Во имя моего героя

Стоило перевалить за десять утра как сон рукой сняло оставив за собой только холодный пот. Перед глазами всё плывёт словно под пеленой, но парень вытирает их рукой, ощущая ноющую боль в районе кисти и плеча. Он и так вернулся к себе в квартиру только в четыре утра, отстрелявшись с документацией в агентстве, так что физический дискомфорт ударяет в три раза больнее ожидаемого. На мобильный пришло новое сообщение от Денки, которого со вчерашнего вечера Кацуки убрал из беззвучного. Чуть матерясь и не пряча своё недовольство блондин тычет пальцем в экран и открывает их чат, тут же подрываясь на кровати и усаживаясь в не самом удобном положении, потому что Каминари прислал ему фото из академии, где его всё ещё используют как генератор на ножках. «Он мне не говорит, но мне кажется, Кацуки, что этот бугорок должен быть в штанах, а не на лице», - пишет Каминари, обращаясь по имени к блондину нарочно чтоб пристыдить. У него получается, потому что первый тут же нажимает на прикрепленное фото, увеличивая его по максимуму. На фото Изуку согнулся над своими бумагами в учительской. Денки его сфотографировал исподтишка как раз в моменте, где хорошо видно небольшую шишку на левой щеке. Кацуки как током прошибло. Такие мысли настигают его всегда в самые неожиданные моменты и окутывают с головой. Он вдруг кое-что осознал. Минувшее десятилетие между ними изменило многое. Один стал величайшим, развил свою силу, улучшил интеллектуальные способности, с улыбкой делает свой вклад в обучение нового поколения и не жалуется. Второй же просто закрасил прогнившую дыру на себе красной краской, чтоб и дальше выглядеть как красивое яблочко, которое словно никогда не достигал червяк. Будто в нём и дыры той не осталось. Забитый и прежде запуганный, первый, смог откинуть прошлое и двигаться в ногу со временем. Второй же никак не может избавиться от факта того, что забитым и запуганным первого сделал именно он сам. Между ними пропасть, но выстроенная только усилиями второго, и Кацуки совсем не способен смириться с тем, что игнорировал руку помощи Изуку годами, упираясь в свою гордость и нежелание проигрывать. Он был достаточно странным парнем, возвращаясь к истокам, самовлюбленный и напыщенный снаружи, но мягкий и настолько уязвимый внутри, что смог проиграть духовный бой единственному безпричудному мальчишке в окружении. Настолько хрупкое эго треснуло и разбилось, словно его и не было, а всё потому что Кацуки почувствовал силу в чужой груди, которой ему самому не доставало. У блондина не было сердца — только сила. Это породило животный страх, перекрыло собой всю доброту и тепло, которое Изуку отдавал безвозмездно, и заставило Бакуго сомневаться. Его собственное превосходство над всеми лелеяли из детства. Он, такой сильный, такой уникальный, с такой чудесной причудой, просто обязан стать сильнейшим, номером один — героем. В нём есть всё: его все боятся, потому что он лучше, увереннее, сильнее. Нет ничего и никого другого, кто смог бы одолеть его. Но вдруг через дымку внушенной личности к Кацуки тянется маленькая ладошка. Она предлагает помощь, а Кацуки в ней не нуждается. Он смотрит в глаза того, кто тянет руку, а в них только такое глубокое переживание и желание пригодиться со своей помощью, что блондина выкручивает, выламывает, выматывает и раздавливает это сочувствие. Оно ему не нужно было, он не хотел его принимать, потому что оно слишком больно разбивает очки. Изуку никогда не желал ему плохого. В школе, тесня его по углам со своими придурками, Кацуки чувствовал свой авторитет перед ним. Ни больше ни меньше, чем банальное, даже примитивное желание, показать ему, что он, Кацуки, выше него, сильнее, поэтому нельзя смотреть на него свысока, нельзя тянуть ему руку. Нельзя. Запугивая его и унижая блондин пытался уверить себя в том, что избавляется от угрозы. Угроза была в тех огромных глазах, в которых навсегда отбилось выражение уязвимости на лице Бакуго. Думая об этом, напрашивается вывод о том, что второй просто хотел защитить себя от первого. Отгородиться и оттолкнуть, избавиться от вездесущего хвостика, что смотрел на него с тем же восторгом и обожанием даже после всех унижений. Это восхищение пугало до глубины души, потому что только доказывало то, что Изуку его совсем не боится. Что-то внутри плавно перетекало в зависть, ведь Изуку, безпричудный ребёнок, который даже не мог дать отпор, духом всё равно был сильнее. Кацуки выплёвывает из себя слова о том, что Изуку стоит сброситься с крыши. Вдруг в следующей жизни ему повезёт родиться с причудой, хотя бы немного такой же классной, как у него самого. Изуку глотает эти слова тоже. Его тетрадь полетела подорванным ломтиком когда-то дружбы из окна. В кабинете остались смотреть друг на друга только незнакомцы. Кацуки молился чтоб этого оказалось достаточно для того чтоб открыть зелёные глаза на то, что ему не получится выжить в геройском мире, будучи безпричудным. Ну не может делать себе рейтинг «герой», у которого нет квирка. Он просто умрёт и осядет пылью на ботинках какого-то злодея, так что у блондина просто в голове не укладывается, как такой как Изуку может мечтать о том же что и Кацуки. Откуда в нём столько силы и почему она перевешивает его собственную. Осознание далось ему с трудом, пусть и секрет был более чем очевидным: Изуку всегда обладал силой, но выражал её иначе, чем Кацуки. Он смог это признать и осознать в полной мере только когда Изуку овладел «Один за Всех». Сильнейший, тот, кем Бакуго восхищался с пелёнок, передал свой дар тому, кого тот смешивал с дерьмом с момента появления первой трещины на розовых очках. Со временем он сможет переварить и то, что героизм это не только победить, но и помочь и защитить. Рассмотрев их двоих чуть пристальнее Кацуки увидел, что они — две стороны одной монеты. Изуку никогда не был позади него, как блондин прежде и боялся, но в какой-то момент это вязкое ощущение проигрыша перетекло в что-то значимое. Быть за Изуку и прикрывать его тыл — стало мечтой. Соревноваться с ним и воспринимать за равного. Тягаться с ним по заданиям и выслушивать невнятный бубнёж, когда тот снова разойдется с мыслями и стратегиями. Принимать от него руку помощи не чувствуя себя жертвой. Научиться работать с ним в команде при любых обстоятельствах. Осознать что все слабости Кацуки были преодолены. Правда другой слабостью, более увесистой и улыбающейся всеми зубами. Той, которая растеряла свой блеск, осталась забытой и покинутой среди учительской рутины. Изуку был его главной слабостью всегда, но признаться себе в этом оказалось задачей слишком затяжной и сложной, поэтому Кацуки нашел другой выход. Он устраивает его куда больше и приходится по сердцу нежной тоской и меланхоличностью: Изуку был его силой — не слабостью. Он вдохновлял его своим прогрессом и бесстрашием. Служил мотивацией и давал такие пинки под зад, что Кацуки просто не мог перестать развиваться физически и духовно. Изуку всегда был сильнейшим в алых глазах. Признать это было так же важно, как и научиться ходить. Точка принятия Изуку была равна точке перезапуска себя. Личность Кацуки перестроилась с нуля, закопав топор войны, что всегда велась односторонне. И теперь, глядя в светлое будущее и готовясь принимать его, удерживая Изуку на расстоянии вытянутой руки, Динамит и Деку оказываются по разные стороны баррикад — их раскидывает по разных углам, потому что Деку возвращается обратно к просто Изуку. Его сила гаснет, угли тухнут, с ними теряется сам парень. Это ударяет по ним двоим. Кацуки тогда очень испугался. Настолько, что решил сложить свои полномочия героя следом, но его ум поразила идея, что двигала после телом годами — Изуку всё ещё может быть героем. Ему нужно просто протянуть руку помощи. Кацуки поможет. Он разработал со Всемогущим план, обратился к Мелиссе на её острове Инновационных технологий, связался с Хацуме Мэй, сообщил одноклассникам о затее, придумал дизайн костюма и работал. Много работал. Так много, что порой перед глазами всё плыло то ли от потери крови, то ли усталости, то ли от того, как бесконечно красиво Изуку улыбался ему, когда они встречались. Оно того стоило. Каждый рабочий день и ночь стоили того чтоб порадовать Изуку. И вот, когда всё удалось, когда цель достигнута, и Деку снова способен геройствовать в полном объеме, Кацуки проебывается по всем фронтам, выкидывая очередной фокус своего скверного характера, что отбивается на щеке Изуку приличной шишкой, на его слегка подорванной ладони — ожогом, на ключицах, однозначно, — болью, потому что воспоминания о том, как вчера Динамит нарвался на Киёмасу, вязкой жижей затекают в рассудок и смывают всю неловкость и сладостность вчерашнего вечера, которая изначально затмила горечь. Изуку же даже вчера дал Кацуки почувствовать себя просто героем, не проронив и слова о том, что ему было больно, что он, может, тоже был напуган, но держался. Он просто улыбался ему и болтал о всяком, отталкивая их двоих от неприятного инцидента. Кацуки просто мудак, и он принимает это, сжимая телефон в руке едва ли не до треска. Его трезвомыслие затуманил испуг. Сомнений нет, потому что стоило услышать по рации, что рядом с преступником-шизофреником вдруг нарисовался именно Деку, как блондинистую голову сорвало с катушек. Это напоминало ему животный страх, когда он сорвался лететь, используя руки на полную мощность чтоб только успеть. К чему он торопился успеть? Было трудно сказать, но мозг подбрасывал самые отвратительные сценарии того, как Изуку мог попасть в передрягу и не выбраться. Было жутко, потому что это именно Динамит оказался тем, кто потерял Киёмасу из виду, и рисковал поплатиться за это в самой жестокой манере. Мидория имеет слишком высокую ценность для него чтоб соглашаться с её потерей. Влетев в парк, догадываясь что Изуку повёл бы больного туда, Кацуки был готов практически ко всему. Его ладони искрились почти болезненно, он стал сбавлять темп, чтоб не выдать себя слишком раскатистыми звуками взрывов, но даже так, когда он увидел вполне себе целого, но какого-то чёрта сидящего на самых коленках перед Киёмасой и позволяющего ему гладить своё лицо, Изуку — его сердце сделало кульбит. Действовать пришлось по ситуации. Динамит не придумал ничего большего, чем просто оттолкнуть Деку подальше чтоб его не зацепило взрывом, которым блондин тут же пришелся по чужой отвратительной физиономии. Он мало понимал как именно толкает младшего. Вспоминается теперь, что просто пришелся локтем по его щеке. Оттуда и шишка, которую заметил Каминари. Вот только он вряд ли успел заметить обожженную ладошку Мидории, которую тот впихнул в моменте Кацуки прямо в руку, чтоб остановить от нанесения увечий и так лежащему без сознания Киёмасе. Вряд ли он знает о том, что Бакуго был так зол на себя в той ситуации, что прижал его друга к ближайшему дереву, пытаясь избавиться от гнева старым способом. Вряд ли он знает, что способ давно не рабочий, и вымещать злость на Изуку кажется для блондина теперь не больше, чем насилием над самим собой. Но он уже его совершил, поэтому аж желудок стягивается в узел, внутри что-то с рваным звуком расходится. Кацуки надеется что это швы на сердце, потому что он — настоящий кретин, который намешал горячего с холодным и повёл себя на эмоциях с Изуку так, как позволял себе только с коллегами, что и без того знают о его темпераменте. С Изуку так давно уже нельзя. Кацуки зарубил себе это на носу. Вложил это в каждый шрам на своём теле, но, сука, снова проебался, снова не смог держать себя в руках, потому что блять… Он испугался. И будто этого было мало, из кое-как сдерживаемого хладнокровия его окончательно вывело то, что Киёмаса так легко мог трогать Изуку. Гладил его по щеке, смотрел как-то слишком трогательно и любовно. Это ударило в спину. Подтолкнуло быстрее двигаться, прикрывая свои действия раненым эго, но сейчас, откинув телефон в сторону, Кацуки вдруг осознаёт, что он не имеет никакого права чувствовать себя так. Они же просто друзья. Отношения не выясненные. Поцелуи остались без комментариев. Изуку удерживается на расстоянии вытянутой руки, но всё ещё ни на сантиметр не ближе. Так, на что Кацуки надеется? Верит в то, что Изуку с психу выдвинет разбор полётов и не оставит ничего, кроме как обсудить их чувства друг к другу? Полагает, что и это будет решено вместо блондина? Сбрасывает всю ответственность на плечи младшего, хотя, помнится, именно Кацуки сам и бегает за ним влюблённым пацаном, которому даже чтоб за ручки подержаться стоило прожить едва ли не весь подростковый возраст. Что чувствует к нему Изуку — огромный знак вопроса. Может, он вообще списывает все выходки на чудной нрав. Может, просто терпит старшего, стесняясь сказать, что тот его уже поднебесно заебал. Может.

