Пустое место

      Обычно Хэйдзо просыпается далеко не с самым добрым настроением. Потому что это самое обычно происходит ранним утром, когда подушка притягательно мягкая, а поза настолько удобная, что, кажется, всю жизнь ее искал и только сейчас, когда так несправедливо нужно подниматься, нашел. Сегодня же... Ну, случай исключительный как минимум. Он, право слово, не припомнит, чтобы напивался до такой степени, когда при пробуждении тело ломается в адских муках, а голова даже близко вспомнить не может тот момент, когда все пошло не по плану. Бонусом ко всему этому шла шикарная акция: напейтесь до свинячьего визга и получите тошнотворное месиво во рту в подарок.       Какая же он свинота, боже.       Хэйдзо стонет болезненно при попытке перевернуться с отлежавшейся руки на другой бок. Силой воли он заставляет-таки свои глаза разлепиться, но яркий свет больно врезается в самое сознание, заставляя пожалеть о своем необдуманном решении в ту же секунду.       — Проснулся? — слышится насмешливый голос Скарамуччи, и Хэйдзо по слуху поворачивает голову в его сторону, ладошкой прикрывая пострадавшие от солнечного нападения глаза.       — Будь другом, — сипит охрипшим с какого-то перепугу голосом, тут же прочищая горло. — Прикрой шторы.       Скар хмыкает, явно злорадствуя от всей души, но просьбу выполняет и бонусом — он же все-таки хороший друг — наливает этому алкашу бессовестному воды в стакан, после поставив его на тумбочку.       — Вот же блядство, — вздыхает раздосадованно Хэйдзо, скидывая с себя пуховое одеяло: жарко.       Тут же он ощущает невероятную легкость на своих, как оказалось, голых ногах и догоняет: его заботливо раздели до трусишек с уточками и, чмокнув в лобик, уложили спать. Будь Хэйдзо в более дееспособном состоянии, он бы тотчас разнылся и начал лепетать Скарамучче о своей благородной любви к нему, но единственное, на что его хватает сейчас, — ляпнуть все еще хриплое:       — Какого хера ты здесь делаешь?       Скар от такого заявления подвисает даже, недобро зыркнув на отходящее от пьянки тело через приподнятую бровь.       — Ты меня с кем-то путаешь, — но хуй кладет обратно, решив, что сил на препирательства у него нет.       — Вполне возможно, — Хэйдзо кривится от легкой головной боли, когда пытается приподняться ради глоточка воды. — Но я серьезно. У нас же пара сейчас, разве нет?       Нет, ну не может быть так, что этот идиот все мозги свои пропил на вчерашней зарубе. Вчера еще вроде адекватный — с натяжкой, конечно, но сойдет — был, даже тупорылые шутки свои шутить не пытался, а сейчас лимит благодати исчерпался, видимо, и Скарамучча вынужден вести переговоры с этим тупицей сквозь боль и желание втащить ему по морде своим тапком.       — Сегодня официальный выходной, — напоминает ему Скар, благородно засунув свое бешенство куда подальше.       Все же войти в положение умственно отсталого человека будет явно не лишним. А он мальчик воспитанный, грех не помочь обделенному радостями жизни.       — А-а-а, — осторожно бухается головой на подушку Хэйдзо, промочив пересохшее горло. — Точно-точно, припоминаю что-то такое.       Скар едва ли держит себя в руках, чтобы не ляпнуть: «Да неужели», — но все же героически молчит, снова переключая свое внимание с алкоголика на книжку по истории. Что-то ему подсказывает, что результаты теста его не порадуют.       — Что вчера вообще было? — скорее у себя спрашивает Хэйдзо полушепотом, убирая прилипшие к лицу волосы назад.       Тихий, но такой уже красноречивый вздох друга дает подсказку: что-то точно было. Но Скарамучча даже глаз на него не поднимает, многозначительно закинув ногу на ногу, и показушно читает учебник вслух, явно намереваясь молчать до победного в каких-то там воспитательных целях.       — Скарушка, — пытается Хэйдзо, задницей почуяв неладное. — А будь другом...       — Насри кругом, — перебивают его, все еще не отвлекаясь от чтения.       — Ну Ска-ар, — тянет он, перевернувшись на живот дохлой селедкой. — Ну пожа-а-алуйста.       — Иди в пизду, — между делом вставляет Скарамучча, все еще продолжая читать учебник.       Терпение на исходе: он очень сильно хочет все ему рассказать, причем в мельчайших подробностях, чтобы насладиться истинным ужасом, что обязательно промелькнет в его глазах, но так хочется помариновать этого придурка еще совсем чуть-чуть...       — А ты на хуй, — дуется Хэйдзо, отвернув голову в противоположную от друга сторону. — Спрошу у Синобу, значит.       — А она и не в курсе, — Скар честно пытается скрыть свою гадкую по всем параметрам ухмылку, но сыпется на том, как Хэйдзо резко разворачивается всем телом в его сторону, чуть не свалившись с кровати прям в преисподнюю.       — Ох ты бля, — успевает схватиться рукой за стол, останавливая себя от интимного столкновения с полом. — Да как ты смеешь так надо мной издеваться, свинья ты бессовестная?       