Магазин антиквара

      Тишина каменного памятника — это не то, что можно желать. Тишина каменного памятника — это не то, что можно ждать… И тишина каменного памятника — не то, что дарит успокоение в душе.

***

      Яркие лучи алого солнца луч за лучом продираются сквозь синие шторы, освещая стены белоснежной комнаты ярким уличным светом. Сейчас самое раннее утро, и теплая ночь вновь сменяется жарким днем.       Теплый летний ветер подхватывает оставшиеся жухлые лепестки сливы, заслоняющие собой асфальт и ярко-желтые столбики дорог.       С верхнего этажа многоэтажных апартаментов не разглядеть эти листья в подробности, и с высоты это выглядит словно нежно-розовые и белые островки, освещаемые алым светом.       В комнате слышится щелчок, это и отрывает русоволосого мальчика от окна, в которое он, не отрываясь, смотрит уже полчаса. Щелчок — это звук открывающейся двери.       В комнату входит красивая, на первый взгляд, даже слишком красивая женщина. Ее волосы заплетены в прическу и украшены дорогими украшениями, а на самой ней белое платье с элегантным вырезом в виде косой линии, закрепляющееся золотыми булавками.       — Матушка! — ребенок радостно слазит со стула, на который встал, дабы выглянуть в окно, и быстрым шагом оказывается подле женщины.       — Се Лянь, всего 6 утра, и ты снова на ногах. Что ж ты так рано вскакиваешь?       Женщина заботливо проводит по волосам сына. Что, на удивление, были уже очень длинными и доставали до поясницы.       — Матушка, но что вы… Я встаю только чтобы провожать вас на работу, — мальчик поднимает голову и смотрит на мать снизу вверх.       Женщина улыбается и присаживается на корточки рядом с сыном, все еще стоя на пороге светлой комнаты.       — Ну, я-то знаю, что ты встаешь так рано только ради того, чтобы посмотреть на восход. — Женщина нежно улыбается и встрепывает волосы ребенка, что из-за этого становятся пушистыми. — Раз уж проснулся, иди умывайся, я пока заварю тебе чаю.       Женщина встает и выходит из комнаты.       Яркие солнечные лучи полностью освещают комнату. Она целиком белая и довольно просторная. Небольшая не заправленная кровать с синим скомканным одеялом, синие шторы и стол. Много книг и игрушек, в комнате приятно пахнет цитрусами.       Спустя пару секунд, как на кухне послышался стук чашек и вскипающего чайника, ребенок, наконец, отрывает взгляд от яркого шара за окном и выходит из комнаты.       Большая светлая квартира. Вся светлая и просторная, богато обставленная, повсюду стоят живые цветы, что меняют раз в пару дней. Длинный и довольно большой коридор.       Куча дверей.       Да, эта квартира и правда была очень богатой. Множество комнат. Картины и дорогие статуэтки видны почти по всей квартире.       Несколько спален, 3 ванные комнаты и 2 комнаты, организованные под кабинет, отдельная комната — гардеробная.       Мальчик доходит до двери и, положив ладошку на ручку, решает, вместо того, чтобы просто открыть дверь, сделать это быстро. И оглянувшись по сторонам, ребенок медленно опускает ручку, стараясь уловить момент, когда замок откроется, и в следующий момент Се Лянь быстро открывает дверь и забегает внутрь.       Комната представляла собой небольшую ванну, где все, подобно другим комнатам, было на месте. Зубные щетки, раковина и небольшая табуретка, дабы ребенок мог дотянуться.       Перед раковиной стояло зеркало, и яркий свет от лампы на потолке отражался сквозь почти идеально чистое зеркало.       Каждый следующий день был похож на предыдущий: очень ранний подъем и восход солнца, чай с мамой без завтрака, так как наемные повара приходили только к 9, а мама готовила не так вкусно, садик, где до вечера игры и прогулки, и снова домой, при удачном стечении обстоятельств встреча с отцом и вечерняя сказка от мамы. И снова всё заново.       Такая жизнь была не столь скучна и не надоедала ребенку, он всю жизнь так живет.       Включив воду, ребенок тянется за щеткой и, выдавив шарик зубной пасты, чистит зубы. Се Лянь иногда резко закрывает глаза и снова открывает, смотря в потолок, просто для того, чтобы перед глазами появилась черная точка, что медленно будет ускользать.       Пару раз пройдясь по зубам, где в некоторых местах уже не хватало зубов, ребенок полощет рот и, выключив воду, выходит из ванны.       Яркий солнечный свет тем временем распространился и по коридору, и по кухне. Вся квартира заливалась ярко-алым светом из множества панорамных окон.       Чайник вскипел, и струйка пара бьется о навесной шкаф, создавая вид гейзера.       На часах 5:55.       — Счастливое число! — выкрикивает мальчик, указывая пальцем на часы.       — М-м-м? Женщина поворачивает голову и смотрит на часы. Правда, божественное число.       Женщина окончательно поворачивается и ставит две чашки на стол, наливая в них чай.       Мальчик же, напротив, тянет руки вверх, потягиваясь, и залазит за стол.       Белая пижама на ребенке снова слегка мнется, когда он наконец усаживается перед матерью, дотягиваясь двумя руками до чашки.       Женщина же садится напротив и не спеша отпивает из своей чашки.       Яркое алое солнце за окном и птицы, что сидели на выступах, вновь приковали внимание ребенка, и мальчик продолжил наблюдать за ними, все еще держа чашку в руках.       — Поставь чашку, обожжешься, — произносит женщина, опуская чашку в руках ребенка, отвлекая тем самым его от птиц за окном.       — Ты не забывай, что сегодня мы поедем в наш загородный дом.       — Нуу нет… — ребенок канючит, явно не желая снова провести 2 часа в машине в поездке.       — Ну что ты, будет весело, отец даже согласился сам нас туда отвезти.       — Угу… — ребенок грустно опустил голову.       — Ну что, не веришь?       —Да…       — И чего же так, папа ведь никогда не врет!       — А еще у него никогда нет времени…       Женщина вздыхает и немного поворачивает голову, смотря на ребенка.       — Хорошо, давай так: я клянусь, что отец сам лично отвезет нас в дом, а потом целый день мы проведем семьей, согласен?       Ребенок поднимает голову и кивает. Русые волосы выпадают из-за ушей ребенка и слегка прикрывают уши и щеки.       Женщина нежно улыбается и вытягивает руку вперед с выставленным мизинцем. Ребенок делает то же самое, и оба дают клятву.       Женщина на самом деле понимала, что сын правда скучает по ним, но ничего с этим поделать не может. Ведь у нее, светской дивы из богатой семьи, и ее мужа, владельца крупного бизнеса, мало времени даже на такие простые мелочи, как попить чай вечером, не то что бы выбраться куда-то всем вместе.       В этом на помощь пришел друг семьи, что соглашался проводить время с ребенком, когда было время, и параллельно обучал мальчика, подготавливая к школе.       — И опять матушка отрастила когти, — произносит ребенок, покачивая головой из стороны в сторону.       Женщина тихо смеется и, улыбаясь, смотрит на сына. Алый свет из окон сменился нежно-золотым и отражался на русых волосах и светлой коже мальчонки. Такое утро было редкостью, обычно матушка целует сына в лоб и уходит, через 5 минут в квартиру возвращается няня, и ребенок проводит обычный день с ней, вплоть до того, как уйдет в садик. Сейчас женщина выделила в своем плотном графике 2 часа на это чаепитие рядом с сыном. Уже скоро ей придется снова уйти, и вечером они отправятся в поездку.       — Давай я тебя расчешу, вон ты как демон! — женщина встает и, взяв расческу, встает за спину сына. Се Лянь съеживается при ощущении расчески на волосах и притягивает голову к плечам, слегка сгибая руки в локтях.       — Ну точно, еж, не бойся.       Женщина продолжает расчесывать волосы сына.       — У тебя такие красивые волосы, тебе нужно их беречь.       — Матушке они нравятся? — ребенок зажмуривается, позволяя матери прочесывать пряди у лица       — Очень. Я их очень люблю, так бы и съела!       Женщина словно когтями дотрагивается до бока сына, заставляя ребенка засмеяться и съежиться сильнее.       — Такие волосюки отрастил, даже не скажешь, что тебе только 6 лет.       — Это плохо? — Ребенок приоткрывает один глаз и старается поймать маму в поле зрения, что не выходит.       — И вовсе нет, у тебя столь прекрасные волосы, гордись ими.       — Если матушке они так нравятся, я их оставлю навсегда-навсегда.       Ребенок поворачивается и смотрит на матушку большими золотистыми глазами, подобно и другим детям.       — Какой же ты у меня очаровашка, — улыбается женщина и обнимает сына, слегка присаживаясь на одно колено перед ним.       — Ммммм.       Женщина поглядывает на часы и грустно вздыхает.       — Прости, мне пора уходить.       — Хорошо. — Ребенок слегка дует щеки, словно хомяк.       — Помнишь о нашем обещании? Завтра мы целый день будем вместе.       — Угу…       Женщина слегка печально улыбается и встает напоследок чмокнуть сына в лоб.       — Вот и хорошо, вечером мы уже все будем вместе.       — Буду ждать.       Женщина кладет расческу обратно на стол и выходит из кухни. Белая кружка, из которой шел легкий пар, уже не такая горячая, как несколько минут назад, а на кухне остался только один мальчик, что сидел на стуле. Перед ним уже пустой стол, где пару минут назад сидела матушка.       Алый восход солнца окончательно растворился, осталось лишь золотое утреннее солнце, что пропускало свои лучи сквозь шторы и разрезало полосками всю комнату.       