Пустое место

      Хлопнув дверью, Хэйдзо пролетает сквозь столпившихся в коридоре студентов, ничего и никого не слыша. Горло вот-вот взорвется от перенапряжения, в глазах стынут слезы, и бог знает, как он еще держится, чтобы не психануть и не зареветь маленьким мальчиком посреди универа. Пиздец как обидно. Ужасно нечестно. В каком это смысле, блять, слишком драматично? Драматично — это когда встаешь с места во время пары, подходишь к нему и в лицо плюешь от обиды, а потом сваливаешь из кабинета с гордо поднятой головой, показательно ляпнув дверьми. Сука, пусть в задницу себе по самые гланды засунет эту несуществующую драматичность.       Ебучий маразматик.       В спину слышится зов Синобу и Скара, что догнать его не могут, и Хэйдзо рад бы остановиться, втащить им обоим от души так же, как ему только что в душу нагадили, но он же хороший друг — в отличии от некоторых, — поэтому таким заниматься точно не будет.       — Хэйдзо, подожди, идиот, — кричит Куки, когда он уже выбегает на улицу, едва не перелетая ступени.       — Идите на хер, — шипит себе под нос, осматриваясь по сторонам, чтобы перебежать через дорогу.       Придя на курилку, Хэйдзо сворачивает за ближайший угол, чтобы потеряться из виду, но его нагло хватают за лямку рюкзака, пытаясь остановить.       — Мы же... — пытается отдышаться Куки, согнувшись со Скаром пополам от нехватки дыхания. — Мы же одинаково много курим, какого хера ты такой быстрый-то?       Хэйдзо кривится, недовольно дернув рюкзак на себя, но убегать больше не собирается: сейчас выносить мозг, значит, сейчас.       — Погодь, — выставляет указательный палец Скарамучча, выпрямляясь в полный рост. — Прежде, чем ты начнешь извергать проклятия, я хочу защититься. Это она сказала мне ничего тебе не рассказывать, — тыкает в стоящую рядом подругу пальцем, умоляя одним лишь взглядом о пощаде.       — С каких это пор ты ее слушаешься? — щурится Хэйдзо с подозрением. — Ты всегда все делаешь наперекор тому, о чем тебя просят, а тут внезапно пай-мальчиком стать решил. Не поздновато ли? — еще чуть-чуть, кажется, и он задохнется от нехватки воздуха.       — Дай ты объяснить, — вздыхает Синобу, упираясь руками в бока от усталости после пробежки. — Тебе и правда не нужно было это знать.       — Да что ты? — плюется ядом Хэйдзо, склонив голову вбок. — Это обо мне, что б тебя, ходят такие слухи, — тычет в себя пальцем и переводит в сторону подруги. — Не о тебе, не о нем, — и в сторону Скара, — обо мне, блять. И я последний об этом узнаю! — разводит руки в стороны, повысив голос.       — Я понимаю, как это выглядит, и, конечно, здесь есть наша вина...       — Исключительно твоя, — перебивает ее Скарамучча, бросив косой взгляд.       — Завались, — зыркает на него Куки. — Я просто... — вздыхает, пытаясь подобрать правильные слова. — Я просто хотела помочь тебе. Мы почти нашли придурков, которым заняться нечем, поэтому... Не злись, ладно?       — Нашли? — хмурится Хэйдзо. — Каким образом?       — У Сетоса слишком огромные уши, — вставляет свои пять копеек Скар, выуживая из кармана пальто пачку сигарет.       — И язык, — добавляет Синобу, согласно кивнув.       — И язык, — подтверждает Скар. — От него мы, к слову, обо всем и узнали. Подошел такой типа: «Эй, ребят, хотите очко подорвать?», — а потом как вывалил это говно, у меня аж уши завяли.       — Откуда?.. Блять, что? — в отчаянии опускает руки по швам Хэйдзо, бегая взглядом то к одной, то к другому. — В этом учебном заведении хоть кто-то умеет нормально разъясняться?       — Короче, тема такая, — Куки тырит у Скара из зубов сигарету, чтобы разочек затянуться. — Помнишь тот раз, когда мы на курилке стояли и обсуждали тачки преподов?       