***

- Каччан, я даже стесняюсь спросить, что ты здесь делаешь? - Изуку возмущен. Стоит в позе дохуя злого учителя, уперевшись руками в талию, но в глазах его бегают довольные искорки, - я ничего не имею против прихода тебя и других ребят в академию, но ко мне на урок? Сесть за парту к ученикам? Великий взрывоубийственный бог Динамит явился в Юэй, мягко говоря, в плохом расположении духа. Наспех собравшись и проигнорировав все звонки от самых разных профи, друзей и Джинса блондин приехал в полном геройском снаряжении к академии прямо во время перемены. Отхватив от всех возможных студентов восклики восхищения, просьбы автографов, фото, видео и любой другой ерунды, на которую Кацуки почти было согласился, он достиг учительской. Быть конкретным, он вломился в неё, закрывая перед лицами студентов двери. Айзава был не в восторге от его прихода, но даже бровью не повёл. Цементос, который как раз заполнял бумаги, таким похвастаться не мог, хоть отреагировал достаточно сдержанно. Кацуки отделался лёгким испугом, когда Шота сказал, что наберёт директора Незу и поговорит о неожиданном госте, а вместо этого всучил ему прямо в руки лист с графиком уроков Мидории. Мужчина только едва заметно улыбнулся, укладывая на секунду блондину на плечо свою ладонь с фразой «считай за праздничный подарок» и вальяжно выдвинулся из учительской как раз со звонком. Цементос вышел следом за ним, неловко желая Динамиту здоровья, благополучия и любви. Последний мало понял что к чему, уже во всю вникая в расписание. У Изуку урок с 1-В на третьем этаже. Пулей прорвавшись по мигом опустевшему из-за звонка коридору Кацуки нашел себя на третьем этаже. Неспешно прогуливаясь он искал 1-В, уже прикидывая как он зайдет внутрь. Вообще, адекватно мысля, он не должен этого делать. Даже пусть у него и есть теперь допуск в академию. Отвлекать учителей от уроков сопоставимо со смертным грехом, но он слегка отодвигается на задний план, потому что Динамит находит нужный кабинет и слышит шум по ту сторону двери. Среди гула голосов он не замечает самый важный для себя, поэтому заходит вовнутрь как ни в чём не бывало. Видимо, его слишком обыденная физиономия и величавая походка вглубь класса, к единственной свободной парте из ряда у стены, так впечатлили студентов, что те аж умолкли, отслеживая движения профи, который глубоко класть хотел на то, как на него отреагируют подростки. Он откидывается на стуле, закидывает ноги на парту и с импозантным видом смотрит на дверь, через которую зашел. Изуку опаздывает на свой же урок, какой же придурок. - Динамит-сан? - неловко спрашивает одна из девушек. Кацуки равнодушно смотрит на неё и узнает в ней ту, которая обладает причудой увеличения и уменьшения предметов. - Не обращайте на меня внимания, - произнес он, голос его звучит лениво и слегка грубовато, - развлеку вашего учителя немного. Развлечет ещё как. Изуку пулей врывается в класс, неловко теребя свой галстук. Он почти пыхтит, наталкивая на мысль о том, что бедолага бегал по всей академии и не меньше. Кладёт на стол свой, о-Господи-да-выброси-ты-его-уже-портфель и ставит на свой стул кейс с костюмом. Видимо, печется о нём сильно, раз уж даже в учительской не оставляет. - Извините за опоздание, ребята, - тяжело дыша говорит учитель, мало обращая внимание на студентов. Он быстро копошится в портфеле, выкладывая оттуда свои тетради и учебник, - пришлось разнимать второгодок, потом ещё Айзава-сенсей срочно попросил сделать кое-что, по пути позвонил директор… - он умолкает, слыша беспечное «всё в порядке» от каких-то из учеников, и быстро листает страницы учебника, - проверим домашнее задание чуть позже. У нас есть важная тема для изучения. Кацуки плавно очерчивает взглядом подтянутую фигуру Изуку в его тёмно-синем костюме. Он выглядит очень показательно, стоя боком к классу и перебирая пальцами страницы. Из-за сбитого дыхания его плечи активно вздымаются вверх-вниз, а сам учитель кажется крайне строгим, пусть это и идёт врознь с его настоящей натурой. Здесь правильнее будет сказать, что Мидория-сенсей просто озабочен своим опозданием. Глаза сами ползут ниже, опускаясь к полуприкрытой пиджаком заднице и спортивным ногам, так удачно спрятанным под полуоблегающими брюками. Блондин ловит себя на мысли, что они не должны были быть полуоблегающими до момента как Изуку впервые их примерил. - Сегодня мы начинаем изучение новой, очень важной темы – интегралы Римана, - Изуку говорит достаточно уверенно, чтоб Бакуго довольно усмехнулся под высоким воротом своего костюма. Ему бы не помешало поменять его уже на более лёгкий, потому что отчего-то становится крайне жарко. - Многие из вас уже знакомы с понятием определённого интеграла как площади криволинейной трапеции. Но это лишь геометрическая интерпретация, - учитель мимолётом смотрит на весь класс, совершенно не замечая одну лишнюю макушку. По нему видно, что он концентрируется на том, что будет исходить из его уст, - сегодня мы рассмотрим более общее и строгое определение, которое позволит нам работать с интегралами в случаях посложнее. Он отворачивается к доске, берет мел и начинает быстро вырисовывать что-то подобное формулам. У парня, который сидит за партой слева от Кацуки отвисает челюсть и он, кажется, скоро заплачет. - Забудем на минуту про площади. Представьте себе функцию f(x), определённую на отрезке [a, b]. Наша цель – вычислить определённый интеграл этой функции на этом отрезке, который обозначается так: ∫_a^b f(x)dx, - тот бедолага едва ли не скулит, пытаясь побыстрее записывать с доски. Кацуки же не может сказать, что он разделяет его чувства. Быть честным, он почти что в восторге, потому что Изуку выглядит таким сосредоточенным и совершенно не испуганным тем дерьмом, которое вырисовывает на доске собственной рукой, что аж сердечко красноречиво ёкает. Да что уж там, он даже спускает ноги с парты, устраиваясь поприличнее. - Вспомним, что мы делали, когда вычисляли площадь криволинейной трапеции? Мы разбивали отрезок [a, b] на n маленьких подотрезков, строили прямоугольники, высота которых равна значению функции в некоторой точке каждого подотрезка, и суммировали площади этих прямоугольников. Это было приближение, - Изуку разворачивается лицом к ученикам на какую-то долю секунды, чтоб убедиться, что его слушают. На веснушчатом лице красуется перелив от радости до концентрации. Ах точно! Изуку ведь с самого детства был головастым пацанёнком. Никогда он не выделялся тупоголовостью и даже шутил всегда впопад, пусть и самые безобидные шутки. Его саркастичность скрывается за плотной кожей хорошего парня, Кацуки это давно просёк, но, блять, ему так идёт этот образ. Какой именно? Да оба. Паинька-Изуку весь из себя такой, как есть: мягкий, добродушный, отзывчивый, миролюбивый, пунктуальный, смелый, решительный, сердобольный, подбирающий слова, бла-бла-бла. Саркастичный Изуку, если брать в целом, такой же, но есть в его образе такой огонёк, который светится отдаленно, но ужасно ярко. Отчего-то Кацуки ловит себя на мысли, что его лепта есть в образовании такого Изуку. Хочется верить, что он приложился к образу, на который готов молиться в свободное от молитв пай-Деку образу, время. Учитель старательно вырисовывает знаки, о значениях которых Кацуки лет восемь как позабыл с концами, и временно останавливается, прицениваясь к тому, насколько они читабельны. Блондин, к слову, тоже приценивается, но не к ним, а к тому, как занятно Изуку упёрся на свою левую ногу. - Теперь мы сделаем это более формально. Разбиение отрезка [a, b] на n подотрезков обозначается как P =… - Бакуго пропускает всё мимо ушей. Ему нравится интонация Изуку, нравится то, как он преподносит материал, нравится его внешний вид, нравится смешная озабоченность учебником, который он теребит в своей правой руке пока пишет. Но не нравится отсутствие фокуса внимания на себе. В любом случае. Кацуки пришел сюда вообще-то поговорить. Сказать младшему что-то важное, открыться как-то, извиниться, а в итоге просто сидит и пялит на его роскошное тело в не менее шикарном костюме со спины. Не назвать это минусом, блондин прощает себе ещё пятнадцать минут ничего не деланья, но в какой-то момент, наверное когда Изуку снова поворачивается лицом к ученикам на какой-то крошечный миг, он чувствует острую боль между ключиц. Хочется верить, что это была душа, потому что сердце отдать Богу конкретно сейчас Бакуго не готов совершенно. Мужчина кратко шикает девчушке, сидящей перед ним. Она оборачивается в полном недоумении. Кацуки жестом показывает, что ему нужна бумажка и ручка, но ей так железобетонно насрать, что она отворачивается, как нечего делать. Динамит со зла ударяет ей ногой по стулу матерясь себе под нос, но девушка не из робкого десятка, поэтому начинает медленно поднимать руку, желая привлечь внимание Мидории. Блондин быстро осознаёт свою ошибку и ударяет по стулу ещё раз, но нежнее. Бедняга как-то внутренне догадывается, что лучше не высовываться, и опускает руку, недовольно фыркая через плечо. Мысленно Бакуго уже прикидывает варианты того, как убедить Изуку поставить этой дуре лишний трояк за семестр. - Определённый интеграл Римана существует, если существует предел интегральной суммы, когда диаметр разбиения стремится к нулю, - начитывает сенсей под шум пишущих ручек. Ему как-то совсем не до задних парт, но Кацуки стремится это исправить. Он шикает через весь кабинет девчонке с уменьшительно-увеличительной причудой. Она с улыбкой поворачивается едва ли не всем корпусом к герою, головой кивая в знак внимания. Вот это другое дело! Вот это подход! Кацуки рукой показывает, что ему нужна ручка и листок. Девушка снова кивает и тихонько отворачивается к своей тетради, готовясь вырвать страничку. Блондин думает о том, что её не помешало бы прикрыть, когда сталкивается взглядом с засранцем Бэцумией, но он не выглядит обыденно напыщенным, поэтому Бакуго даже чуть медлит перед тем как громко закашляться одновременно с тем, как девчушка вырывает лист из тетради. Изуку быстро разворачивается, глазами бегая по классу в поисках источника звука. Кацуки реально начинает думать о том, что те очки нужны были учителю не только для компьютера, потому что иначе никак нельзя объяснить ту куриную слепоту, с которой он смотрит ровно на те парты, где в самом конце сидит блондин, но, сука, в упор его не видит или не узнаёт. - Извините, - раздаётся голос Бэцумии, и парень показательно вытирает рукой краешек своих губ, - я случайно. - Бэцумия-кун, если тебе вдруг стало плохо или нужно в медпункт, то ты спокойно можешь выйти, когда требуется, - с читаемым беспокойством тараторит Изуку, на что парень только смущённо кивает и склоняется над тетрадью. Кацуки узнаёт в интонации Мидории то самое, во что он по уши… - Если этот предел существует и не зависит от выбора разбиения и точек ξ_i, то функция f(x) называется интегрируемой по Риману на отрезке [a, b], а ∫_a^b f(x)dx – её определённым интегралом Римана, - продолжает сенсей. Девушка с силой запихивает своему соседу сзади в руки лист и ручку, тычет в сторону Динамита, чтоб передали ему. Золото, а не ребёнок! Через каких-то десять вздохов и три длительные минуты Кацуки держит это добро в руках, задумываясь над тем, что бы такое высрать чтоб выбесить Изуку. «Изуку, твоя задница такая же упругая, как твои теоремы. Задумался? Или уже представляешь, как я её… интегрирую?» - слишком вульгарно рано пока. «Изуку, видишь этот лист? Он гораздо интереснее твоих уравнений. Кстати, ты случайно не знаешь, где тут ближайший бар? Мне срочно нужна доза чего-нибудь покрепче, чтобы вынести твой урок.» - не, ну, Кацуки же не кретин. Плюс, Мидория неплохо объясняет. «Sensei, I’m afraid I GYATT something in my eye», - снова про задницу? Кацуки, ты хоть моргай изредка. «Изуку, дорогой мой. Твое преподавание настолько вдохновляет, что я чуть не уснул. Может, добавишь в программу практические занятия? Например, по математическому моделированию моих собственных... измерений?» - ну, Пикачу бы оценил. «Деку, я сегодня в отличной форме. Думаю, ты тоже оценил бы мои… "кривые". После уроков? Или ты предпочитаешь доску и мел?» - сука, ну мёд. Но вообще-то Кацуки всегда в форме. Не хватало ещё недоразумения. «Деку, ты знаешь, что я лучше разбираюсь в твоих… "изгибах", чем в твоей программе? Если хочешь проверить – просто взгляни на меня.» - Бакуго Кацуки, Вы приколист? Как там было говорил Сэро нужно подкатывать? На Тодороки не сработало, если вспомнить, но кого это волнует. Двумордому даже если в лоб сказать, то он фиг что поймёт: «Изуку, твои объяснения такие скучные, что я бы лучше занимался чем-нибудь другим… Представь: тебя, меня, учебник по математике… и всё это в очень тесном контакте.» - Кацуки бы проблевался, если бы ему такое отправили. Нужно думать ещё. Генерируй! Генерируй! «Изуку, я случайно прочитал твои мысли. Ты думаешь обо мне. Ты прав. Я – шедевр. Встретимся после уроков? Хотя, можем прямо на уроке, я же не далеко», - это оно. Бакуго победоносно тянет усмешку, на которую девчушка с тетрадкой тычет пальцы вверх. Кошмар, она действительно больше заинтересована в этом недобреде, чем на толковых формулах, о которых распинается Изуку. Ну и чёрт с ним. Кацуки красивенько складывает листочек в грёбаное оригами и возносит с ним руку вверх, готовясь запульнуть в одну занятную макушку. Ну, или куда придется, ведь Динамит далеко не Меткий Стрелок, которому было бы неплохо перезвонить тоже. Но пока это дело вторичной важности, потому что бумажное нечто приземляется ровно по лбу сенсея, что как раз развернулся лицом к ученикам со своим нежнейшим «ребята, у кого-то есть вопросы?» Бакуго почти чувствует укол совести под рёбрами, но он утекает прочь, стоит только Мидории начать разворачивать листок. - Я боюсь, что это не моё дело, - останавливается он посреди разворачивания и с щенячьим взглядом проходится по первым партам, - но старайтесь хотя бы не попадать своими записками мне в голову, ладно? Класс молчит. Кацуки всерьёз задается вопросом, с какого хуя его, такую широкую взрывоубийственную машину, Изуку своими огромными глазами тупо не замечает. Ещё важнее — с хрена ли он такой нежный и не читает записку. Блондин вообще-то тут целых десять минут сидел пыхтел, как собака дикая, а его старания так упорно морозят. - И, Динамит, поделись, пожалуйста, своими впечатлениями от урока? Удалось вспомнить что-то со школьной программы? У героя аж трупный холодок раздается вдоль спины, настолько он напрягается всего с пары фраз и угрожающего взгляда Мидории, направленного никуда иначе, как в алые радужки, в которых мигом загорается что-то слишком вульгарное чтоб получилось проигнорировать. Деку-сенсей его попрекает? Ради этого стоило и прийти в академию в субботу. - Сенсей, с твоими объяснениями даже обезьяна умнее станет, - лениво тянет блондин, на что вызывает сдавленные усмешки студентов, - я в восторге. Проведешь мне мастер-класс по формулам? - Хочешь тряхнуть стариной? Ну да, в твоём-то возрасте уже начинают забывать многое, - и Кацуки не сразу понимает о чём речь, ведь Изуку младше всего на какой-то год, - вот-вот. Я как раз об этом. - С днём рождения, Динамит-сан! - вдруг вскрикивает девчушка с тетрадкой, и её одноклассники начинают хлопать в ладоши в знак поздравления. У Кацуки глаза почти на лоб лезут, особенно когда Деку внезапно оказывается слишком рядом, поскольку ему без проблем удается подхватить того под локоть и потащить в сторону выхода из кабинета, бросая ребятам фразу из разряда «страница 55, упражнение 13». И вот, оказываясь в паре метров от кабинета, напряженно выстукивая туфлей по полу, Изуку пытается собрать всю доброту своей души в одной единой точке — сердце, чтоб не наплевать на всё, что было между ними, и не размотать Кацуки одним левым хуком. Выглядит он, даже так, очаровательно. Блондин находит складки между бровями Мидории очень своеобразными, но приятно дополняющими образ «строгого» учителя. Быть точным, Бакуго не против виниться перед ним хоть каждый день, если он будет силком вытаскивать его из класса на личные разговоры. Да хоть на лекции, Изуку! У Кацуки сегодня, оказывается, день рождение, сделай ему подарок, в конце концов! - Каччан, я даже стесняюсь спросить, что ты здесь делаешь? - Изуку возмущен. Стоит в позе дохуя злого учителя, уперевшись руками в талию, но в глазах его бегают довольные искорки, - я ничего не имею против прихода тебя и других ребят в академию, но ко мне на урок? Сесть за парту к ученикам? Взгляд скользит по напряжённому телу Изуку, задерживаясь на едва заметном изгибе талии, подчёркнутом сжатыми руками. И всё же, учитель не выглядит женственным даже каплю. Кацуки безумно на это улыбается. - Деку, ты всё ещё такой же зануда, - отвечает, игриво приподнимая бровь. Он наслаждается тем, как Изуку напрягается, пытаясь сохранить строгий вид. - У меня есть допуск, имею право. - Имеешь право входить на территорию, а не ко мне на уроки, - шикает младший, но смягчается, - это ты бросил бумажку? Не дожидаясь ответа Мидория берётся раскрывать её, но в последний миг блондин вырывает её у него из рук и испепеляет на месте. Глаза учителя расширяются в геометрической прогрессии, когда он смотрит тому в лицо, пытаясь сложить в голове дважды два или типа того. Кацуки же стоит с горящими скулами, вспоминая бред, что выжал из себя в записке. - Я пришел вообще спросить у тебя, как ты, - выдаёт старший, смотря куда-то вдаль коридора, избегая неловкого вопросительного взгляда Изуку, - твоя шишка. Я её не вижу. На щеке учителя и след простыл от вчерашнего удара. Ничего не выпинается, нет никаких синяков и прочего. Да и лицо стало свежее. Вечером Деку напоминал зомби своими тёмными кругами под глазами, но Кацуки решился их не комментировать. - А, это Кацума-кун утром мне немного помог, - Изуку рефлекторно тянется рукой к щеке, проверяя её пальцами, - я даже не разглядел её дома в зеркале, а он сказал, что что-то не так и слегка «починил» меня, - улыбается, - а что? Ты думал, что меня подкосит каким-то маленьким толчком? - Нет, - Динамит заметно мрачнеет, возвращая взгляд к чужому лицу, - я думал, что паршиво вышло, что это снова я стал тем, кто тебя ударил. Изуку в удивлении хлопает ресницами. По его немому непониманию уже видно, что он мало думал об этом. - Каччан, на моём месте мог быть кто угодно, - слабо начинает учитель, - вполне естественно, что получилась небольшая травма, но ведь ты просто хотел прикрыть меня. Всё нормально. - А дальше? - срывается куда резче, чем блондин рассчитывал, - дальше тоже была рабочая травма? Он не знает, чего хочет добиться своими риторическими вопросами. Дожать Изуку до грани, где он начнет уговаривать поверить в то, что Динамит просто был при исполнении? Скажет, что понимает всё? Будет убеждать, что Кацуки самый лучший? Это всё только усугубит ощущения старшего, но он просто хочет почувствовать облегчение от того, что на него не держат зла. - Не знаю, что это было, Каччан, - честно признаётся Изуку, на что у Бакуго чуть пошире раскрываются глаза, - но я не обижаюсь на тебя. Это твои эмоции. Почему я должен дуться на то, что естественно. Кроме того, твоя причуда изначально добавляет тебе адреналина в крови, так что ожидаемо, что твои реакции будут немного бурными на фоне остальных. В конечном итоге, это делает тебя тобой, так что… - рассмеялся, неловко потирая затылок, - я даже не обдумывал то, как ты поступил. Даже не думал об этом. Кацуки не рискует причислять этот факт к своим заслугам, пусть он и напрямую кричит о доверии, которое на его плечи возлагает Изуку. Он готов закрывать глаза на бездушные приступы агрессии просто потому что это часть натуры блондина. До чего нужно было довести человека, чтоб он воспринимал зло за крупицу характера, к которому нужно относиться с пониманием? Брови сами ползут к переносице. На глаза наворачивается отчаяние на лице подростка-Изуку, забитого в углу класса, когда над ним надзирателем стоял тот самый Кацуки, стреляя ядом изо рта и вспышками из ладоней. - Каччан? Мидория оказывается неожиданно близко, когда профи возвращает мысли к настоящему. Младший всё ещё не нарушает личных границ, но между ними чуть меньше семидесяти сантиметров, насколько удаётся прикинуть в моменте. - Ты много думаешь, Каччан, - совсем деликатно проговаривает Изуку, заглядывая в расфокусированные зрачки, - хочешь на обеде рассказать мне, о чём? Чтоб снова ныть о том, каким виноватым он себя чувствует перед собственной жертвой? Нет, Кацуки не переживёт ещё одно такое унижение. - Я не хотел делать больно, - вырывается у него в итоге, - я испугался, и он тебя трогал. Всё слилось. Я мало соображал, так что… - Я не обижаюсь, Каччан, - перебивает его учитель со своей самой располагающей улыбкой, - тем более, что ты был так хорош, - Бакуго возводит на него один из своих самых недоумевающих взглядов, - так быстро примчался и атаковал, - Изуку улыбается с толикой игривости, но, может блондину только так кажется, - так сильно волновался за меня? Только вчера Изуку возмущался из-за того, что Кацуки действительно испугался, потому что приравнивал это к оскорблению себя, как героя, а здесь и сейчас тянет уголки губ в слишком неизвестной манере чтоб у второго получалось адекватно фильтровать происходящее. Эти перепады цепляют за всё живое, что есть в покрытом шрамами теле. - Ты постоянно заставляешь меня волноваться, - голос Кацуки становится глуше, но в нём нет уже прежнего неловкого покаяния. Это звучит как признание. Он чувствует, как Изуку слегка наклоняется, сближая их ещё больше. Кацуки готов поверить в то, что он понимает его намёки. - А что ты хочешь, чтобы я делал? - спрашивает младший, его голос едва слышно, но в нём есть некая смесь задора и желания. Сбивается дыхание. Слишком быстро. Бакуго внезапно ощущает себя по уши в воде, а Мидорию на лодке, тянущего ему руку. Он выглядит до дикого красиво на фоне чистого неба со своими естественными кудрями и невозможными глазами, что смотрят ему в самую душу. Он хочет сцеловать волнение из этих глаз, но, кажется, только он здесь по-настоящему волнуется. - Мидория-сенсей! - дверь кабинета широко распахивается, и на пороге оказывается девушка, которая негодующе фырчала на Динамита, когда тому нужен был лист, - задание выполнено, мы ждём Вас! - Одну минуту, Шиба-сан, - отмахивается учитель с, очевидно, обезоруживающей улыбкой, потому что девушка тут же неловко мнется и закрывается в классе. - Пикачу что-то говорил о сегодняшнем вечере, - возвращает фокус к себе блондин, с явным недовольством глядя на простывший след Шибы, - я забыл о дне рождения, поэтому ко мне только сейчас дошло. - Да, я просил поэтому вчера позвонить ему, - спокойно отвечает Изуку. В его глазах и намёка на прежнюю близость не читается. Блондин клянет ту идиотку мысленно за то, что она появилась в такой важный момент, - Каминари-кун устраивает что-то вроде вечеринки на твою честь в том клубе, где мы были в прошлый раз. - Отстой. - Я тоже не хочу пить, - списывает на своё Мидория, - но больше поводов быть не должно, поэтому пусть будет. Тем более, что у меня завтра выходной. - Один выходной в неделю — отстой, - а сам-то не отдыхал восемь лет, но это такое. Мелочи. - Я не ожидал, что ты придешь сегодня сюда, поэтому не брал свой подарок, - алые радужки с интересом поблескивают, - ты не против, если я отдам тебе его вечером? - Если это мерч со Всемогущим, то оставь его себе. - Не-ет, - посмеивается. Его голос разливается по венам Кацуки дозой крепкого наркотика, - но я переживаю по поводу того, как ты на него отреагируешь, если честно. Он заметно смущается. Краска слегка затекает ему на щёки, когда он отводит взгляд в сторону. Внутри старшего появляется неприкрытый интерес. - Ты переживаешь по поводу того, как я буду реагировать на вещи, что ты делаешь для меня? - низкий и до одури странный голос, который вызывает у собеседника встречную реакцию. Изуку мечется глазами по его лицу, даже не пытаясь спрятать смесь из удивления и неловкости. - Я всегда переживаю по поводу того, как ты будешь реагировать на то, что я делаю, - звучит так же неожиданно и приятно вязко. Мидория растягивается в самой скромной улыбке, которую Кацуки когда-либо видел. Он с ним флиртует? Или он просто беспокоится о всяком? - Ты… - Поговорим вечером, Каччан, - перебивает на полуслове, улыбаясь слишком слащаво чтоб с ним огрызались. Он делает Кацуки беспомощным своими спонтанными вбросами, на которые не получается быстро отстреляться, - увидимся! - и прежде, чем дать второму ответить, сенсей удаляется за дверью в свой кабинет, оставляя Бакуго наедине с мыслями о том, что только что Изуку прямым текстом сообщил, что оттягивать момент с выяснением отношений больше не получится.

