Пустое место

      — Ну и что это было?       Чайлд, кажется, сейчас взорвется от злости. Или негодования, Кадзухе сейчас нет до этого никакого дела. В голове сирена орет как ненормальная, губы огнем горят, и ему бы приложиться головой о стенку хотя бы разочек, чтобы успокоиться, но даже так эффекта никакого не будет. А вот из окна выпрыгнуть...       — Кадзуха, я тебя спрашиваю, — Чайлд почти грубо разворачивает его к себе лицом, схватившись обеими руками за его плечи.       А Кадзуха смотрит на него круглыми глазами, прикрыв рот ладонью, и сказать ничего не может. Потому что не знает. Что сейчас произошло? Ну, он только что по-крупному облажался, не сдержав своих эмоций. Попытаться оправдаться хотя бы перед самим собой не получается, перед глазами черным по белому написано, что он идиот, коих не сыщешь даже за пределами этой вселенной. Как можно было так сильно забыться, чтобы потерять над собой контроль?       Чайлд щелкает пальцами перед чужими глазами, что смотрят, кажется, куда-то сквозь него. Злиться на Кадзуху можно только по одному пункту, но ругаться на него за то, что рта открыть не может — дело негодное. Потому что самого сейчас едва не трясет от увиденного.       — Это пиздец, Чайлд, — наконец, произносит Кадзуха, отняв ладонь ото рта. — Я идиот, господи.       И смотрит на друга побитым взглядом, словно прощается с ним навсегда.       — Так, давай ты для начала успокоишься, да? — гладит его по плечам Чайлд, а после аккуратно подводит его к стулу, чтобы сел, подышал всеми чакрами и дзен познал.       Только истерик им сейчас не хватало, ей богу.       — Давай по порядку, — ставит еще один стул напротив стола, перевернув его спинкой вперед, и садится, сложив на ней свои руки. — Зачем он к тебе приходил?       Кадзуха, откинувшись на спинку своего стула, бегает взглядом по потолку, больно прикусывает губы и ногтями царапает себе руки. Этого всего могло бы и не быть, если бы... Если бы он изначально прислушался к Чайлду. Он мог бы просто поговорить с Хэйдзо без всяких лишних эмоций, они бы обсудили все как нормальные люди и вместе попытались бы найти выход из этой тупой ситуации, но нет. Мозг отключился в ту же секунду, как Чайлд ему обо всем рассказал — прямо перед занятием, — и все рациональные мысли даже близко не приблизились к его голове. Логика? К черту ее, эти слухи явно не первый день гуляют по универу, и если начальство об этом случайно узнает, вся его жизнь превратится в какой-то кошмар. Возможно, Кадзуха слишком драматизирует, но, боже, ему, как человеку, у которого всегда все должно быть под полным контролем, у которого нет ни единого черного пятна на его репутации, слишком резко голову сносит от подобного рода грязи, которую просто так мылом не отмоешь.       Хэйдзо просто... Язык у него слишком длинный, вот что, и Кадзуха признает свою ошибку в том, что так необдуманно зацепился за первый странный намек в свою сторону. Он более чем уверен в том, что парень уже давным-давно забыл об этом. Да и прав он был в том, что распускать о себе подобного рода слухи слишком тупо. Тупость — не про Хэйдзо вовсе, и Кадзухе до ужаса стыдно за свою конченую по всем параметрам реакцию на подобное. Перфекционизм — вот корень всех его бед в жизни.       — Я просто... — срывается хрипло с его губ.       Он прикрывает глаза, болезненно скривив лицо, и больно стукается локтями о столешницу, когда лицо в ладонях прячет, не выдерживая своей бездарности.       — Я сорвался на него, — произносит совсем тихо, заведя сложенные ладони за голову. — Обвинил во всем, а потом он пришел, чтобы рассказать что-то, н-но... Случилось то, что случилось. Просто потому, что снова начал... — Кадзуха хмурится, стыдливо опустив голову. — Этого не случилось бы, если бы он меня не поцеловал, мать твою.       Он резко поднимается, раздраженно пнув стул, и отходит к окну, сложив руки на груди. А Чайлду кажется, что у него вся жизнь перед глазами проносится, потому что к такому она его явно не готовила.       — Это он тебя?.. — переспрашивает на всякий случай, хоть и не надеется, что услышит другой ответ. — Так, ладно.       Чайлд резко втягивает носом воздух, выкатив глаза из орбит, и как-то нервно чешет затылок, пытаясь на скорую руку сообразить дальнейший план действий.       — Это подождет, — поднимается со стула и ставит его на прежнее место. — Нужно сначала разобраться с этими слухами, а потом уже можешь и голову себе ломать. У Хэйдзо, кажется, тоже спрашивать что-то смысла нет, поэтому, — он достает телефон из кармана и заходит в контакты, — спросим у его дружочков-колобочков.       — Думаешь, они в курсе? — Кадзуха поворачивается к нему вполоборота, нервно грызя губу.       — Знаю, — улыбается ему расслабленно Чайлд, прикладывая телефон к уху.       Не зря его мать таким именем назвала. Кадзуха очень сильно любит и в то же время терпеть не может эту его черту характера: ребячество. С одной стороны, это весьма полезно, особенно тогда, когда все по пизде скатывается со скоростью света — как сейчас, например. С другой — Чайлд мог слишком несерьезно относится к действительно важным вещам, предпочитая решать все через левое плечо. Почему через плечо и почему именно левое никто не знает, но Кадзуха жуть как завидует этому его мастерству. Ему часто говорят о том, что он сам себя душит своими вечными правилами и требованиями к самому себе, и так же часто просят не обращать внимания на какие-то незначительные проблемы, чтобы мозг себе не выносил и жил свободнее. Только на словах каждый герой, и Кадзуха рад был бы снять с шеи оковы, чтобы начать работать над этой самой свободой, да ключик потерял и все никак найти не может. Потому и мается со своими проблемами, не в состоянии найти в себе сил ради глотка свежего воздуха.       Иногда он задумывается над тем, как же так все получилось. Из того, что в памяти осталось, родители никогда не требовали от него чего-то сверх его возможностей, тетя с братом — тоже. Кадзуха грешит все на свое желание быть кем-то особенным, чтобы погибшие родители хотя бы там могли гордиться своим самым лучшим сыном. Никто не требовал? А стандарты профессионализма в юридической сфере решили, что пора начать требовать от самого себя, иначе по-другому здесь не выплывешь и максимум, который будет виден из дальнего горизонта, — обычный государственный сотрудник с минимальными знаниями. Кадзуха хотел знать больше всех в силу заинтересованности к своему будущему, где он не будет беспокоится о малейших трудностях, возникших на его пути. Знал бы он, что эта требовательность вытечет в остальные аспекты его жизни, все равно нихрена не поменял бы. Потому что насмотрелся всякого рода говна, в котором никому жить не захочется.       Вызвав Синобу и Скарамуччу в назначенное место, Чайлд сразу же взял допрос на себя. Кадзуха лишь стоял у окна и пытался заставить себя внимать каждому произнесенному по делу слову, чтобы не думать о том, о чем не нужно, пусть и очень хотелось. Ребята выглядели очень обеспокоенными, постоянно бросая взгляд в его сторону, и Кадзуха как мог уводил от них свой взгляд, чтобы не испытывать ужасную неловкость и вину за случившееся. Он не уверен, конечно, что Хэйдзо успел им обо всем рассказать, но... Как будто лишним не будет.       — В общем, Сетос, — заключает Чайлд, повернувшись к Кадзухе лицом. — Сам поиздеваешься или мне взяться?       Кадзуха молчаливо смотрит на него из-под ресниц, нервно покусывая изнутри щеку, и вздыхает, почесав подбородок.       — Вместе разберемся, иначе... — и ведет плечом, раздраженно дернув головой. — Звони ему.       Лучше уж Чайлд перетянет на себя одеяло в этом деле, но на очередные грабли он не наступит. Наделал уже дел, герой.       Чайлд кивает, выдохнув, и снова достает телефон, выискивая в списках номер нужного студента.       — А можно мы тоже послушаем? — вдруг подает голос Синобу, нахмурившись. — По хорошему нужно еще и Хэйдзо позвать, чтобы он тоже был в курсе всего... — поворачивается к Скару, потянувшись за телефоном.       — Не надо, — выставляет перед собой ладонь Чайлд, ожидая ответа телефона. — Сами потом все расскажете.       — Что значит не надо? — тут же ежится Скарамучча, недобро сощурив глаза. — Он как никто должен участвовать в этом цирке.       — Если сказал не надо, значит, не надо, — понижает голос Чайлд, кинув на него нечитаемый взгляд. — Не согласен? Вот дверь, — указывает в сторону выхода и переключается на телефонный разговор, отворачиваясь к ребятам спиной.       Кадзуха благодарно ему улыбается, поймав едва заметную улыбку в ответ, и глаза в пол опускает, выдыхая через нос. Не нравится ему все то, что сейчас происходит. Азартная его сторона требует изменить решение друга, чтобы посмотреть и оценить, как будет себя вести Хэйдзо в такой ситуации, но адекватности в нем всегда побольше присутствовало — до сегодняшнего дня, — поэтому он выбрасывает эту глупую мысль из головы, сосредоточившись на происходящем. Нужно взять себя в руки, чтобы поскорее со всем этим покончить.       Сетос заходит в кабинет с царской ноги, но как только обводит взглядом всех собравшихся, вздыхает почти обреченно, прекрасно осознав всю серьезность. Игры кончились.       — Ну что, герой, выкладывай, — присаживается перед ним Чайлд, сцепив ладони в замок. — Кто, когда и как.       — Вы только мое имя назвали, что ли? — выгибает бровь Сетос, кинув недовольный взгляд в сторону сидящих рядом одногруппников.       Синобу в ответ вытягивает ему средний палец без всякого стеснения, чтобы не втыкал. Скар же со всем своим мастерством человека, которому на все в этой жизни насрано, закидывает ногу на ногу и руки на груди складывает, показательно зевнув вдобавок. Сразу нужно было все карты раскрывать, а не выделываться, теперь пусть сам за свой длинный язык отвечает, гений.       А Сетосу как будто и побоку, по большому счету, поэтому, проигнорировав показательное выступление таких себе клоунов, начинает с самого начала. Рассказав причину зарождения всего этого бреда, он перешел к муторному объяснению развития этого зерна, посаженного этой парочкой друзей. Никто бы, может, и не воспринял всерьез эти приколы, но то, как господин Каэдэхара и Хэйдзо общались друг с другом, само по себе наталкивало людей на подобного рода мысли. Плюсом еще добавилось то, что, как оказалось, кто-то замечал Хэйдзо, выходящего из преподавательской комнаты, и тут, как бы, хочешь или нет, но два плюс два сложилось во всю эту картину.       — Это просто смешно, — тихо выдыхает Кадзуха, раздраженно мотнув головой. — В таком случае получается, что я и с Чайлдом тайно встречаюсь. Мы же и по магазинам вместе ходим, и по барам на выходных шатаемся, и до общаги он меня иногда подвозит. Какого хрена?       — Получается так, — вставляет Сетос, приподняв брови. — Видел бы еще это кто-то, тогда и это разнеслось бы, а так... Люди обсуждают то, что видят, — жмет плечами расслабленно.       Чайлд вздыхает слишком тяжело, протерев лицо ладонью, и голову назад откидывает, едва не завывая от тупости всего происходящего. Как же мало, оказывается, людям для счастья нужно.       — Ладно, черт с ним, — выдыхает Кадзуха, упираясь руками в стол. — Имена умников знаешь? — смотрит на него исподлобья почти угрожающе.       Сетос кивает с заумным видом, хмыкнув, а после вываливает целый послужной список и тех, кто тогда на курилке стоял, подслушивая разговор троицы, и тех, кто в целом стал следить за похождениями Хэйдзо в надежде на сбор каких-то там доказательств.       — Откуда ты все это знаешь? — хмурится Скар недоверчиво.       — Уметь с людьми контактировать нужно, — улыбается хитро Сетос, подперев голову рукой. — Ради собственной выгоды это иногда бывает полезно.       Скар кривит лицо, проглатывая все ругательства, и переключает все внимание на вибрирующий телефон — Хэйдзо звонит.       — Что ж, разобрались, наконец-то, — хлопает в ладоши Чайлд, облегченно выдыхая. — Дальше мы сами разберемся во всем. Можете идти.       Синобу кивает и поднимается с небольшого диванчика, потянувшись за своей сумкой. Бросает взгляд на Скарамуччу в ожидании и хмурится непонимающе, когда замечает его косой взгляд, направленный в сторону господина Каэдэхары. А потом понимает, что нихрена они ни в чем не разобрались. До нее только сейчас доходит, что что-то пошло не по плану: Хэйдзо должен был сам обо всем рассказать господину Каэдэхаре, и то ли он просто до него не дошел, что маловероятно, то ли они снова что-то не поделили и разошлись без каких-либо объяснений. И это тоже очень вряд ли: зная Хэйдзо, исход, при котором он просто вышел из этого кабинета, не рассказав обо всем, был почти невозможен. И судя по тому, как скривилось лицо Скара в жутком негодовании, там было что-то, что могло бы прояснить целиком то, что здесь произошло.       — Мы сейчас придем, — цедит сквозь зубы Скар и сбрасывает, махнув Синобу головой в сторону двери.       Кадзуха, что заметил на себе прожигающий внутренности взгляд студента, сглатывает тяжело, понимая, что скоро список знающих пополнится. Не то чтобы это было чем-то ужасным, но, пожалуй, да, ему хотелось бы оставить это только между ними двоими. И плевать, что выложил Чайлду все под чистую — он и без того знал слишком много.       Разобравшись с дальнейшим планом действий, Чайлд говорит ему, что все обязательно будет хорошо, и уходит по своим делам, оставив друга хорошенько подумать над случившимся. Кадзуха не хотел об этом думать: слишком сложно. Хэйдзо... Вызывал в нем слишком много. Начавшееся с обычных препирательств противостояние не должно было вырасти в то, что прямо сейчас происходит с его головой и сердцем. Только эта их игра жглась под сердцем так сильно, что игнорировать ее было просто невозможно. Сначала шутки, потом странные намеки, что очевидно не носили в себе даже капли серьезности, тот вечер, когда Кадзуха окончательно понял, что приплыл туда, куда не нужно было. У Хэйдзо руки мягкие, характер вредный, колючий, и весь он такой... До ужаса честный в своем желании победить, словно дите малое. Хэйдзо смешной. А еще очень милый, когда хмурится на очередную его колкость, пытаясь придумать достойный ответ.       