Сердцебиение

             *Пароль — Агата Кристи* *** — Думаешь какие-то твои сопли, просто так возьмут и заставят простить?! А вот нет! Гондон ты! Предательский г-о-н-д-о-н! — Что ты несёшь?! Хватит говорить хуйню! — Хуйня — это то, что ты мой брат! Ты мне никто, слышишь?! Теперь уже никто… Достал уже! Путешественник сранный! ***       Младший лишь вспомнил этот ужасно стыдящий флешбэк и подумал, что именно из-за него брат сделал такие выводы. — В смысле?.. Вадик! Ну не обижайся! Правда!.. Я тогда пьяный был… наговорил всяких глупостей!.. Не думал, что ты примешь так близко к сердцу… — извинялся Глебушка.       Однако Вадим закрывает глазки, делает глубокий с трудом вдох, после чего вновь глядит на Самойлова, но по-другому. Для Глебки они показались такими пустыми, будто стеклянными. Что эти карие очи словно мертвы, обездвижены. Смотрят очень устало, будто на последних силах, и чертовски грустно.       Старший отпускает свои надёжные руки с Глебыча и возвращает их на перила. Затем молчит небольшое количество времени, приходя в себя и протирая переносицу. — В-вадь?.. Так… что ты имел ввиду?.. — робко спросил парнишка мокрыми от волнения ладошками, опасаясь лишний раз шевельнуться. — Я никто, Глеб, слышишь? Ни-к-то! И никогда никем не был и не являлся… Я чужой! Понимаешь? Не сводный даже… — но парень только хлопал ресницами, не вдупляя, — Ох… Нет у нас в общем никаких родственных связей! Моя мать от другого мужика залетела. Срок так хорошо у них совпал со свадьбой, что… Да и по лицу я был на неё схож… Поэтому и спихнула меня твоему папаше. Приёмыш я в вашей семье. Так и знал, что она мразь последняя… — Ч… чужой?.. — не веря произносит он, на что Вадик через волю кивает.       Внутри что-то больно ёкнуло, да так, что юноша по ощущениям готов был отрубиться от такой новости. Руки больше запотели, взгляд забегал, не зная, за что зацепиться, тело задрожало, губы поджались… — В смысле никто? Вадик… самый! Самый-самый родной!.. Почему же всегда всё через задницу в моей семье… Не верю! — про себя возмущался тот.       Верит, не верит, а нос сам по себе зашмыгал, губы больно от всей ситуации прижались зубами, голубые озёра увлажнялись. Мозг не мог принять то, что все эти поступки делал не кровный человек. Всю эту ласку, неизмеримую любовь, внимание… дарил абсолютно незнакомый парень постарше… даже не мама. Все эти объятия, щекотки, шутки, комплименты, поцелуи, прикосновения… были от постороннего? — В-вадюш… — сдерживаясь, откликнул он его, — Вадичка… Вадюша… что это значит?.. — заворачиваясь получше в рубашку, колебался юноша, — Я… я… тебя никуда больше не отп-пущу! П-понял? Никуда! Т-только попробуй от меня уехать! Я дома запру! А если не получится… то п-поеду с тобой! Рвану… куда скажешь! Я… я… — вырывалось у него изо рта.       Он очень не хотел отпускать его вновь. Сколько лет парень мучился по брату, сколько ночей не спал, рыдая в детстве от разлуки, сколько раз мечтал увидеть опять. Но… снова обрести Вадима и сразу же потерять… Глебка не имел столь кошмарного представления… и не желал воплотить в реальность. Если такое и случится, то в этот раз, уже не осилит, как в былые времена… — Глеб, успокойся, не переживай так. Тише… вдох… выдох! — не остался в стороне Вадик, повернувшись к нему и взявшись за хрупкие плечи, — Не надо никуда рваться…       Однако Глебка поднял свой сырой и потерянный взгляд на старшего. Защитная реакция сработала очень быстро. Вадя захотел утонуть в нём. Сегодня… озёра по иному смотрелись, были слишком