Входная дверь хлопнула, и, не успел мальчик даже слезть со стула, снова открылась, вошла домработница.       Дальше день пошел привычной чередой. Так проходит каждый день, за исключением тех, что были праздничными, или тех, в которые нужно наряжаться в дорогие наряды и спокойно сидеть на ужине или в детской, играя в шахматы с другими детьми. И сегодняшний день тоже ничем не отличался.       Та же одежда, тот же синий рюкзак, в котором почти ничего нет, и те же сандалии молочного цвета. Те же действия: одеться, заправить длинные волосы за кофту, обуться и выйти из дома. Рядом домработница, ее нужно держать за руку все время прогулки, что и без того не была долгой. Та же нежно-голубая кофта поверх белой футболки и темных шорт. Так выглядели почти все дети в том месте, куда водили ребенка. Пусть детей было немного, всего 6 человек, но это лучше, чем наблюдать за другими из окна машины или дома. Дальше перейти дорогу строго под свет светофора.       По обеим сторонам машины, как по инструкции, надо посмотреть в одну сторону и в другую. Потом можно идти. Толпы людей. Единственное время, когда мальчонка мог сам выходить из дома и идти куда-то, было именно таким, когда он шел из садика и обратно. В остальное время ему было запрещено совать нос на улицу.       Разные люди объясняли по-разному, почему нельзя. Наставник говорил, что «детям из богатых семей не место среди обычных». Матушка говорила, что «на улице опасно, и ты слишком мал, чтобы гулять в одиночку». Отец просто молчал. Се Лянь никогда не спрашивал, а отец никогда не отвечал.       На самом деле дети замечают намного больше своих родителей. Детям интересно всё, ведь они живут впервые. А взрослые чаще всего стараются вести себя так, словно их жизнь далеко не первая, хотя по правде, все мы ведь живем впервые и даже последний раз. ***       Тихо и мирно радостный день вечерел, и из небольшой группы детей осталось всего 3. Все 3 были очень близкими друзьями, буквально себя не помнили, а уже дружили. Ну, сам Се Лянь так думал. Что думали другие двое, можно только гадать.       Оба постоянно ругались, да так, что искры летели, буквально до драк. Пару раз, когда было так, что наставник разрешал пойти в парк всем втроем, они начинали ругаться. Наставник же их растаскивал.       Наставник — это был мужчина, выглядевший достаточно молодо в свои 35. Чистокровный китаец.       Это был мужчина, всегда держащий спину ровно, всегда говорил правильно. Если этот человек не вел урок или не занимался чем-то другим, то он играл в карты. Но чаще, чем карты, в его руках можно заметить книги.       Одна из самых частых — небольшая книга в черной обложке с пожелтевшими страницами. На вопросы наставник отвечал, что вырастит, он обязательно узнает, а сейчас, чтобы мальчик шел и упражнялся в чтении или написании иероглифов. На самом деле эти книги были «сказками для взрослых».       Дети слишком малы для того, чтобы понимать такие вещи, как вера. Нет, конечно, ребенок, подобно другим детям, знал о божествах и даже чаще всего сам просил о них рассказывать. Также, подобно другим детям, занимался поклонением родственникам и восставлением благовоний на их алтарь.       Но он в любом случае слишком мал для чтения подобных книг, пока что слишком мал.       Снова яркое алое солнце светило уже за окном. Настрой у ребенка был одновременно радостным и боязливым. Ребенок волновался, что родители вновь не смогут, и вместо того, чтобы поехать в загородный дом всем вместе, они с наставником поедут только вдвоем или только с матушкой. Так тоже бывало. Но нет, вовсе нет, все правда случилось, как говорила матушка. Ребенок был счастлив. Все ведь самые простые дети счастливы провести время с родителями? Пусть отец, конечно, и выглядел странно, было чувство, словно он сильно хочет спать, но в целом все было прекрасно.       Все должно было быть прекрасно…       Да, определенно, все должно было быть прекрасно.       На самом деле ни один человек в жизни не хочет осознавать, насколько все мы близки к тому, чтобы сгореть в пламени. Все мы слишком близки к тому, чтобы раствориться по ветру, но никто не хочет об этом думать.       Все мы, каждый из нас, и случайный прохожий, и твой близкий друг, все мы так или иначе слишком близки к могиле. Все мы с легкостью можем прогореть, оставив после себя лишь уголек, которым нарисуют пейзаж.       — Матушка, мы скоро приедем? — ребенок встает и выглядывает из-за заднего сидения на матушку.       — Сядь, пожалуйста.       — Что-то не так?       — Просто сядь, — тон, которым произнесла это матушка, был таким, словно она сильно сердита.

