Червивые яблоки

✧༝┉┉┉┉ 1 ┉┉┉┉༝✧

Добиться разрешения на социальную, практически волонтёрскую работу оказалось проще простого, ведь ни одна администрация не откажется от того, чтобы в одном из её имений навели порядок и создали иллюзию прилежного места. Изначально посвящённой троице пришлось занять очередь в приёмную, а после, изложив свою волю, идущую от чистых сердец и не имеющую дурного подтекста, узнать, какого рода заявку нужно подать и сколько ждать ответа. Конечно, официальное разрешение на волонтёрскую работу под причудливым названием «безвозмездный подарок университету» должно было прийти в течении недели после подачи заявления, но на словах студентам позволили приступить к работе в любой момент. Амбициозный и вовлечённый Орион, решивший превратить Пылесборник в свою обитель, в щит от внешнего мира, заучек и полнейшей безвкусицы, написал корявое заявление, прижимая желтоватый тетрадный лист к стене и зажимая колпачок ручки острыми зубами. И как только бумага оказалась у администрации, довольная результатами троица отправилась в назначенный ресторан. К тому моменту Авентин ожидал их за избранным столиком, резервирование которого далось ему нелегко. Аве созвал своих студенческих приятелей в ресторане «Гоэтия», располагающимся в квартале от главного корпуса Вашингтонского университета. Это было незаурядное, весьма приличное место вроде тех, куда непременно стоит принаряжаться. Ресторан высокой кухни, с живой музыкой и бордовыми бархатными диванами походило на вампирское обиталище, что никак не вязалось со светлым, слишком реалистичным и сдержанным образом Авентина. Примечательно было и то, что заветное слово «Гоэтия» означало средневековую магическую традицию, заключающуюся в вызове демонов или же создании талисманов. Мистическое название казалось чем-то причудливым, малоподходящим аристократичному месту, полного мужчин в костюмах и дам, ведущих охоту за кошельками, набитыми зелёными, хрустящими бумажками. Так уж сложилось, что единожды, после выставки, Авентин в компании художественного критика, Арчибальда Жуа, посетил это место. Конечно, его выбрал профессиональный любитель прекрасного. Два художника и завсегдатая Сиэтловских картинных галерей должны были обсудить творчество восемнадцатого века, но как только разговор зашёл о творчестве Эспера, Жуа, как оскорблённый ценитель сливок и самого чистого хрусталя, сбежал, сочтя заданную тему недостойной его ушей. Арчибальд полагал, что Авентин хочет показать ему свои картины только лишь для того, чтобы получить выставочный зал, продажи и хорошую рекламную компанию. Аве никогда бы не признал, что за простым ужином, на который он напросился, могут стоять столь эгоистические намерения. Тем более он бы никогда не признал, что это действительно так. Таким образом, Эспер обнаружил «Гоэтию». Тёмный, тихий, алый, расписной, плавный ресторан, походы в который напоминали ему о том, к чему он стремится и где хочет ужинать каждый вечер, в компании ценителей прекрасного. И Авентин знал, что об этом месте, несомненно, должны узнать его друзья, которые по-настоящему понимали красоту, а также ценность деталей и предметов, которые их окружают. «Гоэтия» покорила их сразу. Золотистые стены с изображениями жителей Древней Греции, алые колонны с подсветкой тёплого тона, расписной потолок, огромное дерево в центре ресторана, прорастающее из массивного глиняного горшка, круглые столы с зажжёнными свечами, белоснежными скатертями, тарелками с золотистыми узорами, бордовые, мягчайшие диваны, напоминающие полумесяцы. В тёмном углу сидели едва различимые музыканты, играющие свою последнюю мелодию. С кухни не доносилось ни звука, а тишину нарушали лишь шепчущие голоса и звонкие удары искрящихся бокалов друг об друга. Авентин ждал их за одним из столов, вписываясь в интерьер так, словно ещё с утра знал, что придёт сюда. Чёрная, идеально отглаженная рубашка, собранные в низкий, совсем короткий хвост кудри, серебряная цепочка на ярко выраженных ключицах. Развязный Орион, в спешке собравшаяся с утра Ода и чересчур светлый, почти сияющий святостью Ивори, конечно, вписывались не так хорошо. Но