходом. Она взъерошивает блондинистые волосы и звучно смеётся, ловя на себе слегка шутливый взгляд в ответ. Она знает, что не сделала ничего плохого. Кацуки знает об этом тоже, поэтому не злится, не разочаровывается. Едва ощутимый привкус недовольства собой и тем, что он не осилил рассказать Изуку сам, исходя из напряженной до недавних пор ситуации в отношениях, о грядущей поездке, оседает на языке. Но он доволен Миной. Рад, что она рискнула сказать об этом сама, пусть и выставила Бакуго частично в негативном свете. Трусишка, скорее всего. Но Кацуки прощает это тоже. Щёлкает ей по носу и кричит на всю лестничную площадку забыть дорогу к нему в квартиру. Ашидо смеётся, доносится эхо от смеха Денки и Джиро из лифта, девушка несётся скорее к ним и исчезает за металлическими дверями, оставляя этаж пустовать в молчании. Блондин закрывает дверь изнутри, щёлкает ключом в скважине и боязно ступает вглубь квартиры, стремясь найти Изуку. В душе одновременно и пусто, и наполнено по самые края. Мысль о том, что он мог оступиться давит на лёгкие, но не так сильно как то, что сам Мидория пришел сюда прямо со встречи с Круглолицей. Тонкая струна души подрагивает, но не издаёт мелодии. В гостиной откровенно грязно. Кацуки находит пульт на кофейном столике и переключает экран телевизора обратно к программам, отключает приставку. Погружая квартиру в монотонные речи новостных каналов. Он не торопится, но внутри всё сжимается, стоит подумать о том, что в этой квартире он не один. Ему отчего-то становится душно. Двигается на кухню. Изуку стоит у окна, его плечи слегка напряжены, руки опираются об оконную раму. Он смотрит на ночной город, раскинувшийся за окном, но его взгляд не фокусируется ни на чем конкретном. Он чувствует присутствие Кацуки, этот жар, немое напряжение, словно раскаленное до предела, оно, висит в воздухе между ними, невидимой, но ощутимой стеной. Кацуки подходит ближе, делает уверенные громкие шаги, не желая напугать неожиданно оказавшись рядом. Он останавливается совсем близко, на расстоянии выстрела, и смотрит на Изуку сверху вниз. Его взгляд — темно-алый, глубокий, пронзительный. В нём нет грубости, только нежность, смешанная с ненасытным жаром, который готов вот-вот вырваться наружу. - Я должен был рассказать сам, - звучит осипший голос. Бакуго чувствует себя провинившимся мальчишкой, но не может избавиться от ощущения того, что так и должно быть. Ему нравится чувствовать себя так, когда это перед Изуку. - Стрелок подарил мне билеты в Штаты. Летом нужно будет полететь на задание. Делов не особо много, но уже забронирован номер в отеле, - голос предательски подскакивает, вместе с тем, как уши загораются бордовым пламенем, - на двоих. Хочу, чтобы ты поехал со мной. Профиль Мидории выглядит потрясающе. Освещенный только светом из окна он кажется чем-то магическим, скрытым под дневным светом. Веснушки лежат на щеке звездами, и Кацуки никогда бы не подумал, что будет сочинять метафоры у себя в голове, глядя на то, как блестят турмалиновые радужки под освещением ночного города. Он становится позади брюнета, подкожно хочет быть ближе, но не рискует даже дотронуться. Ждёт реакцию. - А мы скучновато посидели, - разбивает тишину кухни Изуку ровно тем, что Бакуго хотел бы услышать в первую очередь. Его очень беспокоит наличие Очако в районе Токио, так что он хотел бы убедиться, что оно совершенно не представляет никакой опасности, как недавно младший сам и заявлял. - Ребята говорили о работе и задавали мне вопросы о моей. Цую-чан стало в какой-то момент плохо и мы повозились с тем, чтобы отправить её в больницу. В итоге, Урарака-сан сама взялась отвести её. Так и разошлись. То, что нужно. Кацуки подается головой вперед, непроизвольно, едва ли касаясь кожи. Изуку, не поворачиваясь, чувствует чужое дыхание на своей шее, лёгкое прикосновение волос к телу. Это заставляет его вздрогнуть, мурашки пробегают по спине, не оставляя места для раздумий. Он чувствует, как бледная ладонь разворачивает его лицом к своему хозяину, позволяет собой манипулировать. - Может, будешь проводить время в моей компании? - аккуратно спрашивает старший, голос критично подводит, Изуку улыбается на это. - И со мной, и иногда с теми придурками, - говорит о покинувших их ребятам. - Можешь только со мной. Мидория сдавленно смеётся. Кацуки проводит пальцем по его щеке, не чувствуя сил удержаться от этого. Изуку замирает, ощущая, как его тело пронизывает электрический ток. В его глазах — глубоко мягкое выражение, но в них пляшут искорки, скрывающие бушующий внутри вулкан. Кацуки понимает, что каждый из них сегодня слегка оступился. - Тодороки-кун сказал, что ты попросил его приехать ко мне, - раздаётся шепотом, вынуждая Кацуки удивиться, но не опешить. Он ожидал того, что Шото будет на стороне младшего. - А мне он сказал, что ты и сам его вызвал, - так же тихо отвечает блондин, получая слабое отрицание покачивающейся головой. Ему неловко, но не стыдно. Изуку не заставляет его стыдиться своих эмоций. Это подкупает безоговорочно, что хочется оступиться, чтобы узнать границы дозволенного. - Я беспокоился. - Урарака-сан пугает тебя больше, чем Тодороки-кун? - совсем безобидно насмешливо выдаёт брюнет, и Бакуго обезоруживающе улыбается. Его раскусили — он скрывать не будет. Перспектива быть соблазненным Айс Спайсом после восьми лет его полного отсутствия инициативы кажется куда более меньшей, чем то же самое, но с Очако. - Ты говоришь ровно, как Дерьмоволосый, - мягко отвечает. - Ты секретничаешь обо мне с Киришимой-куном? - звучит смешливо, но