Пустое место

      Начало семестра, по скромному мнению Хэйдзо, всегда имело двойное дно: вроде и здорово, что делать еще ничего не нужно, приходишь себе первую неделю на чилле и расслабоне, а вроде и в рот он манал всю эту учебу. Потому что после двух недель отдыха снова начинать что-то делать с горящей жопой — сущий ад человека, который слишком быстро привыкает ко всему хорошему.       Из приятного — недовольная морда Скарамуччи и чуть менее недовольная, но настороженная морда Синобу, которая при первой же встрече начала пилить своего горе-друга своим проницательным взглядом. Ну и общие походы в столовку за кофе, чтобы после всем вместе свалить во дворы и затянуться сигой от души так, чтобы слезы из носу пошли.       На этом плюсы заканчиваются. Удушенные смрадом бытия рожи одногруппников и преподавателей, куча конспектов, подготовки к семинарам, тестам и ГОСам где-то в очереди за испорченной психикой стояли, пока всем остальным по одной дополнительной палочке раздавали, поэтому счастье быть любимыми просрали в одночасье.       Ну и поделом им, вестникам всех бед.       Подойдя к этой шарашкиной конторе, парни и Синобу первым делом крестятся перед самым входом, помолившись за свое здравие и умственную не отсталость, и дружно, пусть совсем неохотно, переступают порог с левой ноги. До начала первой — господь, поди, анекдотов перечитал накануне — пары остается пару минут, поэтому, чтобы не опоздать, им приходится лететь по лестнице со скоростью света, провожая печальным взглядом один единственный работающий и уже заполненный лифт, в который пытается втиснуться еще парочка наглых человек-идиотов. Второй лифт тоже работает, конечно, но в целях экономии его включают исключительно в дни каких-то либо праздников и мероприятий, либо во время очень важных усатых проверок.       «Качайте жопы, пацаны».       Хэйдзо хочется развернуться в тот же момент, когда они только подходят к кабинету криминологии. И у этого есть вполне себе обоснованное оправдание: во-первых, он все еще стыдится своих нелепых фантазий, от которых все никак откреститься не выходит, а во-вторых, Хэйдзо очень хорошо знает Синобу. Она с него не слезет до последнего, и дай бог, если не начнет пытать его расспросами во время самой пары, — Хэйдзо поверит в чудо и волшебных пони, что радугой какают на головы таким же волшебным гномам.       Как пони и гномы взаимосвязаны, Хэйдзо не знает и знать не хочет. Это их личное дело. Жаль, правда, что помочь с мгновенным исчезновением не могут, — пришлось бы очень кстати. Но мир не Хогвартс, а он — не Гарри Поттер, у которого где-то там завалялась мантия-невидимка, которую Хэйдзо спиздил бы всенепременно.       Стыдно.       Но, хвала волшебным пони и их какашкам, ему удалось проскочить к своему законному месту незамеченным: господин препод очень важно восседал за своим столом и заполнял какие-то бумажки, так что, не поднимая головы, на приветствие студентов только губами пошевелил в знак своего великого приличия и воспитанности. А как только время подошло к двенадцати часам, он таки отбросил все дела, поднял свой важный зад со стула и закрыл за последним почти опоздавшим бедолагой дверь.       — Как каникулы? — неизменно опирается задницей о стол господин Каэдэхара, сложив руки на груди.       — Маловато, — вздыхает один из студентов, расстроенно подперев голову рукой.       Сетос, кажется.       Препод хмыкает, грустно соглашаясь с чужой печалью, а после без всяких прелюдий заводит свою заумную шарманку, напоминая о скором экзамене по его предмету, чтобы напрячь и без того напряженные задницы тяжело вздыхающих студентов. Из того, что понял лично Хэйдзо, — темы семинаров будут тесно связаны с темами билетов, так что все ответы должны быть записаны, после отредактированы — а то господин препод знает эти их подготовки к семинарам — и отправлены в общую беседу, чтобы не тратить потом кучу времени на подготовку к самому экзамену. Это упрощало задачу, конечно, но зная своих беспамятных одногруппников, Хэйдзо уверен на все сто процентов, что ему придется стать попугаем, чтобы напоминать им скидывать весь материал в беседу.       