после нескольких бокалов мартини и густого, слегка подогретого красного вина, им было всё равно, сливаются ли они с интерьером. Им даже нравилось, что в столь воодушевляющим месте они выделяются тем, что, казалось, другие и не замечают. — Я выпил слишком много мартини, чтобы ответить на твой вопрос. — Протянул Орион, бесстыдно отхлёбывая из своего стакана, когда все товарищи находились на стадии окрыляющего опьянения, вслед за которым начиналась бездна. Казалось, что они позабыли, что после позднего обеда собирались вернуться в университет, чтобы отправиться в Пылесборник и заняться наведением порядков. — Так в чём был вопрос? Этот разговор для меня слишком нелинеен. — Прищурилась Одетта, ковыряясь сияющей вилкой с едва заметными отпечатками пальцев в своём дешёвом зелёном салате. Она знала, что если и захочет за что-то платить, так только за качественный алкоголь, уж точно не за кулинарные изыски. — Я просто спросил Ориона, есть ли, по его мнению, дьявол, — повторил Авентин, чокаясь звенящими стаканами с Ивори и бросая острый взгляд на Талбота. Ода вспомнила, что этот разговор начинался с интерпретации называния «Гоэтии» и демонов. — Хорошо. Мой ответ — да, есть, — решительно заявил Орион, громко возвращая свой пустой стакан на стол и окидывая всех взглядом пророка, праотца и всевидящего, словам которого безоговорочно внемлют. — Иначе откуда берутся все те люди, которых мы ненавидим? Кто их прародитель? Или то, что в литературе так часто мелькает его образ? Если бы его никогда не было, о нём бы никогда не заговорили. — Ты забыл об известных понятиях мифология и фольклор. — Напомнил Эспер, спешно подзывая официанта, чтобы тот начал готовить им счёт. Авентин хотел угостить друзей, но знал, что если они позволят себе несколько больше, чем позволили уже, ему это дастся с непосильным трудом. — Спасите мою душу от окаянных мифов! — театрально взмолилась Одетта, задирая голову к потолку и рассматривая мелкие листья раскинувшегося дерева. — Сегодня Авентин Эспер слишком долго занимался греческим! — Ты знакома с мифологией. Как ты можешь говорить такие вещи после этого? — не менее притворно возмутился грек, хотя в его исполнении это прозвучало в некоторой степени недоумевающе. — Может, я не держала достойных экземпляров книг в руках и пропустила тот ключевой момент, когда все мифы становятся истиной и заменяют целый мир. — Пожала плечами Вернер. — В таком случае, я подарю тебе лучшее собрание. — Пообещал Аве. — Уже освящаю руки, — торжественно произнесла Ода, начиная поочерёдно опускать пальцы в свой бокал вина. Её спутники, на мгновение забыв о разговоре, стали заворожённо наблюдать, как она простодушно окунает тонкие пальцы в этот дорогой напиток, а после вытаскивает, простыми, резкими и лишёнными пафоса движениями, подносит к губам, слизывая бордовые капли. — Хотя нет, не стоит. Я не найду для них места. — Тогда я подарю тебе такую квартиру, в какую поместятся все книги мира, — парировал Орион, подмигивая, и все бурно рассмеялись, нарушая сакральную тишину «Гоэтии». — Мы слишком нищие для этого. — Покачала головой девушка, тоскливо глядя на свой последний бокал, стоивший чаевых в среднестатистическую смену. — Моя семья очень верующая. Мы христиане-протестанты, и если вам интересно моё мнение, то скажу, что дьявол существует, — вступил Ивори. — Люди теряют былую веру в Бога, но меньшинству известно, что согласно Библии, дьявол — это падший ангел, изгнанный из рая, который весьма реален. Падшие ангелы — служители тёмных сил. Никто не знает, как они выглядят, но людям очень нравится воображать разные обличия и интерпретировать по-своему. У каждого просто свой дьявол. Однако в Библии написано, что он весьма хорош собой и крепко сложен. — Если мы чего-то не видим, это не значит, что этого нет. — Задумчиво произнесла Ода, наблюдая, как музыканты покидают свой угол, освобождая пространство у инструментов. К столику студентов подошёл официант, отдающий счёт Авентину. — Дьявол виден. Он скрывается в деталях и на первый взгляд невзрачен, незаметен. Точно также, как и душа. Душа. Теперь это слово было для Оды таинственным