Пустое место

      Хэйдзо долго размышлял над тем, че б ему такого на зимних каникулах выкинуть. Хотелось небольшой мести, ибо зачеты по большей части пусть и прошли без эксцессов, но криминология эта обещания свои не выполняла будь здоров. Господин Каэдэхара никак не мог расстаться со своим костюмом шутника-идиота, потому решил, что для получения автомата нужно решить одну тупую загадку собственного производства, что со знанием предмета никаким образом не была связана. Хэйдзо вот досталась почти смехотворно легкая: с какой скоростью должна двигаться собака, чтобы не слышать звона сковородки, привязанной к ее хвосту? Ответ почти сразу в голову пришел, ибо мозгами никогда обделен не был, а вот кому-то повезло поменьше, потому пришлось сидеть и ждать своей очереди для ответа.       — А зачем все это? — спросил один паренек, у которого шары из орбит почти повываливались от математической задачи.       — Даю вам возможность не сдавать зачет, — ответил ему господин само великодушие.       Но истинный смысл был и дураку понятен: ему было просто впадлу опрашивать целую группу человек, которые по два телефона с собой носят ради списывания и на дополнительные вопросы ответа найти не могут. А ведь господин Каэдэхара любит такой херней заниматься, совершенно не имея в этом вопросе какой-либо меры.       Ну ладно, возможно, с жаждой мести Хэйдзо поторопился: ему херня загадка попалась, так что на первый раз простить было можно. Но это не отменяло того факта, что заняться ему было совершенно нечем. Домой ехать не хотелось: каждая деталь напоминала о не так давно пережитом, плюсом он все еще не обсудил с мамой детали их дальнейших взаимоотношений, чем сейчас заниматься — сущая головная боль. Поэтому было принято решение остаться гордым одиноким одиночкой в общаге — Скар-то домой к маме приемной свалил. Синобу тоже домой уехала вместе с Аратаки, которого матушка все никак в родной город загнать не могла.       Да, дилемма.       Первые пару дней Хэйдзо посвятил себя просмотру всей киноленты марвеловских фильмов с некоторыми перерывами на зарядку: задница стала почти квадратная, ей-богу. Дальше в ход пошли фанфики по спайдипулам, в которых черт ногу сломит со всеми этими версиями человека-паука, после — пролистывание ленты тик-тока, забитой разными версиями танцев Дэдпула из последнего фильма, а потом от скуки и сам в пляс пустился, решив, что живет один раз. Столкнулся, правда, с тем, что бревно редкого качества, но зато понял, что танцы — не его стезя.       Режим, кстати, тоже сбил под четыре часа утра: позже не ложиться спать уже здоровье не позволяет, да и мысли всякого рода, знаете... Кхм, ну да, в общем-то, Хэйдзо пытался занимать себя всяким разным, чтобы не лежать гниющим от безысходности овощем. Позарился в моменте на последние две части пятидесяти оттенков серого, но вовремя вспомнил, что он не заслужил подобного истязания своего мозга, да и предел его «кринжамометра» был проверен еще во время просмотра первой части. Хватит с него, пожалуй.       Когда идеи для занятия мозга каким-то важным делом закончились, Хэйдзо пошел ва-банк: достал из закромов наушники и открыл спотифай, но быстро пожалел об этом решении. Потому что жанров у него было пусть и много, но под каждый, чтоб его черти по кругу плясать заставили, воспаленный — потому что как еще это объяснить! — мозг начинал придумывать различные сюжеты с ним в главной роли. И ладно бы он там очень круто надирал всем плохишам их тощие и жирные задницы или на воздушных единорогах путешествовал по розовым мирам, перезнакомившись со всеми версиями барби, нет! Даже стыдно перед самим становилось за подобного рода мысли и картинки перед глазами, когда под треки Викенда или Криса Грея в голову наглым образом влазил, прости господи, господин Каэдэхара.       