Только он расслабился, внимая каждому преподавательскому слову, как в спину ему прилетает неприятный тык ручкой, намекая о том, что пора бы и честь знать.       — Не сейчас, Синобу, — шикает на нее Хэйдзо, отмахиваясь от недопонимающего взгляда Скарамуччи.       — Нет, сейчас, — чуть ли на стол не залазит Куки, подлезая к чужому уху. — Мне важно знать, что ты испытываешь в моменте.       — В каком моменте, дура? — поворачивает к ней голову, отворачиваясь от навострившего ухо Скара. — Хочешь пиздюлей отхватить?       — Да не отхвачу.       — Ты на пути к этому, — и обратно поворачивается лицом к проекционному экрану с презентацией.       — Ты же знаешь, что я не отъебусь, — снова тыкает его ручкой в спину Синобу. — А так ты только время тянешь.       Хэйдзо выдыхает через нос, прекрасно осознавая все возможности этой ведьмы, и чуть отодвигается назад вместе со стулом, вплотную прислонившись к спинке.       — Че ты хочешь? — и продолжает писать конспект, чтобы не привлекать к себе лишнего внимания.       Которого и без того хватает, ага.       — Вот прямо сейчас взгляни на него хорошенько и скажи, что ты чувствуешь.       — Ты серьезно хочешь обсуждать это прямо сейчас? — снова поворачивает к ней голову Хэйдзо, угрожающе нахмурившись.       Жаль, что на Синобу подобная херня не действует.       — Я серьезно хочу обсудить это прямо сейчас, — повторяет за ним так, словно с дитем малым общается. — Потом момент будет упущен, и нахер ты мне сдался тогда? Присядешь на уши и мозги долбить будешь, знаю я эти сценарии: и не такого говна в фанфиках увидишь. Лучше уж я тебя сразу цыганам сдам за гадание по руке и пойду Тугарину начищать ебл-...       — Да понял я, завались, — перебивает ее словесный понос Хэйдзо, скривившись великим мучеником.       Энергетический вампир, кровосися в тринадцатом поколении, который и воздуху вдохнуть не позволит, пока своего не добьется. Вроде и в плюс, а вроде и послать бы ее куда-нибудь подальше за соком с водочкой, чтобы делом занялась и мозги не трахала.       Вообще, если так подумать и проникнуться атмосферой происходящего, можно, наверное, и пойти у нее на поводу. Закатив глаза от собственной тупости и стеснения — неловкость хавает его прогнившую душу по кусочкам, — Хэйдзо устремляет свой взгляд на преподавательскую фигуру, что стоит за трибуной для выступлений, наполовину развернувшись к экрану с презентацией. Первое, за что цепляется взгляд, — белая рубашка с расстегнутой пуговицей у самой шеи. С предпоследней парты Хэйдзо мало что может увидеть, да и зрение, к слову, не самое лучшее, но он почти уверен в том, что на ней нет ни единой помятой складочки: перфекционист до костей мозга. Серый костюм сидит до неприличия хорошо — словно на заказ шили, края пиджака слишком чудно скрывают часть бедер и... Э, ну да, заднюю часть, а кто хороший? Хэйдзо все равно уже успел все рассмотреть — исключительно с точки зрения посадки брюк, — так что дело закрыто. Выглядит замечательно.       Что дальше? Глаз цепляется за почти идеальный — заберите его в модельное агентство, что он в юриспруденции забыл? — профиль, и Хэйдзо чуть воздухом не давится, поспешно уводя взгляд в тетрадь, когда господин Каэдэхара разворачивается и смотрит куда-то в его сторону. Было близко, но, вроде, пронесло. Настроения у него, кстати, сегодня не присутствует. То ли дома забыл, то ли по дороге потерял, но его чуть нахмуренные брови, сосредоточенный взгляд и серьезный тон голоса вполне себе намекают на то, что кто-то встал сегодня не с той ноги. Может, Хэйдзо и драматизирует, но обычно такого не бывает: господин препод почти всегда ведет свои лекции в приподнятом настроении, шутит всякие шутки, докапывается до каждого с вопросами по пройденным темам или просто потому, что кто-то не в ту сторону голову повернул. Поэтому любая серьезность воспринимается так остро.       — Ну так что? — вырывает его из мыслительного потока Синобу.       — Ничего такого, — поворачивает к ней голову. — Я просто думаю, что он красивый.       — И все? — складывает бровки домиком в неверии Куки.       — А что еще надо?       — Ну не знаю, попробуй представить, как вы на его столе...       — Куки и Сиканоин, — прерывает чужую речь господин Каэдэхара своим ровным тоном, от чего становится еще больше не по себе. — Не хотите со мной побеседовать?       — Нет, извините, пожалуйста, — слезает с парты Синобу, опустив голову.       — Нет? А я вот напротив, зарядился на активную беседу буквально за секунду.       — Началось, — вздыхают под боком, и Хэйдзо глаза прикрывает от обилия несправедливости, что валом скатилось на его бедную голову.       Допизделись.       — Господин Каэдэхара, — начинает Куки, на что Скарамучча поворачивается вполоборота, недобро зыркнув исподлобья. — Я просто попросила у него ручку, потому что моя закончилась, не злитесь.       И мастерски игнорирует тяжелые вздохи своих друзей, что почти лицом в парту уткнулись, закосплеив страусов.       — Зачем же тебе целых две ручки понадобилось? — намекает препод на двойное поползновение в сторону парты. — Или то был карандаш?       — Все так, — кивает Синобу, шикнув на шипящего спереди Хэйдзо, который всеми силами пытается остановить надвигающийся армагеддон.       «Заткнись, пока не поздно».       Господин Каэдэхара, чуть призадумавшись, сверлит ее взглядом, а после, кивнув самому себе, берет пульт в руки и выключает проектор. Садится за стол, как-то слишком раздраженно захлопнув крышку ноутбука, и откидывается на спинку стула, сложив руки на груди.       Гробовая — почти, если бы не тихие обсуждения студентов между собой того, что за херня сейчас творится — тишина холодком проходится по позвоночнику Хэйдзо, который жопой чует совсем неладное. Что-то определенно точно не так, и этот раз не похож на прошлые его приступы истерички, а это явно не к добру.       — Раз уж госпожа Синобу так ответственно подходит к моим лекциям, что аж и ручку, и карандаш выпрашивает у своих коллег, мы поступим следующим образом, — достает из своей папки тетрадь и кладет ее на центр стола. — Проверим объем ваших знаний за весь прошедший семестр. Мне крайне интересно, что из ваших знаний смогло пройти стадию кратковременной памяти. Листы на столе.       Вполне ожидаемая реакция. Настолько, что никаких возмущенных или огорченных вздохов в аудиторию не влетает, чтобы не получить еще чего-нибудь сверху: презентации или доклады, например. Настроение у господина Каэдэхары и правда паршивое, и явно не из-за длинного языка Синобу — Хэйдзо уверен в этом на все сто процентов с лишним. Она просто подтолкнула эту скалу злобы и раздражительности в яму с говном, вокруг которой он и без ее помощи стервятником кружил.       Что ж, такова судьба, значит.       Продиктовав три довольно простых, по его словам, вопроса, господин Каэдэхара просит всех выложить телефоны перед собой экраном в стол, чтоб под рукой не мешался и в карманах штанов не чесался, побуждая своего хозяина на дела недобрые: списывание. Вздыхает тяжело, протерев лицо рукой и устремляет свой гнетущий взгляд туда, где его совсем ощущать не хотели — Хэйдзо сталкивается с ним взглядом и вновь ощущает бегущий вдоль позвоночника холодок, поведя плечом. Потому что теперь ситуация принимает совершенно иные обороты. Что он уже успел сделать не так? Вроде все каникулы не пересекались, в социальных сетях не давали друг о друге знать своими сообщениями, да и прошлый семестр закончили на позитивной ноте, что сейчас изменилось?       