Кадзухе это нравится. Нравится злить его, нравится наблюдать за тем, как он пытается скрыть свою заинтересованность его личностью, придумывая всякие нелепые отмазки. Как тогда, когда они случайно встретились у его комнаты.       — Это все нелепая случайность.       Кадзуха не дурак совсем — Хэйдзо тоже это знает, — поэтому сделал вид, что так и нужно, лишь бы не смущать лишний раз беднягу. Он и так переступил через себя, чтобы спуститься и проверить своего заболевшего преподавателя. Преподавателя, который мозг выносит вперед ногами каждую пару, пытаясь обратить на себя внимание.       Признаться честно, Кадзуха до последнего не мог понять природу этой его заинтересованности в нем, ломал голову во все стороны, грешным делом кинув взгляд в сторону романтического подтекста. Мысль эту, правда, выбросил из головы в ту же секунду, как она появилась, и оставил все как есть, решив еще немного понаблюдать.       Донаблюдался.       Объяснение этому внезапному поцелую он найти не может. Возможно, Кадзуха сам палку перегнул, когда решил, что безобразное общение, издалека походящее на флирт, будет наилучшим решением. Потому что ситуация напрягала до сжигающего всю адекватность гнева, ему всего лишь нужно было вернуть себе способность соображать, не поддаваясь бесконтрольным эмоциям, а Хэйдзо... Бог его знает, почему он повелся на это. Или не повелся, а решил проверить, насколько же хватит самого Кадзуху. Решил узнать, где находится эта грань, можно ли через нее переступить.       Кадзуха разрешил. И сам сделал такой огромный шаг, что с ума сошел в ту же секунду, как понял, что зеленый свет, наконец, загорелся. Голова отключилась — целовать его оказалось слишком приятно. К нему хотелось прикасаться, хотелось слушать его тихие вздохи, мокрые звуки прикосновений их губ, что электричеством по всему телу растекались. Кадзуха задыхался от его прикосновений, от его ответного желания, хотел большего прямо здесь и сейчас, совсем забыв о том, где они находятся, и кто его знает, что произошло бы, если бы Чайлд не появился. Это было большой ошибкой, Кадзуха это прекрасно понимает, но совершенно точно не жалеет.       Вопрос в другом: что им теперь делать? Он понятия не имеет, как себя вести, стоит ли вообще поговорить с Хэйдзо, чтобы оправдаться первым, что в голову придет, или все же... Проигнорировать? Вести себя так, словно ничего не произошло. Правильнее было бы, конечно, поговорить и закрыть эту тему раз и навсегда. Но Кадзуха боится словно школьник: слишком неловко, так, что внутренности крутит от волнения и грядущей нелепости за свое поведение. Да и что тут объяснять? Даже если бы сложилось все так, что язык развязался против его воли и выдал все как есть, и Хэйдзо ответил бы тем же, ничего бы все равно не изменилось. У Кадзухи планы выше собственного эго, а начинать что-то ради пары месяцев игры в любовь — детская глупость.       Голова разболелась.

***

      Вылетев из универа со скоростью света, Хэйдзо в беспамятстве перебегает через дорогу, едва не попав под орущую предупреждающим сигналом машину, на которую почти внимания никакого не обращает. На курилке стоит парочку студентов, и Хэйдзо воет умирающим зверем себе под нос, пытается высмотреть более уединенное место чуть подальше и, как только замечает одиноко стоящую в кустах скамейку, направляется в нужную ему сторону. Бросает рюкзак на землю и безвольной куклой падает на скамейку, уткнувшись лицом в ладони.       Это похоже на какое-то безумие. Хэйдзо кажется, что он с ума сошел или вообще умер и попал в ад. В голове что-то громко воет, и сердце на части разрывается от адреналина, борется отчаянно за жизнь своего хозяина. Что это было? И, самое главное, почему Хэйдзо автоматически на это согласился?       Да, этот человек ему нравится — вроде как, — да, он хотел проверить свои необоснованные предположения, подкрепленные одними лишь словесными перепалками и повышенным вниманием к своей персоне, но это же не значит, что нужно было так потерять голову, расплывшись в этой секундной слабости. Хотя, справедливости ради, это было настолько слишком, что любой другой на его месте человек вряд ли смог бы остановить этот сорвавшийся с рельс поезд, так что винить себя за это Хэйдзо точно не будет. Пусть и стоило бы.       