красивыми…       Ребята не могли сказать и слова. Глеб лишь растрогался, подтирая раз в какое-то время нос рукавом. Вадик пялил своим вниманием то небо, то брата, не замечая каких-либо отличий… Ему было очень приятно, что мелкий готов был несмотря ни на что уехать с ним, куда бы тот не сказал… Такая преданность тепло расплывалась душе… заставляя только умиляться тому, как маленький волнуется. — Малыш, — промолвил трепетно Вадик, — Ты не представляешь… насколько чудесные у тебя глаза на свету… Не могу отвлечься. — уводил на другую тему он.       Но Глебка опустил голову, после чего неожиданно прижался к Вадиму. Обнимая максимально сильно, насколько могут руки. — С-спасибо, — промямлил жалобно Самойлов, всхлипывая теперь в свитер. — Гле-е-еб!.. Ну ты чего? Маленький… Не плачь… Что ж ты так… — наклоняясь к нему, шептал старший, встревожившись, — Я не хочу, что твои прекрасные глазки хныкали… — говорил, отодвигая от себя лицо и проводя большим пальцем по красной щеке. — В-вадик, ты… ты… — заикался парнишка. — Пошли на ступеньки сядем. Тише, Глеб… ч… ч… — переставляя аккуратно ноги обоих, успокаивал Самойлов.       Они сели на ступеньки перед входом. У Глебушки тихо скатывались слёзы к подбородку, переживая из-за Вадика и новой истории. Ему было очень жалко его, и не хотелось представлять, что у старшего такие родители монстры. Без чувств и совести.       А сам Вадим только потихоньку застёгивал пуговицы на Глебчике, чтобы его птенец не мёрз. Потом как закончил, он взял его за правое плечико и приблизил к себе, склоняясь у личика. — Глебыч… Глеб… Глебушка-а… — звал тихонечко, — Не плачь, милый, солнышко… — успокаивал брат младшенького, — Если будешь плакать, то придёт злой ёж и утащит в заросли. — предупредил он, делая смешные звуки у уха, щекоча кончиком клюва. — К-какой ёж?.. — сначала не понял парень, а как дошло, стал сразу отбиваться, — Х…х-хватит! Щ-щекотно! — просил мелкий, на что Вадя чмокнул его в щёчку.       Парнишка сразу застыл. Ведь теперь поцелуй вовсе по-другому ощущался. Как будто тебя уже целует не родственник, а человек почти на равне с Шуриком… — Всё, мимо прошёл ёжик, можешь теперь сидеть спокойно… — задумавшись, промолвил парень, — Однако… наметились шустрые ручонки на горизонте, которые никого не оставят в покое…       Вадя, проникнув под пижаму Глеба, начал быстро щекотать. Парень снова изгибался как мог, стараясь спастись от нападений. — Всё! Хватит! ПРЕКРАТИ! АХ!.. — умолял Глебушка, выставляя руки вперёд, — ВАДЯ! ***       Пару нападенческих секунд прошли не зря. Глебушка слегка угомонился и уже отвлёкся от всего поступившего. — Ну ладно-ладно… Они тоже ушли… — устроился смирно Самойлов. — Ты и вправду так расстроился?.. Я думал, будешь предъявлять мне что-то, а ты наоборот рыдаешь… — Я просто очень волнуюсь за тебя, к тому же ранимый… не обращай внимание… — убирая волосы назад, оправдывался юноша, — И… Ты из-за матери получается уехал?.. — Не совсем… После этого я узнал, что тот мужчина за столом мой биологический батя… Я устроил им скандал. Высказал всё, что накопил и… ***       Ты же знаешь, наш отец ещё тот киборг. Постоянные перепады настроения это точно про него…       Так как ты кровный младший сын, то автоматически самый любимый. Он, конечно же, тебе больше уделял времени чем мне. Подвозил иногда после школы, а я отказывался ехать с вами, ссылался на то, что у меня дела. Покупал тебе вкусняшки, с которыми ты тайно делился в комнате. Игрушки разные… Мне в любом возрасте говорили, что я уже взрослый. Даже в восемь, когда не хотели покупать конструктор… Но сейчас не об этом.       