Время бесов

      Николай Васильевич Гоголь       Скрип пера смешивался с шелестом багряных листьев за окном и тихим потрескиванием дров в камине. Кабинет заливали солнечные лучи, которые золотыми каплями рассыпались по комнате, легко проскользнув сквозь поредевшие кроны деревьев.       Шея затекла и неприятно ныла, а спину ломило от напряжения, но остановиться было выше моих сил. Мысли неслись в голове нестройным хороводом, сталкиваясь друг с другом и сбиваясь в причудливые стайки. Слова не успевали до конца вырисовываться на бумаге, слишком быстро сменяя друг друга. Моя вечная муза замерла за спиной призрачным силуэтом в алом пальто. На плечах покоились аристократические ладони, а родной голос тихо нашёптывал новые идеи.       Я давно потерял счёт времени, не отрываясь от работы даже на пару минут. Капризное вдохновение сегодня было удивительно покладисто, но могло в любой момент ускользнуть прочь. Яркие образы вспыхивали в голове и стремительно облекались в чернильные слова. Девственно-чистые листы выскальзывали из под рук, увитые чёрным узором строчек. Дурман вдохновения укрыл сознание, отстранив внешний мир на второй план.       Тихий звук шагов чудом пробился сквозь туман, затянувший мысли. Я дёрнулся от неожиданности и выронил перо, запачкав чистый лист. Призрачный силуэт за плечом растворился, уступив место настоящему Якову. Тонкий аромат гвоздики и корицы смешался с холодным духом осени. На плечи опустились прохладные ладони, заставив непроизвольно вздрогнуть. За спиной раздался усталый вздох.       – Николай, нам надо поговорить, – от стали, звучавшей в бархатном голосе, по телу гроздьями рассыпались колючие мурашки.       Я побледнел и взволнованно поджал губы. Этого следовало ожидать… Нужно было обернуться, заверить Яшу, что всё в порядке, но мне не хватило смелости.       – О чём? – голос предательски дрогнул и едва не сорвался до шёпота.       – Даже не посмотришь на меня? Неужели я стал тебе противен?       Сердце болезненно сжалось, а на грудь словно опустили могильную плиту. Плечам стало неприятно-легко без тяжести родных ладоней. Я резко поднялся на ноги и обернулся.       Яков стоял неестественно-прямо, сложив руки на набалдашнике трости. Пальцы с удлинившимися кошачьими когтями машинально поглаживали орлиную голову. Раздражён почти до предела. Жилет был полностью застёгнут, а узел шейного платка лишь немного ослаблен. Только пришёл и сразу поднялся ко мне… Бледное, уставшее лицо застыло нечитаемой фарфоровой маской, а кофейные глаза потемнели от раздиравших изнутри чувств. Кошачьи уши величиной в половину ладони были нервно прижаты к голове, а тёмно-коричневая гладкая шерсть стояла дыбом.       Дыхание перехватило, а в горле комом застыла кладбищенская земля. Я нервно тряхнул головой, отгоняя жуткие воспоминания.       – Яш, я люблю тебя…       – Не ври! – хлёстко оборвал меня Яков, сжав пальцами орлиную голову. – Мы уже полгода живём вместе, а ты каждый чёртов раз дёргаешься от моих прикосновений! Я устал от этого. Устал гадать: простил ты меня, или просто используешь? Либо объяснись нормально, без глупых отговорок, либо уходи.       Каждое слово разбитым стеклом впивалось в сердце, и я не мог закрыться руками от падающих на меня осколков. Страшные воспоминания с хищным оскалом выбирались из самых дальних уголков памяти, вспарывая когтями только начавшую заживать душу.       …       – Держите его!       – Нет, не трогайте меня! Отпустите!       – Заткнись, ненормальный! Нам всего-то нужен кончик твоего уха. Моя сестра давно хотела себе подвеску из чёрного меха.       – Что здесь происходит?! Немедленно прекратить!..       …       Тьма растревоженно забилась в сознании и затянула глаза могильной чернотой. Ободок будто стал тяжелее и острее, болезненно впиваясь в уши сквозь пряди волос. Стиснув зубы так, что на скулах заходили желваки, зло посмотрел на Якова.       – Коля… – встревоженно позвал меня Яша.       – Мне… надо побыть одному. Потом поговорим, – хрипло выдохнул я, сжав ладони в кулаки и отзывая силу.       Яков резко подошёл ко мне. Я машинально отступил назад, но сбежать не успел. На плече стальной хваткой сомкнулась прохладная ладонь, а тонкие пальцы – уже без кошачьих когтей – с силой сжали подбородок, не позволив отвернуться.       – Что с тобой происходит? – неожиданно-мягко спросил Яша, с тревогой всматриваясь в мои глаза.       