Во имя моего героя

Остров Инновационных технологий был для Кацуки не самым частым местом визитов, но он выделял себе окошки раз в пару месяцев, чтобы летать и лично проверять ход работы над костюмом. Всё часто складывалось просто удачным стечением обстоятельств, и Динамит летал в туда за счёт агентства Джинса, прикрываясь заданиями, куда его и высылали. Хакамада и без того догадывался об истинной причине такого авантюризма со стороны подопечного касательно работы вне Японии, но усердно делал вид, что ничего не понимает, чтобы только не смущать вспыльчивую ручную бомбочку далеко не замедленного действия. И снова Кацуки прибывает на остров, рассчитывая выслушать в живую об успехах проекта и понаблюдать за примеркой минимальной части готового оборудования Всемогущим. Это дело предложил он сам, так как «Я был носителем ОЗВ долгие годы, поэтому знаю, как должна ощущаться сила в руках и по всему телу. Кроме того, юный Бакуго, не обижайся на меня, но опыта в удержании больших потоков энергии у меня больше». Тошинори точно не пытался задеть блондина или даже упрекнуть. Спустя длительные три года разработки Кацуки вполне себе понял, что «Один за всех» контролировать в теле очень тяжело, особенно без подготовки: физической и моральной. Он выслушивал лекции от старшего, спрашивал его совета, делился воспоминаниями из прошлого и много-много нового узнавал об Изуку того, о чём не догадывался. Стоя в огромной мастерской Мелиссы, Кацуки немного осматривается. Это не просто помещение — это целый индустриальный комплекс, просторное открытое пространство, пересеченное сложными конструкциями из хромированных труб и кабелей, сверкающими под искусственным освещением. Гигантские экраны, отображающие сложные инженерные схемы и моделирование энергопотоков, висят на стенах, перемежаясь с рядами 3D-принтеров, которые шумят и двигаются в ритмичном танце создания. Вдоль стен стоят рабочие столы, заваленные деталями, инструментами, и чертежами, с разбросанными по ним гаечными ключами и микросхемами. Воздух вибрирует от легкого гудения сложной техники, пахнет паленым пластиком и свежим металлом. В центре мастерской возвышается огромная подъемная платформа, на которой установлен частично выполненный костюм Изуку — по сути, только наручи да перчатки на манекене. Сложная конструкция из блестящей металлической сетки, пронизанной переплетающимися световодами. Её ещё дополнять и дополнять. Мелисса, девушка с длинными блондинистыми волосами, завязанными в практичный хвост, и блестящими от усердной работы глазами, спрятанными за стеклянными очками, внезапно заметила Кацуки в противоположном углу мастерской, весело протягивая вверх свою руку и широко улыбаясь. Она сверкает в практичном голубоватом комбинезоне с белым халатом поверх него, быстро оборачиваясь в сторону огромного широкого стола, за которым что-то усердно закручивает Хацумэ. - Бакуго! Привет! Рада, что ты смог приехать, - говорит Мелисса, жестом указывая на длинные перчатки. - Мы близки к 20%! Дядя говорит, что это должен быть просто невероятный скачок вперед! Но у нас есть несколько важных моментов, которые нужно обсудить. В основном, это система регуляции энергии… Кацуки кивает, продолжая осматривать мастерскую. Его взгляд останавливается на гигантской интерактивной карте мира, на которой мигают точки, показывая на виду определенные места на планете. У него складывается чувство, что он попал в сердце какой-то секретной организации, а не простую мастерскую. В любом случае, мысли об этом уползают прочь и сменяются сомнениями по поводу прогресса. 