Наш папа был сильно против геев, ОЧЕНЬ. Настолько что… не мог долго заниматься с сыновьями. Да он, собственно, и этого даже не делал. Ему было не понятно наше поведение. Отец не мог принять то, что мы ходим за ручку, играем вдвоём, обнимаемся, болтаем обо всём… Если с друзьями… наверно не так бы реагировал. Про одну постель и целовашки вообще молчу. Мама нас потому и отгоняла, чтоб не влетело. Раньше ещё было как-то нормально, но после того как подросли, у него возникли вопросики.       Когда видел нас вместе… Как ты меня чмокал в лоб например. То тут же брал за шкирку и уводил в соседнюю комнату. Громко орал, что… чему я учу своего брата. «Ты же взрослый, понимаешь, что так не должно быть». И с каждым годом это становилось хуже.       Мало того, что я ребёнок от предыдущего неудачного брака, так ещё и пидарас последний, который портит младшенького. Однако было много случаев, когда ты сам напрашивался сильно-сильно. И тебе, такому светленькому ангелочку я не мог отказать.       Шли года и… проблем появлялось всё больше. Это и переходный возраст у обоих, и неполадки с работой, плюс зависимость от алкоголя та же… Раньше папа никогда не пил, только по праздникам. Но после того как не получился один проект, потом второй, третий… его конкретно сократили. И за испорченные дома даже уволить собирались. По этой причине и уходил часто в запой, пока Наталья крутилась, как белка в колесе в больнице.       Когда такое случалось… я, чтобы твои детские глаза не видели этого безобразия, забирал тебя после школы. Доходил с тобой до любимого кафе, на свои деньги оплачивал нам обед, за этим же столом делали домашку на завтра. После этого усаживал рядом с собой. Помнишь? Тогда в молодости я подрабатывал через раз в том заведении, чтоб содержать нас. Так что и уводил тебя за стойку. Ты играл в телефончик, учил стих, читал параграф, а я готовил кофе. И когда заканчивалась моя смена в 18:00–19:00, отводил наконец-таки домой в квартиру…       Идя по тёмной уже улице перед поворотом на нашу площадку, доносились оттуда через открытые настежь окна крики. Это Наташа отчитывала Рудольфа. И… наверно в курсе был весь двор. *** — Ох… Да, Вадик… Это кошмар какой-то был… Раньше тогда и не думал, что отец бухал. Надеялся, что по какому-то другому поводу родители ругаются… — подняв голову вверх, смотрел на звёзды брат и подтверждал, — Однако… я помню одну самую ужасную из ссор. Осенью, когда ты поступил на первый курс… В тот момент я… сидел под кроватью и плакал. Думал, что… тебя побьют там… — Да… Вот как раз таки после этого я и сбежал. — Правда?.. — Ага… Не то, чтобы… меня сильно пугали эти ругани… Во всех семьях так, ничего не поделаешь. Пусть он и оскорблял, называл пидором и позором рода… Я как-то не воспринимал это всерьёз. Но когда он начинал и про тебя гадости говорить, я не выдерживал. ***       Как ты и упомянул, это была осень. Сентябрь. После того самого происшествия на улице, когда ты… меня… на площадке… ну понял. Бате об этом доложили через неделю те самые бабушенции. Не знаю, как они его нашли и вычислили, возможно в фсб СССР работали.       Я вновь приехал на выходные домой из общаги. Всё проходило нормально, до того момента как батя вернулся с работы. Глаза его кипели гневом, был уверен, из-за рта вот-вот пошла бы пена. Убедившись, что младший у себя, а мать ушла в магазин, он снова взял за шкирку семнадцатилетнего меня и поволок на кухню. ***       Мужчина закрыл дверь на щеколду, после чего злобно обернулся, заставляя замереть. — ТЫ СОВСЕМ АХУЕЛ? ВАДИМ! — сразу рявкнул без лишней мысли старший, — МЫ СТО РАЗ ОБСУЖДАЛИ ЭТО! И Я УБЕЖДЁН, ЧТО ЕСЛИ ТЫ ВСЁ ГЛОБАЛЬНОЕ НЕ ПОНИМАЕШЬ, ТО ТОЧНО БОЛЬНОЙ!       