Как же он негодует, Хэйдзо аж воздухом давится, швыряя в сидящую напротив бестолочь какой-то херью, что со стола спиздить умудрился. Но Скар уворачивается без особых усилий, не обратив на это никакого внимания, чем еще больше выводит из себя бедного и явно не заслуживающего к себе такого отношения Хэйдзо.       — Я тебе палочку ватную в очко засуну, пока ты спать будешь, если не расскажешь, и это угроза, — тыкает в его сторону пальцем, решаясь на крайние меры.       Этого полудурка он наизусть знает, поэтому понимает, что его просто заставляют унижаться ради собственной выгоды — садист до костей мозга.       — Ну ладно, так и быть, — закатывает глаза Скар, убирая учебник на стол.       Как же хочется ему втащить между глаз, а потом эти самые глаза на жопу натянуть и пинками под зад затолкать на подоконник, чтобы изображал из себя какаху, которую обычно оставляют в качестве реквизита птички по весне.       — Бессовестное ты чмо, — стонет недовольно, вновь перекатываясь с живота на спину в поисках удобной позы. — Живодер, садист, даун...       — Я и передумать могу, — вставляет свое предупреждение Скарамучча, достаточно красноречиво выгнув бровь, и дожидается полного смирения со стороны своего слушателя.       А после вываливает все как на духу, не собираясь пропускать ни одной подробности. Без своего контекста, конечно, он обойтись не смог: приукрасил парочку моментов для разнообразия, но всю суть передал так, как она есть. И про то, как Хэйдзо штаны свои новые обгадил, и про то, как препода своего чуть ли на хер не послал — приукрасил будь здоров, но где он не прав? — даже про гондона упомянуть не забыл. Только вечер на том и не закончился вовсе, ибо Хэйдзо праведно решил довести свое дело до победного: без комплиментов не должен был остаться ни один человек. Чайлд отделался легким испугом и тихими смешками со стороны их троицы, которую он благородно согласился подвезти до общаги, вкупе с господином Каэдэхарой, даже довольным остался, потому что протянутое пьяненько: «Ска-а-ар, не давай этому орлу кавказскому чаевых, ладно? А то меня укачивает», — звучит гораздо приятнее каких-то там гондонов.       — А потом я свалил куда подальше, чтобы не видеть твоего позора, — завершает довольный собой Скарамучча, со всем вниманием уставившись в ничего из себя не представляющую физиономию его друга.       Хэйдзо... Ну, значит, ничего не поделать: выбрасываться в окно так выбрасываться, выбора у него особого и нет. Хотя, конечно, есть, если уж совсем на чистоту, но забирать документы или переводиться в другой универ на последнем курсе — такая себе затея. Есть вариант чуть менее законный: прибить тихонечко этого злостного Каэдэхару где-нибудь в углу и прикопать земелечкой, а после сходить в церковь и грехи свои отмолить, покаявшись перед богом за все дела свои неправомерные. Потому что, блять, идти на пару к этому человеку он теперь совершенно точно не хочет, да и поебать уже как-то на все эти посещаемости и попытки залутать зачет автоматом. Хэйдзо остатки нервов своих бережет как зеницу ока, и не дай бог с ними что-нибудь случится, как же он тогда госы сдавать будет?       — Чтоб я сдох, бля-я-ять, — воет себе в ладошки, ногами пиная не заслуживающую такой участи кровать. — Ну почему? Почему ты не отпиздил меня и за уши не оттащил оттуда?       Вселенская обида за такое подлое предательство набрасывается на его несчастную душу, и Хэйдзо тысячу раз пожалел о том, что его с самого начала в раковине не смыли. Зачем рождаться в этот мир, если он так полон несправедливостей? Зачем иметь какие-то связи с людьми, если они так подло тебя подставляют в ответственные моменты?       — Я пытался, — защищается Скарамучча, приготовившись к выслушиванию часового нытья.       Был бы лучше благодарен ему за то, что похмелье с него снял словно бабка-колдунья.       — Если бы ты правда пытался, я бы в ту же секунду полетел к выходу вперед ногами.       Как же больно и грустно осознавать свои последние беззаботные дни. Хэйдзо готов расплакаться прямо здесь и сейчас после длительного перерыва — сколько же слез у него там накопилось... — не в силах справиться со всей этой ситуацией. Бог еще при рождении проклял его язык, наделив наитупейшей способностью из всех возможных, глупо полагая, что Хэйдзо будет использовать его исключительно в благих целях.       — Чтоб ты знал, окаянный, тебя бухущего хер ли переубедишь и заставишь что-то сделать, тебе только дай, — в самой настоящей обиде складывает руки на груди Скарамучча, нахмурившись.       — Что теперь со мной будет? — игнорирует его Хэйдзо, поглощенный своей личной трагедией.       