беззлобно. Глаза Изуку блестят до ужасного задорно, но Кацуки видит, как в них покоится что-то опасно глубокое и, блять, он готов туда нырнуть. - Мне нравится говорить о тебе. Воздух между ними становится настолько плотным, что кажется, его можно потрогать. Залегает молчаливое ожидание, пауза, тянущаяся испытывающую пару минут. - Полетишь со мной в Штаты? - осторожно спрашивает Кацуки. Его рука осторожно касается спрятанного за рубашкой подтянутого бока. Изуку слишком рядом, он слишком настоящий, слишком притягательный, невозможный. Кацуки чувствует как дрожит его рука на чужой талии, как аккуратно он пытается расправить ладонь, чтобы огладить большую часть, но банально боится. Он ждёт шага от младшего, ждёт его толчка, разрешения. - Полечу. Изуку протягивает свою ладонь к шрамированной щеке, гладит её до непозволительного бережно, ласково. Разрешение. Кацуки склоняется, его губы находят губы Изуку. Они замирают на мгновение, лишь слегка касаясь друг друга, смотрят в глаза и снова мягко соприкасаются. Воздушно, практически невесомо. Руки Бакуго ползут крепче взяться за поясницу младшего, провести вдоль спины, чуть надавливая на неё, вынуждая обладателя податься ещё совсем немного вперёд и избавить их он считанных миллиметров, что разделяют от полного контакта. Изуку улавливает его желание, поддаётся. Они целуются снова, и старший чувствует чужие ладони у себя на плечах. Чувствует больше воли действий, решает попробовать рискнуть. Язык Кацуки на пробу скользит по нижней губе Изуку, слегка прикусывая, вызывая тихий удивленный звук. Затем, смело, но осторожно, он проникает внутрь, исследуя влажную ротовую полость. Кончик языка Кацуки находит язык Изуку, начинается нежное, почти робкое, переплетение. Кацуки чувствует вкус Изуку — сладковатый, немного соленый, и это ощущение пронизывает его до костей. Бедный даже не успел выпить ничего сегодня со своими-то друзьями. Кацуки сильнее прижимает Изуку к себе, заставляя вжаться в своё тело. Движения языка становятся более уверенными, более настойчивыми, но не грубыми. Кацуки чувствует вкус и тепло, прикосновение, и это вызывает в нём волну неизбывного восторга. Его руки крепко обхватывают спину Изуку, пальцы сжимаются на коже, не оставляя ни малейшего пространства между телами. Младший вдыхает глубоко, стараясь наполнить лёгкие воздухом, но Кацуки прижимает его ещё сильнее, и воздуха становится не хватать. Это чувство удушья смешивается с радостью от близости, от слияния с любимым человеком. Воздух исчезает из лёгких, оставляя после себя только чувство полноты, ощущение бытия, сфокусированного на одном-единственном поцелуе, но они оба слишком упёртые, чтобы просто взять и оторваться. Изуку мягко оттягивает Кацуки за волосы назад, вызывая у него мандраж по всему телу, накрывающий целой волной. Жест кажется властным, присваивающим себе, и блондин ведётся на него безоговорочно. Смотрит в турмалиновые глаза и не находит в них и грамма трезвого рассудка. Изуку приоткрывает губы, в которые тут же впивается голодный пронзительный взгляд алых глаз. Он уже смакует то, что способно вырваться из этих уст прямо сейчас, подкожно ощущает потребность разобрать каждое слово, вжимает пальцы в чужую поясницу, как бы умоляя ускориться. Изуку втягивает воздух, смотрит почти пьяно, но говорит до ужаса чётко: - Каччан, я с Тодороки-куном пришел, чтобы посоветоваться касательно практического экзамена. Кацуки закрывает глаза, сжимает плотно веки, надеясь, что ему послышалось. Открывает глаза. - Зачем тебе рот, Изуку?

***

Изуку серьёзно был настроен касательно практического экзамена. Перебирая в сотый раз за неделю личные дела каждого студента А-класса он думал о том, как бы ему себя вести, чтобы не навредить студентам, но и не дать им слишком легко справится. Как и каждый год, на собрании с директором Незу классные руководители выдвинули списки тех, кого видят с кем в паре против отдельных единиц учителей. В этом году Изуку приставили к Шимано и к другому парнишке из класса с причудой выдувания твёрдых мыльных пузырей. Шимидзу Кацуо (清水перев. «чистая вода» и 勝子«победный ребёнок») обладает квирком, позволяющим ему выдыхать из лёгких мыльные пузыри, размеры, прочность и передвижение которых он способен регулировать в моменте. Прикидывая варианты повержения студентов Изуку несколько раз набирал Всемогущего, прося совета. Быть точным, младший не рассчитывал на точную инструкцию и всё в этом духе, но искренне надеялся на то, что его некогда наставник поделится дельным инструктажем. Тошинори так и делал, вот только постоянно отсылал Мидорию к мысли о том, что он не должен поддаваться и искать надёжный способ не навредить ребятам. Самым лучшим уроком для них будет — потягаться с серьёзно намеренным им навредить учителем. Помнится, Изуку чуть не отделался сломанным хребтом от такого боя со Всемогущим, а Кацуки дважды вырвало прямо на поле, так что вариант Яги брюнету был не особо по душе. Да, конечно, он был прав в том, что ребятам уже сейчас пора осознать тягость поединков с теми, кто потенциально сильнее, но пытаться их искалечить в процессе казалось не самым привлекательным вариантом. На рану капало ещё и то, что Кацуки советовал то же самое — просто драться и не беспокоиться о последствиях. Естественно, чего ещё можно было ожидать от Динамита, входящего в топ-10 самых похожих на злодеев героя. Откидываясь на своем кресле в учительской Изуку думал о том, что ему было бы неплохо спросить ещё чьё-то мнение. Он медленно поплёлся искать Айзаву и Мика, но снова набрал Кацуки.

