Тихий свет

Офис был украшен яркими шарами, лентами, и в воздухе витала атмосфера праздника. Коллеги Чана с энтузиазмом готовились удивить его, не подозревая, какой эффект их задумка могла оказать. Минхо, Йеджи и остальные в команде были уверены, что это станет приятным сюрпризом, ведь месяц в компании был важной вехой для новичка. Когда дверь кабинета открылась, и Чан вошёл, громкий звук хлопушек раздался по всему пространству. Мириады блёсток осыпались с потолка, разноцветные ленточки летели во все стороны, и крики "Поздравляем!" заполнили комнату. Это был момент, который, казалось, должен был принести радость, но вместо этого всё пошло совершенно иначе. Чан замер, его глаза широко раскрылись, и он прижал руки к ушам. Шум был для него оглушительным, а неожиданный хаос вокруг выбил почву из-под ног. Через несколько секунд он упал на пол, задыхаясь, его тело дрожало. Это была паническая атака. Всё веселье мгновенно превратилось в замешательство и тревогу. — Чан! Ты в порядке?! — Минхо бросился к нему, пытаясь помочь, но едва он коснулся его плеча, Чан резко оттолкнул его, словно от инстинктивной попытки защитить себя. Его руки всё ещё крепко закрывали уши, а дыхание стало резким и прерывистым. Йеджи тоже хотела подойти, но Чанбин, который только что вошёл в кабинет, быстро остановил её жестом. Он знал, что в таких ситуациях нельзя настаивать. Он медленно подошёл к Чану, опустился на колени рядом с ним и, не касаясь, просто мягко заговорил: — Чан, это я. Чанбин. Всё в порядке. Ты в безопасности. Чан, казалось, не слышал, но когда Чанбин осторожно коснулся его плеча, Чан вдруг крепко обхватил его, прижавшись так, будто Чанбин был единственным, что могло спасти его от этого кошмара. Его пальцы судорожно цеплялись за рубашку Чанбина, а дыхание было всё ещё тяжёлым и сбивчивым. — Всё хорошо, я здесь, — тихо шептал Чанбин, гладя его по спине. — Слушай мой голос. Всё закончится. Ты в безопасности. Комната притихла. Минхо и остальные молча смотрели на происходящее, не зная, что делать. Йеджи, наконец, взяла инициативу в свои руки, быстро попросив всех выйти, чтобы дать Чану пространство. Она закрыла дверь и убедилась, что никто не шумит в коридоре. Чанбин продолжал мягко говорить, его голос был ровным и спокойным: — Глубокий вдох, Чан. Раз, два, три. Теперь выдох. Раз, два, три. Всё хорошо. Медленно, но верно, дыхание Чана начало выравниваться. Он всё ещё держался за Чанбина, будто боялся отпустить, но его тело перестало дрожать так сильно. Чанбин не торопил его, давая ему столько времени, сколько нужно. Он чувствовал, как важно было для Чана ощутить безопасность в этот момент. — Я... я... не могу... шум... — наконец пробормотал Чан, его голос был слабым и дрожал. — Я знаю, — мягко ответил Чанбин, не переставая гладить его по спине. — Это была ошибка. Никто не хотел тебя напугать. Мы больше так не сделаем, обещаю. Чан поднял взгляд на Чанбина, в его глазах было столько уязвимости и страха, что у Чанбина сжалось сердце. — Правда? — спросил он тихо. — Правда, — уверенно ответил Чанбин. — Мы будем осторожнее. Ты можешь мне доверять. Чан кивнул и, наконец, отпустил его, хотя руки всё ещё дрожали. Чанбин помог ему подняться и усадил в кресло. Он предложил стакан воды, и Чан жадно его выпил. — С-спасибо, — прошептал Чан, не глядя в глаза. — Ты не должен благодарить, — ответил Чанбин с лёгкой улыбкой. — Мы команда. Я всегда рядом. Они сидели в тишине. В комнате царила мягкая полутьма, звуки коридора остались за закрытой дверью. Чан, всё ещё ощущая лёгкое напряжение, машинально провёл руками по идеально гладкой поверхности стола, будто проверял её на наличие изъянов. Его взгляд был направлен вниз, но мысли были совсем