Пустое место

      Тяжело. Кадзуха едва на ногах стоять умудряется под холодной струей воды из душа. Ему нужно успокоить свое сердце, иначе выпрыгнет и свалит куда-нибудь на другой конец земного шара, чтобы больше не подвергаться подобному насилию со стороны хозяина. Игнорировать пожар между ног — дело такое, вроде и получается, а вроде и руки чешутся прикоснуться, чтобы снять дикое напряжение. Но Кадзуха держится из всех своих сил, пусть и, по факту, не впервой.       Что он только что наделал? Ответ прост: сдался. Может быть, Чайлд был прав, и Кадзухе и правда не нужно рубить с плеча. Вдруг ему в самом деле нужно хоть раз в жизни отпустить себя и свои «правильно-неправильно»? Он же просто может спросить, когда придет время, правда? И тогда уже... А если все же нет?.. Что ему тогда делать? То есть, да, это все прекрасно и замечательно: попробовать полюбить и быть любимым в ответ, но надолго ли хватит этих громких чувств? Помогут ли они преодолеть ту большую пропасть между ними?       — Б-боже, — выдыхает Кадзуха, смахивая с лица воду.       Голова болит от постоянных раздумий, но он сам виноват в том, что начал этот круговорот пиздеца в своей жизни, причем не единожды: сначала привлек к себе внимание, а сейчас... А сейчас сделал то, что хотелось сделать с этим засранцем уже давно. Справедливости ради, в его планы не входило такое продолжение, Кадзуха просто хотел припугнуть Хэйдзо, отшлепать как дитя малое за длинный язык, но все пошло по известному месту, когда чужое настроение передалось ему в одно мгновение, и остановиться уже было просто невозможно. Это было... Странно, по-глупому желанно, горячо. Ему хотелось зайти чуть дальше, протолкнуть пальцы внутрь чужого тела и оттрахать до звезд перед глазами, чтобы скулил в подушку, умоляя о большем. Хотелось, но не сделал. Почему-то.       Быстро помывшись, Кадзуха на скорую руку вытирается и накидывает полотенце на голову, чтобы с волос вода не капала. Одевается, открывает дверь и замирает, не ступив и шага: Хэйдзо все так же лежит на его кровати. Подойдя к нему поближе, склоняется и, упираясь пальцами в матрас, чтобы не упасть, смотрит: заснул. Боже, и правда заснул, дуралей.       — Ну и что мне с тобой делать? — выдыхает совсем тихо Кадзуха, прикрыв глаза, и обходит кровать с другой стороны, чтобы сесть на свободную половину.       Хэйдзо сопит в подушку, ухватившись пальцами за уголок, и чуть-чуть хмурится, тихо вздыхая. Волосы явно щекочут ему лицо, потому что сквозь дрему он вяло чешет пальцем нос, и Кадзуха кусает щеку изнутри, чтобы не улыбаться дурачком. Он тянется к его лицу и осторожно убирает мешающую прядь волос, заправляя за ухо, а после, не сдержавшись, легонько тыкает пальцем в кончик носа, улыбнувшись тому, как сморщилось его лицо. Сердце сжимается от глупого прилива нежности, и Кадзуха едва держит себя в руках, чтобы не нагнуться и не чмокнуть это спящее создание в лоб.       Совсем уже крыша едет, Каэдэхара, пора спать.       Когда голова немного просохла, а все остальные дела были выполнены хотя бы на одну треть, Кадзуха проверяет все еще дремлющее тело на своей кровати и вздыхает тяжело, задумчиво почесав шею. Будить или нет? Вполне возможно, что утром Хэйдзо будет испытывать дикую неловкость и от произошедшего, и от того, что заснул в чужой кровати, но, что уж поделать, Кадзуха с радостью и с малой долей садизма посмотрел бы на эту картину. И ответ как будто сам по себе в гости напрашивается, только Кадзуха вдруг вспоминает, что... Ну, штаны-то его испачканы.       Ладно, нужно будить.       