Магазин антиквара

      Холодный ветер, холодно и без него, но сейчас кончики пальцев промерзли так, что чувство, будто под кожу вводят множества мелких игл. Темно. Вроде этот холод должен пробирать все тело,но это не так. Холодно было лишь пальцам рук.       Се Лянь вздохнул... пахнет сигаретами. Поерзал головой о то, на чем она лежала. Шероховатая теплая ткань. Двинул рукой, нащупал такую же. Вдохнул еще раз... сладко. Немного даже душно.       Сознание затуманено, все еще страшно. Мысли вертелись лишь об одном — "я что-то сделал". Вспомнить не удавалось, но было чувство, будто он натворил что-то настолько страшное, что ему нет прощения.       Се Лянь, не думая, схватился за ту шероховатую теплую ткань, на которую наткнулся. Провел по ней пальцами... вздохнул еще раз и прижался поближе к этому шероховатому теплу. Это немного успокаивало или хотя бы давало повод немного забыть. Мыслей о том, что это была за ткань, не возникало.       — Все в порядке? — раздалось совсем тихо, будто только почудилось. Голос тихий, говорили, будто очень, очень близко. Словно фантомный скрип половиц, эти слова отвлекли и даже успокоили, после этой фразы Се Лянь понял, что его кто-то держит... нет, не держит, прижимает.       Словно мягкую игрушку обнимают крепко, но мягко. Се Лянь, наконец, открыл глаза... больно. Больно и дышать... горло будто воспалено. Болели глаза и нос... болело все. Боль несильная, но в подобном состоянии ощущалась в сотни раз сильнее.       — Да, — получилось выговорить. Голос хриплый, говорить удается с трудом. Почему так, Се Лянь не мог понять.       Тут тот, кто его неизвестно сколько прижимал, отпускает. Стало сразу в разы холоднее... Се Лянь непроизвольно нахмурился, но сил на что-то помимо не было.       Через несколько секунд Се Лянь отпустил шероховатую ткань, руки безвольно упали по бокам, одна касалась костяшками холодных досок, вторая грубой ткани брюк.       — Давай я тебя домой провожу? — голос, которым это было сказано, был глубоким, немного бархатистым, будто обволакивающим... даже душистым.       Говорили тихо, на грани шёпота, совсем рядом. Се Лянь даже ощущал дыхание у себя на щеке.       — Да, — кроме этого чертового "да", не выходило сказать больше ничего... — хахахахах...       Се Лянь сам рассмеялся от этой глупости... на глаза навернулись слезы.       Хуа тем временем поджал губы. Он страшно испугался, увидев своего гэгэ таким... и сейчас ему было страшно. Страшно настолько, что он не стал спрашивать или что-то еще. Лишь снова дотронулся до плеча и прижал к себе.       — Не пугай, — беззвучно сорвалось с губ.       Се Лянь не противился, он был и до этого податливым... Они больше часу сидели на лавке, и последние минут 40 точно Се Лянь был в объятиях. Когда все закончилось и он перестал всхлипывать, Хуа даже подумал о том, что он уснул.       — Хахаха... — Се Лянь снова рассмеялся и, убрав руки Хуа от себя, встал... его немного шатало. Ветер запутывал и без того спутанные каштановые пряди.       Сань Лан и сам встал. Немного подумал и обхватил ладонь Се Ляня.       — Идем, — получилось произнести лишь это, Хуа Чен сам понимал, в каком состоянии его... друг. Понимал и не хотел оставлять. Было нельзя. Се Лянь словно бредил или был лунатиком...       Се Лянь медленно повернулся и уставился на Хуа. Черноволосого аж передернуло от страха, поймав взгляд. Абсолютно безжизненный, словно кукла. Будто это не глаза, а два золотистых стеклянных шарика.       В следующее мгновение Хуа дернулся уже не от взгляда, а от холодных рук, что дотронулись до его лица.       Се Лянь улыбнулся, из глаз текли слезы.       — Я так устал, — произнес он, запнулся, — ты точно здесь?       — Да, — лишь произносит Хуа.       — Нет, — Се Лянь улыбается шире.       — Я здесь... и, — Хуа сам запнулся, — я никогда тебя не оставлю, что бы ни случилось.       