и личным. Слыша его, она вспоминала разговор, который не должен был состояться. Ей вновь захотелось поделиться встречей с профессором с парнями, но за этим последовало бы слишком много объяснений. С какой работы она так поздно возвращалась, почему она живёт в трейлерном парке, почему Дэрил Друммонд водится с его жителями и почему они вообще разговорились и вместе прошлись вместо того, чтобы кратко поздороваться. Что-то сдерживало её. Вероятно, странное желание оставить этот эпизод при себе. — Тогда опустошим наши бокалы за невидимое и неведомое. — Предложил воодушевлённый Авентин, поднимая свой стакан. Четвёрка чокнулась, допивая скудные остатки своих спиртных напитков. В их тарелках оставалось совсем немного еды, что означало, что вскоре им предстоит отправиться на важную миссию в Пылесборник. — Так значит, мы пропускаем первую же вечеринку, организованную нашими одногруппниками? — вдруг перевёл тему Эспер. — И в этом нет ничего прескверного, — уверенно кивнула Ода, немного морщась. — Дешёвые крепкие напитки, от которых дурнеет, кислая вонь, вибрирующие от безвкусной музыки стены, спящие на полу люди… — И всё же, приятно затуманенный разум, самые откровенные разговоры, вкус ночи, беззаботной юности и простоты действий, полная раскрепощённость и свобода до восхода солнца, — воспротивился её словам Орион, после высказывания которого все ненадолго замолчали. Гоняясь за красотой, высокими смыслами и постоянными сложными задачами для мозговых извилин, студенты забывали, что порой нужно давать себе спуск. За достижениями и амбициями нельзя упрятывать молодость, что длится столь недолго. Не успеют они моргнуть — как время, отведённое для знаний, знакомств, выпивки, ошибок и вечеринок сменится бесконечной эпохой усердной работы, тошнотворной рутины и безысходных погонь за успехом. — Кажется, мы идём на следующую вечеринку, — произнёс Авентин, с трудом сдерживаясь от гримасы ужаса. — Кажется, да. — Сдалась Ода. — Если нас вообще позовут, — одёрнул их Ивори, невольно вспоминая, как подло помог Оде уйти от приглашения и разговора с организатором пьяного кутежа. За заумными речами ни о чём и обсуждениями ещё новых друг для друга мнений, последовала беззаботность. Слегка затуманенные разумы молодых людей поспособствовали полному расслаблению и падению прежних, уже шатких границ. Студенты стали меньше думать о том, как прозвучат их мысли на тот или иной счёт или, например, как будут восприняты их точки зрения. Большую часть реплик заменил смех, который звенел на весь ресторан, пока не закончилась последняя заказанная еда. Четвёрка была уверена, что их маленькая вечеринка ничем не хуже той, что была у одногруппников. Для полного удовлетворения не хватало музыки. Аве уже расплатился за поздний обед, который разделил день на «до» и «после». Ранний подъем, меняющаяся погода, приторно-заумные, но полезные лекции, посвящённые литературе и её анализу, остались позади. Впереди их ждала расслабленность и незамысловатая работа, на которую они обрекли себя сами. Четвёрке некуда было торопиться, а потому она медленно вышла из-за стола, оттягивая минуты, которые, казалось, должны были слегка прояснить их разумы. Но прежде чем совсем покинуть ресторан, Авентин решил восполнить то обидное, оскорбительно мелкое упущение в виде отсутствия музыки. Здешние музыканты закончили играть практически сразу, как пришли студенты, а потому для полного удовольствия им не хватило звучания нот. Эспер, никому ничего не объясняя, коснулся плеча Ориона, как бы призывая его остановиться, а сам двинулся к пианино, стоящему на небольшом возвышении. Парень осмотрелся по сторонам, осознавая, что официантом и администратору нет до него дела, а потому присел на пуф, едва касаясь одной из клавиш. Резкая, звонкая нота пронзила помещение, вибрируя и быстро замолкая. Попробовав здешние клавиши, парень понял, что никто из персонала так и не обратил на него внимания. Орион торопился к другу, желая узнать, что тот придумал. Одетта, на лице которой читалось истинное воодушевление, присела на ближайший стул, кладя локоть на свободный столик и подпирая ладонью мечтательное