Amor non est medicabilis herbis

      Хонджун подпрыгнул на кровати от резкого хлопка двери о стену. Звук сам по себе громкий, а учитывая полное отсутствие звукоизоляции в общежитии, так и вовсе оглушающий. Не продрав толком глаза, чтобы узнать, что, собственно, произошло, он уже был готов рвать и метать, но пока только злобно шипел. Хонджун не спал до шести утра, выполняя задание преподавателя — будь проклят тот момент, когда он подумал, что легче отработать, чем прийти на практику, — после чего сразу же выключился. По внутреннему ощущению сейчас было чуть больше восьми, часы на запястье подтвердили это, заодно продемонстрировав практически разряженную батарею и глупую картинку на заставке, а сие означало, что юноша имел полное право устроить разнос и даже, возможно, строить план изобретательной мести.       Не скрывая раздражения, Хонджун обернулся.       Он ожидал увидеть коменду, решившую, что сейчас самое время устроить проверку, Чонхо, который периодически покушался на их холодильник, или местного человека-громкоговорителя Уёна, по совместительству являвшегося старостой этажа и одногруппником его соседа, но чего он точно не ожидал, так это стоящего в дверях и совершенно заплаканного Юнхо, что крепко прижимал к себе аккуратно сомкнутые ладони.       — Юнхо?!       Весь гнев мигом улетучился, уступив место беспокойству. Взволнованный, Хонджун подорвался с кровати.       — Что случилось? — взволнованно спросил он, разглядывая шмыгающего носом соседа, что лишь опустил молча голову.       После беглого осмотра Хонджун заметил, что один кроссовок отсутствует, руки по-прежнему в перчатках, халат расстёгнут, а шапочка вовсе каким-то чудом висит на одном ухе. Никаких следов боя в виде царапин и покраснений, что обещали бы в одночасье превратиться в синяки. Единственное, что отличало Юнхо от типичного представителя вида «студент медицинского обыкновенный, на пару опаздывающий» — распухший нос, красные глаза да дорожки слёз на щеках. «И даже так, он всё равно невероятно красив», — невольно пронеслось в голове Хонджуна, но он сразу же прогнал крамольную мысль.       Юнхо всхлипнул и принялся осторожно раскрывать ладони, в которых что-то находилось. Это «что-то» издавало звуки, очень похожие на кваканье, и Хонджун всей душой уповал, что ему показалось. Он был бы не против поставить самому себе диагноз «шизофрения», или «биполярное аффективное расстройство», например, со слуховыми галлюцинациями как одним из признаков заболевания, лишь бы только в нежных руках оказалось не то, о чём он думал; однако мгновенно возникшее в памяти чужое расписание, которое он знал на удивление лучше собственного, не давало надежде стать реальностью. Когда сокровище наконец явилось взору, Хонджун не смог сдержать разочарованного стона.       На больших ладонях его соседа сидела лягушка.       — Ты стащил препарат с кафедры физиологии, — обречённо произнёс Хонджун, внимательно разглядывая испуганное земноводное, которое попыталось спрыгнуть, но Юнхо вовремя спрятал её обратно в клетку из своих пальцев. Не менее напуганный собственной выходкой, он впервые заговорил:       — Не называй Фрогги препаратом.       — Ты и имя успел дать!       Хонджун честно не понимал, как его милый, добрый сосед со своей всеобъемлющей любовью к животным умудрился поступить на врача, когда даже малым детям известно, что в медицинском режут лягушек и прочих зверей. Почему не ветеринар, на худой конец?! Не менее любопытно было бы узнать ещё и то, что с пылким защитником всего дышащего сделает заведующий кафедрой, если не сам ректор, когда обнаружится, что из аудитории, где из-за нехватки препаратов студенты вынуждены становиться в группы, украли столь ценный артефакт. Или эта новость уже успела разнестись по всему университету? Как Юнхо вообще умудрился? Хонджун тяжело вздохнул, потирая переносицу.       Найдя чистую банку из-под присланных матерью Юнхо угощений — спасибо большое госпоже Чон, что обеспечивает сына и его сокамерника едой, — Хонджун, поразмыслив немного, наполнил ёмкость водой и только потом протянул её горе-спасателю, чтобы тот осторожно опустил внутрь лягушку, коей повезло избежать мучительной смерти от неопытных рук студентов-медиков. Успокоившемуся герою дня было вручено полотенце и указан курс в сторону туалета; сам же Хонджун, взглянув на часы и сделав вывод, что безбожно опаздывает на пару, проклял свою мягкосердечность, а заодно и тот день, когда Юнхо заселили в его комнату, после чего принялся терпеливо ожидать возвращения виновника утреннего переполоха.

***

      — То есть, пока Сан с Уёном отвлекали преподавателя, а Минги прикрывал, ты схватил несчастное животное и убежал, потеряв по пути кроссовок, когда услышал окрик профессора Пака, — подытожил Хонджун, до конца выслушав путанный рассказ. — А где в это время был Ёсан?       — Он не пришёл на пару, — понуро ответил Юнхо.       Теперь понятно, почему их компании, что наверняка уже всему преподавательскому составу в кошмарах снится, удалось провернуть подобное. Хонджуну всегда казалось, что из них всех только Ёсан с трудом тянул на адекватного. Правда, казалось ему это совсем недолго: ровно до дежурства на кафедре анатомии, где Хонджун воочию лицезрел, как этот самый «адекватный» строил башню из костей.       — Юнхо, ты же понимаешь, что ляг… Фрогги — придётся завтра вернуть?       Тот вскинул голову, взирая так жалостливо, что сердце старшего болезненно сжалось, но через несколько мгновений Юнхо медленно кивнул.       — И обязательно извиниться? — уточнил Хонджун.       — Я все понял, хён.

***

      «Ага, понял он, конечно!» — угрюмо ворчал про себя Хонджун, поудобнее перехватывая ёмкость с лягушкой.       Когда настал следующий день, Юнхо упирался, хныкал, уговаривал и в конце концов использовал запрещённый приём, который всегда безотказно действовал на строгого соседа. И вот Хонджун, проклиная в тысячный раз свою мягкосердечность и заодно тот день, когда Чон Юнхо определили к нему в комнату, трясся в машине с банкой в руках, чтобы доставить земноводное к ближайшему водоёму. Сам виновник их вынужденного путешествия вёл машину на правах единственного обладателя водительского удостоверения и, в отличие от старшего, пребывал явно в приподнятом настроении, тихонько подпевая игравшему в салоне радио и не скрывая довольной счастливой улыбки. Сзади посапывал Уён (соучастник) на пару с Чонхо (просто заинтересованное в окончании этого дела — и возможного перекуса после — лицо). Хонджун запрокинул голову.       «Может, не всё так плохо?» — смирился он, вслушиваясь в ненавязчивые напевы Юнхо и голос навигатора.

***

      «Что я там думал? Неплохо? Отбой! Всё плохо, очень, очень плохо», — вопил про себя Хонджун, разбуженный громкими разговорами Юнхо и Уёна.       А те обсуждали, кто более жесток: кафедра физиологии, режущая лягушек, или кафедра биологии, где случайно залетевшую бабочку сразу же поймали и положили на предметное стекло в качестве готового препарата. И всё это под аккомпанемент радостного кваканья.       «Нет, больше я в этот кружок юных защитников природы ни ногой, даже не просите!» — думал Хонджун, прячась под одеялом в иллюзорном царстве спокойствия, наивно надеясь, что здесь его не достанут никакие Фрогги или щенячьи глаза соседа.       В следующий раз к водоёму ехали они уже впятером, захватив с собой Минги.