Раньше он ловил себя на мысли, что господин Каэдэхара до ужаса горячий молодой человек, такой весь недосягаемый, где-то до ужаса строгий — это заводит, пусть и бесит временами — и отстраненный. Иногда, когда он мог кинуть на него свой задумчивый или просто пустой взгляд, Хэйдзо покрывался мурашками, весь поджимался, не понимая зачем, почему и что происходит с его телом. Это было чуждо его пониманию, потому что единственное, что он чувствовал по отношению к этому человеку, — раздражительность. Но после, когда уже все понял и с горем пополам принял, Хэйдзо сам невольно начал думать о тех вещах, что раньше дискомфорт приносили. Мог перед сном прокручивать в своей голове те неловкие моменты, что уже успели произойти между ними, но внимания должного не получили. Мог думать о том, каково это: лежать рядом с ним или на нем, вслушиваясь в биение его сердца, обнимать его, если бы рукой под одежду забрался и прикасался к горячей коже, ненавязчиво поглаживая. Хэйдзо думал о том, как он целуется, пытался представлять прикосновения его губ к своим, к шее. И почему-то это не вызывало в нем отвращения и чувства неловкости, нелепости своих фантазий. Как будто руку протянет и получит то, что захочет, было бы желание.       Хэйдзо руку протянул и чуть ее же не лишился. Но сказать, что это было чем-то неправильным, не может: чувствует все иначе. Потому что желание было взаимным, и он сомневается в том, что, если бы их не прервали, смог бы остановить и себя, и самого господина Каэдэхару от чего-то большего: расплавился как сыр в микроволновке под чужими чувствами, позволяя делать с собой все, что его душе будет угодно. Если бы только господин Чайлд зашел чуть-чуть попозже...       Думать об этом нет сил, пусть и где-то очень сильно хочется.       Нужно поговорить обо всем с ребятами. Они у него умные, адекватные — с натяжкой, конечно, — втроем они точно что-нибудь придумают. Ну или хотя бы попытаются успокоить бедную душу Хэйдзо, что болванчиком шатается туда-сюда на этой скамейке. В любом случае, ему сейчас ужас как нужно дружеское плечо, потому что самого себя идиотом назвать сложно.       Скар с Синобу подлетают к курилке чуть ли не за секунду после звонка. Оба словно в жопу ужаленные: одна орет жуткие ругательства, прогоняя всех и каждого, кто рядом стоит и уши развешивает, а второй втыкает неверующим в услышанное дерьмо взглядом, присев перед Хэйдзо на корточки. Вот чего Скар действительно не ожидал услышать, так это известии о хрен пойми откуда взявшегося поцелуе. Ему вся эта ванильность чужда, поэтому, когда Иссин еще был жив, Скар отправлял этого влюбленного бро ворковать с Синобу о своих делах сердечных. Может, это и не по-дружески вовсе, но лучше уж так, чем кукурузить недовольное хлебало, расстраивая тем самым своего друга. Сейчас же степень его ахуя настолько глубока, что рвотный рефлекс при одном лишь упоминании романтики уходит на второй план.       — Какого хрена, Хэйдзо? — спрашивает почти шепотом Скар, пытаясь найти ответ в чужих глазах, что смотрят на него побитым щеночком.       — Я не знаю, — пожимает плечами Хэйдзо, бегая взглядом по его лицу.       Синобу устало падает рядом с ним на скамейку и успокаивающе гладит его по спине, самую малость чувствуя свою вину. Потому что сама закинула удочку в это озеро, посоветовав ему проверить свои чувства на правдивость. Кто же знал, что Хэйдзо настолько серьезно подойдет к этому делу?       — Ты не знаешь? — чуть повышает голос Скар, выгнув брови домиком. — Серьезно?       — Скар, завались, — шикает на него Синобу, чтобы не начинал наседать со своими нравоучениями.       — А что завались? — разводит руками в стороны, выпрямляясь в полный рост. — У меня тоже стресс, я, блять, не понимаю, какого хрена мне в трубку говорят: «Я засосал Каэдэхару», — прикладывает ладонь к уху, раздраженно парадируя звонок по телефону, — когда сам все время хуесосил его на чем свет стоит. Я хочу объяснений, еб-твою-мать.       И смотрит на вздыхающую подругу, что глаза в сторону отводит, неловко прокашлявшись. А потом догоняет, что дело покрыто бо́льшим говном, чем есть на самом деле, и, переминаясь с ноги на ногу, уставляется осуждающим взглядом на поникших друзей.       — Я, кажется, чего-то не знаю, да?       Хэйдзо бросает на него виноватый взгляд, потирая ладони в волнении, и прокашливается, приготовившись получать по щам за то, что рассказал обо всем только Синобу.       — Я просто... — выдыхает, неловко почесав бровь. — Мне показалось, что он мне нравится, — и губы поджимает, не осмеливаясь поднять на закипающего друга глаз. — Точнее, не показалось, но...       — Я понял, — Скар моргает часто, выставив перед собой ладонь, чтобы не продолжал свою гениальную мысль.       