Ладно, Хэйдзо давно уже принял для себя тот факт, что этот шутник мордашкой ахереть как вышел, но не поймите его неправильно: он эстет, а внешность этого препода только на обложки журнала пускать нужно было. Он смирился даже с тем, что его характер бесит Хэйдзо только для галочки, потому что сам по себе весь такой вредный и принципиальный говнюк, только смиряться с такими изменениями в своем разуме Хэйдзо наотрез отказывался. Типа... Чувак, сходи голову проверь и херней не страдай, лады? Ловить симпатии или краши, как сейчас по-модному молодежь выражается, ему совершенно точно сейчас ни к чему, да еще и на такого человека! Ну и что, что красивый, стильно одевающийся, милый, когда искренне улыбается? То есть, нет, Хэйдзо не это имел в виду, он просто... Еблан, ладно, да, с кем не бывает?       Хотел бы он сказать, что с кем угодно, но не с ним, но хер там плавал, большой такой и каменный, выточенный из самого красивого нефрита, прямо как в Магистре Дьявольского Культа. Посоветоваться с Синобу, что ли? Нет, правда, она-то херни не посоветует, страшно только, что материться как сапожник начнет, обзывая его всякими нелестными эпитетами, а так обязательно что-то дельное скажет. Нужно только подготовить ее к подобной новости: у нее сердце слабенькое, поди не выдержит и екнет на одном только «мне кое-кто нравиться начинает».       Отправив ей сообщение, гласящее о том, что им срочно нужно серьезно поговорить, Хэйдзо отбрасывает телефон в сторону и подходит к окну, нервно перекрестившись. План разговора таков: поговорить о погоде, потом выслушать матерную частушку, потому что «Сиканоин, мать твою, хватит мне язык заговаривать», а потом перейти к главному вопросу, что спать по ночам мешает с удивительной силой. Хэйдзо не сказал бы, конечно, что у него там бабочки шуршат или сердце в пятки уходит при виде этой белобрысой бестии, но голова работает именно в этом направлении, и рано или поздно в ней произойдет большой такой взрыв, последствия которого устроят самый настоящий зомби-апокалипсис. И да, это плохо: оружия-то у него нет, чтобы спастись.       Синобу звонит ему почти сразу. Хэйдзо снова крестится, принимает наиболее удобное положение на кровати, бухнувшись головой на подушку, и поднимает трубку, тяжело вздохнув.       — Что за срочность? — интересуется невинным тоном Синобу, позвякивая столовыми приборами на фоне.       Хавает что-то.       — Мне… Эм, скучно, — решает начать издалека, понадеявшись, что она поведется и ослабит свою бдительность. — Решил вот тебя напрячь.       — Мне и без тебя напряга хватает, — Куки вздыхает тяжело, громко ляпнув столовым прибором по тарелке. — Долбаный Аратаки со своими дружками.       — Что они уже учудить успели?       — Аратаки хотел с девушкой познакомиться, — начинает издалека Куки, тяжело вздохнув. — Так придурок Мамору решил, что три отказа подряд значат тупое преследование и оскорблименты. Ну, знаешь, в их стиле.       Хэйдзо фыркает, прикрыв глаза от нелепости всей ситуации, потому что представил это извечное «девушка, мы более чем уверены, что Вашей маме зять очень сильно нужен, Вы же вот какая щупленькая, поди найти никого крепкого не можете».       — Чуть в обезьянник не загремели, идиоты, — и от всей своей свинячьей души захлебывается чем-то жидким. — Че хотел-то?       Походу бдительность тут ослабил только он один. Что-то как-то даже обсуждать этот вопрос перехотелось, если честно... Но соскакивать поздно: женская интуиция Синобу уже взяла след и предлагает по-хорошему решить возникшую из ниоткуда проблему.       — Ну я просто... Хотел обсудить один вопрос, — вздыхает Хэйдзо от безысходности, почесав переносицу.       — Вся внимание.       — Это немного неловко, честно говоря, да и я уже заранее знаю твой ответ и даже твою реакцию...       — Хорош пиздеть, ближе к сути, — давится чем-то Синобу, проматерившись сквозь зубы.       А язык-то проглатывается в то же мгновение... Может, все же попробовать соскочить, а? Придумать на ходу какую-нибудь херню типа: «Знаешь, я беременен», — или: «Я тут решил волосы покрасить, что скажешь?», — и дело с концом. Не факт, что после подобной ерунды Синобу не изобретет телепорт и не втащит ему по хребту с вертухи, но и произносить вслух то, в чем самому себе признаваться страшно, Хэйдзо не хочет.       — Сиканоин, прием, как слышно? — отмечает его длительное молчание Куки.       — Я думаю, что я влюбился, — проносит как на духу, а потом исправляет ляпнутое в страхе недоразумение. — Ну то есть, нет, не влюбился, но как бы, знаешь, испытываю некоторое подобие симпатии или...       — Что, прости? — прерывает его Куки, и у Хэйдзо в голове проносится картина того, как она в недоумении опирается локтями на стол и наклоняется так опасно, заглядывая в его бессовестную душу своим уничтожающим взглядом. — Мне послышалось.       — Кук, — пытается объясниться Хэйдзо, но его снова перебивают, кажется, вовсе не желая слушать.       — Нет, Сиканоин Хэйдзо, я даже близко слышать ничего подобного не хочу, — а на очередную попытку высказаться повышает тон голоса и продолжает. — Я не хочу слышать его имя из твоих уст, это ясно?       — Его? — хмурится недоуменно Хэйдзо. — Это кого еще?       — О, не строй из себя идиота, — и шикает на своего кота, который царапать обивку дивана начинает. — Мы оба прекрасно понимаем, о ком идет речь.       — Так все плохо, да?       — Все ахереть как плохо, милый, ты даже не представляешь, — прокашливается она. — Как ты вообще к этой мысли пришел?       — Хороший вопрос, — Хэйдзо щурится, пытаясь придумать правильный ответ. — Возможно, я начал об этом задумываться после сна с его участием.       — Стой, что? Он тебе снился? — перебивает его Куки, кажется, задержав дыхание.       Возможно, там реально ахереть как все плохо, стоит прощупать почву.       — Да там ничего такого не было, — произносит как-то неуверенно Хэйдзо, за что острый слух Синобу цепляется в то же мгновение.       Поэтому следующее после тихого, но крайне тяжелого вздоха: «Выкладывай», — заставляет поднапрячь свои воспоминания и в красках описать то, что заставило его мозги поехать по наклонной. Было вполне естественно, что после подобной истории Куки скинет трубку и заблокирует его номер, а после каникул приедет и выпотрошит его мозги из негодной черепушки, чтобы собственными руками согнуть выпрямившиеся извилины. Но единственное, на что ее хватает, — выдохнуть, промычав что-то неразборчивое, и снова ляпнуть вилкой или ложкой по тарелке.       — Все? — спрашивает, скорее, от безысходности.       Раз уж начал вываливать все говно из дома, нужно идти до конца. Поэтому следом рассказывает самую тупую сцену из своей жизни, после которой всю ночь заснуть потом не мог. И молчание Синобу означало одно:       — Пиздец, ты идиот.       И хер тут поспоришь, конечно, — Хэйдзо даже не думал об этом, потому что и сам себе такой диагноз выписал.       — Хорошо, ладно, допустим, — хлопает в ладоши, шаркнув ножками стула по полу. — Что ты от меня хочешь услышать?       — Я просто не уверен в этом, — кусает нижнюю губу Хэйдзо из-за странного волнения.       — А что я должна сделать? — задает резонный вопрос Синобу, включая воду. — Ты сам должен в этом разобраться.       — Да я не знаю как, в этом и проблема, — кривится страдальчески, перекатываясь на живот дохлой селедкой. — Я просто... Я думаю об этом только тогда, когда вижу его, в остальное время я думаю только о последней нашей суперидиотской встрече, когда он... Бля, звучит очень по-девчячьи, но я не могу, Куки, он тогда слишком мило улыбнулся, меня это убивает.       — Ну подрочи, что ли, я не знаю, бро, — вздыхает отчаянно Синобу, взывая к всевышнему, чтобы подарил ее другу мозги.       Потому что не советчик она в делах любовных. Опыта не было как такового, ибо в друзьях одни идиоты, что для отношений не были созданы. В его отношениях с Иссином она тоже участия не принимала: слишком поздно они сдружились, поэтому... Ну да, стоит, наверное, отправить его за советами к Скарамучче. Хотя не факт, что он не посоветует ему того же.       — Меня пугает твоя многозначительная пауза.       — А?       — Ты же в курсе, что я просто пошутила? — пытается исправить свою ошибку Куки.       Но, кажется, уже слишком поздно: грядка прополота, зерно посажено и сверху затоплено отборной водой.       — В курсе, конечно, — выдыхает Хэйдзо, вытирая вспотевшие ладошки о плед. — Не буду я этим заниматься. Наверное.       Ну а что такого? Нужно оставить этот вариант на всякий случай, вдруг слишком туго пойдет? Да и как будто таким никто и никогда не занимался, в самом деле! Хэйдзо более чем уверен в том, что во всем универе точно найдется парочка человек, что пускает слюни — и не только, прости господи — на этого молодого преподавателя.       — Оно того не стоит, Хэйдзо, — включает в себе великую мать Синобу, заранее решив высказать свое мнение. — Не кажется он мне хорошим вариантом. Хотя стоит отметить тот факт, что ты, наконец, на кого-то переключился.       — Может, ты и права, — вздыхает Хэйдзо, обратно перевернувшись на спину. — Что-то в нем есть странное. Наверное, поэтому он мне так интересен.       — Скару расскажешь?       — Чтобы он меня на хер послал? — фыркает ей в трубку, подложив руку под голову. — Расскажу, конечно. Все равно он рано или поздно сам неладное почует.       — Как псина, — смеется тихо Куки.       — Как псина, — подтверждает Хэйдзо, тоже посмеявшись. — Ладно, буду не думать над этой херней так много.       — Ну нет, подумай как следует, чтобы потом мозги нам не выносить. Не собираюсь я терпеть твои розовые сопли.       — Вот такие мы друзья, да? Все ясно с тобой, подружка, я всегда знал о твоем отношении ко мне.       Поворковав еще пару минут, Хэйдзо сбрасывает трубку и утыкается взглядом в потолок. Куки высказала свое фу на данное событие, в чем он с ней, в целом, солидарен, жаль только, что легче от этого не стало совсем. Тут самому разбираться со всем этим дерьмом нужно, точнее, принять тот факт, что процесс уже запущен, а человеком-пауком он еще стать не успел, чтобы остановить этот поезд.       Сравнивая свой первый опыт осознания симпатии к другому человеку, Хэйдзо спотыкается на том, что почти сразу понял, где, как и куда он вляпался, а здесь... Здесь все осложнялось тем, что на него словно надавил этот дурацкий сон, который позволил ему взглянуть на господина препода под другим углом. И, что самое странное и выходящее за рамки его понимания, потому что господин Каэдэхара был последним человеком, на которого бы Хэйдзо посмотрел вот так, ему понравилось. Понравилось видеть в нем не клоуна, что прогнуть под себя пытается, а любящего человека, нежного и заботливого. Ему идет быть таким милым — Хэйдзо дергается от подобной сладости, — словно он был рожден быть вот таким.       И было бы, ну, здорово, если бы Хэйдзо не строил у себя в голове какие-то замки, придумывая этому человеку подобный образ, — потом будет больно падать, если все окажется совсем наоборот. Хэйдзо бросает кость лишь на тот момент, когда господин Каэдэхара помогал ему успокоиться. Тогда от него шла такая мягкая и заботливая энергетика, что ли, словно он снял, наконец, свою тупую маску и показал себя настоящего. Вопрос в следующем: что или кто заставил его натянуть ее на себя? Насколько же больно ему на сердце наступили, раз он пытается скрыться за подобным образом?       Стоит ли считать подобные мысли каким-то знаком, а? Типа... Хэйдзо впервые ковыряется в таких мыслях, пытаясь что-то там разобрать, и это немного странно, потому что обычно ему было просто похер, а тут в философы заделался. Странный такой, ей-богу.       Хорошо, нужно реально подумать над происходящим. Что, если взять, к примеру, романтическую сцену из какого-нибудь фильма, чтобы подставить себя и господина препода на подобного рода роли? Первым делом в голову прилетает номинированный на Оскар фильм, на котором Хэйдзо рыдал как последняя скотина, каждую минуту порываясь вылететь в окно ебучей катапультой: пятьдесят оттенков серого. Вот он весь такой сидит, грызет ручку в кабинете богатенького господина Каэдэхары, строя из себя невинную овечку, и что дальше? Все верно: Хэйдзо дергается змеей на кровати, скривившись от неприятно липкого чувства идиотизма, что так справедливо нагадило ему в душу.       