The Perfect Chase

      Важные вещи происходят, когда ваши цели остаются одни: малейшее чувство облегчения от того, что вас нет рядом, и все кончено. Фамильярность и чрезмерное внимание вызовут такую реакцию. Поэтому оставайтесь неуловимыми. Интригуйте свои цели, чередуя волнующее присутствие с холодной отстраненностью, яркие моменты с продуманным отсутствием. Ассоциируйте себя с поэтическими образами и предметами, чтобы думая о вас, они начинали видеть вас сквозь идеализированный ореол. Чем чаще вы фигурируете в их мыслях, тем больше они будут окутывать вас соблазнительными фантазиями.

Роберт Грин, «24 закона обольщения»

      Жизнь возвращается к своей обычной, скучной рутине — и Дазай замечает мучительный уровень скуки только тогда, когда он совершает обычные действия не чувствуя, как по венам бежит адреналин от того, что кто-то запретный преследует его. Никто не льет воду ему на промежность в кафе, где он встречает Одасаку. Никто не заставляет его заниматься йогой, изнуряя мышцы. Никто не сопровождает его на вечеринку, которая заканчивается… вот так. На самом деле, у Дазая есть странное чувство, что Чуя, подобно пламени, появился в его жизни, заставляя видеть его повсюду, только для того, чтобы так же быстро исчезнуть, оставив Дазая слегка замерзшим.       Что ж, либо это, либо не за горами сессия, и все в кампусе слишком заняты запихиванием в свои мозги учебного материала за много месяцев для исполнения каких-либо брачных танцев.       Единственное осложнение, которое наложило отпечаток — это то, что Дазай теперь живет во лжи. Ложь не так уж трудно скрыть. Йосано просыпается каждое утро не только для того, чтобы спросить Дазая, что он делал в тот вечер пятницы. Но иногда Дазай обнаруживает, что готовит кофе на кухне, болтая с Йосано, и у него возникает странное желание упомянуть Чую или что-то, что он сделал. Потому что если и был кто-то, с кем он мог бы поговорить, то это была Йосано. Однако, поскольку она также является тем самым человеком, который сказал ему держать свои грязные лапы подальше от маленького Накахары, он не может. Поэтому он прикусывает язык и отхлебывает кофе, как лжец, коим он и является.       Все в порядке. Чуя случился, они выбросили это из головы, и теперь Дазай может продолжать жить дальше, не разрушая одну из немногих прочных дружеских связей в своей жизни.       Все в порядке.

