Сердцебиение

              ***       Василий Вадимович ходил меж комнат, не зная в какую зайти в этот раз. На кухне скучновато, да и не весело слушать один и тот же шум жужжания многолетнего холодильника на протяжении всей ночи. Выбор стоял, либо гостиная, где поуютнее, есть чёрный прямоугольник, который люди называют телевизором, узорчатый ковёр на стене, нифига не согревающий. Либо спальня, в которой и кровать помягче, да и подушка специальная отведена для четвероногого друга — кудрявая голова. Именно её в конечном итоге выбрал кот.       Взвесив результаты внутреннего голосования, Василий Самойловский решил переночевать в левой комнате Глеба, второго по старшинству кожаного в доме. Протоптав свой выстроенный маршрут шерстяными лапками, котейка нахально открывает одной передней дверь. Аж так, что она стукнулась об стену. Подобравшись к кровати со стороны окна, он повилял задней точкой, прицелился и прыгнул прям на живот Глеба. — Блять, рыжий, ты- — испугавшись приятеля, признёс парень.       Он в данный момент нифига не спал. Не получалось. Метался из одного бока в другой. В итоге сдался и просто лежал, пялясь в потолок. Однако рыжий как раз таки пришёл сюда с целью увидеть сны. Поэтому стал вертеться пушистым хвостом у лица будущей подстилки, до самого утра. — Фу, рыжий, убери свой лохматый хвост! — пытаясь отодвинуть от себя объект чихания, попросил паренёк. Но Василий лишь устроился в районе груди, отстаивая своё, начал лапами создавать массаж. — Ну Василий, уйди по-дружески… — умолял он, в ответ получая лишь злой и устрашающий взгляд, на что тут же закрыл варежку. — Окей. Делай, что хочешь, только не трогай меня.       Такой отзыв утроил кота, потому и дошагал до головы второго хозяина. И наплевательски на то, что тот ещё не спит, лёг на его бошку, оставляя из нетронутого только нос, чтобы подушка не задохнулась. Глебка не сопротивлялся, ведь знал, что этот киборг может его, если что в любой момент запросто задушить. По этой причине и не возражал.       На улице не переставая, стрекотали какие-то жучки. Так как окно было не зашторено, на одеяло попадало небольшое количество света от фонаря. Щебетали легонечко птицы. Доносился из незакрытой форточки запах свежести, который предсказывал возможный дождь. В общем, Самойлов подмечал всё, лишь бы не спать, как его дружок сверху.       Ему было попросту на удивление, холодно. Да-да, днём плавится от отметки в 33°С+, а ночью мёрзнет, как бедный родственник. Хорошо, что обогреватель сам пришёл на лицо. Как чувствовал по интуиции, что парень тут окоченел в кровати, как бы не накрываясь одеялом и другими слоями всеразличных пледов. Логичнее всего, разумеется, было бы в первую очередь дойти до окна и прикрыть его. Однако Глебу настолько не хотелось выходить из еле нормального по температуре места, что только терпел. ***       *Не умирать молодым — Би-2* — Всё, не могу больше. — сдался парнишка, пролежав в ледяной комнате ещё пять минут.       Отодвинув смертельно опасного Василия с себя на соседнюю мягкую перину, Глебка, скрестив в груди руки, потихонечку направился к источнику холода. У Василия Вадимовича видимо было хорошее настроение, поэтому и не захотел за этот поступок растерзать Самойлова. Так что устроившись поудобнее на собственном новом ложе, продолжает видеть сладкие сны.       Дойдя до несчастной форточки босиком и в утеплённой пижаме, Глеб закрывает её. По ощущениям готов был стучать зубами от перепада адского дня и ледяной ночи. — Может заболел? И у меня озноб? Блять, вот только я могу перед важным мероприятием что-то подцепить! Хотя… Дом старый, возможно реально продувает.       