все мы слишком близки к смерти

      Ребенок послушно садится и, взяв рюкзачок, ставит его себе на колени. Матушка нервно постукивает ногтем по подлокотнику кресла и еще раз посматривает на явно озадаченного сына.

люди слишком хрупки

      Медленно заходящее солнце яркими красками окрашивало улицы города. Высокие многоэтажки сменялись небольшими двухэтажными домами. А яркий солнечный свет, что и утром, сопровождал едущий автомобиль.       Этот свет был ярок, словно огонь, но был приятен, словно теплый ветер. Этот свет был прекрасен, украшая серые улицы яркой краской. Он освещал нежную улыбку матушки.

словно заливая её лицо кровью

      Не один ребенок никогда и ни при каких обстоятельствах не будет думать о том, что его любимую матушку, отца или друзей ждет в будущем. Вернее, что может с ними произойти. Все мы не вечны, никому из нас не дано прожить эту жизнь хотя бы еще раз. Никто из нас не имеет права на эту, как могло бы показаться, мелочь.       Ведь за тишиной каменных алтарей не стоит почти ничего. Люди не остаются в этом мире бестелесными призраками. Все те души или призраки, в то перерождение или второй шанс — всё это люди придумывают сами.       Нам не дано еще одной жизни. Но наша жизнь может продолжиться, даже когда мы потухнем.       Свет становился все ярче, он слепил. Медленно машина ускоряла свой ход, отец был неразговорчив. Он всегда был малоразговорчив, абсолютно всегда. Это был не тот человек, с кем можно побеситься и поиграть, с кем можно посмеяться. Может, он был таким, но не для ребенка.       Люди слишком хрупки. Никто из нас и не задумывается, что теплое прикосновение материнской руки может быть последним в нашей жизни.       Вот и Се Лянь, он тоже не понимал, он не думал! Что один поворот руля уставшим отцом будет тем самым, что разорвет мир на до и после.       До мир был светлым и теплым, наполнен улыбками, слегка строгим наставником и вредными, постоянно ссорящимися друзьями. До он жил целиком в любви. Его любили все, кто мог его любить.       После мир превратился…       Алый яркий свет, что раньше был прекрасным, теперь стал похож на самый страшный кошмар.       Крики, резкий толчок и крик матери со словами «Пригнись!».       Обычно матушка никогда не поднимала голос в присутствии сына, но не сейчас.       Сильный, резкий и громкий толчок окончательно разорвал связь между до и после. ***       Яркий алый свет, тишина и звон в ушах, легкий дискомфорт в ногах. Это было единственным, что ощущал мальчик.       Это было единственным, что пробудило его после толчка. Открыв глаза, ребенка сразу начало тошнить, перед глазами все темнело и кружилось. Алый свет заливал разбитую вдребезги машину. Некогда белый и прекрасный салон дорогого автомобиля был залит кровью и грязью.       Лобовое стекло было разбито, и его куски лежали по всему салону. В груди дико колотилось сердце. Было страшно… Было настолько страшно, что ребенок первые несколько секунд не осознавал, что происходит. Слегка повернув голову, глаза Се Ляня расширяются и наполняются слезами. В свете алого закатного солнца была его матушка…       Синяя шея, множественные порезы по лицу и телу. Кусок стекла, что почти целиком вошел в глаз… Глаза его матери, что столь нежно смотрели на сына только этим утром. Второй глаз был широко распахнут. Под ним были частички туши, и вместо слез из глаза текла кровь.