***

      Все было в порядке, пока две недели спустя Дазай, возвращаясь домой из библиотеки, не увидел, как чей-то конский хвост огненно-каштановых волос раскачивается взад-вперед. Да, в кампусе это не единственный парень с таким специфическим оттенком волос, но еще и задница. Да, Дазай, наверное, узнал бы ее где угодно.       В момент нехарактерной импульсивности Дазай подбегает к нему и, схватив его сзади за воротник, оттаскивает назад. Голова Чуи запрокидывается, но как только он смотрит на него, его рука взлетает к груди, которая опускается, когда он выдыхает.       — Черт возьми, не подкрадывайся к людям так!       — Извини, — смущенно говорит Дазай и отпускает его, засовывая руки в карманы пальто, — Я увидел тебя и не был уверен в наушниках ты или нет.       Чуя раздраженно кашляет, — В следующий раз похлопай меня по плечу, знаешь, как это делают нормальные люди.       — О, значит, следующий раз будет?       Чуя бросает на него озадаченный взгляд, — Я имею в виду, мы учимся в одном университете?       — Да ладно! И все это время я думал, что ты учился в Киото!       — Что… знаешь, что, не бери в голову, — выпятив подбородок, Чуя качает головой, — Ты хочешь чего-то еще, кроме как быть надоедливым?       Честно говоря, Дазай даже не уверен, поэтому он громко вздыхает, пока они идут по улице, — Я не знаю. Я как раз собирался поинтересоваться, как у тебя дела, Веснушка. Узнать, что нового в твоей яркой жизни. Но если я тебя так раздражаю, я могу уйти.       — Я в порядке. Был немного занят. А ты?       — Замечательно. Как поживает твой птичий сосед по комнате?       И это заставляет Чую резко остановиться, поворачиваясь к Дазаю с выражением, которое можно описать только как… извиняющееся, — Послушай, — начинает он, — Извини, если я оставил неверное впечатление — я искренне полагал, что мы с тобой на одной волне — но я не… захожу на второй круг.       Дазай моргает.       О Боже.       Чуя… Дазаит его. Он произносит перед Дазаем ту же самую речь, которую Дазаю слишком часто приходилось произносить перед другими.       — Ты меня бросаешь? — спрашивает он, не в силах сдержать очарованную улыбку.       Чуя хмурится, — Ну для начала, чтобы бросить тебя, у нас должно быть что-то серьезное.       — Да, да, очевидно, но ты выдаешь мне это был только секс на одну ночь речь!       — Что ж, видимо, это необходимо!       — Веснушка, расслабься, — говорит Дазай, отмахиваясь от его беспокойства, — Я здесь не для чего-то большего, чем простой разговор, — он бы не отказался от второго круга, хотя должен, но. Вот такой у него забавный склад ума, — Или ты и это отказываешься делать? По-моему, это довольно грубо.       — Нет, конечно, ты можешь поговорить со мной, я просто… — Чуя почесывает затылок, — Извини, что так на тебя набросился.       — Значит, все в порядке?       Он твердо кивает, — Все в порядке.       И поскольку Дазай — бесстыжий ублюдок, он не может удержаться от вопроса, — Но тебе же было весело, верно? Тебе было хорошо?       Теперь Чуя — тот, кто смотрит на него с веселой улыбкой.       — Ты… не притворялся?       — Хм, да, теперь, когда я думаю об этом, я притворялся, — притворно вздыхает Чуя, прежде чем хлопнуть Дазая по груди, — Очевидно, я не притворялся! Я даже не знаю, как это сделать!       Дазай собирается объяснить, как порноиндустрия решает эту проблему, когда замечает, что его соседка по комнате, его лучшая подруга, человек, который убил бы его, если бы узнал о Чуе, направляется в библиотеку — прямо напротив дороги, по которой они сейчас идут. Схватив Чую за рукав его куртки-бомбера, он затаскивает их обоих за припаркованную машину, заставляя Чую пригнуться.       — Почему мы прячемся?!       — Из-за Йосано!       — Серьезно?       — Да, серьезно. Ты знаешь, что бы она со мной сделала, если бы узнала, что я… что я засунул маленького Дазая в маленького Накахару, хотя она специально просила меня этого не делать?       Лицо Чуи исказила гримаса, — А?!       — Это не мои слова. Клянусь.       — Мы просто разговаривали. Это, блять, не преступление.       — Ну, я не уверен, что твоя сестра не против, что я даже разговариваю с тобой. Или дышу с тобой одним воздухом. Или, знаешь, живу на одной планете.       — Это нелепо. Я собираюсь поговорить с ней и попросить ее отвалить…       Он делает движение, как будто собирается встать. Дазай останавливает его, обхватив рукой за запястье, и качает головой, — Нет, нет, нет. Плохая идея. Очень плохая идея.       — Может быть, но это глупо, — возражает Чуя, — Я взрослый человек. Она не может запретить тебе разговаривать со мной.       — И я согласен, но если ты поговоришь с ней, она поймет, что мы говорили… что мы говорили о сексе, и с этого момента нетрудно понять, почему мы это делали. Это только вызовет у нее подозрения. Так что не говори своей сестре обо мне, Веснушка. Когда-либо. По крайней мере, если у тебя осталась хоть капля сочувствия ко мне.       По какой-то причине взгляд Чуи смягчается, и он кивает, хотя и не выглядит особо довольным этим, — Хорошо.       — Спасибо, — шепчет Дазай, и вздох покидает его грудь. Только тогда он замечает, что все еще сжимает руку Чуи, ощущая тепло его кожи на себе. Отпускать его не должно быть так тяжело.       Проходит мгновение.       Чуя прочищает горло, — Я думаю, что путь уже свободен.       — Верно, — Дазай украдкой выглядывает из-за машины. Йосано нигде не видно. Опасности нет. Все хорошо. Ну, несколько других студентов бросают на них странные взгляды проходя мимо, но на самом деле это не имеет значения, так что, — На этот раз нам повезло, — бормочет он и протягивает Чуе руку, чтобы помочь ему подняться.       Чуя принимает ее и выдыхает смешок, — Когда мы прячемся вместе, мы выглядим более подозрительно, чем когда просто разговариваем, но, конечно, да.       — Хм, ты прав. Думаю, в будущем я не буду тебя пугать.       — О, — говорит Чуя, моргая, — Я не имел в виду…       — Все в порядке, — перебивает Дазай, — Было весело, пока это продолжалось, но все хорошее когда-нибудь заканчивается, верно? — он проверяет время на телефоне и в последний раз улыбается Чуе, прежде чем повернуться в противоположную сторону, — Прощай, Веснушка. Береги себя.       И с этими словами Дазай уходит.