Продувает, не продувает, а всё равно дрожит! Парнишка уже отчаялся. Думал, что придётся лишь ждать утра, чтобы погреться, или же пить всю ночь чай. Но как бы голова не выстраивала план нормально поспать, пути расходились совсем не в те русла. — Пойду что ли в коридор, может только у меня в комнате поселился айсберг. — предполагает он, покидая спальню с Василием.        ***       *In the woods — Aron Wright*       Окошко было настежь открыто, из него проникал в комнату такой же прохладный ветерок. Занавеска потихоньку вздымалась и опускалась вновь к не греющей батареи. На скромном разложенном диванчике лежал Вадик, накрывшись с головы до ног тёплым одеялом, расположив голову на удобном каком-то старом медведе, подаренном ещё в прошлом.       Убирая мешающиеся волосы за ухо, парень отчаянно вздыхает, не зная, что ему делать. — Наверно пришло уже время рассказать ему всё. — созрел Самойлов. — Однако после этого вряд ли он захочет со мной общаться. Отправит обратно туда, откуда приехал, вот и всё тут… Сделаю только хуже… Но и молчать тоже не в моих силах. Сердце всё ноет внутри и ноет, не даёт нормальной тишины. — вертелся Вадим, не находя нужной позы.       Развернувшись к тому самому мишке, Вадик берёт его за одну лапу и начинает по рефлексу поглаживать плюшевую ткань. Он припомнил, как давным-давно, когда Глебу не было и пяти, тот подарил ему тоже игрушечного белого мишку, которого малыш таскал потом абсолютно везде. Этот медведь был почти на всех фотографиях, и в саду, и на улице, и дома… Даже в начальных классах он не отходил от него ни на шаг, брал с собой в портфель. Это вызвало милую улыбку на лице старшего брата.       Вдруг, услышав какой-то посторонний звук, тот замер. Ведь на часах точно перевалило за час ночи. Что такого могло произойти за всё это время?       Аккуратные шажки приближались к ложе Вадима. Очень уж подозрительно. Ведь Самойлов знал, если бы Глеб что-то захотел, или ни дай бог сломал, то с порогу бы стал звать по имени, как обычно. А тут… крадётся для чего-то… — Возможно вещь какую-нибудь забыл здесь, вот и решил не будить меня, — мыслил Вадик, делая правдоподобный вид спящего.       Но брат вовсе не за этим пришёл. Дойдя наконец-таки кое-как вслепую до старшего, осмелившись, парнишка коленями забрался на диван, двигаясь потом вперёд. — А зачем он теперь ко мне залез? Ну полка рядом надо мной, вероятно туда что-нибудь спрятал?.. — засомневался уже наш актёр.       Тот пролезает к стенке у ковра, стараясь разложиться там поудобнее. Как только сделал это, то приподнял наощупь одеяло и хитренько накрылся полностью им. Вадим чувствует сзади себя замёршее тело, которое тянулось за теплом. Однако, чтобы точно в этом убедиться, тот не делал пока поспешных выводов. — Вадик, можно я тут с тобой… — прошептал Глебушка, вытянув одну руку и шустренько прильнув к брату.       Однако парнишка в тотчас же бьётся будто бы током. — Ух… блять… — удивился младший, когда почувствовал не футболку, а оголённую грудь Вадима в ладони.       Самойлов про себя лишь тихонько захихикал от реакции Глеба.       Тот испугавшись, прижимается растерянно к нему. Вадим засмущался от такого застенчивого поступка. Раньше-то младший всегда будил, а только потом ложился с разрешением. Теперь видимо, изменил что-то в своём поведении, вырос понаглее.       Юноша немного высунул свой нос из-под укрытия и уткнулся им в плечо напротив, вызывая у того щекотку. — Глеб, — внезапно раздался добрый и низкий голос.       