Сердцебиение

                                  *Ты и я — Агата Кристи* — А… о чём? — чувствуя западню, неловко отозвался он, приподняв немного нос к верху.       Вадя всего-навсего посильнее обнял брата. А затем стал шептать на ухо: — Ты знаешь, о чём я. — раздалось низким, но добрым голосом. Заставляя покраснеть ушко Самойлова.       Оба смотрели вдаль. Виднелось еле яркое солнышко, которое уже уходило потихоньку за мягкие глазу облака, заставляя небо розоветь. Волны убавились в большом водоёме, и появлялись лишь малюсенькие. Некоторые люди уже уезжали по домам, опустошая пляж и парковки. Атмосфера становилась более менее тихой и в какой-то степени романтичной. Не было посреди парка каких-либо посторонних людей. Только они вдвоём, живописный вид и вдохновение для возможных стихов. — Я… наверно понял, к чем ты клонишь. Извините меня за такое поведение. Не хотел вам портить такой весёлый день. Просто… настроение не подходящее. Это не означает и не обязывает вас ухаживать за мной, как курица с яйцом. И… если я ушёл, то никак не желал показать и выплеснуть обиду. Только… побыть одним. — тихо отвечает парнишка, виновато ощущая себя. — Нет-нет-нет! Глеб! Мы всё прекрасно понимаем. Я им так и сказал, не волнуйся. Мы знаем, что такое личное пространство. Никак не собирались тебя отчитывать. — встрепенувшись, говорит Вадя.       Младшенький выдохнул, радуясь, что никому не навредил своей грустью. Вот только… если это не то, зачем пришёл Вадим. Что тогда от него требуют? — Маленький, я уверен, ты хочешь что-то мне рассказать. Просто стесняешься в чём-то признаться, вот и всё. Я… поэтому тебя и допрашиваю. — сам произнёс мысли вслух Глеба, присаживаясь справа к нему.       Парень застыл. Видимо Вадик являлся тайным экстрасенсом, потому что у юноши не было больше других доказательств, как брат попал в самую точку. — Глеб, раз ты так оплошался, что все вокруг видят твою влюблённую рожу. То придётся сказать, иначе никак. Главное не переживать. Зная про чувства, Вадя не стал бы так ласкаться со мной. Значит… тапками не побьёт, уже хорошо. — утешал в голове себя мелкий, прикрывая глаза.       Вадим только внимательно смотрел на допрашиваемого. И по его реакции предположил, что оказался прав, и тот реально что-то держит внутри себя.       Парнишка сделал робкий голос. Он не верил, что скажет ему в лицо это со всей серьёзностью. Да, уже проходили такое на территории школы. Однако тот диалог был совсем в ином контексте. А сейчас… в самом что есть конкретном. Прямее некуда.       Глебка разворачивается к парню, после чего открывается. Отворяет своё сердце на максимум, на сколько можно и позволимо совести. — Да, Вадь. Кое-что случилось, угадал. — боязно промолвил он, берясь за его руку. — Я… понял, что ужасно был слепым. И как недооценивал всё то, что имел в этой жизни… Всё то внимание, ласку, любовь… Думал, что у всех так. Но когда они отреклись от меня, стало ужасно, невыносимо и плохо без них в нашем сером мире. Все эти годы я мучился без одного светлого человека. — замаскировал персону он, — Тот период был не повседневностью, а какой-то пыткой. Не мог приходить в свою комнату, не видя его в своей постели. Не ел, не наблюдая его, как раньше на соседнем стуле. Находился всегда в бессоннице, не слыша его сказки и интересные истории перед тем, как уснуть. Не было сил подыматься в школу, потому что понимал, человек её уже закончил, и больше некому меня отводить. Домой… вообще не хотелось. Да и гулять в одиночестве тоже. Я этого человека бескрайне любил. Показывал, как мог, но… был не в силах сказать искренне из-за родителей. А ты не представляешь, как хотелось и хочется до сих пор… — дотрагиваясь до чужой футболки, шептал юноша, — Когда… этот лучик объявился вновь, я не до конца верил в происходящее. Оставался той же колючкой, выпендривался, местами неприятно отзывался… Мне просто… было непривычно всё это ощущать опять.       