Нужно ли ему беспокоиться о звонке из деканата? Нужно ли написать этому Каэдэхаре и на всякий случай попросить прощения? Или дождаться конца света втихаря, постаравшись проигнорировать весь творящийся пиздец где-нибудь в коробке из-под холодильника? А вдруг пронесет?       — Да ничего с тобой не будет, боже, — закатывает глаза Скар, обратно потянувшись за учебником по истории. — Если бы его это задело, тебе бы уже позвонили.       Доля правды в этом есть. Конечно. Может быть, господин Каэдэхара и правда не настолько обиделся на его пьяный бред, чтобы вот так идти и писать на него докладную — в официальный выходной! — но не зря же говорят, что то, что у трезвого в голове, то у пьяного на языке. Хэйдзо уверен, за докладной будет крыться более изощренное отмщение, даже пытка, за Каэдэхарой не заржавеет напридумывать кучу новых подъебов, что аж ему самому скользко станет. Остается лишь молиться, что жопе его больно падать не будет: чинить копчики — не самое приятное занятие.       — Когда у нас его пара? — отчаянно смотрит в потолок Хэйдзо, сложив руки на груди.       — В четверг, — бурчит себе под нос Скар и следом добавляет: — Сегодня вторник. Вот и думай.       — У нас семинар, верно? Семинар, на котором я буду тему рассказывать, — ему кажется, или это слеза сейчас стекает ему в ухо?       — Вот сиди и учи, чтоб он не доебался.       — Ты прав. Я так и сделаю, — всхлипывает Хэйдзо, вытирая невидимые слезы со своих щек. — Вспомнить бы, что там еще за тема была, — вполголоса произносит он, садясь на кровати. — Где мой телефон?       — Я кинул его где-то рядом с подушкой, — отзывается Скар, радуясь тому, что цирковой номер окончен.       Хэйдзо сует руку под подушку в поисках мобилы и, нащупав, достает его из плена. Волосы гадко лезут ему в глаза, и он берет со стола резинку, завязывая их в небрежный пучок на затылке, чтоб в душу не гадили, а после допивает всю водичку из стакана, что верно ждала своего часа. Включив экран телефона, Хэйдзо охает от неверия: одиннадцать часов дня! Он так долго проспал и все равно остался невыспавшимся, где же так обосралась эта справедливость, что аж ему под носом завоняло?       — Чего, блять? — вырывается само собой у него изо рта, когда следом за временем он замечает отправленное одним незаблокированным по очевидным обстоятельствам пользователем сообщение.       Скарамучча мыкает скорее для галочки, молчаливо интересуясь в происходящем, но, не получив ответа, все же отрывает глаза от учебника и удивляется от не менее удивленного лица друга, который пустыми глазами пялится в свой телефон.       — Ты чего? — решает уточнить Скар.       — Я... Мне... Отп... Отправили видео, — запинается Хэйдзо, уже в полной красе рассмотрев обложку этого самого видео.       Мог, в целом, и не унижаться перед Скарамуччей, ему и без того поминутно и довольно красочно показали, как, где и кому он там хуйца соснул. Слава богу, что одетый.       — Кто? Какое видео? — хмурится непонимающе Скар, раздражаясь от чужой затарможенности, и откладывает книжку в сторону, чтобы перебраться к другу на кровать.       k.kazuha:       доброе утро, золотце       *видео*       надеюсь, твое похмелье чувствует себя получше       — А-ху-еть, — Скарамучча с хлопком прикрывает свой рот ладонями, стараясь не заржать в голосину от подобной херни.       Он хороший друг, он, блять, не будет смеяться над Хэйдзо в такой ситуации, он обязательно его поддержит и скажет, что все хорошо, ну посмеются над ним, а потом забудут, и весна на душе распустится пахучими цветочками. Но аффирмации эти работают на ноль процентов из ста возможных, и Скар сыпется на ровном месте, в наглую решив поржать от души и в голос. Ой зря он тогда ушел, нужно было остаться и своими глазами лицезреть подобного рода действо.       — Весь номер пропустил, — вытирает выступившие от смеха слезы на глазах Скарамучча, сочувствующе похлопав держащегося за голову Хэйдзо по плечу. — Ладно тебе, он же твой герой, не станет он над тобой измываться.       — Да ты что? — слышится приглушенно. — Если даже ты сейчас надо мной издеваешься, я боюсь того, на что хватит его гениального мозга. Он же меня просто закопает.       Но, кажется, Хэйдзо не испытывает ни одной негативной эмоции: ни страха, ни сожаления о своем долбоебизме, ни сочувствия к самому себе. Смирение затапливает всю его душу, помогая не сойти в ненужном месте и не на своей остановке. Раз уж так вышло, значит, так оно и нужно было, чего уже панику разводить. В конце концов, он сможет в очередной раз потренироваться над остроумным ответом на не менее остроумный вброс его золотого преподавателя. А если не получится... Ну, до конца учебного года еще херова туча времени, поднатореть успеет еще так, что этот Каэдэхара — спасибо ему большое, что спас его пьяную тушу от падения — начнет умолять его остановиться: настолько жестко Хэйдзо будет драть его разум и душу.       Время еще не вышло, отыграется.

