Пустое место

      Как же… Болит задница. Да, Хэйдзо жалуется, потому что может и хочет. Вечером еще все нормально было, а утром как-то и не весело вовсе. Он едва сумел подняться с кровати, чуть не свалившись на пол от того, как его задницу прострелило резкой болью, отдавшей в поясницу. Скарамучча аж дернулся от неожиданности, схватившись за сердце, и следом обматерил завывшего ни с того ни с сего чертилу, что до этого времени благородно пускал слюни на подушку.       Как же так вышло, что еще в прошлой главе Хэйдзо засыпал на двухместной кровати, а проснулся на своей одноместной рядом со Скаром? Ну тут все просто. Кадзуха сначала такой типа: «Подъем, красавица, сходи умойся», — а потом: «Нужно возвращаться, чтобы не вызывать подозрений», — и вернулись они глубокой ночью, когда все уже давно спали. Почему глубокой? Потому что было принято решение еще немного поваляться в обнимку, чтобы и поболтать, и посмеяться с какой-нибудь ерунды, и… Решить все-таки, что между ними происходит. Поэтому это «немного» затянулось аж на два часа. Но, спойлер, вернулся Хэйдзо с хорошим настроением, пусть и носом клевал из-за желания прикрыть глаза на пару часиков: спать хотелось жутко.       Кадзуха не ломался нисколько — на удивление — и сразу сказал, что готов перейти на более тесную взаимосвязь, но при одном условии: никто не должен узнать об этом. Хэйдзо дураком не был, поэтому сразу принял его требования в угоду даже собственного благополучия. Ему совсем не хочется снова стать главным объектом сплетен и обсуждений — нахавался уже такого, ему достаточно.       Сегодняшний день — последний в этой деревне — обещал быть легче и проще в плане перемещений. До двенадцати часов нужно было собрать все свои вещи и погрузить чемоданы в автобус, чтобы после уехать к обещанному морю, что находилось в часе езды от деревни Кондо.       — Увижу хоть одного водолаза, попытавшегося слиться с водной гладью воедино, — устрою садо-мазо, всем ясно? — продиктовал свои строгие требования господин Чайлд в автобусе, когда погрузка и, соответственно, посадка была завершена.       А на унылые вздохи студентов, которым хотелось потопить друг друга в морской воде, только хлопнул в ладоши и улыбнулся до ушей, прикрыв глаза. Потому что следить за каждым дураком было крайне сложно, да и ответственность за кучу этих жизней самую малость душила своими чудесными ляжками так, что Чайлд научился дышать маткой, коей у него не было и в помине.       Так уж вышло, что Хэйдзо ни разу в жизни не бывал на море, поэтому увидеть такую красоту — то еще чудо. Он словно в сказке какой-то оказался: дыхание перехватило при виде спокойной водной глади глубокого и невероятного оттенка синего цвета. Прохладный ветер гонял мурашки по телу, но Хэйдзо это нисколько не волновало: все внимание было направлено на горизонт, где небо сталкивалось с ровной полосой моря. В какой-то момент Хэйдзо почувствовал, что сейчас просто заплачет, и причины тому он совсем не понимал. Сердце сжималось так, словно вот-вот исчезнуть собирается, в руках ощущалась легкая дрожь да и в целом все ощущалось так… Странно.       — Красиво, правда? — слышится чей-то голос совсем рядом.       Хэйдзо хлопает глазами пару раз, сморгнув влагу с ресниц, и голову в сторону поворачивает, цепляясь взглядом за профиль господина Чайлда, смотрящего куда-то вдаль.       — Да, — кивает Хэйдзо, сразу же отвернувшись.       Чайлд хмыкает, взглянув себе под ноги, и разворачивается к нему лицом.       — Думается мне, что теперь у вас все в порядке, — произносит вполголоса, мягко улыбнувшись.       Облизнув пересохшие губы, Хэйдзо вновь поворачивает к нему голову и хмурится, а после цепляется взглядом за стоящего неподалеку Кадзуху, который общался со своими временными воспитанниками. Сглотнув, опускает взгляд вниз, фыркает себе под нос и улыбается от неловкости, прикрыв глаза ладонью всего на мгновение. Заводит руки за спину, перекатившись с пяток на носки и обратно, и снова смотрит на все еще улыбающегося господина Чайлда, поджав губы.       — Вполне возможно, — тихо выдыхает Хэйдзо.       — Не обожгись, — и улыбка сползает с его лица, сменяясь каким-то неуместным сейчас сочувствием.       — Почему я должен? — хмурится Хэйдзо, прикусив щеку изнутри из-за возникшего волнения.       — Ты не подумай, — тут же меняется в лице господин Чайлд, снова улыбаясь. — Отношения — дело такое, никогда не знаешь, куда твоя вера в человека… — по нему видно, что он старается подбирать правильные слова. — Тебя приведет.       