***

- За каждой сильной женщиной стоит сильный мужчина! - кричит обезумевший мужик, чье эго сильно зацепило рядом высказываний из уст молодого героя, который явно пришел не церемониться. - За каждой сильной женщиной стоит мужчина, который пытался воспитать её под себя, но под себя получилось только обосраться. Каминари, получив полностью задокументированный титул героя, был не из тех, кто позволял бы обращаться с женским полом в такой унизительной манере. На него наверняка повлияло воспитание сильной матери, которая вложилась в его жизнь гораздо больше отца, о существовании которого мальчик удачно забыл ещё в далёком детстве. Мать-героиня, и формально, и нет, стала для сына показателем мужества в женском облике. Она воспитала его мягким, общительным, дружелюбным, но и смогла взрастить железную уверенность в женщинах. Мидория находит их схожими в этом плане, поэтому совершенно не препятствует тому, с каким грохотом Денки разносит нарушителей прямо возле СПА-салона. Блондин позвал его встретиться ещё во время проводов из клуба, где напоил друга апельсиновым нечто, от которого Изуку только чудом потом не проблевался, но дело не в этом. Была надежда на то, что Каминари забудет о своём пьяном предложении и отпустит ситуацию, вот только, в первый же рабочий понедельник после лагеря он нагрянул прямо в кабинет к математику и буквально заявил, что его идею не стереть ластиком. Уже вечером, так как Кацуки отправился на задание, Деку планировал самостоятельно патрулировать улицы. Его планам помешали. Не грубо и внезапно, а вполне себе с улыбкой и внушающей очаровательностью. Денки умеет строить щенячьи глазки, да и не сказать, что Изуку когда-то был против его компании. Просто блондин иногда заигрывается, и за его энергичной натурой сложно угнаться. - Кайф, - тянет он, когда массажист с особым нажимом проходится руками вдоль его поясницы, - Мидория, скажи, что тебе тоже приятно? - Я… - он почти вскрикивает от натиска на свои ужасно забитые плечи, - нуждался в этом, Каминари-кун. Спасибо. Денки вытащил их в СПА-салон. Помнится, он подавал намёки на конкретно это место, но, даже так, учитель успел удивиться. В любом случае, он абсолютно против не был. - Затащи сюда как-нибудь Бакуго, - выдаёт он с блаженным стоном, - со мной он не пойдет. Изуку только мычит что-то, всё ещё терпя нажим на свои плечи и выжидая, когда получится их наконец расслабить. Через вязких десять минут у него получается. Стоило бы раньше прийти чтобы не мучиться, но Деку не из робкого десятка. Он из сильного, а именно из той его части, где предпочитают забивать на себя во всех аспектах. Каминари смешно шутит, оплачивая все услуги на кассе собственной картой и угрожая Изуку выстрелить по нему разрядом, если он снова попросит закрыть счёт сам. Он весело смеётся, расталкивая друга в обновившиеся плечи и тянет его к выходу, крича что-то о том, что он жутко проголодался. Он не подаёт даже признака на мягкость, когда возле салона видит мужика, жестоко затаскивающего свою женщину в машину и ворчащего что-то о трате денег. В нём что-то щёлкает в этот момент. Изуку знает это чувство — будто все настройки сбрасываются к заводским, животным, диким и не щадящим никого. Он испытывал это сам на своей шкуре, но никак не ожидал увидеть это в глазах Каминари. За облаком воздушности и легкомысленности прячется зверь. Спустя столько лет Мидория впервые остаётся с ним наедине. - Руки убрал от неё, мудачьё, - почти рычит блондин, уверенно приближаясь к тачке под удивленные взгляды, - совсем забыл из какого места родился? Или предпочитаешь чтоб я обращался к тебе, как к мутной капле? Мужик выравнивается в спине, одним резким толчком впихивая женщину в машину и громко хлопая дверью. Изуку и себе сгруппировался, уже отходя чуть в сторону от друга чтоб запомнить номера авто. - Чё за дела, сопляк? Героя из себя возомнил?! Или ты уже приметил себе мою женщину?! - изо рта мужика начинает валить белый дым, выдавая намёками причуду. Изуку прикидывает, что она может быть взрывоопасной либо же действовать как яд или снотворное. - Твою женщину?! Ты позволяешь себе так обращаться со своим дорогим человеком?! - у Денки скачет голос, а самого его пронзает заметный нервный тремор, - урод, ты можешь её покалечить! - Она сильная, - рычит в ответ ублюдок, похлопывая по-собственнически ладонью по крыше автомобиля, - а за каждой сильной женщиной стоит сильный мужчина! - кричит обезумевший мужик, чье эго сильно зацепило рядом высказываний из уст молодого героя, который явно пришел не церемониться. - За каждой сильной женщиной стоит мужчина, который пытался воспитать её под себя, но под себя получилось только обосраться, - шипит блондин и выпускает смачный разряд прямо по ожиревшей туше, не встречаясь ни с единым сопротивлением. Дым, видимо, просто выступает в качестве антуража. Откуда-то собираются подобные мужчины в строгих костюмах, поправляющих солнцезащитные очки и крича в сторону своего братана какие-то утешительные слова, словно тот может их услышать, распластавшись на асфальте с уплывшим куда-то сознанием. Женщина мигом выскакивает из машины и бежит к Каминари с молящим взглядом. Судя по его болезненному стону, её выражение лица вызвало у него болезненный отклик где-то на ментальном уровне. Он наводит прицел пальцем на столпившихся вокруг них мужланов, не замечая пропавшего из виду Изуку. - Ненавижу таких, - скалится Денки, а вокруг его руки уже искрятся маленькие желтые разряды, - обижать женщин — это самое низкое, что только может быть после насилия над детьми. Он вынужден выпускать разряды точечно, чтоб не зацепить укрывшуюся за его спиной женщину и случайных зевак, что не позволяет разгуляться достаточно для избежания ближнего боя. Двое из пятерых шустро оказываются слишком быстро чтоб Электрошокер среагировал, поэтому рефлекторно отталкивает женщину в сторону и прикрывает лицо руками, рассчитывая на ближний контакт. Он генерирует потоки электричества вдоль своего тела, чтоб одного лишнего касания к нему было достаточно для отправки бедолаг в кратковременную кому, но его никто не успевает и пальцем зацепить, потому что Деку оказывается за спинами мужчин, делая одному подсечку, а второго резким движением руки отправляя в нокаут. Женщина сдавленно скулит от нервов, на неё кто-то из прохожих наводит объектив телефонной камеры. - Отлично сработано, - хвалит друга Каминари, доставая из своего кармана лёгкой ветровки мобильный, - полицейский участок недалеко, так что, надеюсь, не задержимся с этими утырками здесь надолго. Женщина рассказала в участке о принудительном удержании своим бывшим мужем. Он велел продолжать играть роль его супруги, давал деньги на приведение себя в порядок, дарил подарки, но в какие-то моменты менялся в лице и вёл себя подобно маньяку. Изуку не хотел это слушать, но остался рядом с Каминари, который заметно проникся историей. У женщины тёмно-синие блестящие волосы во плечи, чёрные глаза, мягкие черты лица. Денки рассматривал её с прицельной внимательностью, но Мидория не сомневался в причине. Стоило им покинуть участок ближе к девяти вечера, как он спросил напрямую: - Она напомнила тебе Джиро-сан? Блондин мнётся с пару секунд, тыча пальцем в сторону ближайшего ресторанчика и отвечает слишком просто чтоб Изуку поверил в напускное равнодушие: - Да немного схожи ведь. В заведении светло. Пахнет чаем и жаренным мясом. Парни падают за отдаленный свободный столик и быстро заказывают яки-удон для Изуку и мисоникоми-удон для Денки. Последний подмигивает официантке, ловя её воспылавшие ушки в своё поле зрения. Он кажется вполне себе довольным, вот только Мидория видит его скуку в золотистых радужках. Он узнаёт безразличие, которое отливает одиночеством в уставших расширенных зрачках, потому что часто наблюдает его в собственном отражении в зеркале. - Как ты себя чувствуешь, Каминари-кун? - мягко начинает он. - Отлично. Массаж удался на славу, скажи? - голос блондина внезапно нарастает, словно он не был погружен в себя какой-то секундой ранее, - ты точно бы сам не пошел, поэтому я предпринял отчаянную попытку затащить тебя собственнолично! Я, конечно, просил девушек-массажисток, но парни тоже справились, поэтому обойдусь без жалоб на заведение, - он забавно подмигивает в конце, будто у них двоих не свои люди на уме. - Но на выходе было неожиданно, - Изуку обдумывает, как бы подвести разговор к теме Джиро. Само собой разумеется, что Денки тяжело сейчас, но он старается держать язык за зубами чтоб это не перетекло в односторонний трёп. - Да-а, я бы понял ещё, если бы в каком-то переулке или типа того. Хорошо, конечно, что тот урод начал выпендриваться в общественном месте, но только подумай… - его глаза плавно набирают злобный оттенок, - что он мог делать с той милой женщиной, когда они оставались дома один на один. Бил бы её, угрожал, не позволял бы выходить на улицу. Много ужасов происходит буквально каждый день по сотне раз, Изуку знает не по наслышке. Быть честным, он иногда боится за собственную маму, замечая подозрительные взгляды от сомнительных мужчин, просто проходящих мимо. Так она — женщина в возрасте! Что думать о молодых? Жить от испуга к испугу? Руки сами сжимаются в кулаки. Деку каждого бы из тех тварей, что позволяют себе лишнего, посгибал бы в бараний рог, вот только вряд ли под надзором полиции, а где-то в тёмном переулке. И, нет, Мидория не из самого злого десятка, но с больными кретинами, считает, разбираться нужно без разбирательств. - Ты быстро среагировал, - в итоге говорит, прицениваясь взглядом к маринованным овощам, что принесли в качестве закуски. - Не люблю, когда цепляют женщин, - кивает Денки, - мама всегда говорила, что не каждая способна постоять за себя так, как делает это она, поэтому у меня в голове автоматически что-то срабатывает, если я вижу испуг у девушек. Так было не всегда. Но с возрастом это стало больше проявляться. Я… немного труслив, думаю, ты заметил, - он неловко косится на Мидорию, но встречается только с одобрительной ласковой улыбкой. - Ты всегда был смелым, Каминари-кун, не наговаривай, - Денки улыбается в ответ, чувствуя себя чуть более раскованным, раз уж тема идёт к этому. - Да что уж там. Не скажу, что смелость надлежит к моим сильным чертам. Это больше о вас, ребята. Ты, Бакуго, Киришима, Тодороки, Урарака, остальные… Мне часто казалось, что я так далеко позади вас, что стоит заканчивать с геройством и всем этим добрым делом. Согласись, я неплохо справляюсь с задачей генератора, ага? - в подтверждение своих слов он смеётся, слегка сгибаясь в животе. - Не принижай себя! - вдруг вскрикивает Изуку, но тут же берёт себя в руки, стесняясь покосившихся на него официантов, - твоя причуда универсальна, и в этом нет ничего плохого! Я всегда восхищался ею. Ты отлично справляешься с управлением и можешь пригождаться сразу в нескольких сферах, а не концентрироваться только на героике. Каминари не находит что ответить на это, только улыбается помягче и опускает на какое-то время взгляд на отдаленную тарелочку с маринованной редькой. - Ты всегда был таким, Мидория. Всегда пытаешься утешить, поддержать, - Изуку уже собирается сказать что-то в противовес, но его останавливают жестом руки, - я присматривался к тебе с твоего первого появления, быть честным. Я не сталкер или типа того, но ты явно выделяешься на фоне остальных, если ковырять уж очень глубоко. - Я не совсем понимаю. Банальщина. Денки не собирается здесь распинаться о том, что Изуку уникален в своей сути, а не обязательно какими-то отдельными чертами. От него можно многого набраться, если смотреть не просто как на милого человечка с кучей веснушек и подвешенным языком. С первого же показательного боя, устроенного Всемогущим, где Мидория и Урарака были против Бакуго и Ииды, блондин осознал, насколько брюнет устроен иначе. - Да и забей. Не я должен тебе рассказывать о твоей уникальности, - он многозначительно подмигивает, - но я рад, что ты не отказываешь мне в посиделках и слушаешь мой бред. Я знаю, что много болтаю и утомляю окружающих, - его голос каплю понижается, а цвет радужек мрачнеет, - Кьёка говорила мне подзатянуть пояса, но это не то, что я могу прямо так контролировать. Это как у тебя с бубнёжкой, понял, да? - Это твоя черта. Нет ничего плохого в том, что ты открыто доносишь свои мысли. Мне лично кажется, что это отлично. Не каждый способен раскрываться таким образом. - Правда так думаешь? - Конечно. Изуку всегда так думал. Будучи взращенным заботливой матерью, которая с самого детства приучала не скрывать эмоций, потому что в них нет ничего постыдного, он восхищался теми, кто разделял эту точку зрения. Каминари, болтливый и порой чрезмерно активный, вписывается в рамки этой картины, поэтому не будет лицемерием признать это и вслух тоже. Вот только, Мидория чувствует на уровне подсознания, что Денки давно уже не все свои чувства вываливает на стол. Хотя, не Изуку его осуждать с его собственными подавленными эмоциями. - Когда где-то год назад Бакуго напился с нами с Киришимой в баре в Сайтаме, он сказал мне то же самое. С матом, конечно, и сильно грубее, но он тоже буркнул что-то типа того, что «я не должен стесняться этой своей черты», - Каминари играет голосом чтоб приблизить его к интонации Кацуки. - У вас получилось напоить Каччана? - только и может вырваться из уст учителя, а сам он невольно открывает глаза так широко, что, кажется, сквозь его глазные яблоки может пролететь истребитель. - Не напоить, - парень возводит палец вверх, - он сам напился. Да-да, там как раз что-то не получалось с костюмом. Он был в таком отчаянии, что разрешил нам оттащить его бухнуть. - Он так сильно переживал из-за этого? - поправочка: два истребителя. - Да-а, бро, ты столько не видел, там цирк за цирком! - Денки заговорчески подается корпусом вперёд, практически упираясь грудью в стол, - Бакуго оторвёт мне голову, если узнает, что я тебе это рассказываю. - Я не расскажу ему! - срывается следом. Изуку тут же неловко краснеет, боясь что выглядит уж слишком фан-боем, но Каминари улыбается слишком довольно чтоб получилось удержать неловкость на подольше, - но мне очень интересно, что там было. Каччан мне вообще ничего не говорит об этом. Делает вид, что костюм за сутки появился. - Ох, милый, там сутками и не пахло! - громко заявляет блондин, - Бакуго, бедолага, пахал как не в себя всё это время и строго настрого запретил тебе об этом рассказывать. Его очень поджимали сроки и часто нужно было вносить крупные залоги на покупку деталей, изготовления чего-то там ещё… э-э-э, я сильно не вникал, понял, да? - он откидывается обратно на спинку диванчика, - мы все скидывались, само собой, но будет наглым враньем сказать, что это не он вложился больше всех в это дело. - Извините за неудобства! - так по-японски просит прощение за предоставленные хлопоты, что Каминари даже слегка фыркает. - Ой, Мидория, успокойся. Каждый делал это, потому что ты важен для нас, а не потому что нам угрожал Динамитик, - парень тянет в рот смачную полосочку натёртой редьки, без которой её тарелочка заметно сиротеет, - у него, само собой, шило в жопе, да и слова он так себе подбирает, но он прямо горел мечтой вернуть тебя. - Вернуть меня… - Изуку проговаривает это тихо, словно пробуя на вкус. - Ага, сколько он орал… - Денки жуёт и говорит одновременно, не боясь, что ему за это прилетит оплеуха. - Ох, это нужно было слышать. Если бы я не был бухой, то записал бы его крики тогда на диктофон. Бакуго реально очень переживал, что что-то может пойти не так, и дело с костюмом провалится. Мы его тогда успокаивали и всё такое, но, бля, не особо помогало. Парень с энтузиазмом взял другую тарелочку в руки и красноречиво выел оттуда моркови, каким-то немым намёком показывая, что он полностью спокоен, потому что говорит чистейшую правду. - Я не ожидал такого от Каччана. Ну, я имею в виду, что… Как бы так выразиться… Мы общались намного меньше… Не сказать, что в академии мы прям ого-го, но… Денки внимательно очерчивает удивленные черты друга, после открывая рот: - Ты думал, что он забыл о тебе? Списал со счетов? Решил, что ты больше не важен? Внезапно. Это получается вполне себе сравнимо с чем-то вроде укола или сильного тычка под рёбра. Отдает по телу мелкой неприятной вибрацией, с ощущением разошедшихся швов. - Каминари-кун… - звучит скорее серьёзно, чем просяще, но блондин даже бровью не ведет. Собирает руки в замок и упирается в них подбородком, устраиваясь удобнее. - Я говорю это, потому что понимаю тебя, а не хочу тебя как-то обидеть. У нас с Кьёкой что-то похожее было, - он закатывает глаза, понимая, что снова возвращается к ней, - вернее, я ощущал себя где-то так же. Иногда были моменты, словно я вовсе ей не был нужен. Были паузы, отсутствие разговоров. Как чужие люди, понимаешь, да? Изуку смотрит на него с неприкрытой грустью. Он его понимает. У них с Кацуки бывали самые разные эпизоды, но тот, что конкретно с поведением посторонних, был самым затяжным и неприятным. Всё складывалось в голове таким образом, словно Бакуго было стыдно, что его вообще что-то связывало с безпричудным «чудом», а в академии так и подавно. Конечно, он объяснился, и многое прояснилось, но тогда, когда это было нужно больше всего, эти слова никто не произнёс. - Понимаю. Но… почему ты терпел? Тебе же больно было. Это слышно, - говорит брюнет, откладывая