Вадим слушал всё очень внимательно и готов был плавиться от таких завуалированных откровений в его сторону. Он точно также разделял боль и разлуку между ними. Также мучился и не мог нормально жить без родного сокровища. Парень подумал было просто прижать к себе страдальца, не слушая дальше… однако воздержался.       Старший наклонился к маленькому, ставя его врасплох и заставляя ещё тише говорить. Глеб покрывался румянцем и никак не контролировал своё яркое смущение. Между ними были какие-то десять сантиметров, а чувствовалось, что нисколько.       Глеб напряг голосовые связки и всё-таки произнёс заветные слова: — Вадик. Светлый лучик — это ты. И без твоего света не представляю дальнейшие годы жизни. Я… уже говорил тебе такое, но ты… понял в обычном смысле, не думая о подводных камнях. В общем… — касаясь до обожаемого лица, Глебчик обрывается, — Вадя, я-…       Грустно промолвив последние слова, он решается и слегка приоткрывает рот. Затем жадно приближает к себе парня, медленно и осторожно целуя его в пухлые желанные губы. Самойлов зажмурился и, затаив дыхание, содрогнулся от неожиданного чувственного поступка. И сначала не понял, как ему реагировать. Но после того, как осознал, то вошёл в волосы Глеба рукой, пытаясь насладиться полностью чутким моментом. Ощущая всё это, Глебушка чуть не падал в обморок, видя положительный ответ со стороны.       Вадик включается в процесс и начинает доминировать, идя навстречу. Целуя Глеба нежно и бережно, он был в курсе, что тот ещё не умелец, боится сделать лишнее движение. Поэтому инициативу взял на себя.       Эти несколько секунд были словно райскими. Влюблёныш не мог вообразить, что когда-нибудь такое провернёт. Отдалившись чуточку от Вадима, брат не осмелился посмотреть ему тут же в глаза, стесняясь ещё больше. Но старший, напротив, дотронулся до подбородка парня и приподнял на себя, чтобы увидеть эти голубые очи, наполненные любовью. Они глядели настолько преданно и чисто, что тот не смог сдерживать эмоции. Вадим захотел вновь раствориться, утонуть в них, захлебнуться полностью и не выплыть. Остаться с ними до последнего вздоха…. Вследствие невинного столкновения, Вадим сразу же чмокает снова своего маленького, не желая дать возможный перерыв для чуждых размышлений. Глеб был нисколечко не против. Просто также прикрыл глаза и загадал, чтобы это оказалось реальностью и не в последний раз.                      ***                            Теперь они сидели молча. Ни первый, ни второй не могли сформировать и слова. Однако кое-что братья точно поняли в неловкой паузе, а именно то, что обоим понравилось. Глебка оставил свои ручонки на коленях и просто наблюдал за тенью Вадика на дорожке. Ему было непонятно: «Что это всё значит? Любит ли он также меня? Или просто не хотел разочаровывать? Против ли Вадим такой интимности? И какая дальнейшая у нас ступень в отношениях?..»       Потупив ещё пару секунд, старший всё же включается в диалог и кладёт кисть на бедро парня. — Глеб, — раздалось опять имя, но с другой вообще интонацией, более мягкой и успокаивающей, — Я понимаю твоё замешательство, никак не хочу тебя как-то ругать за… КХЕ… сделанное. — кашлянув, аналогично тушевался тот, — Ты мне тоже небезразличен! Надеюсь, что знаешь это… И вправду люблю тебя, ОЧЕНЬ люблю! Но чувствую вопросы в голове. Да, конечно, я говорил не в романтическом плане тогда, потому что не знал, чего ожидать. У тебя был «парень», а у меня давным-давно девушка… Не мог настроить себя на какие-то возможные продвижения в взаимоотношениях. Плюс родители и их… ощутимая печать в воспитании, которая отталкивала меня от тебя… — повествовал он, немного поглаживая ножку нашего Ромео, — Обобщая, хочу сказать, что… Малыш, — опять позвал Самойлов брата, ожидая его взгляд.       Глебушка покраснел от признаний взаимности и тут же посмотрел, сглотнув от волнения. Потому что такое больше походило всё-таки на культурный отказ, чем на что-то дельное. — Да, Вадь?..       