И то ли у Хэйдзо какая-то кнопка срабатывает, то ли Кадзуха слишком громко думал, но он сам вдруг просыпается, глубоко вздохнув, и глазами хлопает, чтобы сориентироваться в пространстве. А потом переводит взгляд на сидящего перед ним человека и резко приподнимается на руках, тяжело сглатывая вязкую слюну.       — Я заснул, — констатирует факт Хэйдзо, протирая лицо ладонью. — Который час?       Кадзуха ищет свой телефон, чтобы посмотреть на время, и приподнимает брови в удивлении.       — Полтретьего, — засиделся он, конечно.       Хэйдзо кривится, зачесывая мешающие волосы назад, и садится, свешивая ноги с кровати. Шипит, потому что в штанах до гадкого липко и неприятно, и поднимается, чтобы уйти к себе и грохнуться спать без задних ног, но останавливается у двери, неловко схватившись за ручку, и громко думает — Кадзуха почти уверен в том, что он хочет снова извиниться.       — Я... — произносит хрипло Хэйдзо, развернувшись к нему лицом. — Я не знаю, что все это значит в Вашей картине мира, но... — прокашливается, опустив взгляд в пол. — Но я на всякий случай...       — Это лишнее, — перебивает его Кадзуха, неловко потирая шею. — По факту, это я должен извиниться за то, что... Сделал это с тобой. Без твоего разрешения. Так что... — смотрит на свои сцепленные ладони, заламывая пальцы от волнения. — Прости.       — Нет, это... — Хэйдзо машет перед собой руками, нервно улыбнувшись. — Если бы мне этого не хотелось, я бы с-сказал, да? Так что... — жмет плечами и руки за спиной прячет, опустив голову. — В общем, все нормально.       И разворачивается, чтобы сбежать от этой нелепой ситуации, но замирает на месте, когда за спиной слышится неуверенное:       — Не хочешь остаться?       Кадзуха все обдумал. Не станет же он предлагать подобное, предварительно не взвесив все за и против? Ему просто... Не хочется так быстро отпускать этот комок неловкости, не после того, что произошло. Внутри чешется какая-то недосказанность, что ли, и Кадзуха не хочет, чтобы между ними снова все пошло не так.       — Остаться?       Нет, ну а вдруг ему послышалось? Хэйдзо ничему не удивится, если честно, его мозг и не на такое способен. Только ему кивают в подтверждение, что нет, тебе не почудилось, дурачок, и это предложение настолько заманчивое, что отказаться — самому себе жизни спокойной не дать, поэтому Хэйдзо долго думать не стал. Поменять бы штанишки да хотя бы вытереться, чтобы не чувствовать себя грязной свиньей, а так почему бы и нет?       Господин Каэдэхара — какой сообразительный, однако — молчаливо подходит к своему шкафу и достает шорты, протягивает ему в руки и отпускает в ванную, чтобы привел себя в порядок. Хэйдзо пулей скрывается за дверьми и жмурится крепко, медленно выдыхая через нос, чтобы успокоиться. Сердце что-то шалить снова начинает, и вот казалось бы, зачем? Они уже несколько раз так ночевали, обнимались, целовались и по неведомому стечению обстоятельств умудрились зайти чуть дальше, так чего ему волноваться о какой-то невинной ночевке? Или это и не в ней дело? Ладно, да, возможно, Хэйдзо не совсем ожидал от него подобного предложения и да, это вполне себе оправданное волнение. Но нужно собраться, чтобы ничего не испортить — будет слишком глупо.       Приведя себя в относительный порядок — сердцу не прикажешь, — Хэйдзо тихо выползает из ванной, складывает на полу свои штаны и неловко забирается в кровать к своему, прости господи, преподавателю, что уже лежал и вычитывал что-то в своем телефоне. Это молчание едва ли можно назвать неловким — тут все синонимы перечислить будет мало, Хэйдзо аж передумывает в моменте, терзаясь в сомнениях. Может, свалить к себе?       — Ты слишком много думаешь об этом, — звучит слишком неожиданно, из-за чего он едва заметно дергается, повернув голову в чужую сторону. — Успокойся.       — Как у Вас все просто, оказывается, — хмурится Хэйдзо, потеплее укутываясь в толстое одеяло: мягкое.       Господин Каэдэхара тихо хмыкает и, сняв очки, кладет телефон на тумбочку. Хэйдзо краем глаза замечает, что он поворачивается к нему лицом и ладонь под щеку подкладывает, подползая поближе, чтобы во сне с кровати не свалиться: места не особо-то и много. Сделать то же самое у него сил не хватает, и Хэйдзо слегка злится на себя за подобное поведение, потому что не привык смущаться словно барышня в первую брачную ночь. Почему у этого препода столько много уверенности? Хотя да, глупый вопрос. Это же не он совсем недавно скулил как псина в подушку, умоляя о чем-то там, чего ему стыдиться?       — Хэйдзо, — усмехается господин Каэдэхара, совсем легонько тыкнув пальцем в его плечо. — Расслабься, я тебя прошу. Иначе ни ты, ни я не заснем.       — Я пытаюсь, ясно? — шипит на него Хэйдзо, неловко поерзав на одном месте.       А потом плюет на все эти странности своего организма с высоты птичьего полета и решает, что он уже взрослый парень, которому стесняться своего интереса не имеет никакого достоинства. В самом деле, что это с ним происходит? Поэтому тоже поворачивается к преподу лицом, едва не выронив удивленного вздоха, когда сталкивается с ним почти нос к носу: етить того за ногу, это слишком близко!       — Если тебе будет проще, я отвернусь, — хитро улыбается поганец, собираясь выполнить сказанное, но Хэйдзо вдруг хватает его за запястье, чтобы и думать не смел о побеге.       — Мне нормально, — закатывает глаза, а у самого ладошки потные из-за дурацкого волнения, что все никак свалить за горизонт не может.       Подобные моменты близости переживались проще, когда никаких чувств не было и в помине, а сейчас, когда за спиной вырисовывается целый послужной список, состоящий из каких-то романтичных штук, сражаться со своими мыслями гораздо тяжелее. Хэйдзо буквально плавится рядом с ним, и это не нормально, но не менее желанно, поэтому приходится смиряться со всеми этими эмоциями.       Какой же дурак.       — Мне, эм... — вдруг произносит господин Каэдэхара совсем тихо, сглотнув. — Я не думал, что все так получится.       О, лучше бы молчал, ну в самом деле. Хэйдзо и так едва справляется со своими мыслями и телом, в котором так неловко сейчас находиться, а он масла в огонь подливает.       — Да я тоже, — выдыхает Хэйдзо, неловко почесав нос. — Не знал, что Вы любитель БДСМ.       — Боже, — улыбается, прикрыв глаза ладонью от нелепости. — Ничего подобного, я впервые делал что-то настолько... Странное.       — А выглядело все так, словно Вы тот еще профессионал.       — Заткнись, — смеется господин Каэдэхара, чуть поерзав.       Это маленькое смущение таким соком разливается по венам, Хэйдзо даже пробирает ностальгия по тем временам, когда гнался за желанием уколоть и заставить злиться этого человека. Приятно.       — И вообще, по себе людей не судят, знаешь?       — Не понял.       А хотя нет, кажется, Хэйдзо все понял.       — Знаете что, шутник несчастный? — хмурит брови, как только верная мысль под задницу ногой ляпает.       Подобные действа Хэйдзо не любит даже наблюдать, не говоря уже о том, чтобы практиковать, и вообще, если он так завелся от каких-то там шлепков по заднице, это не значит, что его можно приписывать к подобной теме.       