старые мысли в сторону. - Потому что я люблю её, - не думая отвечает, - и ты терпел поэтому? - Каминари выдыхает это быстро, словно не стоит ему никаких усилий. Испытывающе смотрит в турмалиновые радужки, набирающиеся чем-то неожиданно светлым, но пасует в последний момент, - я это так, - пожимает плечами, на манер «проехали», - Бакуго старался уделять тебе время, Мидория. Я говорю это не просто как ваш друг, а как человек со стороны. Он много пропадал не только перед тобой, но и перед нами. Он мог подолгу не выходить на связь, а потом рассказывать о каких-то заданиях, где его все заебали. Такое часто было. Денки посмеивается, очевидно, стараясь развеять накатившую на чужое лицо смуту, но у него слабо получается. В конце концов, Изуку сам приходит в себя чуть проморгавшись. Его настроение можно было бы охарактеризовать как задумчивое, но блондин не рискует тыкать пальцем в небо, потому что он здесь не для того чтоб судить, а для того чтоб отыграть свою тщательно спланированную роль. - Он не общался даже с вами? - спрашивает Мидория сквозь тихую музыку заведения. - Ну, оценивая, с нами он болтался почаще, чем с тобой, но это притянуто работой. По сути, мы больше на заданиях общались и после них, когда нужно было отвести душу, а так, он целенаправленно никого не вызывал, разве что Киришиму. Обычно мы его зовём и звали. Он сильно поплыл на том костюме. Даже когда дремал говорил о нём сквозь сон. Жуткое зрелище. - Всё было настолько серьёзно? - Я не вру! - парень поднимает руки вверх, широко улыбаясь, - можешь спросить у Мины, когда встретитесь. Она, конечно, часть разговора донесёт Бакуго, но ты сможешь убедиться в моих словах. - Я тебе верю, Каминари-кун. - Вот и славно! Официантка приносит две глубокие миски. Она неловко поглядывает на блондина, который чуть ранее подмигивал ей, а сейчас просто смотрит в стену с совершенно безразличным взглядом. Девушка желает им приятного аппетита и удаляется. - А ты чем занимался всё это время? - лениво спрашивает блондин, втягивая в рот лапшу, - мне слабо верится, что ты реально сидел чисто в универе, а потом в академии. - Ну, я ловил преступников по возможности, - Изуку неловко трёт затылок а свободной рукой берёт палочки, - без причуды я могу не особо многое, но я всё равно был полезен на некоторых, - он вдруг заминается, откашливаясь, под подозрительный взгляд светлых радужек, - заданиях. Полиция меня иногда вызывала сама. - Геройство в крови, - делает заключение Каминари. Его голос садится чуть ниже, что не утекает от внимания друга, едва ухватившегося за кусочек свинины, - я слышал о некоторых твоих деяниях, но мне показалось, что ты нарочно избегал прессы и, в целом, внимания. Изуку смотрит на него с полуприкрытым удивлением. Где-то в висках отдаёт пульсацией, но нельзя сказать, что Денки вызывает опасения или ощущение внезапной западни. Напротив, он всё больше становится просто серьёзным, стирая свою напускную улыбку, словно её весь вечер и не было. Его золотые радужки перетекают в оттенок потемнее. - Ох, извини, - вдруг взмахивает он руками, снова растягиваясь в дружеской улыбке, - я лезу не в своё дело. Денки чуть наклоняется над своей чашей и со всем старанием начинает имитировать крайнюю увлеченность поеданием удона. Вот только бегающие по всей лапше зрачки спрятать от пылкого взгляда брюнета так себе получается. Тот не сверлит взглядом, но смотрит с читаемой внимательностью и желанием распознать что-то глубинное. Такое, что только Каминари может в себе держать и хранить. - Мои миссии можно на пальцах пересчитать, - вдруг раздаётся голос Изуку, на который тут же реагирует блондин напротив. Он возводит ужасно удивленный и отчего-то напуганный взгляд, что вызывает сомнительную улыбку. - Я не распространяюсь о них, поэтому просто удивился, что ты знаешь. - Почему ты не рассказывал об этом никому? - А что было рассказывать? - Мидория пожал плечами, - о заданиях, фишкой которых была моя безпричудность? Я не жалуюсь, но я играл далеко не ключевую роль и часто выступал просто как гарант безопасности некоторых профи, страхуя издалека. - Издалека? - блондин сводит брови к переносице, задумываясь, - типа, как диспетчер? - он показывает указательным пальцем на своё ухо, - говорил через рацию? Изуку, не моргая и даже секунды не медля, выдаёт краткое «да», которое должно загасить источник вопросов, но и выгородить его в злотых глазах. Однако, Денки эта поспешность не подкупает, судя по тому, как мелко дрогнул левый уголок его губ. Но даже так, блондин в поверженной манере возводит руки в верх, как бы намекая, что он всё понял и вопросы исчерпались. Мидория буквально под кожей чувствует, что ни черта не исчерпалось, поэтому спешит озадачить первым в этот раз: - Откуда тебе известно, Каминари-кун? - мягко спрашивает он, чуть улыбаясь, - никто из рабочих сказать не мог. Все записи с камер и любые другие следы заметались на месте. Денки помешивает удон палочками, его взгляд блуждает по поверхности бульона. Он кажется задумчивым, немного подавленным. - Это… не от рабочих, - наконец отвечает он, голос его тише обычного. - Информация… ну, скажем так, попала ко мне случайно. Одно задание показалось мне подозрительным, так как было связано… ну, с нашими. Изуку кивает, понимая, что Денки не хочет раскрывать источник информации. Он решает не настаивать, предпочитая подождать, пока тот сам решит поделиться. Может, и не решится. В принципе, брюнет уже смог себе прикинуть картину того, что натолкнуло друга на такие мысли. Не сказать, что он совсем уж не ожидал, что его не раскроют, но всё же откровенно удивлен, что это сделал именно Денки. Ему настолько не безразлично на старого доброго одноклассника или что? - Значит, Шинсо, - заключает Изуку, стараясь сделать свой тон лёгким и непринуждённым. Они работали вместе на одном из заданий. Учитель вряд ли сможет забыть тот немой шок, который отбился на лице Хитоши, стоило ему увидеть Изуку в той экипировке. Парень откладывает мысли и следом палочки, наклоняется вперёд, приближая лицо к Денки. - Интересно, какие ещё слухи обо мне ты знаешь, Каминари-кун? Может, он рассказал тебе, что я в секрете встречаюсь с императором? Или что у меня есть секретная лаборатория, где я клонирую фигурки Всемогущего? Денки тихонько смеётся, его напряжённость немного спадает. Он поднимает взгляд на Изуку, в его глазах мелькает благодарность за попытку перевести тему. - Ничего такого интересного, - говорит он, улыбаясь. - Он единожды упомянул то, что ты не отошел от дел. Доказательств у меня нет, да и кто бы мне поверил, если бы я даже попытался с кем-то поделиться? Изуку незаметно подбирается к цели. Он делает вид, что задумчиво разглядывает своё блюдо, но на самом деле внимательно наблюдает за реакцией Денки. Значит, он никому не рассказывал. Мидория находит это хорошей новостью. Пусть он и перестал заниматься подпольными работами до официального трудоустройства в Юэй, но на его памяти отбились не самым светлым бельмом те миссии, куда его просили ездить. Их было 7, не больше, и все происходили в промежутке обучения в университете. До сих пор тошно вспоминать с каким трудом Изуку наворачивал упущенный материал после этих пропусков. Но, слава небесам, потом он перешел просто на мелких грабителей и всяких других маленьких фигур в преступности. Там он уже не скрывался и был даже рад засветиться на экранах. - Даже с Джиро-сан не пытался поговорить об этом? - говорит Изуку, словно задумываясь. - Ты не подумай ничего. Просто мне кажется, что тебе сложно держать такие весомые вещи в секрете. Денки молчит, его лицо становится более серьёзным. Он медленно выдыхает, как будто сбрасывая с плеч тяжёлый груз. - Да, - наконец говорит он, его голос едва слышен, - раньше так и было. Но всё изменилось. Ты можешь положиться на меня, если вдруг захочешь что-то рассказать. У меня нет намерения делать из всего кашу. Я заберу в могилу всё, что знаю, - Каминари тянет пальцы к переносице, - главное доказательство это Бакуго. Я видел, что он мучился с тем костюмом, так как думал, что ты растерял веру в себя, но я так и не смог сказать ему, что ты продолжаешь работать и без причуды. В груди неприятно отстреливает. Изуку чуть ниже склоняется над своим удоном. Из него едва ли заметной тонкой полоской тянется пар. - Это грызёт меня по сей день, поэтому я хочу слегка загладить свою вину перед ним, - Денки слабо улыбается, всматриваясь в поднятые на него турмалиновые радужки, - можем сделать это вместе, как считаешь? - Почему ты ему не рассказал? Вы ведь дружите плотнее, чем со мной. Ты всегда был более предрасположен к Каччану и всегда был в его кругу самых близких друзей. - Потому что это не моё дело, - машет головой блондин, - если бы нужно было чтоб это кто-то проговорил, то ты бы сам ему сказал, - Изуку понимающе кивает, - но ты почему этого не сделал? - Там нечем гордиться, - он старается держать голос спокойным, но мрачность буквально вытекает из его губ с каждым словом, - я просто выполнял свой долг. Те миссии не были приятными, и я бы предпочёл о них не распыляться. Это не те геройские красочные поединки, где нужно показать себя и всех спасти. Это… как подтирание грязи за преступниками, которых раньше не получалось поймать. - Кьёка работала в подполье, я понимаю, о чём ты говоришь, - Каминари слабо поднимает уголки губ и поворачивает голову в зал, цепляя взглядом случайных посетителей. Он не планирует говорить о том, что Кацуки тоже участвовал в таких делах, - грязная работёнка. Она тоже не горела желанием описывать всё то дерьмо, которое проходила. Ну, мне, по крайней мере. Между ними закрадывается пауза, но никто не считает её дискомфортной. Изуку в итоге больше напирает на свою порцию, изредка украдкой глядя на друга, который уже не пытается выглядеть солнечным и воздушным. Мысленно учитель приписывает это к зерну доверия, которое разрастается между ними в что-то на подобии маленького стебелька. Думать о том, что Каминари не старается поддерживать вечно веселый и праздный образ перед ним, оказывается гораздо приятнее, чем можно было представить. В голову заползает ассоциация с мыльными пузырями, которые лопаются, стоит их только коснуться, но до этого самого столкновения они будут переливаться всеми цветами радуги, заявляя о своей яркости и необыкновенности. Пусть даже они и искусственно созданы. - Иногда отношения заканчиваются, даже если люди кажутся идеальной парой, - мягко говорит Изуку. Он делает паузу, намеренно оставляя некоторое молчание, чтобы Денки мог сам рассказать о своём расставании, если захочет. - Бывает, люди просто меняются. Их цели и желания становятся разными. Бывает, они понимают, что больше не подходят друг другу. Вот оно. То, что блондин должен отыграть на пять с плюсом. Денки кивает, его глаза устремлены в пол. Он покачивает головой, словно пытается избавиться от неприятных мыслей. - Не в этом дело, - шепчет он почти неслышно. - Дело не в том, что мы изменились. А в том, что дыра была изначально. Я просто предпочёл её игнорировать и надеялся, что она сама собой исчезнет. Изуку слушает внимательно, не перебивая. Он чувствует, как Денки наконец-то готов говорить о своей боли. И он готов выслушать. - Я, конечно, замечал, как она меняется, - продолжает блондин, его голос почти дрожит, - я не спрашивал, что у нее на душе. Я просто… всё взял на себя. Считал, что это и есть любовь. Забота… по-своему. Закрывать глаза. Думал, что если буду слишком давить на неё из-за Момо, то она уйдёт. Думал, что если не буду давить вообще, то она подумает, что мне на неё плевать и уйдёт, - он устало пожимает плечами, - в конечном итоге, даже в моей голове всё сводилось к тому, что она уйдёт. Он вздыхает, его плечи опускаются. В его глазах столько горечи, столько раскаяния. И Изуку понимает. Он понимает, каково это — упускать любовь из-за собственных ошибок. Не сказать, что он видит корень проблемы в Каминари. Не назвать его тем неисправным колёсиком в их с Джиро отношениях, но он оплошал на корню — дал шанс девушке, которая ещё не определилась со своими чувствами. Со стороны они казались безумно сладкими: Денки рядом с Кьёкой постоянно улыбался, искренне, без напускной фальши. Он пытался её смешить, не стеснялся выставляться глупым. Она смеялась ему в ответ и не считала эти выходки дурацкими и детскими. А потом, стоило появляться Яойорозу перед глазами, то скорее всего, со временем Джиро стала перестраиваться. За глубоким и пронзительным умом Момо, её осанке, её авторитетом, уверенности, решительностью и серьёзностью, маленький и обыкновенный Денки стал просто теряться. Его начали стирать, словно ластиком, будто его присутствие мало что решало. Ох, Изуку знакомо это чувство. Игра в «выбери меня» - это одна из самых слабых точек на ментальном теле брюнета. Он ненавидит эти ощущения, знает, как они сдавливают кости. Поэтому он может понять Каминари. Но на этом его возможности ограничиваются. Утешить — это не то, что сможет сделать кто-то, кроме самого блондина. - Не всегда достаточно быть заботливым, - мягко говорит Изуку, кладя руку на руку Денки. Он чувствует, как пальцы Денки сжимаются в ответ. - Ты дал вам двоим шанс, попробовал эти отношения и узнал, чего они стоят. Денки кивает медленно, его глаза наполняются слезами. Он сжимает руку Изуку сильнее. - Я понял, - шепчет он с трудом. - Я понял… и я очень сожалею, - Мидория медленно кивает ему, демонстрируя всем своим видом сосредоточенность на моменте, - но, знаешь, когда она захочет вернуться — я её приму. Это ударяет под дых, вынуждает согнуться пополам, но Изуку ни единой мышцей не показывает свою внезапную слабость. Он тоже принял такое же решение много лет назад, но он не может сопоставить свой пример с примером Денки на все сто процентов. Ему кажется, что их сюжеты не смогут проиграться с точностью до деталей, а значит, кто-то из них в конечном результате здорово обожжется. Изуку до тошноты больно признавать, что он предпочёл бы скинуть эту ношу на Каминари. Йосецу Авасе. Изуку не слышал этого имени годами. Тот самый парень, который спас Момо от Ному в лесу лагеря «Диких кошек». Денки говорит, что он бегал за ней некоторое время в академии, но ответной реакции не получил. Но вот, спустя столько лет, они снова столкнулись во время одного из путешествий команды Уравити по поиску детей с необычными причудами. Авасе возмужал, стал серьёзнее, но сохранил свою старую мягкость и умение общаться с девушками. Денки ставит на то, что теперь Яойорозу влюбилась в него. - У Кьёки нет шансов, - завершает он, - когда она это осознает, то сможет откинуть свои чувства к Момо и вернётся ко мне. - Ты сможешь её принять после этого? - Да, - даже секунды не тратя отвечает блондин, - потому что она её не любит. Это просто восхищение. То же самое, что чувствовала к тебе Урарака на первом году. Это не любовь к тебе, как к человеку, а любовь к героическому образу, выстроенному в голове. Может, в этом есть смысл. В любом случае, Изуку не желает Денки плохого. Он не может также принять сторону кого-то из двоих в этом конфликте интересов. Душа тянется к Каминари. Мидория сравнивает их, прикидывая мысленно, насколько плохо должен чувствовать себя блондин, чтоб быть готовым простить и забыть всё, что ещё впереди, потом приравнивает к себе. Ему тоже было больно добрую часть его жизни. Он вряд ли признается вслух, но смотреть на то, как запросто Киришима становится лучшим другом Кацуки, когда Изуку буквально всегда мельтешил перед ним, — просто до отвратительного режет сердце. Знать и принимать тот факт, что Бакуго стал профи вместе со всеми из класса, а значит, сможет проводить совместные миссии, кататься по новым городам, веселиться в свободное время с ними, пока Изуку загибается над учебниками чтоб получилось стать хотя бы дипломированным учителем, так как официально трудоустроить его в какое-то геройское агентство даже с лицензией оказывается невозможным со всех логических точек зрения, — кромсает сердце ещё больше. Узнать только через восемь лет о том, что Кацуки встречался с ним время от времени не из чувства вины, а потому что был занят заработком и разработкой костюма — почти не лечит. Но он тоже принял это решение самостоятельно. Он дал Бакуго идти вперёд и развиваться как герой, не держал его даже единой мыслью, желая только лучшего, потому что: - Если меня тоже любят, то придет осознание, что я — тот, кто нужен, - устало завершает Каминари, откидываясь на спинку своего диванчика, - если для этого ей нужно попробовать пожить самостоятельно, то я буду первым, кто её поддержит. Изуку согласен с каждым словом. Он разделяет это решение. Взвешенное и полноценно обдуманное, оно, стало тем, что одновременно и успокаивает, и обволакивает. По сути, это решение передать ответственность другому — дать ему вернуться самому, потому что силой возвращать уже давно не вариант. - Но ты всё равно не зацикливайся только на Джиро-сан, - так должен сказать друг чтоб показать поддержку, - ты отличный парень, в тебе множество плюсов, Каминари-кун. Изуку улыбается ему сочувственно, он знает, что Денки нужно время, чтобы пережить эту боль. Но он также знает, что Денки не один. И он всегда рядом, как друг, как верный и понимающий собеседник. И этого окажется достаточно. Изуку это тоже знает по своему опыту. - Так! Это не то, ради чего я тебя позвал, алло! Возвращаемся к делу!