От такого умилительного сокращения, старший не мог продолжить разговор на серьёзную тему. Захотелось лишь вновь прикоснуться к устам Глебки, не объясняя ничего. — Маленький, я… обожаю тебя с самого рождения. Понимаю, такие вещи надо показывать, а не говорить… но… это чтобы ты не сомневался! А то знаю твои комплексы… Да и… для меня главное в жизни, чтобы ты был бескрайне счастлив. Поэтому… — дотронулся теперь до плечика, — Я приму любое твоё взвешенное решение. Если ты так желаешь попробовать что-то эдакое, то буду на твоей стороне. У меня тоже проскальзывала эта несвойственная привязанность и влюблённость… Могу просто засматриваться на тебя часами, на твои ручки, родные сердцу кудряшки… Когда спишь, то предпочитаю рядышком с тобой посидеть, поработать. Скучаю, когда нахожусь без тебя даже в магазине. Хочу трогать постоянно… чувствовать твой запах, по своему молочный или как из пекарни, так как покупаю тебе всегда булочки оттуда с изюмом… Обнимаю, когда чувствую, что замерзаешь. Пытаюсь как-то поухаживать за тобой, но мне кажется, что не очень получается, — улыбнувшись, шутил сам над собой парень, — Я, разумеется, не такой галантный человек. Ты только попроси сделать что-то приятное, тут же исполню. В общем… не романтик твой брат и никогда им не являлся. Свидания не умею организовывать, ужины… Возможно, из-за этого со мной и расстались. — Так вот кто меня грел эти недели. Я-то думал Василий поимел совесть… — Нет, Глебушка, это я к тебе присраивался. — хихикая, ответил Вадик, склонившись и одарив щёчку маленького робким поцелуем, — Так, что думаешь? Есть какие-нибудь предложения? — не убирая дистанцию, зашептал тот. — Ох, я… — также подняв уголок рта, приходил в ступоре юноша.       После чего чуть привстал и внезапно оседлал Вадика, садясь к нему лицом. А затем оставил ручонки, обвивая шею Самойлову и утыкаясь носом в ключицу. — Хочу сказать только одно. Побыстрее бы домой, Вадь. Чтобы в кровати тебя замучить и зацеловать как следует, без лишних глаз. — промямлил тот в чужую одежду, — Как ты на такое смотришь? — Довольно положительно. Намёк принят на базу, — промолвил оседлаемый, перемещая правую руку на лопатку, а левую на пятую точку кое-кого, — Только давай для приличия ещё часик побудем? А то зря приехали что ли?               ***                     Ребята хорошо провели время. Даже успели поиграть в волейбол до того, как начало темнеть. Купили у каких-то мужиков с палатками шашлык и чебуреки, сняли смешные видосики на телефон Машки, танцуя с шампурами… Сумели без выпивки смогли нормально потусить. После всего произошедшего нашего Глебушку склонило в сон, поэтому они с Вадиком уехали первее.                      ***                            Прошло полторы недели. За это время особо ничего не произошло в банде, хотя у наших голубков совсем наоборот. Была у них только одна нежность, по другому это не описать.       Глебушка расположился в своей кроватке в полулежащей позе. Был уже одет в свою чистенькую тёплую пижамку красного цвета. На всякий случай нацепил ещё носочки, чтобы ночью не бегать по холодному полу. Под боком пристроился пушистый рыженький наш Василий Вадимович, бодаясь настырным носом об пальцы парня, уламывая на внимание. Ну кто Самойлов такой, чтобы поигнорировать кота? Разумеется, приобнял его, подхватив за хитрый жопец. Василий, неодобрительно взглянув, злобно мяукнул, на что юноша переместил тут же конечность на мягкую спинку, чтобы киборг не обиделся.       Парнишка читал иное произведение своего любимого Чехова. Тонкие странички желтоватой бумаги освещала лампа с кружевным белым абажуром, доставшаяся им ещё от бабушки. И как видите, советское качество не подводило, до сих пор работала, как часы. Сын тихо мурчал под ухом, намекая на выключение мешающегося света, в то время пока Глеб дочитывал предпоследние абзацы главы.       