***

Практический экзамен проходит на обширной арене, стилизованной под застроенный город. Здания различных форм и размеров, узкие улочки, заваленные мусором переулки — всё это создано для максимальной реалистичности. Деку, одетый в свой боевой костюм — прочный, гибкий, с усиленной защитой в ключевых зонах, — занимает позицию у центральной площади. По требованиям от старших, сегодня его костюм не будет использоваться для каких-либо дополнительных возможностей, лишь повышает его физические характеристики и защищает от повреждений. Наручники, которые необходимо надеть на Изуку, уже в руках у студентов, входящих на арену. Учителю любопытно, попытаются ли парни повязать его либо же всё-таки прибегнут к варианту ретироваться из арены через выход, находящийся во многом вдали за спиной брюнета. Шимано и Шимидзу, входя на арену, обмениваются короткими взглядами. Шимидзу, молодой человек с немного хулиганской внешностью, спокойно дышит, его глаза блестят от предвкушения. Шимано, более хрупкий и задумчивый, сжимает кулаки, его лицо сосредоточено. Он думает о том, что ему предстоит сражаться с тем, кого он уважает с юного возраста. На душу ложится камнем страх ударить в грязь лицом, хотя он и знает, что Мидория не сможет и даже не подумает его попрекнуть в чём-то. - Кацуо-кун очень энергичный и уверенный в себе. Его причуда позволяет ему наносить удары издалека, поэтому он всячески стремится избегать прямых столкновений, - говорил Изуку Кацуки той ночью, убирая с дивана крошки от пиццы, - всё его тело способно генерировать пузыри, которые способны сделать его минимально уязвимым, если он додумается собирать их вокруг себя в качестве брони. Мне кажется, что его уверенность заставит его сорваться в бой первым на меня. Раздаётся звук сирены, объявляющий о начале экзамена. Шимидзу первым бросается в атаку, идёт целенаправленно в лоб, сразу заприметив зелёную копну волос вдали. Он выпускает серию небольших, но прочных мыльных пузырей, которые стремительно летят в сторону Деку. Тот уклоняется с помощью быстрых, точных движений, его костюм позволяет ему двигаться с невероятной скоростью и гибкостью. Он реагирует скорее рефлекторно, многолетняя практика сражений выходит на первый план. В голове почти пусто. В мыслях только не навредить своим студентам, но и заставить их раскрыться. - Кацума-кун более спокойный. Его причуда, напротив, не позволяет вести дальний бой и требует только ближнего контакта, если он захочет напасть, - Кацуки возводит на Изуку тяжелый взгляд, - он стал сильнее и увереннее, но я не думаю, что он даже попробует атаковать первым. Скорее всего он примет самое оптимальное для себя решение — пойти в обход, пока Кацуо-кун будет отбирать себе всё моё внимание. Шимано, видя, что Шимидзу отвлечён атакой, пытается обойти Деку, двигаясь по узким улочкам. Учитель мгновенно понимает намерение блондина. Он блокирует ещё одну волну пузырей от Шимидзу энергетическим воздушным потоком от удара ногой и резко разворачивается, бросаясь в погоню за Кацумой. Он его не видит, но прекрасно понимает, что мальчишка будет стремиться к выходу. Вдали раздаётся яростный крик проигнорированного Кацуо. Шимидзу стремительно нагоняет Деку, используя один из крупных пузырей в качестве средства передвижения и продолжает атаковать, постоянно меняя размер и траекторию движения пузырей. Некоторые из них взрываются при контакте с поверхностью, создавая облака мыльной пены, которые частично ограничивают обзор старшего. Другие, более крупные и прочные, летят прямо на него. Изуку позволяет вступить с собой в новую стычку, чтобы Кацуо набрал побольше очков за ближний бой, уклоняется, парирует, использует окружающую среду — перепрыгивает через мусорные контейнеры, перебегает через крыши низких зданий, используя городскую застройку для уклонения и маневрирования. Но Изуку также и понимает, что Шимидзу, скорее всего, не сможет долго поддерживать такой интенсивный темп атаки. - Они тебе никого не напоминают? - раздается глухо в тиши освещенной яркой лампой гостиной. Изуку останавливает уборку и разворачивается лицом к Кацуки. Шимано, тем временем, пытается прорваться к выходу, используя узкие проходы и тупики. Изуку преследует его, догадываясь, что он попытается пройти незамеченным по всяким закоулкам, стараясь не оставлять Шимидзу возможности для поддержки, но в то же время представляя ему шанс постоянно осуществлять попытки. Кацуо практически ревёт от гнева, в моменте отправляя Изуку в далёкие воспоминания, смазанные кровью и карамельным потом, но он отвлекается от них, сосредотачиваясь на том, что он смог наконец найти Кацуму с остервенелым шокированным взглядом убегающим вперёд. Деку его нагоняет, едва ли прибавив в ускорителях. В один момент Шимидзу отчаянно выпускает огромный, почти прозрачный мыльный пузырь, направленный прямо на учителя. Это отвлекающий манёвр, который должен прикрыть Кацуму и дать время Кацуо отдохнуть. В то же время Шимано делает рывок, стараясь проскочить мимо Деку. Изуку, реагируя мгновенно, прорывается через мыльный пузырь, используя силу своего удара, и настигает Кацуму. Между ними начинается рукопашная схватка, ровно так, как Деку и планировал, потому что иначе поединок не даст никаких плодов кроме подорванной уверенности в своих силах. Он смотрит в растерянные светло-карие глаза юноши, в груди простреливает жалость, смешанная с гордостью. - О чём ты, Каччан? Кацума, несмотря на свою хрупкость, всё же обладает силой и быстротой. Он уворачивается от ударов Изуку, стараясь использовать свои физические данные, нанося ответные удары. Он активировал свою причуду на себе же, оптимизируя регенерацию клеток, чтобы можно было бить куда сильнее, чем в нормальном состоянии позволило бы тело. - Кацуо будет повторять мою тактику, а Кацума — твою, как тогда, когда нам пришлось тягаться со Всемогущим на нашем практическом экзамене, - заявляет Кацуки, а у Изуку раскрываются глаза. - Единственная разница в том, что они нормально ладят, поэтому не будут пытаться решить вопрос каждый отдельно. Изуку, понимая, что Шимано слишком упорный, решает изменить тактику. В глазах парнишки читается отчаяние и желание показать себя. Скорее всего, адреналин уже поддал ему в голову, значит, он легко поведётся на лёгкое манипулирование. Деку отступает, завлекая Кацуму в более открытое