***

Воздух в клубе гудит, вибрирует на грани слышимости – низкий, пульсирующий ритм, проникающий в кости. Это не просто звук музыки; это живое существо, дышащее, бьющееся в такт с бьющимся сердцем помещения. Стены, словно обожжённые закатом, пылают глубоким, насыщенным оранжевым. Не ярким, кричащим, а томным, обволакивающим, словно тёплое одеяло из света, которое окутывает каждого посетителя. Этот цвет, основной акцент всего дизайна, не был равномерным: он играл градиентами, переливами, от тёмно-медового, почти коричневого, у пола, до яркого, почти огненного, у потолка, где подвесные светильники, похожие на расплавленный металл, извергали потоки света, создавая иллюзию мерцающего пламени. Кацуки определённо нравится обстановка, нравится, как Денки выпытывает взглядом его впечатление, нравится, что в помещении есть и другие люди, помимо их компании. Пока что играет музыка без слов — какие-то миксы с классикой. Блондину так себе, но он оценил инициативу Каминари угодить. Пол, идеально отполированный тёмный камень, отражает мерцание огней, создавая ощущение движения даже в самых статичных моментах. Диваны, мягкие и глубокие, обтянутые бархатом цвета выгоревшего золота, приглашающе манят к себе, обещая уют и уединение среди этого бушующего моря звука и света. Кацуки стыдно даже прикинуть, сколько стоила переобшивка каждого. Хотя, возможно, это просто чехлы, но даже так, закупка тоже обошлась бы в копеечку. Столы, низкие и широкие, словно излившиеся потоки лавы, были разбросаны по залу, создавая уютные уголки для разговоров и наслаждения напитками. На них стояли бокалы с мерцающими коктейлями, похожими на застывшие звёзды. Атмосфера практически такая же, как и в первый раз их посещения этого места, но сейчас почему-то складывается ощущение, что всё стало намного богаче, роднее. В конце концов, Денки только сегодня сказал, что это его клуб. Запах в клубе уникальный — смесь дорогого алкоголя, сладких восточных благовоний и лёгкого, едва уловимого аромата кожи. Он одновременно возбуждающий и расслабляющий, создающий атмосферу интриги и беззаботности. Люди, заполнявшие клуб, одеты со вкусом, но не вычурно: это не было местом для демонстрации богатства, это было место для наслаждения атмосферой и общением. Каждый здесь был частью чего-то большего, единого целого, окутанного оранжевым сиянием. Киришима, приехавший сюда специально в честь праздника, одобрительно кивает на обстановку, тыча Денки большие пальцы вверх и постоянно выпытывая у Кацуки, чего бы он хотел выпить. - Открой хотя бы наши подарки, Баку-бро, - почти обижено тянет парень, обтянутый бордовой прилегающей футболкой и широкими в пол штанами из тёмного джинса, на очередной отказ друга, что почти в открытую улыбается ему всеми передними. - Давай, ну! Ашидо запретила мне смотреть, что она тебе приготовила, так открой сам! Меня уже сжирает интерес! Денки оказывается как раз рядом и почти заваливается на барную стойку чтоб только увидеть содержимое небольшого золотистого пакетика, в котором Эйджиро принес свои с Миной подарки имениннику. Кацуки показательно вредничает ещё пару-тройку раз, но после, предварительно закатив глаза за орбиту, таки заглядывает в пакет, сразу же выуживая оттуда маленькую блестящую розовым коробочку, на которую так громко вздыхает, что слышно даже через музыку. - Это от куколки, - кричит Киришима, словно Бакуго ещё не понял, что это презент от Енотоглазой. Он убирает его в сторону, доставая со дна пакета коробку крупно побольше и сильно тяжелее. - А это от меня! Капитан очевидность. Но Кацуки только улыбается на это, чуть откидываясь на своём высоком стуле на спинку, чтоб через рыженького заглянуть в сторону двери. Изуку до сих пор не пришел. Что самое важное — это Кацуки должен был его забрать из академии, но Денки задурил ему голову, пообещав, что заберет его на такси сам. В итоге, блондин приперся сразу сюда и уже в дверях столкнулся с другой блондинистой башкой, которая по-зверски нагло ему улыбалась, всем своим видом давая понять, что он специально отправил Двумордого за дурачьём Деку, который не берёт трубку. А так как уже прошел почти час с момента, как рабочий день учителя должен был закончиться, Бакуго не может удержать покой своих мыслей, постоянно возвращаясь к тому, что Айс Спайс и задрот оказываются наедине на такой длительный промежуток времени. Из раздумий выбивает толчок под бок от Каминари: - Смотри-смотри, Эйджи, наша принцесска едва может дотерпеть до приезда принца, - шутливо кричит парень, на что Киришима только добродушно улыбается, отвечая что-то в духе «мы все здесь знаем, что это за чувство». Музыка нарастает, заполняя всё пространство, создавая не просто звуковую волну, а настоящий вихрь эмоций. Незнакомые тела двигаются в такт ритму, словно марионетки в руках невидимого кукловода, но это движение свободное, раскованное, исполненное страстью и энергией. Воздух наполняется смехом, шепотом, затаёнными взглядами. В этом месте каждый чувствует себя особенным, важной частью этого уникального пространства, узнавая в лицах парней своих профи и начиная медленно, но уверенно топиться вокруг них, кое-как цепляя ни разу не случайными прикосновениями и томными фразами едва ли не в уши. - Открывай, - командует Киришима, пытаясь отвлечь Кацуки от накапливающейся злости. Тот непривычно послушно кивает и поднимает крышку крупной коробки, застывая с довольной пацанской улыбкой на лице, - последняя модель, Баку-бро! Он раскатисто смеётся, обнимая друга за плечи, который мельком пробегается алыми глазами по коробке с новейшей приставкой в коробке. Тоже розовой, к слову. - Просто бы бант нацепил, - тихонько смеётся блондин, но дарит-таки благодарный взгляд, на который Киришима улыбается со всей свойственной ему теплотой. - Боюсь даже представить, что в этом, - виновник торжества тычет пальцем на подарок от Мины, заранее подготавливаясь с улыбкой реагировать на стопку презервативов или типа того, - мать моя! Стоило только открыть коробочку, как Кацуки захлопывает её с дикой скоростью. Там лежит серёжка с маленьким изумрудным камешком. Его лицо заливает таким густым пунцовым, что даже тёмное клубное освещение не может скрыть накатившего смущения. Киришима, успев разглядеть дорогой подарок, скалится во все зубы, блестя белыми клыками. Бакуго пускает ему по лицу слабый взрыв. - Я не успел понять! - недовольно мычит Денки, убирая от себя руки какой-то излишне наглой девушки, - покажи ещё раз! - Мама тебе сиси покажет, - ох, блять, как же бедолагу перекашивает. Он узнаёт этот гаденький голос Мономы за квартал, но сейчас он мурчит ему над самым ухом. - Бакуго, тебе всей Японией, во главе с героем номер 10 — мной, намекают шевелить яйцами, но ты посиди-погрей их ещё восемь лет, почему бы и нет. Нейто блестит шаловливой улыбкой, опираясь спиной о грудь стоящего за ним Шинсо. Второй протягивает два пакета с подарками в руки Каминари, кивая Кацуки в знак поздравления. Кацуки, к слову, уже понимает, что Монома приперся в клуб уже поддатым. Боже, он будет травить шутки спермотоксикозников весь вечер и ночь, но, блять, сам виноват — выбирал с кем дружить. - Заткнись, - отчеканивает Бакуго, но принимает от Денки их подарки, тут же вскрывая серебристый, догадываясь, что там будет презент от самого Нейто, - чтоб тебя черты побрали! - Тебя бы уже хоть кто-то взял, крикуля! - Монома довольно лыбится, когда Кацуки снова краснеет, распознавая содержимое его «подарка» за какую-то долю секунды. Целый пакет презервативов и смазки. Он переоценил чуть ранее чувство юмора Ашидо, но совершенно забыл про другого и более опасного кретина со своей компании. - Но я не удивлюсь, если сроки годности истекут, а они тебе так и не пригодятся! Монома, совершенно довольный своим чувством юмора, разворачивается к стойке и просит у первого же бармена сделать ему какой-нибудь коктейль. Он и без слов Каминари пробил клуб и знает, кому тот принадлежит, поэтому даже не подумает оплачивать какую-то хотелку со своего кармана. Хитоши только устало проходится по фигуре парня, прежде чем вернуться к невозмутимому Бакуго. Тот заглядывает в его пакет, одобрительно кивая на высокотехнологичные наушники с шумоподавлением. Они должны блокировать внешние раздражители во время тренировок и прочего. Излишне не запакован. По сути, их скрывает только пакет. Кацуки бросает неловкое «спасибо» в сторону Шинсо, и тот слабо улыбается ему в ответ. В конце концов, он здесь сейчас просто как плюс-один со стороны Нейто, поэтому подарок должен был быть хотя бы на троячок. Стоит Нейто получить свой коктейль, как он покидает стойку и почти что плывет к диванчикам, утягивая за собой Хитоши. Киришима на это звучно выдыхает. Он всё ещё чувствует себя капец некомфортно рядом с тем заядлым я-доебусь-ко-всем-Мономой, поэтому переживает фантастическое облегчение, когда тот удаляется. Однако, оно затягивается ненадолго. Едва ли Каминари попросил барменов спрятать подарки за стойкой, как все трое парней почувствовали на себе прилив фанатизма со стороны других посетителей клуба. Эйджиро почти что взвыл, подскакивая с места и отталкивая от себя и вовсе какого-то мужика, громко заявляя о том, что «у меня есть любимая девушка! Остальных имею полное право бить и калечить!». Денки прыскает на это, втискивая Кацуки в ладонь виски со льдом чтоб хоть каплю успокоить, а сам хочет уже шикнуть на какую-то слишком наглую девчушку, которая уже так и тянется к прикрытой одной разве что чёрной прилегающей рубашкой талии Бакуго. Он не успевает. Руки девушки грубо останавливают в паре сантиметров от чужого тела. Она возмущенно ахает, но сухие ладони нагрянувшего Изуку совершенно не испытывают ни стыда, ни малейшего укора совести за слегка резкое обращение к ней. Он головой указывает ей удалиться в толпе, и Денки впервые видит за другом такой топорный взгляд, вывернувшись достаточно удобно чтоб оценить его во всей красе. Видит его не только он. Кацуки, тоже почувствовавший спонтанное тепло внизу спины, как раз собирался подорвать кому-то мерзкие ладони, но сидит застыв со всем безумным и подавленным восхищением в своих глазах, рассматривая холодность на обычно нежном и до вульгарного приветливом лице. - Мы вас заждались! - тянется обниматься Киришима и тут же стискивает Тодороки, пришедшего вместе с Изуку, - Тодороки! Мидория! Парни! Сколько времени мы не виделись?! Даже тихие уголки клуба, укромные места в полумраке между диванами, были пропитываются особой энергетикой. Там шепчутся секреты, рождаются чувства, завязываются знакомства. Оранжевый свет там словно бы смягчается, становясь более интимным, доверительным. Это было место, где можно быть собой, где можно расслабиться и забыть обо всех проблемах внешнего мира, погрузившись в океан музыки, света и тепла. В этом клубе царит особая, неповторимая атмосфера — чувственная, загадочная и волнующая. Такое невозможно описать словами — можно только почувствовать. Кацуки и чувствует, сталкиваясь взглядом с мгновенно теплеющим турмалиновым. - Садитесь, пацанва! - радостно кричит Денки, стараясь быть громче музыки. Он внезапно уступает своё место Изуку, позволяя тому сесть рядом с Бакуго. Тодороки устраивается по его праву руку, а уже потом усаживается и сам хозяин заведения, присвистывая на то, что они занимают пять из шести мест у стойки. Как же всем плевать на это. Шото только открыто смеётся. - Каччан, здесь ничего особенного, - неловко говорит Мидория, протягивая небольшой пакетик от себя, - с днём рождения! Кацуки преждевременно благодарит, одаривая слишком нежным взглядом чужие веснушки, что сам не замечает, как Шото передаёт ему и свой пакетик, говоря что-то в духе «поздравляю». Он слишком занят тем, что разглядывает шрамированные руки Изуку, прикрытые только по локоть просторной белой футболкой с надписью, конечно «праздничная футболка», и широкие чёрные штаны с белыми полосами по бокам. На ногах поношенные, но всё ещё пафосные массивные красные кроссовки, которые напоминают те, которые Изуку носил в школьные годы. Видимо, взгляд оказывается слишком тяжелым, потому что последний неловко перебивает мысли, вставляя мягкое: - Посмотришь? - и Кацуки вдруг приходит в себя, скорее заглядывая в пакет и доставая оттуда умные часы для мониторинга физиологических показателей: отслеживание сердцебиения, температуры тела, уровня стресса и других параметров, и это только то, что блондин успевает прочитать на коробочке, аккуратно открывая её и вынимая оттуда часы. Они серебристые, но, возможно из-за освещения клуба, отдают тёмно-оранжевым и золотым. Бакуго довольно улыбается на это и абсолютно игнорирует вопрос от Изуку о том, как ему этот аксессуар, потому что уже спешит надеть его себе на левую руку, с удивлением подмечая, что браслет сидит ему как родной и его не придется укорачивать. - Это обычный подарок, я знаю, - учитель заметно мнётся, неловко потирая затылок, но его перебивает отчаянно громкий крик Денки, завалившегося на стойку перед Шото: - обалдеть! Это из лимитированной коллекции?! Сколько бабла ты за него отвалил, Мидо-чан?! Бакуго спешит обернуться к другу чтоб хлопнуть его головой обо что-то, но вовремя останавливается, слыша мягкое «обычный подарок, Каминари-кун». Его успокаивает нежный тембр и ни грамма не сбитое дыхание Мидории, ему нравится это до глубины души. - А вообще-то часы к расставанию, - находит их Монома, привлекая бармена рукой, протискиваясь ровно между стульями Кацуки и Изуку, вызывая злостное шипение Киришимы со стороны, - их не дарят, если не хотят потерять, - он тянется к трубочкам, подхватывает одну из общего стаканчика и так же быстро уходит, оставляя Мидорию переливаться всеми цветами радуги из-за нахлынувшего стыда. - Мидория, это суеверие, - вмешивается Тодороки, укладывая свою руку Изуку на плечо. - Да, Мидо-бро, пошел-ка он в задницу! - кричит Эйджиро, выглядывая из-за спины именинника, - ему лишь бы поднасрать! - Часы это пушка, - всё так же лёжа на стойке добавляет Каминари. - Будто шанс того, что мы больше не увидимся из-за часов, выше шанса, что меня прикончит кто-то из злодеев, - соглашается с ними Бакуго, но вот понимания в зелёных глазах не находит. Изуку как-то даже немного сжался, обдумывая услышанное. Может даже показаться, что за всей этой музыкой слышно шум шестерёнок в его голове. Кацуки уже хочет было вмешаться, ляпнуть что-то отрезвительное, но не успевает за крепкой хваткой младшего у себя на левой руке: - Снимай их, Каччан! - уверенно заявляет Мидория, - давай, шевелись! - Да пошел-ка ты в жопу, Изуку! - блондин пытается выдернуть руку, но получается только наклонить брюнета ближе к себе. Вцепился как пиявка и орёт себе что-то. - Изуку, блять, кому ты веришь?! - Каччан, плохая страховка — это тоже страховка! - парень тянет чужую руку на себя, едва ли не стаскивая Бакуго с его стула. На фоне разливается смесь из смеха Денки и Эйджиро, - я не хочу переживать из-за дурацких часов! Я подарю тебе что-то другое! - Мозги себе подари, придурок! - фырчит второй, но позволяет перехватить свою кисть поудобнее чтоб дать Изуку хотя бы для виду попытаться снять его часы, - рискнешь снять их, и я перестану с тобой разговаривать, Изуку! - Ой, да напугал меня прям, - бубнит себе под нос, но блондин слышит его достаточно хорошо, - а то я не привык. Кацуки видит, что ресницы Изуку мало двигаются в этот момент, а, значит, парень задерживает взгляд на одной точке, уходя на короткое мгновение в свои мысли. Старшему не приходится копать глубоко чтоб понять, что причина на поверхности. Но всё равно это высказывание вносит некоторой ясности. Если брать все события с момента возвращения Динамита в Токио и вручения костюма Деку, то последний особо мало распыляется с того самого дня. Да, он ходил на патрули. Да, все вместе ездили в лагерь. Да, позволяет себя таскать по развлекаловкам. Да, они даже ходили в парк аттракционов, но нет — Изуку не заходил за эти выстроенные границы ни разу. Он не навязывается патрулировать каждый вечер, не пытается разводить на долгие разговоры. Да что уж это, когда он даже приступ тревожности в собственном доме попытался скрыть от него. Кацуки не дурак, но, очевидно, тугодум, раз ему доходит только сейчас. - Изуку, ты думаешь, что я снова оставлю тебя одного? - звучит гораздо тише, чем нужно в шумном заведении, но младший поднимает такой ошарашенный взгляд, что не составляет труда догадаться, что он всё понял. Этот взгляд, глубокий и до чего-то такой тоскливый и разбитый, кажется Бакуго платой за все его грехи и погрешности, потому что он доказывает одно — он проебался задолго до того, как решил, что проебался. - Конечно нет, Каччан! Что ты такое говоришь? - улыбается внезапно. Не нужно быть гением или даже банально эмпатом чтоб понять, что улыбка фальшивая. Из плюсов только то, что Изуку отпускает чужую руку и больше не стремится снять наручные часы. - Нужно поговорить, - заявляет Кацуки, но не успевает даже кончиками пальцев дотронуться к чужой фигуре, как Киришима одёрнул его за плечо, громко крича «братва, моя любимка и Ханта звонят поздравить виновника торжества!» Мидория только шире улыбается, чуть сдвигаясь на стуле, позволяя выросшему за спиной Денки примоститься рядом под собственный же задорный смех. Он слегка тычет брюнета локтем в рёбра, как бы спрашивая, всё ли в порядке, а Изуку только едва заметно кивает, слегка смущаясь такому жесту. Тем временем Киришима уже развернул Кацуки «лицом к столу» и поудобнее впихнул тому в руки свой мобильный, заранее подключенный к портативной колонке. Шото издалека пытается