20% от предположительной мощи «Один за всех» едва ли назовёшь чем-то крутым и внушающим. Он морщится сам себе и шикает что-то под нос. Если они и дальше будут ползти такими темпами, то костюм Деку получит только уже в Раю, куда ему точно светит попасть с его-то переработками. - Значит, сделайте что-то с системой регуляции, - отвечает Кацуки, сложив руки на груди. - Главное, чтобы она не подводила Изуку, - он смягчает голос, замечая как девушка заметно напряглась от его интонации, - Всемогущий сказал, что будет сам примерять костюм… - Да, дядя сказал, что сможет всё сделать сегодня, но вот только ты приехал раньше него, поэтому нужно будет немного подождать, - Мелисса улыбнулась. - Но есть ещё один вопрос, который меня волнует. Это дизайн. Мы делаем костюм практичным, максимально эргономичным, но… он немного… простой. Может быть, добавить какие-нибудь детали? Может, символические элементы? Кацуки морщится. Он не особо был готов сегодня болтать именно об этом, но понимает, что Мелисса говорит об эстетике костюма. Его взгляд снова падает на металлическую сетку, сверкающую под светом. - Не знаю, - пробурчал он. - Главное, чтобы он работал. Деку не нужны дурацкие украшения. Ему нужна сила. - Конечно, но немного стиля никому не помешает, - мягко возразила Мелисса, усмехаясь. - Ты сам знаешь, как внешний вид важен для героя. Кацуки промолчал, в его голове всё ещё вертится картина маленького Изуку, бегущего за ним. Он сжал кулаки, ощущая приступ вины. Наверное, Мелисса права. Изуку нужен костюм, который будет не только мощным, но и красивым. Ведь внешность имеет значение. На элементы дизайна уйдёт немало средств, но сейчас эту тему можно смело отодвинуть в сторону. О каком дизайне идёт речь, если даже «ноги» костюма только-только в разработке? Мэй ещё больше склоняется над столом, совершенно игнорируя блондина. Она поглощена работой, а наушники в ушах помогают ей абстрагироваться. Кацуки довольно кивает на это, но быстро возвращается к теме: - И сколько его ждать? - Дизайн? -Шилд быстро хлопает глазами, пытаясь уловить причину острого негодующего взгляда, - а-а, дядю? Он говорил, что приедет в обед, так что у нас есть ещё два часа… - У тебя, может, и есть, но я такой роскошью не обладаю, - огрызается Бакуго, тыча большим пальцем в грудь своего геройского костюма. - Если ты не заметила, то я сам скажу — я на задание прилетел, так что мне некогда ещё и выжидать твоего дяденьку, поняла? Мелисса только ещё раз улыбается, откидывая Кацуки обратно в Японию, к воспоминаниям о добродушном Изуку, который точно сейчас трясется над каким-то отчётом, потому что его совсем недавно официально приняли в академию в качестве рабочего. Он тоже улыбается с неловкостью Айзаве за ошибки, тоже, как и Мелисса сейчас, перебирает свои же пальцы, нервно придумывая, что сказать, чтобы успокоить Кацуки. - Он тоже живёт не прямо за углом, Бакуго, - аккуратно начинает девушка, - он наверняка уже на поезде, но приедет только к обеду… Придется подождать, если ты хочешь лично убедиться в том, что мы постепенно справляемся. Она складывает ладони в умоляющем жесте, но Кацуки это едва ли цепляет. Он нервно суёт свои руки в карманы, не желая случайно подорвать всю мастерскую от злости. - Есть идея получше, - вдруг он заявляет, его взгляд устремился к перчаткам, надетым на манекен на платформе. Они были огромными, громоздкими, и излучали едва заметное, но ощутимое мерцание. - Я их примерю. Мелисса резко выпрямилась. Ее улыбка исчезла за долю секунды. - Бакуго, нет! Это очень опасно! - воскликнула она, - эти перчатки рассчитаны на огромные потоки энергии. Даже 20% мощности Всемогущего могут разорвать тебе руки в клочья! Ты разве не в курсе о нагрузке на тело, которое осуществляет «Один за всех»? Дядя точно тебе рассказывал, так что даже не… - Хватит болтать, - прерывает её Кацуки, - 20% мне не навредят. Я что, похож на дохляка? Или моей физической подготовки мало? - он показательно разводит руки в стороны, показывая подкаченное тело. - Плюс, ты забыла какой причудой владею я сам? Мой контроль никуда не хуже, чем у Всемогущего, так что свали с дороги и дай мне испробовать то, ради чего я впахиваю, как проклятый! В конце парень уже почти