Стоит подумать об этом чуть попозже, наверное. Сейчас лучше ответить на все вопросы и со спокойной душой свалить отсюда куда подальше.       Без особого труда накалякав краткие ответы — обойдется и этим — на первые два вопроса, Хэйдзо решил призадуматься над последним. Нет, он тоже был довольно простым, просто кое-кто так страстно не желал отводить от него своего унижающего взгляда, что сконцентрироваться на чем-то конкретном и в данный момент нужном было очень сложно. Хэйдзо силой воли держал свои глаза на исписанном листе, чтобы снова не столкнуться с ним взглядами и не застыть каменным изваянием — пожить еще хотелось, вроде бы. В голове, правда, порядок навести не получалось хотя бы на оставшиеся сколько-то там минут, чтобы сосредоточиться и дописать этот блядский внезапный квиз для идиотов.       Только взглянуть на злобного дядьку препода все же пришлось: кому-то нестерпимо срочно нужно было позвонить ему во время пары. И хвала его лени и раздражительности в целом — его телефон всегда стоит на беззвучном. Только вибрации, что так противно долбила парту, было по большей части насрать с самого небоскреба огромной кучей, поэтому, забив хер на все за и против — не будут же до него доебываться по поводу того, что он вызов сбросил, — Хэйдзо берет телефон в руки и сбрасывает звонок от неизвестного абонента, решив на всякий случай отключить телефон насовсем.       И это стало ошибкой. Потому что о крайней степени чужой злобы, что была направлена, кажется, исключительно на него одного, Хэйдзо знать не знал.       — Хэйдзо, телефон и лист мне на стол.       — Я просто вызов сбросил, — пытается оправдаться.       Только господину преподу, у которого желваки от злости ходуном заходили, было глубочайше нагажено на данный факт. Словно бык на красную тряпку повелся, и тут уже никто разбираться не будет в том, что все это — ничего себе какое заблуждение.       — Я дважды повторять не стану, — чуть повышает голос преподаватель, в ожидании склонив голову вбок.       — Я не дописал последний вопрос, — это он у Синобу такой твердолобости научился, кстати.       — Придешь сегодня вечером в мой кабинет и допишешь. Телефон и лист, — повторяет чуть тише, не сводя с него взгляда.       Прикусив губу то ли от досады, то ли просто потому, что въебать захотелось от души, Хэйдзо выдыхает неровно через нос и поднимается с места, пытаясь держать себя в руках ради всего святого. С чем, по его скромному мнению, справился на все сто даже после того, как совсем тихо, чтобы слышал только он один, было сказано:       — Задержись-ка после пары ненадолго.       Какая блядская тварь его за задницу укусила?       Со всей злости шлепнувшись на свое место, Хэйдзо откидывается на спинку стула и, сжав челюсти, пытается контролировать разбушевавшееся дыхание — щас задохнется от гнева.       — Мудила, — выдыхает едва слышно, заставив друга взглянуть в свою сторону.       — Просто забей, — шепчет Скарамучча, продолжая выписывать на своем листе ответы.       — В пизду его, — Хэйдзо упирается локтями в парту и кладет подбородок на сцепленные ладони, нервно постукивая ногой. — Он сказал мне задержаться после пары, блять. Что я успел сделать не так? — упирается лбом в ладони, зажмурив глаза. — Затрахал уже.       Степень его негодования могла бы быть еще выше, но выше уже просто некуда. Только в голове мысль хорошая о нем проскочила, нет, сука, нужно было ему все испоганить на корню. Сразу же становится нестерпимо отвратительно от того, что Хэйдзо позволил себе проявить симпатию в его сторону, что буквально сжигало изнутри непроходимым чувством стыда, разъедало желудок от отторжения реакции собственного тела и мозга на этого человека.       