уточнить, точно ли будет слышно ребят, но его вопрос повисает в воздухе с первым же криком Мины: - А что это за острый пирожок сидит с недовольной мордочкой? - она смеётся сама себе, а её веселый голос звучит до мурашек уютно и тепло. Парни ближе скопились над Кацуки, расплываясь в тёплых улыбках. Тодороки даже рукой помахал, но его не заметили. - Бакуго Кацуки, нам стоит желать тебе чего-то в этом году или ты уже сам как-нибудь добьёшься цели? - она растягивает эту фразу, блестя глазами под геройской маской, и разворачивает камеру так, чтоб она снимала Ленточника. - Бакуго, с днём рождения тебя! Ещё один год прошел, а ты краше не стал, - он смеётся на манер Мины, но порядком тише, тоже стоя в геройском костюме. Судя по блеклому освещению они сидят в каком-то переулке на задании. - Мы тут занимаемся серьёзными делами, как серьёзные дядя и тётя. Как пьётся без нас? - Кто вам доктор? - вскидывает бровь Кацуки, но не ругается, а просто, - какого вообще звонить посреди работы? Чтоб голову снесли, пока отвлекаетесь? Ответа не следует. Девушка только громче хохочет под шиканье Ханты. Киришима не выглядит напряженным после замечания блондина, поэтому тот предполагает, что задание у парочки не из тяжелых. - Я уверена, что им без нас скучновато! - заявляет Мина, гордо вскидывая подбородок, - но мне хочется верить, что они напьются достаточно крепко чтоб раскрасить вечер! - Я об этом позабочусь! - вбрасывает Денки, на что у Изуку аж страх к горлу подпирает. Ему до ужаса боязно теперь оставаться рядом с Каминари, ведь риск быть напоенным какой-то оранжевой апельсиновой жижей возрастает прямо здесь и сейчас в геометрической прогрессии. - Я тоже на это надеюсь, - добавляет Ханта и склоняется над экраном, поближе к подруге, - у Бакуго ведь язык развяжется только если он напьётся от души, да? Кацуки недовольно фыркает на это и театрально закатывает глаза. Киришима скалится ему прямо над ухом. - Ох, надеюсь Мидория будет рядом, потому что он снова начнёт всем угрожать чтоб не рассказывали ему о том, что произошло, - Сэро кивает на её слова, гаденько усмехаясь: - да-да, а потом «что я делаю не так?», «почему он ни черта не соображает?» , вот реально загадка. Денки смачно прыскает, оплевывая щеку именинника от всей души, но тот даже не реагирует, слишком внезапно зардевшись на слова приятелей, и теперь только громко матерится под дружеские похлопывания по спине от Эйджиро, которому явно по душе такого рода поздравление. Только Изуку тянется рукой к чужой щеке и одним лёгким движением стирает все капли слюны с той. Кацуки резко разворачивается на это, но младший уже во всю занят вытиранием своей руки о любезно предложенный платок Тодороки. Из колонки доносится глухой стук. Мина и Сэро одновременно поворачивают головы в сторону источника. Их выражения лица из шутливо-игривых мгновенно сменяются на сосредоточенные и готовые принять вызов. Ашидо ещё раз смотрит обратно в камеру, подмигивает и повторно поздравляет с днём рождения, отключаясь. - Лёгкой им работы, - желает Изуку, не акцентируя внимания на том, как резко Эйджиро вынимает свой телефон из рук Кацуки, тут же что-то нажимая на нём, неловко тушуясь прямо на месте, - очень жаль, что они не смогли прийти сегодня. - Расслабься, Мидо-чан, - Денки закидывает ему свою руку через плечо, слегка прижимая к себе, - вечер долгий! Воздух в клубе гудит низким басом, вибрируя в такт пульсирующим ритмам. Стены, выкрашенные в глубокий вишнёвый цвет, отражают мерцание тёмно-оранжевых, перетекающих в тёмно-изумрудный, подсветок, создавая иллюзию движущегося, живого пространства. За столиком в углу, приглушенно освещенном золотистыми лампами, расположились парни. Они о чем-то оживленно переговариваются, смех перемежался с громким стуком бокалов. Если отсечь часть, где Эйджиро и Нейто вступают едва ли не в перепалку, то всё вполне себе идёт хорошо. Киришима, как всегда, в центре внимания, широко улыбается и жестикулирует, рассказывая какую-то историю. Его лицо светится от веселья, а на столе перед ним стоят пустые стаканы и почти до дна выпитая бутылка светлого пива. Рядом, Каминари, увлеченно что-то рассказывает Тодороки, который, несмотря на свой обычно сдержанный вид, широко улыбается и поддерживает разговор, изредка отпивая из элегантного бокала с каким-то темным коктейлем, украшенным вишенкой. Монома, как обычно, пытается вклиниться в разговор, провозглашая себя «настоящим героем» в каждом его аспекте, периодически отпивая из банки с какой-то кисловато-сладкой газировкой. Шинсо, наблюдая за компанией с легкой улыбкой, размеренно потягивает из высокой кружки темный эль, его спокойствие резко контрастирует с бурлящей энергией остальных. Рядом сидят Мидория и Бакуго. Изуку остался сидеть самым крайним, изредка перебрасываясь с крайним с другого конца Хитоши неоднозначными взглядами. Тот сдержанно улыбается ему в духе «да пусть орут», на что тот только устало улыбается. Бакуго, несмотря на свой обычно негативный настрой к подобным мероприятиям, сидит вполне расслабленным. Он непринужденно болтает с Эйджиро, часто смеясь. Его лицо, обычно сжатое в гневном выражении, было мягче. Оно обрамлено приглушенным светом заведения. Скулы кажутся под ним точенными, ресницы — необычайно длинными и словно переливающимися от золотого к серебристому. Кацуки время от времени поглядывает на Мидорию, который сидит, немного ссутулившись, потягивая из высокого бокала какой-то кисловатый коктейль. От алых глаз не утекло то, что Изуку выпивает напиток за напитком. Он почти не участвует в разговоре, его взгляд застыл на веселящейся компании. Каждый раз, когда Киришима и Бакуго особенно оживленно переговариваются, когда Эйджиро по-дружески его обнимает, когда рассказывает общие истории или шутит локальные шутки, которые не понимают все, кроме них, Мидория незаметно заказывает себе ещё немного коктейля. Его и без того тёмно-зеленые глаза потускнели, а щеки стали неестественно румяными. В голову лезут воспоминания понедельничного диалога с Денки. В воздухе витает смесь запахов: спиртного, сладкой газировки, дорогого парфюма и пота. Музыка пульсирует, создаёт ощущение ненавязчивой эйфории, смешанной с легким ощущением неловкости, исходившей от Мидории. Бакуго, казалось, не замечал этого, поглощенный разговором, но его взгляд, неоднократно бросаемый на Изуку, говорил о другом. В нём читается напряжение, скрытая тревога, а также что-то, что напоминало бы ревность, когда рядом с брюнетом садится Шото, отходивший ранее в туалет. Он смещает друзей на одно место, но действует на Мидорию крайне положительно, вызывая у него самую искреннюю за весь вечер улыбку и отчего-то развеивая его помрачневший взгляд. Хотя Кацуки и старается это спрятать за своей привычной грубостью, но ему не нравится, что Изуку не может уцепиться за ниточку разговора компании, уходя от неё в личный диалог с Айс Спайсом. Шум общения, смех и шутки за столиком заглушают внутреннее напряжение, которое тяжелым грузом лежало на Мидории. Он выпивает не от веселья, а от неуверенности и боязни потерять тот нежный и редкий момент расслабленности в поведении Бакуго. Его рука дрожала, когда он брал бокал, а глаза были прикованы к блистающей улыбке блондина, которой он, казалось, так долго ждал. С каждым глотком коктейля, он заглушал в себе рождающуюся надежду и сопровождающую ее болезненную тревогу. Атмосфера клуба бушевала, но внутри Мидории царила тишина, пронзенная болезненным ощущением недоступности и внезапной близости одновременно. Апельсиновый джин Каминари, кажется, сейчас был бы очень даже полезен. - Ну и я говорю: «Баку-бро, отпусти шкета, что он тебе сделал?!», - Киришима запинается в своей речи, пытаясь отдышаться от громкого заливистого смеха, - а тот, блять, держит его! Сука, трясет! Я реально перепугался, что Баку-бро сядет за убийство несовершеннолетнего! - Да попизди! - тянет Кацуки, недовольно, но беззлобно толкая рыженького локтем, - он снимал меня незаконно! А что нужно делать с нарушителями закона? - Садиться с ними вместе в тюрьму, как я понял, - раздаётся отдаленный, но вполне звучный голос, который мигом едва ли не отрезвляет парней, вызывая у двоих из них уж слишком бурную реакцию. Недалеко от компании остановились двое. Девушка, сверкающая довольной улыбкой, в облегающем кислотно-розовом топе, таких же легинсах и с завязанной на талии плотным узлом чёрной ветровкой. И парень, стоящий с занятной молочной коробкой в руках, одетый в широкие бархатные штаны в пол, оверсайз рубашку поверх прилегающей чёрной футболки с принтом какой-то малоизвестной рок-группы и крупные стеклянные очки с чёрной оправой, купленные точно не ради зрения. - Сэро-ча-ан! - кричит Денки, срываясь со своего места и почти что сбивая брюнета с ног. Коробочка с тортом, которую тот держит, заметно пошатывается на его руках. - Наконец-то вы пришли! Почему так долго? - Ашидо! - Киришима становится крайне эмоциональным, когда выпьет, поэтому девушка позволяет ему обнять себя и ненадолго застыть в таком положении, медленно оглаживая его крепкую спину. - Да с тортом какая-то задница произошла, - лениво отвечает Ханта, прижимая Шинсо и Моному с краю, - стояли там и ждали, пока его буквально с нуля приготовят. - Да вообще! - возмущенно вмешивается Мина, отпрянув от своего парня, - предзаказ был, но о нём забыли! Я говорила, что нужно было просить Сато-куна заняться этим! Девушка быстро проходится взглядом по всем друзьям и останавливается на Изуку, уже прилично выпившим, но всё ещё сохраняющим трезвость ума. Заслуга в этом исключительно Денки, который заранее попросил своих барменов уменьшать дозу алкоголя во всех коктейлях, которые будет просить веснушчатый. Тот улыбается Ашидо, чувствуя её теплые руки у себя на шее, и совсем слабо обнимает её в ответ, не касаясь ладонями. - Так давно не виделись, Мидория, - мягко и с нахлынувшей тоской говорит она, отходя и садясь рядом с Киришимой, тесня ребят ещё больше. Шото одной ногой уже просто свисает с края. Ханта, сидящий в этом полукруге ровно напротив него, смеётся с этого. Ему со всей добротой улыбаются в ответ. - Что за торт?! Покажи нам его! - обращается Каминари, весело теребя вихры подруги, что как раз собиралась отвечать на вопрос, когда её перебило остроумие Нейто: - наверняка какая-то идиотская штучка с кучей фигурок в виде взрывчатки или типа того. - Не-ет, дружище, - вклинивается Сэро, замечая как Эйджиро уже готов метать за маленькую шпильку в сторону и пальцем не пошевельнувшей девушки, - там всё не так банально. - Открывай, моя «нежность», - обращается Ашидо к Кацуки, недовольно цокнувшим на предложение. - Мы так старались с оформление-ем, ты должен оценить! - она подмигивает Эйджиро, который незаметно начинает активировать укрепление на голове. - Пускай, - отмахивается блондин и тянется открывать коробку, развязывая аккуратный розовый бантик. Ну естественно. Какого же ещё цвета он должен быть. Коробка крупненькая, если примерять взглядом. На вес будет чуть больше килограмма, нормально. Кацуки поднимает крышку коробки и её стенки автоматически разваливаются по четырём сторонам, открывая вид на, кто-то сейчас подорвёт этот клуб к чёртовой матери, торт. Зеленый и оранжевый — цвета, не сочетающиеся в обычном понимании, здесь сплелись в завораживающий узор, словно языки пламени, обнимающие нежный весенний росток. Основа торта насыщенного зеленого цвета, как яркая, сочная трава. Он двухъярусный, нижний ярус чуть больше верхнего, создавая ощущение устойчивости и силы. Поверхность нижнего яруса покрыта тонким слоем крема, на котором из взбитых сливок были выложены листья — нежные, изумрудные, с едва заметными прожилками. Верхний ярус окрашен оранжевым — тёплым, солнечным, как пламя взрыва. Этот цвет был неравномерным: ближе к краю он переходил в более темные, почти медовые оттенки, создавая эффект мерцания. На оранжевом фоне возвышалась фигурка — крошечный, идеально выполненный из мастики взрыв, имитирующий причуду Бакуго, но необычно мягкий, окруженный нежными зелёными листочками. Декор минималистичный, но изысканный: тонкие полоски из белого шоколада, напоминающие молнии, разрезали оранжевый ярус, создавая ощущение движения и энергии. Мелкие, почти незаметные капли шоколадного ганаша, словно роса на листьях, добавляют завершенности этому сладкому шедевру. Воздух вокруг торта наполняется едва уловимым ароматом ванили и цитруса. Кацуки, сидящий перед тортом, выглядел как застигнутый врасплох хищник. Его обычно суровое лицо было немного покрасневшим. Он поворачивал торт, рассматривая его со всех сторон. Зелёный и оранжевый — цвета, бесспорно ассоциирующиеся с ним и Изуку. Сочетание было настолько неожиданным и… нежным, что Бакуго не знал, что и сказать. Он чувствует, как тепло разливается у него в груди, смешиваясь с легким раздражением. Выдавать себя нельзя. Проще сделать вид, что Кацуки и вовсе не понял, к чему были выбраны именно эти цвета, которые, к слову, сочетаются с общим окрасом клуба и плавно сменяющихся в изумрудный из прежде ярко-оранжевого цвета, лавовых ламп на всех столах. Мина и Сэро, особенно пристально наблюдающие за ним, хитро переглянулись. Бакуго старался сохранить своё привычное высокомерное выражение, но дрожь в его пальцах выдавала волнение. Он провел пальцем по одному из шоколадных листов, оставляя едва заметный след. Его взгляд непроизвольно скользнул к Изуку, который пусть и сидел рядом, но ни разу за всё время даже случайно не соприкоснулся с ним плечом. У Мидории на лице было написано легкое удивление, смешанное с нежностью. Эта нежность, эта почти открытая радость в глазах Мидории, заставила Бакуго ещё сильнее покраснеть. Он резко отдёрнул руку, словно ожог, и пробормотал, пытаясь скрыть смущение: - Отпиздить бы пару пидоров, - его голос звучит тише, чем обычно, и в нём слышно непривычный оттенок смущения. Парень знает, что торт — это больше, чем просто подарок. Это косвенное признание, и пусть даже не его устами или действиями, но оно вызывает у него бурю противоречивых эмоций прямо здесь и сейчас, выставляя его совершенно невооруженным перед Изуку. - Красивый же! - почти кричит Киришима, тут же получая смачный удар в хлеблет, но он был готов к этому, заранее активировав причуду, - а что за начинка? - Киви и апельсин, - отвечает ему Сэро, чуть наклоняясь к столу чтоб забрать напиток Денки себе. - Мы же обдристаемся тут все от такого сочетания, - возмущённо вбрасывает Нейто, повелительно откидываясь на спинку диванчика. - Можешь не есть, - рычит Киришима, но успокаивается мгновенно, стоит Ашидо завести свою руку ему под талию и слегка погладить. - Выглядит красиво, - кивает Шото. Его голос звучит предельно отрезвляюще над ухом Изуку. Хотя, скорее всего, это из-за выделяемого нарочно холода, потому что парень быстро понял, что Мидория пришел сегодня хорошенько напиться, а, значит, нужно его хотя бы минимально страховать. - Только свечей нет? - Есть, - поднимается с места Каминари и машет куда-то в сторону барной стойки. Его не замечают, поэтому он выпускает небольшую вспышку молнии вверх, привлекая летящего мигом к нему рабочего с той самой заветной свечой. Она обыкновенная, слегка блестит от оранжевого глиттера на ней, но Денки с уверенностью пихает её в первое попавшееся свободное местечко на вершине торта и кивает в сторону Шото чтоб тот зажег. - А у меня типа руки из жопы и я не смог бы зажечь или как? - Ты даже мой подарок не открыл, так что, допускаю, руки и правда из задницы, - комментирует с улыбкой Шото, усаживаясь обратно рядом с Изуку. Мина шутит о том, что было бы неплохо спеть поздравительную песню. Кацуки тут же отмахивается, грозясь подорвать всем задницы, потом собрать их в одну кучку и ещё раз подорвать. Монома вставляет фразочку о том, что Бакуго в последнее время совсем на задницах помешан, а потом подмигивает в сторону Мидории, бросая ну слишком очевидное «хотя я могу понять, почему», и Кацуки не может сдержать себя от того чтоб ебануть тому по лицу красочной вспышкой, привлекая внимание гостей. Благо, Шинсо вовремя успел оттянуть своего во всё горло хохочущего парня, что не скажешь о крупной дыре на диванчике. - Это входит в стоимость моего подарка, я так понял, - призадумавшись говорит Денки, оценивая одновременно уровень злости блондина и уровень повреждений, но по итогу просто хлопает в ладоши и просит Кацуки задуть долбаную свечу, загадать желание, и разойтись всем танцевать и пить, потому что дальнейший ущерб мебели будет трудновато потянуть даже для профи. Бакуго крайне возмущенно падает на своё место и притягивает торт поближе. Он знает, что хочет загадать, но как-то отдаленно сидящий Изуку сбивает его с толку. Он поворачивает голову в его сторону, встречаясь с удивленным сосново-зелёным взглядом, отдающим чем-то одновременно растроганным и глубоко печальным. Младший ободряюще улыбается ему, теряя свет своей самой яркой улыбки за пьяной дымкой, и показывает рукой на торт на манер «не отвлекайся, Каччан», но Кацуки и так отвлечён. Он должен загадать желание и подуть на свечу чтоб оно сбылось, но как он может загадать Изуку? Нужно ли подбирать правильные слова в голове, проникаться образом, как-то особенно представлять своё будущее? Он не знает. Смотрит только на шрам на чужой щеке и думает о том, что он давно затянул с этим всем. - Хочу открыть своё агентство с тобой, - произносит он тихо, чтоб только Мидория смог услышать, и тут же разворачивается и задувает единственную свечу, которая горит на торте ярким огоньком. Изуку смотрит на это с помешанным восторгом.