***

      Весь день ушел на стратегическую подготовку к семинару по уголовному праву, а господин Каэдэхара не стена, подвинется перед страшной женщиной в преклонном возрасте. Потому что госпожа Санго который год подряд грозилась выставлять незачет каждому, кто осмелится выйти отвечать семинар с телефона. Максимум, на что она могла расщедриться — распечатка, а еще лучше от руки написанный конспект.       «Когда пишется, лучше запоминается», — твердила из раза в раз, но при этом все еще не жаловала электронные конспекты и ругалась от души, когда на ее заверения высказывались полные горечи отрицания: нихера это так не работает. Ибо в большинстве случаев конспекты писались или на отъебись, или ради галочки, чтобы хотя бы таким способом можно было вымолить у нихрена не видящей бабульки зачет.       Спойлер: этого всегда было мало. Поэтому Хэйдзо вылизывал ей пятки, за спиной вынося весь ее сборник исключительных выражений на помойку: столько неприкрытого дерьма в сторону студентов он в жизни не слыхал от столь высококвалифицированных педагогов. Бабка никогда не скромничала в подборе своих выражений, и сколько уже было написано жалоб на эту миледи... Но нихера, как очевидно, не менялось. Она как сидела своей дряхлой задницей на одном и том же стуле, так и сидит дальше, в крысу мстя всем осмелившимся написать на нее донос.       Маразматичка старая.       Хэйдзо гордился собой и своим умением подлизать тогда, когда надо, и там, где надо, причем с таким профессионализмом, что заставлял своих одногруппников давиться черной завистью. Не сказать, что в большей степени это была его личная заслуга: все же родители его драгоценные тоже постарались над тем, чтобы хромосомы буковками отличались. Бабуля Санго была скрытой извращенкой, что про себя тащилась с молоденьких мальчиков, потому всю свою доброту вливала в особенно активных парней, закинув в черный список прекрасную половину человечества.       Как же хорошо не родиться женщиной, боже. Столько проблем мигом исчезает...       На сообщение своего остроумного и потрясающе смекалистого педагога Хэйдзо предпочел забить огромный и толстый. Не станет он тешить его самолюбие, ни за что. Единственное, о чем в тот момент мечтал Хэйдзо, — скинуть ему дикпик с огромным таким кожаным змеем, но Скар очень красочно выстроил дальнейшую цепочку возможных событий, где Хэйдзо на коленях просит прощения у господина Каэдэхары в кабинете ректора, умоляя не отчислять его на последнем году обучения. На коленях перед мужиками Хэйдзо стоять не привык, а уж перед Каэдэхарой тем более — не заслужил еще, — поэтому в рекордные сроки переобулся прямо в воздухе и постарался забыть о том, что он там видел и слышал.       «Сами Вы золотце», — боже, ну что за дискотека такая, Хэйдзо чуть не выблевал весь свой желудок от собственной тупости. А это детское: «Вы мой герой»? А сам факт того, что его по спине похлопали? Хэйдзо более чем уверен, что на его коже теперь красуются следы от чужих ладоней, и ему насрать (!) на подобного рода преувеличения. Его жутко бесит вся эта ситуация, и он был бы очень за пойти и подергать этого не особо далеко ушедшего от него самого взрослого дяденьку за белобрысые патлы, чтобы отблагодарить, так сказать, за спасение. Но Хэйдзо героически держался весь день, стараясь мыслями далеко не уходить от уголовного права, чтобы грехов новых не сотворить.       Держался. Он правда очень сильно старался. Но, сука такая, пришедшее ближе к одиннадцати ночи сообщение заставило переобуться обратно.       k.kazuha:       некрасиво томить ожиданием столько времени       мне же интересно       Хэйдзо готов совершить страшный грех прямо в этом общежитии, даже труп прятать не будет и сразу же с повинной явится для дачи показаний в ментовку, чтобы долго не томить себя... Короче, чтобы долго не прятаться. Заебал этот Каэдэхара его душу, и терпеть это выше его сил.

      heizouu:      

      что ж я буду Вам тут полотна выписывать      

      хотите, я спущусь и лично поблагодарю Вас за спасение?      

      k.kazuha:       а ты знаешь...       да, пожалуй, хочу.       122       Точка. Блядская точка, Хэйдзо даже напрягся в моменте, едва ли не удумав соскочить с затеянного безобразия от греха подальше. Вдруг там какой-то злой дядька за господина Каэдэхару сидит? Хэйдзо сомневается, что сможет в таком случае отстоять свои права, побоявшись даже слова вставить. Но хуй там плавал, начатое нужно доводить до конца — твердое его уверение. Поэтому Хэйдзо вешает лапшу на уши Скарамучче, чтобы без объяснения причин свалить на поиски приключений для своей ненасытной задницы — это не должно было прозвучать так пошло, — а после вываливается уверенной гусеницей в коридор. Что и как ему говорить Хэйдзо пока не придумал, но с импровизацией у него всегда было не так плохо, как могло бы быть, так что на этот счет переживать он вряд ли станет. Да и в самом деле, хуже того, что он уже успел назвать его гондоном, точно не будет.       