Хуа сказал это, даже не подумав о том, что несет. Интуитивные глупые слова. Но кажется они и были нужны. Се Лянь убрал одну руку, а вторая сползла к Хуа на шею.       — Почему? — произнес лишь это.       — Я так хочу, — продолжил нести этот бред Хуа.       — Я ведь и тебя убью... — Се Лянь уткнулся лбом в грудь Хуа, звучало жутко. Будто из него выкачали жизнь.       — Убивай, — уловив момент, когда Се Лянь оторвется от него и отойдет, Хуа стягивает кофту, что была на нем, и накидывает Се Ляню на плечи. Сам остается в одной футболке.       — Убью ведь, — лишь произносит Се Лянь.       Хуа молча помогает одеть кофту и застегивает молнию, потом берет за руку и так же молча уходит.       Шум вечереющих улиц заполняет и не дает неловкости окончательно заволочь обоих. Атмосфера все еще была липкая и не особо приятная.       Се Лянь не сопротивлялся, просто шел, рука у него на редкость холодная, тонкие пальцы подрагивали. Люди вокруг смеялись, улыбались. Шли парочками рядом. Но обоих это не интересовало. Шли молча.       А о чем говорить? Смысл? А есть ли смысл даже в том, чтобы идти сейчас? Может, лучше было бы, оставшись они на той лавке. Но в любом случае, когда они уходили, музей уже закрывался.       Хуа иногда чувствовал, как Се Лянь то сжимает, то разжимает пальцы, делает попытки забрать руку, но не сильные. Проведет пальцами по держащей его руке, несильно дернет руку и перестает, снова идет. Будто смотрит, крепко ли держат.       На улице все холоднее, чем ближе к району магазина, тем меньше людей. Через пару пешеходных, на которых рука Се Ляня вздрагивала, они завернули в переулок. Хуа знал, куда идти, но все ровно замедлился, давая Се Ляню его вести. Тот просто шел. Смотрел под ноги, иногда шаркал ногами.       Поворот, открытая дверь подъезда, этаж второй, третий. Проходя очередную клетку, Хуа слышит тихое:       — Здесь...       Через мгновение Се Лянь забирает собственную руку из цепких пальцев человека рядом и берет ключи из кармана брюк. Рука дрожит, иногда дергается сильнее. Попытка, еще, и еще, и еще... Попасть в замочную скважину не выходит. Хуа, уже думающий закурить, убирает сигарету обратно и делает шаг к Се Ляню. Становится за спиной и помогает с ключом.       Щелчок и дверь открывается.       Се Лянь хмурится, похож на ребенка, — думает Хуа. Се Лянь не стал закрывать входную дверь, лишь снял обувь и ушел внутрь. Приглашение в гости, наверное...       Хуа заходит, закрывает дверь и разувается. Из комнаты слышится звук, будто кто-то упал или что-то.       В квартире мало вещей и ремонта тоже... Белая краска давно обвалилась и потрескалась, обнажая штукатурку и голые стены. Половица поскрипывает.       — Гэгэ?! — Хуа слегка испугался и зашел в комнату, — оу...       Пройдя чуть дальше, Хуа садится на пол перед матрасом. Се Лянь упал на него и, прижав ноги к груди, уже засыпал.       — Ты хоть кофту сними, — с улыбкой говорит Хуа.       — Ммм... — Се Лянь прижимает ткань к носу, проявляя протест.       — Ну, раз нет... — Хуа приподнимает бровь, смотрит на волосы, которые заняли оставшуюся часть матраса.       Оглянувшись, Хуа подмечает несколько фотографий, книги... даже нет, гору книг и стол, который завален тетрадями, свитками и книгами. Рядом стоят упаковки лекарств. Одно и то же лекарство — успокоительное и одна упаковка снотворного. Грустно от этого.       Хуа снова оборачивается к спящему, подносит руку к лицу, ощущает дыхание и в нескольких мгновениях от прикосновения к губам останавливается. Не хочется беспокоить. Так хорошо спит же.. Вместо этого наклоняется и произносит совсем тихо, почти беззвучно, как тогда, на лавке.       Пыльная небольшая квартира пахнет книгами и кофе. Солнце не проникает в окна, лишь мягкий, уже вечерний свет, от окна ползет холод.       — Я останусь тут, с гэгэ, но недолго, утром уйду, — говорит Хуа и ложится на пол рядом. А что еще делать, ляг он на матрас, видел бы только спину.       