Понятнее, конечно, не становится, и Хэйдзо прожигает своим настороженным взглядом спину уходящего от него преподавателя. Был бы дураком, он всенепременно скосил бы все под сомнительное благословение, но ведь и у самого есть какие-то смутные беспокойства по поводу всего этого. Интуиция его еще никогда не подводила, к сожалению, да и Кадзуха не был честен с ним до конца. Да, Хэйдзо верит, что он не врал насчет своей симпатии, но это не показатель их хорошего будущего — если оно вообще есть. Кадзуха каким-то образом всегда умудрялся менять тему, умел сводить внимание с волнующего его вопроса на другой, близкий к этой теме. Хэйдзо понимал это, чувствовал в моменте, но вернуться назад у него все никак не получалось. Он многое скрывает в угоду их спокойствия, хотя ни одному из них покой даже не снился.       В Инадзуму они возвращаются ближе к ночи. Автобус останавливается возле общежития, где проживала большая половина студентов, остальные же должны были благополучно отчалить по домам своим ходом. Хэйдзо был несказанно рад тому, что до своей чудесной кровати ему особенно далеко ехать не нужно — устал за дорогу неимоверно. Хотелось уткнуться носом в подушку и проспать целые стуки, чтобы забыть недавние остановки на туалет и свежий воздух. Его укачало. Укачало так, что, едва успев выбежать из автобуса, все, что съел еще утром, вывернулось наизнанку. И ему сначала даже немного полегчало, но стоило ему унюхать запах сигарет, что исходил от курящих рядом одногруппников, его в очередной раз потянуло блевать, благо, что на траву, а не дорогу. Весь бледный, с зеленым отливом, Хэйдзо едва держался на ногах от, что странно, резкого истощения организма, господин Чайлд едва ли не на руках тащил его обратно в автобус, согнав с передних мест какую-то недовольную парочку. А потом и вовсе всю оставшуюся дорогу решил провести на соседнем сиденьи рядом с ним, чтобы наблюдать за его нехорошим состоянием, но, к счастью, обошлось: Хэйдзо заснул на его плече.       — Как ты себя чувствуешь? — интересуется у него Чайлд, как только автобус благополучно отчалил в автобусный парк.       Хэйдзо улыбается усталым котенком, прикрыв глаза, и кивает болванчиком, хватаясь за ручку своего чемодана.       — Переживу, — тихо смеется, с благодарностью глядя на преподавателя своими сонными и слипающимися глазами. — Спасибо за беспокойство.       — Да на здоровье, — улыбаются ему в ответ. — Сам дойдешь? Или помочь отнести чемодан?       — Я же не при смерти, — отшучивается Хэйдзо. — Если что, мне помогут.       И кивает в сторону ожидающего его Скарамуччу, который недовольным и таким же сонным взглядом пилит двух бездарей, что тратят его драгоценное время на сон.       — Сомневаюсь, что этот сучок сможет утащить два чемодана, — хитро улыбается Чайлд, понизив голос, чтобы не быть услышанным.       На всякий случай.       Хэйдзо прыскает со смеху в кулак, тут же прокашливаясь, словно он тут вообще не при делах — тоже на всякий случай, — а после прощается с господином Чайлдом, пожелав ему хорошей дороги до дома, и бросает короткий, но говорящий сам за себя взгляд на ожидающего Чайлда Кадзуху, что улыбается ему краешком губ. Эта улыбка ложится на сердце чем-то очень теплым и приятным, и он кусает щеку изнутри, чтобы не расплыться в глупой улыбке словно дурак.       Разбирать вещи даже в девять часов вечера совсем не хочется. Но достать хотя бы пижаму, полотенце и гель для душа, а еще зубную щетку и пасту, чтобы смыть с себя всю грязь сегодняшней поездки, нужно во имя благородства собственного тела, к тому же горячий душ ему точно не помешает.       Когда тело, рот и душа были чисты, Хэйдзо устало валится на кровать с громким и довольным вздохом. Скарамучча — какой хороший мальчик, боже — за это время прилежно разобрал свой чемодан и, уже переодетый ко сну, восседал на своей кровати с телефоном в руках, как внезапно из его уст со вздохом слетает тихое:       — Синобу хочет зайти к нам ненадолго.       Хэйдзо мычит в подушку, выражая тем самым целое ничего, и переворачивается на спину, прокряхтев старым дедом от тяжести задницы этой жизни, что уселась на его уставшую тушу.       — Че она хочет-то? — решает все-таки уточнить Хэйдзо, надеясь, что в скором времени сможет заявить свои права на заслуженный сон.       — Понятия не имею, — вздыхает Скар, отодвигаясь в сторону, чтобы освободить для подруги место.       