Выдыхает, протирает лицо ладонью и руки в бока ставит, раздраженно мотнув головой. На то, что раньше ему ничего не сказал — в отличии от Синобу, — Скарамучча злиться не будет: похер. В конце концов, он сам выставил табу на обсуждение подобного рода вещей, а показаться нелогичным или просто ребенком будет стоить ему очень дорого — платить нечем.       — Ладно, насрать, — принимает для себя решение Скар, махнув на все рукой. — Че он сказал-то?       И судя по тому, как Хэйдзо краснеет в один момент, уводя взгляд в сторону, разговорами там и не пахло. Скар даже дыхание задерживает, уставившись на него полным тупнем. Синобу тоже к этому забавному флешмобу присоединяется, нахмурившись в полном непонимании, и наклоняется вперед, чтобы заглянуть Хэйдзо в глаза.       — Хэйдзо? — она легко дергает его за плечо, чтобы хоть слово сказал.       А Хэйдзо только сглатывает тяжело, стыдливо прикрыв глаза ладонью: слишком неловко, глупо.       — Мы едва не... Если бы Чайлд нас не застукал, — и это все, на что его хватает.       Скар перекидывается непонимающим взглядом с Синобу, которая, поразмыслив совсем немного, наконец-то догоняет ускользающую мысль и рот широко открывает от накатившего волной шока, прикрывшись ладонью.       — Вот почему Чайлд не захотел, чтобы он приходил, — произносит почти шепотом, глядя на Скара.       — Куда? — Хэйдзо хмурится, повернувшись к ней лицом.       — Чайлд вызвал нас в кабинет Каэдэхары, чтобы узнать... О том, что ты там хотел ему рассказать, — произносит совсем тихо Куки. — Сетос все им выложил.       — Он сказал, кто это сделал? — переключается Хэйдзо словно по щелчку пальцев.       — Он не совсем уверен в том, что кто-то делал это намеренно, но знает, что Оророн видел тебя у его комнаты. Несколько раз. Ну и парочку придурков из его компании, которые добавляли свои подробности, — произносит Скар, пережив свою стадию глубокого ахуя. — Всех не вспомню, но преподы уже что-то придумали, так что, — выдыхает облегченно, спрятав замерзшие ладони в карманы, — скоро что-то будет.       Хэйдзо раздраженно кусает губу, нахмурившись, и цыкает, закинув голову назад. Наконец-то с этим говном будет покончено. Жилось как-то гораздо лучше до знания всех подробностей его личной жизни, о которой едва ли легенды не слагали, сейчас же он просто не может избавиться от этого противного чувства, что как-то подозрительно похоже на омовение в яме с дерьмом. Не то чтобы ему есть с чем сравнивать, но фантазия у него отменная, так что представить подобную картину не трудно.       — Возвращаясь к... Ну ты понял, — прокашливается Синобу, поймав на себе взгляд Хэйдзо. — Что собираешься делать?       — Ничего? — жмет плечами. — Он не похож на человека, который станет мне что-то объяснять, — тут же поясняет, словив на себе скукурузившееся в негодовании лицо подруги. — Простых извинений от него будет более чем достаточно.       — Способен ли он на это? — хмыкает Скар, закатив глаза.       — Если совесть присутствует, то обязательно извинится как минимум за необоснованные обвинения, — цыкает Куки, недовольно скривившись. — А нет, так мы ему такую сладкую жизнь устроим, что мигом ахуеет.       — Сама потом аухеешь от экзамена, когда он валить тебя начнет просто потому что, — возникает Скар и, не выдерживая такого количества стресса, тянется в карман за сигаретами. — Заебали, черти.       — Я просто не понимаю... — начинает снова Синобу, собираясь обсудить этот волнующий ее вопрос. — Если вы... Эм... — чешет нос от неловкости. — Он же типа... Не просто так тебя... Ты понял, короче, — сдается, по-детски капризно хлопнув ладонями по бедрам.       Хэйдзо сглатывает, неловко прокашлявшись, и кивает, пытаясь не уводить от подруги взгляд. Но ответа ей дать не может, потому что сам не додумался до этой мысли, пытаясь разобраться с тем, что внутри творилось.       — Ты его видела, вообще? — возникает Скарамучча, ткнув в сторону друга пальцем. — Эталон мужской красоты, человек, на которого каждая вторая слюни пускала, пока не узнала, что он все еще девственник-идиот, у которого в голове одна учеба, ясен хер этот придурок на него глаз положил.       Вроде и комплимент, а вроде и... Хэйдзо замирает с каменным лицом, нахмурив брови в сомнении данного комплимента. Скар как всегда: настоящие комплименты, от которых уши не вянут, раздавать не умеет, но старается как может, наступив на горло своей гордости.       Синобу гаденько ухмыляется и небольно толкает Хэйдзо локтем в бок, забавляясь с того, как он глупо улыбается, спрятав лицо в ладони от неловкости. Не каждый день приятные — сомнительно, но окей — слова от Скара услышишь, тут еще момент поймать нужно, чтобы и настроение, и ретроградный Меркурий в одну фазу встали — редкость, не иначе.       — Который час? — переводит тему Хэйдзо, пока окончательно в помидор не превратился, и телефон достает из кармана, чтобы время посмотреть. — Идти уже нужно.       — Уже? — вздыхает расстроенной кошечкой Куки, надув губы от досады. — Ни покурить, ни попиздеть как нормальные люди.       — Если смелая, можешь и опоздать на пару к челу, у которого жопа огнем гореть будет после всего этого говна.       — Да ну, — отмахивается она, поднимаясь со скамейки. — Мне даже интересно, что они там придумали.       — Я думал, казнь состоится в понедельник, — Хэйдзо поднимает свой рюкзак с земли и отряхивает его от снега.       — Вряд ли там прям казнь будет, — кривится Скар. — Ничего особенного они сделать не смогут из-за своего положения, так что максимум — публичная порка.       Скарамучча, конечно, в этом не уверен, но иного выхода из данной ситуации нет. Будь он преподом, эти придурки точно не обошлись бы малой кровью и получили весточку из суда, но он не препод и жажда мести его превышает обычные стандарты, так что... Повезло сосункам.       Пара господина Чайлда, как и ожидалось, пошла по другому сценарию. Хэйдзо чуть под парту не улетел, когда вместе с ним в кабинет зашел — ладно, почти смирились — его без пяти минут любовный интерес, силой воли и Скара оставшись сидеть на своем месте. Началось все довольно благоразумно: Чайлд поболтал немного о разной ерунде, пытаясь ослабить бдительность студентов, а после, когда темы для приятной беседы исчерпались, попросил кого-то из студентов раздать всем листы, что господин Каэдэхара с собой притащил.       — А сейчас, дорогие мои студенты, — улыбка с лица Чайлда сползает ровно как какаха по стеклу, — мы с вами поднимем одну очень важную тему, которая затронула невиновных людей.       Хэйдзо вертит подписанный его именем лист в руках, не понимая для чего и зачем оно вообще ему нужно, а после замечает на обратной стороне в самом низу написанную карандашом надпись: «Прости меня, я правда большой идиот», — и сердце его пропускает несколько ударов. Он резко поднимает взгляд на стоящего рядом с Чайлдом господина Каэдэхару и вздохнуть боится, замирая камнем под чужим взглядом, что почти сразу падает в пол.       Послание получено.       — Знаете, первый мой опыт преподавания и кураторства в одном целом совсем... — Чайлд ведет плечом, сложив руки на груди в недовольстве. — Совсем меня не радует. Вы показываете хорошие результаты в учебе, вас много хвалят и даже выделяют среди всех остальных групп, — чешет пальцем подбородок. — Только этого мало. Вам раздали листы, на которых каждый из вас прямо сейчас напишет или объяснительную, или объяснение ситуации, в которой по нелепому стечению обстоятельств оказались замешаны господин Каэдэхара и ваш староста. Я даю каждому шанс на честность и совестливость, и в ваших же интересах рассказать мне все как есть. Иначе публично отчитаю каждого, кто так или иначе к этому причастен, а после поведу к декану на порку, чтобы вы поняли всю степень серьезности того, что вы натворили.       — А нам что писать? — поднимает руку с листом Скарамучча, привлекая к себе внимание.       — Можешь самолетик сложить, — отвечает ему господин Чайлд и подходит к своему другу, что все это время у окна стоял, молчаливо наблюдая.       Скар тут же ищет в интернете инструкцию, потому что самолетики складывал в последний раз лет в десять — память отшибло будь здоров. Краем глаза он замечает, что Хэйдзо тупо пялится на пустой лист бумаги, и поворачивает к нему голову, выгнув бровь в немом вопросе, на что тот просто отмахивается от него и просто складывает лист, после спрятав его в карман рюкзака. Странность за странностью, но влезать в это Скар не будет: если захочет, сам расскажет.       Через пятнадцать минут господин Чайлд собирает все листы, а после просит посидеть всех тихонечко пару минут, пока на пару с Кадзухой будет вычитывать все объяснительные. Тихонечко, правда, не получилось: началось великое заседание переговорщиков, которые понятия не имеют — или имеют, но мастерски пиздят, — что здесь происходит. Хэйдзо чуть не блеванул от такого количества взглядов в свою сторону — настолько это напрягало. Как будто мог и не приходить ради сохранности своей психики, от которой и так остался маленький огрызок.       До конца занятия оставалось совсем ничего, и Кадзуха решил, что картина ему в целом понятна. Попросив отдельных личностей немного задержаться, он отпускает всех остальных, а после читает огромную лекцию о том, что бывает с теми ребятами, которые имеют наглость порочить честь и достоинство других людей, не подкрепляя свои суждения какими-то фактами, которые действительно могут заслуживать внимания.       — Благодарю за честность тех, кто написал правду. Все свободны.       Сил не осталось на какие-то извращенные наказания для тех, кто все же решил строить из себя невинных овечек — пусть этим занимается Чайлд.       Кадзуха устало падает на стул и смотрит на слегка суетящегося друга, который пытается рассортировать все объяснительные. Какие-то порвет и выкинет, остальные же отнесет вместе со студентами в кабинет декана, чтобы провела воспитательную беседу в своем стиле. Изначально Кадзуха был против этой идеи по очевидным для себя причинам, но Чайлд заверил его в том, что ничего страшного в этом нет: здесь все адекватные люди, и бросать подозрения в сторону правдивости слухов никто не станет. Максимум — Арлекино просто вызовет всех к себе, чтобы полностью разобраться в этой ситуации. Она женщина опытная и пугающе умная, так что проблем с этим точно не возникнет.       «Если ты все же не натворишь дел».       — Господин Каэдэхара.       Кадзуха нервно поднимает свой уставший взгляд в сторону обладателя этого голоса, сразу же напрягаясь всем телом. Хэйдзо смотрит с намеком в сторону господина Чайлда, неловко сцепив руки за спиной, и Кадзуха кивает едва ли не обреченно, попросив друга выйти на пару минут за дверь.       — Я за дверью, — шепчет ему на ухо с явным предупреждением, на что его лишь смиряют недовольным взглядом и легко в плечо толкают, чтобы свалил и не нервировал лишний раз.       Как только дверь закрывается, Кадзуха поднимается со стула и обходит стол, после присев на него. Взгляд поднять боится, потому что стыдно, но ему приходится переступить через себя, потому что тихое:       — Посмотрите на меня, пожалуйста, — звучит почти жалобно, и у него просто не остается выбора.       Хэйдзо выдыхает и трясущимися руками достает из кармана рюкзака листок с извинениями. Раскрывает его, едва не выронив из рук, а после, еще раз прочитав написанное про себя, смотрит на преподавателя и протягивает ему, чтобы забрал себе.       — Написанное не считается, — выдыхает хрипло, до последнего пытаясь держать зрительный контакт.       Кадзуха улыбается едва заметно и кладет лист на стол, неловко приложив ладонь к горящей шее. Смотрит в пол и рта открыть не может, коря себя за такое глупое поведение. Потому что сам не знает, за что именно просит прощения. Сейчас выдается такая отличная возможность, чтобы обсудить все и вернуть их былое общение в нужное русло, но Кадзуха не может заставить себя побыть взрослым мужчиной, который просто обязан сейчас взять на себя ответственность за случившееся.       — Я... — прокашливается, пытаясь подобрать правильные слова. — Признаюсь, мне ужасно стыдно за свою несдержанность, — звучит двояко, и Кадзуха язык прикусывает, потому что Хэйдзо тут же уводит свой взгляд, опустив голову вниз. — Я поступил как маленький ребенок, когда обвинил тебя в том, чего ты не делал. Это было глупо и необдуманно. Прости меня.       Сердце бьется так, словно сейчас остановится где-нибудь и выйдет, помахав своему хозяину ручкой на прощание. Прошло еще слишком мало времени, чтобы он мог контактировать с ним без всякого стыда, и в какой-то степени Кадзуха ругается на этого дурака за то, что смелости дохрена и целая тележка, за то, что сумел найти в себе силы на этот разговор.       — Ваши извинения приняты, — Хэйдзо снова смотрит ему в глаза, прикусив губу от неловкости. — И... — давай, Хэйдзо, решайся. — Я тоже хочу... Извиниться. Ну, знаете, за то, что... Позволил себе лишнего.       Не решился, сказал то, что первое в голову пришло, побоявшись начинать этот разговор первым. Попытка была одна, но они оба решили, что лучше будет забыть об этом недоразумении без всяких объяснений.       — Твои извинения приняты, — звучит почти шепотом, и Хэйдзо мурашками покрывается от тембра его голоса.       Сердце заныло.       Люди постоянно говорят о том, что нужно учиться на своих ошибках, чтобы в дальнейшем суметь избежать повторения этой самой ошибки. Хэйдзо — дурак, который ставит свои желания на первое место, игнорирует все нравоучения, потому что сам себе хозяин, потому что сначала делает и только потом, когда сделанного не вернуть, думает. Бросается вперед, не думая о том, что будет после. Зачем, если так неинтересно?       Хэйдзо не думает о последствиях, когда ему в голову приходит новая глупая мысль. Не думает, когда подходит к господину Каэдэхаре поближе, когда наклоняется и оставляет невинный поцелуй на его щеке, улыбнувшись его тихому вздоху. Просто потому что не видит в этих метаниях никакого смысла: здесь и так все предельно ясно.