Смелости поубавилось на лестничном пролете между первым и вторым этажом. Хэйдзо застопорился прям перед финишной прямой, вспоминая наставления своего сенсея: а нужно ли ему все это? Вдруг он переборщит и все же получит пиздюлей по полной программе? И если не от декана, то от самого Каэдэхары точно — с этим он справлялся на отлично и без чужого вмешательства. Воспитатель, блять.       — Давай, Сиканоин, не позорься, — отвешивает себе легкую пощечину Хэйдзо, сделав глубокий решительный вдох.       Попытка не пытка.       Стук в дверь, кажется, заглушается быстрым сердцебиением, и Хэйдзо одной лишь силой воли удерживается от трусливого побега, чтобы не выставить себя идиотом. Он не какой-то там интернет-герой, который только буквами чесать будет направо и налево, нет. Он и в жизни может вычесать своим языком так, что оппонент его в один момент заткнется и пойдет маме плакаться в жилетку. Это у него с Каэдэхарой как-то не клеилось пока что, есть в его ауре что-то такое... Неправильное. Словно предупреждающее о том, что этот хмырь не так уж и прост, как кажется на первый взгляд. Типа опасный.       Через пару секунд перед его лицом открывается дверь, и Хэйдзо замечает до ужаса домашнего — даже неловко как-то — и явно довольного своей выходкой преподавателя. Кадзуха, едва скрывая свою наглую улыбку, отходит в сторону и движением руки приглашает парня к себе в гости, учтиво прикрыв за ним дверь. А после заинтересованно складывает руки за спиной и опирается поясницей о дверь, чуть склонив голову вбок. Хэйдзо под его взглядом теряется, но виду не подает: он самец, он волк и победитель, так что так просто сдаваться не намерен. И, если понадобится, уложит этого Каэдэхару на лопатки в считанные секунды.       Не словами, так силой.       — Уютненько у Вас тут, — издалека начинает он, ни в коем случае не ссыкливо отведя взгляд в сторону.       — Спасибо, — хмыкает господин Каэдэхара, не сводя глаз со смущенного и в моменте запаниковавшего студента.       — Короче.       Ой как же Хэйдзо бесит собственная нерешительность, он более чем уверен, что выглядит сейчас слишком жалко, словно не он тут пришел пиздов раздавать за незаконную съемку и за подъебы в целом, раз уж выдалась такая возможность.       — Да? — подначивает его Кадзуха, прикусив губу.       Иначе посыпется в ту же секунду, не дав даже начать бедолаге свою тираду.       — Во-первых, писать в столь поздний час — верх неприличия, — складывает руки на груди Хэйдзо, стараясь держать позицию непробиваемого идиота.       Кадзуха кивает, выражая свое полное согласие. Ну не смог он ничего с собой поделать: любопытство и нетерпение изнутри разрывали, потому и не сдержался. Да и настроение было какое-то не привлекательное, а этот забавный котенок так здорово умеет поднимать не только настроение, но и боевой дух, что выбора у него как будто и не оставалось вовсе. Кадзуха словно на терапию к психотерапевту ходит.       — Во-вторых, — сглатывает тяжело Хэйдзо, до последнего не отводя взгляда от уверенного лица господина Каэдэхары. — Извиняться я не намерен, потому что сказал все по факту.       И, выдохнув, опускает руки вдоль тела, собираясь свалить из этой комнаты куда подальше. Но наглый господин Каэдэхара даже на миллиметр не сдвигается, молчаливо прожигая его своим насмешливым взглядом.       — Я сказал все, что хотел, — хватается он за ручку двери, попытавшись открыть дверь.       — А я услышал не все, что хотел, — убирает его руку Кадзуха, аккуратно оттолкнув его подальше от двери.       Ну нет, так просто он его отпускать не намерен, зря, что ли, мариновал это золото?       — Нет, Вы что-то путаете, — сопротивляется Хэйдзо его заверениям и как ни в чем не бывало делает еще одну попытку сбежать из этого помещения.       Какая же ядовитая змеюка ему попалась... Шанс выиграть такой приз, кажется, был равен нулю, но даже так Хэйдзо выстрелил в погрешность, заполучив то, от чего всем сердцем хотел бы избавиться.       Кадзуха тихонько смеется и, осторожно обхватив его за плечи, отводит подальше от двери. Хэйдзо, оборачиваясь назад ради безболезненного приключения, неловко цепляется за чужую толстовку, чтобы не свалиться, и послушно — у него не было выбора — усаживается на стул, когда господин-маньяк-Каэдэхара давит ему на плечи.       — Я буду кричать, громко, — предупреждает его Хэйдзо, опасливо нахмурившись.       Кадзуха смеется тихо, мотнув головой, и совсем близко к своему пленнику опирается задницей о стол, преградив путь к побегу.       — Если слова извинений, то так и быть, я тебя отпущу, — складывает руки на груди, по-настоящему умиляясь тому, как хмурятся недовольно темные брови парня.       — Извинений за что? — храбрится Хэйдзо и опирается плечом о спинку стула, копируя позу господина Каэдэхары. — За то, что Вы постоянно меня позорите? Кажется, это я должен выслушивать свои заслуженные извинения.       — Ух ты, — приподнимает в удивлении брови Кадзуха, прикусив губу. — А не много ли ты просишь?       — Ровно столько же, сколько и Вы, — щурится он хитрожопо, чуть склонив голову вбок. — Я чувствую себя обиженным.       — О, котенок, — тянет жалобно Кадзуха, погладив дернувшегося в неверии парня по голове. — Прости, что обижаю тебя, мне так стыдно.       — Слишком неискренне, — недовольно хмурится Хэйдзо и легонько ляпает наглую руку препода по тыльной стороне ладошки, уворачиваясь от глупых поглаживаний.       — Как мог, — разводит руками в стороны Кадзуха, переминаясь с ноги на ногу.       Хэйдзо щурится недоверчиво, оценивающим взглядом пройдясь по хитрожопому преподу сверху вниз и обратно. Что-то попахивает наглым и бескультурным пиздежом, а он такое на раз-два щелкает.       — Вы можете лучше.       — Откуда знаешь?       — Чувствую.       — О, как же он чувствует, — бурчит себе под нос Кадзуха, отведя взгляд в сторону.       И это таким вкусным соком растекается по душевной организации Хэйдзо, что он в один миг забывает о том, зачем он сюда приперся. Он уделал его! Самую малость, но уделал, Хэйдзо гордой улыбки сдержать не может, но тут этот вечно портящий момент Каэдэхара вновь стреляет в него своим насмешливым взглядом и улыбается так странно, что у Хэйдзо внутри переворачивается какой-то из желудочков.       — Предлагаю сделку, — вдруг выдает он. — Ты отыгрываешься на мне, а я, в свою очередь, закрываю свой гештальт путем искренних твоих извинений.       «Какая странная хуйня», — сказал бы Хэйдзо, если бы не чувствовал здесь какой-то подвох. Вот так просто взять и дать ему волю в своих садистских наклонностях? Да он больной ублюдок, не иначе. Только не такой тупой, как хотелось бы, а это значит, что простыми искренними извинениями Хэйдзо хер ли отделается. Что-то точно будет.       — А можно детали? — щурится, волнительно прикусив губу.       Соглашаться на такую сделку — все равно, что подписывать документ, где мелким шрифтом может быть прописана какая-нибудь несусветная дичь, которую Хэйдзо за версту своим собачьим нюхом чует. Потому что с этим типом ничего просто так не бывает.       — Детали? — хитро улыбается Кадзуха, едва заметно дернув плечом: точно что-то задумал.       Хэйдзо кивает, с подозрением всматриваясь в хитрую улыбку преподавателя, что тихонько смеется и молча ковыряет тапочками пол.       — А вообще-то, — внезапно решает принять правила этой странной игры Хэйдзо: по-другому скучно будет. — Я хочу придушить Вас подушкой, — и поднимается со стула, как ни в чем не бывало поправляя выбившиеся из пучка волосы.       Кадзуха застывает на несколько секунд, обдумывая полученную информацию, а после кивает, без каких-либо возражений соглашаясь на подобную затею, и молчаливо подходит к своей кровати, чтобы звездочкой бухнуться на матрас в ожидании своей участи: если это все, что требуется для счастья этого ребенка, Кадзуха готов пойти на такой шаг. Он подползает ближе к изголовью кровати и, достав из-под головы подушку, смиренно ждет момента, когда Хэйдзо соизволит — а смутился-то как, ой засранец — забраться на него сверху. С немым вопросом уставившись на мельтешащего парня, Кадзуха кидает ему в руки подушку и разбрасывает руки в стороны, морально приготовившись к нападению.       Да как так-то, блять? Даже сейчас, когда, казалось бы, вся ситуация под его контролем, Хэйдзо умудряется вести себя как детсадовец. Как будто весь стыд и смущение Каэдэхара взял и вместе со своей тупостью переложил в его, Хэйдзо, ладошки, поздравляя с пополнением в семье. Не так все должно быть!       — Не боитесь? — заползает он неловко на кровать, не особо торопясь начинать задуманное.       — Чего? — поворачивает голову в его сторону Кадзуха, чуть улыбнувшись. — Того, что ты меня задушишь? Я тебя умоляю.       — Это похоже на сомнительную БДСМ сессию, — справедливо замечает Хэйдзо, перекидывая ногу через чужой живот.       — Хочешь, придумаем стоп-слово? — прикрывает глаза Кадзуха, посмеявшись с легкого шлепка по своему бедру.       И без того ситуация какая-то... Ужасно неправильная, Хэйдзо чувствует себя ужасным дураком, что в очередной раз ляпнул какую-то дичь, предварительно не согласовав решение мозга с языком, а этот гений — задушить бы его — еще больше масла в огонь добавляет. Был бы Хэйдзо поумнее, давно бы научился извлекать из таких ситуаций свою какую-то выгоду. Господин Каэдэхара почти за бесплатно — ценою в чужое душевное равновесие — обучает его такому опыту, а он так беспардонно его просирает.       — Скажите что-нибудь бесячее, чтобы я перестал думать о том, что я творю полную херню, — вздыхает Хэйдзо, неловко ерзая на чужом животе своей задницей.       Весь запал ушел покурить и, видно, забыл вернуться обратно. По каким-то неловким обстоятельствам он не может просто так взять и начать душить человека без причины... И плевать как будто, что этих самых причин у Хэйдзо накопилось вагон и целая тележка.       — Как ты себе это представляешь? — улыбается Кадзуха, подложив руку под голову. — Ничего приличного мне в голову сейчас не идет, так что...       — Скажите неприличное, так даже лучше получится, — перебивает его Хэйдзо, приготовив крепкий захват подушки в своих ладошках.       — Я сомневаюсь...       — Плевать.       