Немного полежав, Хуа вздыхает и тихо встает. Поставив обувь в коридоре как надо и закрыв дверь, Хуа заходит на кухню. Не то что бы он чувствовал себя хозяином или что-то иное. Но это дом гэгэ...       На мгновение Хуа допускает улыбку от этой мысли. Таких чувств, как он испытывает сейчас, он еще не испытывал. "Ну не может мне этот человек нравиться", — проскакивает в голове.       — Как же по-идиотски, — говорит Хуа, закрыв глаза.       Хуа любил... и любит одного человека. И это не Се Лянь. Пусть и прошло много лет с последней встречи с тем человеком и даже с тем условием, что они никогда не виделись, а единственным доказательством его существования и чувств, что испытывал Хуа, были в фотографиях в телефоне...       Скриншоты переписки почти что 5 летней давности были единственным доказательством того, почему Хуа улыбался, живя в том месте, куда его закинула судьба. Тот человек... спас его. Спас просто тем фактом, что существовал и жил...       Жил и жил... пусть и где-то далеко и очень давно.       Хуа улыбнулся немного горько... все еще стоя на входе на кухню.       Он никогда не сможет забыть и всегда будет жалеть, что не сказал еще тогда...       В итоге Хуа не выдержал и вернулся в комнату к Се Ляню, снова сел рядом и, уже не сдерживаясь, начал разглядывать того.       Красивый... единственное заключение.       Красивый. Красивый, даже несмотря на заплаканные глаза и бледную кожу. Красивый, несмотря на все.       Запутанные волосы, которые почти что колтунами расположились на матрасе. Оставлять не хотелось. Может от того, что Хуа сам понимал и понимает, что перенес Се Лянь.       Взгляд скользнул ниже по лицу, наткнулся на нос. Довольно изящный и маленький.       Хуа наконец отвернулся от Се Ляня и достал телефон, Се Лянь тем временем промычал что-то и уткнулся носом в горловину ткани.       Сообщений сотня. Почта, все мессенджеры, звонки. Перво-наперво писала рыба о том, что вещи пока поваляются с ним в общежитии. И пусть скажет спасибо, что не выкинул. В конце язвительное "любовничек".       Хуа приподнял бровь, даже отвечать не стал. Ради интереса заглянул в папку, где был контакт матери и брата. Оба были отключенными, больше 200 сообщений с каждого.       Брат писал все подряд. Будто личный дневник. И сейчас в сети.       "И что мне на все это отвечать?" — набрал сообщение Хуа и сразу получил ответ.       "Почему молчишь? Тебе тоже пришли те сообщения?"       "О чем?"       "Я конечно знал что ты..."       "Сукин сын, да?" — Хуа недобро хмыкнул и снова вышел из комнаты, тихо прошел на кухню. В незнакомой небольшой квартире найти было не трудно.       "Не в том дело... Она же в больнице."       "Слушай, ОНА попадает в больницу постоянно," — речь, естественно, шла об их общей вроде бы матери.       "Тебе совсем ее не жалко?"       "А тебе?"       "Ну... Я уехал уже давно, честно, знать ее не хочу и видеть, но мне ее жалко."       "От чего же? Обычная алкоголичка."       "Не говори так, будто не знаешь."       "Не знаю чего?"       "Идиот..."       — Идиот — произведение Достоевского, — шипит Хуа уже в слух, но в чат пишет:       "Иди ты... оставил меня там одного и радуешься."       "Ты знаешь, у меня выбора не было!"       Даже восклицательный знак поставил, — думает Хуа.       "Какого выбора, скажи?! Выбора сбежать с той беременной мандой или остаться?"       "Она не виновата... и да... я не мог ее оставить одну."       "Да что ты... если идиот тут я, то ты незаурядный придурок."       "..."       "Что молчишь?" — крепко сжимая телефон между пальцев, пишет Хуа.       "Лучше бы не писал тебе," — последнее сообщение и чат молчит.       — Да и иди ты...       Отношения с этим человеком хоть и чуть лучше, но даже его Хуа не может простить. Все то мерзкое время, пока его в соседней комнате избивал отец, брат молча сидел в комнате. Даже после не удосуживался помочь с перебинтовкой ран. А иногда и вовсе бросал колкости, что тот воет как собака... или сам давал подзатыльника за что-то...       