не о столе. Чанбин наблюдал за ним, не торопя. Он понимал, что Чану нужно время, чтобы собраться с мыслями. Глаза Чана метались, как будто он искал подходящие слова, но губы так и не двигались. Его плечи были немного опущены, будто он всё ещё ощущал тяжесть случившегося. — Ты хочешь поговорить? — мягко спросил Чанбин, откинувшись в кресле, чтобы не создавать дополнительного давления. Чан качнул головой, но не сразу поднял глаза. Его голос звучал тихо и осторожно, словно он боялся, что слова разобьются на осколки: — Это было… ст-ст-странно. Все... видели. Чанбин кивнул, хотя Чан не смотрел на него. — Это не твоя вина, Чан. Никто не должен был устраивать этот шум. Они просто хотели сделать тебе приятно, но не подумали, что ты будешь бояться. Я поговорю с ними, чтобы больше такого не случалось. Чан нервно провёл рукой по волосам, явно не до конца принимая его слова. — Но я... я... — он запнулся, его лицо начало краснеть. — Я обнял т-тебя. Чанбин слегка улыбнулся, но тут же подавил улыбку, чтобы не смущать его ещё больше. — И что? — ответил он спокойно. — Я же не возражал. Ты чувствовал, что это поможет, и я рад, что смог быть рядом. Эти слова заставили Чана поднять взгляд, и они встретились глазами. Взгляд Чанбина был тёплым, без малейшего намёка на насмешку или осуждение. Напротив, в нём читалась поддержка, спокойствие и… что-то ещё, что Чан пока не мог описать. — Ты не считаешь это... с-странным? — спросил Чан чуть громче, его голос дрожал, но в нём слышалась искренность. Чанбин покачал головой. — Нет. Почему это должно быть странным? Люди обнимают тех, кому доверяют. Это естественно. Чан почувствовал, как его сердце забилось быстрее. Он не знал, как реагировать на такие слова. Он привык, что люди смотрят на него с непониманием, а иногда и с жалостью, но то, как на него смотрел Чанбин, было другим. В этом взгляде было нечто большее. — Я просто... — начал он, но замолчал, не зная, как продолжить. Чанбин, понимая его смущение, сделал шаг навстречу. — Знаешь, ты не должен себя за это винить. Ты доверился мне, и это многое значит. Для меня. Эти слова заставили Чана вновь опустить взгляд, но на его губах появилась лёгкая, едва заметная улыбка. Он чувствовал себя странно, но в то же время спокойно. Тишина вновь заполнила комнату. Они оба сидели, каждый в своих мыслях. Чан чувствовал, как его сердце продолжает трепетать, вспоминая момент, когда он прижимался к Чанбину, находя в нём защиту. Это было новое ощущение для него, и он не знал, что с ним делать. Чанбин, наблюдая за Чаном, понимал, что сейчас не время задавать вопросы. Он просто хотел, чтобы Чан знал: он всегда будет рядом.

***

После случившегося Чан стал замечать, что коллеги смотрят на него по-другому. Некоторые взгляды были наполнены жалостью, другие — явным осуждением. Некоторые шептались за его спиной, думая, что он не замечает, но он замечал всё. Эти взгляды, эти полушёпоты, казалось, проникали прямо под кожу, вызывая в нём тревогу. Его плечи чаще напрягались, руки автоматически пытались найти что-то, чтобы упорядочить — будь то его идеально выстроенные папки или линейка на столе. Чан старался не обращать внимания. Он напоминал себе, что всегда чувствовал себя лучше, когда сосредотачивался на работе, на законах, на фактах. Он повторял слова своего отца: «Ты можешь быть другим, но ты всегда остаёшься сильным». Но несмотря на это, атмосфера офиса становилась всё более удушающей. В один из дней он случайно услышал, как пара коллег разговаривали у кофемашины. Они говорили о нём. — Это такой стыд, — сказал один из них, крутя чашку в руках. — Такой слабак. Как он вообще стал адвокатом? Если бы не его отец или связи... Чан застыл. Слабак? Это слово