Которая, к слову, уже без стука заходит к ним в гости, переодетая и помытая: волосы мокрые. Куки падает к Скару на кровать, закидывает ногу на ногу и, сцепив на коленке ладони в замок, уставляется весьма красноречивым взглядом во втыкающего в потолок Хэйдзо, который, не долго думая, сразу понимает, за каким демоном она сюда пришла: ей нужны подробности.       — Откуда хоть узнала? — вздыхает обреченно Хэйдзо, сменив свое удобное лежачее положение на сидячее.       — Твой ненаглядный вчера забрал у нас твою куртку, — хмыкает она с каким-то недовольством. — А потом ты ночью не ночевал в гостинице. Нетрудно догадаться, знаешь?       — Ну во-первых, — начинает Хэйдзо, выставив указательный палец нравоучения ради, — я ночевал. Просто очень поздно вернулся.       — А во-вторых, ни слова не сказал своим друзьям о том, что у тебя этой ночью что-то было, — негодование так и льется из ее уст.       — Да когда бы я успел, Кук? — ноет Хэйдзо, скривив лицо. — Я всю дорогу только и думал о том, чтобы не блевануть Скару между ног, — тыкает возмущенно в сторону молчаливого, но внимательно слушающего его друга рукой.       — Ну ладно, допустим, — соглашается Синобу, пододвигаясь к краю кровати, чтобы опереться больной спиной о стенку. — Теперь-то ты можешь рассказать?       — А у меня есть выбор? — выгибает скептично бровь Хэйдзо, совсем не ожидая положительного ответа на свой вопрос.       Потому что риторический и приличия ради, но попытаться все же стоило. Не то чтобы он хочет от них что-то скрыть, он просто очень устал и неимоверно хочет спать. Но решает, что лучше сейчас все быстренько расскажет, чтобы потом не мучаться от постоянных недовольных взглядов со стороны подруги.       — Ну мы вчера с ним поругались, — начинает Хэйдзо, все же улегшись обратно. — Он каким-то чудом оказался в этом же клубе и, судя по всему, заметил, как я кручусь рядом с каким-то мужиком, а потом разозлился и вытащил меня на улицу, чтобы выяснить отношения. Я наорал на него, сказал, типа, иди на хер с таким отношением и не еби мне мозг, на что он снова разозлился, свалил, видимо, к вам за вещами и вернулся. А потом мы поехали в гостиницу. И переспали. Вот и все, в целом, — почти тараторит, особо не вдаваясь в подробности, чтобы поскорее закончить этот разговор и со спокойной душой завалиться спать.       — Что, прости? — тихо переспрашивает Куки после небольшой паузы.       Хэйдзо, нахмурившись, поворачивает голову в ее сторону, сталкивается с шокированными взглядами обоих друзей и приподнимает брови в совершенно невинном жесте, не совсем понимая причину их закаченных за орбиту глазных яблок.       — А что, собственно, не так? — фыркает себе под нос, нахмурившись.       Ребята переглядываются между собой шокированными взглядами, а после вздыхают так тяжело, что Хэйдзо захотелось помочь им сбросить с их плеч три тонны сарказма, негодования и чрезмерно высокого о себе мнения.       — Ну… — начинает Куки, подняв взгляд к потолку. — Ты не подумай, мы просто… — чешет нос от неловкости всей ситуации. — Как бы это сказать…       И прокашливается себе в кулак, старательно уводя взгляд по сторонам, надолго не задерживаясь на чем-то конкретном. А Скарамучча, что в моменте отвернулся к другу спиной, чтобы спрятать свою тупую ухмылку и не заржать во все горло, вдруг громко вздыхает и, обратно повернувшись лицом к Хэйдзо, произносит сдавленное:       — Она просто проспорила мне сто штук, не бери в голову.       — Проспорила? — вдруг оживляется Хэйдзо, сев в позу лотоса, и кидает оскорбленный взгляд на отчаявшуюся подругу, после — обратно на Скара. — Вы на меня спорили?       Почему-то этот факт задевает его не на шутку. Ему становится до смешного обидно, что эти два идиота вот так взяли и без предупреждения — даже хотя бы в шутку — поспорили на такое важное в его жизни событие. Еще и на такую сумму моры!       — Не обижайся, пожалуйста, — складывает руки в молитвенном жесте Синобу, состроив щенячью моську. — Это был простой спортивный интерес.       — Ну конечно, — кривится Хэйдзо, махнув на нее рукой, и заваливается обратно в кровать, отвернувшись к ним спиной. — В следующий раз спорьте на то, кто из вас быстрее ласты склеит, тоже ведь спортивный интерес, — ругается приглушенно, накрываясь пледом с головой.       В другой ситуации и при ином состоянии, Хэйдзо, может, и не обиделся бы, но сейчас его физическое состояние давит на моральное, а необходимость крепкого и здорового сна только усугубляет все положение. Поэтому и реакция у него соответствующая — его друзья чистой воды идиоты.       — Эй, ты серьезно обиделся? — подскакивает со своего места Куки, пересаживаясь к нему на кровать, и, уложив руки на его плечо, немного трясет в разные стороны. — Милый, ну прости нас, пожалуйста. Мы же не в плохом смысле спорили.       Хэйдзо, конечно же, игнорирует ее потуги, превратившись в каменное изваяние. Ему все равно как-то, в плохом или хорошем смысле, да даже если с хорошими побуждениями! Разве можно вот так спорить — дайте ему повредничать немного — на своего любимого друга?       — Хэйдзо-о-о, — воет Синобу ему на ухо и с ногами забирается к нему на кровать, наваливаясь на него всем своим весом. — Алло, есть кто дома?       А вот этот ход конем игнорировать было тяжко — во всех смыслах. Потому что Синобу совсем не легкая, пусть по ней так сразу и не скажешь. Поэтому Хэйдзо шипит сквозь зубы от боли в прижатой ее весом руке и дергается рыбой, которую несчастным образом выкинуло на берег морским течением. Куки на это лишь тихо смеется и под сдавленное: «Ты меня сейчас раздавишь, скотина», — слезает с высунувшего голову из-под пледа Хэйдзо, что тут же начинает хватать ртом воздух. Смотрит на него с виноватой улыбкой, а потом хлопает его по заднице, тут же смываясь с его кровати на вражескую территорию во имя спасения собственной жизни, потому что бьется своими ногами Хэйдзо больно. Очень, сука, больно.       — Вы обязаны выплатить мне моральную компенсацию, — Хэйдзо тыкает в их сторону пальцем, развернувшись к ним лицом. — Пятьдесят процентов от той суммы, на которую вы спорили.       — А харя не треснет? — тут же возмущается Скарамучча, состроив очень недовольное лицо.       — А у тебя не треснет? — передразнивает его Хэйдзо, скривившись. — Сто штук в одно рыло не залетает безнаказанно.       — Тебе и тридцати процентов хватит, — выгибает брови в недовольстве Скар, сложив руки на груди.       — Шестьдесят, — цедит сквозь зубы Хэйдзо, настроенный на победу. — Будешь торговаться, сразу сто потребую, — беспрекословно.       Скар цокает языком, тяжело вздохнув, и молчаливо соглашается на пятьдесят процентов от своего выигрыша, пока этот осел и правда сто не потребовал. Он бы мог, конечно, устроить тут такие баталии, что бабки на рынке челюсти свои потеряют от зависти, но настроения как такового нет. А совесть его не мучает, нет, можно не беспокоиться.       — На что хоть спорили, мудилы? — вздыхает Хэйдзо, подложив под щеку ладонь.       — Синобу не верила, что Вы переспите до твоего выпуска, — произносит язвительно Скарамучча, с издевкой выгнув бровь.       Куки улыбается ему натянуто, тут же прислав на смену средний палец, на который получила ровно тот же самый любовный жест, и вздыхает тяжко, понимая, что придется выворачивать карманы, чтобы покрыть свой длинный язык.       — Это еще почему? — удивляется Хэйдзо, кинув на подругу ничего не понимающий взгляд.       — Ну-у, как минимум потому, что ты сам жаловался на его биполярку, — чешет щеку Синобу, уткнувшись взглядом в пустоту. — В тебе я не сомневалась, я вот… Не думала, что этот твой Каэдэхара так просто сдастся.       — Это она меня сейчас так шлюхой назвала? — спрашивает вполголоса у друга Хэйдзо с каменный лицом.       Скар жмет плечами, не собираясь принимать чью-то сторону в данном вопросе ради своего же блага. А Куки лишь смиряет придурка, что вывернул ее слова в таком убогом свете, тяжелым взглядом, недовольно выгнув бровь и припечатав сверху вопросом, на который ответа не требуется: «Еблан?»       Обменявшись любезностями, Синобу желает парням всего самого лучшего и, махнув рукой, сваливает к себе в комнату. Скар вздыхает, протяжно воет себе под нос и, прокряхтев от тяжести этой жизни, поднимается с постели, чтобы умыться и завалиться спать. Хэйдзо же утыкается взглядом куда-то перед собой, бездумно ковыряя пальцем простынь, но дергается, выплывая из собственных пустых раздумий, когда телефон вибрирует от входящего сообщения. Он берет его в руки, смахивает экран блокировки и не сдерживается от глупой улыбки, фыркает себе под нос, прочитав имя отправителя этого позднего сообщения.       k.kazuha:       как ты себя чувствуешь?       Хэйдзо слышал, как Кадзуха просил Чайлда присмотреть за ним во время поездки. Слышал, как он просил пересадить его вперед и сесть рядом, чтобы не беспокоиться о его состоянии. Потому что сам не мог оказать ему свою помощь в силу недавних событий, побоялся, что снова что-то пойдет не так. Ему не хотелось снова становиться объектом чужих обсуждений и сплетен, и еще больше Кадзуха не желал в очередной раз втягивать его, Хэйдзо, во все это дерьмо.