Эти слова ощущались словно стрелы, которые одна за другой впивались глубоко в сердце. Возможно, я не так резко реагировал, потому что уже знал правду, и не воспринимал Рудольфа, как значимое звено в семье. — Отец, ты о чём? — спросил я, уточняя. — О ТОМ!       Он подошёл вплотную, взялся за мою одежду и расположил у стенки, не давая куда-либо сбежать. — ТЫ ВООБЩЕ ГОЛОВОЙ ДУМАЕШЬ? СНАЧАЛА ЗАЖИМАЕШЬСЯ С МОИМ ГЛЕБОМ, ПОТОМ СПИТЕ ВМЕСТЕ, А ТЕПЕРЬ И СОСЁТЕСЬ?! НА УЛИЦЕ!!! ЭТО ЖЕ ИНЦЕСТ! ГОМОСЕКСУАЛИЗМ! ПЕДОФИЛИЯ! — повышал всё ещё голос Рудольф.       Я понимал, что он не поверит в то, что это младший поцеловал меня. Поэтому готов был принять любое наказание. Но попытался испытать удачу и выговориться. — Это был не я! Правда! Пап!.. Глеб сам захотел! Он… это сделал на зло, понимаешь? Чтобы окружающие заткнулись… и ничего не говорили против того, что гуляем вместе. Я тут же отстранился от него! Честно! — А я зуб даю, что всё произошедшее из-за твоего влияния!!! Вот почему он не гуляет с одноклассниками?! Почему вечно с тобой и даже на ночёвки не ходит?! Про дни рождения вообще молчу! Почему следует за тобой хвостиком по квартире?! Почему на помощь зовёт тебя, а не родителей?! Объяснись!!! — Наверно… просто симпатия?.. — Хуятия, Вадим! — беря за ворот, отозвался мужчина.       Я просто осознавал, что не имелось другого выхода. Без сомнений, чтобы не случилось, всё равно буду виноватым.       Да, у меня были друзья, товарищи, даже дружил с пару одноклассницами. Только они не могли никак сравниться с тобой. Находясь в таком окружении, где отец — псих, мама — алкашка, мачеха — трудоголик, бабушки с дедушками — ненавистники… Я… не хотел, чтобы тебе причинили вред. Видел, что ты будущая их жертва… Следовательно… отдавал всю любовь, что у меня имелась. С каждым днём она росла всё больше и больше, настолько… что не мог вообразить и час без тебя. ***       *Бесконечность — Земфира*       Глебушка неловко обернулся, приоткрыв рот. Он не мог поверить всем этим высказываниям. Принять осознание, что его на самом деле очень любят и ценят, как никого другого. — Вадь… — прервал Самойлов дискуссию, — Это… п-правда?.. Ты… так считал?.. — И сейчас считаю. — ответил Вадим, подпирая щёку рукой о колено, — Должен был тебя защитить от этих проглотитов… Если бы… не мои банальные… держания за ручку? Мне кажется, ты бы вырос очень зажатым и запуганным… В принципе какие-то такие отголоски и остались. Но думаю… было бы ещё хуже. — Вадик, но… я не могу смекнуть… Почему ты… реально так заботился обо мне? Я настолько был жалким? Сложно убедиться в том, что обычный человек обрадуется орущему младенцу, с которым придётся делить свою жилплощадь. — Просто знаешь… — тот опускает взгляд в ноги, слегка моргая и жалея, что начинает эту искренность. — Ты… такой… ну как объяснить… — Слабый? — Нет-нет!.. Ты… — Ещё не мыслящий? — Ну это понятное дело, только родился… Но… — Слишком… красивый, чтобы ругаться? — Ты… — запнулся он, — Ну… кстати, тоже подходит. Однако не по этому.       