эхом отразилось в его голове. Он был готов это проглотить, как делал всегда. Но затем он услышал нечто другое, что пронзило его, как остриё ножа. — А Чанбин-сонбэ? Он-то что с ним носится? Будто это его личная обязанность — защищать того, кто даже сам за себя постоять не может. Слова вызвали в Чане неожиданную волну гнева. Это чувство было новым, ярким, почти неконтролируемым. Он почувствовал, как его пальцы сжимаются в кулак, а сердце начинает стучать быстрее. Гнев накатывал волнами, сжигая тревогу и страх. Как они могут говорить так о Чанбине? Чанбин, который всегда был рядом, который всегда смотрел на него с пониманием, а не с осуждением? Чанбин, который обнимал его в самый трудный момент, который терпеливо слушал его рассказы о кошках? Как они смеют так говорить? Чан сделал глубокий вдох, пытаясь успокоиться. Он не знал, как правильно выразить этот гнев. Ему всегда было сложно показывать свои эмоции. Но сейчас он чувствовал, что молчать он не может. Он подошёл к коллегам, стараясь держать себя в руках. Его голос был немного дрожащим, но твёрдым: — Н-н-не г-говорите так о нём, — сказал он, глядя прямо в глаза одному из них. Коллеги замолчали, удивлённые его вмешательством. — Чанбин-сонбэ... он п-помогает мне, — продолжил Чан, стараясь не заикаться, но это всё равно вырывалось. — Он п-поддерживает меня. Если вы... вы считаете это слабостью, то это ваша проблема. Коллеги переглянулись, явно смущённые его словами. Один из них пробормотал что-то вроде «мы ничего такого не имели в виду», но Чан уже развернулся и ушёл. Вернувшись в свой кабинет, он почувствовал смесь эмоций: облегчение, гордость, но и смущение от того, что он так сильно разозлился. Однако он знал одно: никто не имеет права говорить плохо о Чанбине. Чанбин стоял неподалёку, собираясь зайти в кабинет, когда услышал голос Чана. Сначала он был удивлён: Чан редко разговаривал с коллегами, предпочитая сосредотачиваться на работе. Но затем он понял, о чём идёт речь. Он замер, слушая, как Чан, несмотря на своё заикание и явное волнение, смело отстаивал его. Его голос дрожал, но в этих словах была искренность и решительность, которые тронули Чанбина до глубины души. Чанбин почувствовал, как его сердце замерло на мгновение, а затем забилось быстрее. Он и не думал, что кто-то, особенно Чан, может так искренне заступиться за него. Он смотрел, как Чан, после своих слов, развернулся и ушёл в кабинет, всё ещё немного напряжённый, но с гордостью в каждом шаге. Чанбин не мог сдержать улыбку. Ему стало тепло. Этот момент казался таким настоящим, таким искренним. — Это было так мило, — пробормотал он себе под нос, ощущая, как его лицо невольно озаряется нежной улыбкой. Решив не оставлять Чана наедине с его эмоциями, Чанбин направился в его кабинет. Он постучался, подождав несколько секунд, прежде чем войти. Чан сидел за своим столом, словно ничего не случилось, расставляя свои бумаги в идеально ровной линии. Но по тому, как его руки слегка дрожали, было ясно, что он ещё не совсем оправился. — Чан, — начал Чанбин мягко, закрывая за собой дверь. Чан поднял на него глаза, и в них было немного тревоги. — Я слышал, что ты сказал. Чан замер, а потом отвёл взгляд, явно смущённый. — Я... я просто н-н-не хотел, что бы... — начал он, но Чанбин перебил его, шагнув ближе. — Спасибо, — сказал он с теплотой. — Ты не представляешь, как много это для меня значит. Чан посмотрел на него, удивлённый такими словами. Его лицо слегка порозовело, но он ничего не сказал, лишь кивнул. — А теперь, — продолжил Чанбин, улыбаясь, — может, закажем твой любимый кимпаб? Мне кажется, ты это заслужил.Ну конечно же у твоего отца. Чан впервые за весь день позволил себе чуть-чуть улыбнуться.