лицо. Ивори ещё с минуту стоял на месте, как вкопанный, будто ожидая, что его арестуют, поставят на колени и ограничат подвижность белым металлом. Аве размял пальцы, слегка похрустывая костяшками. Прокрутив в голове все мелодии, которые он когда-либо разучивал или слышал, он выбрал ту, что звучала в голове громче всего. Когда Эсперу было пятнадцать, они с сестрой и матерью ходили на балет Прокофьева «Ромео и Джульетта», что показалось Аве пиком скуки. Посещение греческого театра навевало на парня сонливость, однако длилась это до того, как он услышал «Танец рыцарей». Мрачный, громкий, триумфальный, будоражащий и пробуждающий. Теперь же, находясь вдали от дома и сестры, он вспомнил единожды услышанную композицию, которую не раз воспроизводил, перебирая клавиши. Музыка вновь наполнила зал «Гоэтии», перебивая шуршащие голоса и звонкие удары тарелок с фужерами. Ода узнала мелодию сразу. Человек, единожды слышавший её, никогда не забывал. Он мог забывать тысячи мелодий из балетов, опер и спектаклей, но эту, несомненно, помнил всегда. Вернер не знала точно, когда впервые услышала композицию Прокофьева, но она была восхищена тем, что Авентин выбрал именно её. В исполнении студента-грека она казалась несколько более непринуждённой, чем должна была быть, но дело было лишь в том, с какой простотой он играл на музыкальном инструменте, забыв про сдержанность, правила и опьянённость. Одетта видела по его лицу, что парню даже не нужно сосредотачиваться, чтобы воспроизводить забвенный «Танец рыцарей». Вернер осмотрелась по сторонам, замечая застывшего Ивори, свято сияющего на фоне мрака и глубокого кровавого цвета. Ей казалось, что Авентин, как и избранная партитура из балета, были созданы для этого места. Волнующие басы низких нот и простреливающие уши звонкие элементы поглощали всё внимание Оды. Взгляд девушки прояснился и стал куда кристальнее, чем был до этого. Она постепенно осознавала, что её трейлерная жизнь, пропахшая разливным пивом и наполненная криками в издательствах плавно приобретала новые краски. В ней появлялись мазки старых классически коридоров, дорогих сигарет, красивых ресторанов и настоящей музыки, что так отличалась от той, что играла в баре «У Анны». С поступлением в университет её жизнь потерпела метаморфозы, искусность и цена которых ей нравилась. Поглощённая музыкой, что воспроизводил Аве, она, казалось, слышала только треск фитилей зажжённых свечей и чувствовала вкус хорошего вина на языке. Эспер, позволивший себе дерзость и севший мастерски исполнять партитуру, поглотил студентов и вырвал из мира сего. Он окутал это место мистицизмом, которого ему не хватало. Орион Талбот, в свою очередь, высоко ценил подобные выходки. Его цепляло то, что молчаливый и гениальный Авентин позволил себе сесть за инструмент без спросу, просто так начиная играть. Ему нравилось его исполнение и нравилось, что они, молодые студенты Вашингтонского университета, могут позволить себе подобную вольность. Орион не мог понять одного о своём друге: либо он так чарующе играл, либо он прекрасно позаботился о том, чтобы притупить сознания своих товарищей качественным алкоголем. Увы, их счастье длилось недолго. Вскоре один из смелых официантов, несколько раз поймавший неоднозначные взгляды посетителей, направился к группе студентов, широко рассевшихся и забывших о намерении покинуть ресторан. Он положил руку на плечо Авентина, отчего последняя нота «Танца рыцарей» резко сорвалась. За ней последовало ещё несколько нескладных звуков, а после только унылое эхо игры на пианино. Ивори, очнувшись, поспешил к друзьям, пряча взгляд от посетителей. Одетта выпрямилась, разглаживая скатерть и с любопытством поглядывая на официанта. Авентин спокойно обернулся, вопросительно глядя на мужчину, а губы Ориона тронула лёгкая улыбка. Он слышал лёгкий аромат неприятностей. — Вы нагнетаете посетителей. Пожалуйста, прекратите играть свою музыку и трогать имущество ресторана. — Попросил мужчина, сжимая плечо Аве и призывая его подняться. — Если Прокофьев нагнетает ценителей прекрасного, — начала Одетта, обводя взглядом это модное место. — То чем же им