***

      На этот раз он человек слова. Он придерживается своего обещания.       Дазай продолжает в том же духе, когда замечает Чую и его веселую компанию друзей, собравшихся за столом в столовой, его голос каким-то образом все еще достаточно громкий, чтобы выделяться даже среди десятков других людей.       Он придерживается его, когда быстро разворачивается на каблуках в продуктовом магазине и переходит к другому ряду, потому что видит, как Чуя изучает энергетик в своей руке.       Он особенно придерживается его, когда идет выпить с Йосано, только для того, чтобы никто иной, как Чуя, зашел в бар полчаса спустя. Он придерживается его, когда Чуя подходит поздороваться с Йосано, обмениваясь с ней несколькими дружескими словами и мимоходом одаривая Дазая случайной улыбкой. Да, он твердо придерживается его, несмотря на то, что его кровь бурлит, а глаза неосознанно следят за Чуей, когда тот прощается с Йосано и прокладывает путь сквозь толпу к своим людям.       (Забавно, как таинственно устроена вселенная, не так ли? После той ночи Чуя как будто исчез, а теперь, без всякой причины, он вернулся и снова повсюду. Как вирус, от которого Дазай не может избавиться, сколько бы антибиотиков он ни принимал.)       — Дазай, — говорит Йосано.       Видите, вот почему Дазай должен держаться. Вот почему даже такой невинный разговор с Чуей уже становится опасным занятием, и вот почему он отказывается делать это дальше.       — Не будь таким параноиком, — растягивает он слова, переводя взгляд на свою лучшую подругу, а не на младшего брата ее девушки, — Знаешь, после этого у меня назначено свидание. Я слишком занят, чтобы преследовать брата твоего злобного отродья.       — Я просто напоминаю тебе, если ты забыл, — говорит ему Йосано с приторно-сладкой улыбкой. Фу.       — Поверь мне, я ничего не забыл. Эйдетическая память, помнишь?       — Лучше бы я это не вспоминала. От такой несправедливости мне хочется придушить тебя.       Дазай ухмыляется, поднося бокал ко рту, — Ты любишь меня.       — И что ты имеешь в виду под «после этого»? Когда именно для тебя закончится наш вечер? Потому что, если ты собираешься бросить меня через час, я могла бы провести это время с большей пользой, так что даже не смей оставлять меня в подвешенном состоянии.       — «После этого» означает после этого. Когда все закончится.       — Ты даже не назвал им время?       — Она была готова ждать меня всю ночь, — пожимает плечами Дазай.       Йосано просто пьет и качает головой, — Ты ужасен. Я обожаю тебя.       И именно поэтому Дазай не может рисковать своей дружбой с ней. Она единственная, кто может так говорить и на самом деле иметь это в виду.