***

Чан шёл по коридору вместе с Минхо, держа в руках документы по их текущему делу. Он внимательно слушал коллегу, который делился своими мыслями о стратегии, но его взгляд невольно скользнул в сторону, когда они проходили мимо небольшой зоны отдыха. Там стояли Чанбин и Йеджи. Они оживленно разговаривали, и Чанбин громко рассмеялся на что-то, что сказала Йеджи. Она тоже улыбалась, её лицо светилось от радости. — Они отлично смотрятся вместе, правда? — заметил Минхо, явно не замечая, как Чан замер на месте. Слова Минхо пронзили Чана, как будто он услышал что-то, чего никогда не хотел осознавать. Его взгляд застыл на их сцене. Йеджи что-то рассказывала, активно жестикулируя, а Чанбин, опершись на стол, смотрел на неё с интересом, его лицо выражало мягкость и искреннюю симпатию. — Да, — коротко ответил Чан, но его голос звучал тише обычного. Минхо, поглощённый своими мыслями, не обратил внимания на перемену в настроении друга. — Йеджи ведь такая добрая, умная. И Чанбин-сонбэ заслуживает кого-то, кто будет его поддерживать, — добавил Минхо с лёгкой улыбкой, явно довольный своей наблюдательностью. Чан кивнул, но больше ничего не сказал. Его руки слегка задрожали, и он крепче сжал документы, будто это могло помочь ему справиться с волной эмоций, захлестнувшей его. Грусть, как тень, поселилась в его сердце. Он сам не мог точно понять, почему ему было так тяжело. Разве это не то, что должно было радовать? Йеджи — замечательная коллега, а Чанбин... Чан украдкой посмотрел на Чанбина ещё раз, когда они проходили мимо. На мгновение их взгляды встретились, и Чанбин, заметив его, махнул рукой. — Чан! Ты уже всё обсудил с Минхо? — спросил он весело, направляясь к ним. Чан кивнул, заставляя себя улыбнуться, но улыбка вышла слабой. — Да, мы... э-э... заканчиваем, — пробормотал он, чувствуя, как его голос слегка дрожит. Чанбин внимательно посмотрел на него, явно заметив что-то странное, но не стал задавать вопросов. — Хорошо, тогда увидимся позже, — сказал он, хлопнув его по плечу, прежде чем снова вернуться к разговору с Йеджи. Чан сделал вид, что смотрит в свои документы, но его мысли всё ещё возвращались к сцене, которую он только что увидел. Ему было больно, хотя он не хотел этого признавать. Чан сидел в своём кабинете, перед ним лежала стопка документов, которые он обычно разбирал с завидным рвением и вниманием к каждой детали. Но в этот раз его взгляд был пустым, а руки безвольно лежали на столе. Он пытался сосредоточиться, но буквы на бумаге сливались в непонятные линии, словно отказывались быть прочитанными. Он впервые в жизни понял, что эти документы больше его не интересуют. Всё его сознание было заполнено мыслями о Чанбине. О том, как он смеялся с Йеджи, как они оживленно разговаривали, будто весь мир исчез вокруг них. Это было странное чувство — что-то новое, чуждое, но невероятно сильное. Чан покачал головой, пытаясь избавиться от наваждения, но всё бесполезно. Он снова вспомнил, как Чанбин смотрел на Йеджи с теплотой, как улыбался ей. Почему это так важно? Почему это ранит? Он не понимал, но чувствовал, что ответ ему необходим. Он открыл телефон, чтобы позвонить отцу, но остановился. Нет, такое лучше обсудить лично. Сжав губы, он аккуратно сложил бумаги на столе, всё так же идеально, как всегда, и встал. "Я должен спросить. Отец поймёт," — подумал Чан, выходя из кабинета. До вечера он почти не находил себе места. Когда закончился рабочий день, он сразу отправился в кафе отца. Мистер Бан, как обычно, готовил на кухне, напевая себе под нос. Услышав, как открылась дверь, он выглянул и улыбнулся. — Чан! Ты рано сегодня. Всё в порядке? Чан подошёл к стойке и сел напротив отца. Он молчал, обдумывая, как начать разговор, и мистер Бан сразу понял, что что-то не так. — Что-то случилось, сынок? — мягко спросил он, снимая фартук и садясь рядом. Чан, глядя на стол, медленно заговорил: — Папа, я... чувствую что-то странное. Мне кажется, я злюсь, но в то же время... грущу. Я видел, как Чанбин разговаривал с Йеджи. Они выглядели... счастливыми. Мистер Бан внимательно смотрел на сына, давая ему время выразить свои мысли. — Я не знаю, почему мне так тяжело на это смотреть, — продолжал Чан, его голос стал тише. — Но я не могу перестать думать об этом. И о нём. Это странно? Мистер Бан улыбнулся, его глаза смягчились. — Чан, это не странно. Это нормально. Ты, кажется, начинаешь осознавать свои чувства к Чанбину. Чан поднял на него взгляд, в котором читалась растерянность. — Чувства? Какие? — Ты ревнуешь, сынок, — спокойно сказал мистер Бан. — Это значит, что он для тебя важен. Возможно, даже больше, чем ты думал. Чан смотрел на отца, обдумывая его слова. Ревность? Важен? Он никогда не чувствовал ничего подобного, и теперь это его пугало и волновало одновременно. — И что мне с этим делать? — тихо спросил он. Мистер Бан положил руку на плечо сына и улыбнулся. — Для начала, попробуй