можно угодить? — Своим спокойствием или отсутствием, мисс. Покиньте ресторан, прошу вас. — Произнёс официант. — Детям дали право пить, курить, ходить одним и быть вольными. И что теперь? — вдруг раздалось шипение седовласой дамы в изумрудном платье. Она и её молодой компаньон сидели ближе всего к пианино, но она никак не рассчитывала, что будет услышана. — Считают себя и свои навыки особенно прекрасными. Студентам это показалось несколько комичным. Авентин, не желая препираться, поднялся с места, убирая руку официанта со своего плеча. Этот вежливый выговор и просьба покинуть «Гоэтию» означали для него, что он ещё не раз сюда вернётся. Когда Эспер пожелал официанту приятного дня и направился прочь из ресторана, трое его друзей покинули свои места, торопливо следуя за греком. Стоило им покинуть стены этого места, как на Ориона напал хохот. Он никак не мог поверить в то, что его выгнали из хорошего ресторана за то, что его студенческий товарищ решил исполнить классику. — Они думают, что мы пьём, курим, питаемся и дышим, чтобы быть особенными и прекрасными, — покачала головой Ода, приваливаясь к прохладной каменной стене здания. Ивори уже закурил, стараясь избавиться от липких, наглых взглядов посетителей, чью тишину они столь культурно нарушили. — Но ведь это не так! Лично я делаю это для того, чтобы хотя бы иногда забывать, как всё монотонно, безвкусно и трудно. В следующий раз я возьму с собой бубен и бенгальские огни, чтобы разогнать тоску этих людей. Авентин слегка улыбнулся, вполне удовлетворённый тем, что Одетта тоже подумывает вернуться в «Гоэтию». Его собственная выходка и импульсивное желание исполнить партитуру взбодрили Эспера. — Это было кинематографично, — театрально похлопал в ладоши Орион, ища взглядом свою машину и осознавая, что после выпитого им придётся вернуться в университет пешком. — Теперь за работу? — Нам предстоит сделать слишком много всего, — прикинул Ивори, представляя, как тяжело наводить порядок в Богом забытом месте. — Идите, я задержусь и принесу нам всем кофе. Никто не стал возражать. Через несколько минут Орион, Аве и Ода покинули Ивори, медленно направляясь в сторону Пылесборника и обсуждая изысканность посещённого места. Их впечатления оставались сугубо положительные, несмотря на то, что они получили выговор и были изгнаны. Мелкое нарушение общественного равновесия было началом тяжёлой, громоздкой цепочки событий. На это обучение они пришли такими чистыми, непорочными, уверенными в своих навыках и в себе. У них были проблемы, которые вполне могли считаться серьёзными, но не такими, как те, что ждали их впереди. Студенты напоминали ягнят, едва стоящих на копытцах. Но впервые переступив порог Вашингтонского университета и вдохнув затхлые ароматы книг в первой аудитории, они позволили чему-то новому просочиться в себя. Они ступили на тёмный, очень тёмный путь, на котором первый выговор в «Гоэтии» служил даром божьим.

✧༝┉┉┉┉ 2 ┉┉┉┉༝✧

К тому моменту, как студенты добрались до Пылесборника, вновь начался злосчастный дождь. Они скрылись в прохладной библиотеке, стягивая с себя верхнюю одежду и оглядываясь по сторонам, чтобы сориентироваться в книжных руинах. Орион, который провёл здесь всё утро, громко позвал причудливого библиотекаря, силуэт которого возник средь стеллажей. Его щёки казались удивительно румяными для здешней температуры, а глаза слишком возбуждёнными. Руководствуясь небольшим опытом, Талбот предположил, что мужчина вновь куда-то спешит. Взглянув на ближайшие часы, затесавшиеся между горшков с запылившимся цветами, Талбот определил, что рабочий день библиотекаря приближается к завершению, а потому он торопливо потянулся за полученным разрешением, сложенным в задний карман брюк. Достав его, Орион разгладил бумагу, приближаясь к мужчине и протягивая официальное дозволение. — Как видите, мистер Лавендер, я настроен достаточно серьёзно, чтобы помочь вам и вашему месту работы. — С притворной серьёзностью произнёс Орион, следя за тем, как мелкие глаза библиотекаря, спрятанные за очками, бегают от строчки к строчке. Прочистив горло, мистер Лавендер спрятал руку под велюровый