Пустое место

      Знать о том, что Скарамучча достаточно ответственно подойдет к своему делу, Хэйдзо не мог. Потому что обычно все свои обещания он выполняет через пень-колоду, а тут внезапно преисполнился какими-то искренними побуждениями и решил, что все в этой жизни нужно попробовать впервые. Короче, вжился в роль втрескавшегося в своего лучшего друга человека по полной программе так, что у Синобу загрузка происходила чаще, чем выскакивала реклама казино на пиратских сайтах с фильмами. Ужасно было то, что Скар делал всякие странные штуки без предупреждения, чем знатно пугал вечно забывавшего о их дурацком плане Хэйдзо, у которого каждый раз сердце в пятки улепетывало со скоростью света.       Первый такой раз произошел совершенно внезапно. Ничего не подозревающий Хэйдзо толковал о чем-то с Синобу, параллельно выжидая свой кофе из автомата, что стоял в холле университета, и чуть коньки от страха не откинул, когда к нему резко прижались со спины, обхватив руками за талию. Повернув голову, он заметил расслабленную мосю Скара и на рефлексе хотел оттолкнуть придурка от себя, чтоб внимания лишнего к ним не привлекал, но споткнулся о произнесенное сквозь стиснутые зубы:       — Веди себя естественно, дурак, твой хмырь смотрит, — и, раскрасневшись словно спелый помидор в свои лучшие годы, смиренно опустил голову.       Синобу тогда челюсть поймать не успела, поэтому снова поднимала ее с пола, пытаясь не умереть от стыда на месте. Эти два дуралея до ужасного хорошо смотрелись вместе, и она едва держала свои животные потребности в шипперстве при себе. Иначе парни точно что-то неладное почуяли бы, и тогда ей пришлось бы бежать на другой конец света, чтобы остаться со своими органами и конечностями в целости и сохранности.       В столовой, на парах и просто в любой рандомный момент, когда господин препод появлялся в поле зрения, Скар неизменно лип к дергающемуся от неожиданности Хэйдзо: подползал вплотную, клал голову на плечо и брал за руку, переплетая их пальцы вместе, мечтательно грустно — ну и актерище — поглаживал большим пальцем тыльную сторону его ладони. Не сказать, что Хэйдзо хотелось схватить этого циркача за шиворот и выбросить в окно, но... Нет, ладно, именно этого ему и хотелось. Потому что неловко, глупо и слегка отталкивающе ощущалась эта близость, от которой хотелось наизнанку вывернуться, лишь бы поскорее она закончилась. Радовало только то, что эти сцены длились от силы пару секунд, пока чужой внимательный взгляд задерживался на их интересном... Тандеме.       Хэйдзо нихрена не замечал, конечно, пытаясь бороться со своими демонами во время подобных сценок, но Скарамучча, у которого третий глаз на лбу внезапно вырос, все видел и ехидно улыбался про себя, понимая, что оно работает. Господин препод пусть и скрывал свое маленькое недовольство, но было видно, что его морозит от подобных сцен, и это таким смаком отпечатывалось на эго Скара, что аж гордость за самого себя накатывала. Нужно было поступать в актерский, точно.       Если уж быть честным, Скарамучча желал своему дурачку счастья. Он понятия не имеет, сложится ли у него все с этим преподом, но от всей своей чистой и светлой части души надеялся, что у них все получится, и Хэйдзо снова сможет быть влюбленным идиотом с сердечками вместо зрачков. Скар хотел помочь его тормознутости, потому что знал, каким идиотом он иногда бывает, ну и решил, что внести свой большой вклад в это благое дело лишним не будет. Не чужие же друг другу люди все-таки. Да и... Проверить кое-что, что не так давно закралось маленьким подозрением в голову, было бы к месту.