Парнишку вбросило в жар от такого, это заметил и говорящий. — Блять. Пиздец. Нахуй. Блять… — говорил про себя Самойлов, скукоживаясь от того, что разбудил брата. — Меня отпиздошат… — предсказывал Глеб. — Отпиздошат, как самую грязную шлюху…       Повернувшись передом к младшему, они встречаются неловкими взглядами. Глебушка автоматически оставил на широкой груди обе кисти, матеря тут же себя за это. — Ёбанный рот-… — всячески прокручивал Глеб всё то, что возможно его в данный момент спросят.       Вадим сделал акцент на мелком. На белоснежной коже, на которую падал лунный свет. На серо-голубых робких глазах, которые всегда смущались при единичном столкновении. На нежные немного извращенские пальцы, которые сейчас застыли в удивлении от ночного телесного вида. — Мм?.. — промычал, краснея до предела, парень. — Ты чего не спишь? Что-то случилось? Или просто полапать меня захотел среди ночи? — ставил в неловкое положение Вадя, играя бровями и ухмыляясь, словно Чеширский кот.       Парнишка лишь опустил свой взгляд как ни странно на ключицу, а дальше ниже и ниже… Тут же намереваясь покинуть поскорее гостиную. — Нет… Но твоя грудь такая упругая, хочу отметить… Качаешься в тайне что ли? — жмякая сокровенное наощупь место, прокомментировал ночной эксперт. Который видно был ещё тот спец в этой области, — А вообще… Думаешь, я в курсе, что ты раздетый спишь? В следующий раз предупреждай хоть… а то мало ли на что наткнусь в бессонницу… И надеюсь, что не полностью обонажённый… — заглядывая под одеяло, засомневался он. — Так! — прикрывая себя, сказал резко Вадим, сменив расслабленный голос, — Не надо там ничего рассматривать! В белье! В белье я! Не волнуйся, совращать не буду… — оправдывался брат. — Ну смотри у меня… — подняв нехотя глаза с красивого тела на лицо, Глеб ехидно заулыбался. — Это ты смотри, куда свои ручки кладёшь… Маленький извращенец. — произнёс тот, любя. — Ничего я не извращенец! Иди ты… — А чего тогда взглядом сверлишь меня? От неожиданности?       Самойлов-младший оттолкнул слегка соблазнителя, и стал медленно подниматься. — Просто… не каждый день красивые мужчины перед тобой оголяются. Засмотрелся, извините уж, каюсь, — дополнил, сев на пятую точку, — А пришёл я, потому что околел у себя в комнате. Думал тут хоть погреюсь… — прижимая конечностями колени к себе, опять замерзал он.       Вадик только вздохнул и расправил руки. — Ох… ты ж мой маленький… — ласково промолвил он, делая рай для ушей Глебке, — Ну иди сюда, как с севера, я не могу! Иди ко мне, под крылышко тебя возьму. Под крылышко горячего мужчинки. — подмигнул Вадим.       Фраза: «Иди ко мне» мгновенно сменила настрой младшенького, что после этого, не задумываясь, раздвинул чуть-чуть ноги и навалился на живот к нему. Вадя ладонью проскользнул между тел и остановил на спинке юноши. Затем крепко обнял, пряча свой клюв в Глебеной шевелюре. — Глеб, я так соскучился по тебе уже. Так бы и затискал… — прошептал на ухо Вадим.       Ухмыляясь, мелкий сложил ручки на грудной клетке Вадика и положил подбородок на них. — Хватит смущать меня… ты очень раскрепощённый какой-то сегодня… Нет, ну я в хорошем смысле, не обижайся!.. — попросил пунцовый Глебушка, хлопая скромно длинными ресницами, — Давай лучше спать. Я считаю, что это самая прекрасная поза для сна. — Ну для тебя возможно, а меня вот придавили… — Эй, не такой я уж и толстый! — Да шучу-шучу! Ты совсем худыш, что джинсы еле на бёдрах держатся, — негодовал он, почёсывая любимые кудряшки и проходясь легонько по лопаткам. — Щас дошутишься, щекотать ведь начну…       Глебыч вновь забалдел от каждого нового поступающего движения. И щекотливая месть в момент отменилась. Его расслабляло абсолютно всё сделанное Вадимом. Каждый комплимент, каждое прикосновение и каждое слово… пробуждало внутри что-то очень приятное и располагающее. Будто бы это не он, а мама, которая лежит рядом со своим ребёнком и укачивает нежно.       