пиджак пыльно-зелёного цвета, доставая звенящую связку ключей и протягивая её студенту. — Польщён вашей заинтересованностью, мистер Талбот. Я оставил для вас подписанные коробки и списки книг, которые можно утилизировать или отнести на университетскую ярмарку, она будет проводиться в канун Хэллоуина, — сообщил мистер Лавендер, а речь его оказалась столь же быстрой, как и движения. — Не думайте о грязи, что накопилась тут за время моей работы. Как только вы освободите место, мы обратимся за помощью к мастерам своего дела. Как только закончите, выключите свет и закройте здание оранжевым ключом. Оставьте его в горшке с дихондрой. Это то растение с мелкими листьями и растущее вниз. — Запомню, мистер Лавендер. — Кивнул Орион, принимая ключи. Библиотекарь смерил строгим, но не лишённым благодарности и облегчения взглядом всех студентов. Получив от них уверенные кивки, как бы подтверждающие, что они усвоили информацию, он удовлетворённо выдохнул, вновь срываясь с места и исчезая, подобно пантере. Мистер Лавендер взбежал на второй этаж, натягивая дождевик и подхватывая старомодный саквояж, а после, вежливо попрощавшись, вылетая из Пылесборника. Студенты остались внутри, несколько растерянно глядя по сторонам и не понимая, с чего бы начать. Талбот подбросил ключи, ловко ловя их и глядя на своих друзей, оценивающих масштабы работы. Справедливо было отметить, что с их первого посещения здесь стало немного чище и опрятнее, что было заслугой Ориона. Авентин, согласившийся на заговор своих одногруппников, двинулся на поиски коробок, о которых говорил мистер Лавендер. Вскоре он нашёл совсем новые, ещё не собранные картонки с корявыми буквами, спешно выведенными чёрным маркером: «для списания», «для ярмарки», «для себя». Последний ящик особенно понравился Эсперу, но он не мог воспринять подобное дозволение всерьёз. Библиотеки Вашингтонского университета собирались десятками лет, так что разграблять их было слишком самоуверенно. Итак, пока Авентин собирал коробки, Орион пытался разобраться с книгами, сложенными в горы прямо на полу. Одетта двинулась в самое сердце Пылесборника — к диванам и столам, где можно было расположиться за работой. Девушка сложила туда все куртки, вытаскивая несколько пледов, а после метнулась на голос Эспера, который позвал её. Авентин скинул одну из коробок прямо в руки Одетты, после чего она занялась неизбежным — сортировкой книг на те, которые стоит вернуть на полки и на те, которые пора списать. По инерции она направилась к самым дальним стеллажам, до которых едва доставал основной свет. Скрывшись за высокой мебелью, она отчётливо слышала Ориона и Авентина, которые переговаривались, находясь в совершенно разных углах библиотеки. Талбот вёл активный опрос, пытаясь узнать побольше о творчестве и предпочтениях Авентина, а тот глухо отвечал, старательно концентрируясь на сборе книг для продажи. Согласно его схеме, на ярмарку годились только те книги, дубликатов которых было неимоверно много. Ода, проведя ноготком по корешкам книг, взяла первую попавшуюся, убеждаясь в её целостности. Она дурно пахла старостью, а страницы стали столь же хрупкими, как крылья бабочек, но тем не менее, она явно относилась к тому типу, что часто берут для выполнения письменных работ. За ней последовало не менее десятка таких же, которые Вернер от скуки расставляла в алфавитном порядке, ориентируясь на имена авторов. Только после десяти сносных книг, которые она видела впервые, ей попался потрёпанный, почти что изуродованный труд. Судя по всему, однажды на него пролили достаточно жидкости, чтобы чернила растеклись, а некоторые листы слиплись. Вернер, поморщившись, попробовала разделить две страницы, но половина одной осталось на другой. Захлопнув её, девушка бросила книгу в коробку, не оставляя ей шансов на реабилитацию. Далее, вслед за ней, падали столь же безнадёжные экземпляры. Должно быть, осквернители литературы возвращали их с ужасно пристыженными физиономиями. Одетта успела прочесать целый стеллаж, прежде чем до неё донёсся голос Ивори. Тот сообщил о том, что принёс бодрящий кофе и готов взяться за любую работу. Вернер, оставив