Магазин антиквара

Иногда боль становится невыносимой, но время не знает жалости. Оно сметает на своём пути жизни и цели, мысли и чувства. Порой кажется, что оно погребает само себя под своими же осколками.

      Пронзающий холод обжигает кожу легкой, но невыносимой болью, вокруг тишина столь звенящая, что можно услышать, как собственная кровь стучит по венам. Руки подрагивают, тихо вокруг, тихо и в голове. Такую тишину редко можно услышать.       Горький дым, что заполняет легкие, хочется кашлять, что раньше было редкостью. На глаза наворачиваются редкие слезы, что сразу же сохнут, не успев перейти на щеки. Тихие всхлипы вокруг, пусть в больничной палате и курить нельзя, а покидать ее не хочется. Он больше не мог, пусть и в тягость, но он покинул комнату. Томный писк аппаратов бил по ушам. Не давал дышать, и от запаха антисептика уже тошнило.       Собственная рука перебинтована, кожу все еще будто опаляет огонь. С каждым новым вздохом дым словно уничтожает и твою душу, выжигая ее без конца. Не давая дышать, не давая жить.       Человек смотрит наверх, есть ли смысл. Смысл в том, чтобы смотреть на небо. Он не верит в богов, ведь единственный человек, милостивый и чистый, словно бог, сейчас умирает. Умирает и дрожит. Тихо...       Иссиня-черные пряди развеваются на ветру. Дым пропитал их...

***

      Стук часов наполняет квартиру однотонными, но спасающими звуками, не дает полностью погрузиться в пучину тишины, что била по ушам. Однотонные, словно монотонный белый шум, немного отрезвлял.       Се Лянь вздохнул и заставил себя открыть глаза. До ушей донесся еще один звук, и еще, и еще. Кто-то тихо переставляет чашки, поскрипывает пол. Помешивает что-то ложкой, и с тихими щелчками фантомное тепло наполняет квартиру.       Было темно, и на пару мгновений Се Лянь допустил мысль, что все-таки сошел с ума в очередной раз. Было чувство, будто он не спал, глаза закрывались, а от одной мысли встать на ноги все тело пронизывала адская в прямом смысле боль. Пусть и фантомная, но Се Лянь медленно садится, приподнявшись на локтях, потом чувствует пальцами ног пол. Поднявшись на ноги, юноша медленно побрел на кухню, чтобы по привычке налить себе воду и вернуться в комнату принять таблетки.       Но в этот раз, зайдя на кухню, в голову точно пришло, как резкая вспышка, что Се Лянь действительно не сумасшедший. А в его квартире и правда человек.       Впервые человек... просто готовит что-то за плитой. Се Лянь, не привыкший даже к простому вопросу «С тобой всё хорошо?», слегка шокирован этим.       Словно мотыльки, в эту же минуту мерзкая липкая субстанция, что покрывала все стены этого дома мерзкой масленой пленкой, исчезла, Се Ляню даже задышалось легче. Будто вместе с включенной плитой вся эта пленка сгорела.       Впервые было хорошо сидеть на кухне и переговариваться ни о чем и обо всем сразу. Было по-особенному приятно. Приятно до того, что сердце Се Ляня обдавалось таким теплом, словно к нему приложили грелку.       Это чувство не пропадало даже тогда, когда они не говорили, просто рядом с тем, кто сегодня здесь находился, Се Ляню стало легче.       Настолько, что он не хотел думать о работе, что обычно делал, чтобы хоть как-то отвлечь себя от гнетущих мыслей и воспоминаний.       После того, как... наставник умер, этот дом опустел почти безвозвратно.       