понять, чего ты действительно хочешь. И не бойся поговорить с Чанбином об этом. Он добрый человек и точно поймёт тебя. Чан молча кивнул, чувствуя, как немного отпускает напряжение. Его отец всегда знал, как правильно направить его. Мистер Бан наблюдал за сыном с мягкой улыбкой, видя, как тот сосредоточенно размышляет, пытаясь упорядочить свои мысли. Чан всегда был человеком, который жил по чёткому распорядку, с понятиями и правилами, которые давали ему чувство безопасности. Но эмоции, такие как ревность или любовь, были для него чем-то новым, чуждым, будто незнакомый язык, который он только начинал изучать. — Ревность... — медленно произнёс Чан, пробуя слово на вкус, словно это был новый ингредиент, который он пытался понять. — Это значит, что мне не нравится видеть Чанбина с кем-то другим? Мистер Бан кивнул. — Именно так. Это значит, что тебе важно, как он проводит своё время и с кем. А любовь... — он задумался, как объяснить это проще, — это то, что заставляет тебя хотеть быть рядом с кем-то, заботиться о нём, слушать и понимать. Чан нахмурился, его взгляд устремился в пол. — Любовь... — повторил он, будто проверяя, подходит ли это слово к тому, что он чувствует. — Я всегда хотел быть с ним. Слушать его. Он... делает меня спокойнее. Но я не знал, что это называется так. Мистер Бан мягко рассмеялся. — У каждого человека любовь проявляется по-разному, сынок. То, что ты чувствуешь, уникально. Но если он делает тебя счастливым, это точно важно. Чан посмотрел на отца, его глаза были полны сомнений и вопросов. — А что если он не чувствует того же? Что если я скажу, и это всё испортит? Мистер Бан покачал головой. — Ты не узнаешь, пока не попробуешь. Но я видел, как он смотрит на тебя, Чан. В его взгляде столько тепла. Мне кажется, он тоже что-то чувствует. Чан снова задумался, прокручивая эти слова в голове. Для него было непривычно пытаться выразить то, что он чувствовал, особенно когда речь шла о таком сложном чувстве, как любовь. Но в этот момент он понял, что отец прав. Если он не сделает шаг навстречу, он никогда не узнает правду. — Хорошо, — тихо сказал Чан, кивнув самому себе. — Я подумаю, как сказать ему. Мистер Бан улыбнулся, видя, как сын делает маленький, но важный шаг в понимании своих чувств. — Ты справишься, сынок. Чан сидел на краю своей кровати, комната была окутана мягким светом настольной лампы. Его руки лежали на коленях, пальцы нервно теребили край пижамы. Он смотрел в одну точку перед собой, но мысли метались, как листья на ветру. Слова отца эхом звучали в его голове: "Ты справишься, сынок. Ты всегда справляешься." Но это казалось сложнее всего, с чем он когда-либо сталкивался. Его мир всегда был чётким, организованным. Всё в нём существовало по правилам: книги стояли в определённом порядке, одежда висела строго по цвету, даже еда на тарелке была разложена в точном порядке. В этом мире Чан находил утешение и стабильность. Он жил так долго, избегая хаоса, который приносили другие люди. Их эмоции, их ожидания, их слова — всё это было для него непонятным и пугающим. Но потом появился Чанбин. Чан вспоминал, как впервые встретил его в офисе. Тогда он воспринял его как ещё одного человека, который вряд ли поймёт его странности. Но с каждым днём Чанбин как будто проникал в его мир, шаг за шагом, не нарушая порядка, а добавляя в него что-то новое. Чанбин слушал его, действительно слушал, и это было странно. Он терпеливо ждал, пока Чан подберёт слова, и никогда не смотрел на него так, как смотрели другие — с насмешкой или жалостью. Чан прижал руки к груди, пытаясь унять ощущение, которое появилось с того дня, как он впервые осознал, что мир с Чанбином не такой, как раньше. Это чувство было новым, пугающим, но в то же время удивительным. "Как объяснить ему?" — думал Чан, закрыв глаза. Он всегда выражал себя через действия, через структуру, через факты. Но здесь это не помогало. Как рассказать кому-то, что он стал частью твоего мира, если ты сам ещё учишься понимать свои чувства? Он вспомнил моменты, когда Чанбин стоял рядом. То, как он помогал ему в трудные моменты, как улыбался, слушая о кошках, как подстраивался под его ритм. Это была забота. Это было тепло. Чан вздохнул, опустив голову. "Может ли он понять? И что, если это всё разрушит?" Эти вопросы казались невыносимыми. Но где-то в глубине души он чувствовал, что должен попробовать. Может, его мир и был раньше только для него, но, возможно, пришло время разделить его с кем-то ещё. Взгляд Чана остановился на фотографии на его рабочем столе — на нём были он и его отец. Мистер Бан, единственный человек, который всегда его понимал. Но даже он сказал, что Чанбин может быть тем, кто дополнит этот маленький, упорядоченный мир. — Я справлюсь, — прошептал Чан себе, почти неуверенно, но с надеждой. Он ещё раз посмотрел на свои руки, которые дрожали от страха и волнения. Завтра он решит. Завтра он сделает шаг.