Да, отношения между ними не лучше, но они были единственными в этом доме друг у друга. Единственным малым, что было чуть лучше остального. У них бывали моменты, когда они делали вид, что любят друг друга. Но это ложь. Лгали даже самим себе. Им обоим было мерзко друг от друга.       Ради интереса Хуа, наконец, заглянул в чат с матерью. Оказывается, она снова оказалась в больнице. Легла в очередной раз из-за проблем с сердцем.       — И, как обычно, винит меня, — Хуа отворачивается к окну, — еще и деньги...       Еще сообщение.       "Тебе совсем мать не жалко?!"       "Нет."       С этим сообщением Хуа вновь вышел из чата. За этими бесполезными занятиями прошло больше часа. За окном стемнело...       Хуа встал и, окинув взглядом кухню, поставил греться чайник. Немного прибравшись в квартире, Хуа находит турку и немного кофе.       В это же время слышится тихий скрип половиц. На кухне темно, светит лишь огонь под чайником. Он же и наполняет все пространство. Кисловатый запах распространяется по кухне.       Скрип, еще, еще, еще...       Жутко это, будто фильм ужасов, записанный на потертую кассету.       Наконец, на пороге кухни появляется фигура в мешковатой кофте. Хуа поворачивается и, открыв глаз, смотрит. На него тоже смотрят.       Тем временем из турки выходит и обволакивает кухню терпкий запах черного кофе.       — Гэгэ предпочитает крепкий или разбавленный? — наконец говорит Хуа.       — Сань Лан...       — Что такое? — Хуа разливает кофе по чашкам, что стояли у плиты.       — П... прошу прощения, — Се Лянь, будто ожив, кланяется и проходит на кухню.       — Гэгэ не за что извиняться.       — Н... но...       — Это нормально.       — Но я ведь... — Се Лянь снова запнулся, на щеках был румянец, — столько наговорил.       — Я не помню, что бы ты что-то такое говорил.       Хуа ставит кофе на стол и садится.       — Прости... Сань Лан.       — Все хорошо.       — Прости... просто прости...       — Прощаю. Так перестанешь извиняться?       Се Лянь молча сел напротив. Из чашек медленно шел пар, глубокий аромат черного кофе слегка щекотал нос. В темноте, что почти полностью поглотила комнату       — Прости, из-за меня тебе пришлось остаться тут.       — Да ничего страшного, честно, — Хуа ухмыльнулся, — я даже рад прогулять денек.       — Хм... — Се Лянь уставился на того слегка озадаченным взглядом, вторая рука тем временем дотронулась до ручки чашки, — если так...       — Тут мне надо просить прощения у гэгэ, что в наглую хозяйничал в его квартире.       — Да, в принципе... ничего, я и не против.       — Тогда... — Хуа встал, — гэгэ не голоден?       — А? Ну... — Се Лянь пару раз моргнуть не успел, как Хуа покачал головой.       Не дело.       — А?       — Как говорил Гиппократ, голодным быть грех, надо что-нибудь сварганить.       — Хахах... Сань Лан, никто так не говорит... Я утром что-нибудь приготовлю.       Се Лянь наконец отпил горький кофе, отчего немного передернулся. Тем временем Хуа откопал кастрюльку.       Ну уж нет, — мысленно заключил Се Лянь, увидев процесс готовки.       — Я то не голоден, но гэгэ не следует голодать.       — Сань Лан... — Се Лянь потер переносицу, — уже ночь, ну что ты будешь готовить...       — Суп, — лишь заключил Хуа, потрясая пакетиком готового супа, который увидел на столешнице.       Се Лянь прыснул со смеху. У него все еще кружилась голова и была сильная усталость, поэтому протестовать такой идее он не мог, да и не хотел. Не остановить же... ведь этот человек и так уже много сделал. Сделает еще, будет еще более неприятно от отказа. Да и... те слова.       — Спасибо.       — Наконец отблагодарю гэгэ за книги и чай.       — Да ты все и без книг знаешь, — упрекает его Се Лянь.       — Ну, освежить память никогда не лишнее.       — Кхм, для своих лет ты слишком умен.       — Гэгэ так говорит, будто между нами разница лет в 20.       — А может и так, — отпив кофе, говорит Се Лянь.       Закипела вода в кастрюле, над комфоркой зажегся свет, комнату, наконец, озарил теплый свет желтоватых ламп.       — Гэгэ смеется надо мной.       — Ну так мне почти 25, а Сань Лану всего 18, так что доля правды в моих словах есть.       — Гэгэ ошибается в некоторых суждениях.       — Ну, если только немного. Сань Лан, а у вас на первых курсах какой раздел истории?       — Древние времена, из интересного, — Хуа складывает полотенце, — из не интересного, история, как наш препод в 45 танки на плечах тягал.       Се Лянь вновь прыснул со смеху, слегка поперхнувшись кофе.       — Ну что, — Сань Лан обернулся и сложил руки на груди, — хорошо, конспекты не пишем, а то сдавать зачет по тому, какую телочку в 39 завел себе их тушкан, не особо интересно.       — Тушкан? — стукнула чашка, кофе во второй почти остыл.       — Тушкан, — утвердительно кивнул Сань Лан, — мелкий такой, с короткими ногами, — Сань Лан нарисовал пальцем в воздухе карикатуру на их преподавателя, — поэтому тушкан.       — Напомни, ты где учишься? — уже озадаченно интересуется Се Лянь.       —Гос исторический институт... и та та та, — Сань Лан махнул рукой и после повернулся, помешивая суп чайной ложкой.       — Нуууу, — протянул Се Лянь, знатно повеселев, но от этого не переставая казаться вялым, — я уже знаю тушканчика, лелика и муху.       — Еще есть селедка, бамбук, панда, — Хуа, подув на ложку, снова разворачивается, — попробуешь?       Се Лянь, наконец, встал и, подойдя к Хуа, забрал у того ложку. Тот, уже явно довольный своим творением, продолжил:       — Я еще про кафедру не рассказывал, там вообще цирк шапито.       — М? А там у вас кто? Горбуша, рис и дракон?       — Почтииии, — забрав у Се Ляня ложку, Хуа продолжил, — клеточка, тетрадь и Скрудж.       — Канцелярский какой-то...       — Говорю, шапито, — Хуа выключил плиту, — потом объясню почему, а сейчас гэгэ стоит поесть.       — Потом, хорошо? — Се Лянь вздохнул и допил кофе. — Зря ты, конечно, все это, но спасибо.       — Да не за что. — Хуа молча сел за стол и выпил остывший кофе, Се Лянь остался стоять.       Атмосфера странная... липкая, немного тягучая и противная, но вместе с тем домашняя. Се Ляню впервые было комфортно в этой квартире. Взгляд прошелся по черным прядям.       — Что-то не так, гэгэ? — Хуа уперся щекой о собственную ладонь.       — А... — Се Лянь понял, что молча стоит и смотрит на того уже минуту, — ничего. — Се Лянь прокашлялся, — просто ты мне напоминаешь кое-кого... — Это правда лишь от части. Правда, что странное чувство, что Се Лянь знает этого человека, перекрывалось тем, что каждое движение Хуа было новым.       Чикрнула зажигалка, и терпкий запах кофе смешался со сладковатым запахом.       — Вот как, — затянувшись, произнёс Хуа.       — Просто ты мне напоминаешь кое-кого, — Се Лянь сел напротив.       — И кого же я напоминаю гэгэ? — немного игриво заключает Хуа.       — У меня... очень очень давно был друг.. хаха, я даже имени его не знал.       — И как же гэгэ его называл?       — Какое это имеет значение, — тихо говорит Се Лянь и зевает.       — Уже поздно, может гэгэ пойти спать? — произносит Хуа, выдохнув клуб пара, — да и... мне пора.       Произнес с неохотой.       — Надо бы... но Сань Лан может остаться. Думаю, не лучшая идея идти по темноте домой.       Юноша напротив сразу расплылся в улыбке, Се Лянь даже подумал, что тот похож на довольного лиса.       — Если гэгэ не против.       — Если Сань Лан не будет против разделить со мной матрас.       — Ох, нисколько.       — Тогда... сейчас почти час ночи.       — Иди, гэгэ, докурю и подойду.       — Мг, — скрип половиц и Хуа остается один в комнате, рядом с кофе и сигаретой, так спокойно...       Чашка кофе все еще полная, Хуа молча смотрит на нее, ловит свое отражение в черной жидкости, — утром все равно уйду, — заключает.       