сорвался на крик. Он знал, что сможет справиться. Он выдержал бы нагрузку. Поэтому искаженное в напряжении лицо блондинки его, мягко говоря, раздражает. Мелисса видит его решимость, его непоколебимую уверенность, и, вздохнув, уже почти отрицательно машет головой, как вдруг её прерывает на корню голос Мэй: - Бакуго-о! - тянет она, ехидно улыбаясь. - Греши потом на себя! Тебя предупредили, - говорит она и удаляется к платформе за перчатками, чтобы через минуту вручить их Кацуки. - Будь осторожен. Экспериментальный зал в конце коридора. Мишень на дальнем конце. Мы наблюдаем за тобой отсюда! - и пальцем указывает в один из множества мониторов, устроенных в мастерской. Кацуки молча берёт перчатки, его взгляд сосредоточен и серьезен. Он натягивает их на руки, чувствуя, как холодный металл приобнимает его кожу. Перчатки плотно облегают его кисти, и он чувствует легкое покалывание, как будто внутри течет электрический ток. Мелисса открывает рот для возражения, но экспериментальная жилка его отца, переданная генетически, начинает плотно давить на рассудок, отодвигая в сторону меры безопасности и выдвигая на центральную позицию интерес. Она прикусывает язык сразу же после того, как ещё раз просит Кацуки подумать и получает на это чистосердечное игнорирование. Они спорят ещё десять минут в коридоре, прежде чем Мелисса набирает Всемогущего, чтобы предупредить. Блондин прошел в экспериментальный зал, просторное помещение, окруженное толстыми, звуконепроницаемыми стенами. Воздух густой от запаха озона и металла. На дальнем конце зала, словно вызов, стоит массивная стальная мишень — безмятежная, не подозревающая о буре, которая вот-вот обрушится на нее. Кацуки глубоко вдыхает, пытаясь унять дрожь в руках, которая никак не вяжется с его образом атакующего Изуку либо Всемогущим. Сейчас он почувствует то, что чувствовали те двое, которыми он так высоко восхищается. Это ещё на один крупный шаг приблизит его к пониманию Изуку, внедрению его себе под кожу. Нужно только воспроизвести удар. Он фокусируется, ощущая, как энергия накатывает волнами, заполняя его руки, пульсируя в перчатках, подобно загнанному в клетку зверю. Они загораются зелёным на тонких полосах, предназначенных для виденья потоков энергии внутри. Кацуки не представляет, как именно он должен сделать удар, чтобы он вообще отделился от перчатки, но слышит голос Мелиссы в микрофон, которая говорит, что достаточно только представить этот удар и нанести его. Образы смешиваются, Бакуго принимает боевую позицию. Он представляет себе Деку, его неуклюжего, но целеустремленного задрота. Представляет, как тот, не задумываясь, выплескивает свою мощь, не зная страха. Вспоминает Всемогущего, видео с которым засматривал до дыр, напрягает руку. Собрав всю свою волю в кулак, Кацуки выпускает прямой удар левой. Мир взрывается белым светом, не слепящим, а ослепляющим, заполняя все его существо до края. Не было грохота, не было взрыва, только сверхъяркий, невыносимый свет, который обволакивал его, прожигая сетчатку глаз, сжимая легкие. Кацуки ощутил не просто удар, а катаклизм, раскалывающий его изнутри. Это была не боль, а разрушение, будто его тело разорвали на части и вновь склеили грубыми, неровными швами. Он рухнул на колени, его левая рука превратилась в изуродованное подобие конечности, вывернутую под неестественным углом. Острая, пронизывающая боль пронзила его, не оставляя места ни для чего другого, кроме безграничного ужаса и неожиданной осознанности. Звук, который он пытался издать, застрял в горле, выдав лишь хриплый стон. Тишина, последовавшая за вспышкой, была пугающе глубокой, как бездна, в которую он проваливался все глубже. Постепенно, сквозь пелену боли, начали проступать отдельные мысли. Онемение в руке сменилось пульсирующей болью, которая расходилась по телу, отравляя кровь. Он почувствовал, как ломаются кости, как рвутся мышцы и связки, как под кожей растекается густая, липкая жидкость. Его крик застрял в горле, сменившись немым, животным воем. Мелисса что-то обеспокоенно кричит в микрофон, а в зал уже вбегает Хацумэ с докторами их местного изолятора. Кацуки болит, но боль не есть сейчас чем-то главным. Главным было осознание. Ошеломляющее, сокрушающее осознание. Двадцать процентов. Всего 20% силы Всемогущего, а его рука превратилась в груду изувеченного мяса. 20%, с которыми он, Кацуки Бакуго, с его многолетним опытом управления своей силой, не смог справиться. 