Нет, не пойдет.       Может, БДСМ-комната? Нет, Хэйдзо боится подобной боли, так что сразу в черный ящик и в океан на самое дно, чтобы ни один водолаз достать не смог. О, там же была вполне невинная — в сравнении со всем фильмом, то есть — сцена, где мистер Грей такой: «Ты закатила глаза? Снимай трусы».       — Да ну нет, — вздыхает, скривившись в отчаянии. — Даже так я снова под него прогибаюсь.       Может, стоит поменяться местами? Да, точно, это Хэйдзо будет шлепать его по заднице! Только в процессе представления фантазия вдруг приобретает чуть более странный оттенок, где в ход пошел уже и ремень, и слезы, и мольба о всепрощении за то, что языком своим чесал как придется.       Что-то не то, да?..       Ладно, с фильмами не прокатит, да и чего далеко ходить, когда у самого не так давно была ситуация, слизанная с самых лучших традиций фанфикшена: тот злополучный вечер, когда ему в голову пришла ужасно тупая идея с массажем. Кажется, тогда много чего такого произошло, да? И на деле, и внутри него самого, о чем времени и желания на подумать не было.       Пришло время для настоящего выноса мозга.       Хэйдзо прикрывает глаза, отвернувшись к стенке лицом, и пытается вспомнить каждую деталь того нелепого вечера. Это, кажется, был единственный раз, когда ему случайно удалось достать из господина Каэдэхары что-то неловкое. Он до сих пор помнит это смущение в его взгляде, Хэйдзо даже жаль немного, что не сумел запечатлеть этот момент на телефон, которого под рукой тогда не было. И если уж быть откровенным с самим собой, как изначально и планировалось, ему не хотелось тогда уходить. Не хотелось отпускать препода в душ, чтобы продолжить доставать из этого растерянного человека все, что только можно. Ему понравилось видеть его таким... Милым? Больно признаваться, но да, пожалуй, именно таким.       Убейте его кто-нибудь, пожалуйста.       Хорошо, с этим разобрались. Что насчет самого процесса? Хэйдзо, кажется, понравилась роль массажиста в этом цирке. Это ребячество, неловкое сопротивление господина Каэдэхары, когда Хэйдзо только начинал устанавливать свои правила в этой игре, — было довольно приятно наблюдать за тем, как контроль над ситуацией уплывал из чужих рук, не собираясь подчиняться. Даже его жалкая попытка в пошлый юмор не смогла испортить момент, пусть и очень пыталась разрядить обстановку. А вот... Сейчас становится чуть-чуть неловко, у него даже ладони снова потеют, а сердце екает лишний раз, потому что признавать, что прикасаться к нему Хэйдзо тоже понравилось, было тоже, ну, немного волнующе. Кожа к коже, мягко и совсем ненавязчиво, пусть и сквозь призму нервозности от неловкости происходящего, словно так и должно было быть. Прямо как в этом странном сне, от которого до сих пор мурашки по телу проползают.       А теперь пришло время изменить сценарий, о котором подумалось тогда в одну мимолетную секунду. Перекрестившись, Хэйдзо выдыхает и жмурится, заранее отмаливая все свои предыдущие грехи на всякий случай. Потому что вспоминает о том, как мозг уплыл куда-то в противоположном направлении, махнув ручкой на прощание, а на остатки чего-то разумного пришла мысль, что в моменте захотелось тогда нагнуться чуть ниже и оставить на его открытой шее — эрогенная зона, держи у себя в голове, Хэйдзо, — что мурашками покрылась, легкий поцелуй. Может быть, куснуть совсем ненавязчиво, услышать хриплый вздох и почувствовать, как с новой силой вжимается его тело в кровать от приятных ощущений. Ему хотелось спровоцировать не пойми на что этого вечно уверенного в себе человека, хотелось увидеть его реакцию на подобное — Хэйдзо более чем уверен в том, что ничего плохого не случилось бы. Его бы точно не выгнали из комнаты под громкие ругательства, максимум — закончили бы этот непонятный ритуал чуть пораньше. И неловкость за произошедшее испытывал бы именно он.       