пространство. Шимидзу, восстановив дыхание, нагоняет их и снова начинает атаку. Он кричит другу, чтобы тот отошел, потому что у Деку теперь есть место, где развернуться с ударами, но уже поздно — Изуку использует момент для точного хука правой, выводя Шимано из строя, но не нанося тяжёлых травм. Он отлетает в сторону, хватаясь за живот. - Тем не менее, в этом будет их слабость. Ты должен будешь им показать, что они способны сражаться с тобой не только вместе, полагаясь друг на друга, но и по отдельности. Иначе им не стать героями. Оставшись один на один с Шимидзу, Деку видит злость в его глазах и задетое на окраинах рассудка эго. Парень рвано дышит, его плечи высоко вздымаются. Проблемы с выносливостью вылазят на передний план, но Изуку всё ещё видит пропасть между ним и уже поверженным Кацумой, скрючившегося на земле и подавляющего рвотный порыв. - Я не согласен, Каччан, - брюнет категорично машет головой, садясь на убранный участок дивана, - я считаю, что они должны, наоборот, почувствовать, что они не одни. Кацуо-кун захочет вести, захочет показать себя и выделить свои способности. Кацума-кун захочет воспользоваться его гордыней для общей цели. Это даже не командная работа, а они должны научиться работать вместе в первую очередь. Герой это не одиночная работа. Кацуо выпускает ряд из пузырей разной формы, скрывается за ними, пытаясь подобраться ближе к Деку, вовлекая его в активное сражение. Старший использует все особенности местности, уклоняется от атак, используя стены как щиты и точки толчков. Он планирует застать Шимидзу в момент истощения и легонько вбить его в землю, обезоруживая. Деку концентрируется на активированных наручах костюма, регулируя силу потока, который вот-вот отпустит. - Заставишь их бояться друг за друга, как это было у нас? В конце концов, ему удаётся загнать Шимидзу в тупик, но всё же избегая нанесения вреда, Деку просто ограничивает его свободу передвижения, сковывая его руки в наручники, беспечно ранее болтающиеся на поясе, и забрасывает парня в ближайший мусорный бак, чтобы было затруднительно выбраться даже с помощью причуды. - Заставлю. Вот только они — не мы, - Изуку слабо усмехается, - у нас с ними разное виденье победы. - Опрометчиво, сенсей! - кричит Кацуо прямо из мусорного бака, вынуждая Мидорию удивленно вскинуть бровь. Мысль парня доходит до него только когда он решает вернуться к лежащему на полу Кацуме. Несколько небольших пузырей, выпущенных во время последней массированной атаки на Деку, уцелели и разлетелись в разные стороны. Пока Изуку заканчивал с Шимидзу, тот был на удивление спокойным, потому что… - Для них двоих победа в прямом сражении изначально не в приоритете. Ему нужно было контролировать оставшиеся пузыри, пущенные в полёт к Кацуме, неловко забравшимся на них и полетевшему к выходу из арены. Деку пускается бежать, включая ускорители костюма на среднюю позволительную в мысленных установках брюнета скорость. Он нагоняет Кацуму быстро, но тот спрыгивает с пузырей и начинает бежать сам, потому что на далёком расстоянии Кацуо едва ли может поддерживать скорость. Вдали раздаётся безумный смех, Деку его подхватывает, широко скалясь в довольной усмешке. Его обули. Кацума преодолевает границу арены, грузно падая на пол. Он кричит, что должен подлечить Кацуо, стоит только ему коснуться земли. Экзамен для этих двоих окончен. Изуку доволен результатом.

***

- И Кацума-кун тут же бросился его лечить! Его причуда стала настолько сильнее! Он все ссадины за какую-то минуту подправил! - бодрствует Изуку, показательно размахивая руками и постоянно выкрикивая какие-то отдельные слова, вынуждая Инко оттягивать его за край футболки сесть обратно на место. - Я, конечно, не калечил никого, но Кацуо-кун набрался где-то царапин и даже одну глубокую под рёбрами получил… Но теперь он в порядке! Я сам слышал, как Кацума-кун звонил Махоро-чан, чтобы похвастаться! - Изуку-кун, ты так искренне радуешься за них, что даже нам трудно сдержать улыбку, - Мицуки прикрывает ладонью губы, - было бы побольше таких учителей, то, глядишь, и Кацуки вырос бы человеком. - Старух не спрашивали. Всё решено было спонтанно. Изуку набрал после практического экзамена мать, чтобы разделить эмоции и гордость за ребят, а та, выслушав каждое восторженное слово, сообщила о том, что Мицуки и Масару ждут их сегодня в гости, отпраздновать. Парень опешил, не понимая долгие две минуты, что именно они собрались праздновать, но когда Инко добавила, что Кацуки рассказывал родителям о том, что у младшего важное дело на работе, те решили проявить инициативу и порадоваться в семейном кругу за успехи молодого учителя. Изуку, загнанный в угол и одновременно счастливый, не придумал ничего лучше, чем названивать Кацуки каждые полчаса после этого, но тот ни разу не поднял трубку, а в конце и вовсе выключил телефон, потому что гудки перестали поступать. В гневе и растерянности учитель мчался домой всеми попутками, прихватив в собой полный рюкзак документов для заполнения о результатах экзамена, ведь Бакуго в этот день его даже не забрал с работы. Запыхавшийся, красный и вспотевший он примчался домой, всучив матери в руки небольшой букетик оранжевых ранункулюсов и тортик с клубникой для Мицуки, отправился мыться. Привел себя в божеский вид, надел парадную белую футболку без надписей даже, натянул штанишки слегка укороченные(!), современный же парень — думает Изуку, приравнивая свой «аутфит» к тому, как обычно выглядит Кацуки. Тому и стараться не нужно — штаны, спущенные до задницы, футболка широкая, будто с бойца уличного содрал — а выглядит, как греческий бог. В кои-то веки Изуку и себе призадумался над тем, как он выглядит. Ему не особо понравилась картина в зеркале, поэтому он натянул обычные широкие светло-серые штаны и новенькие красные мощные кроссовки, которые выгулять даже не получалось ни разу за тот год, как он их себе купил. Ну жених! Протягивая Мицуки цветы и тортик, топчась на пороге и совершенно не зная, как теперь себя вести перед этой милейшей женщиной, Изуку решил, что прикончит Кацуки при первой же возможности, потому что оставлять его одного в такой ситуации, так ещё и не предупредив, — ну уж очень не сахар. Мицуки же теперь знает, что он с её сыном в отношениях, смотрит на него иначе наверняка. Может, она вообще теперь думает о том, что Изуку — лошпед