Засыпать с этой мыслью не хотелось, поэтому Се Лянь сосредоточил слух и, услышав тихое дыхание, начал засыпать. Будто один такой простой факт, что запах может действовать лучше дорогих успокоительных и снотворных, давал надежду.       Утром... Всё снова. Но, познав сладость, Се Лянь не хотел возвращать, как было. Ведь было никак.       Еще ночью Се Лянь понял, что больше не слышит чужого дыхания. А утром первым делом его кожу обжог ледяной металл.       — Подвеска...       Небольшая серебрянная бабочка с двумя красными камнями снизу была обворожительна. Се Лянь усмехнулся, когда понял, откуда она, такие можно выиграть в автомате в местном продуктовом за 20. Сам Се Лянь никогда ничего не выигрывал, несмотря на то, сколько монет бы не кидал. Но отчего-то Се Лянь думал, что Хуа выиграл ее с первого раза.       За окном только просветлело, и ленивые, еле яркие лучи освещали комнату, как могли. Было не больше 6 утра.       Но, несмотря на раннее время, Се Лянь, наконец, выспался. Почему-то тишина в квартире перестала быть гнетущей, и привычные белые стены были более чем уютными.       Не тянуло даже к таблеткам, которые все эти годы поддерживали его состояние около нормы, давая успокоение. Се Лянь отметил, что целый день не принимал препараты, что казалось большим шагом вперед.       5 баночек и коробок мирно стояли на краю стола, Се Лянь посмотрел на них некоторое время и молча встал.       Подвеска зазвенела и поблёскивала в лучах солнца. Телефон валялся в коридоре, а следов вчерашнего гостя не было. Будто в квартире и вовсе не было никого, кроме самого Се Ляня.       На работу сегодня только к 11, а сейчас не больше 7 утра.       Рано... Очень рано. Се Лянь мог бы поспать еще, но то, что он вообще проспал больше пяти часов, уже победа.       Вся посуда на кухне вымыта, а кастрюлька с супом стояла на плите, даже слегка теплая. Се Лянь не торопился писать своему такому спасителю. Ведь любые слова, что приходили в голову, казались... идиотскими? Неправильными? И странными?       Он не знал ответа на вопрос. Несмотря на хороший сон, глаза слипались. Ментальная усталость давала о себе знать. От такой усталости не помогали даже таблетки, и Се Лянь бросил принимать их.       Раньше были те, кто следил за тем, принимает ли он препараты или нет. Сейчас... Никто и не знает, что он не принимает все необходимые лекарства. Успокоительные, антидепрессанты, антитревожные и еще много других препаратов. Постоянная работа с психиатром, которая приводила все к ухудшению приступов и усугублению симптомов.       Се Лянь вздрогнул... Опять. Не хотелось снова думать, но ком мыслей, словно размотанная нить, не давал забыть.       Как же он мог за один день в спокойствии отвыкнуть от того, что ощущал последние 10 лет...       После того, как Се Ляня выпустили из интерната, в который его благодушно засунул друг семьи с фразой «тебе там будет лучше», Се Лянь не хотел возвращаться в кабинет к психиатрам и психотерапевтам.       Нет, по просьбе наставника Се Лянь продолжал посещать участкового врача, что выписывал рецепты на сильные препараты.       — В любом случае хорошо, что... — эти слова юноша произнес будто для домового. Се Лянь улыбнулся и покачал головой. Гнетущие мысли снова вернули его в прежнее стабильно апатичное состояние.       8:10       Он пытался жить... Но...