Самойлов вспоминал, как обожал с братом спать на одной постели. Вадик в бессонницу постоянно рассказывал интересные истории, сказки и свои придумки, от которых у Глеба был нескончаемый поток детских фантазий. Тем не менее родители запрещали это делать. Мол взрослые уже, нужно перестать баловаться. Ругались по этому всегда с детьми. Однако мелкого ничего не останавливало, и он пристраивался все ночи к своей большой привычной грелке, утром получая от мамы сразу пиздюлей, несмотря на такую любящую картину.       А когда была школа и одно расписание у обоих в какой-нибудь из дней, ребятки радостно и уставши шли домой, чтобы вдвоём поспать в обеденный час на кроватке, насмотревшись сериальчиков. Потом подступал и нелюбимый вечер. Вадим просыпался по струнке без будильника в часиков шесть. Бережно накрывал Глебку потеплее, садился за стол, стараясь не разбудить, и делал домашку. Вскоре приходили и сами родители с работы. Старший говорил им, чтоб они в комнату не заходили, так как Глеб усердно занимается, в то время, пока тот откровенно сопит.       Прокручивая всё это из памяти, Глебушка мило вздыхал в чужую грудь. Довольно лежа на брате и слушая его сердцебиение, чувствуя щекой горячую кожу под собой, его клонило в сон. Юноша Вадима тоже в ответ приобнял, оставляя руки около его поясницы. — Вадик, — еле-еле проговорил он, зевая от прекрасного для сна положения. — Мм? Тебе удобно? Всё нормально? — переживала курочка-наседка. — Да, очень. Расскажи мне… что-нибудь. — попросил Глебка из последних сил, переворачивая композицию обоих на бочок.       Старший вдруг отстранился и пробежался мельком по Глебу. Сердце его также ныло, желало высказаться, открыть правду перед парнем. Ведь он так хотел это разузнать… Однако страх брал верх и предложения не могли так легко складываться, как планировалось раннее. — Что-то не так?.. — тихо поинтересовался мелкий, на что получил лишь неловкий взгляд. — Маленький, слушай… — расположившись на правом боку, Вадим подложил под голову руку в районе виска, кончиками пальцев проходясь по шее Глеба второй, вызывая снова мурашки. — Может… подышим свежим воздухом? — предложил внезапно старший. — Вадик… ты издеваешься? Я тут мёрзну, словно в Антарктиде. А ты меня на улицу зовёшь? — Дома возможно и холодно. Но это потому что он не прогревается. А вечер бывает наоборот нормальный, с таким же воздухом… — Ну ты… синоптик хренов… — заворачиваясь в одеялко и проворачиваясь лицом к ковру, добавляет парнишка. — Пошли-и-и… — настаивал он, — Спать лучше будешь! А то, я знаю тебя! «Ой спать хочу безумно… ой-ой-ой…» Полчаса полежишь, а потом к холодильнику потянешься.       Глебушка только слегка развернул голову, громко фыркая, показывая своё недовольство. — Скажи честно, ты просто держишь на меня обиду? — начал догадываться Глебка, — Из-за того, что в тот день я съел твой любимый, как оказывается, йогурт?.. Хотя видел его там впервые за всё время! Ни разу ты такого не покупал! — Пошли уже, Спящая красавица. Подышать нужно хорошенько. — У тебя астма что ли? Тебе надо? Ты и иди! Я не хочу с нагретой постели уходить… — возражал Глеб.              