Наглость города берет, точно. Кадзуха даже задумывается над тем, а не посадят ли его за подобные мысли, двадцать раз поблагодарив бога за то, что мысли люди читать не способны. Выбрав наиболее подходящую фразу, Кадзуха выжидает какое-то время, а после вздыхает, помолившись за сохранение своего достоинства перед самим собой как минимум, и сквозь стыд выдает тихое:       — Давай, любитель верховой езды, заканчивай свое представление.       Хэйдзо аж воздухом давится от возмущения, пусть и морально подготовился к подобному выбросу херни в атмосферу. Как он так четко попал туда, куда даже он сам себе запрещал думать? Это что за магия такая?       — Чего? — тянет недовольно, нахмурившись.       Но работает это на сто баллов из ста: Хэйдзо от души въебывает ему подушкой по лицу, мгновенно перекрывая доступ к кислороду. Господин Каэдэхара даже испуганно дергается, хватаясь ладошками за чужие запястья — настолько это было неожиданно.       — Любитель верховой езды, блять, — шипит злобно себе под нос Хэйдзо, игнорируя приглушенный подушкой смех препода. — Я б тебя так объездил, козел, от жизни охренел бы.       Остается лишь молиться, что до чуткого слуха господина препода эта пошлая херня не дойдет. Какое же все-таки у него испорченное мышление, Хэйдзо кается перед богом и самим собой за такие мысли. Но ведь он совсем не это самое имел в виду! Он всего-навсего хотел сказать, что забрался бы на него сверху и... Блять, нет, так еще хуже получается. Короче, заставил бы возить этого пришибленного на горбу его важную задницу, вот как. Свой зад Хэйдзо подставляет одной лишь достойной даме его жизни: учебе. И Каэдэхара в этот список, блять, не входит!       Отняв подушку от слегка раскрасневшегося лица господина препода, Хэйдзо важно заправляет свои выпавшие из резинки волосы за ухо и пытается дышать как можно ровнее: дыхание сбилось из-за легкого адреналинчика.       — Ты доволен? — смеется Кадзуха, облизывая пересохшие губы.       Хэйдзо вздыхает глубоко, оценивая свою степень удовлетворенности. Честно сказать, нет, нихера он не доволен. Для того, чтобы полностью закрыть свой гештальт, Каэдэхаре как минимум нужно на коленях постоять — желательно на гречке — и прощения повымаливать, тогда Хэйдзо еще сможет договориться с собой о том, что лавочку можно будет прикрыть. Но что-то ему подсказывает, что незакрытые гештальты у них совпадают...       — Нет, — отвечает ему Хэйдзо, но набрасываться снова не спешит. — Вы какой-то больно радостный.       — А чего мне грустить? — усмехается Кадзуха, подложив обе руки под голову. — В каком-то смысле это доставляет мне удовольствие.       Эх, снова прозвучало как-то странно, но спасибо, что ни один мускул на лице не дрогнул, выражая свое беспокойство по данному поводу.       — Вы мазохист? — выгибает скептично бровь Хэйдзо, отложив подушку в сторону. — Тогда мы можем с Вами сработаться.       Кадзуха фыркает, мотнув головой, и уставляется мечтательным взглядом в потолок.       — Боюсь, что нет, золотце, — у Хэйдзо нерв защемило, кажется. — Просто ты очень забавный, а я очень ценю свое хорошее настроение.       — Хотите, я еще раз его Вам подниму? — тянется рукой к подушке, хватаясь пальцами за наволочку.       — Я ценю твои старания, конечно, — идет на попятную хитрожопый препод. — Но твоему любимому преподавателю уже хватит дозы серотонина.       — Ой блять, — кривится Хэйдзо, без предупреждения впечатывая подушку в наглую морду шутника. — Любимый с конца, разве что, — шепчет себе под нос, раздражаясь с чужого мягкого смеха.       А Кадзуха и не сопротивляется вовсе, спокойно раскинув руки по сторонам. Этот маленький дурачок и правда до ужаса забавный, так что пускай наслаждается своей силой, пока еще есть возможность. Кадзуха не террорист или абьюзер какой-то, чтобы лишать детей маленьких радостей жизни. Хотя не сказать, что Хэйдзо он воспринимает... Как ребенка.       — А теперь моя любимая часть, — выдыхает удовлетворенно Кадзуха, убирая растрепавшиеся волосы с лица, когда ему снова благородно открывают доступ к кислороду.       Хэйдзо напрягается всем телом, когда замечает в его взгляде какой-то очень подозрительный огонек подставы. Но, справедливости ради, сам виноват: нечего было соглашаться на легкую победу, не узнав ценника. Сейчас вот наступит час расплаты, и он понятия не имеет, чего ожидать от этого козла на этот раз.       — Все очень просто и даже безобидно, не хмурься, — заправляет он выпавшую прядку волос Хэйдзо за ухо. — Мое расписание ты знаешь: я работаю по понедельникам, вторникам и четвергам.       — Так, — щурится подозрительно Хэйдзо, отложив подушку в сторону.       — Хочу, чтобы ты загладил свою вину перед любимым преподом легкой помощью. То есть целую неделю я буду ждать твоей участливости и искреннего желания помочь во всем, что покажется мне трудновыполнимым, — и улыбается невинно, сложив ладошки на груди в ожидании.       