По скривившемуся в непонимании лицу Хэйдзо она понимает, что нихера эта золотая рыбка не помнит, поэтому, закатив глаза — но не так далеко, что потом хер выловишь, — продолжает свою мысль.       — Скар тогда еще ляпнул что-то вроде... — хмурится, пытаясь вспомнить.       — Что тебе похер на тачку Каэдэхары так же, как и на него самого, — продолжает за нее Скарамучча монотонным голосом.       — Да, точно, — оживляется Куки, щелкнув пальцами. — Рядом с нами тогда стояла парочка одногруппников, среди которых был и Сетос, поэтому... Ну... — прокашливается, неловко почесав нос, и куда-то в сторону взгляд бросает. — Короче, мы ему немного поугрожали, потом все же нам пришлось вымаливать у него чуть больше информации, но не суть, — отмахивается от чего-то там, мотнув головой. — Прикол в том, что те придурки все это услышали и решили, что... — Куки вздыхает, с сожалением взглянув в глаза друга, у которого уже нервный тик начался. — Ну ты понял.       Хэйдзо, кажется, курить там хотел, да? В пачке, вроде, еще пять штук осталось, может, стоит все-таки все за раз въебать, а? Тут и повод такой замечательный, что грех не обкуриться до клинического состояния, так что... Где минусы?       Правильно, минусов нет.       Гнев сменяется непониманием, перетекает в более глубокую стадию вселенского ахуя и катапультой выстреливает в состояние полнейшего аутизма. Он типа травы где-то навернул случайно, что ли? Или это уже жизнь после смерти — вынесенного преподом мозга, если быть точнее, — началась? Что за бред сумасшедшего?       — Хэйдзо? — осторожно зовет его Скар, нахмурившись из-за отсутствия хоть какой-то реакции.       А Хэйдзо только дайте повод, он прямо на этом обкуренном асфальте в трубочку сложится и в ноздри наркомана, что всю эту хрень придумал, залезет. Другого применения себе и своей глупой жизни уже и придумать нельзя.       — Ой бля-я-ять, — хватается за голову, присаживаясь на корточки, чтобы не так больно падать было.       Синобу бросает обеспокоенный взгляд на Скара — Скар в ответ кидает на нее ожидающий чего-то взгляд и глубоко затягивается, едва не поперхнувшись: сноровку теряет.       — Какого хрена, боженька? — ноет тихонько Хэйдзо, уткнувшись лицом в колени. — Где же я так накосячил-то?       Куки, поджав губы, подходит к нему чуть ближе и сочувствующе хлопает по плечу. А потом вспоминает, что этот бедняга оставался один на один с этим дядькой, и ей в ту же секунду становится нехорошо.       — Эм, Хэйдзо? — начинает осторожно, мягко поглаживая друга по плечу. — А что... Что он от тебя хотел?       Немая пауза, что образовалась сразу после, врезается в мозг со всей скорости: Хэйдзо застывает словно ледышка, задержав дыхание. В «слоу мо» поднимает голову, покосившись на Синобу диким зверем, и улыбается словно умалишенный. Аж глаз задергался, бедняга...       — Мне все мозги выебли, вот что, — выдыхает тяжело, уставившись перед собой. — Он обвинил меня в распространении этих... — он прикрывает глаза от моральной усталости, спрятав лицо в ладони. — Сука.       Куки кривит лицо в дичайшем непонимании, встретившись с таким же ахуевшим взглядом Скарамуччи, у которого сигарета из рук упала, не выдержав такого идиотизма.       — Что, прости? — решает переспросить Синобу на всякий случай.       Вдруг она сходит с ума?       — А я говорил, что он ебу дал, — поднимает с земли упавшую сигарету Скар: хуль-то добру пропадать?       — Это я говорил, — отрицает Хэйдзо, поднимаясь, наконец, на ноги, потому что затекли. — А вы мне: «Да норм челик, что ты в самом деле?», — передразнивает друзей детским кряканьем и тоже лезет в карманы за сигаретами.       — Ты не шутишь? — не верит до последнего Куки, но, поймав на себе осуждающий взгляд друга, вздыхает и стреляет у него сигарету. — Какого хера? — спрашивает себя почти шепотом, раздавив кнопку в фильтре.       — Возвращаясь к Сетосу, — зарядился Хэйдзо, отбросив от себя все нытье и никчемность. — Он не назвал имен?       Скар машет головой отрицательно, нахмурившись. Они и так с огромным трудом выпросили у него информацию о том, где взяла свое начало эта история, а тут имена вдруг рассказать. Выебонов много, но он, кажется, единственный, с кем можно было сотрудничать в данной ситуации: крыс у них в группе хоть жопой жуй, а те, с кем они в нормальных взаимоотношениях, сами нихера не знали об этих слухах. Так что ситуация носит очевидно дурное звание.       — И что делать? — выдыхает Хэйдзо, прекрасно понимая, что запугивать Сетоса бесполезно.       В памяти до сих пор сохранилась ситуация с конспектами, которые они втроем выпрашивали у этого придурка. Это было на третьем курсе, вроде. Знатно так нагулявшись вечером, им пришлось принять сложное для себя решение: проспать пару по философии ради собственного невыспавшегося мозга и тела, что было самую малость, конечно, но роковой ошибкой. Потому что темы были сложные, а экзамены сдавать было нужно хорошо, и они попросили самого загадочного — хитрожопого — одногруппника об одолжении: конспект в обмен на любую помощь, о которой он попросит. Хэйдзо все-таки был старостой, а Сетос частенько любил не появляться на парах в угоду каким-то своим делам, поэтому ему явно понадобилась бы помощь старосты, что отвечал за пропуски своих одногруппников. Только Сетосу этого было мало: аппетиты большие, что поделать, потому сверху попросил у Синобу помощи.       — Притворись моей девушкой на день.       На вопрос:       — А не ахерел ли ты? — был сказан однозначный ответ: нет.       Ему всего лишь нужно было создать для приехавших родителей видимость того, что проблем с личной жизнью не имеет. И можно было бы послать его на три далеких буквы, но нормальных вариантов в виде адекватных одногруппников не осталось — их было всего пара штук. Кого-то не было, у кого-то почерк не разберешь, кто-то в целом конспекты не пишет, потому что память отличная, а кто-то и вовсе сокращает каждое слово так, что общий смысл понять сможет лишь сам господь бог. Остальные изначально зарекомендовали свое отношение к их скандальной — из-за вечно недовольного хлебала двух из — троице, поэтому там ловить было нечего. Короче, Сетос — тип не из приятных, но его нейтральная ко всему позиция радовала и давала надежду на светлое будущее.       — Схватить за уши и потащить к Каэдэхаре на разборки, вот что, — отвечает Скарамучча, скукурузив недовольное лицо. — Даже знать не желаю, что он может еще придумать ради этой инфы. Нам точно не по карману будет.       Хэйдзо, подкурив сигарету, задумчиво пялится перед собой и затягивается от всей души. Скар прав. В конце концов, это не его личная проблема — с его стороны все сделано, пусть и не лично, так что теперь настал черед разбираться этому идиоту. Пусть хоть экзамен ему автоматом ставит ради имен, Хэйдзо даже не расстроится нисколько.       — Так и сделаю, пожалуй, — кивает самому себе, заранее преисполняясь моментом, когда этот придурок будет просить прощения.       Хранить интригу до вечера — себя не уважать, поэтому сразу после курилки Хэйдзо собирает всю свою волю в кулак и направляется в кабинет псевдоумника, что еще минут двадцать назад успел упасть ниже самой преисподней в его глазах. Кабинет был закрыт, к сожалению, но это ничего: до начала следующей пары есть еще целых два часа. Хэйдзо подождет.       