***

      — Заходи, — произнесла высокая женщина в белом халате, усаживаясь на стул. На её лице играла приветливая улыбка, а чёрные волосы были аккуратно уложены.       — Всё хорошо, — тихо ответил Се Лянь, усаживаясь на стул. Ему хотелось уйти, но он понимал, что не сможет этого сделать.       — Угу, — произнесла женщина, делая запись в блокноте. Се Лянь почувствовал себя подопытным животным, над которым проводят эксперименты, фиксируя каждое его изменение.       — Мне снова нужно рассказывать? — спросил он, его голос звучал очень тихо.       — Не стоит, давай продолжим, — ответила женщина. Се Лянь прикусил губу, его руки задрожали.       — Не надо, — произнес он ещё тише.       — Се Лянь, послушай, — произнесла женщина со вздохом. — Это поможет тебе, мы добились больших успехов. Ты можешь спокойно есть мясо, и это огромный шаг вперёд.       — Как скажете, доктор Фа, — вздохнул Се Лянь. Он ощутил, как его будто ведут на казнь, сжал ткань брюк и подавил всхлип.       — Итак, — доктор Фа отложила блокнот и встала, стук её каблуков разнёсся по кабинету. Она взяла стакан воды и села обратно. — Твоя мать, — начала она.       — Какая она была? — резко спросил Се Лянь, пытаясь успокоиться.       — Как она умерла? — женщина сложила ногу на ногу и улыбнулась.       «Как можно улыбаться!?» — мысленно воскликнул Се Лянь. «Как!?»       — Как вы можете улыбаться... — его затрясло. — Как вы можете задавать такие вопросы и улыбаться?       — Как она умерла, милый, просто скажи, — произнесла женщина, не утратив своей улыбки. Её голос звучал спокойно.       — В автокатастрофе... — произнёс он.       — Где ты был в момент её смерти?       — Вы сами этого не знаете!? — тихо, но со злобой сказал Се Лянь, его голос дрожал.       — Нет, не знаю, — мерзкая улыбка исказила лицо доктора.       — С ней... — голос Се Ляня окончательно стих, силы оставили его. В голове промелькнули воспоминания о матери, о том, как кости торчали из её светлой шеи, и как она смотрела на него безжизненно, словно кукла.       — Как умер твой отец? — снова задала вопрос женщина.       — Так же, — ответил Се Лянь.       В 12 лет сидеть на этом проклятом стуле в этом дрянном кабинете из интерната... Стало мерзко до тошноты. Руки дрожали...       Се Лянь всхлипнул... Слёзы потекли из глаз, и тело задрожало. Было чувство, будто его кинули в дикий холод.       Зачем... зачем...       Очнулся Се Лянь, когда суп, что он поставил греться, закипел и выплеснулся на плиту. Стоя прямо перед плитой, Се Лянь не спешил ее выключать, глаза были на мокром месте. Этот кошмар продолжался не год и не два. Его заставляли снова и снова рассказывать подробности смерти родителей. Снова и снова возвращаться в ту машину. Вспоминать больше и больше.       Се Лянь вытер слезы и выключил плиту, пару капель крови упали на его руки. Снова лопнули сосуды в носу и пошла кровь.       Се Лянь всхлипнул... Надоело... Надоело...       Закрыл глаза и, положив руку на плиту, даже не почувствовал боли или какого-либо дискомфорта. Это лишь отвлекло его сознание от того, чтобы сорваться в паническую атаку, хотя губы подрагивали.       Паника снова захватывала сознание, и Се Лянь медленно осел на пол. Поэтому он и не любил эту квартиру, ведь здесь в момент срыва он не мог ничего сделать.       — Поэтому тебе и нужно принимать препараты, — глубокий мужской голос снова прозвучал в голове.       Раньше, во времена, когда такое происходило почти постоянно, ему мог помочь наставник, просто отвлекая внимание или нахождением рядом. На работе он не позволял себе отвлекаться, да и чувство вины не позволяло срывам быть столь отчетливыми.       Когда он жил с Цинсюанем, тот тоже помогал, заваривал чай и сидел рядом до тех пор, пока срыв не переходил в стабильное апатичное состояние. Но после... того как Се Лянь убил своего наставника... Помочь ему в квартире не мог никто...       Вчера ему помог Сань Лан. Сань Лан...       Се Лянь вздохнул и с силой протер глаза от слез, оставляя раздражение на коже. Одна память об этом человеке почему-то подействовала успокаивающе.       Кулон на груди, впиваясь острыми краями в кожу, тоже успокаивал, Се Лянь даже почувствовал запах сигарет. Он успокоился. Просидел еще 10 минут на полу и, наконец, поднялся на ноги.       Се Лянь много кого убил... Первый наставник, потом... его единственный и самый мимолетный друг.       Оба покинули..       Он честно считал, что своим столь ничтожным положением несет наказание за это. Наказание за то, что натворил, и срывы, и слезы — наказание.       - Сань Лан все-таки чудесный... — Се Лянь произнес это шёпотом, без какого-то подтекста. Лишь с благодарностью.