Глебка сделал потягушки телом, а после чего подвинулся сильнее к Вадиму. — Так какой же? — взволновано интересовался парнишка, чтобы услышать правду. — Глеб, ты… — закрылся Вадим ладонями от стыда, — В то мгновение, когда тебя принесли из роддома. Мне показалось, что ты словно лучик, такой светлый ангелочек. Белокурые волосы, голубые глазки… такая же фарфоровая кожа… Который пришёл свыше… Я тогда хотел тебя назвать Пупсиком. Настолько было желание затискать… Знаю… звучит не очень, но… Я сразу задался целью тебя воспитывать, долго не размышлял и не задумывался. Мы как будто с тобой одним зрительным контактом поняли и приняли друг друга такими, какие есть. Если бы… ты отсутствовал… боюсь у меня не было б никакого смысла существовать. Это как чувство… настоящего родителя? Который понимает, что вся его цель многогодовая — это сделать детей счастливыми. Больше они ни о чём сильнее не желают в этом мире. Так и я… Как увидел… твои малюсенькие ножки, что в длину, как мой один большой палец… микро ручки… ушки… не мог оторваться и-       Дальше Вадик перечислял слишком огромный поток нежнейших слов, какие только имелись на планете. Глебка далее вырубил слух… Он таял, плавился просто как мороженное на пляже. Теперь погода не чувствовалась такой прохладной… Сейчас она стала максимально горячей и раскалённой. Таких… подробностей о самом себе… Глебушка не слыхал и отроду. Ни разу родители его так не восхваляли… просто за какое-то появление в их жизни… А тут Вадик произносит это всё с такой тёплой улыбкой, стесняясь своих же чувств. — Напомни ещё раз, почему у тебя нет девушки? — промолвил парнишка, сверля стеснительным взглядом. — Ах, ну… я им не нравлюсь походу… — А мне кажется, ты своей невестке все уши прожужжал про меня. Потому она и ушла. — Ты откуда знаешь? — удивлённо обернулся Вадя. — Чт-… — замолчал Самойлов-младший, — Вадим!!! — толкнул ручками Глеб его, — Не ставь меня в неловкое положение!.. — Ну если это правда. Как я мог молчать, что ты-       Глебка заткнул своими пальцами рот старшему. Потому что понимал, ещё один комплимент и он точно станет водопадом. — Вадик… Прошу, не надо… — умолял Глебчик, — Я не вынесу больше таких… ласковых в мою сторону… — Почему же? — вырывалось у брата. — Я очень польщён, честно… Но… не в силах… — розовел юноша, — испытывать чрезмерную неловкость. Я словно… обязан тебе чем-то после этого…       Вадик лишь убрал аккуратно кисть младшенького. Затем преподнёс вновь к себе и поцеловал костяшки, оставляя чуть-чуть блестящий след. — Ни в коем случае не хочу тебя смутить. Я только пытаюсь донести, что… Глеб… — говорил тот теперь медленно, — Я неизмеримо тебя люблю и всегда буду на твоей стороне. Чтобы ты не сделал, сломал, ударил или ошибся… я обязательно помогу решить любую твою проблему. Услышал? Несмотря на… такое теперь положение в семье… и подробности… Моя любовь никак не угасла, она осталась прежней. Сильно дорожу тобой. Так что не желаю, чтобы регулярно тебя обижали и выводили из себя какие-то Лёвы… Как злая собака из-за всего этого огрызаюсь на них, а потом приходится просить кучу извинений за животное поведение… — Ох… я… я… — запаниковал Глеб от того, как его поставили врасплох.       Глебушка стал таким красным, каким за всю жизнь не был. Ему впервые признались в такой любви и он не знал, как правильно отреагировать на это. — Боже мой… мне… только что… признались в любви… аху- — находился в полном шоке Глеб, — Причём ни какая-нибудь младшеклассница или девушка, а мужик. СУКА, МАТЬ ЕГО МУЖИК, БЛЯТЬ. Вместе с тем ещё и брат… Хотя, блять, погодите, нихуя не брат… а просто мужик! Красивый, блять, секси мужик. Который дарил мне можно сказать просто возможность существовать здесь, благодаря своей теплоте. Без него… я бы умер в таком же айсберге, но наедине с отцом…       Слегка поднявшись со ступеньки, он встал напротив Вадима. Сбито дыша, Глебка быстро садиться к нему на колени, обвивая ногами и руками брата полностью. Сковывая в объятиях, парниша прячет нос у шеи Вадика, вызывая тут же мурашки.       