К счастью, ждать долго не пришлось: через десять минут препод подходит к своей двери, совсем не замечая стоящего неподалеку студента, что уже подготовился к своей мести. Боже, там такая речь, что со сладостью на язык легла, придумалась сама собой, у Хэйдзо аж руки от нетерпения подрагивают. План простой: зайти в кабинет без стука, хлопнув дверью, рассказать о Сетосе, а после высказать все, что сразу не высказалось, и свалить с гордо поднятой головой. Ну и отблагодарить своих друзей за огромный вклад в его замечательный план и психическое состояние, что и без того на волоске до последнего держится.       Выждав около минуты, Хэйдзо выдыхает и, крепко схватившись за лямку рюкзака, направляется к месту назначения. Открывает дверь, заходит внутрь и, как и было задумано, ляпает дверью от души, по-королевски сложив руки на груди. Господин Каэдэхара, что сидел за своим столом, уткнувшись в документы, смотрит на него исподлобья, а после откидывается на спинку кресла и, вздохнув, клонит голову вбок.       — Стучаться не учили? — выгибает бровь, состроив очень серьезное лицо.       Павлин.       — Зачем же мне стучаться к своему любовнику? — спрашивает Хэйдзо, невинно приподняв брови.       И, о боже, каким медом растекается вид его поджавшейся в злости челюсти, это что-то невероятное. Захотелось немного отойти от плана, чтобы еще чуть-чуть поиздеваться над ним.       — Недостаточно нашутился?       При всем том, что Хэйдзо готов буквально раздавить этого человека от ненависти, его тело реагирует на этот строгий тон слишком неправильно. В другой ситуации, где господин Каэдэхара мог не быть мудаком высшей категории, Хэйдзо поплыл бы в пучину извращенных фантазий, но тут ситуация другая, поэтому мозг, соответственно, реагирует на подобную реакцию тела так, как нужно: отвергает, заставляя содрогнуться от неприязни.       — Защитная реакция, — констатирует факт Хэйдзо, подходя к его столу поближе. — Или подобный термин Вам незнаком?       Господин Каэдэхара отворачивает голову, и Хэйдзо замечает вздутые от злости венки на чужой шее — глаз радуется, душа ликует.       — Что тебе нужно? — выдыхает, очевидно сдерживая свое недовольство.       Контроль над ситуацией утерян, все права и самообладание подло приняли чужую сторону, и это жутко раздражает. Кадзуха не может справиться со своей злостью, его бесит то, как Хэйдзо может после всего вот так просто играться, выставляя себя победителем в этой ситуации. Да, он погорячился. Да, он уже обдумал все со всех сторон, обшарил каждый угол и пришел к выводу, что жутко поторопился со своими обвинениями, несправедливо обидев непричастного к этому человека. Кадзуха принял для себя решение, что при встрече обязательно извинится, выставив себя большим идиотом — как будто Хэйдзо об этом не знает. Только вот такое его поведение заводит с нулевой секунды, побуждая на соответствующую реакцию: раздражение, недовольство.       Это по-детски, но Кадзухе плевать. Он не хочет быть проигравшим.       — Хотел услышать Ваши извинения, — Хэйдзо опирается ладонями на край стола, чуть нависая. — В отличии от некоторых, я сумел узнать кое-что действительно важное. Прежде чем, знаете, обвинять Вас в чем-то несуществующем.       Господин Каэдэхара щурится с подозрением, а после поднимается, обходит стол и становится совсем рядом: нос к носу, глаза в глаза.       — Самый умный, правда? — складывает руки на груди, тяжело сглотнув.       — Еще умнее, — отвечает ему Хэйдзо, понизив голос почти до шепота. — Кто-то же должен, верно? — и взгляда не отводит, ощущая себя, наконец-то, настоящим победителем.       Как только он узнает имена тех гондонов, которым от скуки захотелось херней пострадать, Хэйдзо скажет им большое спасибо, а потом лицо начистит в самых лучших традициях бойцовского клуба. Потому что вот оно. Момент, когда вывести из себя препода оказалось легче всего, наступил так сладко, что живот скручивает похлеще оргазмов.       — Знаете, — щурится Хэйдзо, бегая взглядом по недовольному лицу преподавателя, что едва держит себя в руках. — Я все думал, почему такой умный человек как Вы, — тыкает указательным пальцем ему в грудь, чуть погладив, — не захотел сначала разобраться во всей ситуации. Каково же было мое удивление, когда вся мозаика сложилась вот так, — он щелкает пальцами, наслаждаясь своим положением.       Сладко.       — Посвятишь, умник? — спрашивает едва слышно господин Каэдэхара, не сводя с его лица взгляда.       Хэйдзо дергает уголком губ в подобии улыбки и выдыхает через нос обманчиво расслабленно.       — Приятно знать, что Вы настолько от меня без ума, раз так быстро потеряли голову от одной только мысли, что мы с Вами, — приподнимает брови, прикусив губу, — трахаемся. Так Вы сказали, кажется?       Господин Каэдэхара фыркает, усмехнувшись, и садится на край стола, сложив руки на груди.       — Все еще в это веришь? — и тон его голоса внезапно сменяется игривостью.       Пониманием, куда все это идет. Вот сейчас наступил идеальный момент, когда можно попытаться вернуть контроль в свои руки. Хэйдзо забавный. Милый в своем желании доказать ему — он и так это прекрасно знает — то, во что так пытается верить. Что ж, ситуация проходит новую ступень, чуть выше предыдущих попыток поиграться, и Кадзуха согласен, наконец, принять эти волнительные правила. Он не станет отказывать этому мальчику — слишком долго томился.       — Тогда в чем же дело, господин Каэдэхара?       Хэйдзо замечает эти изменения в чужом поведении и отставать не собирается. Убить двух зайцев одним выстрелом — вот, что меняет весь изначальный план. Поэтому, игнорируя жуткое волнение и какое-то странное предвкушение, он упирается руками в стол по обе стороны от господина препода, оказываясь непозволительно близко лицом к лицу, так, что он может ощущать его дыхание на своей щеке.       — Ты так веришь в то, что ты мне нравишься, — почти шепчет, ничуть не меняясь в лице от такого посягательства в свое личное пространство, — что переубеждать тебя — уже кощунство. Я не привык рушить чужие замки, извини.       Хэйдзо фыркает, бегая глазами по чужому лицу, пытаясь уловить хоть каплю подтверждения своим словам. Говорить он может все, что угодно, но... Думать об этом — дело совсем другое. И то, что господин Каэдэхара позволяет ему вести себя вот так, подстрекает его действительно верить в это. Хэйдзо хочет проверить. Из головы вылетают мысли о том, что за хрень не так давно порол чужой рот, он перестает думать наперед, предпочитает чувствовать то, что происходит прямо сейчас. Это плохо, но ему этого хочется. И отказываться от этого не собирается.       Отключив голову, Хэйдзо выдыхает, набираясь решимости, и подается вперед, осторожно касаясь чужих губ своими. Колется. Но опасно сладко, поэтому он аккуратно обхватывает верхнюю губу, рвано вдохнув через нос, и спускается к нижней, целует совсем осторожно. А в голове приятно пусто, когда все тело сковывает от волнения.       Это безумно приятно.       Чужой вздох заставляет немного отстраниться, и Хэйдзо, тяжело сглотнув, смотрит на него в ожидании какой-то реакции. Глаза закрыты, губы дрожат и брови нахмурены. Господин Каэдэхара молчит, не двигается и почти не дышит, и это... Пугает?       — Что ты делаешь? — произносит он совсем тихо, схватившись руками за край стола.       Хэйдзо не знает, что ответить на этот вопрос. Съязвить не получается, сказать правду — тоже, поэтому приходится молча ждать дальнейших его действий.       — Ты... — выдыхает неровно, открыв, наконец, глаза.       Господин Каэдэхара смотрит на него в упор, и Хэйдзо не может разобрать его эмоций, это почему-то очень сложно. Одно можно сказать точно: отвращения он не испытывает, и это отгоняет все плохие мысли куда подальше.       — Я... — выдыхает Хэйдзо, бегая взглядом по его лицу. — Я поцеловал Вас, — произносит несмело, сглотнув ком в горле.       Волнительно.       Господин Каэдэхара молча пилит его непонятным взглядом, пытаясь дышать ровнее. Пусть и не понятно до конца, но Хэйдзо приятны его эмоции, он видит, что что-то происходит в его голове, и это что-то едва ли не пикает словно бомба замедленного действия. А в следующий момент, когда оно взрывается, Хэйдзо стонет до ужаса неприлично, потому что его целуют совсем не невинно, хватают за бедра в попытке прижать к себе гораздо ближе и руку в волосы запускают, сжимают крепко — почти больно. Тело отзывается на эту жадность диким стадом мурашек и резко накрывшим возбуждением, Хэйдзо подается ему навстречу, обхватывает его шею ладонями, вжимаясь в него всем телом. Его целуют так правильно, к нему прикасаются так по-собственнически, словно так и нужно, словно очень давно хотели и ждали. И это безумно горячо.       Кадзуха меняет их местами, толкает Хэйдзо на стол, устраиваясь между ног, и прижимается к нему так, словно отпустить боится. Задыхается. Он гладит его бедро, другой рукой — шею, что почти всегда заставляла думать туда, куда нельзя было. То, как Хэйдзо отзывается, как льнет к нему в желании получить больше, сносит голову окончательно, и Кадзуха трется о него, откровенно заявляя, что да, Хэйдзо был прав. Желание разложить его на этом столе перекрывает кислород — он тупеет в одно мгновение, теряясь в собственных чувствах. Слишком податливый, откровенно желающий, возбужденный.       Он сейчас с ума сойдет.       Хэйдзо едва успевает прикрыть рот, чтобы не застонать, когда чужие губы спускаются к шее — тоже, мать его, эрогенная зона. Откинув голову назад, он хватает ртом воздух, сжимает бедрами чужую талию, чтобы хоть немного унять свое возбуждение. Боже, они же... Они же не переспят сейчас, правда? Было бы слишком глупо вот так бороться друг с другом из-за слухов, чтобы в итоге не суметь потом с чистой совестью их опровергнуть.       — Ох ты ж боже мой.       О нет, блять, кто переключил на самый банальный исход событий подобных ситуаций?       Первое, что делает господин Каэдэхара, услышав голос свидетеля творящегося пиздеца, — прижимает голову Хэйдзо к своей груди, пытаясь спрятать его от чужих глаз.       — Вы с ума сошли? — слышится возмущенный голос господина Чайлда в след закрытой в спешке двери.       — Чайлд, выйди, — нервно произносит Кадзуха, пытаясь не задохнуться от совокупности противоречащих друг другу чувств.       — У нас с тобой будет очень серьезный разговор, малыш, — произносит Чайлд прежде, чем выйти из кабинета, аккуратно прикрыв за собой дверь.       Это похоже на какой-то... Боже, Хэйдзо даже слов подобрать не может. Стыд накрывает в ту же секунду, он застывает в одно мгновение, не понимая, что сейчас нужно делать или говорить, или еще что-нибудь.       Господин Каэдэхара почти отлетает от него, пытаясь привести себя в порядок. Протирает лицо ладонью, отвернувшись, а после, о чем-то поразмыслив, подходит обратно и помогает ему встать со стола. Обходит стол, чтобы налить себе воды, и даже не пытается сделать вид, что ничего такого сейчас не произошло. Ему плохо. Хэйдзо не лучше, поэтому, чтобы поскорее остаться наедине со своими мыслями, чтобы вдохнуть свежего воздуха и не сойти с ума, он быстро хватает упавший в процессе на пол рюкзак и со скоростью света убегает из этого кабинета прочь, не заметив стоящего рядом господина Чайлда, что так учтиво решил поиграть в заботливого сторожа.       Думать после... После такого больно. Хэйдзо не хочет и понимает, что сейчас ему этого не нужно. Только игнорировать бьющийся в истерике вопрос: «Что это, блять, было?», — совсем не получается.