***

      — Все в порядке… Такое случается со многими парнями.       Дазай поджимает губы. Он осознает это, но с ним этого не происходит. Его член — один из немногих идеально функционирующих органов, которые у него есть! Что ж, было время, когда он переходил с одной марки антидепрессантов на другую, и из-за некоторых из них достичь оргазма было действительно сложно, но по крайней мере, у него всегда стоял! То, чего он не может себе позволить прямо сейчас, после целого часа поцелуев, интенсивных ласк, дрочки и небрежного минета, во время которого маленький Дазай вел себя так, будто решил вздремнуть.       — Может быть я слишком много выпил, — размышляет вслух Дазай.       — Правда? — Харуно, о свидании с которой он рассказал Йосано, спрашивает, наклонив голову набок, — Ты не выглядишь пьяным.       Он не пьян. Он выпил всего две кружки пива и какой-то фруктовый коктейль, который Йосано не захотела допивать, потому что предпочитает быть более или менее трезвым, в лучшем случае навеселе, когда спит с кем-то. Но кто знает. Может в его напиток подмешали что-то. Это ужасно, но такое случается. К счастью, он знает, что Йосано дома.       — Я тоже не чувствую себя пьяным, но видимо, — его глаза опускаются, — Мое тело чувствует себя пьяным. Но это меня не остановит, — решает он и переворачивается, чтобы посмотреть на Харуно и улыбнуться ей, скользя пальцами по ее обнаженному бедру, — Мой рот по-прежнему работает отлично.       — О, опять? — говорит она, и когда он устраивается у нее между ног, делая то, на что, по-видимому, еще способен, — О…

***

      Дело в том, что да, бывает, что у вас ничего не получается. Так случается. Иногда этому нет логического объяснения. Это не конец света и не то, из-за чего стоит расстраиваться. Но когда это происходит во второй раз, когда Дазай переспал, или пытался это сделать, с парнем из своего класса по политике… Дазай начинает беспокоиться.