Вот же блядство.       — Ой пизда, — вздыхает вдруг Скар, спрятав глаза в ладони.       Хэйдзо поворачивает к нему голову, нахмурившись от непонимания.       — Что?       — Долго объяснять, — отмахивается от него Скарамучча от греха подальше.       Потому что пизда и ему, и Синобу, и самому Хэйдзо.       — Скар, какого хрена?       — Сам скоро все узнаешь, не нарывайся еще больше.       Раздраженно почесав затылок, Хэйдзо вздыхает и голову запрокидывает, пытаясь считать в уме овечек, что через заборы прыгают. Ситуация обрастает новыми, пусть и незначительными подробностями. Скар в курсе. Скарамучча, блять, в курсе, Синобу, похоже, тоже, и один только Аид их знает, какого же хрена сам Хэйдзо до сих пор ни черта не знает. Вполне возможно, что одним разговором с господином хреназвоном не обойдется, и придется раздавать смачных таких пиздюлей своим дружкам за то, что какого-то хрена скрывали от него какую-то очень важную информацию.       С какой горы пиздец скатился и подкрался к его тылу настолько незаметно?       Минуты тикали с ужасающе медленной скоростью, позволив улиткам и черепахам взять над собой верх. Хэйдзо крутился на этом жутко неудобном стуле как змеюка последняя, сверля взглядом такого же напряженного препода, который вдруг изменил тактику и решил пялиться куда-то в противоположную от него сторону. Облегчения, к сожалению, не наступило, когда тишину прервал чуть охрипший голос препода, что вещал об окончании пары. Не то чтобы Хэйдзо его ждал, учитывая надвигающийся очевидный скандал, просто надежда умирает последней. И совсем не важно, что померла она еще в самом начале.       Хэйдзо краем глаза замечает нихрена не понимающий взгляд Синобу, которую Скар выпроваживает ладонью в спину, и прокашливается, нервно провожая последнего вышедшего из аудитории человека. Тишина противно давит на уши — Хэйдзо ведет плечом, собирая свою сдержанность по кусочкам, но надеяться на приятный разговор и не смеет. Слишком много противоречивых к этому факторов на душу ложатся.       — Сядь поближе.       Он кривится от тембра чужого голоса, что словно ножом по внутренним органам проходится, и поднимается с места, послушно пересев на первую парту: лицом к лицу. Господин Каэдэхара опирается задницей на стол, сложив руки на груди, и выжидает многозначительную паузу, подбирая, кажется, культурные слова для начала этого замечательного диалога.       Хэйдзо ждет минуту, две, ждет три, но этот придурок и слова не произносит — пялится только, склонив голову вбок, словно поверить глазам своим не может, и дышит напряженно. Варит его и без того закипающий мозг, выжидая какого-то особого момента, а после вдруг улыбается краешком губ и произносит почти ласковое:       — Как каникулы провел? Любимый.       Первым делом Хэйдзо кажется, что ему послышалось. Ну с кем не бывает, ей богу, к логопеду в детстве не ходил, слова какие-то плохо выговаривает до сих пор, но ведь никогда не поздно начать! Дядька, вроде, не из бедных, судя по всему, почему не сходит на пару занятий?       А потом до него все же доходит, что дело-то и не в логопеде вовсе. Даже не в способностях его слухового аппарата: не так давно к ЛОРу заглядывал, когда уши болеть начали от постоянного прослушивания музыки на полную громкость в наушниках. И вопросов становится еще больше.       — Что, простите? — смотрит на него как на умалишенного человека, придумывая способы отступления: вдруг это заразно.       На этот вопрос ему ответа не дают, но зато с той же улыбкой и напускной доброжелательностью подходят поближе — очень сильно поближе — и, упираясь руками в стол и спинку стула, нависают сверху.       — Надеюсь, ты здорово отдохнул, — поправляет прядь его волос, что почти в глаза уже лезет. — Потому что у меня на тебя большие планы.       Стоять, ковбой, слишком стремительное развитие событий. А как же конфетно-букетный период?       — У Вас все хорошо? — Хэйдзо отталкивает его руку от себя, нахмурившись.       — У меня? — усмехается господин Каэдэхара. — Просто замечательно, — и отходит от него к стоящей рядом парте, опирается задницей, откинув руки назад. — Представляешь, я сегодня узнал такую замечательную новость, не поверишь, — смотрит в потолок мечтательно и обратно на него. — А я, дурак, все понять не мог, чего же мне не хватает в жизни: слухов о том, что я сплю со своим студентом. Спасибо, что помог разобраться в этом.       С чего там начинаются стадии принятия в этой психологии? Ах да, точно, отрицание. Жаль, конечно, что нулевого пациента относят к другой группе: глубокий ахуй.       Хэйдзо проглатывает абсолютно все слова, вплоть до нецензурной брани и проклятий бабки-колдуньи, что одним только недобрым взглядом могла под крышку гроба согнать. Какие слухи? Какой студент и при чем здесь он, вообще? Это настолько просто сложить в одну единую картину, правда, но сейчас, когда стадия ахуя перерастает во что-то взрывоопасное, Хэйдзо соображать не способен.       Кадзуха пилит его в ожидании хоть чего-то, кроме говорящего самого за себя выражения лица. Держать собственного зверя под контролем крайне тяжело, особенно тогда, когда хочется хорошенько так встряхнуть этого отлично играющего роль нихера не понимающего человека идиота. Но он держится из последних сил интереса ради: насколько правдивое оправдание ему начнут лить в уши?       — Я не... — звучит почти отчаянно, и Хэйдзо понятия не имеет, что за херня происходит с его серым веществом. — Это...       — А ты не в курсе? — поджимает губы в наигранном сочувствии Кадзуха. — Как странно, я был уверен в том, что ты знаешь, с кем ты спишь.       — Я нихрена не понимаю, — машет головой Хэйдзо, уставившись в пустоту. — Это типа... Я и.. Вы? — переводит на него свой взгляд, не на шутку напрягаясь от того, как резко меняется лицо преподавателя: ни следа былой, пусть и натянутой улыбки. — Что за хрень Вы несете?       — Слушай, ты правда не понимаешь или дураком прикидываешься? — щурится Кадзуха, вновь складывая руки на груди.       О, так они в какой-то странный роман попали, да? В тот самый, который Хэйдзо ненавидит больше каких-либо наитупейших фанфиков, коих за свою подростковую жизнь начитался будь здоров.       — Вы либо нормально объясняете, либо я нахрен сваливаю отсюда. Я не намерен терпеть весь этот детский сад, — злится, сжимая ладони в кулаки.       — Хорошо, — ведет плечом Кадзуха, переступая с ноги на ногу. — Почему я узнаю, что по университету гуляют слухи о том, что мы с тобой, — тыкает пальцем на себя, переводит на Хэйдзо и обратно, — то ли встречаемся, то ли просто, прости за подробности, трахаемся?       — Чего, бл-... — Хэйдзо морщится, испытывая весь спектр эмоций от непонимания до резкого отвращения. — А я откуда знаю? Я сам первый раз об этом слышу.       — Правда, что ли? — вскидывает брови Кадзуха, наклонив голову вбок.       — А сейчас не понял, — крутит головой Хэйдзо, кажется, сообразив.       Говном резко завоняло. Не может же быть такого, что его прямо сейчас обвиняют в распространении этих слухов, правда? Господин Каэдэхара пусть и идиот, но в более абстрактном значении, только с мозгами же у него должно быть все в порядке?       — То есть, я правильно понимаю, что... — облизывает губы нервно, бегая взглядом перед собой. — Что Вы обвиняете меня во всем этом дерьме?       Ответом ему служит молчание и красноречивый взгляд, из чего следует вывод, что препод все же конкретно так головой приложился.       — Вам жить надоело? — переводит на него свой униженный по всем параметрам взгляд, противно скрипнув зубами от злости.       — У меня тот же вопрос к тебе, — снова нависает над ним Кадзуха, не отводя взгляда. — Я думал, что мы смогли найти какой-то общий язык.       — Не поверите, но я тоже так думал, — цедит сквозь зубы Хэйдзо, ощущая на щеке чужое дыхание. — А сейчас я понимаю, что Вы и правда мудак до костей мозга.       — Придумал бы что-то другое, — шипит ему в самое лицо. — Неужели ты настолько сильно был недоволен нашим с тобой общением? Для чего нужно было устраивать весь этот цирк, расскажи?       — На каком языке мне повторить, чтобы Вы, наконец, поняли? Мне, по Вашему, совсем заняться нечем?       Честно говоря, Хэйдзо впервые настолько близок к физическому насилию. Это можно было бы списать все на затянувшуюся шутку или пранк, но лицо этого придурка так и пышет зверским недовольством. Только это совсем не помогает поверить в то, что на его душу и правда сыплются подобные обвинения.       — А кто, если не ты? Кажется, это ты в самом начале семестра угрожал мне тем, что слухи в этом учебном заведении разлетаются со скоростью света.       — И что? — повышает голос Хэйдзо, не понимая, куда деваться от переполняющего негодования. — Это сразу значит, что я пойду распускать такие слухи? Про себя, что ли, серьезно? — хлопает ладонью по столу от злости. — Вы слишком большого о себе мнения, если и правда думаете, что Ваши жалкие потуги хоть как-то привлечь к себе внимание могли меня так задеть.       Еще немного и Хэйдзо просто выпрыгнет из шкуры от испытываемого чувства гнева, правда. Набить морду этому еблану чешется очень сильно, но даже при всем том эмоциональном спектре, что прожигает каждую клеточку души и тела, мозги все еще продолжают шевелиться в сторону адекватности — оно того не стоит.       Просто поверить невозможно в то, что такой, вроде бы, рассудительный человек, предварительно не подвигав своими извилинами, может выдвигать настолько абсурдные обвинения в его сторону. Неужели за эти полгода у него сложилось о нем такое впечатление? Хэйдзо и правда выглядит в его глазах такой в край отбитой истеричкой?       — Знаешь, у меня сложилось стойкое впечатление того, что ты слишком драматично воспринимаешь мои слова, так что извини, но я имею право предъявить тебе по такому поводу.       Хэйдзо выдыхает резко через рот, с полным неверием уставившись в чужие глаза напротив. Кажется, вести какой-то вразумительный диалог с этим человеком бесполезно. Он и правда так о нем думает. И лучше бы Хэйдзо этого не знал — образ, который он построил у себя в голове, рушится с такой силой, что становится нестерпимо больно. Так сильно в людях он еще не ошибался.       Прикусив от досады губу, Хэйдзо отворачивает от него голову и борется с глупым желанием разреветься прямо здесь и сейчас: слишком обидно, несправедливо. Противно от самого себя, потому что надеялся, верил во что-то несуществующее.       — Только я подумал о том, что все налаживается, и вот на тебе, — произносит почти шепотом, нервно дернув уголком губ. — Спасибо, блять.       Резко дернув лямку рюкзака на плечо, Хэйдзо поднимается и, тихо шмыгнув носом, быстро сваливает отсюда от греха подальше. Нечего больше обсуждать, а вразумить верующего в его причастность к подобному дерьму препода даже не стоит пытаться. На душе как-то гадко становится, даже несмотря на то что, вроде, грандиозных надежд изначально и не было. Сам виноват: нечего было пытаться стыковать желанный образ с реальностью, к которой, как оказалось, Хэйдзо даже близко не приблизился.       Покурить. Нужно очень срочно покурить, подумать, а потом найти двух типа друзей, которые до последнего скрывали от него эту дичь, все обсудить как некультурные люди и начать разбираться в том, какая же сука заварила эту кашу. Так просто Хэйдзо эту поебень не оставит.