***

      Это глупо. Глупо и очевидно в равной степени, но понять, зачем и для чего устраивается этот цирк Кадзуха не может. Хэйдзо не похож на человека, который может столь банальным способом удариться в какую-то глупую месть, но основания как будто у нее имеются. Только вот Кадзуха не врал, когда сказал ему, что игнорировал не специально. Он даже близко не пытался, просто так сложились обстоятельства. У него совести не хватило бы таким наглым образом избегать человека, с которым дел натворил будь здоров.       Кадзуха думал над тем, как бы продолжить эти взаимоотношения так, чтобы никто не пострадал. Причин было достаточно: недавние слухи, что только сейчас получили свою обоснованность, проблемы, которые обязательно повлекут за собой последствия, от которых будет плохо не только ему одному. Потому что крутить романы со студентом, даже если он совершеннолетний, было запрещено больше с этичной точки зрения, чем с законодательной. Но раз уж он уже решил, что попробовать все же можно, Кадзухе нужно было сделать это так, чтобы все было правильно и безопасно. Проблем ему и без того хватает по самое горло.       Думать думал, но недолго: на счету висело некоторое количество его дипломников, и Кадзухе, с его перфекционизмом и лезущей через все щели ответственностью, нужно было сделать все идеально, так, чтобы ни один старый говнюк не смог докопаться. Помимо этого у него на спине пристроилась идеальная подготовка к лекциям, а планы на будущее, что уже совсем скоро готовились выйти на сцену, накинули веревку на шею и самым безалаберным образом затянули петлю. С тем свяжись, с этим разберись, а еще не забудь дышать, есть и спать иногда, чтобы не ходить потом словно зомби. Ну и... Хэйдзо немного не вписывался в эту картину, поэтому Кадзуха напрочь забыл о том, чтобы хотя бы предупредить его о некотором завале в своей жизни. Чтобы не переживал и не надумывал себе всякого разного.       Цена за это последовала довольно смешная. Хэйдзо не лез к нему с вопросами, за что Кадзуха был ему премного благодарен, но чтобы вот так... Он не был глупым мальчиком и вряд ли праведно думал, что подобная провокация действительно смогла бы на него подействовать. Оттого было непонятнее, как он умудрился прийти к данному решению. Кадзуха знал, что эти двое были достаточно близки, поэтому не особо принимал эту смехотворную угрозу на свой счет просто потому, что понимал, что переживать ему не из-за чего. Он видел забавную реакцию Хэйдзо, который каждый раз дергался, когда на него вешались, и никак на это не реагировал. Хотя стоит отдать должное его другу: так ненавязчиво и довольно естественно клеиться, чтобы показать свою притворную симпатию, способен далеко не каждый.       Забавные.       Если сначала это было даже весело, то потом Кадзуха начал ловить себя на том, что стал немного раздражаться. Хэйдзо, кажется, привык и стал подыгрывать, отвечая на чужие поползновения в свою сторону неловкой взаимностью. Их подружка все чаще стала пропадать вне поля его зрения, и то, как эти двое мило ворковали наедине друг с другом, в самом деле начало походить на что-то, чего они так упорно добивались. Кадзуха понимал, что его разводят как дитя малое, но перестать раздражаться не мог: слишком уж часто они маячили у него перед глазами. Надоедало еще и то, с каким бессовестным рвением они терлись друг о друга, пытаясь доказать ему, что опасаться, возможно, есть чего.       Чайлд говорил, чтобы он не принимал все так близко к сердцу. Пусть мальчики развлекаются, раз уж им так этого хочется, и Кадзуха был такого же мнения, просто... Он не считал себя собственником, все его партнеры никогда не страдали от какой-то тупой ревности ко всему, что нехорошо стоит или дышит в их сторону, и Хэйдзо исключением становиться не собирался. Только в голове что-то противно зашевелилось, и Кадзуха понял, что ему надоел этот цирк. Ему надоело наблюдать за тем, как Хэйдзо строит наигранно смущенное личико, которое Кадзуха видел уже не раз, надоело каждый раз делать вид, что его не трогают эти объятия, что длятся дольше положенного. Он принял свое поражение, но что делать дальше понятия не имел, оттого злился еще больше. Сказать Хэйдзо о том, что он уже понял, где прокололся, ведь гордости не хватает, конечно.       