На что Вадим встал с дивана и подошёл к ящику. Там он взял не слишком тёплый чёрный свитер в полоску, затем одел его и нацепил штаны…       Самойлов-младший понял намеренья брата, но искренне не желал куда-либо вставать, каким бы срочным не было дело. Однако Вадика это не волновало, поэтому после переодеваний, взял под низ Глебчика, и как завёрнутого грудничка поднял на руки. — Вадик! Ты что делаешь! — испугался соня высоты. — Раз не хочешь уходить из комфортного ложе, пойдёшь прям в одеяле. — поставил перед фактом он, двигаясь в направлении коридора. ***       Вскоре они вышли сквозь все упрямы на улицу. Глеб только недовольно шмыгал, стоя хмуро на крыльце без своего уютного укрытия. — Возьми мою рубашку. — попросил Вадик, накидывая на плечи брата свою вещь.       Но тот только зевая, разлёгся на перилах, прикрыв глазёнки. — Ва-адь… скажи наконец-таки… Ты правда из-за этого йогурта дуешься? Поэтому решил проучить меня? И не дать спать всю ночь? — Да не сдался мне никакой йогурт! Успокойся! Мы щас не из-за этого… — А у нас есть весомая причина что ль? Выйти так поздно к ночным прогладитам? Ты смотри, если меня хоть один комар укусит, я сразу домой пойду. И мне всё равно, сколько хочешь дышать своим свежим воздухом и-… — Глеб. — прервал он его строго, — Мы по другому здесь поводу… — Ты чего меня пугаешь своей интонацией… Мы хоть с тобой и живём почти полтора месяца, но всё же… Я не привык к таким перепадам! — Глеб! — опять акцентировал Самойлов, — Сделай тишину хоть на несколько секунд. Дай мне сказать.       Парень сразу затих, встрепенувшись из-за собеседника. — Когда же он мне даст нормально жить… Ладно, преувеличиваю… Хотя бы спать… Я большего не прошу… — мыслил тот.       Взявши себя в руки, Вадик тоже облокотился о перила, смотря куда-то вперёд. Издалека слева виднелся немного силуэт того самого прудика, около которого так любили гулять товарищи. Оттуда еле-еле доносился зов крикливых лягушек и стрекоз. Шуршали ласково деревья своими листочками, обволакиваемые спокойным дуновением. Поскрипывали старенькие доски под ногами ребят. Оба занервничали. И это было отчётливо заметно в таком полном молчании братьев.       Парни через раз кидали на друг друга тревожные взгляды, не зная, как подступиться. Однако Глебка послушный мальчик, если сказали молчать, то он и не произнесёт ничего. А Вадику напротив этого не хватало, именно стартового слова. Которое подтолкнёт его для начала своего рассказа.       Тяжело выдохнув, Самойлов всё же решился: — Глеб… нам нужно серьёзно поговорить. — устрашающе сказал Вадя, как отец с родительского собрания. — А… о чём поговорить?.. Если не секрет?.. — выдавливая боязно из себя вопросы, спросил парнишка. — О нас… — беря ручку младшего, дополнил Вадим.       Глебушка тут же вздрогнул от замешательства. В голову забирались совсем не те мысли, которые подходили на данный момент.       Мелкий приходил в ужас от ответвености таких разговоров. Всегда пытался как-то обойти их. Но видимо сегодня, этого сделать не получится. — Ох… — смутился розовенький Самойлов, испытывая далеко не серьёзные ощущения. — Я… — закрыв глаза, осмелился он, — Созрел до того разговора, что ты так ждёшь услышать от меня. Сторонился всё время его, не хотел тебя как-то задеть. Но… думаю пора… — Вадик, почему ты… говоришь как в сериалах? Как будто тайну турецкой криминальной семьи раскрываешь… Говори проще! Я… взрослый… всё пойму и приму… чтобы там ни было… — Уверен? — уточнил Вадим. — А там всё настолько плачевно?.. — Не слишком… однако… ты… — запинался брат, — Дашь мне одно обещание? — Какое?.. Вадь! Ну правда! Ты меня пугаешь… Перестань! — Не прекратить со мной общение, несмотря на содержание диалога.       