***

Мина ушла танцевать с Мономой, дав всем возможность отдохнуть от блондинистой бестии на какое-то время. Эйджиро хотел пойти с ними, но вовремя вспомнил, что Ашидо кого хочешь может согнуть пополам и завязать в узелок, поэтому остался сидеть с Кацуки, широко распластавшись на освобожденном диванчике. Сэро пошел к стойке, вдоволь наевшись тортом, Тодороки ушел с ним, спрашивая что-то о работе и весело улыбаясь на встречные вопросы. Изуку пристроился к Шинсо и стал говорить с ним о чём-то, что Кацуки не может расслышать из-за музыки и болтовни Киришимы, но, кажется, что-то серьёзное, потому что Мидория мало улыбается, а Хитоши выглядит внезапно провинившимся. Денки энергично пишет что-то в телефоне, лениво потягивая очередной коктейль через трубочку. - Собираюсь сделать ей предложение, - продолжает говорить Эйджиро, слегка покраснев, - мы давно уже встречаемся, знаем всё друг о друге. Мне бы хотелось чтоб так было всегда, и чтоб она чувствовала, что я существую весь для неё. Эйджиро в последнее время часто стал заводить эту шарманку. Слушая об этом Кацуки чувствует себя как-то неловко, будто он один остался где-то позади во времени и слушает рассказы от своих друзей за сорок. На деле же, он — самый старший, а стесняется темы брака так, будто это так далеко, что рукой не дотянуться. Было бы проще судить и давать советы, если бы у него самого в личной жизни хоть что-то менялось, а так, стоит без перемен, а Кацуки и довольствуется этим. Боится сказать Изуку два слова и жить себе дальше, зная взаимно или нет. Вот и сейчас, только смотрит на его красивый профиль и задерживает взгляд на губах, стиснувших трубочку от коктейля, а внутри всё огнём горит и стекает воском по венам, наливая кровью конечности и вынуждая испускать самые мелкие вспышки, закинув руки за спинку диванчика, лишь бы только сбросить хотя бы каплю напряжения. Музыка начинает играть ещё громче. - Тебе бы тоже уже подсуетиться, - мягко добавляет парень, высматривая в толпе танцующих свою Ашидо, - дружище, я знаю, как это трудно, но Мидория вряд ли поведёт себя странно, даже если чувства будут не взаимны. - Я знаю, - выдыхает Бакуго, чувствуя как нервы напрягаются ещё больше то ли от навязчивых разговоров лучшего друга, то ли от того, что Шинсо наклонился к самому уху Изуку чтоб что-то сказать.

Can I tell you what I think my biggest flaw is, baby?

I try to be consistent, but I can’t

(Можно мне сказать тебе, что я считаю своим самым большим недостатком, малыш?

Я пытаюсь быть последовательным, но не могу)

- Если хочешь моё мнение, то Ками-бро устроил всё шикарно сегодня. Атмосфера очень располагающая и вы чуть пьяные, - Денки краем уха слышит, что его упоминают, поэтому без прикрытия подсаживается ближе к парням, опираясь головой на плечо рыженького и дальше копаясь в телефоне, - ты бы мог воспользоваться таким случаем и как-то попытаться что-то сказать или сделать. Позвать потанцевать? - Эйджиро игриво двигает бровями, но Кацуки только ещё больше хмурится, закидывая ногу на ногу.

Can I have an honest moment wit’ you right now, baby?

Tell me who the fuck you want to be

(Можно мне сейчас с тобой поговорить откровенно, малыш?

Скажи мне, кем же, чёрт возьми, ты хочешь быть)

Изуку мелко кивает на какие-то слова Шинсо, но едва ли отрывается от своего напитка. Единожды они с Кацуки встречаются глазами, но младший быстро разрывает контакт, мимолётом глядя на развалившегося рядом с блондином Эйджиро, без капли стеснения похлопывающего друга по груди. Если этого короткого взгляда для Бакуго хватает чтоб ощутить волну тока по всему телу, то Изуку не блещет энтузиазмом и возвращается к наблюдению за мрачным лицом Хитоши, вяло, но уверенно рассказывающему ему что-то. - Давай же, Баку-бро, оторви этих двоих от болтовни, - подбивает Киришима, похлопывая друга по груди, - тем более, что Мидория и без того сегодня не в духе. Развесели его.

Can I get an honest answer from you right now, baby?

Cuz all we ever talk about is me

(Можно мне услышать сейчас от тебя честный ответ, малыш?

Потому что мы всегда говорим только обо мне)

- Он не развеселится так, - вмешивается Каминари. Его голос не отдаёт и ноткой веселья. Он лениво выключает свой мобильный. - Бакуго не умеет разговаривать так, чтоб не выводить на эмоции, так что сейчас лишний трёп с ним Мидории пойдет не на пользу. Кацуки оскорбленно косится на светлую макушку, не находя слов для ответа. Денки, словом, и не ожидал от него этого. Он единственный здесь может понять, о чём болтают Изуку и Хитоши и, почему первый с самого начала такой тоскующий. Вот только он не ожидал, что появление Киришимы так сильно подкосит его уверенность перед Бакуго. Кацуки привык считать Тодороки третьим лишним, а Изуку, очевидно, такого же мнения о Эйджиро, но и сам себе в этом не признается — слишком добрая натура. - Может сходишь к Мине? - обращается к рыженькому, отстраняясь, - уверен, она заскучала без тебя. Тем более рядом с Мономой.

Can I? Before I turn the lights out

‘Fore I turn the lights out, tell me who the fuck you want to be

(Можно мне? Пока я не выключил свет,

Пока я не выключил свет, скажи мне, чёрт возьми, кем ты хочешь быть)

Упомянутое имя отдает тупой болью по вискам, и Эйджиро необычайно энергично подрывается с места и спешит удалиться на танцпол, попутно бросая в сторону Бакуго что-то в духе извинения. Каминари пользуется моментом и почти что вплотную подсаживается к последнему, отпуская тихий смешок в сторону Изуку, обратившего на маленькое изменение внимание. Денки не прогадает, если скажет, что взгляд того несколько смягчается, а тело обмякает, а вот Кацуки точно пропустит это, слишком концентрируясь на поведении Шинсо.

Can I call instead of text you on the hotline?

Sometimes a nigga wanna hear your voice

(Можно мне позвонить, а не писать тебе сообщение по горячей линии?

Иногда мне хочется услышать твой голос)

- Я наблюдал за вами двумя с того самого дня, как оказался единственным из класса, кто в моменте видел как ты умер, - разносится над самым ухом, на что Кацуки негативно морщится, - а потом, как Мидория озверел. Это был самый ужасный день в моей жизни. Чувствовать себя таким беспомощным и видеть то, как мои друзья отдают жизни в прямом эфире… Это было паршиво, - он отпивает из стакана Бакуго, взятого со столика, немного виски и слегка сводит брови к переносице, - я не могу с того самого дня смотреть на вас иначе. Вы всегда в моём фокусе и я пристально рассматриваю, кто и как на что реагирует, дружище. - Рад за тебя, - фырчит старший, но не удивляется и слову. Он тоже заметил, как изменилось поведение блондина, но предпочел не комментировать это вслух, чтоб не доставлять неудобств и ему, и себе. В конце концов, это не его дело, но он печётся об этом лошке, пусть и под угрозой смерти не расскажет.

Can I see you right now, I know the sun is up, baby?

Sorry, I don’t really have a choice

(Можно мне увидеть тебя прямо сейчас, я знаю, уже взошло солнце, малыш?

Извини, у меня правда нет выбора)

- Мне надоело смотреть, как вы мучаетесь. Пусть вы и боевые гении, крутые стратеги и сами по себе не из робкого десятка, но вы оба тупые, как скалка, когда дело доходит до любви, я прав, да? - старший театрально закатывает глаза, наверняка в какой-то момент видя свой мозг, - поэтому я хочу убить двух зайцев одним выстрелом, - Кацуки вопросительно возводит левую бровь, - и помочь вам самостоятельно, и избавить себя от этой беспомощности. Он поднимается на ноги, играя бровями, как делал это ранее Киришима. Ловит на себе озадаченный взгляд Шинсо, а после Мидории и нежно улыбается, протягивая второму руку, за которую тот рефлекторно берётся. - Мидо-чан, пойдём танцевать? - тянет Денки, старательно игнорируя то, что едва ли Изуку поднялся, как тут же начал слегка пошатываться на ногах, и добавляет громче: - там некоторые девушки уже так открыто заглядываются на тебя, что мне становится стыдно держать такой диамант при себе!

Can I ever make you feel like I’m down for you, baby?

You do so much more than that for me

(Смогу ли я когда-нибудь дать тебе понять, что я готов на всё ради тебя, малыш?

Ты делаешь настолько больше меня)

У Кацуки наливаются глаза, но он не роняет и слова, глядя на то, как медленно Каминари утаскивает за собой Изуку на танцпол, попутно крича что-то в толпу и победоносно улыбаясь в сторону именинника. Из ладоней начинает постепенно валить дым, когда всего на мгновение Мидория оборачивается и смотрит на него как-то моляще-потеряно, но всё ещё не обращаясь даже словом. Парни теряются в толпе, но Денки, этот болван, умудрился устроить их так, чтоб от диванчиков их было видно хотя бы частично, с наслаждением наблюдая, как Мидория, едва держась на ногах, пошатывается в толпе танцующих, а Кацуки, оставшись сидеть, постепенно темнел, как чёртова туча.

Can I finally take the time and open up to you, baby?

Cuz that’s the side you never get to see

(Можно мне наконец найти время и открыться тебе, малыш?

Потому что эту мою сторону ты никогда не видишь)

Пьяные люди, выпивший Изуку, медленные танцы. Вокруг них с Денки собирается толпа, но они не обращают на это никакого внимания. Каминари только шире улыбается, крича что-то в небытие, а Мидория тянет руки вверх, проникаясь моментом. Среди жарких тел его быстрее доводит до нужной кондиции, где весь мир резко теряет какое-либо значение, и, блять, даже сидя так далеко Кацуки улавливает тот момент, когда Изуку окончательно расслабляется. Его движения становятся совершенно плавными, не несущими в себе желания попадать в ритм — он просто окунается в атмосферу, улыбаясь только сейчас до смешного искренне.

Can I? Before I turn the lights out

‘Fore I turn the lights out, tell me who the fuck you want to be

(Можно мне? Пока я не выключил свет,

Пока я не выключил свет, скажи мне, чёрт возьми, кем ты хочешь быть)

Всё пространство сужается до одного Изуку, теряющегося между людей. Наверняка ему кажется, что он почти что плывет в воздухе, теряется счёт времени, отстаёт от событий, но алые радужки задерживаются на каждом изменении вокруг него, замечая пристальное внимание к Мидории от совершенно случайных, но до одури пьяных людей, не знающих о существовании личных границ.

“All the pretty stars,

Shine for you, my love

Am I that girl that you dream of?”

(Все прекрасные звёзды

Светят для тебя, любимый

Скажи, я та девушка, о которой ты мечтал?)

Каждое случайное прикосновение, каждый взгляд, брошенный в сторону Изуку, вызывает в Бакуго всплеск ярости. Его обычно более-менее контролируемый гнев сейчас похож на вулкан, готовый вот-вот извергнуться. Музыка сменяется, Кацуки слишком озабочен наблюдением чтоб узнавать знакомые мотивы.