Он понял, что… жизнь в их семьях довольно сложная. И такое обыденное признание в любви, которое каждый день кому-то говорит мама, было не типичным для Самойловых… Что-то на равне с настоящей искренностью, не глядя на запреты общества.       Глебушка прижимался всё сильнее. Душа его также ныла, как до этого у Вадима. Если бы он услышал это признание раньше, то не чувствовал себя опустошённым и брошенным как последняя шавка на улице. Старший был для него всем… и опорой, и поддержкой, и родителем, и самое главное… близким другом, с которым он только мог поделиться о внутренних переживаниях. И такую разлуку было тяжело сдерживать. — Вадь, почему ты не сказал раньше… — шептал парнишка. — Я думал, это обычные вещи? И так понятно, что люблю тебя, как никакого другого. — Одно дело просто думать, а другое говорить. — младшенький целует Вадима в районе шеи, заставляя его тоже покрыться румянцем. Потом ещё раз, и ещё, и ещё…       Старший в ответ приобнял как можно крепче Глебку, располагая свою голову на его плече. Он смущался не меньше самого брата, что дало понять, тот стеснителен в таких же вещах. — Вадик… — тихо звал Самойлов. — Мм?.. — откликнулся Вадя, получая как можно больше удовольствия просто сидеть с сокровищем на крыльце. Ни о чём лишнем не думать… только обниматься и тихонечко качаться из стороны в сторону. — Я понял… Ты из-за меня с отцом поругался? Из-за меня тебя побили? Из-за… того случая на улице? Прости меня, пожалуйста. — Не неси чушь, — промолвил Вадим, целуя Глебушку в висок. — Да, ты там был замешен, однако… Папа не по твоей причине взорвался… ***       Тогда, если бы я промолчал, то возможно отделался неприятными подзатыльниками и угрозами. Но… не в этот раз. Промотав всю эту нудную лексику про того, что уже большой парень и мозги должны быть на месте. То что пора завести девчонку и бла бла. Я откровенно зевал. — Неинтересно тебе, да? А без этих напутствий ты по-другому не понимаешь! Бестолковый! Думаешь, мне нравится смотреть, как ты ребёнка гробишь?! Кем он вырастит, благодаря тебе? Таким же длинноволосым педиком?! — ругался громко мужчина, размахивая руками. — С чего ты взял, что я его порчу? Может это ты во всём виноват?! Запугал Глеба своими вечными пьянками, вот ко мне и прибегает! А мать на работе до поздна! Ему не к кому больше пойти! — отстаивал свою позицию я. — Ах… ещё и я виноват в том, что мой ребёнок двенадцати лет хочет целоваться с парнями постарше?! А если скоро в постель захочет! Ты тоже будешь младшего защищать?! — Я считаю, если бы вы с матерью больше времени ему уделяли, то у него такой бы любовной потребности не возникало. — Вадим. ОН РЕБЁНОК! А что если его педофилы за непристойное поведение утащат к себе? Мм?! Несуразные какие-нибудь геи! Заберут в сексуальное рабство и всё! — Хватит нести этот бред!!! Он ни в чём не виноват! Если… и ведёт так, то это же лучше? А то бы пил и курил за гаражами, как все. Однако нет, послушный мальчик, дома сидит, хорошо учиться, любит брата с родителями. Это ведь не счастье? — Ох, лучше бы уж за гаражами, чем с таким братом! Стоять с тобой в одной комнате стыдно и противно! Ещё и меня на эту кривую дорожку поставишь!.. — ответил Рудольф, отворачиваясь от сына и облокачиваясь на столешницу.       