День за днем он тщательно старался избегать мест, где ошиваются эти двое. Иногда получалось просто шедеврально ловить взглядом чужое присутствие и валить куда подальше, пока его не заметили, но чаще всего Кадзуха задумывался над своими проблемами и обламывался, чем вызывал хитрую улыбку у этого маленького актера. Хэйдзо же все это время старательно делал вид, что препода не замечает, и это тоже со временем начало выводить из себя. Он прекрасно понимает это намеренное игнорирование: заслужил. Но Кадзуха теряется из-за такого отношения и не понимает, как ему нужно подступится к этому засранцу. Уже почти целая неделя прошла с того неловкого поцелуя, и он думает-думает-думает, но додуматься не может. Написать ему, чтобы пришел к нему поздно ночью? И что они тогда будут делать? Кадзуха пусть и активно делает вид самого уверенного в себе человека в мире, но стеснение и неловкость от незнания тоже ему не чужды. О чем им вообще говорить?       — Представь, что ты общаешься со мной, — предложил как-то Чайлд.       Идея вполне себе интересная, но довольно провальная: с Хэйдзо хочется общаться на другом уровне. Его хочется смущать, заставлять краснеть и задыхаться от чувств, чтобы видеть и понимать, что он ему не безразличен. Кадзуха и так об этом знает, но видеть подтверждение его интереса к себе гораздо приятнее.       Ладно, нужно исправлять свои косяки, чтобы заставить дурака пожалеть о своем глупом плане. Кадзуха обещает себе, что сделает вид, будто он ничего не заметил, что его это не трогает и ему на это совершенно все равно. Просто постарается сосредоточить все свое внимание на том, что у них есть сейчас, чтобы не впутывать в их маленькую историю посторонних. И поздним вечером, как раз за день до отъезда на экскурсию, собирается с духом, чтобы плюнуть на все и отправить короткое сообщение: «Не хочешь зайти?» Ладошки немного вспотели, сердцебиение слега ускорилось, и в животе что-то сладко потянуло, но это настолько приятное ощущение, что Кадзуха понимает: все идет в верном направлении.       Ответ ему приходит ближе к двенадцати часам ночи: «Хочу». Кадзуха кусает губу, чтобы не расплыться в глупой улыбке, и чуть нетерпеливо ерзает на кровати в попытке сосредоточить свое внимание на чтении книги. Получается плохо: он перечитывает один и тот же абзац несколько раз, но смысла понять не может, поэтому вздыхает, уткнувшись глазами в потолок, и считает до десяти. Это воодушевленное состояние, когда все мысли принадлежат одному человеку, напрягает и в то же время дарит приятные чувства. Кадзуха ждет тихого стука в дверь, бездумно теребя страницу книги пальцами, кусает изнутри щеку, думает ни о чем. Словно в идиота превратился.       Проходит несколько минут, прежде чем в дверь тихо стучатся. У Кадзухи нутро поджимается, и он садится на кровати, подгибая под себя ноги. Произносит тихое: «Входи», — и улыбается краешком губ, когда в проеме появляется уставшая моська его студента.       — Я устал, — заявляет Хэйдзо с порога и, закрыв дверь на замок, падает на мягкую кровать рядом с тихо смеющимся преподом, зарывшись лицом в подушку. — Паковать чемоданы придумал сам дьявол, не иначе.       Кадзуха откладывает книгу на тумбу и укладывается рядом, подперев голову рукой. Тянется к темной макушке, чтобы пригладить непослушные волосы, что торчат в разные стороны, и улыбки сдержать не может. Потому что до этого момента как-то не особо осознавал то, насколько сильно ему этого не хватало.       — Только закончил? — интересуется тихо, заправив его волосы за ухо.       — Почти, — Хэйдзо укладывается щекой на подушку, развернувшись к нему лицом, и неловко прокашливается, даже не пытаясь увести взгляд от его красивого лица, что в приглушенном свете настольной лампы выглядит как в сказке. — Именно поэтому я не хотел никуда ехать.       Кадзуха хмыкает, поджимая губы, и кивает, чуть прищурив глаза.       — Но ты передумал, — констатирует факт, мягко улыбнувшись.       — Меня заставили, — прикрывает глаза Хэйдзо, дернув уголком губ в подобии улыбки.       