последний, кое-как выбивший в счастливой лотерее Кацуки. А сам-то Кацуки вообще не подарок. Вон, Изуку уже вошел в дом, уже пожал руку Масару и откланялся ему, открывая вид на стоящую позади Инко, а главной бронебойной машиной этого дома и не пахнет. Вот Мицуки уже пригласила к столу, указывая рукой в сторону кухни. Вот они уже все заходят, а Изуку чувствует как сгорают его уши и нутро вместе, потому что от неловкости уже едва ли не тошнит. Он косится на свою мать, но та только непринуждённо болтает о чём-то неважном с Масару, упоминая какие-то скидки в магазине и прочею ерунду, на которую у Изуку нет ресурса тратить своё внимание, ведь он полностью поглощен мыслью о том, что Кацуки, собака дика, кинул его тонуть в собственном же отчем доме. Эта блондинистая задница наверняка мстит за то, что Изуку на прошлой неделе пошел с Ураракой и ребятами в то проклятое караоке, точно. Это сколько же обиды в этом куске… - Привет, Изуку. Добрый вечер, тётушка. Самого красивого мужчины в мире. Изуку глотает свои же мысли, отправляя их перевариваться в желудочной кислоте, потому что, Господи, Кацуки встречает их на кухне прямо с тарелками разных закусок и в милейшем фартуке с надписью «hater first – human second», и в, держите его семеро, обтягивающей чёрной майке под ним, которых Изуку не видел на нём со времён академии. Грешок Кацуки прощается автоматически, младший едва может вспомнить на что вообще злился, когда блондин внимательно задвигает стул его маме, садящейся за стол. - У меня телефон сломался, - вдруг говорит самый красивый мужчина в мире, а Изуку только хлопает на него глазами, когда тот услужливо подвигает его стул к столу тоже, - когда я отвёз тачку в ремонт. Движок рычит, пусть поковыряются. - Кацуки-кун, надеюсь, ничего серьёзного? - услышала его Инко и тут же поспешила убедиться. - Да, тётушка, никаких проблем, - и он улыбнулся. Изуку прощает ему всё на неделю вперед. Всё пошло отлично. Изобилие блюд сменялось порциями одна за другой, Мицуки постоянно говорила, вовлекала Инко и Масару, цепляла Кацуки и они ругались по мелочам, быстро заканчивая и продолжая клевать каждый в свою тарелку. В какой-то момент старшая Бакуго решила поднять бокалы с клюквенным соком за первый практический экзамен молодого учителя, и тот совсем зарделся, но пришел в себя ещё скорее, стоило только Масару спросить о впечатлениях от учеников. Изуку весь воспылал. Ему было тяжело сдерживать эмоции, потому что только в голову ударяли воспоминания о слабом маленьком мальчике Кацуме, который так заметно осмелел и смог ему противостоять, накрывали его рассудок, так что брюнет не мог сдержать себя от активного жестикулирования, внезапных вскриков, искрящихся глаз и мыслей о том, как далеко мальчик зайдёт, если продолжит в том же духе. В какой-то момент он так увлёкся, что почти залез на стул, да фиг с ним — на стол, на что Кацуки так внезапно засмеялся, что чуть не удавился, но Изуку даже этого не заметил, всю душу вливая в свою историю, о которой невозможно молчать. Мицуки и Масару смотрели на него с неприкрытой радостью, Инко с небольшой тревогой, а сам Кацуки просто любовался. Лицо Изуку открытое, яркое, ясное, такое счастливое, что перебивать его или как-то подшучивать банально не хочется. Есть даже небольшое желание спросить у него что-то ещё, чтобы он продолжил так светиться, как проклятое Солнце, и Кацуки совсем не боится ослепнуть. Он даже отложил палочки, внимательно рассматривая жестикуляцию младшего, боясь упустить что-то для себя важное. Ни единый вдох, ни единый короткий взгляд не должен уйти ото взора Кацуки — он готов пожертвовать ужином ради этого. Дальше они говорят о какой-то ерунде связанной с продуктами, время от времени перескакивая на работу Динамита, на его очередную ссору с каким-то фанатом, на то, как Киришима вырос, потому что Мицуки случайно увидела его в центре, когда ездила за новой кофточкой. Изуку вовлекают в это иногда, но он снова кажется немного отрешенным, пусть и радость с его глаз не уходит даже на минуту. Он любовно смотрит на Кацуки, когда они сталкиваются взглядами, и у старшего отбирает дар речи, сложно сдержать желание отвести свой либо по-дурацкому улыбнуться. Он чувствует себя пойманным на чём-то мальчишкой, каким-то глупым и наивным, но вся детская тяга разбивается в стёклышки, когда после очередной перепалки с Мицуки Кацуки ловит взгляд Изуку у себя на ключицах, голодно ползущий к мышцам груди. Зелёный турмалин перетекает во что-то более мрачное, скрытое, хищно наблюдательное, и блондин едва ли может позволить себе продолжать дышать. Его плечи тяжело вздымаются от вязких вздохов, а в голове кружится рой предположений о том, что сейчас на уме брюнета, что он так смотрит на него. - Останетесь на ночь? Инко-чан, вместе посмотрим какую-то мелодраму, как тебе? - возникает со своим вопросом Мицуки, ставя на плиту чайник. - Останьтесь, - сипло срывается у Кацуки, ровно в алые глаза которого тут же поднимается расфокусированный взгляд наполненных чем-то зелёных. - Останемся, - быстро выходит у Изуку, и он вряд ли может проанализировать ситуацию и грузный рюкзак, который притащил вместе с собой, допуская вариант того, что с документами ему придется разбираться прямо в гостях. Кацуки внутренне воет, но получается только хищно оскалиться. Изуку смотрит на него так, и это кажется за гранью возможного. Продолжай смотреть. Пожалуйста. - Ох, ну, только если не добавим хлопот, - неловко пролепетала Инко, касаясь плеча сына, тут же возвращая его мутные озёра в чистую воду. Изуку быстро-быстро моргает, возвращаясь к своей тарелке. Кацуки чувствует как очередная струна в его теле напряженно натягивается и отдаёт в пах. - Что вы, какие могут быть хлопоты? - своим отцовским добрым голосом вмешивается Масару, сидящий во главе стола, - тем более что мальчикам тоже не помешает провести немного времени в непринужденной атмосфере. Лицо Изуку за какую-то долю секунды заливает алым по самые кончики пальцев. Он неловко открывает-закрывает рот, пытаясь выдавить из себя что-то цельное, но получаются только какие-то гласные и вырванные из контекста слова. - Не смущай их, дорогой, - смеясь проговаривает Мицуки. - Всё в порядке, - раздаётся слишком бодрое и беззлобное от Кацуки. Изуку переводит на него полный стыда взгляд, встречая его алый ровно на месте, - чай будешь, мальчик?