***

На следующее утро, солнечные лучи пробивались сквозь жалюзи офиса, освещая столы и кипы бумаг. Чан чувствовал, как его сердце стучит сильнее обычного, когда он шагнул внутрь здания. Вчерашняя решимость, казалось, испарилась, оставив за собой лишь волну тревоги и сомнений. Он был готов — или думал, что был готов, — но реальность снова показалась ему слишком сложной. Он шёл по коридору к своему кабинету, и всё вокруг звучало глухо и отдаленно. Сотрудники обсуждали дела, шумно перемещали папки и бумаги, но Чан не слышал их. Его взгляд случайно зацепил фигуру Чанбина, стоящего у кофейного аппарата вместе с Йеджи. Она что-то рассказывала с улыбкой, и Чанбин тоже смеялся, опершись рукой на столик. Чан застыл, будто корни выросли у него под ногами. Ему вдруг показалось, что он слишком маленький, слишком ничтожный для того, чтобы делиться чем-то таким важным, как его чувства. "Посмотри на них," — думал он. — "Они выглядят идеально вместе." Его внутренний голос был неумолим: «А если он натурал? А если ему нравятся девушки? Почему ты вообще решил, что можешь быть частью его мира?» Чан отвёл взгляд и сделал шаг назад, едва не столкнувшись с коллегой, который проходил мимо с папкой. Сердце колотилось так громко, что он боялся, будто все вокруг могли его услышать. Он ушёл к себе в кабинет и закрыл дверь, чувствуя, как комок поднимается к горлу. Он сел за свой стол, сложил руки перед собой, как будто пытался собрать себя по кусочкам. Его привычки всегда были его спасением, поэтому он начал считать до пяти, чтобы вернуть контроль. Один... Два... Три... Четыре... Пять... Но это не помогло. В голове метались мысли: «Почему я вообще думаю об этом? Он мой коллега, мой друг... или больше? Что, если я всё испорчу?» Чан попытался отвлечься, взяв в руки документы, которые лежали перед ним, но слова сливались в беспорядочные линии. Его мысли снова возвращались к тому моменту, когда он видел их вместе. И это было болезненно. "Я хочу ему рассказать, но как? Как можно объяснить то, что я сам до конца не понимаю?" Он вспомнил слова отца: «Ты справишься, сынок. Иногда нужно выйти из своего мира, чтобы найти что-то большее.» Чан закрыл глаза и сделал глубокий вдох. Возможно, он был слишком сосредоточен на страхе быть отвергнутым, чтобы заметить что-то ещё. Может, в этом было что-то большее, чем он видел на первый взгляд. Решив попробовать снова, он открыл глаза и поднялся. Он подошёл к окну, глядя на людей, спешащих по своим делам. Ему нужно было собраться с духом, а для этого требовалось время. "Завтра," — подумал он. — "Или сегодня вечером... я попробую снова." После тяжёлого дня Чан стоял перед вращающимися дверями, будто каменная статуя. Обычные двери не работали, что-то сломалось. Всё вокруг шло своим чередом — люди входили и выходили, смеялись, переговаривались, и каждый шаг казался для него усилием. Он не мог заставить себя пройти через это. Вращающиеся двери были как символ чего-то неясного и пугающего, в мире, который он не мог контролировать. Он знал, что если пройдет через них, он выйдет в другой мир, не в тот, который он себе построил. Двери двигались с равномерной скоростью, создавая круги, и каждый поворот казался бесконечным. Сердце Чана било так громко, что ему казалось, будто его могут услышать все вокруг. Все эти люди — они могли быть такими же, как он, но при этом он чувствовал себя чуждым среди них. Он был замкнут в своем мире, и каждое движение требовало усилий. Но в этот момент, как будто из ниоткуда, появился Чанбин. Его фигура была такой уверенной, он шёл прямо к нему, словно предчувствовал, что Чан нуждается в помощи. Чанбин без слов подошёл, взгляд его был мягким и понимающим. Он не спрашивал, не предлагал объяснений, он просто протянул руку и, взяв Чана за запястье, мягко потянул его за собой. — Не бойся, — сказал Чанбин, его голос был тихим, но с уверенностью, как будто знал, что Чан всё сможет. Чан почувствовал, как его тело расслабляется, когда