А если бы все получилось по-другому? Если бы господин Каэдэхара после этой неожиданности ничего не сказал, молчаливо выразив свое согласие? Хэйдзо снова поцеловал бы его шею, мягко поглаживая плечи, спину, может, пошел бы дальше и прикоснулся губами к его щеке, и... Если бы он повернул свою голову, чтобы вдохнуть чуть больше воздуха, потому что сил справиться с этим как будто насилием над душой и телом не находится, Хэйдзо набрался еще больше смелости и смог бы пойти дальше: к губам.       Дальше уже идут фантазии более высокого рейтинга — оправдывать его еще слегка рановато, — поэтому Хэйдзо прерывисто выдыхает, схватившись за уголок подушки, и на живот переворачивается, помогая облегчить своему организму пережитую эмоциональную взбучку. Нет уж, пользоваться советом Синобу он не собирается: самому же стыдно потом будет ходить и смотреть в глаза преподу. Хотя... У него еще целая неделя каникул впереди, справиться со своим позором он как-нибудь сможет, правильно?       Вообще, это немного странно, нет? Почувствовать первые признаки возбуждения от одной лишь фантазии с поцелуем. Причем, что самое смешное, Хэйдзо никакого стыда от этого не испытывает, это как будто именно то, что ему нужно было понять, почувствовать и решить, что с этим делать. Решить, правда, не решил: пока еще в раздумьях, но очень близок к тому, чтобы превратиться в собаку. Потому что процесс уже запущен, а бороться с самим собой у Хэйдзо всегда получалось не очень.       Перевернувшись на спину подальше от соблазна — еще не подумал обо всем с должным вниманием, — Хэйдзо складывает руки на животе и утыкается взглядом в потолок. С одной стороны, ничего такого в подобных, э, развлечениях нет: кто грешным делом не занимался ручным трудом, мечтая о прекрасном времяпрепровождении с какой-нибудь знаменитостью? Правильно, адекватные люди, у которых с личной жизнью было все в порядке. Только Хэйдзо не подходит сюда по трем параметрам: адекватности нет, личной жизни — тоже, да и господин Каэдэхара гораздо ближе, реальнее и доступнее, в отличии от публичных личностей. С другой стороны, когда его волновала собственная совесть и чувство разума? Именно в похожих случаях, конечно, потому что не послушаться голос разума, когда он твердит сидеть и учить билеты, а не письки по кругу пинать, было бы очень глупо. Да и... Ну, как будто данный процесс для его молодого организма будет только в плюс? Никто же не виноват в том, что у него мыслишки зашалили в сторону одного конкретного человека, правильно?       Вообще, сам факт того, что Хэйдзо так просто сдался перед самим собой, почти согласившись пуститься во все тяжкие, крайне волнующий. Почему он внезапно забыл о том, как же сильно чесались его руки в надежде на то, что получится обхватить преподавательскую шею и кинуть в удушающий на спину, чтобы прикрылся и не разбрасывался своими шуточками направо и налево? То есть, да, Хэйдзо уже достиг наивысшей на данный момент философии, признав для себя некоторого рода привлекательность господина Каэдэхары, но чтобы вот так взять и забыть обо всем, через что ему пришлось пройти? Ну нет, еще чего не хватало. Нужно думать шире, хитрожопее и в свою пользу. Какой ему прок от обычной дрочки, когда здесь слишком все непонятно?       Нужно продолжать раскручивать идею с косичками, точно. Слишком уж мутная вся эта тема: господин Каэдэхара неоправданно много уделяет ему внимания, за что ой как можно ухватиться и долбить бедную белобрысую голову, даже если по-детски, даже если станет все гораздо хуже, и в ход пойдут более откровенные подъебы и доебы. Опасно и довольно рискованно, но зато подобное внимание к своей персоне будет оправданно, и вся ответственность за содеянное будет лежать на нем самом.       Пора выкидывать этого водителя на заднее сидение и самому садиться за руль: засиделся как-то дружочек.