Его прикосновения слишком расслабляют уставшую голову — приятно до мурашек.       — Правда? — наигранно удивляется Кадзуха, приподняв брови. — Этот человек, должно быть, очень гордится собой.       — Сам себя не похвалишь, никто не похвалит, — фыркает Хэйдзо и, вздохнув расслабленным котенком, подползает поближе к теплому телу своего преподавателя, перевернувшись на спину.       Кадзуха кусает щеку изнутри — тело прошибает волной странной нежности, и появляется навязчивое желание прижаться губами к его лбу, чтобы после, словив тихий вздох из его губ, спустится ниже и поцеловать веки, потереться нос к носу и мазнуть легким поцелуем его губы. Ему хочется закутать его в одеяло и обхватить руками и ногами, чтобы смеяться с приглушенных недовольств, потому что: «Дышать нечем».       — С чего вдруг такое предложение? — вдруг произносит Хэйдзо совсем тихо.       Едва заметно дернувшись от неожиданности, Кадзуха смотрит ему в прикрытые глаза и жмет плечами, сглотнув комок в горле.       — Просто... — поджимает губы и моргает часто-часто, перебирая в пальцах его волосы. — Захотелось тебя увидеть. Ты против?       — Правда думаете, что я против? — хмыкает Хэйдзо, удивленно приподняв брови.       — Думаешь, — поправляет его Кадзуха, дернув уголком губ, когда замечает, как он хмурится от непонимания. — Давай перейдем на «ты», ладно? Мне уши режет, когда ты уважительно обращаешься ко мне один на один.       — А, — Хэйдзо прикусывает губу, понятливо кивнув, и, повернувшись на бок, подкладывает руку под щеку, не уводя взгляда от его лица. — Понял. А я могу... Называть тебя по имени?       — Можешь, конечно, — тихо смеется Кадзуха, прикрыв глаза на секунду. — Это же логично.       — Да кто тебя знает-то? — закатывает глаза Хэйдзо и не сдерживается от улыбки, когда чужие пальцы легко касаются его щеки. — Щекотно, — произносит шепотом.       Они знакомы уже почти восемь месяцев, шесть из которых умудрялись собачиться по любому поводу и без, и сейчас, когда за короткий промежуток времени так многое изменилось в их отношениях, Хэйдзо расплывается в своих чувствах лишь от одного присутствия этого человека рядом. Лежать вот так близко, ощущая полное спокойствие и безопасность, болтать о какой-то ерунде и ни о чем не думать — это похоже на что-то, что называют... Эх, Хэйдзо не знает, но, кажется, догадывается о том, что дела его совсем немного, но свернули в сторону новой влюбленности. И почему-то одна только мысль о том, что он действительно снова смог влюбиться, заставляет сердце забиться быстрее.       Кадзуха сейчас непозволительно красив, нежен, Хэйдзо чувствует эту приятную домашнюю атмосферу, что каждый раз исходит от него словно самый приятный аромат, и голову теряет со скоростью света. Какая-то нелепая обида за игнор длиною в месяц испаряется за секунду, освобождая место душераздирающей нежности от этой простой близости с тем, кто заставляет думать только о себе. Это слишком хорошо.       — Хочу спросить у тебя кое-что, — спрашивает тихо Кадзуха, и его мягкий тембр голоса мурашками отзывается во всем теле, заставляя поерзать на ровном месте. — Чем собираешься заняться после выпуска? Есть какие-то идеи?       — М-м, — Хэйдзо хлопает глазами, подбирая слова: совсем голова отключилась. — Пойду работать? — жмет плечами, прикусив изнутри щеку. — У меня есть одно место на примете. Мой дедушка через полгода выходит на пенсию, поэтому зарекомендовал меня своему начальству на свое место. Думаю, что попробую сначала обжиться там, а дальше видно будет.       Кадзуха кивает, чуть нахмурившись, и прокашливается, сглотнув вязкую слюну. Нужно хотя бы попытаться, да?       — Не думал о работе заграницей? В Снежной, например, зарплаты получше наших будут.       — Думал, — кивает Хэйдзо и укладывается обратно на спину, уткнувшись взглядом в потолок. — Отец когда-то ездил туда в командировку, говорил, что там очень высокий уровень жизни, работа гораздо интереснее, пусть и сложнее. Но я как-то... Не знаю.       Хмурится, опустив взгляд на сложенные ладони, что большими пальцами теребят майку.       — Почему? — Кадзуха выдыхает тихо через нос, ощущая, как начинает колотиться сердце.       — Потому что я сомневаюсь, что смогу бросить все и всех ради неизвестности. Это сложно.       То, чего Кадзуха, пожалуй, и боялся. Это же было так очевидно, что б его, и теперь он без понятия, что ему делать. Паниковать раньше времени, наверное не стоит — во всяком случае так всегда говорит Чайлд, и Кадзуха старается не впадать прямо сейчас в отчаяние, чтобы хорошо все обдумать и принять какое-то правильное решение. Хэйдзо же не был категоричен в своем ответе, верно? То есть шанс, что он может все-таки передумать, есть, нужно лишь будет ненавязчиво его подтолкнуть к этому и показать, что бояться нечего. Другая страна не равна другой жизни, хотя многое, конечно, будет перестроено с самого основания. Во всяком случае попробовать будет можно.       — Ты чего?       Кадзуха вздыхает глубоко, выплывая из дебрей своих мыслей, и улыбается уголками губ, переключая все свое внимание на Хэйдзо. Его брови чуть нахмурены, губа прикушена, и грудная клетка вздымается часто-часто при каждом вздохе — волнуется.       — Я просто задумался, — выдыхает неровно через нос и, прикрыв глаза, тянется губами к его лбу, чтобы оставить легкий поцелуй. — Уже поздно, поэтому я немного подвисаю, не бери в голову.       — Точно? — Хэйдзо приподнимается на локте, глядя глаза в глаза. — Ты выглядишь обеспокоенным.       — Тебе кажется, — тихо смеется Кадзуха.       Но начинает немного паниковать, потому что этот парень, похоже, отлично чувствует настроение людей. Ему не хочется показывать свое беспокойство именно сейчас — да и потом тоже, — но держать свои переживания под контролем получается плохо. Поэтому, чтобы не заставлять Хэйдзо волноваться еще больше, Кадзуха не придумывает ничего лучше, чем отвлечь его внимание поцелуем. Ему все равно хотелось этого, так что можно считать, что совместит приятное с полезным.       Хэйдзо покрывается мурашками, чуть выгибая спину, когда теплая ладонь Кадзухи ложится ему на шею. Его обратно укладывают на спину, нависая сверху, и целуют так нежно, что хочется рассыпаться на миллионы атомов — чересчур. Он мягко перебирает его губы: каждую по очереди, совсем легко покусывает, оттягивает и языком толкается, но дальше не идет. Дразнится, улыбаясь и ловя ответную улыбку, гладит большим пальцем шею, ведя сначала вверх, а потом, когда обведет края челюсти, вниз, чтобы чуть придавить кадык. Внезапно возникшее волнение мгновенно покидает его, и Хэйдзо отключается под его ласками, отдавшись такому редкому для них моменту уединения.       Только длится он недолго: вибрация его телефона, сигнализирующая о входящем вызове, заставляет дернуться, а потом недовольно простонать и отстраниться, чтобы достать телефон из заднего кармана штанов и ответить на звонок.       — Да? — выдыхает Хэйдзо, улыбаясь дураком.       Потому что Кадзухе на этот звонок наплевать: он отползает чуть вниз, удобно устраиваясь между его ног, чтобы взять в плен чувствительную шею и улыбнуться, когда Хэйдзо вплетет свои пальцы в его волосы.       — Уже? — вздыхает расстроенно. — Да, Скар, я помню, что обещал, и нет, я не пиздабол, — цедит сквозь зубы, недовольно закатив глаза. — Все, давай, скоро буду.       — Торопишься? — Кадзуха отстраняется, приподнявшись на локте, и чуть хмурится недовольно, тихо вздохнув.       — Прости, — Хэйдзо с сожалением смотрит на него, мягко огладив его щеку. — Мы еще не до конца разобрались с вещами, так что... Я обещал, что зайду к тебе на пару минут.       Кадзуха сглатывает, прокашливается и выпрямляется, усевшись на пятки. Смотрит куда-то сквозь него, бездумно поглаживая его колено, а потом отворачивается и трет лицо ладонью, раздражаясь ни с того ни с сего. Он понимает, что это большая глупость, но поделать с собой ничего не может, потому что снова эта ерунда вмешивается туда, где ей места нет.       — Прозвучит довольно по-детски, но я... — Кадзуха выдыхает неровно, облизнув губу. — Я не хочу, чтобы ты сейчас уходил.       — Я тоже не горю желанием, — улыбается расстроенно Хэйдзо, приподнимаясь на локтях. — Но мне правда нужно. Иначе Скар спустится сюда и надерет мне зад.       