“All those little times,

You said that I'm your girl,

You make me feel like your whole world”

(В каждое из тех редких мгновений,

Когда ты говорил, что я твоя девушка,

Я чувствовала, что я для тебя — весь мир)

Женщина в блестящем платье случайно задевает Мидорию, извиняясь и улыбаясь. Кацуки стиснул кулаки до хруста костей. Мужчина с выбритым черепом провел рукой по спине Мидории, просто проходя мимо, но для Бакуго это выглядело как неприкрытое посягательство. Денки мимолётом приблизился к его лицу, потому что его кто-то толкнул в спину. Блондин начинает обгонять дневную норму по выделению нитроглицерина. Каждая такая ситуация накаляет его до предела. Он чувствует себя беспомощным, словно запертым в клетке, наблюдая, как его чувства игнорируются, а Изуку тонет в течение танцующих тел, но смотрит на него своими турмалиновыми глазами, явно ничего не видящими перед собой, но до отвратительного хищными, обволакивающими.

I'll wait for you, babe

It's all I do, babe

(Я буду ждать тебя, малыш,

Это всё, что мне остаётся, малыш)

Ревность гложет изнутри. Он с силой сжимает зубы, стараясь подавить желание броситься на танцпол и отгородить Мидорию от всего мира. Этот когда-то слабый, неуклюжий Изуку, который был так ранимым и беззащитным, будучи в окружении чужих людей, сейчас вызывает у каждого смотрящего чувство эйфории и отбытия от всего мирского. Он в центре внимания, хотя даже не прилагает для этого никаких усилий. Кацуки тянется допить виски и переливает себе из стакана Эйджиро его дурной коньяк.

Don't come through, babe

You never do

(Не бросай меня, малыш,

Ты ведь никогда этого не сделаешь)

Издалека слышится веселый смех Мины, над толпой возвышается её голова — видимо Киришима её поднял на руки и крутит. Она радостная, улыбчивая, цветет и пахнет любовью, которую дарит сама и получает в ответ. Бакуго медленно переводит взгляд обратно в более забитый угол, теряясь в гневе и смуте. Какой-то нетрезвый мужик, возомнив из себя слишком многое, пытается подключиться к Изуку и Денки, танцуя достаточно вульгарно чтоб Кацуки смог прочитать его намерения без слов. Именно в этот момент, на пике своего кипения, он осознал, что терпеть это он больше не может. Он не может продолжать смотреть, как Изуку мучается, забывшись в алкоголе. Он должен что-то сделать. Решительность пронзила его словно молния, сразу сбросив его с точки кипения. Из ладоней Бакуго повалил дым, но теперь это был не гнев, а смесь ревности и нежности. Он делает шаг к танцполу, решительный и напряжённый. Ему нужно поговорить с Изуку, прямо здесь, посреди шума и света, пока его ревность не сожрала его целиком, а губы ещё могут двигаться. Он должен понять, что происходит, прежде чем все выльется в очередную сцену с взрывами и криками. Но на этот раз взрывы будут внутри.

“'Cause I'm pretty when I cry

I'm pretty when I cry”

(Потому что я прекрасна, когда я плачу,

Я прекрасна, когда я плачу)

Пробираясь сквозь толпу, Бакуго чувствует на себе взгляды. Его присутствие, подобно заряду динамита, взрывает привычную атмосферу танцпола. Музыка, прежде казавшаяся веселой и задорной, теперь звучит как глухой, давящий гул. Он видит все: веселье Мины, поднятой на руки Киришимой, словно символ беззаботного счастья, которого у него самого сейчас не было. А затем – этот тип, настойчиво пытающийся вклиниться в танец Изуку и Денки. Его руки, слишком близко к талии Мидории, который ни черта не видит и не чувствует, вызывают в Бакуго прилив крови к голове. Он уже не просто ревнует, он кипит от бессильной ярости. Наконец, он достигает Изуку. Денки, заметив приближение Бакуго, отступает, оставляя Мидорию практически один на один с бушующим вулканом эмоций. Изуку, пошатываясь, пытается поймать равновесие, его глаза затуманены, но он все ещё распознаёт Кацуки. Кацуки, который щедро ударяет того мутного типа по носу и отшвыривает прочь. Его падающее тело заступает толпа, веселье не останавливается даже на мгновение — настолько все пьяны. Денки звонит кому-то из охраны чтоб того мужика вывели, а сам теряется между незнакомых людей.

“I'm pretty when I cry

I'm pretty when I cry”

(Я прекрасна, когда я плачу

Я прекрасна, когда я плачу)

Кацуки хватает Изуку за руку, его пальцы, жёсткие и горячие, сжимают чужое запястье. Мидория вздрогнул, но не оттолкнул его, подступая слегка ближе, но больше от увеличившейся дозы жара, чем от личного стремления. Его взгляд небрежно скользит по распахнутой у горла чёрной рубашке блондина, открывающей вид на точенные ключицы. - Изуку, - почти мучительно аккуратно обращается Бакуго, его голос приглушен, но полон невысказанного нечто, - пойдём отсюда. Он тянет Изуку за собой, прижимая к себе достаточно сильно, чтобы тот не упал. Теснота тел в гуще танцующих делает их телесный контакт ещё более ощутимым. Бакуго чувствует биение сердца Изуку под своей рукой, его дыхание, ставшее неровным. Это ощущение невыносимой близости пробивает его насквозь, но он всё ещё не может гарантировать того, что это всё не просто плод его воображения.

“All those special times,

I spent with you, my love,

It don't mean shit compared to all your drugs”

(Всё то особенное время,

Когда я была с тобой, любимый,

Ничего не значит в сравнении с твоими наркотиками)

Выйдя из толпы, они останавливаются в более спокойном углу. Кацуки, держа Изуку за плечо, приближается к нему вплотную, его лицо очень близко к лицу Мидории. Его дыхание обжигает чужую кожу. - Ты… ты постоянно смотришь на меня, - шепчет, его голос хриплый, а глаза горят нестерпимым алым огнем. - Даже когда пьян, ты всё ещё смотришь.

“But I don't really mind

I've got much more than that

Like my memories, I don't need that”

(Но я не возражаю

У меня есть нечто, намного большее

Например, воспоминания, а [наркотики] мне не нужны)

Он замолкает, пытаясь совладать с бушующими эмоциями. Его пальцы сжимают плечо Изуку, прижимая его ещё ближе, но и одновременно с тем втискивая его спину в стену. Глаза блондина, обычно полные презрения и ярости, сейчас наполнены растерянностью и, что неожиданно, нежностью. Его тревожность почти разбивает стенки трезвого рассудка, а сам он, гуляя взглядом по чужим потрескавшимся губам, окунается в запах алкоголя, который смешивается между ними двумя. Изуку выглядит просто фантастически, просто стоя и смотря на него своими невозможными глазами, в которых нет и грамма понимания происходящего. Но он улыбается ему. Даже сейчас.

“Don't say you need me when,

You leave and you leave again”

(Не говори, что я тебе нужна,

Ведь ты уходишь снова и снова)

- Я… я не могу больше это терпеть, - продолжает он, его голос едва слышно дрожит. - Всё это… все эти взгляды, все эти прикосновения других… меня это бесит! Я… ревную. Я ревную тебя к каждому, кто к тебе приближается. Он замолкает, опустив взгляд. Его жесткие, всегда готовые к драке, руки мягко обняли Изуку, прижимая его к себе. Он чувствует тепло тела Изуку, его легкий тремор, слышит его сбитое дыхание и тяжелое мычание, словно он пытается говорить и одновременно борется с ужасной головной болью. - Изуку, - шепчет, прижимаясь щекой к волосам Изуку, - ты такой кретин. Но я так люблю тебя, идиот.

“I'm stronger than all my men

Except for you”

(Я сильнее всех своих мужчин,

Кроме тебя)

Его голос мягкий, уязвимый. Он приближается к уху Мидории, ощущая его дыхание, почти сливаясь с ним в единое целое. Губы Бакуго нежно касаются шеи Изуку, оставляя слегка чувствительный след. Он целует его, долго и глубоко, просто прижавшись губами, полными невысказанных слов, нежности и горячей, почти жестокой любви. Это была метка, в которой смешиваются ревность, страсть и нежная отчаянность. В ней всё: их борьба, их близость, и, наконец-то, их истинные чувства, вырвавшиеся наружу посреди шумного и безумного танцпола. Но Изуку не отвечает. Он стоит обездвижено, совершенно не реагируя на манипуляции со своей шеей. Кацуки почти режет это молчание, но он только через несколько минут отстраняется первым, чтоб посмотреть в глубокие глаза и, если нужно, выбить из них хоть что-то напоминающее ответ. Но он теряется, разбивается на осколки, умолкает окончательно, смешиваясь с музыкой или белым шумом, который он едва может улавливать даже через слуховой аппарат, потому что Изуку, дурацкий глупый задрот, стоит с таким ошарашенным выражением лица, словно на его глазах кого-то убили. В его радужках переливаются оранжево-зеленные игры лавовых ламп и подсветок, расставленных по всему клубу, но сквозь них Кацуки замечает что-то более важное, то, о чём он уже и забыл мечтать — изумруд.

“Don't say you need me here,

You leave us, you're leaving”

(Не говори, что я тебе нужна,

Когда ты снова и снова будешь уходить)

- Ты, что? - срывается из уст младшего, но он больше ничего не может из себя выжать, слишком заметно и глубоко теряясь в собственной мысленной прострации и совершенном небытие между реальностью и фантазией. Кацуки почти тонет следом за ним, потому что Изуку очень грубо хватает его кисть, всем своим видом требуя повторить сказанное. - Люблю тебя. Жарко и до неумолимого страшно. Кацуки чувствует как трясутся ноги, а ресницы безудержно дрожат. Он наблюдает то же самое за Изуку, по-дурацки банально пытающегося проморгаться от подступивших слёз. Эмоциональный придурок. Блондин даже не замечает, как сам едва ли держится от того чтоб не проронить одну скупую. - А кто… - его голос трясется и скачет, как сумасшедший, но Кацуки ловит каждое слово, боясь спугнуть это хрупкое нечто, удерживаемое между ними святой силой, - любимый человек? Блондин улыбается, невинно и как-то криво, но искренне. Злость рукой снимает, от агрессии не остаётся и следа — только обида на себя и свой слишком острый язык, который, казалось, всю жизнь только и делал, что ранил тех, кого он любил. Теперь же этот язык, наконец, выполнял свою истинную функцию, выражая то, что он так долго скрывал. Глаза Изуку, огромные, насыщенные и красочные, крадут дар речи Кацуки, но он борется с сопротивлением тела, наклоняясь едва заметно ближе, чувствуя как его кисть с силой сжимают нереальные шрамированные пальцы, за которые он хоть сейчас готов пойти умирать. - Ты, - звучит глухо, теряется в шуме толпы и музыки, но Изуку слышит его, как единственный источник звука в помещении, с шоком проходясь по чужим губам, замечая на них слишком нежную улыбку.

“And I can't do it, I can't do it,

But you do it well”

(Я не смогу пойти на это, не смогу пойти на это,

А вот у тебя это отлично получается)

- Я, - повторяет скорее неверяще, но Кацуки чувствует как с плеч сваливается этот крест, который он тащил на себе годами. Изуку снимает его, заботливо укладывая рядом и почти готовясь оплакивать, судя по покатившейся слезе вниз по шраму на правой щеке. - Я. Эта слеза прерывает хрупкое молчание. Бакуго, наклонившись ещё ближе, провел большим пальцем по её пути, стирая влагу и чувствуя, как его собственная кожа покрывается мурашками от близости. В этот момент нежность, захлестнувшая его с признанием Изуку, становится невыносимо острой. Он целует Изуку в уголок глаза, чувствуя, как дрожь проходит по всему телу младшего. Изуку вздрогнул, но не отстранился. Его рука сжала кисть Бакуго ещё сильнее, пальцы впились в его кожу, словно цепляясь за спасательный круг в бушующем море эмоций. Кацуки чувствует его сердцебиение, быстрое и сильное, отражающее его собственное волнение. - Я… я тоже… - шепчет Изуку, его голос дрожит, но в нём слышна уверенность, которая растворяет последние сомнения. - Я тоже люблю тебя, Каччан.

“'Cause I'm pretty when I cry

I'm pretty when I cry”

(Потому что я прекрасна, когда я плачу,

Я прекрасна, когда я плачу)

Этот шепот, словно некое волшебное нечто, топит последние ледяные глыбы в сердце Кацуки. Он прижимает Изуку к себе ещё сильнее, его губы находят губы того, начиная нежный, осторожный поцелуй, который быстро превращается во что-то более страстное, более глубокое, стоит младшему только слегка податься вперёд, обнимая свободной рукой широкую спину. У Бакуго простреливает что-то вдоль всего тела, но, блять, это так не важно, так безразлично, потому что в его руках находится Изуку. Тот самый, о котором Кацуки бредил сквозь горячки, отлеживаясь по больницам после жестоких ранений. Тот самый, которому он так отчаянно собирал на костюм, чтоб только иметь повод находиться в будущем рядом. Тот самый, ради победы которого он умер много лет, а после возродился другим человеком, тем, который должен был заслужить любовь к себе этих необъятных глаз.

“I'm pretty when I cry

I'm pretty when I cry”

(Я прекрасна, когда я плачу

Я прекрасна, когда я плачу)

Страсти много, она бьёт ключом, и Кацуки решается в её порыве пойти на шаг, в котором даже частично не уверен. Касается свободной рукой чужой поясницы, неловким движением проникает под широкую футболку и оставляет ладонь там, совсем мягко оглаживая участок под пальцами. Он чувствует вкус алкоголя, смешанный с сладковатым привкусом губ Изуку после торта, и это только усиливает его порыв. Рука под кофтой, исследуя спину младшего, его кожу, чувствует дрожь в ответ на касания. Это кажется до ужаса интимным, и Кацуки почти винит себя за то, что решился только сейчас. Изуку обнимает блондина за шею, не отпуская руку, за которую схватился самой первой, его пальцы впиваются в волосы, и он шумно выдыхает в сам поцелуй, потому что дыхание стало частым и прерывистым. Мир вокруг исчез, оставшись только они двое, потерянные в вихре своих чувств, но тем не менее, Мидория ещё не может подстроиться под этот лад, аккуратно отстраняя Кацуки от себя и пытаясь втянуть побольше воздуха. Его щёки горят, но он мало соображает, что его голову уже снова поднимают за подбородок и притягивают к себе. Бакуго до чёрных пятен перед глазами нужно насытиться хотя бы малейшей частью, которая стала доступной. В голове на репите повторяется признание Изуку, и он готов сцеловывать его снова и снова и его губ, пусть только не забывает, что его чувства существуют.

“I'm pretty when I cry

I'm pretty when I cry”

(Я прекрасна, когда я плачу

Я прекрасна, когда я плачу)

Они целуются долго, забыв обо всем на свете. Шум клуба, музыка, люди вокруг – все это исчезло, остались только они двое, поглощенные своей страстью, своей любовью, своей неожиданной и такой желанной близостью. Это было на грани чего-то нового, чего-то большого и прекрасного. Кацуки понял это, сминая губы, совершенно не пытающегося улизнуть Изуку. Он улыбается ему своей пьяной улыбкой, тянет за шею к себе и со всей нежностью обнимает, медленно переминаясь с ноги на ногу, имитируя танец. Блондин ведется на это без проблем, прижимаясь ещё ближе, практически опаляя жгучим теплом своего тела. - Ну наконец-то, - говорит где-то в стороне Мина, обнимая за талию Эйджиро и упираясь головой в его широкую грудь, - Денки, свет глаз моих, твой план сработал, - тянет она другу, но он не отвечает. Тодороки и Монома, чудом сдружившись у бара, переглядываются между собой с довольными усмешками. Сэро улыбается всеми зубами, опирается на парней, закинув им руки на плечи. Ему не помешало бы прилечь, потому что пригубил он славно и всё на голодный желудок. Шинсо так и остался сидеть на диванчике, совершенно не случайно задремав. Он никак не заметил пришедшего к нему Денки, усевшегося рядом со светящимся мобильным и красными проплаканными от радости глазами. Он быстро печатает что-то у себя в телефоне и прикрепляет отснятое видео. - Чё лыбитесь, зеваки? - рычит на друзей Кацуки, заметив, что за ним с Изуку наблюдают. Он не может спрятать довольной улыбки, пусть и пытается придерживаться грубого тона. Все понимают его радость, поэтому только улыбаются и ничего не отвечают. - Мидория, ты в порядке? - подстраивается рядом с другом Тодороки, замечая его густую красноту в области щёк и совершенно расфокусированный взгляд, - может умыться стоит? - Да, умойся отсюда, Айс Спайс, - фырчит блондин, довольно поглядывая на постепенно проваливающегося в сон младшего, отчего-то глупо улыбающегося, но опирающегося всем телом на его крепкий бок.

***

Каминари открывает глаза с огромным усилием, когда-то кто-то не скупится на смачный подзатыльник. Он что-то мычит себе под нос, но открывается от диванчика, на котором проспал всю ночь после уезда друзей. Шото заботливо укрыл его своей рубашкой словно в клубе не стоит жара, а Киришима попросил кого-то из работников присмотреть за начальником. Так и разъехались. По помещению ходят уборщицы, полируя пол и все поверхности, они же включили кондиционеры для проветривания. Денки протирает глаза, когда чувствует ещё один подзатыльник. Ручка не крупная, поэтому болит не сильно. Он лениво поворачивает голову чтоб встретиться с источником боли и широко распахивает заспанные глаза. - Денки, ты придурок?! Какого ты всем рассказываешь, что мы расстались?! Улыбка ползет на лицо сама. Кьёка улыбается ему в ответ. - Неужели ничего получше придумать не мог?! - она садится рядом с ним, притягивая к себе за шею и получая смазанный поцелуй в висок.