Чанбин ведет его. Он шёл рядом, его шаги были размеренными, а движения — плавными. Чан держался за руку Чанбина, не отпуская, и это было словно спасение. Он чувствовал, как страх отступает, как его сердце успокаивается, хотя он всё ещё не понимал, что именно чувствует. Пока они двигались по кругу дверей, Чан стал замечать, как всё вокруг теряет острые грани. Чанбин вёл его в своем ритме, аккуратно, не торопясь, не заставляя его чувствовать давление. Он не спешил, не настаивал, просто шёл рядом, пока не пришли к выходу. Когда они оказались на улице, Чан заметил, как воздух стал легче. Он вдруг почувствовал себя более живым, словно все его сомнения и страхи испарились в этот момент. Это было не просто прохождение через двери — это было нечто большее. Чан вдыхал воздух, ощущая, как он заполняет лёгкие. — Спасибо, — произнес он, не глядя на Чанбина. Это были простые слова, но они скрывали намного больше. Чан чувствовал, что с каждым шагом, с каждым мгновением, он становился немного ближе к пониманию самого себя. Чанбин же, стоя рядом, смотрел на него с мягкой улыбкой. Он не говорил ничего, но взгляд его был таким, как будто он понимал, что происходит в его голове. Он был рядом, и это было достаточно. Чан почувствовал, как ему легче. Ему не нужно было скрывать свои чувства или бояться того, что случится дальше. Он не был один. Чанбин был рядом — и это значило больше, чем он мог бы себе представить. Машина двигалась по пустым улицам, тихо проезжая мимо огней и неярких витрин. В салоне царила тишина, лишь звук работы двигателя нарушал её. Чан сидел рядом с Чанбином, его пальцы нервно теребили ткань на коленях, а взгляд был устремлен в окно. Он чувствовал, как в груди что-то сжимается, и вдруг осознал, что это его момент. Его шанс сказать всё, что накопилось внутри, выговорить все свои чувства, которые он так долго скрывал. Чанбин молчал, его руки уверенно держали руль, но в его взгляде была какая-то мягкость, которая говорила о поддержке. Чан не знал, что именно толкнуло его на этот шаг — может быть, это была сама атмосфера, может быть, тепло и уверенность в поведении Чанбина. Но он почувствовал, что, если не скажет сейчас, это будет слишком поздно. — Чанбин-сонбэ… — его голос дрожал, он не мог сразу найти нужные слова. Он всегда знал, что заикается, но сегодня это было особенно тяжело, так как чувство, которое он испытывал, было новым и неизведанным. — Я... я не знаю, как это объяснить... но... но это... это что-то большее, чем просто дружба... Он замолчал, глубоко вдохнув. Чан чувствовал, как каждое слово дается ему с трудом, но он знал, что это нужно сказать. — Я... я не понимаю, почему я... переживаю, когда ты рядом, почему я так... н-нервничаю... когда вижу тебя с другими. И это... это не просто чувство б-благодарности или уважения. Я не знаю, что это. Это странно, я даже не понимаю, почему... — он замолчал, его голос снова стал едва слышным. Он обрёл решимость, но его слова всё ещё терялись в беспокойстве. Чанбин, не перебивая, слушал его с таким вниманием, что Чан почувствовал, как его тревога немного отступает. Чан продолжил, ощущая, как его грудь наполняется странной лёгкостью, даже если слова давались тяжело: — Я думаю, что... что, возможно... я... люблю тебя. Я не знаю, как это... к-как это сказать, но... когда ты рядом, мне не страшно. М-мне не страшно быть собой. Чан остановился, не зная, что будет дальше. Сердце бешено колотилось в груди. Он ждал реакции, боялся, что что-то пошло не так, что Чанбин оттолкнёт его или скажет что-то, что разрушит всё. Он был готов к любому ответу, кроме молчания. Молчание пугало его больше всего. Чанбин продолжал смотреть на дорогу, его лицо было спокойным, но Чан почувствовал, как напряжение в машине растёт. Вдруг, не переставая смотреть на дорогу, Чанбин сказал, его голос был мягким, но с нотками уверенности: — Ты не должен бояться того, что чувствуешь, Чан. Я... я понимаю тебя. Это не так сложно, как кажется. Всё, что