Я поджимал губы. Видимо сегодня просто обычными криками это всё не прекратиться. Отец слишком был негативно настроен, чем в остальные дни… — Всё. Мне надоело! — произнёс он раздражённым голосом. — Либо ты сейчас же собираешь свои вещи и валишь обратно в общагу! Либо я выпорю Глеба за его проступок прям на твоих глазах! Выбирай. Я не могу больше терпеть твоего воздействия на него. — Но пап… — Я ВСЁ СКАЗАЛ!!! — рявкнул Рудольф, ударив по столу, — БОЛЬШЕ НИЧЕГО НЕ ХОЧУ СЛЫШАТЬ! Я ТВОЙ ОТЕЦ! И МОЁ СЛОВО ЗАКОН В ЭТОМ ДОМЕ!       Когда только одна мысль промчалась во мне, как тебя будут хлестать, тут же стало дурно. Столько лет терпел его, угождал, ради того, что он тебя по настроению просто избил? Я не мог этого допустить.       Тогда ещё мальцом, сомневался безумно. То что, возможно реально я на тебя ужасно влияю и отвратительно веду, перегибая рамки дозволенного. Плюс — инцест, гомосексуализм и педофилия резали больно уши. Я и до этого в момент твоего поцелуя о страшном думал, а тут ещё и батя подключился угнетать. Очень мучился из-за этого, ведь глядя на ребят вокруг, осознавал, что на самом деле, только мы с тобой так общаемся. Больше никто.       Поэтому… в тот момент я, честно признаюсь, решил, что так будет правильнее, во благо тебе. Чувствовал, что из-за меня все эти нескончаемые неприятности. И… если оставлю вас в покое, то вырастишь адекватным, уравновешенным парнем, в отличие от такого любвеобильного как я. Но перед этим, желал высказать всё, что тот наверное не подозревал… и… *** — Вадик… мне страшно… — промолвил Глебка, — Я помню те матные крики… — Хорошо, дополню в двух словах… Сказав, что все эти годы я не был его родным сыном… он замахнулся на меня, устроил погром на кухне. Называя «Сволочью неблагодарной, подкидыш, сукин сын! Вот почему семья рушилась всю жизнь, всё из-за твоих рук, падла! Какая мать шлюха, такой же и сын!» В итоге… побил половину посуды, сломал дверцу шкафа и стул… Я оттуда еле сбежал… Просидел час на улице в каком-то гараже, всхлипывая… Ну, а потом… убедившись, что батя ушёл из дома, пошёл к тебе в комнату прощаться… ***       Парни молчали, не зная, как ещё аргументировать этот момент с отцом.       Глебушка находился в полном шоке и был уверен, что сегодня точно не уснёт. Даже если тепло или холодно. Мысли его теперь были забиты совсем другим. А именно Вадимом. По щелчку пальца как будто его восприятие о нём изменилось. В огромную положительную сторону. Вспомнилось, как тот переживал за него с Лёвой и шёл на разборки в лес. Как спрашивал о наличие настоящих чувств к Бортнику, чтобы брат не обжёгся о неприятную действительность. Как Вадим спасал его уйму раз.       Младшенький успокаивался. Он наконец-таки узнал, что же такое произошло и из-за чего любимого человека не было дома. Глеб не чувствовал теперь себя обманутым, а в конце концов ценным. Таким для него был и Вадик. Обнимая его всё также крепко, он не хотел его отпускать, несмотря на то, что его потихоньку клонило в сон.       Вадим это почувствовал, поэтому стал аккуратно гладить на всей спине, пряча нос в шевелюре. — Глебушка, пошли спать. Ты уже вырубаешься. — проговорил тихонечко Вадя. — Прости, что утомил так поздно… Тебе рано вставать. Пошли в кроватку. Мм?.. — Я всё равно не отпущу тебя. — лишь произнёс мелкий, мямля в чужую одежду. — Если только с тобой, то пойду.       Старший чмокает парня в лоб, после чего приподнимается немного с ним. — Хорошо, я тебя услышал. Поспим вместе. — сказал Самойлов, направляясь с соней в дом на прежний диванчик.