***

Едва ли дверь в комнату Кацуки захлопывается, как тот буквально вталкивает младшего на кровать, путая в своё одеяло и отшвыривая в сторону наполненный бумагами рюкзак. Изуку недовольно мычит, пытаясь оттолкнуть увесистое тело, но его попытки пресекаются угрожающими вспышками у самого уха, на которые брюнет только перепугано смотрит, издавая слишком высокое: - Каччан, мы же встречаемся! - вырывается из уст Изуку почти детское возмущение. Он надеется, что эти слова, полные невольной настороженности, остановят весёлые издевательства блондина. Но, как оказалось, это только ещё больше его раззадоривает, нависающего над головой, разглядывающего самодельный кокон из одеяла, в который брюнет запутан. - Да, и что с того? - ритмично, как старая пластинка, произносит Кацуки, его голос обретает сладковатый налёт насмешки. Он прижимает локоть к груди Изуку, наклоняясь так близко, что их лица разделяет лишь пара сантиметров. Изуку внезапно чувствует, как его сердце колотится так, будто хочет выбиться из груди. Быть честным, оно не сменяет такой ритм с самого первого момента, когда младший только зашел в этот дом и увидел блондина на кухне. Вместо того чтобы оттолкнуть Кацуки, шрамированные руки инстинктивно ищут зацепки — они охватывают чужие запястья, выбиваясь из-под одеяла, обвивают пальцы вокруг мускулистых рук блондина, но движение больше похоже на жест, чтобы сохранить стабильность, нежели на попытку борьбы. В воздухе словно повисла лампочка, готовая вот-вот вспыхнуть. По крайней мере, Бакуго ощущает это взаимное давление именно так. Он продолжает наклоняться, дыхание становится более горячим, и это ощущение нагнетает атмосферу. Он заглядывает в глаза Изуку, где всё больше проявляется стыд и волнение. - Ты всё ещё такой помешанный задрот, - его слова бархатистые, с едва слышимой угрозой, которая придаёт ощущениям ещё больше напряжения. Он хочет цапнуть младшего, зацепить, раззадорить, вызвать эмоции, попробовать балансировать на краю обрыва, хочет увидеть Изуку с нового ракурса, под новым светом, оголить его чувства, пройтись лезвием по старым шрамам, спровоцировать контакт, чтобы не только он, но и сам младший изводился, искал возможности встретиться, коснуться, ощутить. В глазах Кацуки сверкают смех и игривость, но Мидория видит в них кровавый отлив, тягучую глубину бездны, в которую его нещадно засасывает. Изуку пытается говорить, но слова застревают у него в горле, их обволакивает растерянность. Вместо ответа он непроизвольно тянется чуть ближе, как будто в надежде сблизиться с тем постоянным жаром, который исходит от Кацуки. Из их тел словно струится энергия — она пульсирует, создавая магнетическое поле, это невидимое притяжение заставляет руки Изуку снова найти место, где они могут крепче обхватить запястья блондина, в то время как его сердце бьётся всё быстрее, передвигаются к крепким напряженным плечам. - От помешанного слышу, - раздается глухо, но так идеально, что Бакуго внутренне кричит от этого. Кацуки, почувствовав этот легкий сдвиг, чуть приподнимает уголки губ, как будто заполучив ту самую победу, к которой стремился. Он наклоняется ещё ближе, так близко, что Изуку мудро разгадывает: они оба знают, где грань между игривостью и чем-то более глубоким. Они оба играют, оба пытаются прощупать границы дозволенного, но, чёрт, когда Кацуки проявляет инициативу совсем не хочется перенимать её у него — хочется вручить флаг в руки и посмотреть, как он дальше будет себя вести. Куда этот хищный взгляд приведет, вот только руки уже сами оглаживают его плечи, вдавливая костяшками пальцев в мышцы. Медленно, как будто в замедленной съемке, Изуку чувствует, как его щеки начинают гореть, и в тишине можно услышать, как оба начинают дышать чуть быстрее, как будто кто-то прострелил эту минуту. Ни один из них не осмеливается на поцелуй, но этот момент, сплошная неопределённость — сладкая, мучительная, настолько интимная, что даже мизерное расстояние между ними внезапно становится ни с чем не сравнимым. - Ты же понимаешь, что, когда я говорю «встречаемся», я подразумеваю... - начинает говорить Изуку, но голос его ломается, и он не знает, как продолжить. Кацуки только холодно засмеивается, как будто зазывает его подняться на этот новый уровень, как будто блеск в его глазах всё ещё указывает на то, что он будет ждать, пока у Изуку не появится смелость дерзнуть сделать шаг навстречу, но в какой-то момент он его мысли пресекаются. - Что ты можешь больше не дразнить меня, - договаривает брюнет, а у старшего уже земля из-под ног исчезает. Он наклоняется непозволительно низко, почти вплотную прижимаясь к частично прикрытому телу одеялом, но не позволяет себе большего. Понимает ли Изуку, как неоднозначно звучат его слова? Понимает, на что подписывается? Понимает ли, какой спектакль прямо сейчас разыгрывается в блондинистой голове, где он не то что целует, а заходит куда дальше в контексте Изуку? Атмосферу разбивает щипок. У Кацуки глаза на лоб лезут, когда он понимает, что падла-Изуку ущипнул его прямо в шею, да так, что обосраться можно от внезапной боли — будто блядская пчела не нашла лучшего места ужалить. Он яростно шипит, выпуская по веснушчатому лицу