Ты всё ещё хочешь?

Последний (третий) день фестиваля. Темнота в кабинете была настолько густой, что Микасе пришлось остановиться, чтобы привыкнуть к ней. Из открытой двери пробивалась полоска света, ложась на пустые студенческих парты и стулья. — Профессор Бозард? — голос Микасы прорезал тишину. Она закрыла дверь, и в ту же секунду молния осветила кабинет, резко очертив силуэт Оруо, стоявшего у окна. Порыв ветра вытянул занавеску, словно пытаясь унести её в круговорот грозы. Но упрямая ткань крепко держалась за карниз. — Завораживает это буйство стихии, — пробормотал Бозард, и раскат грома следом раздавшийся за окном, проглотил его слова. — Не люблю дождь, — нахмурившись, она осторожно подошла к его столу. Оруо резко закрыл окно, и на мгновение стало оглушающе тихо. — Только природе плевать, нравится она нам или нет. Люди для неё ничто, малы и беспомощны, — он включил настольную лампу и с неприятным скрипом отодвинул свой стул, рухнув на него. — Вы знали, например, что Луна теперь отдаляется от Земли на почти четыре сантиметра в год? «Даже Луна хочет от нас съебаться», — подумала Микаса, которая никогда не ругается матом. — Ноль процентов осуждения, сто процентов понимания Луны, — задумчиво произнесла вслух. — Я смотрю, Вам весело, мисс, — он устало потёр глаза. — Вот только эта неприятность будет масштабнее для нашей планеты, чем, например, глобальное потепление или мировые войны… — Так какой план, профессор? Всем человечеством одновременно всасывать воздух, чтобы притянуть Луну обратно? — она дёрнула уголками губ, наблюдая за Бозардом. «Ну давай же, Язык. Я не на собрание по спасению мира сюда пришла…» — Прошу, устраивайтесь, мисс Аккерман, — он указал на стул перед своим столом, проигнорировав её вопрос. — Я лучше постою, сэр. — Ну что Вы, разговор будет долгим, мисс Аккерман. А вернее, госпожа Азумабито. — Азума что, сэр? — Именно так, Микаса Азумабито. Дочь Хикари и Тору Азумабито. «Приехали…», — Микаса разочарованно взглянула на Бозарда и собралась уже распрощаться с профессором, но тот поспешил продолжить. — Ваша драгоценная мать, известная Вам как Клара Аккерман, была никто иная, как Хикари Азумабито, дочь одного очень уважаемого человека в Японии. Микаса села на стул, вцепившись ладонями в подлокотники. Сердце непослушно застучало сильнее. «Успокойся, может, он бредит», — приказала себе Микаса. — Ваш отец, также известный Вам как Шин Аккерман, был марлийцем. По воле судьбы в детстве он оказался в Японии, где его приютил и воспитал Ваш великодушный дедушка, дав ему свою фамилию и имя Тору . Будучи юношей, Ваш папа стал полноправным членом клана и верным помощником господина Азумабито. В висках Микасы заколотило. Глубокая складка залегла между нахмурившихся бровей. — Профессор, давайте на чистоту… — она попыталась изобразить ухмылку, — нас снимает скрытая камера? Куда мне посмотреть, чтобы передать приветы? — Понимаю, Вам сложно это воспринять. Ведь родители скрывали Вас, оберегая от истинной природы Вашей семьи, — Бозард склонился вперёд, словно собирался выдать главную интригу дня. — Вы, госпожа Азумабито, внучка главы самого влиятельного клана во всей Японии. Микаса молчала, недоверчиво смотря на Бозарда. В детстве она с родителями часто переезжала с места на место. Для жизни они обычно выбирали домики на окраине города. Отец занимался столярством, привозя необходимый материал в кузове серого пикапа, и изготавливал из него мебель, окна и двери на заказ. Также он отлично разбирался в технике и подрабатывал ремонтом телефонов и компьютеров немногочисленных соседей. Микаса часами могла наблюдать как он вытачивает маленьким ножиком замысловатые узоры, украшая ими комоды или изголовья кроватей, или как открывает крышку очередного ноутбука, снимая слой пыли с блестящей поверхности системы охлаждения. Своего компьютера у семьи не было, не считая маленького старого нетбука, на котором в дождливые вечера семья смотрела видео и фотографии с прошлых поездок. Также вместо давно захвативших современный мир смартфонов