            heizouu:      

я в порядке, спасибо      

      k.kazuha:       уверен?       у меня тут целая аптека имеется, так что не стесняйся

heizouu:      

мне кажется или это приглашение?      

      k.kazuha:       нет       или да       или у меня просто нет лекарства от одиночества

heizouu:      

у меня есть      

принести?      

      k.kazuha:       если не жалко       Идиот. Хэйдзо — идиот. Но с него взятки гладки: розовые очки намертво приклеили, хрен отдерешь. Хэйдзо даже пытаться не будет их отдирать — его пока что все устраивает, поэтому, оставив Скару записку: «Свалил угадай куда, поэтому не жди и ложись спать», — он поднимается и выходит из комнаты. Оглядывается по сторонам, когда спускается по лестнице на первый этаж и подходит к чужой комнате, без стука заходя внутрь.       Кадзуха сидит на своей кровати в одном лишь освещении настольной лампы, в очках и привычной домашней одежде: серые штаны и белая майка. Он улыбается, когда Хэйдзо молча ложится рядом и обнимает его поперек живота, уткнувшись лицом ему в бок, и откладывает в сторону телефон, снимает очки, сползая вниз, чтобы лечь рядом. Хэйдзо приподнимает голову, чтобы лечь ему на плечо, закидывает на него ногу и расслабленно выдыхает, когда Кадзуха, мягко улыбнувшись, целует его в лоб, зарываясь ладонью в его волосы. Ему вдруг становится очень спокойно.       — Устал за сегодня? — произносит совсем тихо Кадзуха, поглаживая ладонью его спину.       Хэйдзо слышит в его голосе улыбку, мычит усталое, но довольное «мгм». Его накрывают пледом, снова коснувшись губами лба, и он вздыхает расслабленно, возится немного, притираясь к теплому и мягкому телу рядом. Хочется провалиться в сон уже сейчас, ощущая чужие прикосновения, что расслабляют похлеще горячего душа после тяжелой тренировки. Кадзуха мило сопит ему в макушку, осторожно перебирает в пальцах его волосы, и у Хэйдзо сердце разваливается на части от резко нахлынувшей нежности к этому человеку — слишком родное. Как будто Хэйдзо давно уже знаком с этими ощущениями, с ним самим, таким нежным и ласковым.       — Можно я останусь? — произносит вполголоса, крепче сжимая его в своих объятиях.       Кадзуха мычит в согласии, тихо усмехнувшись, а после тянется к лампе, что стоит на прикроватной тумбе, и гасит свет. Тихое шуршание постельного белья и мягкой подушки мурашками расползается вдоль позвоночника, Хэйдзо забавно морщится от таких приятных мелочей и вздыхает глубоко, почти моментально проваливаясь в сон под его прикосновениями. На губах стынет едва заметная улыбка, и последнее, о чем Хэйдзо думает перед отключкой, — кажется, уже поздно.       Потому что влюбился.