20%, которые разорвали его, как клочок бумаги. А Деку… Изуку использовал сто процентов. Сто! Он вышел за свои пределы на войне в несколько раз! Без подготовки. Без предварительного расчета. Без страха. Он использовал эту невероятную, колоссальную силу, как будто это было обычное дело ещё на первом спортивном фестивале, испуская всю эту дурь через пальцы, ломая их без остатка. А каким он стал после… В этот момент Кацуки Бакуго, взрывной, горделивый, непобедимый Динамит, почувствовал не просто боль, а глубокое, покорное уважение к этому невероятному, уникальному человеку, которого он всегда раньше недооценивал. Впервые за долгие годы его остатки гордыни окончательно треснули, уступив место чистому, безграничному изумлению перед талантом, на который он, несмотря на все свои старания, был не способен. Деку не просто был сильным. Он был чудом. Овладеть за год такой колоссальной силой. Вытренировать её до блеска и сделать своей, как и кучу других квирков, никогда прежде не надлежащих ему. Без своей собственной причуды. Без примера того, как именно нужно пользоваться тем, что в тебе подсознательно заложено. С нуля. И до ста. Кацуки мелко дышит, когда его касается парень с лечащей причудой, быстро хлопает глазами, не зная куда деться от переполняющих эмоций, крутит головой, будто надеясь увидеть Изуку прямо здесь и сейчас перед собой. Но Изуку нет. - Боже, блять, - шипит, практически стонет Бакуго, но совсем не от боли. - Он же мог столько раз убить меня. - Его не слышно за быстрым бормотанием Мэй, за успокаивающими ответами доктора, за вбегающей внутрь Мелиссой. - Убить, если бы захотел.

***

- Юный Бакуго, это было очень опрометчиво с твоей стороны, - отчитывает его Тошинори уже битый час после своего приезда. - Если бы рядом не было лекарей, то твоя рука бы очень долго заживала. Мне стоит говорить о том, какая это грубая ошибка, когда ты работаешь героем? - он кладет костлявую руку на светлые пряди, но её лениво скидывают. Кацуки ведёт бровью, откидываясь на диванчике в гостевой комнате лаборатории Мелиссы. Он стиснул зубы от ощущение бессилия разливающегося внутри него, словно яд. Боль в левой руке пульсирует, напоминая о хрупкости тела, о том, как неуклюже он обошелся с силой, которую ему доверили. Он не ожидал такой реакции, такой чрезмерной слабости. Разве он ошибался, думая, что сможет справиться? Разве его собственный контроль недостаточен? Скорее всего да. Кацуки давно уже определил границы своих возможностей и возможностей Изуку. Он давно не комплексовал из-за этого, принимая всё полноценно и осознанно, но, видимо, старая память напоминает о себе. Блондин едва ли может припомнить, когда в последний раз чувствовал себя так жалко. Неужели даже просто двадцать процентов силы, которая была в руках Изуку, уже на три головы была выше всего могущества Динамита? - Контролировать такую силу нужно очень бережно, потому что она разрывает своего владельца за малейшую ошибку, - продолжает Яги, глядя куда-то вперёд. - Это не значит, что ты слабый, юный Бакуго, - тот машинально вздрогнул, боясь что его мысли вырвались как-то наружу, но старший был по-прежнему спокоен. - Я уверен, что потренируйся бы ты с ней, то смог бы без травм вынести такую энергию. Юный Мидория ломал свои кости и при пяти процентах, так что здесь смысл именно в поддержании способности, а не