Он легко хлопает ладонью смеющегося клоуна по плечу, высказывая свои недовольства, и пытается игнорировать горящие от смущения щеки, радуясь тому, что в темноте нихрена не видно.       — Я рад, что тебе понравилось, — не сдается господин Каэдэхара в своем желании отхватить по лицу за подобные высказывания.       — Я же сейчас снова начну душить Вас подушкой, — Хэйдзо, приподнявшись на локте, хмурит брови и щурится, на полном серьезе собираясь повторить то, из-за чего стал личным рабом этого шутника.       — Боюсь-боюсь, — улыбается Кадзуха, бегая взглядом по его лицу, что находится в такой почти опасной близости.       А Хэйдзо понимает, что шутки кончились. Снова.       На него смотрят словно на какое-то восьмое чудо света: почти восхищенно, с искоркой в глазах. Хэйдзо чувствует необходимость в том, чтобы прикоснуться к чужой щеке, погладить кожу большим пальцем и после прикоснуться к губам, совсем легко, невинно. И он себе в этом ни в коем случае отказывать не хочет, поэтому мягко, почти осторожно касается чужих волос кончиками пальцев, ведет вниз и проводит линию вдоль шеи, ощущая, как кожа покрывается мурашками от этого легкого прикосновения. Он замечает, как дергается его кадык, когда господин Каэдэхара сглатывает слюну, и улыбается кончиком губ, прикусив изнутри щеку. Хэйдзо видит в его глазах ожидание и, вздохнув, наклоняется чуть ближе, сокращая дистанцию между ними до минимума. Трется нос к носу, улыбаясь тому, что ему идут навстречу, подаваясь вперед, и мягко выдыхает, когда ему на затылок кладут руку и притягивают ближе, чтобы, наконец, поцеловать.       Это похоже на какое-то безумие. Не то, когда хочется с ума сойти, но очень близко, и Хэйдзо покрывается мурашками, тянется к нему ближе, едва не укладываясь сверху, и стонет ему в губы едва слышно, когда притягивают так, чтобы и места никакого не осталось. Господин Каэдэхара целует мягко, своими губами цепляет его, уделяя каждой отдельное внимание, и чуть-чуть кусается, улыбаясь. Щекочет языком, дразнится, тихо посмеиваясь, когда пытается едва протолкнуться между губ, и это до нелепого мило — Хэйдзо хочется рассмеяться.       — Веселишься? — хрипит в самые губы господин Каэдэхара, чуть отстраняясь, когда слышит тихие смешки.       — Нет, — Хэйдзо тыкается лбом ему в плечо, прикрывая глаза от смеха.       — Вот засранец, — слышится с улыбкой.       Его переворачивают на спину, поменявшись местами. Хэйдзо даже теряется немного, когда его снова целуют, но уже с бóльшим напором: почти нагло, сразу проталкивая язык. Он тихо стонет, зарывается ладонями во все еще немного влажные волосы и царапает кожу головы ногтями, чуть ли не задыхаясь от того, как резко меняется их настроение. Выгибается в спине, сгибая коленки, и громко дышит через нос. Господин Каэдэхара забирается ладонью под его майку, сжимает бока с какой-то жадностью, гладит живот, чуть царапая ногтями, и эти его прикосновения словно ожогами вырисовываются на теле, Хэйдзо места найти себе не может.       — Б-боже, — выдыхает, когда чужие губы спускаются к шее.       Господин Каэдэхара цепочкой проходится вниз, зацепив губами задравшийся подбородок, и прикусывает кожу шеи, тут же влажно проходясь по укусу языком. Он придерживает его ладонью за шею, большим пальцем направляя подбородок в нужную ему сторону, чтобы освободить для себя чуть больше пространства. Тянется губами к скуле, жарко выдыхая через рот, и возвращается обратно к его губам, целует развязно, ничуть не стесняясь мокрых звуков. Хэйдзо ловит его дыхание, тихие стоны, выгибает шею, вжимая голову в подушку, и сам стонет через раз, хватаясь пальцами за его плечи.       