***

      Белый дым, он стеной заволок всё вокруг. Глотку жгло от этого, но горький вкус немного успокаивал.       — Ты что, решил совсем скуриться? — Хэ Сюань, подойдя к своему другу, с улыбкой спросил его. — Это уже шестая сигарета.       — Отвали, — ответил Хуа Чен, не поворачивая головы.       — О, да ты, кажется, в печали, — заметил Хэ Сюань, присаживаясь рядом на корточки. — Ты уже неделю ходишь как зомби, если так переживаешь, сходи, проведай его.       — С чего ты взял, что я переживаю из-за него? — спросил Хуа Чен, внимательно глядя на своего друга.       — Да по тебе видно, — ответил Хэ Сюань, тоже присаживаясь.       — А по тебе заметно, что ты уже положил глаз на того парня из кофейни, — прошипел Хуа.       — Так, свои любовные дела на меня не распространяй и перестань курить, — сказал Хэ Сюань строго.       — Ещё одно слово, и я увеличу твой долг на 15%, — пригрозил Хуа Чен, подняв палец прямо перед лицом друга.       — Долбаеб, — возмутился Хэ Сюань, но продолжил сидеть.       — Как думаешь, как он сейчас? — Хуа Чен закурил сигарету, прислонившись к лестнице.       — Не могу себе представить, — ответил Хэ Сюань с искренней печалью в голосе.       — Ладно, ты чего хотел? — спросил Хуа Чен.       — Почему так сразу? И вообще, поделись сигаретой, — попросил Хэ Сюань, забрав одну сигарету и тоже закурив.       — Тебе нужны конспекты с лекций, ты же весь курс прогулял, — продолжил Хэ Сюань.       — Я и так всё знаю, — ответил Хуа Чен с самодовольной улыбкой.       — Смотри, какой гений, — заметил Хэ Сюань, и они замолчали.       За эти почти пол года они обсудили всё, что только можно и нельзя, хотя и не знали друг о друге почти ничего. Деньги никто не спешил возвращать, а о прошлом молчали оба.       В молчании вместе курить было хорошо. Не нужно было думать, что и как говорить, можно лишь летать где-то в своих мыслях, но вместе.       Хуа Чен зевнул и поднялся с корточек, ноги уже сильно болели, а холод пронизывал последние остатки тепла в теле.       — Ты на пару собираешься? — спросил Хэ Сюань, — а то про тебя все уже забыли.       — И пусть, — ответил Хуа Чен с улыбкой, — я лучше пойду.       — К нему? — предположил Хэ Сюань.       — Нет, мне нужно поработать.       — Скажи мне, тебя хотя бы на сессию ждать?       — Оооох нууууууу, — вздохнул Хуа Чен.       — Ясно, ты, кстати, скоро права получишь? — спросил Хэ Сюань с легкой улыбкой.       — Да я только собираюсь идти получать, — хмыкнул Хуа Чен, размышляя о том, что сначала ему нужно разобраться с Се Лянем. Хотя бы увидеть его...       За эту неделю он снова перечитал свои же переписки со своей первой любовью и совсем четко понял, что Се Лянь никуда не девался.       Почему же не побежишь к нему? — этот вопрос задал Хэ Сюань после 3-го шота какой-то бурды из кремового ликёра и водки.       На что трезвый Хуа даже не ответил, лишь затянулся. Хэ Сюань бы вряд ли его услышал и понял.       Но на самом деле причина одна: вряд ли чувства взаимны, а спугнуть не хотелось. Вряд ли была взаимность даже тогда. Пусть Хуа Чен и маленьким мальчиком мечтал погулять с тем, кто занимал его мысли 2 года.

15 декабря, 00:00

      — Доброе утро.       — Доброе утро, Эмин. Как спалось?       — Никак...       — Опять?       — Да, как и вам? Вас опять мучили?       — Какое это имеет значение?       — Я же за вас переживаю...       — А я просил об этом?       — Прости...       — Нет, всё хорошо, просто...       — Я понимаю. Представь, мне сегодня выдали зарплату.       — Поздравляю.       Два года таких переписок, глупых и инфантильных, но дорогих в каком-то смысле. Одно сообщение, нету смысла.       — Думаю, я скоро перееду в город к тебе.       — И зачем?       — Мне некуда деваться, и никто не подумает ничего плохого.       — Делай, как знаешь.       Когда у одного ночь, второй только проснулся. Две разные жизни и просто черный экран с текстом. Всё... Ни имени, ни голоса. Несмотря на это, Хуа Чен ценил эти переписки. Возможно, Се Лянь тоже их ценил, он никогда не говорил. Но все равно был в сети и переписывался.       Когда всё оборвалось... Было...       — Ну... — Хэ Сюань встал с корточек. - Идешь?       — Да, - Хуа Чен посмотрел вниз на кеды. Се Лянь вряд ли любил и любит его, можно надеяться, что Хуа хотя бы не противен ему.       Небольшая корка льда уже покрывала серые улицы, солнце ушло окончательно, и дикий холод мог даже удивлять. Но, видимо, все жители города привыкшие, никто не носил шапок, а из одежды максимум пальто.       Иногда все, что было раньше, казалось Хуа выдумкой, дикой сказкой писателя. Больной фантазией Хуа, сном, всем, что угодно.       Кроме того, что всё время до этого города было правдой.       Что нет его матери, нет отца и нет больничной палаты. Нет таблеток, которыми его пичкали в больнице. Не было всех этих лет.       Что прошлое наконец отпустило и началось что-то новое...       Стукнула дверь, и Хэ Сюань исчез. Холодный ветер снова прошелся по улицам, завывая.       Хуа Чен, все еще стоя на крыльце вуза, не спешил что-либо делать. Но в итоге остановил свою руку, что уже тянулась за сигаретами, и двинулся вперед.       Стук ног и серый асфальт.       Переулок, дорога, тротуар пешеходный. Снова переулок и стук колокольчиков.       — Приветствую в нашем магазине! — Снова пыль.       — Здравствуйте, - Хуа Чен ухмыльнулся и повернул голову на бок. — Здравствуй.