яркую вспышку и вскакивает с места, включая в комнате свет, затем открывая шкаф с вещами, на дверце которого во внутренней стороне висит зеркало. - Изуку, псина ты кучерявая, эта херня будет выглядеть как засос, ты в курсе? - раздраженно фырчит старший, натягивая кожу в месте щипка, - ты своими костяшками куда-попало не тычь, понял? А то я тебе-то рожицу быстро подправлю. Он захлопывает шкаф, с шоком осознавая, что Мидория едва ли его слушает, уже интенсивно перебирая папки в своём рюкзаке, разместившись за рабочим столом в комнате. - Козлина, сделай хотя бы вид, что тебе не плевать на то, что я сейчас сказал! С тяжелым вздохом Изуку поворачивает голову в его сторону, его брови ползут вверх в манере «да что ты?», а сам он выдаёт не менее едкое: - По твоей милости я ходил в академию с таким «чудом» на шее кучу времени, Каччан, - и Кацуки не чувствует даже капли угрызения совести за это. Подумаешь, поставил засос в клубе на свой день рождения — тоже, блин, повод стесняться. Тут вообще-то трагедия! Вместо встречного засоса у Кацуки на шее хуй пойми что в виде сердечка от нажима двух пальцев. - Возьми приложи что-то холодное из холодильника и подержи. Пройдет, как синяк. - Убил бы гада! - Рука не поднимется.

***

В какой-то степени рука-таки поднялась. Прихватив Изуку за шкибарки Кацуки отправил его в низкий полёт на кровать ровно в девять вечера, потому что томиться одному в большой кровати и вечно листать ленту ему уже до тошноты упиралось в горло, а бормочущий что-то несуразное себе под нос Изуку показался уж слишком соблазнительной мишенью. Тем более что его всё ещё нужно было наказать за синяк на шее, который блондин себе уже во всю отморозил льдом из морозилки. Так что, закинув младшего на постель и вдавив его в неё своим весом Кацуки вежливо попросил «захлопнуться», потому что спать хотелось неумолимо. Он даже простил ему то, что тот ухватил с собой весь рюкзак и бумаги со стола, примостив их рядом с собой, по другую сторону от съехавшего на его плечо драгоценного себя. Краем глаза полюбовавшись на серьёзное выражение лица молодого учителя, спрятанного под стеклянными очками, которые придавали аккуратному лицу невероятный привлекательный вид, Бакуго позволил себе заснуть. Ночь в комнате была тихой, лишь изредка прерываемой шорохами за окном, которые слышались как какие-то отголоски, но более всего царила завораживающая тишина. Время тихо ползло к двум часам ночи, и вскоре нашлось лишь одно существо, которое нарушало эту спокойную идиллию: Изуку. Он лежал на кровати, изредка двигаясь, по большей мере перебирая бумаги одной рукой, а второй приглаживая колючие пряди, щекочущие его плечо и частично шею. Кацуки выглядел обезоруживающе мило и так по-домашнему, что аж сердце щемило, заставляло часто отвлекаться от работы, чтобы просто посмотреть на это умиротворенное лицо. Блондин — очень красивый мужчина, когда не корчит нарочно кривые рожицы и не косится злобно на всех и вся, хотя, Изуку не может сказать, что злость ему не идёт — он выглядит искусно хорошо при любом раскладе. Казалось, в комнате царит полное спокойствие, пока вдруг Кацуки не приоткрыл глаза. Он чуть поморщился от мягкого света, который был словно прямо над ним — на лампе прикроватной тумбочки, затем перевёл взгляд на Изуку, лежащего рядом, совершенно не замечая томного взгляда на себе. Блондин долго наблюдает за его лицом, за тем, как мягкие черты его юности плавно отражаются в тусклом свете. Мидория с годами становится только лучше, набирается мужественности, кажется менее хрупким снаружи, но всё ещё до предела добрым и податливым внутри. Футболка Изуку чуть задрана, открывая ему живот, и Кацуки, глядя на его гармоничные линии тела, почувствовал, как внутри у него всё зашевелилось. Очки на носу придают младшему соблазнительный вид — по всему лицу читается напряжение, и это сводит с ума. Изуку часто не замечает, как его лицо становится более уязвимым под этими стёклами, а сейчас, в этой ночной атмосфере, этот образ притягивает внимания больше, чем когда-либо, от одной конкретной пары глаз. Пары, внутренне горящих и голодно жрущих оголенный живот, алых глаз. Кацуки долго неподвижно лежит, погружённый в раздумья, его глаза всё не отрываются от Изуку, который, кажется, совершенно поглощён своими мыслями. Блондин просто не может отвести взгляд, это физически невозможно. Он чувствует, как внутри разрастается тёплая волна, смешанная с нежностью и неосознанным вожделением. Таким же, как когда он поймал на своих ключицах необычно тёмный взор турмалиновых радужек, которые были почти полностью спрятанными за жрущими их зрачками. Проходит несколько минут, прежде чем Изуку, ощущает на себе чужой взгляд, поворачивается к Кацуки. Сначала он кажется слегка удивлённым, но затем на его лице появляется тепло: - Каччан, ты не спишь? - уставший, но всё ещё озабоченный голос. Изуку приподнимается на локте, его волосы ещё больше растрепались и падают на лоб. Он в ненавязчивом движении поправляет очки, добавляя своей внешности ту самую прелесть, что сводит Кацуки с ума, давит ему по газам, выламывая тормоза. - Не могу, - тихо отвечает Бакуго, чувствуя подкожно, как ощущение близости нарастает. - А