полупустую коробку на полу, поспешила за своим стаканом, находя Кингстона у диванов. Авентин спустился со второго этажа, листая какую-то книгу и почти что не глядя под ноги. При этом его походка оставалась поразительно уверенной и твёрдой, как будто он ходил по этим скрипящим половицам сотни лет. — Как мистер Лавендер принимает книги после их использования? Он хотя бы смотрит на них? — негодовал Эспер. Подмышкой он зажал стопку из потрёпанных экземпляров, протягивая Оде, прежде чем та заняла руки стаканом. Девушка, приняв стопку книг для списания, тут же отложила её на низкий столик, упрямо тянясь за злополучным кофе. — Я нашёл минимум пять, которые никак не относятся к нашему направлению. Что насчёт высшей математики или мифологии? Придвинувшись к Оде, он показал раскрытую книгу в одной из рук. На белоснежных страницах красовались чертежи жутких скелетов. Трёхглавые львы, гарпии, океанические сирены, кентавры и прочие твари. Каждая косточка была пронумерована и каждое её название было прописано. Под крупными названиями существ мелким шрифтом была напечатана сводка информации о твари и её происхождении. — Думаю, его порядочность и заинтересованность пропала на десятый год работы здесь, — предположил Орион, присоединившийся к товарищам и заглядывающий в свой телефон. Авентин захлопнул книгу по мифологии, забирая свой кофе и благодаря Ивори кивком. — Видели новости с вечеринки Джесси Дью? Кого-то забрали с отравлением, а кто-то чуть не утопился в ванной, так что мы ничего не пропустили. — Что, чья-то возможная смерть не так уж захватывает? — изогнула бровь Одетта, подхватывая стопку книг со столика и отправляясь к своей коробке. Сбросив их туда, она переместилась к стеллажам у диванов, но осталась по другую сторону, скрываясь за полками. — Захватывает, если за этим не стоит мрачная и нудная ночь в участке, где допрашивают пьяных, а оттого безмозглых свидетелей. — Ответил на её вопрос Аве. — Почему вы не помогли юной леди, которая решила, что ванна — это океан? Где вы были в семь часов, когда она изрядно напилась голубой лагуны и пустилась в фантазии о пляже? Почему вы начали празднование в шесть часов после полудня? Не рановато ли для кутежа? — хриплым голосом говорил Орион, напустив суровости и воображая, что стал копом. Кажется, за время, проведённое в Пылесборнике, не весь алкоголь выветрился из его разума. — Действительно, весьма уныло. — Безвкусно подметила Одетта, цепляясь взором за несколько книг, стоящих на полке. Судя по синим корешкам, это были те самые труды, о которых говорил профессор Друммонд, ведь на них было выведено его имя. Мистер Дэрил Вельвет Друммонд упоминал, что сам выпустил несколько книг, отчего его лекции лишаются пустословия. И судя по тому, что они вовсе не были покрыты вековой пылью, их активно брали для изучения. Одетту, рассчитывающую, что преподаватель сможет поставить её на истинный писательский путь, посетило желание забрать одну из книг. Вернер уже слышала его речи и имела представление о ходе его мыслей, о личной философии. Желания научиться писать качественные книги и стремления к близости в мировоззрении было достаточно, чтобы захотеть познакомиться с книгой профессора. К тому же, только узнав его авторский почерк она могла решительно заявить, что нуждается в его наставлениях и что он точно не разочарует её ожиданий. Взяв одну из книг, Одетта двинулась обратно к диванам, чтобы убрать её в сумку. Парни устроили перерыв, обсуждая вечеринку Джесси и пропуская мимо внимания книгу своего же преподавателя. Одетта устроилась на свободном участке дивана, особо не вслушиваясь. — Каждый отдыхает в меру своих возможностей, — донёсся до неё голос Ориона. — Этим летом, когда было полно работы, мне было достаточно отогнать тачку в тень и прикрыть глаза, пока в стекло не застучит бригадир. — А в чём заключается отдых в виде бессонной ночи, полной физической активности, выпивки и громких разговоров? — скептично вопросил Авентин, вновь имея ввиду вечеринку, о которой, кажется, и говорили парни. — В плане отдыха тишина куда эффективнее, — кивнул Ивори, барабаня тонкими пальцами по ещё