***

      — Акико.       Уткнувшись в учебник, лучшая подруга Дазая, его доверенное лицо, его человек и начинающий хирург, просто игнорирует его.       — Акико, — пытается он снова.       Она издает неопределенный звук в знак согласия, но опять не отвечает.       Дазай выхватывает у нее книгу и бросает куда-то на кровать, заставляя себя оказаться в центре ее поля зрения, — Акико, обрати на меня внимание. Кажется, я умираю.       — Что? — вместо того чтобы выказать беспокойство, она выглядит просто раздраженной, — Дазай, я пытаюсь учиться. У меня нет на это времени.       — У тебя нет времени спасти своего лучшего друга от ужасной смерти?       Она вздыхает, — Почему ты думаешь, что умираешь?       И вот тут-то все и становится твердым. Но не в буквальном смысле. Если бы это было буквально, то было бы мягким. А не твердым. Вот в чем проблема!       — Тебе нельзя смеяться, ладно? — он говорит первым, — Как моему врачу, тебе нельзя смеяться.       — Я не твой врач.       — Тогда как моей лучшей подруге.       — Хорошо, если это заставит тебя поторопиться. Что случилось, приятель?       — У меня… проблема.       Она приподнимает брови.       — На нижнем этаже.       — На нижнем этаже, — повторяет она, и когда его взгляд опускается к промежности, она закатывает глаза, — Господи Иисусе, тебе двенадцать? Что у тебя за проблемы с членом?       — Он больше не работает, — скулит Дазай, — Такое ощущение, что душа в моем члене просто… умерла! Ушла! Покинул здание!       — Значит, у тебя не встает, — правильно оценивает она.       — Да, Акико, у меня не встает. Я все перепробовал и не получается! Это рак, верно? Или венерическое заболевание? Вызывают ли такое венерические заболевания?       — Не паникуй даже не узнав, в чем дело. Причин может быть много, и большинство из них довольно безобидны. У тебя есть ЗППП?       — Нет, — выпаливает он, — Или, по крайней мере, я на это надеюсь. У меня их не было уже много лет!       — Ну, ты проверялся?       — Пока нет. У меня на сегодня назначена встреча, но я надеялся, что ты сначала посмотришь.       Йосано смотрит на него и вздыхает, — Я мало что могу сказать тебе, основываясь только на одном осмотре, но ладно, неважно. Снимай штаны.       Когда Дазай представлял, как он снова сделает это — снимет свои штаны и боксеры перед Йосано — он никак не ожидал, что все будет так: Йосано, прищурившись, будет долго и пристально рассматривать его обнаженные и сломанные интимные части тела.       — И что? — спрашивает он после нескольких мгновений молчания.       — По-моему, все в порядке, — пожимает плечами Йосано, — Где-то болит?       Он снова натягивает штаны и вздыхает, — Нет. Просто… эмоционально. Это причиняет мне эмоциональную боль.       — Ты начал принимать какие-нибудь новые лекарства? Принимал ли ты какие-нибудь наркотики без меня?       — Нет, нет, нет, — отвечает он, прежде чем она успевает задать еще какие-нибудь бесполезные вопросы, — Все как обычно. Я предохранялся во время последнего полового акта. Я не употреблял никаких наркотиков. Никаких новых химических коктейлей. Никаких грязных процедур. Ничего!       Поглаживая подбородок, она мычит, — Когда именно это началось?       — На прошлой неделе. Наше свидание после бара, помнишь? Тогда.       — А секс до этого был нормальным?       Секс до это был… Чуя. Да, все было более чем нормально — даже потрясающе, но не в этом суть.       — Да, инструмент работал просто отлично.       — А сольные сессии?       — Они тоже были прекрасны. Говорю тебе, это было после того единственного раза. Как ты думаешь, меня прокляли? Могут ли вагины быть прокляты?       В ответ она смотрит на Дазая каменным взглядом, — Перестань быть таким плаксивым, капризным ребенком. Ты не умираешь, и ты не проклят! — но у него все еще есть проблема, и это совсем не успокаивает Дазая, — Послушай, — добавляет она, когда его глаза продолжают умолять ее сделать что-нибудь и помочь ему, — Просто сдай анализы, посмотри, что скажут результаты, и действуй дальше. Если у тебя все в порядке, сходи к урологу и позволь врачу осмотреть тебя. Но… иногда это проблемы в голове. Своего рода ментальный блок. Что-то случилось с того момента, когда в последний раз все работало, и до того, когда этого произошло?       Дазай садится на кровать, размышляя о прошедшей неделе, — Ты имеешь в виду что-то травмирующее?       — Возможно, но не обязательно.       — Я видел твою девушку.       Йосано толкает его локтем. Сильно, — Ты хочешь снова трахаться или нет?       — Я не знаю. У меня просто была такая же неделя, как и все остальные. Не было ничего… — он замолкает на полуслове. Ну, было кое-что. Был Чуя. Определенно, не травмирующе, но было… по-другому. Было напряженно. И хорошо. Возможно, даже слишком хорошо, потому что в следующий раз, когда он был с кем-то, его член отключился. А потом еще раз. Дазай сглатывает.       — Что?       — Это связано с психикой. Может ли это произойти из-за конкретного человека?       — Ну, да. Если тебе кто-то не нравится, то даже самый лучший минет не заставит тебя возбудиться.       — А если мне кто-то нравится?       — Мне действительно нужно отвечать на этот вопрос?       — Нет, я имею в виду… если мне нравится один человек, но я сплю с кем-то другим. Это действительно может повлиять на мою работоспособность?       — Как тебе вообще удалось дожить до такого возраста?       — Акико, пожалуйста!       — Да, это возможно!       Ой.       О, нет.       Нет, нет, нет, нет.       — Мне нужно идти, — бормочет Дазай себе под нос и встает с кровати. Он останавливается в дверях, чтобы одарить Йосано застенчивой улыбкой, — Пожалуйста, не говори своей злобной подружке, что несколько минут назад пялилась на мой член? Я бы предпочел не стать жертвой жестокого убийства.       — Я не планировала этого, но…       — Спасибо, ты лучше всех!       — Но ты понял, в чем дело? Дазай?       Но он уже захлопывает за собой дверь.       Потому что это плохо.       Очень, очень плохо.