её реализации. То, что ты сегодня сломал свою руку, совсем не значит, что ты слабее двадцати процентов, - мужчина мягко улыбается внимательно слушающему его Кацуки, - это вообще ничего не значит, юный Бакуго. В словах Всемогущего есть что-то неуловимо неправильное. Кацуки не чувствует себя просто «слабым». Он чувствует себя обманутым, словно Всемогущий спустил на Изуку некий смертельный артефакт, опасный, но вместе с тем и ужасающе привлекательный, который не давал расслабиться, заставлял нервничать. Недоумение мешается с гневом. Он ощущает растущее желание доказать свою правоту, доказать, что проблема не в том, что он слабый или просто не ознакомлен с «ОЗВ» настолько тесно. Сломанная при 20% рука его начинает беспокоить всё меньше, так как перед глазами всплывает потухший взгляд Изуку. Он говорит, что стать учителем в такой высококлассной академии, как Юэй, для него сравнимо с мечтой. Кацуки до кривых чёрных пятен перед собой уверен, что ему нагло соврали. - Я профи, - начинает Бакуго, грубовато, но ровно, - я сражался на войне. Я побеждал все годы после выпуска. Продолжаю побеждать и дальше. У меня огромный опыт за спиной. Огромная сила, - он сводит брови к переносице и устремляет острый взгляд ровно на Всемогущего, - но я не смог удержать даже четвёртую часть той силы, которой обладал Изуку. Как так случилось, что такой, как ты, дал такую опасную дурь беспричудному слабаку, когда она могла согнуть его в три погибели ещё на вступительном экзамене в академию? Тошинори устало поднимает брови. Он не думал, что они когда-то снова вернутся к этому разговору. Говоря откровенно, мужчина и не хотел бы возвращаться. По его искаженному многими глубокими морщинами лицу видно, что ему стыдно, он понимает, что мог допустить огромнейшую ошибку, отдай он так безрассудно великую силу кому-то вроде Мидории, но Кацуки, даже присматриваясь, не видит в нём той глубины вины и сожаления, на которую изначально рассчитывал. - У меня была задача взрастить из хрупкого забитого мальчика мужчину, который станет следующим символом мира, - проговаривает он, а в его голубых глазах плескается море юности, в котором он мечтал оставить молодого веснушчатого паренька с искрящей светлой улыбкой и самым ярким будущим. - Как его друг, я очень рад, что ты дал ему ощутить себя в этом. Попытать судьбу, попробовать свою мечту на вкус и докоснуться до реальности, частью которой он хотел быть. Но как Каччан, - его голос невольно подскакивает вверх, - я ненавижу это решение всем своим сердцем, потому что оно только и делало, что ломало ему кости и вбивало в голову горы ответственности, под которыми он и сломался, - блондин становится грубее, его голос нарастает, но он удерживает относительное спокойствие. Левая рука уже практически не болит. - Я ненавижу тебя за то, что он упал на землю и стал простым учителем после того как попробовал ту высоту полёта героя, которую ты ему дал. Я ненавижу тебя за то, что возложил всё это на его плечи так рано. Вряд ли Кацуки действительно его ненавидит. Он даже мысленно не может назвать это чувство ненавистью. Это больше про обиду, про нескончаемый поток горечи, который окутывает парня с ног до головы и заставляет видеть каждым ранним утром на капельках росы отражение зелёных глаз, которые потеряли свой блеск, когда угли окончательно в нём догорели. Кацуки не может понять, зачем Изуку нужно было пережить всё это, если в конечном итоге главной жертвой всего спектакля стал тоже он? Неужели все его потуги не стоили того, чтоб он всю оставшуюся жизнь светился в свете любви своих поклонников, улыбался во все зубы и толкал речи о том, что всех спасёт? Кацуки не понимает. Не понимает для чего всё это было нужно возлагать именно на Изуку? Какого чёрта Изуку вообще на это согласился? Какого чёрта он не передал причуду кому-то другому, едва ли понял, что ему предстоит пережить? - Я много думал об