тёплому стакану. — Знаете, у моей семьи есть загородный дом, чуть больше часа езды от Сиэтла. Лес, тишина, свежий воздух…там-то точно можно отдохнуть. Я собираюсь туда на выходных, может, вы тоже хотите? Кингстон остерегался, что его предложение упадёт в тишину громоздким камнем и крайне удивился, когда этого не произошло. Орион тепло улыбнулся, едва услышав о подобной авантюре, Аве всерьёз задумался, а Одетта даже подняла на него глаза, проявляя заинтересованность. До этого дня никто не звал её куда-то на целые выходные, так что Ивори буквально потряс её, сам того не ведая. К тому же, она и не думала, что у парня из студенческого общежития есть загородный дом, куда можно так просто заявиться. — Звучит очень хорошо, — кивнул Орион, допивая свой кофе. — Можем добраться на моём пикапе и встретиться у твоего корпуса. — Если всё сложится, не буду брать смену на выходные. — Пожала плечами Одетта, размышляя, насколько разумно ехать на два дня в лес в компании едва знакомых парней. Что-то внутри неё безумно желало выбраться из Сиэтла и скрыться в безлюдной местности, чтобы впервые не работать в воскресенье. — Но Лола поедет с нами, — вдруг сделал ремарку Ивори, кусая губу. Только сейчас он вспомнил, что пригласил её в загородный дом, а она ещё не была столь близка с Одой, Орионом и Аве, чтобы проводить с ними время. Стоит признать, что Одетту кольнул тот факт, что взбалмошная Лолита и подруга старосты поедет вместе с ними. — Нет проблем, Кингстон, она твоя дама. К тому же, это твой дом. — Спокойно отозвался Эспер. — Вот только в твоём доме поместится пять человек? — поинтересовался Орион, живший сначала в небольшом домике в Канаде, а после в однокомнатной квартире на окраине Сиэтла. — Думаю, что да, — весьма уверенно кивнул Кингстон, не сомневаясь, что при желании все смогут разместиться. Загородный дом его родителей был внушительным и весьма просторным, но Ивори не шибко хотел распространяться об этом до их прибытия на место. Было решено, что студенты всё же поедут, так что Кингстону оставалось сообщить об этом своей девушке. Ещё немного посидев, четвёрка вернулась к наведению порядка, каждый выполняя своё задание. Порой они прерывались, чтобы зачитывать друг другу фрагменты книг или насылать проклятья на невнимательного, халатного мистера Лавендера. И тем не менее, они усердно работали, всё больше гордясь и воодушевляясь своей деятельностью. Делая перерывы, включая музыку и обсуждая этот длинный день, они растягивали время. Студенты проторчали в Пылесборнике до полуночи, с бессилием отмечая, что слишком поздно, чтобы ехать домой. Чтобы добраться до дома Ивори требовалось совершить недолгую прогулку до общежития, как он и поступил. Он знал, что утром вновь проснётся ни свет, ни заря и начнёт свой день с викодина. Кингстон оправдает это тем, что будет взволнован встречей с Лолитой. А когда та вновь явится в его комнату, чтобы вместе отправиться на занятия, он, будучи несколько спокойнее и счастливее, сообщит ей новость, сталкиваясь с реакцией, которую на данный момент даже не мог вообразить. Авентину нужно было добраться до метро, чтобы оказаться в своей студии, но время поджимало, ведь метрополитен должен был вот-вот закрыться. Ода же вовсе не рассматривала вариант возвращения в трейлерный парк, в который её бы не довёз никакой транспорт кроме пикапа Ориона. Его, в свою очередь, она не торопилась посвящать в свою личную жизнь. Трём студентам ничего не оставалось, кроме как заночевать в Пылесборнике. Здесь были диваны, подушки, пледы и даже древняя кофемашина. Орион знал, во сколько придёт мистер Лавендер, так что мог поставить будильник на нужное время, чтобы не столкнуться с ним. Это казалось безумием, но троица не придумала ничего лучше, чем остаться прямо здесь, пусть это и нарушало всевозможные правила. К тому же, сон уже наступал им на пятки, лишая последних сил и чувства такта. Талбот проводил Ивори до двери, после чего запер её и погасил большой свет. Товарищам оставалось всего несколько часов, чтобы запаковать коробки, проспаться и явиться на занятия так, словно они не провели ночь в проклятом Пылесборнике.