Глаза у парня стали бусинками. Стиснув губы, он и сам в целом сковался. Сжимая чуть-чуть посильнее руку Вадима, парнишка кинул на него свой несмелый взгляд. — Хорошо… Говори только быстрее! Не жалей меня… Без… завуалированных подробностей… ***       *Дом — Би-2*       Вадим взял Глебку за обе кисти и повернул к себе. После тяжёлых в воздухе секунд, он всё же открылся: — В общем… Как ты знаешь, Наталья не моя родная мать. После того как родители развелись, я… всё детство мечтал встретить вновь настоящую… ту светлую, что я помню. Искал совместные фотки, адрес, номер телефона. Но меня либо сбрасывали, либо говорили, что ошиблись… Отец ругал меня регулярно за это, говорил, что не надо вмешиваться в прошлое и ворошить его. Однако… это никак не останавливало. Мне было очень больно наблюдать, что… я всю жизнь живу с чужой семьёй, будто лишний. То что вот, у папы новая семья… вся такая счастливая, новая чудесная жена, новый сын, который наполовину его копия, в отличие от меня… Генетика решила в мать отдать внешность. Поэтому все постоянно спрашивали, на кого старшенький похож. И эта непонятная обида преследовала меня… Что у тебя всё хорошо — мама и папа. Они поддерживают, как и должны… А меня только притесняли… делали белой вороной… Ну как делали… делал… только один человек… — Вадик! Что ты такое говоришь?.. Кто тебя притеснял! Скажи! Я им устрою!.. — вмешивался парнишка. — Не нужно… — Нет, нужно! Скажи! Если это Наталья, я ей-       Вадим опустил схватку на талию и приблизил к себе скандалиста. — Глеб. Не надо. Всё уже давным-давно совершилось и… Сейчас отчитывать кого-либо слишком поздно. — Ничего не поздно! Я такой скандал им учиню! Больше не произнесут в твою сторону и слова! — Это лишнее… Отцу ты ведь ничего не скажешь? Он же на небесах. Что будешь ему предъявлять? — Всё то, что он с тобой делал! Я помню, как папа отчитывал тебя просто так… ни за что… — Всё Глебушка, не нужно… — вздохнул грустно он, прерываясь, — Защитник… Малыш мой… — доносились из рта нежные прозвища, — В общем… — печально опуская карие очи, продолжал тот, — Когда мы в одну из очередных больших ссор разошлись… ***       Я осмелился и пошёл на поиски матери. Лил дождь. С собой у меня ничего было. Лишь тонкий дождевик и рюкзак. Надеялся найти поддержку… Что она ждёт меня и скучает, а батя просто запрещает нам общаться по собственному желанию…       Сев на автобус, проехал до конечной и… остановился в каком-то невзрачном посёлке. Он был небольшой, буквально на пятьсот человек. Выйдя на автобусной остановке, я спустя час нашёл старый дом, в котором мы жили раньше все вместе. Это далось трудно, но всё же… Войдя в него… Домишка был хлипкий, без нормального ремонта и света. Мигала лишь лампа над входом… желая лопнуть от неисправности. На улице было сыро и мрачно, выпрямившись и затаив дыхание, я зашёл во внутрь. Оборачиваясь, чтобы ничего не рухнуло на голову. Не переставая, шёл вперёд.       Дойдя до кухни, я разглядел её… Там сидела женщина за столом, ужасно худая. На ней была лишь рабочая форма из офиса, ничего домашнего, никакого халата… даже наподобие не имелось. Стояла бутылка водки и пару рюмок. Напротив лежал мужчина, примерно её ровесник. Выглядел он не очень опрятно.       Подойдя поближе я представился. Тогда был ещё совсем мелюзгой семнадцати лет. Сказал прямо, что сын, немедля. Однако она только вяло на меня посмотрела. — Ну привет, Вадим… Чего припёрся-то? Денег хочешь? — спросила хрипло дамочка. — Ничего не дам. У меня самой не хватает, на второго тем более. Видишь, всё никак лампочки поменять не могу, а тебе на карманные денег дать… так тем более. — Нет, мам, не по этому поводу… Я хотел связаться с тобой, пообщаться, спросить как дела... Чем живёшь и занимаешься всё время… — начал растерянно оправдываться я, — Но… каждый раз не получалось. Почему ты сбрасывала звонок? Почему… не писала мне?.. — А что? Должна что ли? Вадик, у меня кнопочный телефон, ещё с девяностых нокия уже нерабочая почти, а ты говоришь. На мою зарплату, могу купить лишь пачку макарон, про алименты в целом не заикаюсь. У тебя своя семья, хорошая, порядочная, ответственная, а у меня своя… Как заметил «такая себе»… Пусть отец о тебе заботится. Он инженер, и бабки получает поприличнее моих в разы.       