этом, юный Бакуго. Ты не представляешь, как часто моё сердце болело за юного Мидорию. Каждый день мою голову разрывали тысячи мыслей о том, что было бы, если бы я не отдал в тот день «Один за всех» мальчику. Напал бы «Все за одного» тогда на меня, ещё имеющего свою силу? Смог бы я его тогда одолеть? Что было бы, если бы я передал причуду юному Мирио? Смог бы он справиться с ношей, что я возложил на юного Мидорию? Как бы сложилась судьба их двоих, если бы я так поступил? - мужчина опускает с вершины своего внушительного роста усталый взгляд на алые радужки, не пытаясь найти в них поддержки. - Меня до сих пор мучат эти мысли, а ответственность за судьбу своего мальчика я никуда не могу отбросить. Я знаю, что было опрометчиво возлагать всё на такого мальца, но, юный Бакуго… - его голос дрогнул, а брови возвелись вверх, словно Яги вспомнил что-то до ужаса приятное и мечтательное, - ты бы видел его глаза в тот миг… Та искра, тот огонь, та вера… Я почувствовал сквозь себя, что он не подведет. И пусть как эгоистично это бы сейчас не прозвучало, но не было и секунды, когда бы я жалел о том, что именно Мидорию Изуку я сделал своим приемником. Кацуки понимает. Он знает эту искру, видел её собственными глазами, но не это его гложет, а её отсутствие сейчас. Ему просто банально больно за то, что именно его Изуку подвернулась такая судьба, такому светлому и наивному человеку, который готов лечь костями за незнакомца лишь бы только спасти его. Это ужасно и одновременно до дикого ожидаемо — именно такой человек и смог бы пронести свою искру сквозь этот путь и победить в бою, за который падали многие. Только он бы и смог показать себя перед всеми так ярко, чтобы после догореть забитым в своей комнате. И это мерзко. Это несправедливо. По-дурацкому. Так жестоко и неправильно. Но Кацуки не имеет над этим власти. Это было не его решение. - Поэтому я всё ещё восхищаюсь тобой, - уже мягче говорит он, но в голосе считывается глубокая тоска. - Даже имея такой груз ты не жалеешь о содеянном, а двигаешься дальше. Я не перестаю видеть в твоих глазах того Всемогущего, по которому мы с Изуку ссались кипятком с самого детства. И я не ненавижу тебя полностью, если вдруг ты так подумал, — только твоё решение всё скинуть на Изуку. И то, я понимаю, что это эгоистично уже с моей стороны, а не твоей. Всемогущий слабо улыбается на это, легонько смеётся, а после стихает, сливаясь с обстановкой. Его фигура тощая, он едва уже сам может передвигаться на ногах. Кацуки не хочет на него давить в таком состоянии. Он — слишком важная фигура в жизни Изуку и его собственной, чтоб он мог относиться к ней так пренебрежительно. Ему просто хочется выговориться, потому что что-то в его голубых глазах так тепло и по-домашнему отдаёт Изуку, что слова сами набиваются в рот и требуют высвобождения. Он видит ужасающие схожести в совсем не похожих внешне людях, но он чувствует как разливается внутри то томящееся спокойствие, стоит Яги говорить с ним. Может, это ностальгия, а, может, он просто хочет почувствовать Изуку. - Я чморил его годами, стаптывал с землей, унижал, запугивал, но почему-то считаю, что самое худшее навлёк на него ты. Такой абсурд, согласен? - иронично, так кажется младшему. Он улыбается неискренне в своей манере и отворачивает голову в сторону, не желая показывать внезапно подкатившую к правому глазу слезу. - Твоя душа бунтует, потому что ты понимаешь, что я сделал осознанный выбор, а ты обижал юного Мидорию, потому что чувствовал себя слабее него из-за собственных комплексов, то есть — неосознанно, - спокойно отвечает мужчина. - Твоё подсознание делает ударение на моём поступке, невольно стирая следы от собственных, и, знаешь, это правильно, потому что из нас двоих поступил неправильно именно я. Кацуки смешно от этого, но сердце виновато ударяет по рёбрам. Он ощущает под коркой мозга всю смесь эмоций, которые не может