Аккерманы использовали самые обычные кнопочные телефоны. Мать Микасы вела домашнее хозяйство и разбивала во дворе небольшой огород. Часть выращенной зелени и цветов они продавали на местных базарах. Там же Микаса однажды попробовала клубнику, от которой оказалась в полнейшем восторге. Клара тогда купила саженцы клубники и посадила у себя. Но к моменту, когда белые цветы, наконец, усыпали резные кустики, семья неожиданно собрала вещи в серый пикап и уехала. Через время, когда завязывались зелёные плоды, Аккерманы вновь переехали. Микаса аккуратно выкапывала часть кустиков и увозила с собой, высаживая их в новом месте. Снова и снова. Когда ей исполнилось семь, они приехали на Парадиз и на время поиска дома поселились в небольшой квартирке пятиэтажного дома в пригороде Стохеса. Там она познакомилась с соседской девочкой своего возраста, которая с удовольствием рассказывала про свои школьные занятия. Микасу же читать и писать научила мама. Отец рассказывал про удивительные явления окружающего мира, иногда проводя простенькие опыты. Например, они писали друг другу секретные невидимые письма лимоном, которые проявлялись при нагреве утюгом. Создавали извержение вулкана из соды и лимонной кислоты. Делали прозрачные яйца, растворяя скорлупу в уксусе, чем вызывали крайнее недовольство Клары, которая не находила утром ингредиенты для завтрака. Среди их немногочисленных вещей, перевозимых с места на место, всегда были книги: по биологии, зоологии, астрономии, столярному мастерству, садоводству и многому другому. Микасе этого было более чем достаточно, но из-за рассказов соседки ей до безумия захотелось в школу. Она долго упрашивала родителей, планировавших продолжать обучение на дому, пока они наконец не сдались. Когда они приехали в школу для знакомства, оказалось, что у многих одноклассников, помимо мам и пап, есть другие члены семьи: бабушки, дедушки, братья, сестры, тёти и дяди. У маленькой Микасы это неожиданно вызвало интерес, поскольку в их семье никогда не говорили про родственников, а всем её миром были только мать с отцом. На её расспросы мама и папа отвечали, что они оба выросли без родителей и что других родственников у них нет. Но ведь их трое, а это уже очень-очень много. Настоящая семья. А спустя короткое время случилась авария. И от семьи осталась только Микаса. — Вижу, что Вы мне не верите, госпожа Азумабито. Что же… Когда Ваших родителей убили, Вам было чуть больше семи? — Бозард сощурил глаза, наблюдая за погрузившейся в свои мысли студенткой. — Вы же ещё помните их лица? У Микасы всплыли воспоминания из комнаты смеха. В отражении кривых зеркал стоял вытянутый плавной волной папа, притягивающий смеющуюся маму, случайно скинувший с её головы соломенную шляпку. Микаса бежит за шляпкой, поднимает её и смотрит на свою раздутую голову и широкую белую улыбку в другом зеркале. От шляпки приятно пахнет кокосовым шампунем мамы. Этот момент жизни потом ей снился несколько раз. Вот только сон заканчивался тем, что шляпка начинала таять в её руках и кокосовым молоком просачиваться сквозь пальцы на пол. Микаса поворачивалась к родителям, но их уже не было рядом. И только две полоски в зеркале пружинили черной волной. — Мои родители погибли в аварии, — тихо сказала она, сжав кулаки. — Это факт, — она сглотнула комок в горле, пытаясь прогнать подступающие слёзы. Не нужно Языку видеть её эмоции. Бозард открыл ящик стола и бросил пачку фотографий перед ней. Во рту сильно пересохло. Горло царапало. — Это… — она закашляла, — профессор, можно стакан воды. Пожалуйста… — Пока осмыслите всё, сейчас принесу, кулер в подсобке, — он вышел из-за стола и скрылся за дверью, что находилась сбоку от входа в кабинет. Она сидела вытянутая, как струна, будто кол проглотила. По столу были разбросаны фотографии с изображением её родителей. Она судорожно перебирала их, поднимая то одно, то другое фото. Бозард аккуратно провернул ключ от входной двери. — Откуда у Вас эти снимки? — она приходила в себя, — кто Вы, черт возьми, такой? Бозард скривился