Вскоре в квартирке на 4 этаже тухнет весь свет, снова темно, ну почти. В одной только комнате горит едва сильный свет.       — Кофту снимешь? — повторяет сказанные несколько часов назад слова.       — Кофту? — Се Лянь дернулся и наконец понял, что все это время сидел в чужой кофте, судорожно расстегнул и отдал Хуа. — Извиняюсь.       — Да все в порядке.       На улице за окном тихо, такая странная тишина, будто так и должно быть, но всё же что-то не так.       Стянув кофту, Се Лянь оказался в своей кофте с задранными рукавами до предплечья. Взгляд Хуа зацепился сразу за руки... шрамы. Так много. Они словно трещинки обхватывали запястья и всю видимую часть руки. Немного жуткое зрелище.       Заметив взгляд Хуа Се Лянь прокашлялся и расправил рукава, закрыв шрамы от взгляда.       Хуа прокашливается. Наверное, стоит что-то сказать, но любые слова будут не к месту. И так неловкость, словно натянутая нить, проходит через всю комнату. Хуа вздохнул, запах книг и пыли был приятным, легкая отдушка из кофе все еще чувствовалась. Несмотря на это, Хуа не мог выдавить из себя улыбку или что-то на подобии. Лицо само по себе было серьезным, а глаза смотрели вниз.       — Прошу прощения, что приношу гэгэ неудобства.       — Сань Лану не за что извиняться.       Се Лянь сложил покрывало и, использовав вместо подушки, подложил под голову.       — Вот как, — беззвучно произнес Хуа.       — Ну все, давай спать, — чиркнул выключатель, свет полностью пропал. Се Лянь молча лег и отвернулся от Хуа.       Хуа тоже лег. Из головы не шли шрамы.. и вместе с тем мысль, что он знает откуда они, не покидала голову. Хуа протягивает руку и дотрагивается до одной из прядей молочно кофейных волос Се Ляня. Пусть так, он спросит когда-нибудь потом.       Через несколько часов Хуа прислушался к дыханию Се Ляня. Спит. Тихо, что бы не разбудить, Хуа встает. 4 час утра.       Приподняв бровь, Хуа решает сделать небольшой подарок и лишь потом уйти. Найти карандаш и пустой лист бумаги было не сложно. Уже через несколько минут под лучами еле видной луны карандаш выводил линии. Сам художник искоса поглядывал за человеком рядом. Снова очередной глупый, даже импульсивный поступок. Словно маленький мальчик кичится, стараясь показать все свои неоднозначные мысли на одном листке.       Пару прядей волос, глаза и кофта... картина не сложная. Внизу подпись. А нужна она? Пара размашистых непонятных иероглифов...       Хуа улыбается такой глупости, но портрет не плохой. Скоро светает, пора.       Хуа встает и садится на корточки перед Се Лянем.       — Прощайте, Ваше Высочество, — с усмешкой в голосе говорит Хуа. Покопавшись в кармане, Хуа нащупывает кое-что, что носил очень давно. Небольшой кулон в виде бабочки. — Это второй мой подарок вам.       Кулон Хуа выиграл в автомате за пару монет, дешёвый, но Хуа немного доработал его и поменял шнурок.       Застегнув кулон на шее спящего, Хуа уходит. Щелчок двери и тишина за другой ее стороной. Тихо было в подъезде и дальше. Тихие улицы. Хуа вновь закуривает, в сон его совсем не тянет. После всего прошедшего, да и в принципе. Говорят, что человек не может заснуть, если неудовлетворен прошедшим днем.       Может это и так. А может и нет, какая разница. Холодный ночной воздух обжигал кожу. Этот холод был приятен.       Хуа молча идет, сейчас нужно повернуть, и он окажется в своем дворе, но вместо этого Хуа заворачивает в ближайший переулок с желтоватыми стенами. Через несколько минут сигарета почти прогорела. На дорогах нет машин, в теле слабость.       Но вместо того, чтобы пройти домой, Хуа останавливается в этом желтоватом потрескавшемся переулке. Зайдя в галерею в телефоне и пролистав вниз, находится папка со скриншотами.       Два контакта, общая переписка длинною в 2 года.       — Как ты, Умин? — первое сообщение первого скриншота отправлено в августе 5 лет назад...