Да ничего не происходит! Прошлое не могу забыть! Я глубоко вдохнул и нервно поджал губы, чтобы Яша не заметил, как они дрожат. Вскинув руку, свободную от крепкой хватки, дрожащими пальцами подцепил тонкий металлический ободок и с трудом стянул его с головы. Яков озадаченно посмотрел на меня, а потом тихо охнул от удивления – рассмотрел-таки чёрный пушистый мех.       Уши, слишком долго придавленные к голове, болезненно заныли, когда я с трудом поднял их вверх. Поморщившись, едва не зашипел от боли, к которой так и не смог привыкнуть.       – Коленька, почему ты… – удивлённо начал Яша, но споткнулся и не договорил.       Яков цепким взглядом впился в мои уши и зло прищурился. Заметил. Заметил подрезанный на несколько сантиметров кончик левого уха и разрезанный едва ли не до середины край правого.       Я тяжело сглотнул и задрожал. Перед глазами в безумном хороводе закружились жуткие воспоминания.       Яков Петрович Гуро       – Что с тобой происходит? – мягко спросил я, с тревогой всматриваясь в испуганные льдисто-голубые глаза моего воронёнка.       Стыд удушливой волной затопил сознание. Что-то случилось, а я, дурак, не увидел, да ещё и так грубо повёл себя. Коля затравленно посмотрел на меня и нервно поджал дрожащие губы. Сердце болезненно сжалось, а в душе медленно разгорелась ярость. Узнаю, кто его обидел – похороню.       Николай резко поднял руку к голове и трясущимися пальцами подцепил ободок, стягивая его с головы. Я озадаченно посмотрел на аксессуар, который всегда прятался в чёрных волосах, и перевёл взгляд на макушку воронёнка. Дыхание перехватило, а с губ сорвался удивлённый вздох – между жёстких прядей проглядывал пушистый мех. Коля с трудом поднял уши и болезненно поморщился.       – Коленька, почему ты… – удивлённо начал я, но споткнулся и не договорил.       Впившись взглядом в пушистые ушки, едва сдержал злой рык. Кончик левого уха был подрезан на несколько сантиметров, а у правого был разрезан край, едва ли не до середины. Сердце болезненно сжалось. Какая мразь сотворила это?! Ярость багряным огнём взметнулась в сознании и растеклась по телу, обжигая вены.       Воронёнок тяжело сглотнул и задрожал. Льдисто-голубые глаза словно выцвели, а пустой, застывший взгляд рассыпал по телу гроздья ледяных мурашек. Совсем как тогда, в Диканьке… Я нервно вздрогнул и крепко обнял Колю. Воронёнок судорожно всхлипнул, уткнулся лбом мне в плечо и стиснул ладонями жилет на спине. Грудь болезненно сдавило, и каждый вдох давался с трудом.       – Тише, душа моя, тише. Уже всё хорошо. Я их найду, и они ответят за это, – охрипшим, глухим голосом сказал я, раз за разом проводя ладонью по дрожащей спине.       – Не н-надо, Яш, их наказали, – сквозь всхлипы ответил Коля. – Алек-ксандр Христофорович помог мне, а п-потом сам из-за этого пострадал… Я ведь даже не поблагодарил его. Сначала не успел, а в Диканьке побоялся подойти. Он так на нас смотрел, что мне стало страшно. Скверно получилось.       – Бинх? – удивлённо переспросил я.       – Угу. Я по голосу узнал его, мне… мне тогда глаза завязали.       Ярость, немного утихшая, вновь оскалилась в сознании. Я зарылся пальцами в чёрные пряди, сжал их в кулак и осторожно потянул назад, заставив Колю вскинуть голову и посмотреть на меня. Родные льдисто-голубые глаза покраснели, бледные щёки были расчерчены влажными дорожками слёз, а губы, искусанные до крови, мелко дрожали. У меня на руках едва не появились кошачьи когти – хотелось лично разодрать каждого, кто посмел обидеть моего воронёнка.       – Душа моя, я всё равно найду их и похороню, – тихо, но твёрдо сказал я, нежно стирая пальцами солёную влагу с щёк. – Насчёт Александра Христофоровича не переживай, скоро сможешь лично поблагодарить его – император подписал указ о его назначении обер-полицмейстером в Петербург.       – Спасибо, – тихо выдохнул Коля и устало улыбнулся.       Я коротко поцеловал воронёнка в лоб и снова обнял его. Николай тяжело вздохнул, положил голову мне на плечо и уткнулся лбом в изгиб шеи.       – Коленька, прости, я был не прав, – голос, против воли, сорвался до шёпота.       – Я не сержусь. Я… давно хотел рассказать, но боялся. Понимал, что ты точно ничего плохого не сделаешь, но всё равно не мог решиться, – воронёнок теснее прижался ко мне.       Тяжело вздохнув, наклонил голову вбок, прислонившись скулой к черноволосой макушке. Найду всех и испорчу им жизнь.       – Спасибо, душа моя.

22.10.2024 – 31.10.2024