не бойся мальчик мой нечего не бойся

мама с тобой

      Женщина лежала таким образом, что ребенок четко смотрел в глаза…уже безжизненного трупа.       Тут треск и звуки серен. Глаза ребенка целиком наполнены слезами.       Се Лянь протягивает руку и легким движением дотрагивается до руки матери. Уже ледяной руки матери. Сжимает синий ее палец. И с руки матери прямо на руку сына стекает капелька крови. Яркая, словно гранатовый сок.       Сил хоть на какое-то движение не было, ребенок лежал прямо на спине, а на его животе лежал портфель, что он взял с собой перед этим. Этот портфель скрывал другую страшную деталь.       Шок — это вещь крайне интересная, она может обездвижить или добавить сил бежать. Она может как обезболить, так и усилить боль еще сильнее.       — Матушка?       Женщина молчит, лишь ее голова слегка соскальзывает, оставляя ярко кровавый след на светлой обивке автомобильного кресла. После она и вовсе падает на грудь. Женщина выглядела словно тряпичная кукла, с которыми играли девочки во дворе.       — Матушка!.. прошу…не засыпай ч…что происходит?!       Слезы подступают все ближе и скатываются по щекам ребенка. Капельками они стекали вниз и слегка касались мочки уха. Они стекали со щек и падали на уже грязный и побитый потолок автомобиля.       — Матушка… Прошу, скажи, что происходит.       Детский голос ослабевает, и вместе с тем, как он слабеет, ярко-алое солнце начинает слепить глаза.       За разбитым автомобильным окном начинается возня. Свет то и дело закрывают чужие ботинки. Резко стекло пробивается, и через эту маленькую дырочку заглядывает спасатель.       — Ты как?! Мальчик, хватай меня за руки, мы тебя вытащим!       — Ты что творишь, мальчик, аккуратно вытяни руки вверх, мы тебя вытащим.       Ребенок не реагирует, лишь продолжает смотреть на труп матери… Трупа отца он не видел, но… Но лучше бы и не видел, из-за удара мужчину почти располовинило. Та сторона салона, которую мальчик не видел, была залита кровью. Она была вымазана и на подушке безопасности, и на белой рубашке мужчины. Словно мужчину кинули под пресс. У него не было ни шанса на жизнь, это понимали все, не было шансов на жизнь и у его матери. У ребенка тоже… Но вопреки всему, он сейчас был жив.       Из-за удара бампер автомобиля был примят так, что подушка безопасности прижала голову мужчины к креслу, чтобы его уже безжизненные глаза смотрели четко на жену.       — Мальчик!       Спасатели пытаются докричаться до ребенка.       — Матушка…прошу скажи хоть что то… Матушка, почему ты молчишь! Матушка…почему почему… матушка!       Грохот и треск, и рука спасателя дотягивается до мальчика.       — Раз, два, три!       Легкое тянущее чувство, и ребенка, подхватив подмышки, вытаскивают из автомобиля. Вместе с этим тянущим чувством тело заволокла адская боль. Болели ноги… Так сильно, что можно потерять сознание. Ребенок был на грани.       Следующее мгновение, ребенка кладут на носилки и поворачивают набок. Последнее, что он ощутил, было соленое чувство во рту и боль в пищеводе. Темнота и тишина. ***       — Матушка…как вы тут? Помните, я обещал, что приду? Да, я, конечно, не заходил к вам целый год. Надеюсь, вы не злитесь на меня.       Се Лянь стоит перед одним из каменных алтарей. Таких здесь много. Таких здесь не один и не два. Они стоят мрачными рядами. На каждом стоят благовония или цветы. Цветы на могилах — это западная тенденция, но многие ее принимали. Вот и на этих двух захоронениях остались лежать иссохшие цветы.       Легкий, уже холодный ветер дует и развивает волосы, что остались, но стали немного короче, нежели тогда. Холодный ветер обдувает парня, от чего щеки немного розовеют. Этот ветер поднимает листья ввысь, сдувая те, что упали сюда. На лице парня не было ни улыбки, ни мрачности. Он чётко смотрел на каменный алтарь, на надпись его семейного рода.       Этот ветер сдувает не только упавшие осенние листья, но и уже жухлые лепестки цветов.       Он приходил сюда сейчас уже без прежних слез в глазах. Раньше он приходил сюда за руку с наставником, приходил сюда, когда глаза были полны слез, а волосы были обрезаны.       — Матушка, отец, наставник… Надеюсь, вы сможете простить меня… за то, что я… убил вас.