С одной стороны эта речь была в каком-то смысле заботливой, но с другой… Покрывала душу чёрствым мраком и безысходностью всей ситуации. Детские мечты и надежды рухнули вмиг, которые копились десятилетиями о чувственной встречи с матерью. За все эти годы… она ведёт себя будто ничего не произошло. Сын постоянно был рядом и никуда не переезжал… Ей не интересно было чем я живу, какие увлечения появились, как учусь… Ведь не видеть ребёнка с четырёх лет… и увидеть в семнадцать, да почти в восемнадцать… событие большое… Должно быть… много чего случилось за этот промежуток.       Если так подумать… то я совсем про неё ничего не знал, так как память малолетняя уже была очень тусклой в воспроизведении. По найденным фото представлял… какая она в жизни… Так что… про плохие привычки я тоже узнавал впервые. — Но ты же мать!.. К примеру б смс, весточку отправила! Что ты хотя бы жива и существуешь! Помнишь о обо мне всё время! Для приличия могла бы врать, что хочешь встретиться! Мам… — жалобно добавил я, — Я что так многого прошу?.. У вас с батей одни отношения, и кончились они не очень. Почему этот якорь надо перевешивать на ребёнка? Что если он кабель, то и я?.. — И что, то что мать? Я теперь всем обязана? Скажи спасибо, что родила тебя. Больше от меня ничего не требуется. А если бы и заявила о каких-либо желаниях, твой папаша бы сразу подал на меня в суд, за неполучение выплаты алиментов! Сел бы на шею! Думаешь, я такой балбес? С Рудольфом прожила восемь лет! Знаю, как облупленного. Он бы от меня просто так не отстал. За каждую копейку отчёт ему нужен. Жадная падла. А в тюрьму никто не хочет, поэтому и затихла здесь, откисаю. — Так… Все эти многолетние молчания были из-за грёбанных алиментов?! Мама!!! — Чего ты орёшь?! Я вообще не могу их выплачивать. И строить тебе рожу тоже не собиралась. Ты не планированный ребёнок, понимаешь? Я тебя не хотела, но аборт мне никто не разрешил делать, поэтому пришлось родить. Ты вон каким умным мальчиком вырос в итоге, всё осознаёшь. Прими грешки за матерью. Не думаю, что моё участие в твоей жизни, что-нибудь бы поменяло. Да мне и… так сорокалетних детей хватает. Ходят тут около двора, выпивку каждый день просят. Один вон, аж на столе уже лежит.       Я только печально вздохнул, сдерживая слёзы и понимая, почему же папа запрещал с ней видеться. Но это же не каждый день случается? Был уверен, что в обычное время она была довольно адекватной и не пьёт. Однако становилось больнее от этих неприятных высказываний в мою сторону. Чувствовалось опустошение. Мало того, что батя меня не принимает, таким какой я есть, так ещё и мать, которая просто родила и всё. Не о каких-либо обязанностей родителей она и не слыхала.       Взгляд мой рассматривал её тщательно. Вспоминались мутно отрывки из младенчества. Как я с ней вместе играл в песочнице, гулял на площадке, топая около коляски. Но попутно в моё виденье попадал и хмурый мужчина, который разлёгся рядом, обнимая бутылку. Его черты мне показались тоже почему-то знакомыми, хоть и видел того впервые. — Мам, а… кто это? — указывая легонько бровями, поинтересовался я. *** — И в общем… Глеб… я… — установил зрительный контакт Вадик. — Я никто тебе… и никогда никем не был.