Сквозь темноту коридора, в дверях появился силуэт Вадика. Поправляя свой пояс махрового синего халата, тот только вернулся из душа. И готов был плюхнуться на кровать, чтобы сладко поспать со своей семьёй. Увидев раскрасневшегося Вадима, младший лишь легонько улыбнулся, после чего погладил по головке кота и отложил прочитанную наполовину книгу на тумбочку. Видимо, все в этот вечер решили прервать чтение Антона Павловича.       Старший тоже сделал ехидную улыбку и двинулся к своему полуночнику, наверняка что-то замышляя. Подойдя к нему довольно близко, наклонился и как реальный голубок стал тереться клювом. — Помешали тебе, да? — спросил он, залезая аккуратно на кровать, чтобы не раздавить сына, — Василий! А ну подвинься! Ты не один претендуешь на это место!       Однако Василий Вадимыч не собирался шевелиться, несмотря на нрав приёмного отца. Сквозь негодование, Вадик всё-таки убирает дружка на пол, получая однозначное призрение. — Василий, твоим родителям надо побыть вдвоём. Уйди, пожалуйста. — произнёс старший, намекая на уединение взрослых.       Кот, фыркнув, поднял высоко хвост, а дальше ушёл. Всем видом показывая недовольство, он дал понять, что возможно, утром кое-кого ждём сюрприз в тапках, и наверняка, даже в нескольких.       Проводя взглядом третьего лишнего в комнате, Самойлов сразу переключается на Глеба, который уже заинтриговался. Он склоняется и расцеловывает нашего чтеца, пользуясь такой вечерней обстановкой. Тот только хихикает от поступающих атак, пытаясь отодвинуть ночного укротителя. — Вадя! Ну Вадь! Что ты делаешь! — смеясь, говорил Глеб, пребывания немного в щекотке.       Парень ухмыльнулся и взялся за бёдра юноши, подвинув к себе вплотную. Далее закинул на своё плечо правую ножку Глебсона и начал также выстраивать любовный путь, одаривая поцелуем каждый сантиметр.       Лежачий только невзначай отбивался, смущаясь от таких порывов. — Ну Вадь! Правда! Отстань от моих ног! Ложись лучше рядом. — промолвил младшенький, убирая всю эту гимнастическую конструкцию.       Вадим развалился справа и лишь глазел, подперев руку, на своего красавчика. Пунцовые щёчки, нежные пальчики, которые еле касались ранее страниц, длинные ресницы, родинки, курносый носик — всё это так расслабляло, что для Самойлова являлось антистрессом такое занятие. Рассматривая Глеба, тот наполнял тело умиротворением. Пялясь на эти круглые, гладкие черты лица, не находилось подходящих слов, как можно больше задарить любимого ангелочка комплиментами. А голос… такой чудный и по своему молодой, что Вадя, ей богу, хотел бы поставить любое голосовое брата на будильник. Хотя… наверно услышав знакомые интонации, вряд ли бы парень проснулся.       Глебыч развернулся к нему, затем прикоснулся ладонью к щеке, одарив влажным следом. Потом выключил свет и накрыл обоих одеялом, прячась в укрытие, укутываясь, как следует. — Вадик, снимай свой халат, и давай ложиться спать. Я что-то устал сегодня так сильно… — промяукнул Самойлов, двигаясь к грелке.       Старший потихоньку снял себя халатик и повесил на спинку стула, оставаясь в одних лёгких пижамных штанах. Занавесил шторы и легонечко прикрыл дверцу, чтобы была щёлочка. А то мало ли Василий прибежит, и если не открыто, то сломает весь порог. За это мать их точно прибьёт.       Вернувшись на мягкую постель, Вадим ложиться снова с своему маленькому. Уловив хитрый извращенский взгляд, он улыбается и начинает дотрагиваться до парня. — Опять меня сканируешь? — усмехался тот, рукой касаясь спины, под одеждой. — А что мне ещё делать, когда перед лицом красивый мужчина, — прокомментировал Глебка, обнимая и прижимая к себе Вадю. — Не знаю, поцеловать ещё раз, например, для приличия.       Хмыкнув, соня исполняет просьбу, однако не ожидая, что это была засада. Вадим из просто робкого поцелуя превращает в чувственный и более ублажающий. Наш парнишка от такого промычал, не рассчитывая на такой поздний напор страстей.       Соблазнитель трогает любимого везде, где позволяет совесть. Затрагивает немного ягодицу, бёдра, поясницу… Видимо, он ждал весь день, чтобы провести хорошо время в кровати.