от такой дерзости, но стерпел: — Я старый знакомый Вашего деда, госпожа Азумабито, по совершенно случайному стечению обстоятельств Вы оказались студенткой этого университета. Думаю, что судьба теперь благосклонна к Вам. — Да, но… Как давно Вы узнали, что я - это я? — А за это нужно поблагодарить семью Вашего драгоценного однокурсника Леви Аккермана, — он оскалился. — Насколько я знаю, вы более чем близки. — Продолжайте, — от упоминания про Леви вспотели ладони и скрутило живот. — А что, если я скажу Вам, моя дорогая Микаса, что это Аккерманы убили Ваших родителей? Разлившаяся волна ужаса сковала её тело. Микаса открывала и закрывала рот, но так ничего и не сказала. — Ну, не буквально, конечно, — он противно засмеялся, видя замешательство девушки, — Ваша драгоценная матушка нанесла непоправимый вред конкурирующему с Вашим дедом клану Мацуба. Потому ей пришлось бежать вместе с Вашим отцом. Насколько мне известно, уже храня Вас под сердцем, она повстречала госпожу Кушель Аккерман. Он постучал кончиком пальца по снимку, на котором были изображены две девушки, прислонившиеся друг к другу выдающимися животами. Одна из них, несомненно, совсем юная Кушель, только с более миловидным и округлым лицом. Другая девушка озаряла фотографию своей лучезарной улыбкой, положив ладонь на макушку недовольной Кушель. «Мама…» — Микаса боялась пошевелиться, лишь бы Бозард не переставал говорить. Пока что всё сходилось с рассказами Леви. — Только это было роковое знакомство для Ваших родителей… — Бозард сделал многозначительную паузу. — Клан Аккерманов жестокий и жадный до власти и денег. Думаю, Вам известно что-то про это. Кушель быстро вышла через своего брата Кенни на клан Мацуба и донесла на Ваших родителей, получив взамен достойное вознаграждение. Насколько я знаю, она помогла подделать документы. Оттого у Вас, мисс, фамилия Аккерман. Только это была медвежья услуга. А дальше Вы итак знаете. — Моих родителей не стало спустя семь лет после знакомства с Кушель, так что, профессор… — Ооо, госпожа Азумабито, Вы заблуждаетесь, — самодовольно перебил её Бозард, — во-первых, в машине погиб только ваш отец. А Хикари удалось скрыться вместе с Вами в лесополосе. Когда Мацуба нашли вас, она ценой своей жизни спасла Вас, моя дорогая Микаса. Думаю, эта ровная полоска шрама на Вашей щеке как раз от ножа, которым лишили последнего биения сердца Хикари. Или… меча, — Бозард заулыбался. — А… А причём здесь Кушель? — из дрогнувшей руки чуть не выпал стакан с водой, самообладание покидало Микасу. — А это как раз было, во-вторых. Кушель упрятала Вас в детский дом. Насколько мне известно, у неё свои планы. Несмотря на сговор с Мацубой, Аккерманы играют в свою собственную игру. Почему Вас держат в живых, мне не известно. Но уверен, что с помощью своего драгоценного дедушки Вам удастся всё выяснить и, наконец, быть в безопасности. Он выудил из стопки фотографию, на которой Кушель, держа за руку темноволосого мальчика, выходила из здания с табличкой «Стохеская школа-интернат». — Кушель и Леви… детский дом? — Именно. А её приспешники Йегеры забрали вас из приюта, когда Ваш дедушка напал на Ваш след. Всё вокруг словно затянулось плотным туманом, расплывчатым и гнетущим. Слова, прозвучавшие буквально минуту назад, ещё вибрировали в её сознании. Её глаза расширились, в них промелькнуло растерянное недоумение. «Это какой-то бред…» — подумала она, но губы не могли произнести ни звука. Всё внутри сжалось. Она пыталась сфокусироваться на лице Бозарда, но его черты расплывались перед глазами, как изображение за запотевшим стеклом. Он продолжал говорить, его жесты становились резкими, но слова терялись в гуле тысяч звенящих колокольчиков. Отдельные фразы проникали в сознание, отталкиваясь эхом по сжавшимся внутренностям, но их смысл медленно ускользал от неё: Синода Азумабито, Сёгун Кай, Центр Аккерманов, бежать из страны, опасаться Леви. «Леви — предатель», — пронеслась последняя мысль, перед тем, как темнота окончательно захлестнула её сознание, и Микаса рухнула на пол.