-моя благородная золотая ветвь с яшмовыми листьями

      — Сань Лан?! — воскликнул Се Лянь, выглянув из-за прилавка и поспешив к другу.       — Неужели гэгэ успел соскучиться за моё отсутствие? — с улыбкой спросил Хуа.       Се Лянь, смутившись, покраснел, но, взяв себя в руки, вернулся к прилавку.       — Может быть, Сань Лан хочет чаю? — предложил он.       — Не откажусь, — согласился Хуа. — Здесь холодно, как на родине.       — Да, очень холодно, - Се Лянь покрутил в руках и включил радио, заиграла классическая или околоклассическая музыка. Что правда была сразу сорвана попсой. Прикрутив звук, Се Лянь включил чайник.       Хуа тем временем оглядел привычные и непривычные одновременно полочки магазина.       Внимание привлекла полочка, где он несколько месяцев назад купил серьги. Теперь там были ножи. Складные и не очень, антикварные и просто старые. Дорогие и дешевые.       На полку светил свет зеленоватой лампы, что здесь появилась. В магазине было тепло, и звук закипающего чайника разбавлялся радио.       — Вам что-то приглянулось? — Се Лянь, одетый в кремовую кофту и коричневые брюки, появился из-за спины Хуа, его волосы были собраны в небрежный пучок.       — Это те самые ножи, о которых говорил гэгэ? — спросил Хуа, рассматривая их.       — Не все, — ответил Се Лянь, проводя пальцами по стеллажу в нескольких сантиметрах от товара, словно указывая на наиболее привлекательные экземпляры. — Но эти да, они прекрасны.       Взгляд Хуа остановился на ноже с серебряными украшениями и большим камнем граната на рукоятке. Серебряные вензеля, казалось, очерчивали глаз, а не драгоценный камень. Помимо глаза-камня были ещё много украшений, что не бросались в глаза       — Сань Лану что-то приглянулось? — спросил Се Лянь, глядя на него с улыбкой.       — Да, — ответил Хуа, встретившись с его взглядом, — потом попрошу гэгэ посчитать меня.       — Сань Лан, ты нам уже делаешь всю выручку за месяц, — заметил Се Лянь.       — Если гэгэ будет рад, я буду покупать здесь еще чаще, — сказал Хуа, улыбаясь.       — Ох, Сань Лан, я не это имел в виду, — Се Лянь, улыбнувшись, отошел и разлил чай по чашкам.       Вдруг дверь в магазин распахнулась, и в помещение ворвался человек в нежно-зеленом джемпере, таща за собой кого-то в черном. Хуа Чен, поняв, кто это, не смог сдержать смеха.       — Так вот на какие пары вы шли, — сказал он, улыбаясь и опираясь на руку.       — А-Ляянь! — Цинсюань подбежал к Се Ляню и схватил его за обе руки. — Познакомься с моим лучшим другом Мин Сюаном! А это кто?       Хэ Сюань молча подошел к Хуа Чену и встал рядом с ним.       — Лучшим другом, значит, — прошептал Хуа Чен.       — Сам ты не лучше, — ответил Хэ Сюань еще тише.       — Это? — Се Лянь, взглянув на Хуа Чена, произнес. — Мой друг, Сань Лан.       — Тот самый! — Губы Цинсюаня растянулись в улыбке, нежно-розовый блеск стал еще более заметным.       Се Лянь покачал головой.       — Мин Сюн! — Цинсюань подскочил к Хэ Сюаню и схватил его за локоть. — Познакомься, это Се Лянь, а этоооо его друг!