переварить самостоятельно. Ему неловко, что этим должен снова заниматься Всемогущий. - А я, значит, белый и пушистый? - звучит обвиняюще, но Бакуго просто хочет услышать другую точку зрения, которая должна помочь ему разобраться с некоторыми незакрытыми вопросами в его голове. - Нет, ты был опрометчивым и не знал как совладать с собственными чувствами. Я же принимал своё решение, хоть и быстро, но осознанно. - Хочешь спасти меня от моих мыслей. Геройствуешь, сидя на пенсионной скамье. Яги хмыкает, но по-доброму. Он рад внутри, что его ученик не изменяет себе в своей разговорной речи, но однажды она ударит по его положению в геройском рейтинге, который должны будут снять в течение года. - Юный Бакуго, я могу представить вес твоих сомнений, но, поверь, ни разу ещё я не видел в глазах юного Мидории ненависти к тебе, обиды и непонимания. Он всегда принимал тебя таким, какой ты есть, несмотря на все проблемы между вами и твоё нежелание выходить на контакт. Это его глубокое понимание только ещё больше уверяло меня в том, что я выбрал правильного и достойного наследника. - И меня убивает то, что этот наследник сейчас сидит на скамейке запасных, будто никогда и не становился Величайшим. Он просто теперь читает нотации обычным ученикам в обычной школе в обычном костюме. Не геройском, не при постоянном свете камер от СМИ. Он просто один. И меня это убивает. Так ещё и ты научил его давить лыбу, будто ничего особенного не произошло. Меня выворачивает от того, насколько это неестественно. Слова срываются быстро, почти обременительно, но Тошинори понимающе кивает и на это. - Поэтому ты и стремишься вернуть ему силу, я понимаю. После его поступков, после спасения Шимуры Тенко, очень нечестно то, что «ОЗВ» исчерпал себя так скоро, - Кацуки театрально сильно кивает, словно делая особый акцент конкретно на этом месте. - Мне тоже очень горько за него, я виню себя во многом, но, юный Бакуго, ты думаешь, что этого всего достаточно, чтобы юный Мидория, нет, чтобы Деку сложил руки и сидел смирно? - в голове что-то щёлкает, и Кацуки возводит непонимающий рассеянный взгляд, - я никогда в жизни не поверю в то, что мальчик, который не имея сил и даже физической подготовки, побежавший спасать своего друга детства, который его обижал много лет, вдруг перестал бы геройствовать, имея столько опыта и физических сил за спиной, - во рту внезапно становится сухо, а сам младший выравнивается в спине, - юный Бакуго, я в него верю и без костюма, которым мы занимаемся. Я знаю, что ты веришь даже больше, но твоя жалость и остатки прошлого мешают понять это в полной мере. Ты боишься, что юный Мидория теперь снова будет слабым и забитым, потому что его причуды больше нет, но, Кацуки, уверен ли ты, что он вообще хоть когда-то был таким? Был ли Изуку хоть когда-то слабым и забитым? Кацуки, ответь ему, подумай. В его глазах загорается томная искра, парень чувствует ватные конечности и неожиданное отрешение от времени. Перед ним стоит Изуку, худощавый и заплаканный, но всеми силами пытающийся вытянуть его из лап грязевого монстра. Был ли Изуку хоть когда-то слабым и забитым? Маленький мальчик, принявший боевую позицию на своих щупленьких ножках, угрожающий глупому Каччану, что перестанет с ним дружить, если он не остановится обижать какого-то мальчишку на площадке, стоя буквально перед ним и трясясь от страха выступить перед взрывными ладошками старшего. Был ли Изуку хоть когда-то слабым и забитым? А был ли Кацуки? - Нет… Не уверен… - слабо выходит из стиснутых губ. Кацуки ощущает вес тонкой кисти на своем плече. - Тогда давай объединим нашу веру в юного Мидорию и создадим ему костюм не для того, чтобы он снова стал сильным, а для того, чтобы он стал ещё сильнее, чем есть? Всемогущий улыбается ясно, демонстрируя зубы. Кацуки узнаёт, даже своим рассеянным и расфокусированным взглядом, знакомое тепло. Изуку улыбается так похоже…