Сумасшествие.       Он залазит ладонью ему под майку, легко царапает спину, умирая с того, как господин Каэдэхара выгибается, вжимаясь в него грудью, и Хэйдзо просовывает свою ногу между чужими, чуть приподнимает, чтобы бедром прижаться к его возбуждению, потереть, надавить. В ответ ему хрипло стонут в губы и откровенно трутся о подставленное бедро, почти больно прикусив губу. Хэйдзо улыбается, радуясь своей маленькой шалости, и приподнимается на локтях, чтобы перевернуть напряженное тело на спину. Господин Каэдэхара поддается, держась за него руками и губами, чтобы не разрывать контакта, и послушно раздвигает ноги, когда Хэйдзо с нажимом кладет ладони ему на бедра. А потом вдруг хватается за его запястье, когда понимает, к чему все идет.       — Стой, — выдыхает ему в губы, зажмурившись.       — Нет? — Хэйдзо хмурится, тяжело сглотнув. — Почему?       Кадзуха машет головой, выгибает шею и дышит так, словно приличное количество кругов на стадионе пробежал. Это все так жжется, так чешется от желания, но дурная голова почему-то не может позволить ему забыться, чтобы получить свое заслуженное и такое желанное удовольствие. Сам же снова все первый начал, перевел эту мягкость в желание, а сейчас снова пытается пойти на попятную — привычка, что с годами успела пустить корни.       — Прости, я... — кривит губы Кадзуха, нервно усмехнувшись. — Я не знаю, не могу, — тараторит шепотом.       Хэйдзо смотрит на него волнующимся взглядом, думает о чем-то, а после начинает играть не по правилам. Потому что осторожно, словно на пробу целует его в шею, мягко поглаживая низ живота, пытается спуститься вниз и, когда не встречает особого сопротивления его руки, что все еще держит за запястье, накрывает его возбуждение своей ладонью, мягко сжимая. Господин Каэдэхара стонет в сомкнутые губы, кинув взгляд вниз под одеяло, толкается в его ладонь без задней мысли и голову назад закидывает, жалобно промычав.       — Тебе этого хочется, — выдыхает Хэйдзо ему на ухо, сглатывая от пробирающего все тело волнения. — Отпусти себя.       Он чувствует, как дергается его член, и дрожащей ладонью лезет под резинку нижнего белья, холодными пальцами прикасаясь к влажной головке. Кадзуха давится громким стоном, дернув бедрами навстречу его руке, и хватается за край подушки, выгибается в спине от стрельнувшего словно током прикосновения. Хэйдзо ласкает его слишком осторожно — этого мало, и он свободной рукой притягивает его за шею к себе, без всякого размена проталкивая язык ему в рот. И это работает на сто из ста: Кадзуха стонет ему в губы, когда его ладонь крепче сжимается и двигается быстрее, когда он большим пальцем трет головку, размазывая предэякулят по всей длине.       — Ты бы поднажал немного, — жмурится, выгибая шею.       — Поднажать? — Хэйдзо хмурится, не до конца догоняя смысл сказанного. — Я и так крепко...       — Я не в том смысле, болван, — хрипит Кадзуха, прикусив губу. — Чуть быст...       И едва успевает прикрыть рот, чтобы не сорваться на до безобразия громкий стон, когда Хэйдзо, укусив его за открытую шею, ускоряется.       — Боже, — выдыхает прерывисто Кадзуха, толкаясь ему на встречу.       Этого. Слишком. Мало. Ему казалось, что долгий перерыв, Хэйдзо, его рука и губы помогут быстро с этим закончить — в фантазиях всегда так и происходило, доводя тело до жгучего возбуждения. Не хватает совсем чуть-чуть, чтобы кончить, и Кадзуха понятия не имеет, что с этим делать.       — Я не... — выдыхает резко, зажмурившись.       — Что? — Хэйдзо целует его в щеку, чуть замедлив движения рукой.       — Мне мало, боже, — Кадзуха раздраженно стукается головой о подушку, поерзав на месте.       Хэйдзо задумчиво прикусывает губу, бегая взглядом по его недовольному лицу, и открывает рот, чтобы что-то сказать, но закрывает обратно, решив не озвучивать свои мысли. Кадзуха хмурится в непонимании, когда боковым зрением замечает то, как он сползает немного вниз, и тут же дергает его за волосы, недовольно прошипев.       — Не смей, — цедит сквозь зубы, приподнявшись на локте.       Ответом ему служит наглым образом выгнутая бровь, и он вдруг понимает, что руководить процессом ему не позволят. Единственное, что ему остается, — упасть обратно на подушку, больно прикусив губу, чтобы не выронить самого порнушного стона из всех возможных: Хэйдзо обхватывает губами головку, сразу же начиная двигать головой.       — Блять, — Кадзуха тянет его за волосы, тщетно пытаясь остановить эту плохую затею.       А Хэйдзо плевать на эти попытки от всей души: лижет языком набухшую головку и рукой себе помогает, крутит головой в разные стороны, игнорируя недовольные ругательства. Потому что вопреки этому грязному рту его бедра толкаются вверх, пытаясь протолкнуться глубже, — рабочий способ оказался.       Кадзуха рассыпается от этого нечестного способа, его передергивает целиком и полностью — остро, влажно, тесно. Тело ведется на этого засранца отдельно от разума, немеет в диком напряжении, и он пытается оттолкнуть его голову от себя, чтобы позорным образом не кончить вот так, но Хэйдзо бьет его по руке и останавливаться даже не думает.       — Стой ты, — хнычет, чувствуя скорую разрядку: еще чуть-чуть. — Хэйдзо, пожалуйста, — вдавливает голову в подушку, жалобно проскулив.       Его просьбу расценивают очевидно иначе: Хэйдзо ускоряется, проталкивает член глубже, и стонет несдержанно, свободной ладонью царапая его поджавшийся живот. Кадзуха хватает ртом воздух, пытаясь не задохнуться, и давится стоном, сильно зажмурившись. Отворачивает голову, пытаясь заткнуть себя подушкой, когда, наконец, кончает, больно дернув дурака за волосы. Хэйдзо мычит тихонько, легко похлопав его по бедру, и Кадзуха дергается, отпускает его волосы и лицо в ладонях прячет, рвано вздыхая.       — Идиот, — ругается на него приглушенно.       Трясущимися руками он тянется к тумбочке, чтобы достать бумажные салфетки, а после протягивает ему несколько штук и отворачивается, не желая наблюдать всю эту грязную картину.       — Интересный опыт, — прокашливается Хэйдзо, сплюнув на салфетки все добро.       — Ты... — Кадзуха давится возмущением, злобно уставившись на него недовольными глазами. — Ненормальный, честное слово.       — Да-да, — отмахивается от него Хэйдзо и поднимается с кровати, чтобы выбросить мусор.       — Пизда, чтоб ты знал. Это не смешно.       — А в чем проблема? Вы сами сказали, что Вам мало, вот я и...       — Я не просил тебя сосать, господи-боже-мой, — выдыхает Кадзуха обреченно, перевернувшись на живот, чтобы спрятать красное лицо в подушку.       Хэйдзо улыбается хитрой задницей, фыркнув, и возвращается обратно в кровать. Ложится к нему лицом, заправляет светлые волосы ему за ухо, пощекотав чувствительную сейчас кожу, и прикусывает губу невинно, когда Кадзуха поворачивается к нему лицом, выражающим полное смятение.       — Главное, что все сыты, — произносит едва слышно.       А потом заливается смехом, потому что и без того смущенный господин Каэдэхара приподнимается и лупит его подушкой, перекрывая доступ к кислороду.       Шутник, сука.