***

      Дазай игнорирует проблему, занимаясь своими делами до двух часов ночи, Йосано на работе, а их квартира пуста, если не считать уютной тишины, которая составляет ему компанию в поздние часы. Только тогда он по-настоящему размышляет о теории, которая заключается в том, что каким-то образом его член… настолько привязался к Чуе, что все остальные его больше не возбуждают. Или, может быть, дело в голове Дазая. Он понятия не имеет, потому что у него никогда раньше не было такой проблемы! Любой может возбудить его, в крайнем случае, самое позднее, когда их пальцы обхватят его член.       Но сейчас… сейчас он думает о Харуно, о том, как хорошо она выглядела обнаженной, какие чудесные звуки издавала, и… ничего.       Он думает о своем последнем парне, Достоевском, о его длинных бледных пальцах, о грязной ухмылке, которая одновременно пугающе знакома, но в то же время почему-то привлекательна, и тем не менее, по-прежнему нет даже искры.       Только пустота.       И тут Дазай вспоминает Чую, как тот прижимался к его бедру, когда терся об него, и…       Он чувствует, как дергается его член. Дазай моргает, смотря вниз, — Ты жив, — шепчет он, — Я не умираю.       (Он не умирает, но с таким же успехом мог бы умереть.)       Просто чтобы проверить и на самом деле подтвердить эту теорию, Дазай хватает свой телефон и открывает инстаграм, находя аккаунт Чуи как ему кажется слишком быстро, и подвергается бомбардировке его… несправедливо красивым, идеальным лицом. И телом. И задницей. С фотографиями Чуи на соревнованиях, фотографиями, на которых он пьет бабл ти и ухмыляется в камеру, фотографиями его с друзьями, которые окружают его со всех сторон, и фотографиями его с котом.       Не поймите неправильно, дело не в том, что фотографии внезапно возбуждают его — это всего лишь фотографии — а в том, что они пробуждают все эти яркие воспоминания о Чуе, а они, к сожалению, сопровождаются еще более яркими воспоминаниями о сексе, и это…       Это его по-настоящему возбуждает.       Для человека, который двенадцать часов назад боялся потерять член, Дазай на удивление быстро кончает в свой кулак спустя несколько минут. И все потому, что он думает об одном человеке. Только об одном человеке.

***

      — Я сделал что-то плохое. Что-то очень плохое.       Рампо, сидящий рядом с ним, потирает подбородок, глядя на пакет с конфетами, лежащий у него на коленях, — Как ты думаешь, сколько из них я смогу засунуть в рот?       — И теперь карма положила на меня глаз, — и на его член. И на сексуальную жизнь. Что ж, Дазай полагает, что проклятая сексуальная жизнь — это идеальное, космическое наказание за то, что он переспал с кем-то, с кем не должен был спать, но это не значит, что ему это нравится.       — В прошлый раз, когда я съел весь пакетик, у меня очень сильно разболелся живот, но парень с моего курса уголовного судопроизводства пристально смотрит на меня, и съев все конфеты, я почувствую себя лучше. Я должен это сделать.       — Но я имею в виду, откуда мне было знать, что мои действия будут иметь последствия? — спрашивает Дазай, качая головой, — Предупреждение было бы кстати.       — Я сделаю это. Может, если меня начнет тошнить, он перестанет пялиться.       — Вы, ребята, не слышали ни слова из того, что сказал другой, — замечает Одасаку, сидящий напротив них, с таким очарованным выражением на лице, но Дазаю не хватает моральных сил, чтобы понять это прямо сейчас, — Это потрясающе.       — Нет, — Дазай ударяет кулаком по столу, — Это не потрясающе. В том, что ключ подходит только к одной замочной скважине, нет ничего потрясающего! Это ужасно. Ужасно, ужасно, ужасно!       Рампо громко прихлебывает свой напиток, прежде чем пожать плечами, — Так ключи и работают.       — Мой ключ работает не так!       — Что именно подразумевается под ключом? — спрашивает Одасаку.       — Это символ конца эпохи. Конца жизни, какой я ее знаю! — тихо застонав, Дазай опускает лицо на липкую поверхность стола. Это отвратительно, но даже микробов недостаточно, чтобы заставить его душу восстановиться. Больше ничего не имеет смысла, — Какой смысл жить, если я не могу каждую неделю заходить в разные дома и наслаждаться их разнообразной кухней? Для меня все кончено. С таким же успехом я мог бы лечь посреди дороги и позволить грузовику расплющить меня в лепешку. То же самое. По крайней мере, я мог бы отдать кому-нибудь свои органы и надеяться, что у них ключ получше, чем у меня…       — Эй, приятель, — рука, взъерошивающая его волосы, может принадлежать только Одасаку. Ни у кого в мире нет таких больших, ловких пальцев, которые могут прикасаться так нежно, — У тебя появятся прыщи.       — И что с того? Мне больше не нужно быть красивым.       — Если ты расскажешь, это поможет.       — Нет, — бормочет Дазай, жалобно шмыгая носом, — Мне ничто не поможет.       — Сакуноске, не мог бы ты, пожалуйста, оказать мне услугу?       — Конечно. Что тебе нужно?       — Чтобы ты был моим ненастоящим парнем.       …       Дазай просто закрывает глаза и дает волю своей печали.