нужно — это быть честным с собой. Чан почувствовал, как его грудь сжалась, но теперь это было от облегчения, а не от страха. Он был готов услышать это. Чанбин продолжил: — Я рад, что ты смог сказать мне это. Я тоже не могу точно объяснить, но... ты важен для меня, Чан. Очень важен. Слова Чанбина, несмотря на их простоту, обрушились на Чана как дождь после долгой засухи. Он чувствовал, как все его сомнения и страхи исчезают. Это был момент, который он так долго ждал. Чанбин не отвернулся от него, не стал избегать этого разговора. Он остался рядом, просто слушая. Машина продолжала двигаться по ночным улицам, и в воздухе витала какая-то теплая, почти интимная тишина. Чан сидел рядом с Чанбином, и, несмотря на все сложности, он больше не чувствовал себя одиноким в своем мире. Когда они вышли из машины, воздух был прохладным и свежим. Чан чувствовал, как его сердце всё ещё трепещет, как будто оно не может успокоиться после того, что только что произошло. Он остановился перед домом, не зная, что делать дальше. В его голове было столько мыслей, и он не мог понять, что именно его волнует больше всего. Однако одно было ясно — он не хотел, чтобы этот момент заканчивался. Он снова посмотрел на Чанбина, и в его глазах была искренняя, почти мягкая уверенность, которую Чан давно хотел увидеть. Он почувствовал, как его губы едва-едва могут сформулировать те слова, которые, как оказалось, не так уж и сложно сказать. — Чанбин-сонбэ... — его голос едва слышен в ночной тишине. — Я... я... люблю тебя. Чан почувствовал, как эти слова вихрем проходят через его грудь, как будто он наконец-то освобождается от какого-то тяжёлого груза. Он не знал, как это сказать раньше, и не знал, как это будет принято, но сейчас он был готов. Он не был больше уверен в том, что с ним происходило, но одно было ясно: он был честен. Чанбин посмотрел на него, и его глаза стали мягкими, будто все напряжение исчезло. Он подошёл немного ближе и, не говоря ни слова, просто произнес: — Я тоже люблю тебя, Чан. И всё вокруг как будто остановилось. В эти несколько секунд, наполненных простотой признания, Чан почувствовал, как его сердце вдруг успокаивается. Он понял, что эти слова для них обоих были не просто словами, а чем-то большим, чем эмоции, которые трудно выразить. Это было признание не только в чувствах, но и в том, что они смогли разобраться в себе. Чан медленно подошёл к Чанбину, и их взгляды встретились на мгновение, как если бы они оба искали уверенности в другом. Чан не мог поверить, что всё происходит так, как он давно мечтал, но вот он здесь, перед Чанбином, и ему не нужно больше ничего скрывать. Когда он обнял его, то почувствовал странное ощущение. Он всегда избегал прикосновений и чувствовал себя некомфортно, когда кто-то подходил слишком близко. Но в этот момент всё было иначе. Тело Чанбина казалось таким знакомым и надёжным. Его руки крепко обвили Чана, и Чан почувствовал, как в нём что-то меняется. Его сердце не нервничало, не сбивалось с ритма — наоборот, он ощущал тепло и поддержку, которых так не хватало. Это было не просто прикосновение, это был момент, когда его мир, который он считал чуждым и замкнутым, вдруг стал частью чего-то большего, более человеческого, чем просто отдельные кусочки его жизни. Он не хотел отпускать. Он не знал, что это будет значить, но в этот момент, когда его тело было обнято, Чан почувствовал, что даже если он никогда не знал, как реагировать на прикосновения, сейчас это было всё, что ему нужно. — Ты не оставишь меня? — Чан вдруг спросил, почувствовав, как его голос звучит хрупко. Чанбин крепче обнял его, прижимая к себе, и прошептал: — Нет, Чан. Ты не один. Я здесь. Это было всё, что ему нужно было услышать. Чан почувствовал, как его тело расслабляется, а внутри наступает какой-то мир и спокойствие, которого он не знал раньше. Обняв Чанбина, он вдруг понял, что любовь и привязанность не всегда были такими страшными. Они могли быть чем-то прекрасным.