Ну, блять, другого быть и не могло. Конечно, Хэйдзо, эта же херня того стоила, да? Как жаль, что в его планы совсем никак не вписывается отбывание срока в тюрьме за жестокое убийство человека. А, может, рискнуть?.. Ему обязаны будут скостить срок, когда узнают, от какого монстра он избавил этот бедный мир. Но — как же больно было с этим смириться — хуй прокатит: присяжные растекутся лужей при виде смазливого ебальничка пострадавшего и упекут спасителя за решетку до конца его дней.       — Знаете что, любимый препод, — медленно-медленно вздыхает Хэйдзо, сжимая ладошки в кулачки. — Я таких педагогов на джедайском мече вертел, — делает странный, но довольно очевидный акцент, собираясь смываться из этой комнаты, пока пиздюлей не прилетело.       Но взгляд у господина Каэдэхары темнеет, и он жопой чует, как напрягаются мышцы его живота. От былой хитрой улыбки и следа не остается, что заставляет Хэйдзо самую малость занервничать.       — Не советую разбрасываться подобными намеками в мой адрес, — обманчиво ласково улыбается ему Кадзуха, приподнимаясь на локтях.       — Это Вы так на джедайские мечи обиделись? — решает уточнить на всякий случай Хэйдзо, нервно сглотнув под его тяжелым взглядом.       — Я настолько на идиота похож? — поджимает губы раздраженно, чуть наклонив голову вбок.       И до Хэйдзо только сейчас доходит, что план-то свой он перевыполнил с избытком.       — О мой бог, — улыбается он, забив огромный хуй на инстинкт самосохранения. — Не могу поверить, Вы и правда злитесь.       Выгнув бровь, Кадзуха молча пилит его своим недовольным взглядом, понимая, что так жалко повелся на очевидную провокацию. Ладно, золотце и правда смогло отыграться на нем за свои унижения, так и быть, Кадзуха принимает свое первое поражение. Но это не значит, что он собирается так просто заканчивать эту бойню.       — Знаешь, что бывает с теми, кто попадается мне под злую руку? — садится на кровати, положив ладони на съехавшие с его живота бедра Хэйдзо, чтобы не упал.       Хэйдзо же напрягается от такой и правда опасности до предела. Испуганно схватившись ладонями за преподавательские плечи, он едва удерживается от уязвимого падения на спину, но тут же дергает ногами в попытке выбраться из столь тесного контакта от греха подальше, когда его хватают за бедра, удерживая на месте.       — Не знаю и знать не хочу, — пытается отползти назад Хэйдзо, совершенно не понимая, чего можно ожидать от злого господина Каэдэхары.       Но все-таки неловко заваливается на спину, когда сопротивляющийся чужому побегу господин Каэдэхара с силой тянет его за ноги на себя. За что боролся, на то и напоролся, пускай получает то, что так долго хотел.       — Напоминаю о том, что я умею очень громко кричать, — предупреждает его Хэйдзо, едва ли сдерживая себя от настоящей паники.       Ну не могла же администрация взять на работу какого-то маньяка, который студентов как мух к себе заманивает, а потом убивает в свое удовольствие.       — Вот сейчас мы это и проверим, — расстегивает свой ремень Кадзуха, замечая самый настоящий испуг в чужих глазах.       И все же сдержаться — не в его силах. Прикрыв глаза, он садится на пятки и начинает откровенно смеяться со всей этой убогой ситуации. До Хэйдзо не сразу доходит вся суть невероятно пиздатой шутки, которую понять не смог бы лишь такой придурок, как он сам, но как только доходит... От блять, он бы этого шутника прямо сейчас избил бы до полусмерти и оставил истекать кровью, приглушив свет для более интимной атмосферы. Хэйдзо же поверил! Он правда испугался того, что сейчас либо с ним, либо с его задницей произойдет что-то очень нехорошее, усомнившись в психическом равновесии этого долбоеба.       — Да Вы больной! — пинает его в коленку ногой Хэйдзо, в негодовании накрыв горящее лицо ладонями.       — Прости, — вытирает заслезившиеся от смеха глаза Кадзуха, обратно заправляя ремень в петельки штанов. — Ты бы видел свое лицо.       — Вы бы видели свое! — воет сквозь ладони потерпевший. — Самый настоящий маньяк, сука, какой же... — и хлопает от злости на самого себя за подобное суеверие кулаками по кровати, раздраженно уставившись в потолок.       — Этого у меня не отнять, не спорю, — вздыхает довольно Кадзуха, поправляя растрепавшиеся волосы. — Но я серьезно, Хэйдзо, не смей больше употреблять это слово в таком значении. Это неуважительно как минимум.       Хэйдзо кивает, соглашаясь с тем, что и правда херню полнейшую сморозил. К тому же шутки про педо- и кого-либо — очень сомнительная тема, он подобное порицает всеми фибрами своей души, просто... Да Каэдэхара этот во всем виноват, что тут еще разбираться?       — А если и правда по заднице ремнем схлопотать не желаешь, то рекомендую вприпрыжку бежать к себе в кроватку, пока я добрый, — отползает он назад и, закинув себе под спину подушку, опирается о спинку кровати.       «Пока я добрый», — раздраженно передразнивает его Хэйдзо у себя в голове. Но послушно поднимается и, показушно откланявшись царю в ноги, хлопает дверьми — это было обязательно, — не забыв пожелать ему добрых снов напоследок. Хотелось бы, конечно, все же придушить во сне его подушкой, чтобы знал свое место, но Хэйдзо — мальчик добрый, он на такое не способен.       Остается надеяться, что будет не способен до конца учебного года.