Кадзуха хмыкает раздраженно, дернув головой, и недовольно щурится, чуть наклонив голову вбок.       — Не наигрался еще?       Это бесит. Он не понимает, что с ним сейчас происходит, потому что это вполне логично: уйти сейчас, потому что обещал. Но эта неделя совсем немного выбила его уравновешенность, и Кадзуха злится на Хэйдзо за то, что уходит к своему другу, который так долго и упорно пытался вывести его из себя своими поползновениями в сторону этого человека. Хотя прекрасно понимает то, что делалось все это именно для него одного, и бояться, что наедине у них происходит что-то большее, не стоит.       — Ты о чем? — Хэйдзо хмурится от непонимания, хлопая глазами.       — Ни о чем, — наклоняется вперед Кадзуха, упираясь руками в матрас по обе стороны от его головы. — У нас может не быть свободного времени ни завтра, ни послезавтра, и ты собираешься уйти прямо сейчас, когда я нуждаюсь в твоем присутствии.       — Почему ты злишься? — Хэйдзо падает обратно на подушку: лицо Кадзухи слишком близко. — Я могу вернуться обратно, когда закончу, просто...       — Не в этом дело, — цыкает Кадзуха, почти больно сталкиваясь с ним лбами. — Я просто не хочу, чтобы ты уходил.       — Я тебя не понимаю, — выдыхает сквозь зубы Хэйдзо, начиная паниковать.       Потому что понять не может, что могло так его разозлить. Он же уйдет всего на пару минут, потом вернется и они снова смогут побыть вдвоем, так в чем проблема?       Кадзуха рычит тихо, недовольный своей странной реакцией, и от злости грубо целует его, с силой сжав ладонью его бок. Вдавливает всем телом в кровать, словив губами болезненный стон, и кусается со всей силы, игнорируя попытки Хэйдзо оттолкнуть его от себя. Он не хочет его отпускать, не туда, где находится причина этому ужасному поведению, и Кадзуха теряет себя в своей злости, даже не пытаясь сопротивляться. Это так не похоже на него, и он пугается этого до чертиков, боится, что не справится и прямо сейчас сделает с Хэйдзо что-то слишком отвратительное, от чего не сможет потом откреститься.       — С-стой ты, — Хэйдзо все же находит в себе силы оттолкнуть его и смотрит испуганными глазами, схватившись пальцами за его плечи. — Что с тобой происходит?       — Прости, — Кадзуха дышит загнанно через рот, в панике отползая назад.       Прячет лицо в ладонях, едва не задыхаясь, и дергается испуганно, когда Хэйдзо ладонями обхватывает его за щеки, пытаясь заставить смотреть на себя.       — Уходи, — убирает его руки от себя и поднимается с кровати, отходя к окну, чтобы вдохнуть свежего воздуха.       — Что случилось? — спрашивает взволнованно Хэйдзо, не осмеливаясь подходить к нему ближе.       — Просто уходи, — выдыхает рвано Кадзуха, спрятав лицо в ладонях. — Пожалуйста, — добавляет чуть тише.       И Хэйдзо не остается ничего другого. Трогать его сейчас не стоит, он это прекрасно понимает, поэтому, тихо пожелав спокойной ночи, уходит, чтобы оставить Кадзуху наедине со своими мыслями. Завтра он попробует поговорить с ним о том, что заставило его так поступить, а сейчас... Сейчас он постарается не думать об этом, чтобы спокойно заснуть и набраться сил на завтрашнюю дорогу.       Кадзуха зажимает рот ладонью, в панике бегая глазами перед собой. Почему его так разозлил обычный, мать его, звонок? Что это за резко включенное бешенство от одной только мысли о том, что Хэйдзо уйдет обратно к тому человеку? Он же совсем не идиот, который не умеет держать себя под контролем — столько лет безупречного послушания, чтобы не было ни единого замечания в его сторону по поводу поведения, и вот итог? Это просто смешно. Если бы Хэйдзо не решился дать ему отпор, Кадзуха непременно сотворил с ним что-то ужасное, и тогда бы все было кончено сразу же. На плечи дополнительным грузом ложится сожаление о том, что, кажется, у него и правда ничего не получится, и ему придется все закончить, хочет он того или нет.       Голова пухнет, и он ощущает резко накрывшую его тело усталость — ноги подкашиваются. Нужно сходить в душ и ложиться спать: завтра тяжелый день намечается. Подумать он сможет в дороге, а сейчас ему необходим отдых, иначе совсем лишится мозгов. Что было бы совсем не кстати: они ему еще явно понадобятся.