ты как? Что-то на уме? Изуку задумчиво качает головой, но затем его лицо освещает озорное выражение. - Просто... долго обдумываю некоторые вещи. Не хватает времени на сон, - ответил он, не в силах скрыть улыбку, играющую на губах. Кацуки не может сдержать себя: он продолжает смотреть на него с интересом, ощущая, как в комнате нарастает погружение в нечто большее, чем просто разговор. Кажется, блондин просто тонет, но не протягивает руку с просьбой о спасении. Хочет, чтобы Изуку спас его сам. Его томную озабоченную душонку. - Отстань от своих мыслей на минуту. Изуку слегка краснеет, смотрит слишком мягко, слишком заботливо, слишком расковано, слишком много позволяя надумать, и этот момент становится будто последним ударом молнии. Пауза затягивается, атмосфера расширяется, укрывая тягучей дымкой. - Может, ты мне расскажешь, о чем сам думаешь? - почти шепчет Изуку, его голос звучит мягко, но с ощутимой долей настойчивости. Как только эти слова срываются с его губ, Кацуки чувствует, как пламя желания разгорается ещё сильнее. Он захватил момент и, сделав шаг вперёд, поднимается на локте к Изуку так близко, что их носы коснулись друг друга. Их дыхание смешивается в одном пространстве. - О тебе, - произносит Кацуки, и его голос становится низким, искренним, откровенным. - И о том, как легко ты заставляешь меня терять голову. Изуку лишь молчит, но его глаза светятся той самой искоркой, которая говорит больше, чем могли бы сказать слова. Кацуки так кажется. Он хочет верить всей своей грешной сущностью, что брюнет чувствует то же самое, что в его глазах плещется похоть, встречное желание, потому что иначе этот внезапный омут истрактовать он никак не может. В этот момент Кацуки, не уверенный, но настойчивый, осмеливается сделать шаг навстречу, придавливая свои губы к губам Изуку. Поцелуй начинается осторожно, но в нем уже чувствуется стремление, желание. Кацуки увеличивает давление, приоткрывая губы, и Изуку, слегка дрогнув, отвечает на этот зов. Усталая настороженность улетучивается, оставляя за собой только чувства, которые нуждаются в выражении. Блондин погружается в поцелуй, чувствуя, как сладость соединения растекается по его телу. Его губы двигаются по губам младшего с нежностью, но с той же страстью, которая всегда была в нем. Ему не страшно, но он тонет. Изуку спасает его просто фактом своего существования. Одна из рук Кацуки медленно скользит вниз, проходя по чуть оголенному животу Изуку, предоставляя ему ощущение нежного тепла. Он невольно контурирует линии чужого тела, его пальцы мягко двигаются по коже, вызывая мурашки. С каждым касанием всё кажется более и более фантомно, невесомо, невозможно. Мысли покидают голову, Кацуки чувствует неумолимый жар в паху, отчаянно желая почувствовать то же самое на теле младшего. Изуку, в ответ, прижимается ближе, позволяя всему происходящему захватить его. Целует встречно, вязко, горячо, позволяя блондину кусать свои губы, сминать, терзать — что угодно, если это поможет выразить то страшное, что таится на дне колодца. Но когда рука Кацуки, словно спонтанно, скользит чуть ниже, оказывается на грани между его животом и пахом, в голове Изуку прокатывается вихрь эмоций, вжимающий поясницу в постель, заставляющий резко выдохнуть, втянуть живот. Губы Изуку слегка приоткрываются, он издает тихий удивленный вздох, полный неожиданности и слегка подавленного восторга. Это мгновение неопределенности и сладкого ужаса, когда он чувствует весь этот жар, исходящий от Кацуки, и понимает, что его тело отзывается на прикосновения. Но сам же он вдруг осознаёт, в каком опасном положении находится, и смущение начинает заполнять его сердце. Этот вздох, который пьяное сознание слишком навязчиво определяет, как ставленный стон, заставляет Кацуки замереть на мгновение, его рука замирает с ним тоже. Он смотрит на Изуку, и видит, как тот краснеет, дыхание становится прерывистым. Этот взгляд, напуганный, но наполненный по самую грань чем-то нечитаемым, восхищенным, смешанным. Это ощущение его смущения вызывает внутри старшего бурю эмоций, блядский всплеск, напоминающий, что он ходит по краю, играет с дьяволом. Чёртов Деку и есть тот самый Дьявол. - Изуку, - произносит Кацуки, его голос глубокий, облечённый в мягкую хрипотцу, вновь поднимая руку, чтобы погладить веснушчатое лицо. - Ты... ты не против? Изуку смотрит на него, настроение становится двойственным — он знает, что хочет, но страх всё же заставляет его немного отодвинуться, хотя бы на краткий миг. Кацуки не отрывается от него, продолжая обнажать эти незримые границы, исследовать каждую ноту их взаимного влечения. Он осознаёт, как сильно тянется к нему, как хочется продолжать, но и тут же указывает, что должен быть аккуратным. Они снова целуются, губы соприкасаются, но теперь с другой обстановкой — нежность и настойчивость вторят их движениям. Кацуки чувствует в груди, что не имеет права торопиться, он уступает, поднимает руку выше, кладет на нервно вздымающуюся грудь, которую постепенно отпускает. Улыбается в мягкие губы, ловит ощущениями встречную сдавленную улыбку. - В другой раз, - шепотом говорит блондин, отрываясь от веснушчатого лица, чтобы выключить лампу.