***

Первый день фестиваля. Пока его люди суетились в кабинете Бозарда, Кенни лениво потопал в подсобку. «Какая тоска», — подумал он, увидев перед собой стеллажи с аккуратно расставленными папками и стопками тетрадей. В воздухе пахло пылью и скукой. Подписи на корешках выглядели так, как будто кто-то вот-вот сдаст бухгалтерский отчет, а не окажется замешанным в интриги якудзы. Кенни перелистывал конспекты и книги, как школьник, который понял, что забыл сделать домашнее задание и теперь срочно ищет шпаргалки. И, честно говоря, в этот момент ему больше всего хотелось найти не компромат, а пакетик чипсов. Пытки? Да ну, не сегодня. Если Бозард действительно заигрывает с Синодой, это явно требует более тонкого подхода. Кенни лениво перелистывал страницы, не находя в них ничего интересного. От пойманных Леви бойцов Мацуба Гуми Кушель узнала, что Бозард сам вышел на Мацуба и за хорошее вознаграждение и некоторые привилегии предложил свои услуги за поимку Микасы. Больше они ничего не знали. Да, этот парень не просто хитрит, он устроил свою собственную игру в «кто кого переиграет». Кенни задумался: Бозард — он или слишком умён, или невероятно туп. Тут уж не поймёшь. Но если Леви прав, и этот ушлый тип связан с Синодой, это уже превращает его в ценную фигуру на шахматной доске. А Кенни обожал шахматы. Он давно хотел через Микасу выйти на Синоду Азумабито, но Кушель запретила. Проблема в том, что у Кенни был долг перед её отцом. И как бы не хотелось ему повеселиться, этот долг всё ещё тяготил его. Он не любил быть кому-то обязанным. Это как лишняя чашка кофе: бодрит, но потом от неё болит голова. Пусть и помог мальца Тору, спрятав его с Хикари на время на острове, да и с документами подсобил, но этого было мало, особенно учитывая их трагичный конец. А быть должным Кенни не любил. Но вот удача! Поймать Бозарда на двойной игре, спасти внучку Синоды и оказаться героем перед японским боссом? План шикарен. Почти как мысль о том, что можно будет, наконец, отдохнуть на пляже. Кенни начал перебирать документы, как вдруг неловко смахнул стакан. — Да чтоб тебя… — чертыхнулся он, наклоняясь собирать карандаши и ручки, которые теперь, словно мелкие бандиты, разбежались по всей подсобке. Но тут его внимание привлекли странные полукруглые царапины на полу. — Проклятый замок, — усмехнулся он, толкая стеллаж на себя. — Классика. За стеллажом оказалась небольшая дверь, выкрашенная под цвет стены. — Вот это поворот! — сказал он, резко потянув на себя ручку двери. Та со скрипом поддалась, словно не верила, что кто-то решился на это спустя столько лет тишины. В этот момент двое его людей ввалились в подсобку. — Бозард на подходе, — сказал один из них с серьезностью и пафосом, как будто собирался выступать перед комиссией ООН. Разве что приложить кулак к сердцу не хватало. — Танако, ты со мной, Фред, закрой стеллаж. Вылезешь в окно, — скомандовал Кенни. Кенни чиркнул зажигалкой, озарив тусклый лестничный проём, и, как в лучших традициях кино, начал спускаться, предвкушая, что там его точно ждёт что-то поинтереснее бесконечных папок.

***

Кенни очнулся от чудовищной боли в голове, которая буквально таранила его череп изнутри. Сквозь скрученные в липкие жгуты ресницы он попытался осмотреться. Руки и ноги были связаны. «Везёт же мне на интересные пробуждения», — подумал он. Раздался голос с сильным акцентом: — Очнулся, собака? Кенни поморщился. Вкус железа заполнил рот. — Лучше быть псом, чем крысой, которая только шипеть из угла умеет. — Он сплюнул кровавый сгусток на пол. Наконец глаза привыкли к мраку. По сторонам мерцали редкие факелы, давая театральное освещение туннелю, заполненному водой по щиколотку. В двух метрах от Кенни лежало бездыханное тело на животе. «Танако… Спасибо за верную службу». Его мысли были прерваны, когда японец подошёл ближе, ткнув пистолетом в висок Кенни. — Сейчас ты позвонишь сестре и скажешь ей то, о чём я тебя попрошу. — А если посмею отказаться? — Тогда ты будешь подыхать куда дольше, чем я запланировал. — Японец довольно хмыкнул. Кенни посмотрел на него с таким выражением лица, как будто ему предложили либо спарринг с кенгуру в боксёрских трусах, либо спеть в мюзикле под проливным дождём. С кенгуру. В трусах. — Слушай, а тебе пистолет-то зачем? — хрипло усмехнулся он, отталкивая револьвер головой. — С твоими зубами и дыханием ты бы мог стать ходячей биологической угрозой. Честное слово, я думал, что туннель так смердит. А это всего лишь ты, приятель. Японец явно не был настроен на юмор. Он врезал Аккерману по челюсти, словно хотел выбить из него весь сарказм мира. Кенни провел языком по зубам, как настоящий сомелье, оценивающий качество удара. — О, дружище, ты бы лучше руку не поднимал, — сказал он, слегка поморщившись. — Вонь такая, что экзорциста пора вызывать. Мыло бессильно. А я думал, что в Японии всё отлично с гигиеной… — он осёкся, захрипев после очередного удара. «Прежде чем отправить тебя в ад или последовать туда самому, ничтожество, я познакомлю тебя с доктором Кенни Потрошителем. Похоже, нашему чистильщику предстоит немало работы». Он сплюнул выбитый зуб, и его окровавленные губы изогнулись в обезумевшей ухмылке.